Текст книги "Чужими руками"

Лизка не стала спорить с нелестной характеристикой Василия. Но, видно, сразу заметила мое недовольство супругом. Спрашивает негромко:

– Как живете-то?

– Да так… – пожимаю плечами. – Не ругаемся. С кулаками друг на друга не бросаемся. Посуду не бьем.

– Детей-то чего не завели?

– С ним? – таращусь на нее. – Нет! Мне детей от Васи не нужно!

– Разводиться, что ли, надумала?

– Ну почему сразу и разводиться? Просто… Трезво смотрю на вещи!

– Любовник-то у тебя есть?

Я весело хохочу:

– Ну, Лиза! Ты даешь! Были мы в детстве задушевными подружками! Секретами девчачьими делились! Но сейчас-то нам не по восемь лет! И даже не по восемнадцать! Чтобы вот так, запросто, сердечные тайны выкладывать! Сама-то как? Муж ведь тебя намного старше! Справляется с супружескими обязанностями? Или приходится норму бабских радостей на стороне добирать?

– Умер он!

Я вскрикиваю:

– Ой! Извини!

– Ничего.

– Выходит, ты теперь… одинокая?

– Выходит, так! – грустно констатирует Лиза.

– Да! – вздыхаю. – Не слишком-то мы преуспели в жизни! А ведь – не дуры! Не страхолюдины! Иной раз, как увижу какую-нибудь корягу… как муж вокруг нее жаворонком вьется… Пылинки с нее сдувает – зло берет! Почему так? Почему мне, такой умной, молодой, красивой, модной, – и не везет? Вот и ты тоже!

– Я судьбу не гневлю! – смиренно отвечает Лиза. – И тебе не советую. Каждый должен нести свой крест!

– Да брось ты! – фыркаю я. – Каждый должен делать свою жизнь! Иначе…

Замолкаю на полуслове, едва не прикусив язык. Мне кажется, что на месте Лизки сидит Амрита. Это длится одно короткое мгновение. Но его хватило, чтобы испугаться.

Лизка замечает мой испуг. Мое смущение.

– Ладно, Зоя! Поговорили – и хорошо! Пошла я.

– Куда пошла! Пойдем домой! Посмотришь, как я живу!

– Спасибо! Но я не хочу с Василием встречаться!

Ох и стерва же ты, Лизонька! Если глаза закрыть, чтобы только голосок твой бесцветный слушать, – ангел! С Василием она не хочет видеться!

– Не боись! – отвечаю, стараясь выглядеть легкомысленной. – Его дома нет! В гараже у приятеля фигней какой-то маются! А если и придет вдруг, застанет тебя – что тут такого? Мало ли кто в кого был влюблен? Се ля ви!

Выхожу из машины. Обхожу ее. Останавливаюсь у Лизкиной дверцы. Распахиваю:

– Прошу вас, Елизавета Андреевна!

Лизка не движется. Сидит, опустив голову. Побледневшими губами шепчет что-то себе под нос. Поторапливаю ее:

– Давай, Лиза! Выходи!

Она поднимает голову:

– Мне страшно… почему-то…

У меня в душе начинают скрестись кошки. Что бы я делала, если бы не Амрита! Нахожу силы подбодрить Лизку:

– Смелее, сестренка! Все будет хорошо!

Она выбирается из машины. И мы идем к дому.

– Суббота, а во дворе пусто! – бормочет Лизка. – И вообще! За все дни, что я в Питере, не видела ни одного знакомого лица!

– А как же я?

– Ты не в счет! – грустно отвечает она.

И мы заходим в подъезд.

Глава 17

Набираю на домофоне код. Распахиваю дверь и пропускаю Лизку вперед. Она идет медленно, словно из последних сил. Все время крутит головой.

– Как все изменилось! – негромко говорит она, не оглядываясь. – Чистенько стало.

– Так домофон поставили. Теперь бомжи поссать не заходят. И пиво в подъезде пить некому.

– А что? Тот мужик, с пятого этажа, не пьет?

– Помер он…

Это она про Виталика спросила. Жил тут у нас такой алкаш. Сам вечно никакой. Да еще дружков и подружек водил. Прошлой зимой замерз прямо у подъезда. Код забыл, наверное.

