Текст книги "Арабы. История. XVI–XXI вв."

В январе 1919 года Фейсал представил Верховному совету Парижской мирной конференции меморандум, где изложил чаяния арабского народа. Стремясь быть максимально реалистичным, он пошел на смягчение многих из первоначальных требований своего отца, выдвинутых в переписке с Макмагоном тремя годами ранее. В своем меморандуме Фейсал заявил, что «цель арабских националистических движений… состоит в объединении арабов в одну нацию». Он приводил такие доводы, как этническое и языковое единство арабского народа, деятельность довоенных националистических партий в Сирии и Месопотамии, а также участие арабов в войне на стороне держав Антанты. Он признавал невозможность на данный момент интегрировать все арабские земли в единое государство вследствие «значительных экономических и социальных различий между ними». Фейсал требовал немедленной и полной независимости для Великой Сирии (включавшей Сирию, Ливан и Трансиорданию) и западно-аравийской провинции Хиджаз, признавал необходимость иностранного вмешательства в Палестине для урегулирования отношений между арабами и евреями, а также в Месопотамии, где Британия открыто заявила о своих нефтяных интересах, и оставлял Йемен и центральную аравийскую провинцию Неджд (с правителями которой британцы заключили официальное соглашение) за пределами Арабского королевства. Тем не менее он допускал возможность «объединения этих территорий под одним суверенным правительством». «Если нам будут дарованы независимость и возможность самостоятельного управления, в скором времени влияние расы, языка и интересов естественным образом приведет нас к превращению в единую нацию»[189]189
  Текст меморандума Фейсала приводится в кн.: Hurewitz, Middle East and North Africa, vol. 2, 130–32.


[Закрыть].

Такое видение единого арабского государства было последним, чего хотели европейские державы. Присутствие Фейсала в Париже мешало как британцам, так и французам. Он требовал от британцев выполнения данных ими обязательств и стоял на пути у французских имперских амбиций. И американцы нашли выход из этой неловкой для всех ситуации, предложив командировать в Великую Сирию международную комиссию, чтобы узнать мнение самого арабского населения. Для президента Вильсона эта комиссия создавала важный прецедент, позволяя запустить в действие один из ключевых принципов его состоявшей из 14 пунктов программы – принцип национального самоопределения. Для Великобритании и Франции эта комиссия была выгодна тем, что позволяла отложить рассмотрение арабского вопроса на несколько месяцев, в течение которых они могли распоряжаться арабскими землями по своему усмотрению. Фейсал принял это предложение за чистую монету и искренне поблагодарил Вильсона за предоставление арабам возможности высказаться о «своих устремлениях и идеалах в отношении национального будущего»[190]190
  Harry N. Howard, The King-Crane Commission (Beirut: Khayyat, 1963), 35.


[Закрыть].

Сегодня, оглядываясь в прошлое, нельзя не увидеть, что инициированная американцами комиссия Кинга – Крейна была чистой воды фикцией. Британцы и французы отказались назначать в нее своих представителей, тем самым подорвав правомочность этой комиссии, которая из международной превратилась в американскую. Кроме того, отказавшись от официального участия в работе комиссии, британцы и французы тем самым дали понять, что не собираются связывать себя ее выводами. Тем не менее отчет комиссии Кинга – Крейна является уникальным документом, содержащим, по словам ее авторов, «довольно точный анализ нынешних политических настроений в Сирии». Благодаря ему мы можем узнать, какими чаяниями и страхами жили сельские и городские общины в этот короткий промежуток времени между османским и европейским господством[191]191
  Отчет комиссии Кинга – Крейна был впервые опубликован в журнале Editor & Publisher 55, 27, 2nd section, за 2.12.1922. Сокращенная версия приводится в книге: Hurewitz, Middle East and North Africa, vol. 2, 191–99.


[Закрыть].

