Текст книги "Братья Стругацкие. Письма о будущем"

Таким образом, к концу 60-х гг. в СССР постепенно происходит сворачивание процессов социального проектирования, и возврат к ним не происходит до начала 80-х гг.

Почему Яковлев и его группа в партийном руководстве нанесли этот тяжелый удар по философской фантастике коммунистической ориентации – наверное, заслуживает некого иного анализа. Но сложно не соотнести это со словами Яковлева, написанными им позднее во вступительной статье к изданию к так называемой «Чёрной книге коммунизма»: «После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. <…> Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще. <…>»[86]86
  Яковлев А. Н. Большевизм – социальная болезнь XX века. Вступительная статья. «Чёрная книга коммунизма». 2-е изд. М.: Три века истории, 2001.


[Закрыть].

Если так – несложно понять, почему триумф фантастики в СССР был ему, и таким как он, не нужен и опасен.

Книга Г. Кана и А. Винера, обозначившая собой период технооптимизма, публикуется в 1967 году. «Грядущее постиндустриальное общество» Д. Белла – в 1973. «40000 часов: инвентаризация будущего» Ж. Фурастье, правда, вышла чуть раньше – в 1965, но она и не имела того общего значения, которое получили первые две работы.

«Футурошок» О. Тоффлера выходит в 1970 году.

Первый доклад Римского клуба «Пределы роста. Доклад по проекту Римского клуба «Сложные положения человечества»» Д. и Д. Медоуз, Й. Рандерса и У. Беренса издается в 1972 году. «Человеческие качества» А. Печчеи в 1977-м.

Первая группа – рассматривает позитивные стороны научно-технического прогресса. Технооптимисты делают вывод, что прогресс позволит высвободить рабочую силу, занятую до сих пор на производстве материальных благ – продуктов питания и промышленных товаров. Таким образом, незначительное число людей сможет обеспечивать достойный уровень жизни всему человечеству. Материальные проблемы будут решены, а у человека появится возможность высвободиться из сферы непосредственного материального производства.

Г. Кан, приходил к выводу о том, что в постиндустриальном обществе «комплексно автоматизированная и компьютеризированная ферма позволит одной семье завалить продовольствием остальные 99» (и приводил в обоснование соответствующие статистические данные), комплексная механика, автоматика и электроника позволят решить те же задачи за 10–20 % занятых. (Хотя главным здесь все же становился вопрос уже не о том, что 80 % населения не будут заняты в сфере материального производства, а о том, чем именно они все же будут заняты: Г. Кан эту проблему не рассматривал).

Предполагалось, что достижения НТР в «постиндустриальном обществе» позволят сократить рабочий год ещё по меньшей мере вдвое, и обычной станет 20–30 часовая рабочая трёх-четырёхдневка с двумя-тремя месячными отпусками в разное время года. И. В. Бестужев-Лада называет формирующуюся в рамках этих тенденций модель «обществом досуга».

В рамках технократического оптимизма Ж. Фурастье писал о том, что человечество переживает переходный период: и в отличие от предыдущих эпох теперь человек может значительно влиять на материальные условия своего существования, более того, он близок к тому, что бы изменить свою биологическую природу. Таким образом, можно говорить о переходе от «естественной среды» к «технической». Переход к новому этапу позволяет прогнозировать повышение уровня жизни.

Теория постиндустриального общества Белла основана на положении о ведущей роли знаний и технологий в человеческой истории. Белл делает вывод о том, что революционно быстрое развитие науки и техники в постиндустриальном обществе позволяет обеспечить решение задач научно-технологическим переворотом. Этот же процесс является и причиной деидеологизации такого общества, понимаемой как уменьшение значения традиционных идеологий в социальном управлении, отказ от выдвигаемых ими ориентиров устройства или переустройства мира (аналогично мнение Р. Арона), потеря идеологиями способности «на своём языке» формулировать современные проблемы и дерадикализация интеллектуалов – хотя это и не означает, по мысли Д. Белла, «конца утопии», которая, при условии связи с опытом, необходима современному человеку как «видение его потенциала, как способ соединения страсти и разума» для определения целей и средств развития. В постиндустриальном обществе на первый план выходят научное, теоретическое знание и информация как источник власти и богатства. Соответственно изменяется и характер технологии, поскольку знание требует новых средств обработки, хранения и передачи. Появляются интеллектуальные технологии, вытесняющие из сферы управления старые машинные. В целом постиндустриальное общество характеризуется в рамках этого подхода:

