Текст книги "Конструкт"

Глава 14

Темнота. Гнетущая тишина. Стук сердца звоном молота о наковальню отдавался в ушах Марка. Он ещё несколько секунд пристально всматривался, напрягая глаза, но взгляду было просто не за что зацепиться. Он рефлекторно сделал шаг назад, неловко шаркнув подошвой ботинка о бетонный пол, и сам испугался звука, прозвучавшего в полной тишине неожиданно резко. Шум ветра, так же как и неровная дробь начинавшегося на улице дождя, остался за дверью и был совершенно не слышен.

Секунду спустя из глубины помещения раздался голос. Он был негромким, и даже в установившемся беззвучии всё равно прозвучал очень мягко, слегка хрипло и мерно. Голос принадлежал пожилому мужчине.

– Что такое темнота? Это лишь отсутствие света, не так ли? – После заданного вопроса голос на секунду замер, словно вопрошавший ждал ответа.

Марк, не на шутку испугавшийся, инстинктивно прижался к стене коридора и выставил перед собой руки, готовый защищаться. Он решил промолчать, чтобы не выдать своё местоположение, хоть это со стороны и выглядело довольно глупо и наивно, учитывая, что коридор, в котором он оказался, не слишком широк, а позади выход из бункера заблокирован.

Тем временем раздался тихий вздох, и уставший голос продолжил:

– Мы всю жизнь живём в темноте, Марк. – Учитель невольно вздрогнул, услышав своё имя, но стал внимательнее всматриваться в кромешную темноту, пытаясь ещё шире раскрыть глаза, которые напрочь отказывались привыкать к темноте.

Айзен поднёс правую руку к лицу, провёл ею слева направо и даже коснулся носа, безуспешно пытаясь разглядеть свои пальцы с расстояния нескольких сантиметров. Голос шёл из глубины бункера, оттуда, где находилась приоткрытая дверь в следующее помещение, слабым эхом отражаясь от бетонных стен.

– Порой нас это устраивает, – речь звучала неспешно, будто некоторые слова давались говорящему с трудом, возникали небольшие паузы, – ведь даже к отсутствию света можно привыкнуть – история не раз доказывала, что человек может приспособиться к любым обстоятельствам. – Послышался тяжёлый вздох в темноте. – Однако стоит лишь появиться небольшому источнику света, – в этот момент в глубине помещения чиркнула спичка, ослепительно ярко и озорно взметнулся красно-жёлтый огонёк, и небольшое облачко дыма медленно взвилось вверх, – как человек сразу инстинктивно тянется к нему. В своём желании увидеть чуть больше. В своём стремлении разогнать темноту, раздвинуть эти сковывающие его границы. – Пожилой мужчина, которому принадлежал голос, сделал ещё одну многозначительную паузу.

Марк бессознательно подался вперёд, к пляшущему языку пламени. Неловкий, дробящий и прыгающий в расступившейся темноте огонёк осветил фигуру человека в профиль. Он сидел ссутулившись на стуле в глубине помещения, боком к входной двери. В пальцах правой руки, чуть вытянутой вперёд, он держал горящую спичку, то и дело чуть наклоняя её вбок, чтобы слегка ослабевающий огонёк вновь разгорался с прежней силой. Левой рукой он медленно водил над спичкой, будто пытаясь ладонью почувствовать жар пламени.

– Меня зовут Гирай Леви, я рад познакомиться с вами, Марк Айзен.

Спичка в руках человека погасла, оставив после себя только едва тлеющий, чуть красноватый уголёк, который через мгновение тоже поглотила тьма. В широко открытых глазах учителя, которые всё ещё пытались зацепиться за последние люмены света, замерло, словно фотокопия, последнее отражение пламени с тенью человека и тускнеющим по краям ореолом.

