Текст книги "«Крысиный остров» и другие истории"

XIV

Прошли сутки после того, как мы с Ивонн встретились возле тюрьмы после убийства Тупня. Сейчас Ивонн стояла у ворот виллы.

– Спасибо, что пришла, – поблагодарил я.

Она что-то пробормотала в ответ. Я уже давно понял, что представители некоторых общественных классов к благодарности не привыкли.

Ее имя я узнал, когда мы стояли в гостиной и, глядя в окно, смотрели, как Хейди с Сэмом играют в кошки-мышки. Хейди рычала и, скрючив пальцы, словно кошачьи когти, наступала на Сэма. Что именно она рычала, я не расслышал – сквозь стекло до нас доносился лишь радостный визг Сэма.

– Замечательный мальчик, – сказала девушка, – как… – Она осеклась.

– Он, кажется, все забыл, – ответил я. – Думаешь, бывает такое?

Ивонн пожала плечами:

– Не знаю, но для детей почти все новые события удивительные и необычные, в том числе и совсем пустячные мелочи, к которым мы, взрослые, давно привыкли. Возможно, ребенку не так страшно, когда дерут задницу кому-то из родных, чем когда его самого жалит оса или когда у его любимого плюшевого медвежонка глаз отвалится.

Я посмотрел на девушку. Что-то подсказывало мне, что она основывается на собственном опыте.

– Тогда почему от сексуального насилия у детей бывают травмы, а от обрезания – нет?

– Не знаю, – покачала она головой, – но, по-моему, боль и унижение проще перенести, если считать, что это дело естественное, без которого не обойтись. Те, кто пережил бессмысленную войну, сходят с ума, а те, кому без обезболивания вырвали зуб, – нет. И те, кто ребенка родил, тоже нет.

Я кивнул. Хейди поймала Сэма, и они, катаясь по траве, весело хохотали. Хейди смеялась. Меня вдруг осенило: а ведь я не слышал ее смеха с той самой ночи.

– Контекст, – сказал я.

– В смысле?

– Я читал, что некоторые полагают, будто наша психика лучше переносит боль, если мы находим ей обоснование.

Ивонн кивнула:

– Ага, значит, кто-то написал как раз то, что я думаю.

– Но… – я умолк и сцепил руки, – ни я, ни ты не найдем обоснования ни боли от потери Эми, ни боли из-за смерти Тупня. Значит, надо найти другие способы, как справиться с болью. Верно?

– Месть, – сказала она.

Я посмотрел на руки. Колин говорил, что я сцепляю пальцы перед тем, как скажу что-нибудь важное. А когда юрист готовится сказать что-то важное, у него для вас, как правило, плохие новости.

– Есть только один способ, – продолжал я, – человеческая жажда мести отличает нас от животных, но в смете эволюции она логически необъяснима. Если все узнают, что в случае убийства ребенка тебе, убийце, отомстят, то жизнь ребенка станет более безопасной. Но если непонятно, кто именно виноват в гибели ребенка, возможная месть может вызвать ответную месть. В ответ на которую снова будут мстить. И такие кровавые спирали кровной мести в десять раз сократили население, например, Исландии и Албании. В Исландии эту проблему решили, создав независимый судебный орган, состоящий из мудрых людей. В их задачи входило прояснить вопрос вины, назначить возможное наказание, а также привести его в действие. Тем самым они устраняли мотив ответной ненависти. Эта идея легла в основу не только правовой системы, но и общества, члены которого согласны жить по законам, касающимся всех. Таким образом общество также избавлялось от тирании, так как она представляет собой право сильнейшего: теперь сильнейшим становится государство, и тиран тоже повинуется власти закона. Правят справедливость, здравый смысл и человечность. Именно этого я и добиваюсь, поэтому я не казнил Брэда, а хочу, чтобы он предстал перед независимым судом.

Не факт, что я поняла все, что он наговорил, но смысл, кажется, догнала.

