Текст книги "Арабы. История. XVI–XXI вв."

Тауфик-паша был вынужден принять Ораби перед дворцом Абдин в окружении только своих придворных и иностранных консулов. Офицеры предъявили хедиву свои требования: новый кабинет, возглавляемый конституционным реформатором Шериф-пашой; новый созыв Собрания депутатов; увеличение численности войск до 18 000 человек. У Тауфика не было иного выбора, кроме как согласиться. Военные и их гражданские сторонники получили контроль над страной.

Под давлением реформаторов хедив возобновил работу Собрания депутатов. В январе 1882 года делегаты представили главе страны проект конституции, которая была принята в феврале того же года. Был назначен новый реформистский кабинет министров, и кресло военного министра в нем занял Ахмад Ораби. Полковник, ни разу не повышенный в звании с 1863 года, наконец-то взял верх на турко-черкесами и положил конец их главенству в египетской армии.

Как и следовало ожидать, египетские военные воспользовались этой возможностью, чтобы свести счеты с мамлюками. Бывший военный министр Осман Рифки-паша вместе с 50 высокопоставленными офицерскими чинами – все турко-черкесы – были обвинены в заговоре с целью убийства Ораби. Многих из задержанных с ведома Ораби подвергли пыткам. Позже он признался: «Я никогда не ходил в тюрьму, чтобы не видеть, как они подвергаются пыткам и жестокому обращению. Я просто никогда больше их не увидел»[150]150
  Blunt, Secret History, 372.


[Закрыть].

Между тем в Париже и Лондоне были обеспокоены усиливающейся изоляцией хедива Тауфика в Каире. Каждая новая его уступка реформаторскому движению ослабляла не только его власть, но и контроль европейских держав над египетской экономикой. Британцы и французы опасались, что ситуация в Египте обернется политическими беспорядками, и присутствие Ораби-паши в правительстве только усугубляло их тревогу. Ораби заставил нового премьер-министра Махмуда Сами аль-Баруди отправить в отставку всех европейцев, занимавших посты в египетском госаппарате. Эти изменения были слишком радикальными и стремительными, чтобы консервативные европейские державы могли принять их. Реформистское движение Ораби все больше напоминало революцию, и англичане с французами решили вмешаться, чтобы поддержать рушащийся режим хедива. Но каждый предпринятый ими шаг только усугублял изоляцию Тауфика и укреплял позиции Ораби.

В январе 1882 года правительства Великобритании и Франции издали совместное коммюнике, получившее название «Нота Гамбетта». От двух государств, гордившихся своим дипломатическим искусством, можно было бы ожидать более тонкой и грамотной дипломатии. Британцы и французы надеялись, что, публично заявив о своих намерениях «защищать общими усилиями существующий в Египте режим против всех внутренних и внешних осложнений, могущих угрожать ему», они смогут «предотвратить опасности, которым могло бы подвергнуться правительство хедива и против которых Англия и Франция будут, конечно, совместно бороться». Ничто не могло подорвать авторитет Тауфик-паши больше, чем эта плохо скрытая угроза защищать хедива от его собственного народа.

Вслед за неуклюжим демаршем с «Нотой Гамбетта» европейцы потребовали убрать Ораби-пашу из кабинета министров. Но на фоне антиевропейских настроений в египетском обществе это только повысило популярность Ораби. Тауфик-паша оказался в еще большей изоляции. Ораби обвинил его в том, что он действует в интересах европейских держав и предал свою страну. Премьер-министр вместе с большей частью кабинета подал в отставку. В сложившихся обстоятельствах никто не хотел формировать новое правительство. Но, поскольку Ораби остался на своем посту, власть в стране фактически оказалась в руках самого популярного и могущественного министра. Попытки европейских держав избавиться от Ораби привели к обратному результату.

Когда ситуация обострилась, Великобритания и Франция прибегли к привычной «дипломатии канонерок»: в мае 1882 года к берегам Египта была отправлена объединенная британо-французская эскадра. Однако подобная демонстрация силы вызвала взрыв негодования в египетском обществе, сделав положение хедива Тауфика опасным, как никогда. 31 мая он покинул Каир и перебрался во дворец Рас ат-Тин в Александрии, где стояли британские и французские военные корабли. По сути, теперь Египтом правили два человека: законный глава государства хедив Тауфик, прятавшийся в своем дворце в Александрии, и популярный лидер Ахмад Ораби, возглавлявший действующее правительство в Каире.