Марка вновь начал сковывать страх, чуть отступивший, пока горел огонь, но в ту же секунду щёлкнул выключатель, и с характерной звенящей разнотонной мелодией начали загораться лампы, вмонтированные в специальные защитные колпаки под потолком в коридоре и комнате. Некоторые из них ещё не зажглись, а только надоедливо щёлкали. А те, что всё-таки загорелись, давали лишь скудный тёплый свет, которого, однако, оказалось достаточно, чтобы рассмотреть обстановку в деталях.

Айзен, зажмурившийся на секунду, рефлекторно закрыл лицо руками, спасаясь от резкого перехода из тьмы к свету, вновь открыл глаза и с облегчением выдохнул. Увидев, что вокруг стало светло, Марк слегка расслабился и выпрямился, но он всё ещё был внутренне напряжён и готов к любому развитию событий. Однако теперь, в свете ламп, он чётко понимал, откуда может прийти угроза. Периферическим зрением Марк обнаружил, что дверь позади, чуть слева, остаётся закрытой, и оценил свои шансы выбежать из бункера как стремящиеся к нулю. Электромагнит, очевидно, крепко удерживал её, сенсора у этой двери предусмотрено не было, а других способов открыть её он за ту секунду, на которую позволил себе отвлечься, не обнаружил. Он попытался обратиться за помощью через свой нейроинтерфейс, но с удивлением обнаружил, что его мысленный запрос остался без ответа. Но с другой стороны, и ждать угрозы с тыла пока не приходилось. Только прокрутив в голове все эти детали и потратив на это несколько секунд, Марк мысленно вернулся к открывавшейся перед ним картине.

Айзен обратил внимание на то, что бóльшая часть ламп так и не зажглась и назойливо мерцала, усиливая нервозность обстановки. Коридор заканчивался металлической ржавой дверью, которая теперь была открыта почти полностью. За ней виднелась небольшая комната. Серые бетонные стены, такой же потолок с грязными, пожелтевшими плафонами надоедливых ламп. Чуть левее центра комнаты виднелся люк в полу, закреплённый на ржавых петлях. Вваренный в крышку люка Т-образный ключ, видимо, использовался для того, чтобы открывать и закрывать его снаружи. Сбоку, вдоль правой стены, располагались архивные металлические шкафы с чуть выпуклыми чёрными номерами. Их дверцы с облупившейся светло-серой краской были закрыты, и на каждой паре висел старый чёрный замок. Прямо напротив двери стоял большой железный стол, переходящий в стеллаж с какими-то инструментами, проводами, древним оборудованием – всё в ужасном состоянии, слой пыли, покрывающий всю эту рухлядь, был заметен Марку даже с того безопасного расстояния, на котором он предпочитал пока находиться.

Грязно-серый потолок комнаты покрывала потрескавшаяся от влаги, заплесневелая штукатурка. Кое-где виднелись крупные тёмные пятна, в иных местах отделочный слой и вовсе отвалился, образуя в потолке рваные дыры. Бетонный пол сплошь был усыпан мелкими дроблёными кусками штукатурки и цемента.

Возле стола, в старом вращающемся кресле на роликах, один из которых был сломан и валялся чуть в стороне, сидел человек, в раздумье откинувшись назад на сдвинутую чуть набок кривую спинку, из которой торчали куски грязного поролона.

Переведя, наконец, взгляд на незнакомца, Марк слегка опешил. Неизвестный мужчина носил старую безразмерную потёртую куртку, на которой кое-где пестрели неровные разноцветные заплатки. Через дыры в материале был отчётливо виден поеденный молью рыжий свитер крупной вязки с удлинённой горловиной, закрывающей шею целиком. Ноги мужчины были облачены в поношенные штаны цвета хаки древнего армейского образца и тяжёлые чёрные прорезиненные ботинки с высоким голенищем.

Незнакомец сидел боком, поэтому всего лица его было не разглядеть. В мерцающем тусклом свете Марку было лишь видно, что у того, кто назвал себя Гирай Леви, совершенно седые растрёпанные редкие волосы, жидкая пепельная борода, а лицо его покрыто глубокими старческими морщинами. Всё то время, что Марк приходил в себя и осматривался, мужчина продолжал невидящим взором глядеть перед собой на потухшую спичку. Казалось, что он смотрел на неё с сожалением. Чуть приглядевшись, Айзен увидел, что левая рука старика находится теперь на столе рядом с самодельным рубильником, который включил свет в коридоре и комнате. Чуть поодаль стояла прислонённая к столу палка, похожая на костыль с крюком на конце.