В марте 1919 года президент Вильсон назначил в комиссию двух представителей от США – президента Оберлинского колледжа Генри Черчилля Кинга и чикагского бизнесмена Чарльза Крейна. Оба эти человека хорошо знали Ближний Восток – Кинг по книгам, как специалист по библейской истории, а Крейн познакомился с ним на практике, благодаря многочисленным путешествиям по Османской империи начиная с 1878 года. В мае 1919 года, после отказа европейцев, они вдвоем отправились в Великую Сирию, чтобы встретиться с представителями местного населения и узнать из первых рук о чаяниях арабских народов Сирии, Ирака и Палестины. Однако этот невинный «опрос населения» дал неожиданные результаты. Деятельность комиссии спровоцировала резкий подъем националистической активности, охватившей широчайшие слои населения, чего прежде не удавалось добиться ни одному политическому движению.

Дело в том, что, вернувшись из Парижа с пустыми руками, эмир Фейсал представил своим сторонникам ожидаемое прибытие комиссии Кинга – Крейна как важный шаг на пути к созданию независимого арабского государства. Он собрал представителей знати со всей Великой Сирии и выступил перед ними с речью, вкратце описав положение дел. Разумеется, он не мог рассказать им всей правды о том, какое унижение ему пришлось перенести от европейских миротворцев, и честно поделиться своими подозрениями, что европейские державы готовы принести свои обязательства перед арабским народом в жертву собственным империалистическим интересам. Теперь, когда он вернулся в родные земли и говорил на родном языке со своими приверженцами, он мог проявить снисходительность к европейцам. «Я поехал на конференцию в Париже… заявить о том, что принадлежит нам по праву, – пояснил он. – Но вскоре я понял, что жители Запада пребывают в глубоком невежестве относительно арабов и все их знания о нас взяты из сказок "Тысячи и одной ночи"». Во многих отношениях Фейсал был прав. За исключением малочисленных экспертов, политики в Великобритании и Франции очень мало знали об арабском мире. «Естественно, мне пришлось потратить много времени на то, чтобы рассказать им хотя бы немного о нас», – объяснил Фейсал.

Глядя в глаза своим сторонникам, которые часто прерывали его речь заверениями в преданности, Фейсал не смог сказать им о том, что их надежды рухнули. Он приукрасил правду до неузнаваемости, заявив, что союзники признали независимость арабского народа в принципе. Он представил прибытие комиссии Кинга – Крейна как знак того, что великие державы подтверждают право их народа самостоятельно выбирать свой путь. «Международный комитет, – сказал он, – попросит вас рассказать о том, чего вы хотите, потому что сегодня великие нации не хотят управлять другими народами без их согласия»[192]192
  Abu Khaldun Sati' al-Husri, The day of Maysalun: A Page from the Modern History of the Arabs (Washington, DC: Middle East Institute, 1966), 107–108.


[Закрыть].

Воодушевленные словами Фейсала, сирийские националисты приступили к работе по объединению народа Сирии под знаменем независимости. Арабское правительство распространило текст проповедей для пятничных молитв в сирийских мечетях, поручило политическим и культурным ассоциациям подготовить петиции для международной комиссии и заручилось активной поддержкой деревенских старост и глав городских кварталов. В городах и деревнях были напечатаны и распространены тысячи листовок. В этих листовках, которые были новинкой в арабских землях, простые националистические идеи излагались в форме лозунгов. «Мы требуем абсолютной независимости!» – было напечатано на одной из листовок жирным шрифтом на арабском и английском языках. Другая листовка призывала всех сирийцев бороться за свою свободу и сопровождала националистические лозунги более подробными расшифровками:

Не дайте никому сбить вас с пути и заставить предать землю ваших отцов, иначе ваши дети и внуки проклянут вас. Живите свободными! Освободитесь от ярма угнетения. Ищите блага для себя и требуйте следующего.

Первое: требуйте полной политической независимости без всяких ограничений или условий, протектората или опеки.

Второе: не соглашайтесь на разделение земли вашего народа и ваших отцов; Сирия едина и неделима.

Третье: требуйте установления границ вашей страны от Таврских гор на севере до Синайской пустыни на юге и до Средиземного моря на западе.