Курсирующая у побережья европейская эскадра только нагнетала напряженность в отношениях между египтянами и европейцами. В конечном итоге 11 июня 1882 года она вылилась во вспышку насилия в Александрии. Уличная драка между британским подданным и египетским возничим переросла в бунт против иностранцев, жертвами которого стали больше 50 человек. Еще сотни были ранены, тысячи людей лишились своих домов и рабочих мест. Европейская пресса представила александрийские беспорядки как массовую резню христиан и европейцев, и французская и британская общественность начала требовать от своих правительств решительно отреагировать на события в Египте.

Ораби понимал, что вспышки насилия против европейцев могут спровоцировать военное вмешательство европейских держав. Он даже подозревал хедива Тауфика в причастности к организации беспорядков, хотя доказательств, которые подтверждали бы эти подозрения, нет. Ораби отправил в Александрию 12 000 солдат, чтобы восстановить порядок, а также укрепить город на случай ожидаемого европейского вторжения, и начал готовить Египет к войне. Он обратился к своим сторонникам из числа крупных землевладельцев, попросив их предоставить крестьян-рекрутов для усиления армии, и ввел чрезвычайные налоги, чтобы обеспечить правительство необходимыми финансовыми средствами для ведения войны.

По традиции командующий британским флотом адмирал Бошамп-Сеймур начал с серии все более суровых ультиматумов, угрожая подвергнуть Александрию артиллерийскому обстрелу, если египтяне не разоружат морские фортификации. Однако бесстрашные египтяне, наоборот, принялись укреплять оборону города, строить вдоль берега дополнительные валы и сооружать огневые точки для артиллерии, чтобы отразить атаку европейских кораблей. Ни европейцы, ни египтяне не хотели отступать, и все понимали, что вооруженный конфликт неизбежен.

Между тем в совместной англо-французской кампании случился непредвиденный поворот: спустя несколько месяцев французский флот развернулся и ушел от египетских берегов, оставив британцев одних. Проблема заключалась в том, что по конституции французское правительство было обязано получить согласие парламента на начало военных действий с какой-либо страной. Франция все еще не оправилась от сокрушительного поражения, нанесенного ей Германией в 1870 году, за которым последовали дорогостоящая алжирская кампания 1871 года и оккупация Туниса в 1881 году. Французская казна была истощена, и парламент не хотел втягиваться в новые заграничные авантюры. 5 июля французское правительство объяснило ситуацию британцам и отозвало корабли из Александрии.

Британцы встали перед трудным выбором: отступить или действовать в одиночку. Надо сказать, что Британия не собиралась оккупировать Египет. Обанкротившееся государство с дискредитировавшим себя правителем и мятежной армией – малопривлекательная цель для любой имперской державы. Более того, присутствие Британии в Египте нарушило бы баланс сил в Европе, который Уайтхолл так упорно пытался сохранить. Не менее проблематичной была стратегия выхода: если британские войска войдут в Египет, когда они смогут из него выйти? Учитывая цели Британии – обеспечить безопасность Суэцкого канала и погашение египетских долгов перед британскими кредиторами, – риски военных действий перевешивали все возможные выгоды.

Но и отступать было нельзя. Если бы викторианская Британия пасовала перед армиями отсталых стран, она потеряла бы свою репутацию великой державы. Адмиралу Сеймуру было дано добро, и 11 июля он открыл огонь по укреплениям и городским кварталам Александрии. К закату город горел и был охвачен паникой, и египетские войска отошли. 14 июля британцы заняли Александрию. Это стало началом британской оккупации Египта, которая продлилась три четверти века.

В период с июня по сентябрь 1882 года Ахмад Ораби был одновременно главой мятежного правительства и главнокомандующим египетской армией. Население в городах и сельской местности всецело поддерживало его в борьбе против иностранных захватчиков. В то время как хедив оставался в своем александрийском дворце, многие из членов правящей династии и придворной знати помогали Ораби деньгами, зерном и лошадьми[151]151
  A. M. Broadley, How We Defended Arabi and His Friends (London: Chapman and Hall, 1884), 232.


[Закрыть]. Он по-прежнему пользовался широкой поддержкой крупных землевладельцев, городских торговцев и религиозной элиты. Сторонники Ораби сделали все, что могли, для подготовки к войне, но египетская профессиональная армия была слишком малочисленна и неуверенна в себе, чтобы дать отпор британцам, а крестьянским ополченцам не хватало дисциплины и опыта, чтобы выстоять под огнем. Ораби понимал, что его шансы на победу невысоки.