• доминирующими позициями сферы услуг в экономике,

• социальным управлением, становящимся занятием учёного и профессионала-технократа, заменяющими традиционного политика,

• повсеместным распространением интеллектуальных технологий и самоподдерживающимся на их основе технологическим прогрессом.

В 1957 году Стругацкие заканчивают, а в 1959 публикуют, свою первую книгу «Страна Багровых туч» – формально посвященную экспедиции на Венеру (время действия относится к 90-м гг. XX века). Однако те фрагменты произведения, которые связаны с Землей, описывают общество, в котором уже присутствует комплексная автоматизация и компьютеризация, люди освобождены от занятия изнуряющими видами труда, их поисковую деятельность обеспечивают сложные автоматы, увеличилось их свободное время. Вышедшие вслед за эти повести «Путь на Амальтею» и «Стажеры» также показывают мир высоких технологий и освобожденных от материальной зависимости людей. Причем главным здесь для авторов становится не описание технических изобретений, а новые интересы человека и его ориентация на поисковую деятельность.

Если эти произведения еще можно условно относить к традиционной фантастической литературе – то написанная в 1961 и изданная в 1962 г. книга «Возвращение (Полдень, XXII век)» уже является не приключенческим романом, а как раз развернутым описанием мира будущего – общественного устройства XXII века, включая освобождение человека с помощью техники от изнурительных видов труда, перенесение центра его деятельности на науку и производство новых технологий – включая перечисленные ранее черты «постиндустриального общества»: с «социальным управлением, становящимся занятием учёного и профессионала-технократа, заменяющими традиционного политика, повсеместным распространением интеллектуальных технологий и самоподдерживающимися на их основе технологическим прогрессом.

С двумя требующими уточнения аспектами: первый – все это описано за пять лет до выхода в свет книги Г. Кана и А. Виннера и более чем за десять до публикации основного труда Д. Белла. И даже – за несколько лет до работы Ж. Фурастье. Второй – в описанном ими обществе нет проблемы, заключающейся в вопросе, чем занимаются 80 % незанятых в материальном производстве людей: они заняты в науке, искусстве, медицине и воспитании. Там нет проблемы недостатка материального потребления, но это не общество «массового потребления», не «общество досуга» и не экономика услуг – это «общество познания».

Анализируя эти работы, мы видим, что Стругацкие излагают все основные постулаты технооптимизма практически за десятилетие до его оформления в рождающейся футурологии. Подробнее черты общества Утопии, созданной Стругацкими («мира Полдня») будут разбираться в последующих главах, но сейчас для нас важнее, что в плане социально-философского прогнозирования они, в постановке проблем и предложении их разрешения, явно опережали своим творчеством футурологические поиски западных ученых.

При этом известный польский исследователь творчества Стругацких В. Кайтох высказывал мнение, что их книга была лишь художественным описанием разделов принятой в 1961 году Третьей Программы КПСС. Однако здесь нужно отметить два обстоятельства. Во-первых, если просто согласиться, что это было так – приходится сделать вывод, что данный политический документ в плане научно-футурологического значения явно опережал и превосходил все последующие классические работы футурологов – Г. Кана, Д. Белла. О. Тоффлера и др. Во-вторых – при анализе сроков публикации работ – мы видим достаточно явное фактологическое опровержение версии В. Койтоха. Книга Стругацких к моменту принятия Программы КПСС уже была написана и частично опубликована: отдельные ее главы по одной издавались начиная с 1959 года[87]87
  В 1959 году были опубликованы главы «Скатерть самобранка», «Десантники» и «Поражение», в 1960 – «Ночь на Марсе», «Почти такие же», «Глубокий поиск» и т. д.