Четвертое: требуйте независимости и объединения других освобожденных арабских земель [с Сирией].

Пятое: если необходимо, выказывайте предпочтение финансовой или технической помощи от Америки при условии, что это не поставит под угрозу нашу полную политическую независимость.

Шестое: протестуйте против 22-й статьи устава Лиги Наций, в которой говорится о необходимости установления опеки над народами, стремящимися к независимости.

Седьмое: отвергайте абсолютно любые притязания любого государства на исторические или преимущественные права на наши земли.

(подпись) Осведомленный борец за свободу арабского народа[193]193
  Фрагмент из арабского издания мемуаров Сати аль-Хусри: Sati' al-Husri, Yawm Maysalun (Beirut: Maktabat al-Kishaf, 1947), pl. 25. О политических лозунгах см. в кн.: James L. Gelvin, Divided Loyalties: Nationalism and Mass Politics in Syria at the Close of Empire (Los Angeles and Berkeley: University of California Press, 1998).


[Закрыть].

И хотя листовка была написана на довольно корявом арабском языке, ее послание было предельно ясным. Эти требования часто повторялись в петициях, подготовленных местными городскими и сельскими общинами к приезду комиссии, а также в лозунгах, которые люди скандировали и писали на плакатах и знаменах.

Мобилизовав общественное мнение, Фейсал и его советники созвали временный парламент, чтобы представить чаяния сирийского народа международной комиссии. Хашимиты были знакомы с принципами европейской государственности и знали, что по их правилам народ мог выражать свои законные устремления посредством выборного собрания представителей. Опираясь на османские избирательные процедуры, они провели выборы делегатов от сирийских городов. Но в Ливане и Палестине, где британские и французские оккупационные власти препятствовали любой политической активности, им пришлось действовать иначе[194]194
  Al-Husri, Day of Maysalun, 130. Эта информация подтверждается в секретном приложении к отчету комиссии Кинга – Крейна, подготовленном для американской делегации в Париже.


[Закрыть]. Представители ведущих знатных семей и племен из Палестины и Ливана были приглашены в Дамаск для участия во Всеобщем сирийском конгрессе. Хотя было выбрано почти 100 делегатов, только 60 сумели вовремя добраться до Дамаска, чтобы принять участие в работе конгресса. Перед ними стояла задача в сжатые сроки четко сформулировать национальные устремления и требования арабского народа, чтобы успеть представить их комиссии Кинга – Крейна.

Кинг и Крейн прибыли в Яффу 10 июня 1919 года и провели шесть недель в поездках по Палестине, Сирии, Трансиордании и Ливану. Члены комиссии фиксировали все детали своей поездки. В общей сложности они посетили больше 40 городов и деревень и встретились с 442 делегациями, представлявшими все слои общества, включая муниципальные и административные советы, деревенских старост и племенных вождей. Они встречались с крестьянами и торговцами, с представителями мусульманского большинства, суннитами и шиитами, а также с представителями религиозных меньшинств, включая больше десяти христианских конфессий, евреев, друзов и других. Они приняли восемь женских делегаций и были удивлены «новой ролью женщин в националистических движениях на Востоке». В ходе своих поездок Кинг и Крейн собрали 1863 петиции, под которыми подписались в общей сложности 91 079 человек, что составляло почти 3 процента от всего населения Великой Сирии (на тот момент составлявшего около 3,2 млн человек). Вряд ли можно было бы изучить общественное мнение сирийцев более тщательно, чем это сделала комиссия Кинга и Крейна.

Наконец 25 июня они прибыли в Дамаск. В своих воспоминаниях Юсуф аль-Хаким, министр в правительстве эмира Фейсала, писал:

Они нанесли официальный визит в Королевский дворец и главе правительства. Затем вернулись в гостиницу, где первыми их встретили представители прессы. Они сообщили журналистам, что приехали, чтобы изучить мнение людей относительно их политического будущего и узнать, какое государство они хотели бы видеть в качестве мандатария для оказания технической и экономической помощи в соответствии с программой президента Вильсона[195]195
  Yusif al-Hakim, Suriyya wa'l-'ahd al-Faysali [Сирия и эпоха Фейсала] (Beirut: Dar An-Nahar, 1986), 102.