Когда едешь по дороге, лучше будет, если все водители руководствуются одними правилами, и если кто-то попал в аварию, то лучше не позволять тем, кто въехал друг в друга, самостоятельно решать, кто прав и кто виноват.

– Ладно, – сказала я, – но вдруг вы поймете, что судью купили, чтобы он принял сторону противника, и что тут все равно действует право сильнейшего? Вы просто опустите руки и смиритесь? Или будете драться?

Уилл – он уперся и попросил меня называть его так – посмотрел на меня и потер подбородок.

– Мои жена с сыном возвращаются, – сказал он, – наверное, лучше вам будет не встречаться. Пойдемте.

Я спустилась следом за ним в подвал. И заметила, что они много чего тут поменяли. Он провел меня в помещение, одновременно смахивающее на капитанский мостик и студию звукозаписи.

– Что тебе нужно, – спросил он, – чтобы добиться того, чего ты хочешь?

– Оружие.

– Оружие?

– Рагнар забрал мой «ремингтон». Но для того, чего я хочу, мне надо будет что-нибудь потяжелее.

Уилл кивнул. Он сказал, что сходит в прачечную, вышел и вернулся с пулеметом. И показал, как этот пулемет устроен. С его помощью с полпинка расстреляешь небольшую армию, и это притом, что сам пулемет был совсем легкий. Уилл положил на стол передо мной четыре ручные гранаты.

– Достаточно?

– Спасибо, – сказала я. – А почему вы мне помогаете? Я ж была с теми, кто напал на вашу семью.

Он посмотрел на меня:

– Во-первых, я хотел попросить тебя об ответной услуге. Во-вторых, мне известно, что ты не… когда мою жену… Ты унесла Сэма из комнаты…

Уилл вдруг охрип и дважды моргнул. Над нами послышались шаги его жены и сына. Он прокашлялся.

– А в-третьих, ты напоминаешь мне Эми.

На глазах у него заблестели слезы, и он с такой нежностью посмотрел на меня, что, казалось, того и гляди погладит по голове.

– Ты такая же неуступчивая и так же хочешь справедливости. Когда нас, стариков, не станет и мир перейдет в ваши руки, я надеюсь, что управлять им будут такие, как ты, Ивонн. А не такие, как Брэд и Рагнар.

Я медленно кивнула. В ту ночь я ничего не сделала, чтобы его жену не насиловали, но пускай думает обо мне лучше, чем я того заслуживаю.

– Я постараюсь, мистер Адамс. Но о какой услуге вы хотели меня попросить?

Он пустился в объяснения, говорил медленно и обстоятельно. Судя по отчаянию, исказившему его лицо, решение это далось ему с трудом и его по-прежнему мучили сомнения.

И на этот раз меня потянуло погладить его по голове.

– Ладно, – согласилась я.

– Правда? – Он почти удивился.

– Да. Я все сделаю.

Удостоверившись, что жены и Сэма нет поблизости, Уилл проводил меня до мотоцикла.

– Как по-твоему, не очень жестокий план? – спросил я.

– Ясное дело, жестокий… – Ивонн спрятала разобранный пулемет в футляр сбоку на мотоцикле, – пускай жестокие бьются с жестокими.

Она уселась на мотоцикл.

– Не знаю, сработает ли ваш план, Уилл, но если сработает, то лучше справедливости не придумаешь. Если обходиться без этого вашего суда.

– Когда все рухнет, восстанавливать придется тебе.

Она закатила глаза и нахлобучила на голову шлем с убитой Юстицией. Мотоцикл по-звериному заревел. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.

Когда я заехала в долину, койотов нигде не было. Я слышала, они чуют опасность. Мудрые зверюги.

XV

На следующий день после того, как я побывала у Адамса на вилле, я установила пулемет на руле мотоцикла, чтобы стрелять прямо во время езды. Изумленно наблюдая за мной, Мария спросила, не на войну ли я собралась.

– Ага, – кивнула я.