[Закрыть] – то есть, в постановке вопросов, опережали и западных футурологов, и Программу КПСС.

В плане социально-философского прогнозирования, в постановке проблем и предложении их разрешения – они явно опережали поиски западных футурологов.

В футурологии на смену технооптимизму, как уже говорилось, начиная с 1970 года, приходит технопессимизм. «Футурошок» А. Тоффлера: проблемы разрушения института семьи, исчезновения преемственности поколений, иерархии авторитетов, атомизации экономической сферы и произрастающей из неё нестабильности в социальной сфере. В центре концепции О. Тоффлера стоит феномен «шока от будущего», то есть стресса и дезориентации, которые возникают у человека, подверженного слишком большому количеству перемен за слишком короткий срок. Постоянный стресс порождает боязнь перемен, а значит, и будущего. По мнению футуролога, это состояние уже начинает проявляться у многих его современников.

Однако нужно отметить, что тема неспособности решить проблемы человечества исключительно посредством достижений техники и науки начинает подниматься Стругацкими в работах, опубликованных уже в середине 1960-х гг.

Уже в повести «Понедельник начинается в субботу» (написана в 1963–1964 гг., опубликована в 1965 г.) они формулируют утверждение о том, что решение проблем материального изобилия не ведет к разрешению проблем человека и не создает идеального, свободного человека. Но они и углубляют эту проблему, утверждая, что достижение человеком благодаря науке «абсолютного могущества» не ведет к его развитию, порождая лишь «гения-потребителя». Повесть «Стажеры» (1962 г.) они завершают утверждением, что главное не в технике, главное – в человеческих отношениях, без воспитания нового человека техника и наука окажется обреченными служить всем старым устремлениям и порокам.

В повести «Хищные вещи века» (написана в 1964, опубликована в 1965 г.) они формулируют тезис о том, что «общество досуга и гарантированного потребления», даже освобожденное от материального и политического угнетения – будет приводить лишь к подчинению человека приобретающим все более извращенный характер примитивным потребностям, но не приведет к их «возвышению». Достижения науки и техники окажутся поставлены на службу все увеличивающейся примитивизации человека. По их мысли, сами по себе свободное время, материальное изобилие и технические возможности вместо того, чтобы поднять человека до уровня творца, развить в нем созидательное начало, напротив, будут опускать его вновь до уровня животного.

В этих, и ряде других произведений они осмысливают негативные стороны проблемы «общества потребления». В долго не издававшейся и наиболее для них значимой философской работе «Улитка на склоне» (написана в 1965 г. опубликована в СССР в 1988 г.) – они за пять лет до «Футурошока» поднимают ту же тему: о мере готовности или неготовности человека и общества встретится с будущим. В иной плоскости та же тема ставится ими в повести «Гадкие лебеди» (написана в 1967, первая публикация в ССР – 1987 г.), – о том, что люди, не готовые встретится с будущим, могут оказаться отторгнуты им. И о том, что ожидая его – они могут настолько оказаться в плену у сегодняшнего дня и своих привычных потребностей, что сами могут оказаться препятствием на пути его прихода. Нужно отметить, что именно эти две повести оказались долгое время непонятыми.

Тема неизведанности будущего и таящихся в нем неясных для сегодняшнего дня угроз была обозначена и в неоконченной повести «Беспокойство» (написана в 1965-м, опубликована 1990 г.): люди изучают неизведанное, видят его – думают, что оно достаточно просто – и не готовы задуматься и понять, что то, что кажется сегодня простым и безопасным, как раз и таит в себе те угрозы завтрашнего дня, к которым они окажутся не готовы.