– Кто вы? – Собственный голос показался Марку совершенно чужим, слова прозвучали откуда-то из глубины, смазанно и неровно. Айзен даже сам испугался этого постороннего звука.

– Вы же видите всё сами, Марк. – Мужчина в кресле повернулся, наконец, к Айзену лицом. – Я беспомощный старик. Я грязный крэппер. – Чужак начал неловко подниматься с кресла, и Марк невольно сделал шаг назад, всматриваясь в мерцающий силуэт незнакомца.

– Я друг. Я враг. – С каждым словом голос креп.

Теперь говорящий стоял во весь рост, ссутулившись и опустив глаза в пол, и Марк обратил внимание на его тщедушное тело, которое просматривалось даже под ворохом одежды.

– Я Гирай Леви. Я слепец, который зажёг для вас свет. – Он потянулся чуть назад и взял в руку костыль с крюком. – Я никто, и в то же самое время я тот, кто может вам помочь открыть глаза. Вам решать… – Мужчина сделал небольшую паузу, поднял глаза и посмотрел туда, где замер Айзен.

У Марка всё похолодело внутри: в этот момент в тусклом свете ламп он заметил, что старик хоть и смотрит на него, но взгляд его направлен будто бы сквозь него. Радужная оболочка и хрусталики обоих глаз были подёрнуты сине-серой дымкой, будто мутная взвесь или тусклая пелена застлала глаза Гирая Леви. Несмотря на то, что некоторые светильники продолжали мигать, незнакомец никак не реагировал на них, отчего стало понятно, что тот совершенно слеп. Айзену невольно вспомнилась картина Гелия Коржева «Беседа» из курса истории отрицательных эмоций, на которой тиран прошлого века, Владимир Ленин, изображён рядом со слепым измождённым старцем, символизирующим голод, угнетение и трагическую судьбу народов того тёмного века.

Немое, удушающее чувство страха, животный ужас, смешанный с гадким липким отвращением, – эти чувства, рефлекторно нахлынувшие при виде грязного слепого мужчины, никак не отступали. Марк судорожно сглотнул, попытался глубоко вдохнуть, но что-то сдавило дыхание в груди.

– Где Анна Рауш? – Он нашёл в себе силы поднять глаза и посмотреть прямо на Гирая.

– Анна у нас. – Услышав это, Айзен вновь ощетинился недоверием. – Она ждёт, она просила меня встретить вас, Марк, и помочь. Я не смог ей отказать. – При упоминании Анны старик чуть повернул ухо к говорящему, будто прислушиваясь. Он заговорил чуть быстрее, словно забеспокоившись, голос его потеплел, стал более мягким, будто бережно укутывающим в тёплое одеяло, в уголках губ и глаз Гирая появилась отеческая улыбка, которая показалась учителю неуместной и насторожила его ещё больше.

Айзен отчётливо ощутил эту перемену в голосе старика.

– Почему я должен вам верить? – Он ещё внимательнее всмотрелся в лицо собеседника, будто пытаясь прочитать что-то в этих невидящих глазах, в этих старческих морщинах, в его казавшейся искренней улыбке.

– Я не прошу вас мне верить, но если вы стремитесь к свету, то у вас нет другого выхода. – Старик не спеша полез рукой в карман куртки и нажал внутри какую-то кнопку.

В ту же секунду знакомым щелчком электромагнит освободил железную дверь бункера, и та всё с тем же непривычным скрипом едва приоткрыла выход наружу.

– Впрочем, – после небольшой паузы продолжал Гирай Леви, и здесь Марку послышались нотки горькой иронии, – выход есть всегда. Выбор только за нами.