Тем не менее, к удивлению британцев, «отсталая» армия Ораби дала им решительный отпор. В середине лета 1882 года генерал сэр Гарнет Вулзли вместе с 20-тысячным экспедиционным корпусом высадился в Александрии. Он двинулся на Каир, но египетские защитники целых пять недель сдерживали продвижение британских войск и в конце концов заставили их повернуть назад. Вулзли вернулся в Александрию и направил свои войска в зону Суэцкого канала, которую они смогли захватить уже в начале сентября благодаря интенсивной поддержке флота. Установив контроль над каналом, Вулзли получил подкрепление из Британской Индии и начал готовиться к новому походу на Каир. Но прежде чем британцы выдвинулись в этот поход, Ораби со своим войском неожиданно напал на них и нанес тяжелые потери. После этого египтяне отступили к городу ат-Талл аль-Кабир в Восточной пустыне на полпути между каналом и дельтой Нила, чтобы преградить британцам путь к столице. Однако Вулзли атаковал их, прежде чем они успели укрепиться на своих позициях. Ночью 13 сентября британцы подошли к египетской линии обороны ближе чем на 300 метров и на рассвете начали штыковую атаку, застав защитников врасплох. В течение часа превосходящие в численности британские силы разгромили изнуренное египетское войско. Дорога на Каир была открыта.

Поражение под ат-Талл аль-Кабир ознаменовало собой конец правления Ахмада Ораби. Через два дня он был схвачен в Каире. Суд признал его и его соратников виновными в государственной измене и вынес смертные приговоры, которые были заменены пожизненным изгнанием в британскую колонию на Цейлоне (современная Шри-Ланка). Хедив Тауфик был восстановлен на престоле, хотя и лишился остатков независимости. С британскими войсками, оккупировавшими страну, и британцами, занявшими многие ключевые государственные посты, настоящим правителем Египта стал британский резидент, Генеральный контролер Египта и зоны Суэцкого канала, сэр Ивлин Бэринг (впоследствии возведенный в пэры как лорд Кроумер).

Наследие, оставленное Ораби, оказалось неоднозначным. После краха его движения многие обвиняли его в том, что он спровоцировал британскую оккупацию Египта. Тем не менее нельзя отрицать тот факт, что он боролся за права коренных египтян и пользовался широчайшей поддержкой населения. Среди его наиболее активных сторонников были представительницы королевского двора. Адвокат Ораби А. М. Броудли записал разговор с одной из принцесс, которая с энтузиазмом сообщила ему, что все они «тайно сочувствовали Ораби с первых же дней, потому что знали, что он ищет для египтян только блага… Мы видели в Ораби освободителя, и наше восторженное отношение к нему не знало границ»[152]152
  Broadley, How We Defended Arabi and His Friends, 375–376.


[Закрыть]. Принцесса Назли, одна из внучек Мухаммада Али Египетского, дала более рациональное объяснение популярности Ораби как лидера:

Ораби был первым египетским министром, который заставил европейцев повиноваться. Во времена его правления мусульмане наконец-то подняли голову, а греки и итальянцы не осмеливались нарушить закон… С его уходом исчез и порядок. Полиция контролирует только египтян, а европейцы делают что захотят[153]153
  Blunt, Secret History, 299.


[Закрыть].

Ораби провел в изгнании 18 лет, прежде чем преемник Тауфика хедив Аббас II (правил в 1892–1914 гг.) в 1901 году разрешил ему вернуться на родину. Он получил официальное помилование, присягнул на верность хедиву и пообещал больше не заниматься политикой. Новое поколение молодых националистов надеялось получить его поддержку в борьбе с британской оккупацией, но Ораби сдержал свое слово. Будучи уже старым человеком, он хотел прожить оставшиеся ему дни в любимом Египте. Его взгляд был обращен в прошлое, а не в будущее. Последние десять лет своей жизни он посвятил чтению книг и статей о восстании, которое возглавлял, и попыткам очистить свое имя от необоснованных обвинений[154]154
  Мемуары Ораби (Mudhakkirat 'Urabi), vol. 1 (Cairo: Dar al-Hilal, 1954), 7–8.


[Закрыть]. Он написал ряд автобиографических очерков и разослал их широкому кругу египетских и зарубежных писателей и журналистов.