Доклад Римского клуба «Пределы роста» в 1972 году вызвал новый шок: но в отличие от труда О. Тоффлера, говорившего о психологическом шоке от неготовности к темпу перемен, здесь речь шла не о неготовности, а о прямой угрозе исчерпания ресурсов и угроз от развития того, что ранее считалось основным ресурсом человечества – научно-технического прогресса. Как результат выявленных авторами тенденций: роста мирового народонаселения, истощение минеральных ресурсов, загрязнения окружающей среды, реакции на всё это промышленного и сельскохозяйственного производства, – Медоуз прогнозировали грядущую катастрофу, сопровождающуюся вымиранием от голода и болезней нескольких миллиардов из десятка-полутора миллиардов землян грядущего столетия.

Вопрос ответственности ученых за их открытия и проблему угрозы последствий гипертрофированного увлечения, с вполне благими намерениями, могуществом сил, которые стали доступны в результате развития науки Стругацкие поставили в повести «Далекая Радуга», написанной в 1962 и опубликованной в 1963 году. Практически все действующие лица – в нормальном понимании абсолютно положительные люди, посвятившие себя вполне бескорыстно науке ученые – работающие на комфортной и безопасной планете, отведенной для исследований ученых разных направлений, которую абсолютно неожиданно для себя они обрекают на катастрофу вместе с собой и своими семьями. Позже проблемы угрозы неконтролируемого научно-технического развития окружающей среды будет поставлены ими и в 70-е годы – «Пикник на обочине» (1972 года издания, то есть тоже был написан до «Доклада» Медоуз) и «Жук в Муравейнике» (фрагменты, связанные с планетой Надежда и операцией «Мертвый мир» – первоначально они задумывались как отдельная повесть – середина 70-х гг.).

Сопоставляя хронологическое обращение к названным темам с одной стороны – Стругацких, с другой стороны – классиков футурологии второй половины XX века, мы видим, что первые не просто нащупали и осветили раньше ту или иную тему осмысления проблем будущего, что само по себе могло бы оказаться относительной случайностью или совпадением. Ситуация выглядит более сложно – по сути, Стругацкие прошли своего рода эволюцию осмысления проблематики – опережая профессиональных прогнозистов.

Все эти примеры особо интересны наличием момента опережения[88]88
  «Политическое сознание может опережать экономическую (и общественную, в целом) практику, прогнозировать развитие событий и тем самым выступать стимулирующим (экономику и политику) фактором" – см. Поливаева Н. П. Указ. соч. – С. 36.


[Закрыть] – и эти примеры опережения особенно интересны в контексте приводившегося соображения X. Ортеги-и-Гассета и позволяют выдвигать предположение об особых познавательных возможностях такой формы осмысления действительности, как художественно-политическое моделирование, то есть создание модели политического устройства общества с помощью художественных средств – образов, метафор и т. д., особенно если учесть, что сама метафора в науке рассматривается как «неназванное сравнение», и латентно несет в себе начало компаративистики.

В этом отношении особый интерес представляет книга Б. де. Жувенеля «Искусство предположения», фрагмент из которой был опубликован в упоминавшейся «Антологии современной классической прогностики». Анализируя разные способы предсказания, такие как:

• «перенесение» на будущее умозаключений, основанных на сегодняшнем опыте;

• «пролонгация существующей тенденции»;

• «аналогия, основанная на перенесении в будущее закономерностей, выявленных в прошлом;

• «колея», предполагающая, что отстающие в своем развитии страны с неизбежностью и высокой степенью повторяемости проходят путь стран, их обогнавших;

• «причинность», предполагающая, что одни и те же причины, приведшие к известным последствиям в прошлом, с неизбежностью приведут к тем же и в будущем;

• «априоризм» и «системность», – он последовательно показывает расхождения сделанных в их рамках предсказаний с действительным ходом истории.

Выводом его в значительной степени становится положение, вынесенное в название работы: исключительно рациональных оснований оказывается недостаточно для успешного предположения о будущем. Такое предположение становится, возможно, только при дополнении его «искусством предположения».

Быть может, это связано именно с тем, что основанные на измеряемых показателях прогнозы имеют смысл только применительно к определенным ситуациям – тогда как применительно к будущему никто не может поручиться, что обстоятельства окажутся именно такими, а не иными. Тот же де Жувенель отмечает, что любые однозначные утверждения, отнесенные к будущему, в принципе оказываются по ту сторону правды и лжи. Применительно к конструированию будущего ученый оказывается в ситуации, описанной Ортегой: использование метафоры, то есть художественного приема, дополняющего научное знание, оказывается более эффективным, чем строго рациональное логическое построение.