[Закрыть].

2 июля Всеобщий сирийский конгресс представил комиссии резолюцию из десяти пунктов, которая, по заверениям членов конгресса, выражала позицию сирийского народа и правительства эмира Фейсала[196]196
  Текст резолюции Всеобщего сирийского конгресса в Дамаске приводится в кн.: Hurewitz, Middle East and North Africa, vol. 2, 180–182.


[Закрыть]. Резолюция отражала поразительную осведомленность составителей в международных делах: текст изобиловал цитатами из выступлений президента Вильсона и устава Лиги Наций, а также ссылками на противоречивые обещания британской дипломатии и притязания сионистов. Кинг и Крейн сочли эту резолюцию самым важным документом среди всех, собранных их комиссией.

В своей резолюции делегаты Всеобщего сирийского конгресса требовали полной политической независимости Сирии в пределах «естественных границ», отделяющих ее от Турции, Ирака, Неджда, Хиджаза и Египта. Они хотели, чтобы в их стране была установлена конституционная монархия во главе с эмиром Фейсалом, и отвергали принцип внешнего управления, прописанный в 22-й статье устава Лиги Наций, утверждая, что арабы являются не менее развитым народом, чем болгары, сербы, греки и румыны, получившие полную независимость от османского суверенитета без европейской опеки. Сирийские делегаты выражали согласие на временный мандат при условии, что опека будет ограничена предоставлением технической и экономической помощи. Роль мандатария они предпочитали доверить американцам на том основании, что «американская нация наиболее далека от любой мысли о колонизации и не имеет политических притязаний на нашу страну». В случае отказа Америки они соглашались на британский мандат, но категорически отказывались от любого вмешательства Франции. Резолюция также требовала независимости для Ирака, который в то время находился под британской оккупацией.

Сирийский конгресс решительно выступал против тайной дипломатии военного времени. О соглашении Сайкса – Пико и Декларации Бальфура делегаты написали следующее: «Фундаментальные принципы, установленные президентом Вильсоном и осуждающие секретные договоры в международной дипломатии, побуждают нас самым решительным образом протестовать против любых соглашений, предусматривающих разделение нашей страны, и против любых частных договоренностей, нацеленных на упрочение сионизма в южной части Сирии; таким образом, мы требуем аннулирования этих соглашений и договоров». Делегаты исключали любую возможность отделения Ливана или Палестины от Сирийского королевства и отвергали цели сионизма как враждебные их национальным интересам. «Мы выступаем против претензий сионистов на создание еврейского государства в южной части Сирии, известной под названием Палестина, и против их переселения в любую часть нашей страны; мы не только не признаем за ними этого права, но и считаем их серьезной угрозой для нашего народа с национальной, экономической и политической точек зрения».

Резолюция Сирийского конгресса была пропитана негодованием. Многие члены временного сирийского правительства бок о бок сражались с эмиром Фейсалом в ходе Арабского восстания. Они считали себя военными союзниками Британии и Франции, внесшими важный вклад в победу над Османской империей. 2 октября 1918 года арабская армия Фейсала взяла Дамаск и освободила сирийские земли от османов. Жители Сирии были убеждены, что завоевали на полях сражений право самим определять свое политическое будущее. Делегаты Всеобщего сирийского конгресса ожидали от своих военных союзников справедливости, «чтобы после войны мы не стали пользоваться меньшими политическими правами, чем до нее, поскольку мы пролили так много крови ради нашей свободы и независимости».