Бойня находилась в промзоне к югу от Даунтауна, на пустоши, а вокруг стояли нефтяные вышки-качалки, похожие на здоровенных муравьев, которые поднимают и опускают передние лапки. Казалось, будто эти старые насосы, совсем как муравьи, живут своей жизнью, и не важно, живо еще человечество или провалилось к хренам собачьим.

Когда я въехала во двор бойни, солнце у меня за спиной уже садилось. Это время я выбрала не случайно. Тупень рассказывал, что на бойне ужинают перед закатом, а едва солнце сядет, выезжают на рейд. Надо застать их всех, это мой единственный шанс.

Чуть раньше я заехала сюда и убедилась, что дежурных они не выставляют и что большие раздвижные ворота в одно крыло бойни всегда стоят открытыми – скорее всего, потому, что обесточены. И прекрасно, значит, они чувствуют себя в безопасности.

Я въехала прямо в цех бойни – вытянутое помещение площадью с два футбольных поля. Свет сюда падал из прорезанных в потолке окон. Со шкивов наверху свисали стальные прутья с крюками для мяса. Естественно, без мяса – все мясо отсюда давно уже съели и переварили. Бетонный пол был скошен, так чтобы кровь, не успев засохнуть, стекала в слив.

Мотоциклы стояли в противоположном конце цеха. Прямо посредине располагался длинный стол, за которым все и сидели, прямо как на той картине с Иисусом и Его учениками. Разве что Иисус куда-то подевался. Я сосчитала их за две секунды. Двенадцать. Рагнара среди них не было.

Двое вскочили и кинулись к мотоциклам. Новенькие. Они не знали, кто я.

Я открыла огонь. Прицелилась так, чтобы пули угодили в стену перед ними, – пускай увидят, как крошатся кирпичи, и думать забудут про оружие и мотоциклы. Новенькие бросились на пол.

– Лежать! – заорала я.

Эхо отскочило от стен. Новенькие послушались.

Я медленно проехала вперед и остановилась между двумя свисающими с потолка крюками, в пяти-шести метрах от стола, там, где пулемет добрался бы до каждого из них.

– Тебе чего надо? – спросил один из близнецов О’Лири, но кто именно, непонятно, их отличаешь друг от дружки, только когда они сидят на мотоциклах.

– Мне нужен мой ствол и моя банда.

– Твоя банда? – переспросил второй из близнецов.

– Моя банда, – повторила я. – Когда Брэда нет, главная в «Хаосе» я.

Кто-то громко заржал. Тоже новенький.

– Где Рагнар? – спросила я.

Вместо ответа зарычал мотор. С особой хрипотцой. Я посмотрела туда, где стояли мотоциклы, и увидела, как Рагнар, ухватившись за руль красной «ямахи», движется к нам. Второй рукой он сжимал «калаш» – новенький, блестящий, с пистолетной рукояткой. Откуда бы, интересно, такая роскошь? Впрочем, я догадывалась откуда. Он был в пятидесяти метрах от меня, когда я повернула руль мотоцикла в его сторону и выдала короткую очередь.

Пули пролетели мимо, но Рагнар резко затормозил – разглядел, видать, у меня пулемет и понял, что вооружен он слабее.

– Взять ее! – заорал он. – Всех она не перебьет.

– Но на многих хватит, – сказала я так тихо, что слышали только сидящие за столом.

– Это приказ! – снова заорал Рагнар.

– Оставайтесь на местах – вот это приказ, – сказала я, – вы мне живыми нужны.

Все уставились на меня. Никто не шевелился. Нет, я не стала тут главной. Пока нет. Но сейчас, по крайней мере, главным был пулемет, а не Рагнар. Рагнар же явно проигрывал.

Однако правила игры Рагнар тоже знал. Он спрыгнул с мотоцикла и поднял «калаш».

– Один на один, без оружия!

Крикнув это, он вытащил магазин и отбросил его в сторону. Тот громко брякнул об пол.

– Или зассала, мисс кикбоксерша?