Тем более с учетом такой бесспорно учитываемой при политическом анализе категории, как «политическое искусство».

И если никто не оспаривает фактор искусства политического деятеля (как, скажем, и искусства военачальника) возможно, стоит серьезно отнестись к возможности существования такой категории политической науки, как искусство политического анализа и художественное моделирование политических процессов.

Возможно, именно поэтому советская научная фантастика 1950–1960-х гг., использующая приемы художественного моделирования, но в исходных посылках по определению не выходящая за рамки имевшихся научных данных, оказалась способной к опережающему, по сравнению с западной футурологией, осмыслению социальных и политических проблем будущего.

Взгляд с другой стороны 3: Кем они были?

Помимо общественной составляющей, типичной для формирования взглядов всего поколения шестидесятников, необходимо выделить индивидуальную, характерную только для Стругацких. Если первая из них обусловила формирование утопического мышления Стругацких в начале 1950-х гг. и зарождение их конфликта с властью в середине 60-х, то вторая, по всей видимости, привела к разделению идеологической ориентации диссидентских кругов и Стругацких в более поздние годы. В комплексе эти две составляющих можно обозначить как личный фактор формирования мировоззрения и общественно-политических взглядов Стругацких.

Личный фактор в свою очередь можно разделить на три составляющих. Это события биографии Стругацких, круг общения и круг чтения. Биографический фактор это события их личной и профессиональной жизни, с одной стороны, вызывавшие непосредственные изменения во взглядах Стругацких, с другой – закладывавшие основу для дальнейшего восприятия ими событий политической жизни.

Анализируя биографический фактор необходимо заранее оговорить особенность исследования взглядов «коллективного автора» Стругацкие. Вплоть до 1956 г. писатели жили отдельно, их не объединяла ни профессиональная деятельность, ни быт. Единственным, что связывало Стругацких, была их переписка. Соответственно условия формирования общественно-политических взглядов Стругацких в ранний период различны.

Аркадий Стругацкий родился 28 августа 1925 года в Батуми, где его отец Н. З. Стругацкий служил редактором газеты «Трудовой Аджаристан». Мать Аркадия и Бориса Стругацких, Александра Ивановна Литвинчева (1901–1981) была учительницей, преподавала русскую литературу в той же ленинградской школе, где учился Аркадий, после войны была удостоена звания «Заслуженный учитель РСФСР» и награждена орденом «Знак Почёта»[89]89
  Стругацкий Б. Без напарника / Бондаренко С. П., Курильский В. М. Указ. соч. С. 7.; Стругацкий Б. Голодный раб бунтует. Прикормленный – никогда! / Бондаренко С. П., Курильский В. М. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть].

Во время Великой Отечественной войны семья Стругацких оказалась в осажденном Ленинграде. Во время блокады Б. Стругацкий участвовал в строительстве оборонительных сооружений (осень – начало зимы 1941 г.), а затем работал в мастерских, где производились ручные гранаты[90]90
  Стругацкий Б. Комментарии / Там же. С. 34.


[Закрыть].

По воспоминаниям А. Стругацкого, в январе 1942 г. Александра Стругацкая, работавшая в тот период в районном исполкоме, добилась для семьи возможности выбраться из Ленинграда по «дороге жизни», однако воспользоваться этой возможностью смогли только Натан Стругацкий и Аркадий – Борис болел дистрофией, и родители посчитали, что эвакуации он не выдержит. Б. Стругацкий утверждает, что появление такой возможности не было связано с тем, что А. Стругацкая работала в Выборгском райжилотделе. В данном случае больше доверия вызывают воспоминания старшего брата, но кто бы из них ни разбирался в ситуации лучше, можно заметить разницу в оценках Стругацких: Аркадий более реалистичен, Борис более идеалистичен.