Несмотря на все усилия Ораби, два тяжелых обвинения продолжали лежать на нем еще несколько десятилетий после его смерти: ответственность за британскую оккупацию и измена, совершенная против династии Мухаммада Али, законных правителей Египта. Только после того как новое поколение молодых египетских полковников свергло последнего потомка Мухаммада Али в ходе июльской революции 1952 года, Ораби (умерший в 1911 году) был реабилитирован и включен в пантеон национальных героев Египта.

Британская оккупация имела последствия далеко за пределами Египта. Недоверие французов к англичанам переросло в открытую враждебность после того, как их давнишний соперник прочно закрепился в стране, со времен Наполеона находившейся в зависимости от Франции. Египтяне пользовались услугами французских военных советников, отправляли студентов учиться в Париж, приобретали французские промышленные технологии, – наконец, сам Суэцкий канал был построен французской компанией! Франция не могла смириться с потерей Египта и стремилась всеми способами свести счеты с «вероломным Альбионом». В отместку французы решили захватить стратегически значимые территории в Африке, чтобы восстановить свою имперскую славу, а также оказать давление на Британию. В скором времени к «драке за Африку» между Британией и Францией присоединились и другие европейские державы, такие как Португалия, Германия и Италия, которые раскрасили карту Африканского континента в свои имперские цвета.

В период с 1882 по 1904 год колониальное соперничество между Британией и Францией приобрело наиболее острый характер. Его кульминацией стал Фашодский кризис в 1898 году, когда две империалистические державы оказались на грани войны из-за спора по поводу небольшого участка Нила в Судане. К счастью, ни одна из сторон не могла позволить себе, чтобы «драка за Африку» переросла в открытый вооруженный конфликт. Единственным решением было восстановление баланса сил в Средиземноморье за счет уступки Франции территорий, которые компенсировали бы присутствие Британии в Египте. А поскольку Франция уже имела колонии в Тунисе и Алжире, выбор был очевиден – Марокко[155]155
  О «драке за Африку» и Фашодском инциденте см. в книге: Ronald Robinson and John Gallagher, Africa and the Victorians: The Official Mind of Imperialism, 2nd ed. (Houndmills, UK: Macmillan, 1981).


[Закрыть].

Однако Франция оказалась не единственной европейской державой, имевшей интересы в Марокко. На марокканском побережье находились испанские поселения, Британия вела с этой североафриканской страной очень активную торговлю, а Германия все громче заявляла о своих интересах в регионе. Немаловажную роль играло и то, что марокканцы на протяжении нескольких столетий жили в независимом государстве и не собирались отказываться от суверенитета. В 1902 году министр иностранных дел Франции Теофиль Делькассе предложил «отделить международный вопрос от франко-марокканского вопроса и улаживать первый вопрос отдельно и последовательно с каждой державой, чтобы в конечном итоге добиться полной свободы в урегулировании второго вопроса [с Марокко]»[156]156
  Hurewitz, Middle East and North Africa, vol. 1, 477.


[Закрыть]. В течение следующих десяти лет Франция поочередно сторговалась с ведущими европейскими державами и в конце концов добилась присоединения Марокко к своей африканской империи.

Поскольку меньше всего в Марокко была заинтересована Италия, в первую очередь Делькассе отправился в Рим и в 1902 году договорился о поддержке французских колониальных амбиций в Марокко в обмен на признание Францией итальянских интересов в Ливии.

Договориться с Британией было сложнее. Англичане хотели защитить свои тесные коммерческие отношения с Марокко и не могли допустить, чтобы какая-либо морская держава бросила вызов господству Королевского флота в Гибралтарском проливе. В то же время Британия была остро заинтересована в урегулировании колониальных разногласий с Францией. В апреле 1904 года Британия и Франция подписали соглашение, получившее название Entente Cordiale, или «сердечное согласие», которое подвело черту под столетним колониальным соперничеством и положило начало новым дипломатическим отношениям. В соответствии с условиями соглашения Франция признавала присутствие Британии в Египте и принимала на себя обязательство «не требовать установления временных рамок британской оккупации». Британия, со своей стороны, признавала стратегическое положение Франции «как державы, чьи владения имеют значительную по протяженности общую границу с Марокко» и обещала не препятствовать действиям Франции «по обеспечению порядка в этой стране и оказанию ей помощи в осуществлении административных, экономических, финансовых и военных реформ, которые могут понадобиться для этой цели»[157]157
  Там же, 508–510.