Я, разумеется, могла бы и отказаться, пристрелить его на месте, но я знала, что банда ни за что не признает главной телку – для этого спустить курок недостаточно.

Я слезла с мотоцикла, взяла с собой пулемет, подошла к столу и, вытащив обойму, положила ее перед ними. За спиной у меня зарычал мотоцикл, я обернулась и увидела, что Рагнар снова оседлал его и уже направляется прямо на меня, раскручивая над головой цепь с крюком. Шагнув к нему, я остановилась между крючьями для туш и замерла. Я наблюдала это столько раз, что давно уже изучила его технику – я знала, когда он выбросит крюк. И, увидев перед собой крюк, я выставила вперед пулемет. Цепь обвилась вокруг дула, крюк зацепился прямо посередине, в моем распоряжении была одна секунда. Я закинула пулемет на крюки для туш, так чтобы они находились по обе стороны от крюка Рагнара, выпустила оружие из рук и отступила назад. Шкивы и стальные тросы наверху дрогнули и натянулись, а от мотоцикла Рагнара до балки наверху будто бы пролегла прямая железная линия. Взвыв, мотоцикл затормозил, колеса оторвались от пола. Сам же Рагнар, описав изящную дугу, перелетел через руль и, пролетев десять метров, в глухим шлепком шмякнулся об пол и растянулся под несколькими крючьями для туш.

Я подошла к нему.

Он лежал, повернувшись ко мне спиной, по всей видимости без сознания. Однако стоило мне приблизиться, как морское чудовище у него на куртке ожило, и я заметила, как Рагнар потянулся к поясу. Я поспешно врезала ему по руке. Он успел обернуться, но блестящий пистолет – похоже, дорогой «глок» – выронил. Я могла бы позволить Рагнару подняться на ноги, я все равно его прикончила бы, но приходилось работать на публику. И публика эта пока сомневалась, что телка, утверждающая, будто она тут главная, и впрямь такая крутая и ловкая. И безжалостная. Поэтому, пока он еще лежал, я наградила его простым, но эффективным футджобом и, не дав опомниться, угостила так называемым удушающим сзади – левой рукой обхватила за горло, взяла правой в захват и уткнулась лбом ему в затылок, вроде как утешая, а на самом деле перекрыв доступ крови к мозгу. Десять секунд – и Рагнар вырубился. Я выпустила его из рук и дернула вниз крюк. Взглянула на стол в пятнадцати метрах от меня. Они во все глаза таращились на нас. Я перевернула Рагнара на живот, сорвала с него куртку и, сдерживая тошноту, воткнула крюк в обтянутую бледной кожей спину.

Отойдя к стене, я повернула лебедку, и Рагнар поднялся над полом. Кровь тихо струилась у него по спине, затекая под пояс. Когда он повис в полуметре над полом, я подошла к его мотоциклу, взяла цепь и связала ему за спиной руки. Рагнар пришел в себя, кричал и ругался, начал было дергаться, стараясь высвободиться, но вскоре прекратил – похоже, не понравилось, как крюк впивается в мышцы и плоть.

Я вернулась к столу и встала перед ними. На их лицах читался вопрос: и кто теперь позаботится, чтобы они не ложились спать голодными, чтобы у них была одежда и крыша над головой, куда не доберутся враги? Лузер на крюке выбыл из игры, это очевидно, но неужто главной теперь будет она – телка?

– Вы забрали мою вещь, – сказала я, – мой «ремингтон». У кого он?

Естественно, они не удержались и как по команде уставились на одного.

– Давай-ка, – приказала я ему – парнишке со здоровенными прыщами, которому от силы было лет пятнадцать. – Живо тащи его сюда.

Он встал и пошел к мотоциклам.

– Бегом!

Он побежал.

– Остальные за мной! – бросила я и, развернувшись, зашагала к Рагнару.

За спиной было тихо, и я подумала, что вот отстой, они для меня потеряны. Но потом звякнули брошенные на стол вилки и заскрипели стулья.