Натан Стругацкий умер в Вологде, и А. Стругацкий летом 1942 г. оказался в посёлке Ташла Оренбургской (тогда – Чкаловской) области[91]91
  Стругацкий А. Письмо И. Аршанину и А. Стругацкой. Получено 1 августа 1942 г. / Там же. С. 38.


[Закрыть]. А. Стругацкий к этому времени имел среднее неоконченное образование (9 классов) и как «человек большой грамотности» был назначен заведующим пунктом по закупке молочных продуктов у населения, и при первой же возможности просит мать и брата приехать к нему[92]92
  Стругацкий Б. Без напарника / Там же. С. 40.; Стругацкий А. Письмо А. Стругацкой и Б. Стругацкому. 27 июня 1942 г. / Там же. С. 41.


[Закрыть].

Б. Стругацкий упоминает, что во время войны А. Стругацкий учился в актюбинской миномётной школе, а Б. Стругацкий проживал в Оренбуржье, в. г. Чкалов, но дату, к которой относится эта информация, не называет[93]93
  Стругацкий Б. Не люблю литературу, которая уводит от реальности / Там же. С. 42.


[Закрыть]. Во фрагменте офлайн-интервью он пишет также, что в Ташле А. Стругацкий закончил «десятилетку» и сразу после этого ушёл в армию. Там же учился и Б. Стругацкий. Этот период он относит к 1942–1943 гг.[94]94
  Стругацкий Б. Офлайн-интервью 17.09.05 / Там же. С. 37.


[Закрыть]

Летом того же года весь выпуск Актюбинского училища был отправлен на Курскую дугу, но А. Стругацкий незадолго до этого оказался переведён в открывающийся в Москве институт военных переводчиков[95]95
  Стругацкий Б. Нам всегда хватало славы. / Там же. С. 47.


[Закрыть].

Несмотря на небольшую разницу в возрасте, в определённом смысле А. Стругацкий и Б. Стругацкий принадлежат к разным поколениям. К 1941 г. А. Стругацкому было 16 лет. «Ранние годы Аркадия были тем самым счастливым детством, за которое тогда было принято говорить «спасибо» товарищу Сталину. Без всякой иронии и без всяких «но» в данном случае: мирная, спокойная жизнь в хорошей семье, среди добрых друзей, в замечательном городе, в любимой стране, которой искренне гордились и взрослые, и дети», – пишет А. Скаландис[96]96
  Скаландис А. Братья Стругацкие. М., 2008. С. 39.


[Закрыть].

Детство Б. Стругацкого 22 июня разделило пополам. Оно в большей степени связано с войной, блокадой, эвакуацией. В этом разрыве кроется коренное различие в условиях формирования мировоззрения братьев – если А. Стругацкому было за что благодарить советский строй, то Б. Стругацкий сохранил о своём детстве в основном негативные воспоминания. Хотя, безусловно, такое мировосприятие Б. Стругацкого должно иметь под собой и иные психологические основания, миллионы современников этого же возраста не стали противниками советского строя.

А. Стругацкий окончил Бердичевское пехотное училище, располагавшееся тогда в эвакуации в Актюбинске, после чего был откомандирован в Военный институт иностранных языков, который окончил в 1949 году по специальности «переводчик с японского и английского языков».

Военный институт иностранных языков, ныне включённый в состав Военного университета, был создан 12 апреля 1942 г. приказом МО СССР из военного факультета при 2-м МГПИИЯ, находился в непосредственном подчинении Главного управления Генерального штаба. Официальной задачей института называют подготовку военных переводчиков-референтов и преподавателей иностранного языка для высших и средних учебных заведений Красной Армии[97]97
  Наша победа ковалась в тылу. Великая Отечественная война. Лефортово, http://www.uprava-lefortovo.ru/item1913/


[Закрыть].