В августе 1919 года, после шестинедельной поездки по Сирии, Кинг и Крейн прибыли в Стамбул, чтобы подготовить свой отчет. Комиссары тщательно проанализировали собранные ими материалы. В своих рекомендациях для Парижской мирной конференции Кинг и Крейн в значительной степени поддержали резолюцию Сирийского конгресса. Они рекомендовали создание единого Сирийского государства с эмиром Фейсалом в качестве конституционного монарха и помещение всей Сирии под единый мандат, предпочтительно американский (или, в случае отказа американцев, британский) на ограниченный период времени для оказания необходимой помощи. Кроме того, они настоятельно рекомендовали внести серьезные изменения в сионистский проект, ограничив масштабы еврейской иммиграции. Кинг и Крейн утверждали, что два обещания, данных в Декларации Бальфура, – создать еврейский национальный очаг в Палестине и не нарушать «гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин» – никак не могут быть согласованы друг с другом. «На встречах представителей еврейских общин с комиссией неоднократно озвучивался тот факт, – говорилось в отчете, – что сионисты стремятся к практически полному выселению нынешних нееврейских жителей из Палестины посредством различных форм приобретения земель»[197]197
  Рекомендации комиссии Кинга – Крейна приводятся в кн.: Hurewitz, Middle East and North Africa, 195.


[Закрыть]. Неудивительно, отмечали комиссары, что девять десятых нееврейского населения Палестины «решительно против всей сионистской программы» и что 72 процента петиций, полученных ими в Великой Сирии, были направлены против сионизма.

Комиссия представила свой отчет американской делегации в Париже в конце августа 1919 года. Эмир Фейсал не был посвящен в содержание отчета, но и он едва ли мог бы требовать большего. Однако для европейских миротворцев отчет Кинга – Крейна был крайне неудобным документом. Секретариат мирной конференции получил его и отложил в сторону без проведения дальнейших консультаций. Он был обнародован лишь три года спустя, когда Великобритания и Франция завершили раздел арабского мира таким образом, который на тот момент больше отвечал их интересам.

1 ноября 1919 года Британия заявила о намерении вывести войска из Сирии и Ливана и передать власть французским военным, которые придут им на смену. Оказавшись перед неизбежной перспективой французской оккупации, Сирийский конгресс решил взять дело в свои руки. На основе резолюции, составленной для комиссии Кинга – Крейна, делегаты подготовили декларацию независимости, которая была зачитана в здании городской администрации Дамаска 8 марта 1920 года. Фейсал был провозглашен королем Сирии, включая Ливан и Палестину.

Британия и Франция отказались признать сирийскую декларацию независимости. Британцы сделали вид, будто не замечают, как французы готовятся к военной оккупации Дамаска и свержению своего военного союзника, бывшего эмира, а ныне короля Фейсала. Сам же Фейсал оказался в растущей изоляции внутри страны из-за своей неспособности добиться обещанной независимости для арабского народа. Он сумел собрать лишь небольшую группу сторонников, чтобы дать отпор французской армии, направлявшейся из Ливана в Сирию. Население Дамаска больше не верило в дело Фейсала и не готово было отдавать за него жизни.

На рассвете 24 июля 1920 года 2000 арабских добровольцев заняли позиции на горном перевале Хан Майсалун на пути между Бейрутом и Дамаском. Вскоре они увидели колонну необычного вида солдат – это была французская колониальная армия, состоявшая из алжирцев, марокканцев и сенегальцев под командованием французских офицеров. Эта армия была наглядной демонстрацией власти Французской империи над своими колониями: арабские мусульманские солдаты из Северной Африки шли воевать с арабскими мусульманскими ополченцами из Сирии по приказу своих колониальных хозяев. Вот что написал о «дне Майсалуна» в своих мемуарах один из членов временного сирийского правительства и убежденный арабский националист Сати аль-Хусри:

До нас начали доходить новости о сражении. Хотя я не питал никакой надежды на победу, зная о состоянии нашей армии и оснащенности французов, я страстно желал, чтобы исход битвы не был известен как можно дольше ради нашей воинской славы. Однако уже к 10 часам мы получили известие, что наша армия разгромлена и фронт прорван. Юсуф аль-Азма [военный министр и командующий вооруженными силами] погиб. Я сказал: «Он пожертвовал своей жизнью на Майсалуне, он – настоящий мученик!»[198]198
  Al-Husri, Day of Maysalun, 79.