Мы выстроились полукругом перед Рагнаром. Он тяжело дышал, его физиономия кривилась от боли, и тем не менее он молчал. Кровь – правда, ее было меньше, чем вытекло у Тупня из сонной артерии, – стекала на сапоги, оттуда капала на пол и действительно устремлялась к ближайшему сливному отверстию.

– Он заставил одного из наших сознаться в убийстве, которого тот не совершал, – я показала на Рагнара, – а затем убрал его. В «Хаосе» у нас мало правил, но без тех, что есть, мы никто.

Я говорила громко, громче, чем намеревалась. Может, для того, чтобы заглушить эхо, а то получилось, будто в церкви.

– Правило первое: один за всех и все за одного. Будем ему следовать – и нас не победить. Не будем ему следовать – и «Хаос» через месяц стухнет.

Я огляделась. Некоторые закивали.

Откуда-то сбоку послышались шаги. Я обернулась. Мальчишка с прыщами протянул мне мой «ремингтон».

– Рагнар, – начала я, – это твои присяжные. Признаешь ли ты себя виновным?

Он застонал и дернул ногой, отчего тело вполоборота развернулось.

– Ясно. – Я зарядила ружье и вскинула его. – Тогда…

Рагнар захрипел, и я опустила ружье.

– Я ради нас старался, – едва слышно прошептал он, – ради «Хаоса». Если бы Тупень отказался от показаний, никакого оружия нам не видать бы.

– Сколько мета ты предложил Кевину за убийство Тупня?

– Не особо много, – прошептал Рагнар.

– Естественно, потому что Кевин и так на пожизненном, убийством больше, убийством меньше – терять ему нечего.

– Терять нечего, – повторил Рагнар.

Его голова опускалась все ниже.

– Полагаю, ты никому здесь не рассказывал, что собираешься слить одного из своих?

– Оружие, еда… – просипел Рагнар. Его подбородок упирался теперь в грудь. – Если б не я, ничего этого не было бы.

– Зато, – возразила я, – у нас был бы Тупень.

Рагнар не ответил. Тело его скрючилось и смахивало на эмбрион.

– Ладно. – Я обратилась к остальным: – Приговариваю этого человека к смерти, и пускай те, кто не согласен с этим решением, поднимут руку.

Ни единой поднятой руки я не увидела.

– Приговоренные к смерти могут выбрать. Хочешь висеть так, пока не умрешь, или подарить тебе пулю?

Рагнар едва заметно мотнул головой. Веки у него потяжелели. Я с трудом разбирала слова.

– Давай пулю.

Я подняла «ремингтон», прижалась щекой к прохладному прикладу. Рагнар напрягся и поднял голову чуть повыше, будто желая облегчить мне задачу. Я прицелилась ему в лоб – решила выстрелить так, чтобы отверстие от пули и глаза образовывали правильный треугольник.

И спустила курок.

XVI

С Адель Матесон и старшим инспектором Гарделл я встретился утром в аэропорту. Его как закрыли во время пандемии, когда большинство негосударственных авиакомпаний обанкротились, так заново и не открыли. Я припарковался на взлетно-посадочной полосе и наблюдал, как приближаются их машины, в горячем дрожащем воздухе напоминавшие призраков. Мало-помалу их контуры становились все отчетливее: полицейский автомобиль и низкий красный спорткар. Они притормозили по обе стороны от меня, и мы вышли из машин.

– Спасибо, что приехали, – начал я.

– Пустяки, но я очень тороплюсь, – сказала Адель Матесон.

– Почему именно здесь? – спросила Гарделл, не снимая солнцезащитных очков.

– Обзор хороший, – объяснил я. Я знал, что от их внимания не укрылся лежащий на пассажирском сиденье «калашников». – Просто хотел сообщить вам, что с сегодняшнего вечера Брэд Лоув свободен. Я позаботился о том, чтобы его забрал кое-кто ему близко знакомый.

Матесон кивнула.