Профессия военного переводчика имеет ряд специфических черт, в сравнении как с обычными военными специальностями, так и с работой переводчика в мирное время. Военный переводчик на фронте всегда одним из первых узнавал о противнике, и в связи с этим на нём лежала большая моральная ответственность. Он был обязан безукоризненно знать язык, военную терминологию и организацию армии противника, уметь правильно перевести документ противника и составить протокол допроса военнопленного. Как показал опыт Великой Отечественной войны, военному переводчику нередко приходилось в порядке взаимозаменяемости выполнять самостоятельно многообразные обязанности офицера штаба, вытекающие из конкретной боевой обстановки. Помимо своих основных переводческих обязанностей, выпускники ВИИЯ помогали офицерам разведки собирать и обрабатывать разведывательные данные, составлять и передавать информацию подчинённым частям и в вышестоящие штабы. Военные переводчики штабов ведали организацией вопросов учёта и отправки пленных и трофейных документов.

Многие выпускники ВИИЯ 40–50-х гг. стали известными военачальниками, дипломатами, руководителями структурных подразделений Министерства обороны СССР, выдающимися учёными, известными писателями, журналистами, кинорежиссерами. Среди них – актёр В. Этуш, журналист В. Овчинников, композиторы С. Кац и А. Эшпай, переводчик В. Суходрев, писатели Ю. Друнина, П. Коган, А. Мицкевич (Днепров), Е. Ржевская, посол О. Трояновский, режиссёр Ф. Хитрук, бард и писатель М. Анчаров[98]98
  Бондаренко С. П., Курильский В. М. Указ. соч. С. 57.


[Закрыть].

Военными переводчиками по базовому образованию были Сергей Иванов и Игорь Сечин.

Всё это имеет непосредственное отношение к формированию характера, а впоследствии и политических взглядов Аркадия Стругацкого. Собственных свидетельств о периоде службы он оставил немного, в детали непосредственно профессиональной своей деятельности в письмах никогда не вдавался. Тем не менее, на основе обобщённой характеристики военных переводчиков тех лет можно попытаться реконструировать черты характера Аркадия Стругацкого: ответственность – присущая военному офицеру, закрытость и аккуратность в изложении мыслей – присущая человеку, тесно работающему с секретными документами, глубокая осознанная политическая позиция – по той же причине. В частности, о специфической закрытости А. Стругацкого, который в целом был «душой компании», но при переходе на некоторые темы уходил в себя и замолкал, свидетельствует и Б. Стругацкий.

В институте особый интерес у А. Стругацкого вызывало изучение марксизма-ленинизма[99]99
  Стругацкий А. Письма / Там же.


[Закрыть]. Неоднократно в своих письмах Б. Стругацкому он наставлял брата, требуя, чтобы тот больше внимания уделял чтению политических журналов и изучению теории коммунизма. Когда же брат однажды пожаловался ему, что в институте от него как от старосты требуют стать доносчиком в деканате – сурово отчитал его.

При распределении на языковую практику, студентов разделяли по частям в зависимости от успеваемости. А. Стругацкий на протяжении всех студенческих лет отличался плохой дисциплиной, хотя и проявлял талант к языкам и трудолюбие в учёбе. Так в 1946 г. А. Стругацкий был направлен в Казань, в спецзону для военнопленных. В Казани он участвовал в допросах японских военных преступников, подготовке материалов Токийского процесса[100]100
  Стругацкий Б. Комментарии / Там же. С.58.


[Закрыть].

Влияние этого опыта на формирование взглядов А. Стругацкого было двойственным. С одной стороны, наблюдения за лагерным бытом, как полагает А. Скаландис, глубоко врезались в память писателя: «…в Татарии было страшно. Там АН[101]101
  АН – Аркадий Натанович Стругацкий.


[Закрыть] впервые своими глазами увидел настоящий концентрационный лагерь. Военнопленных за людей не считали. Это была планета Саула из будущей «Попытки к бегству». И зловонные бараки, и джутовые мешки на голое тело по морозу, и котлован с копошащимися человеческими существами, и этот жуткий кашель, передаваемый по цепочке, – такое нельзя придумать. И невозможно забыть. Вернувшись из разных лагерей, они не рассказывали подробностей даже друг другу. Некоторые молчат до сих пор. Или не имеют сил говорить, потому что им становится плохо от воспоминаний»[102]102
  Скаландис А. Указ. соч. С. 76.