Вот мы и на нашей площадке. Лизка останавливается у квартиры, сторонится, пропуская меня. Снова широким жестом предлагаю ей пройти вперед. С грустной полуулыбкой на лице она шагает через порог.

Захожу следом. Закрываю дверь. Включаю свет.

– Раздевайся! – говорю сестре, сбрасывая сапоги. – Я сейчас.

Бегу в спальню. Набираю номер Василия.

– Ты где? – спрашиваю.

– В гараже.

– Иди домой! Ты мне срочно нужен!

– Не понял…

– Я дома! Ты мне срочно нужен! Теперь понял?

– Ты дома? – переспрашивает Василий. – А корпоратив?

– Я приехала! И жду тебя дома! Еще раз объяснить?

– Не надо. Сейчас приду.

– Поторопись! – говорю я и отключаю телефон.

Если он и правда в гараже, то появится минут через семь-десять. Возвращаюсь в прихожую. Лизка все еще там. Не торопится. Смотрит по сторонам. Встроенный шкаф разглядывает, будто это скульптура Венеры Милосской. Посмотрелась в зеркало и уставилась, упершись взглядом на полочку под зеркалом. Что она там узрела? Там все те же безделушки, что и во время ее несанкционированного визита. Придуряется сестричка.

Достаю тапочки. Кладу перед ней на пол:

– Переобувайся! И проходи!

Сама иду в кухню. В раковине немытая сковорода. Муженек изволил с утра яичницу откушать.

Ставлю на плиту чайник. Начинаю мыть посуду.

За спиной появляется Лизка.

– Новая кухня! – замечает она. – Хорошенький гарнитурчик. Сколько такой стоит?

– Не помню уже. Где-то в районе стольника.

– Это много?

– Ты что, совсем в наших ценах не ориентируешься?

– Да откуда же? – виновато улыбается Лизка. – Столько лет…

– Ах да… Я и забыла! Ты же теперь только с евриками дело имеешь! Это мы, простолюдины российские, с деревянными маемся.

– Да ладно тебе! Прибедняться-то! Судя по гарнитуру, не на паперти стоишь. Как мама говорила, не приходится последний член доедать!

– Она говорила: последний член без соли доедать!

– Да! Точно! Тем более что он у тебя один. Или другие есть?

Лизка смотрит на меня с хитрым прищуром. Ждет, что отвечу.

– Ты о чем?

– Не может быть, чтобы у моей сестры никого, кроме мужа, не было! – заявляет Лизка.

– Да нет, Лиза! Ошибаешься. Вася у меня один.

Лизка игриво грозит мне пальчиком. Мы смеемся. Но спокойствие не приходит. Я чувствую, что напряжена. И вижу, что Лизка тоже. Еще бы! Она не каждый день приговор в исполнение приводит. Да и я не каждый день жду смерти!

– Парик давно носишь? – вдруг спрашивает Лизка.

– Иногда…

– А зачем? Свои волосы испортишь…

– Прическу не успела сделать. Чай с чем пьешь? Как и раньше?

– Да! С молоком.

– Бутерброд сделать?

– Нет нет. Спасибо.

Подхожу к холодильнику. Перед тем как открыть его, бросаю взгляд во двор дома. Ничего необычно го не замечаю. Детишки на санках. Детишки на горке. Внимательные бабушки следят за потомками. Мамочки болтают между собой. Мужчин мало. Один папаша катает на санках сына. Другой играет с ребенком в снежки. Еще один мужик стоит, согнувшись, под аркой и трет рукой поясницу. Переусердствовал, видать, развлекая подрастающее поколение.

Бросаю взгляд на часы. Василий вот вот появится. Все-таки Лизка ведет себя странновато. Нервы? Наверное. Только вот от чего? Мои тоже на пределе.

Достаю из холодильника молоко. Открываю бутылку и ставлю на стол перед Лизкой. Бутылка падает. Молоко льется Лизке на кофточку и на колени.

– Ой!

– Растяпа! – хрипло говорит Лизка. – Дай тряпку!

Промокшая кофточка стала полупрозрачной. Вижу, что на сестрице розовый бюстгальтер. Лизка выбирается из-за стола. Опустив голову, смотрит на свою юбку. Я грустно вздыхаю. Юбка испорчена. Огромное пятно до самого подола. На улицу с таким безобразием не выйдешь!