Марк повернулся вполоборота, чтобы не выпустить из поля зрения Гирая, которому не доверял, и одновременно посмотреть на выход из бункера. За чуть приоткрывшейся дверью был обычный серый день. Дождь разошёлся вопреки прогнозам и снова обильно поливал бункер, насыпь, старую ржавую лестницу, густой смешанный лес, лежащий между жилым сектором и бункером, поляну, на которой Айзен решил продолжить свой путь, тропинку, превращающуюся в дорожку, которая через несколько сот метров выходила к жилому блоку. Ливень поспешно затирал следы учителя на песке и траве.

Марк же сейчас был защищён от непогоды, и пусть ему было страшно, пусть ситуация была более чем странная, но то, что произошло с ним только что, – самое яркое впечатление за всю его жизнь. Удивительно, как всё может поменяться за считаные мгновения.

– Хорошо, – Марк сам не ожидал, что в его голосе может быть столько уверенности, – я пойду с вами. Но пойду не ради вас, а ради Анны. И не вздумайте меня обмануть, Гирай, знайте: если что-то со мной случится или мои физические показатели жизнедеятельности будут резко ухудшаться, здесь тут же окажется специальная команда Управления безопасности! – последние слова прозвучали даже чересчур бойко и по-мальчишески глупо. Айзен сам подумал, что зря выдал эту тираду, он сильно перегнул палку – от пожилого тщедушного мужчины угрозы можно было ждать с такой же вероятностью, как от коллег в школе.

Гирай Леви спрятал в глубоких морщинах вокруг глаз и рта ироничную улыбку и вновь нажал на кнопку в кармане, закрыв скрипучую входную дверь.

– Следуйте за мной, Марк, – голос старика был уставшим, хриплым, но казался удовлетворённым. – Вам нужно переодеться, мой друг.

Глава 15

Время неумолимо. Порой мы думаем, что подчинили его себе, создав атомные часы и научившись измерять его вплоть до миллионных долей секунды. Но это далеко не так. Как бы стремительно мы ни передвигались, как бы быстро ни научились передавать информацию, как бы сильна ни была современная медицина, неизменно одно – время всегда идёт только вперёд. Каждая прожитая минута, которая сменяется вместе с секундной стрелкой, плавно проходящей цифру двенадцать на циферблате часов, – это нерушимый, непоколебимый барьер, за который пути нет. Назад пути нет. Мы движемся только в одном направлении. И, что самое забавное, мы не можем ничего поменять. Человек может поворачивать реки вспять, превращать засушливые пустыни в райские оазисы, уничтожать и создавать целые биосферы и даже соединять океаны, но важно лишь одно – всё, что было сделано, останется в прошлом. Тяжким грузом ли, великим ли свершением – судить зачастую уже не нам.

Но, к счастью или, быть может, к несчастью, человек – не машина, не робот и не карта памяти. Мы склонны забывать. И как бы ни велика была скорость света, но даже она ничтожно мала по сравнению с той скоростью, с которой люди забывают. И преступно часто мы делаем это с огромным удовольствием. Три поколения. Всего шестьдесят лет достаточно, чтобы забыть о чём угодно.

За шесть десятков лет Общество забыло о войнах и насилии, о коррупции и несправедливом суде, о голоде, жадности, корысти – всё это осталось короткими сухими цепочками слов в учебных пособиях, в патриотических фильмах, и для большинства граждан современного Общества всё это не более чем просто слова из далёкого тёмного прошлого, о котором лучше лишний раз не вспоминать.

Мы многому научились, и нам многое разрешено. Даже, пожалуй, слишком многое.

Можно сжечь книгу или уничтожить память об одном отдельно взятом человеке, можно стереть с лица земли народ или целое государство, можно вычеркнуть из истории сотню лет смуты или конкретную кровопролитную войну, будто и не было вовсе ничего: ни героев, ни тиранов, ни предателей, ни крови, ни слёз простых людей. Сделать это до боли легко – нужно лишь захотеть. Обладая достаточной степенью власти и информационными ресурсами, это может сделать каждый. Но как же вычеркнуть из нас ненависть к другим? Зависть? Алчность? Желание меняться и менять всё вокруг? Стремление быть не как все, думать иначе? Ведь кажется, что всё это в нашей природе. Думается, что обычному человеку из кожи и плоти это едва ли под силу, ведь мы эмоциональны и попросту не способны на столь разумный подход.