– Старший инспектор Гарделл и я считаем, что вы просто владеете этой информацией, но не имеете отношения к тому, что Брэд Лоув был, возможно, лишен свободы.

– Моя формулировка допускает такое толкование.

– Тогда с нашей стороны никаких препятствий не возникнет, – пообещала Адель Матесон.

– Разумеется, нам предстоит увидеть, каким образом это толкует сам Брэд Лоув. Если он заявит на меня в полицию, вы знаете, где меня искать.

– Если на этом все, то мне пора – через час у меня слушания в суде, – сказала Матесон.

Я протянул ей руку. Сперва Матесон посмотрела на нее так, словно жест этот был непристойным или в лучшем случае старомодным. Но потом она непринужденно пожала ее. Матесон вернулась к своему «феррари», а Гарделл по-прежнему стояла рядом.

– Почему? – спросила она.

– Разве я уже однажды не ответил?

– Вы про уважение к закону и правовое государство? Я в это не верю. Точнее говоря, я не верю, что вас, как и всех нас, не мучит жажда отомстить.

– Око за око, зуб за зуб, – проговорил я, глядя, как красная машина Матесон растворяется в дымке, – это из Книги Моисея, одного из первых известных нам сводов законов. Там говорится, что преступник должен понести ущерб, равный тому, что он причинил. Но каким образом преступник может возместить потерю родственника? Самый страшный ущерб в этом случае несет порой не тот, кто расстался с жизнью, а те, кто потерял близкого. Оставшиеся вынуждены жить с чувством утраты и вины и мучиться от боли. Значит, преступник тоже должен испытать такую же боль.

– Око за око, – повторила Гарделл.

– Хороший закон, – сказал я.

Когда Гарделл тоже уехала, я уселся в машину и посмотрел на оружие.

Я ждал. Вглядывался в дымку. И ждал.

И наконец дождался. Ко мне приближался большой черный внедорожник, тот же самый, который я видел возле виллы в ночь нападения. Машина Колина Лоува.

Когда я объявил Брэду, что отпускаю его и что человек, которого, я надеюсь, он любит, скоро заберет его, Брэд заплакал.

– Я этого не заслужил, – шмыгнул он носом, а на матрас закапали слезы.

– Ты тут уже порядком просидел. – Я собрался с силами и добавил: – И все заслуживают второй шанс.

– Знаете, мистер Адамс, за то время, что я провел тут, вы научили меня большему, чем отец – за все мое детство. – Он открыл рот, закрыл его, а затем всхлипнул. – Эми мертва, но как же я раскаиваюсь в этом! Не знаю, смогу ли я для вас что-нибудь сделать, но…

Я положил руку ему на плечо:

– Сможешь. Чанг и Ларсен вчера съехали отсюда, и мне нужен кто-нибудь посильнее, чтобы перенести сюда оружие из прачечной.

Он с недоумением посмотрел на меня.

– Нам с Хейди прачечная нужна больше, чем винный погреб, – соврал я.

– Конечно помогу.

Брэд не спрашивал, не боюсь ли я складывать оружие так близко от недействующей сливной трубы, – он, как настоящий герой, таскал ящик за ящиком: патроны, гранаты, динамит и бензин.

К концу работы мы оба были потными и усталыми. Возможно, физический труд и впрямь связывает людей. Я предложил ему пива, но Брэд отказался, сказал, что знает – это товар редкий, и вместо этого попросил воды. И тут я вспомнил, как судебный психиатр сказал мне однажды: многие полагают, будто ошиблись в человеке, узнав, что тот, кто жизнь положил, помогая бедным, оказался педофилом. Однако на самом деле они не ошиблись и не стали жертвой обмана, сказал психиатр. Доброе начало действительно побуждало его помогать людям, он делал это не для того, чтобы замаскировать свое дурное начало. Просто нет людей полностью добрых и полностью злых. И Брэд не исключение. И его отец. И сам я.