– Извини, Лиза! – виновато говорю я.

– Да ладно ты! Что делать-то? Как я теперь пойду?

Решение приходит мгновенно.

– Дуй в ванную! – командую я. – Раздевайся! Бросай все тряпки в стирку! А сама – в ванну! Отмоешься, включим машину и все выстираем!

– Это же долго! – с сомнением качает головой Лизка.

– А какие еще есть варианты?

Вижу: мои доводы убедили сестричку. Лизка больше не возражает. Но смотрит на меня с каким-то недоумением в глазах. Словно не верит, что я случайно молоко опрокинула. Словно понять хочет: не догадалась ли я про их план? Потом кивает. Провожаю ее до ванной.

– Воду сама наберешь. Шампунь, мочалка – здесь!

Она начинает раздеваться. Выскакиваю в коридор и убираю в шкаф Лизкины сумочку, курточку, сапоги. Потом бегу в спальню. Роюсь в своих тряпках. Отбираю то, что надо. Несу сестрице. Лизка уже в ванне. Шторка задернута.

– Вот! Трусы новенькие принесла. Бюстгальтер. Халат на крючке висит. Полотенце тоже чистое. На вешалке. Мойся!

– Спасибо, Зоя! – каким-то замогильным голосом отвечает Лизка.

– Чего у тебя голос изменился? Тебе не плохо там? Все нормально?

– Все хорошо!

Сбрасываю тряпки, что Лизка с себя сняла, в машину. Уже собираюсь выйти из ванной, когда мой взгляд падает на фен.

«Господи! – пронзает меня страшная мысль. – Ведь это так просто! Включить фен в сеть. Бросить за шторку. И – все! Никаких проблем!»

Меня начинает трясти озноб. В висках стучат молоточки. Голова кружится. Чтобы не упасть, опираюсь спиной на косяк двери. И словно завороженная, смотрю на фен. Только протянуть руку! Но она на лилась свинцом.

За шторкой что-то негромко напевает Лизка. Странная какая-то мелодия. На всхлипывание похожа. На плач.

С улицы доносится визг сигнализации. Охватившее меня оцепенение сваливается под ноги, как сброшенная ноша. Бегу в кухню. Отодвигаю занавеску и смотрю в окно. Так и есть. Моя машина мигает всеми огнями. Какая-то сволочь зацепила, наверное! Бегу к двери. Пробегая мимо ванной, кричу Лизке:

– Я на секунду выскочу! Сигнализация на моей машине орет. Наверное, какой-нибудь Шумахер въехал! Я быстро!

Не дожидаясь ответа, набрасываю куртку, хватаю ключи – и за дверь.

Народ у нас ко всему безразличный! Видят же, что машина орет дурным голосом. И – никакой реакции. Мамочки возятся со своими чадами. Бабушки треплются друг с другом, рассказывая про уникальные умственные способности внучат. Мужикам – тем и вовсе все по барабану!

Обхожу машину. Внимательно осматриваю. Все нормально. Никаких повреждений. Сколов краски, царапин, вмятин – ничего. Стекла тоже все на месте.

На что же ты, моя хорошая, жалуешься? Пнул тебя по колесу нехороший дядька? Тебе не больно, но обидно? Ладно. Не расстраивайся. Все будет хорошо.

Нажимаю кнопку на брелочке. Моя «ласточка» замолкает. Еще раз обхожу ее и несколько секунд стою, не зная, что делать. Потом сажусь в машину. Сиденье неприятно холодит. Включать подогрев при неработающем двигателе нельзя, это я знаю. Но и заводить машину не хочу. Просто сижу за рулем.

В боковом зеркале мелькает темная фигура. Это кто-то выскочил из подъезда. Оглядываюсь, чтобы рассмотреть человека, но он уже скрылся за углом. Еще чего-то жду. Потом закрываю машину и шагаю к подъезду.

В прихожей снимаю куртку. И только тут замечаю, что выбежала на улицу в тапочках. Они насквозь сырые. Босиком, с тапками в руках, иду в ванную. Шторка задернута. Но Лизка уже не поет. И даже всплесков не слышно. Тишина полная.