История Общества наглядно показывает, что возможно всё. Достаточно просто контролировать на сто процентов поток информации, которую получает каждый человек, а дальше перенаправлять энергию Общества в нужное русло, руководствуясь сугубо рациональными принципами.

Мы откажемся от зависти, если не будет различий. Удовлетворение всех ключевых потребностей легко заменит алчность и жадность. Безопасность и стабильность станут непреодолимым барьером для ненависти и насилия, а чувство общности и идентичности отобьёт желание что-то менять.

Первое поколение, конечно, потребует и эволюционных и революционных мер воздействия, и искусственных барьеров и ограничений, однако уже второе примет новые правила как свои, а третье и помнить не будет, что когда-то было иначе. Остаётся решить лишь одну проблему. Проблему брака. Возводя широкую, устойчивую ровную стену идеального Общества, строитель всегда сталкивается с небольшим процентом дефектных кирпичей. Одни не такие красные, как остальные, другие со сколами или трещинами. Единицы попадаются не той формы, чуть менее плоские или прямоугольные. Некоторые так и вовсе с внутренними изъянами, которые на первый взгляд трудно обнаружить. Процент всех этих бракованных по разным критериям кирпичей ничтожно мал, но если строитель заложит такие кирпичи в стену, то она существенно потеряет в прочности и устойчивости. Одна ошибка может поставить под угрозу весь труд, всё новое Общество.

Однажды некий человек посеял на своём поле хорошую, добрую пшеницу, однако в ночи враг его разбросал на том же поле семена сорняков. Вскоре, когда поле зазеленело, рабы того человека увидели плевелы и предложили хозяину выдернуть их. Однако тот, подумав, сказал, что если сейчас выдирать сорняки, то также можно ненароком выдрать годные колосья пшеницы – и те и другие зелены, и те и другие ещё растут совсем рядом и трудноотличимы. Он повелел рабам своим оставить вместе расти и то и другое до жатвы. Во время сбора урожая он повелел жнецам собрать плевелы в связки прежде пшеницы и сжечь их снопами отдельно, а хорошую пшеницу убрать в житницу. И те отделили зёрна от плевел.

Эта древняя притча, которой уже больше двух тысяч лет, лучше всего показывает, как решить эту проблему.

Новое Общество, пропагандирующее пацифизм, не принимавшее насилия и ненависти, не могло позволить себе просто уничтожить «плевелы», не навредив только зазеленевшим «зёрнам». Поэтому все неблагополучные члены Общества, а также слишком рьяные его противники были со временем очень аккуратно и бережно вынесены в места, удалённые от здорового Общества, и предоставлены самим себе. Такая смесь людей разного сорта, рода и племени, помещённая в трудные, но равные условия, не смогла организованно существовать. Замкнутые в ограниченном пространстве, обеспеченные всем самым необходимым для жизни, но в то же время отстранённые от любых источников информации, люди не имели ни одного шанса хоть как-то повлиять на положение дел. Среди тех, кто туда попал, было слишком много лидеров, но не оказалось никого, кто согласился бы пойти за ними.

С каждым годом количество поселенцев уменьшалось, многие умирали от болезней или старости. Необходимости ограничивать рост общин не было, так как медикаменты и еда выдавались только на зарегистрированное там взрослое трудоспособное население. Большинство детей, рождённых в самом начале, умерли, как и их матери, от разных недугов, от потери крови, от заражений, инфекций и общей антисанитарии. Те дети, что выживали, были вынуждены всю жизнь бороться за своё существование, так как новорождённые процесс регистрации в общинах не проходили и, соответственно, не обеспечивались всем необходимым.