[Закрыть]

Разгромив малочисленную арабскую армию, французские войска беспрепятственно вошли в Дамаск, положив начало колониальной оккупации, продлившейся 26 лет. Но символическое значение битвы при Майсалуне выходило далеко за рамки оккупации Сирии. Для арабов это небольшое сражение символизировало собой вероломное предательство Великобритании, полный крах идеи президента США Вудро Вильсона о национальном самоопределении и триумф британских и французских империалистических интересов над надеждами и чаяниями миллионов арабов. Майсалун стал первородным грехом, совершенным европейцами, когда они навязали свою систему государственности на Ближнем Востоке, разделили стремившиеся к единству народы и поместили их под иностранное господство против их воли. Новые арабские государства и границы послевоенного раздела оказались чрезвычайно устойчивыми – как и проблемы, которые они породили.

Египетские националисты также возлагали большие надежды на Парижскую мирную конференцию. Введенный в заблуждение 14 пунктами Вудро Вильсона, египетский политический истеблишмент полагал, что в Париже будет положено начало новому мировому порядку. Ожидалось, что на смену империям прошлого придет новое сообщество наций, образованных благодаря реализации принципа национального самоопределения. И, как и Хашимиты, египтяне полагали, что военной помощью Великобритании они заработали себе право на независимость.

После 36 лет оккупации, с началом Первой мировой войны, британское присутствие в Египте только укрепилось. В декабре 1914 года британцы в одностороннем порядке объявили Египет протекторатом, сместив правящего хедива Аббаса II под предлогом того, что тот «перешел на сторону врагов короны» (на тот момент хедив находился в Стамбуле). Поскольку Египет перестал быть вассальным государством, его правитель больше не был наместником османского султана. Место хедива Аббаса занял его дядя Хусейн Камил, самый старший из прямых потомков Мухаммада Али, который получил новый титул султана. Провозгласив правителя Египта султаном, британцы надеялись таким образом подорвать влияние османского султана – точно так же, как они рассчитывали с помощью встречного призыва шерифа Хусейна к антиосманскому джихаду подорвать призыв османского султана к джихаду против Великобритании и Франции. Однако эта стратагема возымела мало эффекта на египетскую и более широкую мусульманскую общественность, которая продолжала считать османского султана халифом, т. е. духовным лидером мировой исламской общины.

С началом войны на простой народ Египта легло тяжкое бремя. Британские власти реквизировали зерно, забирали крестьян служить в трудовые отряды на западном фронте. Инфляция и острый дефицит товаров привели к резкому падению уровня жизни и обнищанию населения. Каир и Александрия были наводнены британскими, австралийскими и новозеландскими солдатами, проходившими обучение в египетских учебных лагерях, прежде чем отправиться на Галлиполи и в Палестину. Высокая концентрация военных только обостряла напряженность, поскольку местное население считало, что присутствие большого количества британских солдат неизбежно означало меньше независимости.

Когда война подошла к концу, послание Вудро Вильсона о национальном самоопределении упало в долине Нила на благодатную почву. Египтяне считали, что своим вкладом в победу они в полной мере заслужили право на самоопределение. 13 ноября 1918 года, всего через два дня после объявления перемирия, положившего конец Первой мировой войне, к британскому верховному комиссару сэру Реджинальду Уингейту явилась группа египетских политиков, чтобы потребовать полной независимости для своей страны. Делегацию возглавлял Саад Заглул, выпускник университета аль-Азхар и соратник Мухаммада Абдо, занимавший пост министра образования и вице-президента египетского Законодательного собрания. Заглул, член довоенной партии «Аль-Умма» («Нация»), был лидером националистической оппозиции британскому присутствию в Египте. Его сопровождали два других националиста – Абд аль-Азиз Фахми и Али-паша Шаарави.

Уингейт принял египетских политиков, выслушал их и категорически отказал им. Он не только запретил египтянам направлять в Париж делегацию, чтобы заявить о своем требовании независимости на мирной конференции, но и не пожелал признавать за Заглулом право говорить от лица всего египетского народа. В конце концов, никто не избирал Заглула в качестве народного представителя.