– Все нормально с машиной! Наверное, пнул какой-нибудь болван. Или мячик в нее попал. В общем, ложная тревога!

Лизка не отвечает. Ставлю тапочки на полотенцесушилку и поворачиваюсь к выходу. Что-то останавливает меня.

Мне становится страшно. По коже холодной волной пробегает озноб. Понимаю: надо обернуться! И – не могу! Все нутро протестует. В голове появляется и нарастает шум. Словно там проходит скорый поезд. Мне не хватает воздуха. Один за другим делаю глубокие вдохи, но его все равно не хватает. Голова начинает кружиться. В ушах звенят колокольчики. Еще немного – и я упаду! Облокачиваюсь на косяк и долго стою, опустив голову.

Всеми клеточками своего тела чувствую, что ванная комната наполняется густым, как кисель, страхом. Он плотно окутывает мое тело. Сдавил ноги, грудь, живот. Он набился в мой полуоткрытый рот, в ноздри. Он не дает мне дышать. Помутившееся сознание подсказывает: выйди из ванной! Да. Надо выйти. Но понимаю: не могу этого сделать. В ванной что-то изменилось! И я догадываюсь, что именно! Прежде чем выйти, я должна убедиться.

Медленно, с усилием преодолевая сопротивление суставов и мышц, оборачиваюсь. Так и есть! Вилка фена в розетке. Провод уходит за шторку.

Мне становится страшно. На полу сухо. Но я все таки с опаской приближаюсь к ванне. Не касаясь шторки, заглядываю за нее. Потом медленно пячусь за дверь. Обхожу квартиру. Возвращаюсь в кухню. Сажусь за стол.

Почему я не помню, как я это сделала? Как принесла Лизке одежду – помню. Как спросила ее, почему у нее изменился голос, – помню. Как задержала взгляд на фене – тоже. Помню, как появилась страшная мысль. Но я же не брала фен в руки! Не включала его в сеть! Не бросала за шторку. Не помню, чтобы я это сделала! Да и времени у меня не было! Потому что заверещала сигнализация.

Может быть, на меня нашло затмение? Или тут другое? Рассказывали как-то по телику, что в человеческом мозге есть специальный защитный механизм. Если правда о каком-то событии слишком страшная… Настолько непереносимая, что угрожает психическому здоровью… Тогда мозг может отключить память о нем. Как же это называется? Дай Бог памяти. Охранительное торможение? Вроде бы так. Если ничего не путаю. Да как бы эта штука ни называлась – она есть! Доказано! Не случилось ли что-то подобное со мной?

Тогда что получается? Мне никогда не узнать, кто лишил Лизку жизни. Если это сделала я – мозг до конца моих дней не позволит вспомнить об этом. Если не я – тем более не узнать.

«Чушь! – обрываю себя. – Что ты пытаешься себя обмануть? Ты знала, что Василий намеревается тебя убить. Ты решила сделать так, чтобы он ошибся! Заманила Лизку в свою квартиру. Вылила на сестру молоко, чтобы у нее был повод забраться в ванну. Василия ты уже вызвала. По твоим расчетам, он как раз должен был дойти от гаража. Тебе оставалось заметить, что он подходит к дому, выйти из квартиры и спрятаться в закутке у мусоропровода. Ты рассчитывала, что Василий зайдет в дом, увидит твои вещи в прихожей, услышит, что кто-то моется в ванне, и решит, что это ненавистная жена. А что еще он должен был подумать? Ты рассчитывала, что он заглянет в ванную, увидит задернутую шторку, увидит фен… Память подскажет недавнее происшествие. И что бы ни было у него задумано раньше, Василий увидит, что удача сама идет к нему в руки. Ведь у них было задумано представить мою смерть как несчастный случай. И вдруг Вася увидит: да вот же он! И сделает то, что ты от него ожидала. Ты же на это и рассчитывала! Зачем лукавишь?»

«Да! – признаюсь себе. – Задумано было так. Но из-за сигнализации все пошло наперекосяк.

Я выбежала во двор. А когда вернулась, то увидела: включенный фен в ванне, Лиза мертва, а Васи в доме нет. И непонятно, кто убил Лизку».