Каждый день проводилась электронная перепись населения общин. Каждый житель был окольцован, словно птица, специальным браслетом, отслеживающим физическое состояние и местоположение владельца. Продукты, медикаменты и вода выдавались только при личном присутствии хозяина браслета и только в одни руки.

Жители общин практически ничего не знали о переменах в Обществе, да и большинство уже не хотело ничего знать, будучи озабочено вопросами выживания. Общины, расположенные под землёй, влачили жалкое существование. Из-за отсутствия солнечного света поселенцы были очень болезненными, бледными, словно тени, и быстро чахли. Пытаясь найти какие-то строительные материалы, они рыскали по городским коллекторам и собирали всякий хлам и мусор, который затем употребляли при строительстве и обустройстве своих жилищ. Именно поэтому их прозвали крэпперы – «хламовщики». На поверхность им выход был заказан, так как браслет мгновенно подавал сигнал, и нарушителя сразу отлавливали специальные команды смиренных и отправляли в Управление безопасности, а оттуда уже никто не возвращался.

Таким крэппером был и Гирай Леви, новый знакомый Марка Айзена.

Глава 16

Гирай Леви, до этого всё время стоявший к Марку лицом, повернулся налево и мелкими шагами направился к металлическим шкафам у стены. Он двигался не спеша, водя перед собой палкой, которую держал на вытянутой руке за крюк. Конец самодельной трости то и дело откидывал с пути старика маленькие камни и кусочки штукатурки. Наконец, дерево тихонько ударилось о металл ящика.

Наблюдавший за этими перемещениями Марк поймал себя на мысли, что, как только старик отвёл невидящие белёсые глаза в сторону, чувство отвращения улеглось. Айзен внезапно понял, что стоит с приоткрытым ртом. Он был очень удивлён беспомощностью Леви, видя, как тот неловко, судорожно передвигается по комнате. У него даже возникла мысль предложить старику помощь, но он замял её где-то у себя внутри.

«Ведь он хоть и беспомощный старик, но всё-таки крэппер! – подумал Марк, и лицо его даже немного скривилось от острой неприязни. Ему противно было находиться в одной комнате, возможно, с одним из тех, кто много лет назад отверг идею Общества и предпочёл хаос и разруху порядку и нормальной жизни наверху. – Да, скорее всего, старик попал сюда из-за своей слепоты, а не потому, что давным-давно сделал неправильный выбор. Если так, то он просто несчастный человек, который не смог стать частью нового мира. Но таковы правила: выживает сильнейший и достойнейший, Общество не может быть построено на инвалидах и больных – им место в этих подземных Общинах, так велит Оракул и так установлено законом. Это нормально, так было и так будет всегда».

Старик тем временем прислонил свой костыль к ближайшему шкафу и ощупывал руками дверцу. На уровне лица он наконец нашел выпуклый номер «4». После этого он сразу перешёл к соседнему шкафчику справа, на котором почему-то была цифра «6», но Гирая, видимо, это не смутило – он искал именно тот шкаф. Держа левую руку на дверце, чтобы не потерять его местоположение, правой Леви залез во внутренний карман куртки и с характерным звоном вытащил связку ключей.

Марк, осмелев и немного успокоившись, сделал несколько шагов в сторону комнаты и, переступив порог, замер, опершись рукой о дверной проём, с которого тут же посыпалась высохшая краска и штукатурка. Айзен рефлекторно отдёрнул руку.

Старик, возившийся с ключами, услышав шум, повернул голову, будто прислушиваясь.

– Марк, вы можете не бояться. Здесь нет никого, а я, как вы уже поняли, никакой опасности не представляю. – Он вновь усмехнулся и, нащупав замочную скважину подвесного замка левой рукой, начал на ощупь подбирать ключи, постоянно звеня ими.

– Я не боюсь вас, – Марк решил поддержать этот разговор, – просто мне впервые приходится находиться в таком странном месте, и, признаюсь честно, я чувствую себя не в своей тарелке, Гирай. – Айзен замолчал, невольно прислушиваясь к дробному перезвону ключей.