[Закрыть].

Добиться согласия Испании на будущую оккупацию Марокко оказалось не так трудно. Французы удовлетворили и британцев, и испанцев, согласившись оставить средиземноморское побережье Марокко в сфере влияния Испании. Это заложило фундамент для франко-испанского соглашения по Марокко, заключенного в октябре 1904 года.

Таким образом, французы почти решили «международный вопрос», вымостив себе путь к колонизации Марокко. Все европейские державы дали свое согласие – все, кроме Германии. Делькассе надеялся, что ему удастся разрешить «франко-марокканский вопрос» без участия немцев. В конце концов, Германская империя никогда не претендовала на Средиземноморье. Более того, Делькассе знал, что в ответ на признание французских притязаний в Марокко Германия потребует от Франции признать аннексию Эльзаса и Лотарингии, захваченных в ходе Франко-прусской войны 1870–1871 годов. А это было гораздо больше того, что Франция согласилась бы заплатить за согласие Германии. Но правительство кайзера Вильгельма II не позволило обойти себя стороной. Германский империализм активно утверждал себя на международной арене и уже имел собственные колониальные владения в Африке и южной части Тихого океана. В соперничестве за Марокко интересы Германии и Франции пересеклись.

Немцы начали действовать, чтобы вынудить Францию сесть за стол переговоров. В марте 1905 года министр иностранных дел Германии Бернхард фон Бюлов организовал для кайзера Вильгельма II поездку к марокканскому султану Мулаю Абд аль-Азизу в Танжер. В ходе своего визита император публично заявил, что Германия сделает все для защиты независимости Марокко и германских интересов в султанских землях, тем самым дав понять, что немцы не позволят французам реализовать свои планы. Этот демарш заставил французов вступить в переговоры с Германией. В январе 1906 года в испанском городе Альхесирас по требованию Германии была созвана международная конференция для решения «марокканского вопроса».

Официально целью этой конференции, в которой приняли участие 11 стран, было оказание помощи марокканскому султану в реализации программы правительственных реформ. В действительности же Франция рассчитывала использовать эту встречу, чтобы совместно с другими европейскими государствами оказать давление на Германию и вынудить кайзера пойти на уступки по Марокко. Несмотря на все попытки Германии повернуть участников конференции против Франции, трое из них – Италия, Великобритания и Испания – уже заключили с французами свои соглашения, и правительство кайзера, оказавшись в меньшинстве, было вынуждено отступить. В 1909 году Германия окончательно признала особую роль Франции в обеспечении безопасности Марокко.

Заручившись согласием других европейских держав на колонизацию Марокко, французы переключили свое внимание на урегулирование франко-марокканских отношений. Шерифы правили Марокко как суверенным государством, сохранявшим свою независимость от Османской империи и государств Европы, с 1511 года. Но начиная с 1860-х годов европейские государства стали все активнее вмешиваться в политику и экономику древнего султаната. В период правления султана Мулай Хасана (1873–1894) Марокко пережил серию реформ, инициированных правительством в попытке сдержать европейское вмешательство путем модернизации в европейском стиле. Как и следовало ожидать, результатом стало ослабление национальной казны из-за дорогостоящих военных и инфраструктурных проектов и усиление европейского контроля.

На смену султану-реформатору Мулаю Хасану пришел 14-летний Мулай Абд аль-Азиз (правил в 1894–1908 гг.), которому не хватало ни зрелости, ни опыта, чтобы защитить свою страну от посягательств могущественных европейских держав. Пользуясь общей границей между Алжиром и Марокко, Франция ввела на марокканскую территорию войска под предлогом предотвращения набегов кочевых племен. Наряду с неофициальным военным вторжением Франция связала правительство султана государственными займами. В 1904 году правительство Франции договорилось с парижскими банками о предоставлении марокканскому правительству займа в размере 62,5 млн франков (12,5 млн долларов США), тем самым усилив свое экономическое влияние в Марокко.

Марокканцы были возмущены беспрецедентным расширением французского присутствия и обрушили свой гнев на иностранные коммерческие предприятия. Французы ответили оккупацией марокканских городов. Пожалуй, наиболее известна история оккупации Касабланки в 1907 году, когда после нападения местных жителей на французскую фабрику французы подвергли город обстрелу из корабельных орудий и захватили его, высадив на берег пятитысячный десант. Усиление французского влияния в стране подрывало доверие народа к султану. Летом 1908 года его брат Мулай Абд аль-Хафез поднял восстание и заставил Абд аль-Азиза отречься от престола и бежать во Францию.