Меня обжигает внезапная догадка. Все было почти так. С маленькими поправками. Василий вернулся, когда я была во дворе. Зашел в квартиру, увидел мою одежду, понял, что я в ванне, и сделал то, что давно было задумано. Тогда где он сейчас? Отправился к Лизке? Наверное, сначала должен был ей позвонить. «Дорогая, я все сделал. Зойка больше не стоит на нашем пути к счастью». Но Лизкин телефон молчит. Значит, не стал звонить из осторожности. Вернулся в гараж, чтобы обеспечить себе алиби? Как он пришел – никто не обратил внимания. Ушел тоже незаметно. Алиби!

Новая мысль заставляет меня подскочить. Нечего рассиживать! Время идет!

Приходится зайти в ванную, чтобы забрать Лизкины тряпки. Снова вижу вилку фена в розетке. Достаю из стиралки Лизкины тряпки. Сбрасываю в пакет и выхожу в коридор. Надеваю Лизкины курточку, сапоги. Беру ее сумочку. Проверяю содержимое. Паспорт на имя Лиз Штейнбах. Водительская лицензия. Деньги. Косметика. Карточки. Ключи. Телефон. Телефон. Проверяю непринятые входящие звонки. Нет таких. Означает ли это, что моя последняя догадка верна?

Перед тем как выйти, еще раз проверяю: не взяла ли по инерции что-то свое, не оставила ли что то Лизкино? Выхожу. Щелкает замок захлопнутой двери. Все! Теперь я не скоро сюда приду!

Заглядываю в закуток у мусоропровода. Вижу грязные следы рифленых подошв. Еще одно подтверждение последней догадки?

Бросаю в мусоропоровод свой телефон – и почти бегом к лестнице. Только бы никого не встретить! «Доброе утро, Зоенька!» Вот это мне сейчас меньше всего нужно.

Повезло. Как хорошо, что я ни с кем из соседей не общалась! Выбрасываю пакет с тряпками в мусорку. И, не задерживаясь, иду дальше.

Главное, не торопиться. Не надо привлекать к себе внимание. Правда, мужики все равно заглядываются. У меня не то настроение, чтобы поощрять их обнадеживающими улыбками. Или гнать прочь свирепым взглядом. Ни то ни другое не годится. Сейчас мне надо быть серой, неприметной мышкой. И тогда все будет хорошо.

Я в Лизкиной квартире. Босиком сижу в кухне и прокручиваю в голове все случившееся. Может ли быть, что мне предстоит общаться с полицией? Только в одном случае. Если будет установлено, что погибшая – Лиз Штейнбах. Тогда выяснят, где она снимает жилье, и заявятся. Это возможно только в одном случае. Если Василий опознает в погибшей свою любовницу. При таком раскладе мне конец!

Грустные мысли прерывает звонок. Достаю телефон. Звонит «В». Понятно. Руки все еще дрожат. Не сразу удается принять вызов. Наконец, получилось. Подношу телефон к уху.

– Слушаю!

Голос у Василия дрожит:

– Лиза! Это я.

– И что дальше?

– Лиза! Она… в ванне…

– Кто она?

– Ты что, Лиза? Не поняла? Зоя в ванне! Все кончено!

– Что кончено? Ты о чем?

– Лиза! – В голосе Василия недоумение пополам с отчаянием. – Перестань дурачиться! Все случилось, как мы и хотели! Зоя мертва!

Самое время изобразить удивление:

– Зоя? Мертва?

– Лиза! Ничего не понимаю… Ты так говоришь, как будто…

Едва не кричу в телефон:

– Что с ней случилось?

– Лиза! Мне не до шуток! Я сейчас приеду!

– Что с Зоей?

– Она лежит в ванне. Мертвая. По своей идиотской привычке сушила волосы, сидя в ванне. Видимо, уронила фен. Током убило.

– Ты хочешь сказать, что она дура? Сушила волосы, сидя в ванне с водой? Врешь! Ты убил ее!

– Лиза! Я ничего не понимаю…

Нетерпеливо перебиваю его:

– Ты, подонок, убил мою сестру!

– Лиза… Я сейчас приду!

– Зачем? Иди в полицию! Пиши явку с повинной! Все!