– Я тоже здесь не частый гость: вы же знаете, что таким, как я, место глубоко под землёй, вдали от нормальных людей, – старик сделал явный акцент на слове «нормальных», и в его голосе отчётливо прозвучали нотки горечи.

– Абсолютно верно! – видимо, не услышав или не захотев услышать интонации Леви, назидательным тоном произнёс Айзен. – Каждому члену Общества известен постулат № 5: «Только лучшие достойны жить, только физически и нравственно здоровый индивид может построить здоровое Общество». – Завершив своё пламенное выступление, Марк победоносно посмотрел на спину старика, возящегося с замком.

Тот предпочёл промолчать и лишь едва заметно покачал головой.

Наконец один из ключей подошёл, с характерным стальным лязгом провернулся дважды в замочной скважине подвесного замка, и тот открылся. Старик положил ключи обратно в карман, а замок оставил висеть на одной из петель, которые Марк смог разглядеть на двери.

Гирай потянул за вторую петлю, открывая правую дверцу шкафа. Та со скрипом поддалась и открылась. Старик боязливо отступил на шаг назад, нащупал свою палку и, обращаясь к тому месту, где, как он думал, находился Айзен, произнёс:

– К сожалению, предложить лучшего вам не могу, – в голосе Леви вновь прозвенели иронические интонации, – выбирайте из того, что есть, прошу вас! – Старик склонил слегка голову и сделал жест рукой по направлению к открытому шкафу.

– Благодарю вас, – ответил Марк любезностью и, стараясь не смотреть в глаза старику, но пытаясь находиться всё-таки лицом к нему, боком направился вдоль обшарпанной стены к железному ящику.

Ещё раз посмотрев на старика и увидев, что тот, не обращая на него никакого внимания, на ощупь тыча в предметы своей палкой, направился обратно к столу, Марк заглянул в шкаф.

В нос ему мгновенно ударил зловонный запах. Айзен отшатнулся на секунду, но, поняв, что других вариантов нет, снова обратил взор к содержимому шкафа. Внизу стояли высокие чёрные резиновые сапоги, перепачканные в какой-то смердящей жиже, на верхней полке комом лежали бесформенные серые ватные штаны и синие плотные брезентовые брюки, а сбоку, на дверце, висели две одинаковые тёмно-зелёные куртки (анораки на молнии) и пара тяжёлых прорезиненных перчаток.

Марк, борясь с отвращением, вынул один за другим чёрные сапоги, синие брюки, перчатки и одну из курток. Увидев, что все вещи значительно больше его размера, он решил не снимать своего пальто и натянуть всё поверх. Процедура далась ему крайне нелегко, его чуть не вытошнило от ужасного кислого запаха, которым была пропитана, казалось, каждая ниточка этого тряпья – его с большой натяжкой можно было назвать одеждой. Когда Айзен закончил переодеваться, старик уже был готов и стоял неподвижно со своим бессменным костылём рядом с люком в полу.

– У нас мало времени, Марк, нам нужно спешить, – голос Леви звучал напряжённо.

Айзен посмотрел на него, но понять что-то по лицу слепого было невозможно, поэтому учитель просто решил довериться случаю.

– Я готов, Гирай, – решительно произнёс Марк и неуклюже направился к люку, разом ощутив всё неудобство подобной экипировки.

Старик наклонился, шаря руками по грязному полу, чтобы найти скобу, приваренную к крышке люка. Обнаружив металлическое кольцо, Гирай потянул за него. Через пару мгновений люк с видимым усилием поддался и пошёл наверх с тяжёлым и заунывным воем. Снизу из отверстия разом поднялась волна влажного, прелого, спёртого воздуха с отчётливой примесью сероводорода. Она заставила Марка отшатнуться в сторону и застегнуть молнию куртки до самого носа, благо её огромный размер позволял это сделать. Леви, недолго думая, запихнул свою палку под мышку, кряхтя схватился за край люка, свесил в него правую ногу в рваном ботинке и, нащупав ступени металлической лестницы, начал довольно резво для своего возраста спускаться вниз.