Египетские политики не смирились с отказом Уингейта и незамедлительно после встречи с верховным комиссаром развернули работу по подтверждению своих полномочий говорить от имени египетской нации. Они подготовили петицию с требованием разрешить Заглулу и его делегации отправиться на Парижскую мирную конференцию и представлять там Египет, как эмир Фейсал представлял Сирию. Активисты ездили по всему Египту, собирая подписи. Несмотря на то что британские чиновники всеми способами препятствовали им и даже конфисковали часть подписанных экземпляров петиции, националистам удалось добиться впечатляющей поддержки инициативы Заглула. Копии петиции были разосланы в местные выборные органы, в провинциальные советы и многим видным деятелям, и за короткое время были собраны сотни тысяч подписей[199]199
  Elie Kedourie, «Sa'ad Zaghlul and the British,» St. Antony's Papers 11, 2 (1961): 148–149.


[Закрыть].

Люди по всему Египту сплотились вокруг дела Саада Заглула, горя желанием добиться независимости от Британии. В попытке остановить националистический ажиотаж британцы постарались убедить египтян, что Парижская мирная конференция не имеет никакого отношения к египетскому вопросу. Уингейт заявил, что вопросы изменения статуса Египта будут рассматриваться правительством Ее Величества как «внутриимперское, а не международное дело». Другими словами, требовать независимости Египта перед всем миром на Парижской конференции не имело никакого смысла – Заглул и его соратники должны были обсуждать свои требования непосредственно с британским правительством в Уайтхолле. Британская администрация прямо предупредила Заглула о том, чтобы он должен прекратить свою агитацию. Но Заглул и его соратники проигнорировали британское предупреждение, и 8 марта 1919 года они были арестованы и депортированы на Мальту. Результатом стало всенародное восстание, которое ознаменовало начало Египетской революции 1919 года.

Реакция египтян на арест Саада Заглула и его сподвижников была незамедлительной и ошеломительной по своему размаху. Несколько недель подряд по всей стране проходили стихийные и организованные акции протеста, охватившие все слои населения и в городах, и в сельской местности. Первая демонстрация состоялась 9 марта, когда группа студентов вышла на улицы и начала громить объекты, ассоциировавшиеся с британским правлением: поезда, трамваи, уличные фонари. В ходе подавления демонстраций британскими войсками много людей погибло или получило ранения.

Древний мусульманский университет аль-Азхар стал одним из руководящих центров восстания. После того как 13 марта британцы арестовали ряд преподавателей и студентов, глава британской службы безопасности Джозеф Макферсон решил посетить занятие в мечети, чтобы лично понаблюдать за политической агитацией. Надев для маскировки только феску и ловя на себе недружественные взгляды окружавших его египтян, Макферсон не смог протиснуться в мечеть через плотную толпу перед входом. Но даже со своего места с ограниченным обзором он мог увидеть, как «стоявший на каменном возвышении проповедник вещал толпе из многих сотен человек, что они должны презреть смерть во имя уничтожения тирании и освобождения от ярма угнетения, и обещал рай мученикам за святое дело». Затем Макферсон увидел, как Центральный революционный комитет собирает деньги для поддержки восстаний в сельской местности[200]200
  Записки Макферсона о египетской революции 1919 года приводятся в кн.: Barry Carman and John McPherson, eds., The Man Who Loved Egypt: Bimbashi McPherson (London: Ariel Books, 1985), 204–221.


[Закрыть].

Выступления в сельских районах были наиболее агрессивными. Крестьяне обрушили свой гнев на ненавистные им символы британского правления – на продовольственные склады и железные дороги, которые использовались для транспортировки реквизированного зерна в военное время, а также на телеграфные линии, обеспечивавшие британские власти связью. В городах начались забастовки рабочих. Бастовали служащие Египетских национальных железных дорог и Каирской трамвайной линии. Но Макферсон продолжал относиться к протестующим египтянам с пренебрежением: «Толпы безумцев, орущие на улицах; эмансипировавшиеся по случаю женщины, состязающиеся в экзальтированном ораторстве; незрелые юнцы и пройдохи всех мастей, выкрикивающие непристойные вирши в знак презрения к падшим тиранам».