Василий пытается что то сказать, но я отключаю телефон. Он, конечно, сейчас примчится. Это хорошо. Я знаю, как разговаривать, чтобы этот болван потерял способность соображать. Ее у него, собственно, и не было никогда.

«Не отвлекайся! – командую себе. – Обойди квартиру! Ты должна в ней ориентироваться, как в собственной!»

Воспоминание о своей квартире заставляет меня грустно вздохнуть. Ох, не скоро я попаду в нее снова! Только когда стану законной наследницей! Но для этого надо сделать еще одно дело. Посмотреть, как Лизка расписывается. Почерки у нас очень похожи, а вот как выглядит ее подпись, я совсем не знаю.

Открываю ее паспорт. Лизка пристально смотрит на меня с фотографии. Мне кажется, что она говорит мне: «Зачем? За что?»

Отвожу глаза от фотографии. Внимательно рассматриваю подпись. В прихожей у зеркала видела ручку и бумажки для записей. Старательно копирую росчерк. Ничего сложного. Как и большинство женщин, Лизка не мудрила, придумывая после замужества подпись. Первая буква фамилии, нечитаемые штрихи и длинная загогулина в конце. Тренируюсь минут пятнадцать. Теперь я готова расписаться за Елизавету в любом документе. Сжигаю бумажки в пепельнице. Пепел смываю в туалете. Если Василий не подведет – никому в голову не придет подозревать Лиз Штейнбах в убийстве сестры. Но предусмотрительность необходима.

Покончив с этим, внимательно осматриваю все шкафы, шкафчики, полочки. Примеряю на себя кое-что из ее одежды. Как хорошо, что у нас одинаковые фигуры! Мне все впору! А это так важно!

Складываю оставшиеся на мне вещи в пакет. Этим тряпкам дорога в мусорку. Теперь на мне только Лизкина одежда.

Раздается звонок в дверь. Иду в прихожую.

– Это я, Василий. Открывай!

– Ты зачем пришел? О чем нам разговаривать? После того что ты сделал с моей сестрой?

– Открой, Лиза! – как заклинание, твердит Василий.

– Слушай меня внимательно, Вася. Мне ваши российские разборки не нужны! Только поэтому я еще не позвонила в полицию! Но мне придется это сделать, если ты сейчас же не уберешься! Мой тебе совет: иди в ментовку! Пиши явку с повинной.

Нутром чувствую, как эти тяжелые слова бьют по мозгам Василия.

– Лиза! – скребется он, как выброшенный из дома нашкодивший кот. – Пусти меня!

– Проваливай!

Но Василий меня не слышит. Не хочет слышать:

– Пусти! Мы должны все обсудить.

– Негодяй! – громко шепчу я, вплотную приблизившись к двери. – Хочешь меня в это дело впутать? Не получится!

– Лиза! Открой!

– Пошел вон отсюда! Или я все-таки позвоню в полицию!

Василий не выдерживает. Такие примочки – не для его нервов. Они у него не стальные. Из туалетной бумаги.

– Лизка! – зло, с надрывом в голосе говорит Василий. – Открой, сука!

Вот это хорошо! Громко говорю:

– Алло! Полиция! Мое имя Лиз Штейнбах… Я гражданка Австрии. Здесь, в Петербурге, живет моя сестра. В квартиру, которую я снимаю, ломится человек, который признался мне, что только что убил мою сестру! Он угрожает мне. Вот, можете послушать. Прошу вас, срочно приезжайте! Если он взломает дверь, он убьет меня! Адрес? Записывайте!

За дверью тишина. Сначала пугаюсь: он что, убежал? Но потом слышу сквозь дверь его дыхание. И всхлипывание. Он плачет! Он все слышал! И поверил, что я звоню в полицию!

– Лиза! – сквозь рыдания стонет Василий. – Я все понял. Ты хотела отомстить ей. Чужими руками. Наобещала мне всего… В любви клялась… Какая же ты стерва, Лиза! Разве так можно?

Стою, прислонившись спиной к двери. К Василию нет ни жалости, ни злобы. Все, что сейчас происходит, не стало для меня неожиданностью.

Всхлипывания стихают. С лестничной площадки доносятся шаркающие шаги. Как будто там не молодой мужчина, а древний старик, из которого жизнь высосала все силы.