Марк недоверчиво заглянул в люк и, увидев только полумрак, вздохнул и покачал головой. Обратившись мысленно к своему нейроинтерфейсу и поняв, что его функции до сих пор остаются недоступными, он беззвучно выдохнул и обречённо полез вслед за стариком, мечтая лишь о том, чтобы конструкция была достаточно прочной и выдержала их двоих.

Лестница казалась очень длинной, в ней было, вероятно, около тридцати ржавых перекладин, она ощутимо шаталась из стороны в сторону под весом двух взрослых мужчин. Айзен замер и прислушался. Отчётливо слышно было журчание воды и шаркающие шаги старика, который был уже в самом низу. Неожиданно послышались какие-то непонятные глухие звуки, и Марк тут же с опаской посмотрел вниз через левое плечо, но разглядеть что-то было трудно – глаза ещё не привыкли к темноте после хоть и тусклого, но всё-таки света ламп в недрах бункера наверху. Он замер на лестнице. Прислушался. Звуки прекратились, и кроме журчания воды теперь ничего не было слышно.

Он продолжил спуск, и совсем скоро нога его коснулась твёрдой поверхности. Глаза его уже начали привыкать к полумраку вокруг, и он смог разглядеть широкий длинный тоннель, в центре которого текла река метров двадцать в ширину. В стены через определённые промежутки были вмонтированы плафоны с лампами, закрытыми металлическими решётками. Тусклым светом горела, пожалуй, лишь одна из трёх, поэтому видны были только очертания отдельных предметов и где-то вверху, в бликах теней, терялись своды тоннеля.

Силуэт старика был виден в пяти метрах от лестницы. Он сидел на корточках и что-то теребил в руках. Марк присмотрелся внимательнее и понял: это что-то живое. От удивления он замер и стоял не шелохнувшись. Гирай, видимо, услышав, что Айзен закончил спуск и ждёт чего-то, не оборачиваясь, обратился к нему.

– Марк, вам доводилось, верно, видеть животных в биосферных заповедниках, не так ли? – Леви говорил негромко.

– Разумеется, – осторожно ответил Айзен, – в курсе естественной истории заложено посещение с классом биосферных заповедников. Все мы однажды там побывали, – голос Марка не дрогнул, хотя про себя он подумал, что одно дело видеть животное за стеклом в специальных вольерах, а совсем другое – находиться от него на расстоянии нескольких метров.

– Тогда, – продолжил старик, – вас не должен удивить или напугать мой Чарли. – С хриплым смехом он отпустил собаку, которую до этого момента держал за ошейник и трепал за загривок. – Он не укусит вас, не бойтесь! – тут же быстро добавил он.

Марк тем временем замер у лестницы, боясь пошевелиться. К нему медленно приближались два горящих жёлтых огонька глаз. Айзена сковал страх, учитель не знал, что делать, схватившись за перила лестницы, мечтая раствориться в затхлом воздухе подземелья. Тень пса всё приближалась, и уже стал отчётливо различимым внутриутробный звук, похожий на сдержанное рычание.

– Чарли, это свои. Нельзя! – спокойным, но властным тоном произнёс Леви, повернувшись к лестнице.

Он поднялся во весь рост и опёрся на свою палку.

Пёс тут же прекратил рычать, но глаз с незнакомца не спускал, сохраняя дистанцию.

– Вы собираетесь всё время так и простоять здесь как истукан? – с напускным раздражением спросил Леви.

Очевидно было, что здесь, в этом душном, замкнутом пространстве, в этом полумраке, старик чувствовал себя намного спокойнее и увереннее.

– Познакомьтесь же скорее с моим лучшим другом, Марк! – Гирай, проверяя путь палкой, сделал несколько поспешных шагов в направлении Айзена, вжавшегося в лестницу, словно это была единственная соломинка, способная спасти его.

Старик, будто почувствовав собаку рядом, присел на корточки и безошибочно дотронулся рукой до мохнатой чёрной тени.