Египтяне запомнили 1919 год иначе. Для многих это восстание стало первой возможностью принять участие в политической жизни страны. Людей сплотила общая убежденность в том, что египтяне должны править своей страной без иностранного вмешательства. Это было первое в арабской истории настоящее национально-освободительное движение, лидеры которого пользовались полной поддержкой народных масс и в городах, и в деревнях.

1919 год также ознаменовался активным участием женщин в общественно-политической жизни – впервые в истории арабского мира. Лидером женского движения стала Худа Шаарави (1879–1947). Она родилась в богатой семье (ее мать была черкешенкой, а отец – знатным египтянином преклонного возраста) и выросла в гареме в окружении женщин, детей и евнухов. В своих мемуарах Худа писала о двух матерях – о родной и о первой жене отца, которую называла «большой мамой». Любила она обеих, но более близка была с «большой мамой», которая «понимала, как я себя чувствовала, когда люди ставили моего брата выше меня только лишь потому, что он был мальчиком»[201]201
  Huda Shaarawi, Harem Years: The Memoirs of an Egyptian Feminist, trans. and ed. Margot Badran (New York: The Feminist Press, 1986), 34.


[Закрыть].

В детстве Худа возмущалась тем, что ей не давали получить такое же образование, какое получал ее младший брат. Испытывая неутолимую жажду знаний, она попросила свою учительницу принести ей учебники грамматики, чтобы она могла научиться правильно читать Коран. «Заберите у нее книги, – приказал евнух учительнице. – Молодой женщине нет нужды знать грамматику, потому что ей никогда не стать судьей!» Худа пришла в отчаяние. «Я впала в депрессию, стала пренебрегать учебой. Я ненавидела себя за то, что родилась женщиной, потому что это закрывало мне путь к образованию, которое я так хотела получить. Позже я осознала, что моя женская природа закрывала для меня и путь к свободе, которой я так жаждала»[202]202
  Там же, 39–40.


[Закрыть].

В 13 лет Худа узнала, что должна стать второй женой своего пожилого двоюродного брата Али-паши Шаарави. «В смятении я думала о том, что мне придется стать женой родственника, которого я всегда воспринимала как отца или старшего брата и к которому относилась с почтением и страхом. Три его дочери, все старше меня, начали дразнить меня, говоря "Добрый день, мачеха!", что расстраивало меня еще больше»[203]203
  Там же, 55.


[Закрыть]. На брачное ложе она шла «как приговоренный к смерти идет на эшафот». Неудивительно, что брак не был счастливым, и вскоре супруги стали жить раздельно. Эти семь лет раздельной жизни дали Худе время, чтобы получить образование и стать взрослой женщиной, прежде чем вернуться к роли жены влиятельного человека.

Самостоятельная жизнь дала Худе возможность почувствовать неожиданный вкус независимости и сформировать собственные взгляды и интересы. Она начала организовывать общественные мероприятия для женщин, пригласила французскую феминистку Маргариту Клеман выступить в египетском университете с лекцией, где та сравнивала жизнь западных и восточных женщин и обсуждала такие традиции восточных обществ, как закрывание лица. Эта первая лекция положила начало регулярному циклу лекций, и со временем там начали выступать и египетские женщины, в том числе Малак Хифни Насиф (1886–1918), писательница и феминистка, которая впервые публично подняла тему тяжелого положения женщин и потребовала их освобождения[204]204
  Там же, 92–94.


[Закрыть]. В апреле 1914 года Худа Шаарави создала Интеллектуальную ассоциацию египетских женщин, литературное общество, объединившее некоторых ранних представительниц женской литературы в арабском мире, таких как ливанская поэтесса Майа Зийаде и основательница одного из первых женских журналов Лабиба Хашим.