Сердце все еще гулко бьется. В ушах шум. Но в голове полная ясность.

Шаги за дверью смолкли. Осторожно подхожу к кухонному окну и сквозь тюль смотрю на улицу. Вижу, как из подъезда появляется Василий. Ссутулился. Шатается. Идущая навстречу ему девчонка, проходя мимо, сторонится, словно встретила прокаженного. Бросает в его сторону неприязненный взгляд. Приняла за пьяного. Вася и в самом деле похож на человека, который крепко принял на грудь.

Он идет прочь от дома, не оглядываясь. Вася не узнал Лизку. Уверен, что убил меня. Это хорошо. Но не совсем. Если за него возьмется полиция, Вася наболтает слишком много.

– Скажите, пожалуйста, Василий Павлович, как вы обнаружили труп?

– Я с утра был в гараже. Позвонила жена. Сказала, что приехала с корпоратива. Что сейчас она дома. Настойчиво просила, чтобы я пришел домой.

– Чем она объясняла свою настойчивость?

– Ничем не объясняла.

– А вы не задали ей вопрос, зачем вы ей срочно понадобились?

– Кажется, спросил… Она ответила что-то вроде: иди скорее домой, некогда объяснять!

– Вы не заметили по ее голосу, что она взволнована?

– Нет. Не заметил.

– Что было дальше?

– Я пришел домой…

– Через какое время после ее звонка?

– Минут через семь… Может быть, десять. Я не смотрел на часы.

– Гараж далеко от дома? Сколько времени надо, чтобы дойти?

– Минут десять. Может быть, пятнадцать. Примерно.

– Что вы делали после звонка жены?

– Закрыл гараж и пошел домой.

– Вы торопились?

– Ну… да… Я шел быстрым шагом.

– Что было, когда вы зашли домой? Начинайте с того момента, когда вы открыли дверь!

– Я увидел в прихожей вещи жены.

– Какие?

– Курточка. Сапоги.

– Дальше!

– Разулся. Снял куртку. Прошел в квартиру. Зои нигде не было. Потом увидел, что ванная приоткрыта и в ней включен свет. Заглянул. Шторка ванны задернута. Я понял, что Зоя моется. Позвал ее. Она не ответила…

– Дальше!

– Тут я заметил, что фен включен в сеть, и провод идет за шторку ванны. Я почувствовал неладное. Заглянул за шторку. И увидел ее…

– Сколько воды было в ванне?

– Много. Практически полная ванна. Сантиметров пять до верхнего края не хватало.

– А пробка была на месте?

– Я не обратил внимания…

– Шум уходящей воды вы не слышали?

– Нет! Не слышал!

– При осмотре места происшествия тело вашей супруги было обнаружено в наполненной водой ванне, а сливное отверстие было заткнуто пробкой.

– Значит, так и было. Я, как только увидел Зою, сразу вышел из ванной.

– Скажите, Василий Павлович, ваша жена понимала, что брать включенный фен в ванну – это опасно? Да и зачем?

– У жены была дурацкая привычка сушить волосы, не вылезая из ванны. Я предупреждал ее, что это опасно. Ругались с ней из-за этого. Один раз она даже уронила фен в ванну. Хорошо, что воды в ванне тогда уже не было. А теперь, видно, взяла фен, когда ванна была наполнена. А корпус фена уже был поврежден.

– Допустим на мгновение, что привычка сушить волосы феном, не вылезая из ванны, у вашей жены была. Но если вода еще не выпущена, то какой смысл пытаться высушить волосы? Вам такое поведение не кажется странным?

– У Зои вообще было много странностей.

– Об этом расскажете чуть позже. Вы вышли из ванной. Что было дальше?

– Я позвонил Лизе.

– Кто это?

– Это сестра моей жены!..

Полиция обязательно узнает, что Лиза в Питере! Что она и Вася – любовники. И захочет задать Лизе вопросы. Будет очная ставка с Василием. Он, конечно же, узнает в Лиз Штейнбах жену. И тогда – полный крах!

Смотрю вслед идущему по двору Василию. Перед тем, как его фигура скрылась за углом, шепчу:

– Ну, Васек! Не подведи!

Как будто он может меня услышать.