Взойдя на престол, Мулай Абд аль-Хафез (правил в 1907–1912 гг.) преуспел в борьбе с европейской угрозой не больше брата. Единственным союзником султана в Европе оставалась Германия, которая в июле 1911 года отправила в марокканский порт Агадир канонерку в последней попытке приостановить экспансию Франции. Однако Агадирский кризис разрешился не в пользу марокканского султана. Франция пообещала уступить Германии территории во французском Конго, в обмен на что правительство кайзера согласилось с французскими притязаниями на Марокко.

В марте 1912 года Мулай Абд аль-Хафез подписал Фесский договор, в котором отказывался от суверенитета своего государства и признавал его французским протекторатом. Хотя шерифская династия осталась на троне – нынешний король Марокко Мухаммад VI является ее представителем, – официальный контроль над страной на следующие 44 года перешел к Французской империи. Франция наконец-то смогла простить Британии оккупацию Египта.

Ливия оставалась последним вассальным государством Османской империи в Северной Африке, и к моменту установления французского протектората над Марокко Италия уже находилась в состоянии войны со Стамбулом. Хотя формально Ливия стала частью Османской империи еще в XVI веке, две ливийские провинции, Триполитания и Киренаика, перешли под османское правление только в 1840-х годах, и оно носило в этой стране скорее номинальный характер. Две столицы провинций, Триполи и Бенгази, были городами-гарнизонами, но османское присутствие в них ограничивалось незначительным количеством чиновников и солдат, необходимым для поддержания мира.

Однако после французской оккупации Туниса и британской оккупации Египта Порта стала придавать все больше значения своим ливийским провинциям. После Младотурецкой революции 1908 года, приведшей к власти новую националистически настроенную элиту, османское правительство начало принимать активные меры по ограничению итальянского проникновения в Ливию, препятствуя приобретению итальянцами земель и противодействуя работе принадлежавших им промышленных предприятий в Триполитании и Киренаике. Под напором европейского империализма османы стремились всеми способами удержать свой последний плацдарм в Северной Африке.

Между тем европейские державы несколько десятилетий обещали Ливию итальянцам – Британия в 1878 году, Германия в 1888 году и Франция в 1902 году. Они надеялись, что Италия сумеет мирным способом присоединить Ливию к своим владениям. Однако итальянцы, не мудрствуя лукаво, решили заполучить Ливию силой. 29 сентября 1911 года они объявили войну Османской империи под предлогом несправедливого обращения с итальянскими подданными в ливийских провинциях. Итальянцы высадили на побережье Ливии экспедиционные силы, но, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением местных гарнизонов, решили распространить военные действия на центральную часть Османской империи. В феврале 1912 года итальянские корабли подвергли обстрелу Бейрут, в апреле атаковали османский флот в Дарданеллах, а в апреле-мае того же года захватили Родос и другие острова архипелага Додеканес, тем самым радикально изменив стратегический баланс сил в восточном Средиземноморье.

Чтобы избежать катастрофических последствий, в частности опасаясь того, что своими действиями итальянцы могут разжечь пламя очередной войны на нестабильных Балканах (и действительно, они способствовали подъему албанского националистического движения против османского господства), европейские державы срочно сели за стол переговоров. К тому моменту сама Италия была рада возможности урегулировать ливийский вопрос дипломатическим путем в рамках европейской системы конференций. Оккупация Ливии, поначалу представлявшаяся «военной прогулкой», переросла в крайне дорогостоящую и изнурительную войну. Итальянские войска так и не сумели преодолеть яростное сопротивление небольших турецких гарнизонов и ливийского населения и продвинуться от прибрежных территорий во внутренние районы страны.

Мир был восстановлен ценой последней североафриканской территории Османской империи. В октябре 1912 года при посредничестве европейских держав между Стамбулом и Римом был подписан мирный договор, по которому ливийские провинции получали «автономию» от Османской империи и переходили под контроль Италии. Но даже после ухода турецких войск итальянцы столкнулись с упорным сопротивлением ливийского населения, которое продолжало борьбу с иностранными захватчиками вплоть до 1930-х годов.