[Закрыть].

С другой стороны, сам факт нахождения людей в лагере не вызывает у А. Стругацкого чувства протеста. Позднее, в романе «Град обреченный», он использует реальную биографию военнопленного, которого ему приходилось допрашивать, сохраняет даже его имя: «Полковник Маки. Бывший полковник бывшей императорской армии. Сначала он был адъютантом господина Осимы и два года просидел в Берлине. Потом его назначили исполняющим обязанности нашего военного атташе в Чехословакии, и он присутствовал при вступлении немцев в Прагу… <…> Потом он немного повоевал в Китае, по-моему, где-то на юге, на Кантонском направлении. Потом командовал дивизией, высадившейся на Филиппинах, и был одним из организаторов знаменитого «марша смерти» пяти тысяч американских военнопленных <…> Потом он попал к русским в плен, и они, вместо того, чтобы повесить его или, что то же самое, передать его Китаю, всего-навсего упрятали его на десяток лет в концлагерь… <…> Теперь он уже старый человек. <…> И он утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо знал, это русские женщины. Эмигрантки в Харбине»[103]103
  Стругацкий А., Стругацкий Б. Град Обреченный / Собр. соч. в 11 томах. М. 2009. Т. 7.


[Закрыть].

Если Стругацкий сохраняет не только фактуру, но и реальное имя японца, нет оснований сомневаться, что правдивой является и его оценка этого человека. А. Стругацкий не мог не видеть ужасный быт военнопленных, но не он поражал его воображение, а тот факт, что эти люди не были казнены, а «всего-навсего» оказались «на десяток лет» в концлагере. Эта позиция очень характерна для оценочной системы А. Стругацкого.

В 1949 г. А. Стругацкий окончил ВИИЯ и был назначен преподавать в Канское военное училище (1950–1952), затем дивизионным переводчиком в Петропавловск-Камчатский, потом на Курильские острова и в Хабаровск (1952–1954). В 1955 г. демобилизовался[104]104
  Стругацкий Б. Голодный раб бунтует. Прикормленный – никогда! // Бондаренко С. П., Курильский В.М. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть].

Относительно причин назначения А. Стругацкого в Канск существует две версии. Первая заключается в том, что это была своеобразная ссылка, связанная с его поведением. С другой стороны, А. Скаландис предполагает, что, несмотря на географическую отдалённость от столицы и тяжёлый быт, секретному объекту ШВП (Школа военных переводчиков) в Канске придавалось особое значение. По некоторым данным, там готовили специалистов для ГРУ[105]105
  Скаландис А. Указ. соч. С. 89.


[Закрыть]. Эту же версию повторяют С. Бондаренко и В. Курильский, ссылаясь на воспоминания М. Демиденко[106]106
  Бондаренко С. П., Курильский В. М. Указ. соч. С. 100.


[Закрыть].

Аркадий Стругацкий в письмах из Канска вспоминает несколько эпизодов, характеризующих атмосферу и быт начала 1950-х гг. Одно из таких воспоминаний связано с тем, как в числе других офицеров он был определён в бригаду, созданную «для содействия мероприятиям по благоустройству города». Суть действий бригады сводилась к агитации местных жителей к участию в этих мероприятиях: они должны были рыть канавы для стока воды. Местные жители отчаянно сопротивлялись, ссылаясь друг на друга. Убедить их участвовать удавалось, только пригрозив санкциями со стороны советской власти, с которой большинство из них уже имело дело (большая часть населения уже привлекалась к уголовной ответственности). Характеризуя этот контингент, А. Стругацкий использует эпитеты «уголовники, дерьмо, ссыльные кулаки» и оценивает следующим образом: «Сволочьё! Воспитывай их, таких вот мерзавцев»[107]107
  Стругацкий А. Письмо брату, 4 июня 1950 г. / Там же. С. 121.


[Закрыть].