Ночь медленно опускалась на крышу здания, принадлежащего корпорации Лоува, и огромный насекомоподобный вертолет с оглушительным ревом приготовился к посадке. Мы молча смотрели на него, а воздух вокруг наполнился ветром, взметнувшим волосы, галстуки и платья. Несколько капель шампанского сорвались с бокала Колина и, будто капли дождя, упали мне на лицо. Я открыл рот и ощутил их горьковато-сладкий вкус.

Наконец вертолет опустился на площадку, двигатель выключился, пропеллер продолжал крутиться лишь по инерции, а рев превратился в свист, который постепенно стихал и понижал тон.

Колин посмотрел на меня. По обе стороны от него стояли Лайза и Бет.

– Последняя группа, на посадку! – послышалось от дверцы вертолета.

С десяток пассажиров направились туда.

Колин расправил плечи, и я почувствовал, как глаза у меня наполняются слезами.

Совсем так же, как пять дней назад, когда Ларсен и Чанг с семьями собрали свои немудреные пожитки и уехали. Ларсен потратил сбережения на небольшую ферму на юге. Там они смогут сами обеспечивать себя продуктами и меньше пострадают от кризиса, чем жители города. Чанг купил рыбацкую лодку и маяк, где хватит места для всей семьи.

Совсем так же глаза мои наполнились слезами и четыре дня назад, когда Брэд покинул виллу.

Почему же я плачу? Потому что знаю, что пути назад не будет и осознание этого непременно затрагивает некие запрятанные глубоко в нас струны? Или же это из-за прощания, или смерти, или просто оттого, что поток времени, событий и жизни уносит нас все дальше друг от друга?

– Прощай. – Я протянул Колину руку.

– Спасибо. – Колин пожал мне руку и обнял меня. – Спасибо, что отпустил моего сына.

– Уилл! – крикнула Хейди. Держа за руку Сэма, она стояла возле вертолета. – Дорогой, пойдем!

– И спасибо, что отдал мне виллу, – сказал Колин.

– Это тебе спасибо – за билеты. Жаль только, что на нас всех мест не хватит.

– Для нас правильнее будет остаться, – сказал Колин, – я уверен, что Брэд возьмется за ум и найдет нас. По-моему, твой поступок, Уилл, заставит его задуматься. Да и всех нас тоже.

– Уилл, любимый, они говорят, что больше ждать нельзя!

– Иду! – крикнул я и посмотрел моему другу детства в глаза.

Свобода выбора и тем не менее неизбежность. Наше обманчивое чувство свободы и то, что предрешено выбором, который наш мозг сделает, проанализировав все данные и предпочтения на момент действия. Неизбежность: я никогда больше не увижу Колина, не услышу его смеха, не почувствую его запаха, тепла его рукопожатия или объятий. Разумеется, я могу ошибаться – могу надеяться, что ошибаюсь. Однако если по-настоящему покопаться в собственной душе, то, боюсь, я не надеюсь и не думаю, что снова его увижу. И тем не менее на глазах у меня слезы, да и у него тоже.

Когда вертолет оторвался от крыши и взлетел, я посмотрел на три фигуры внизу. Они махали нам. Затем я обернулся к Сэму – сидя между мною и Хейди, он тянул меня за руку.

– Мы куда летим, папа?

– Туда. – Я показал вперед.

– А там что?

– Запад.

– Что такое запад?

– Будущее.

– А будущее – это что такое?

– Это то, что скоро будет. Смотри… – Я изобразил рукой подобие бабочки и защекотал Сэма. – Вот оно! – крикнул я, а он заерзал и громко захохотал. – А вот оно уже и кончилось! – Я прекратил щекотать. И снова поднял руку. – Но сейчас оно вернется.

Сэм захихикал от предвкушения. Я перехватил взгляд Хейди. Смотрела она спокойно, но с улыбкой. Я опять поднес к Сэму руку:

– И снова кончилось! – Я не сводил глаз с Хейди. – Но погоди, сейчас опять придет…