К концу 1912 года почти все побережье Северной Африки перешло под европейское колониальное господство. Два государства – Алжир и Ливия – находились под прямым колониальным правлением. Тунис, Марокко и Египет (с 1914 года) стали протекторатами, управляемыми Францией и Великобританией через местные правящие династии. На смену османским порядкам пришли новые европейские, и, хотя история империалистической эпохи написана в основном с точки зрения политики и международной дипломатии, приход европейского империализма повлек за собой чрезвычайно глубокие и значимые перемены в жизни народов Северной Африки. Биография одного из людей той эпохи наглядно иллюстрирует изменения, происходившие в колонизированном арабском мире в целом.

Выдающийся египетский мыслитель Ахмад Амин (1886–1954) родился в Каире через четыре года после оккупации британцами Египта и умер за два года до их ухода. Таким образом, история его жизни была неразрывно связана с историей колониального правления в его стране. Во время учебы в исламском университете аль-Азхар и последующей преподавательской деятельности Амин познакомился со многими ведущими интеллектуалами своего времени. Он общался с некоторыми из самых влиятельных исламских реформаторов той эпохи и был свидетелем зарождения в Египте националистических движений и политических партий. Он наблюдал за тем, как египетские женщины освободились от гаремов, смогли открыть лица и начали принимать все более активное участие в общественной жизни. Над всеми этими радикальными переменами Ахмад Амин, университетский профессор и литературный деятель, размышлял в автобиографии, написанной им в конце жизни[158]158
  Ahmad Amin, My Life, translated by Issa Boullata (Leiden: E. J. Brill, 1978), 59.


[Закрыть].

Молодой Ахмад рос в стремительно меняющемся мире и был поражен тем, какой глубокий разрыв возник между его поколением и поколением его отца, исламского богослова. Отец, преподававший в университете аль-Азхар и служивший в мечети имени имама аш-Шафии, жил в мире незыблемых исламских устоев. В отличие от него, сверстники Ахмада были открыты новым идеям и веяниям. Они имели доступ к такому революционному нововведению, как газеты, которые постепенно начали играть ключевую роль в формировании общественного мнения.

Ахмад Амин начал читать газеты после окончания университета, когда стал работать школьным учителем. У него было любимое кафе, где посетителям всегда предлагалась свежая пресса. По словам Амина, каждая газета имела свою ярко выраженную политическую окраску. Сам Амин обычно выбирал консервативное исламистское издание, взгляды которого соответствовали его личным ценностям, но иногда просматривал и националистические, и проимпериалистические газеты.

Печатные станки были в числе первых промышленных товаров, которые начали завозить из Европы на Ближний Восток. В Египте они появились в 1820-х годах. Мухаммад Али Египетский отправил одну из своих первых образовательных миссий в Милан для изучения печатного и газетного дела. Вскоре после этого египетское правительство начало издавать государственную газету «Вестник Египта», которая стала первым периодическим изданием на арабском языке. Ее основной целью было «улучшение работы достопочтенных губернаторов и иных должностных лиц, несущих ответственность за [государственные] дела и интересы»[159]159
  Цит. по: Ami Ayalon, The Press in the Arab Middle East: A History (New York and Oxford: Oxford University Press, 1995), 15.


[Закрыть]. С 1842 по 1850 год ее редактором был Рифаа ат-Тахтави, автор знаменитых заметок о Франции.

Прошло несколько десятилетий, прежде чем появились частные периодические издания, хотя большинство из них недолго оставались независимыми, быстро переходя под непрямой государственный контроль. Тиражи были слишком малы, чтобы газеты могли существовать без поддержки государства. В 1861 году в Стамбуле начала издаваться одна из первых частных газет на арабском языке «Аль-Джаваиб», но уже через несколько месяцев она столкнулась с серьезными финансовыми проблемами. Султан Абдул-Азиз взял газету под свою опеку. «Было постановлено, – сообщал издатель своим читателям, – что с этого момента расходы "Аль-Джаваиб" будут покрываться Министерством финансов [Османской империи] и газета будет печататься в имперской типографии. В связи с этими обстоятельствами мы обязаны нашему хозяину, великому Султану, полнейшей лояльностью»[160]160
  Там же, 30.


[Закрыть]. Несмотря на такое ограничение свободы слова, «Аль-Джаваиб» была чрезвычайно влиятельным изданием с аудиторией по всему арабскому миру, от Марокко до Восточной Африки и Индийского океана. Вслед за ней появились и другие частные издания.