Текст книги "Грешник"

Глава 25

Глеб не знал, откуда взялась эта тревога. Он просто чувствовал ее всем своим телом. И чем дальше – тем становилось хуже. Поначалу Громов решил, что это из-за прилета шефа. Ну, мало ли. Долгая дорога. А у них маленький ребенок – полгода нет. Но самолет Амира благополучно сел, а тревога никуда не делась.

Может быть, ему стоило встретить Каримовых? Но ведь они договорились совсем о другом. А потому ждали шефа в офисе. И он появился. Чуть позже, чем Громов рассчитывал. Все такой же, окруженный плотной аурой власти и чем-то новым, едва уловимым.

Глеб вышел из-за стола навстречу. Протянул руку, чуть приобнял друга и резко отступил, окидывая того внимательным взглядом. Амир выглядел непривычно умиротворенным и абсолютно расслабленным.

– Как оно?

– Великолепно.

– Соскучился?

– По тебе? – хохотнул Каримов, делая вид, что не понимает сути вопроса Глеба. – Есть такое. Рассказывай, что у тебя стряслось? И покажи уже свою женщину!

– О как… А я думал, мы делами займемся, – хмыкнул Глеб, складывая мощные руки на груди.

– Ну, после – так непременно. Надо удостовериться, что вы меня еще не разорили…

Не успел Амир договорить, как кабинет Громова заполонили пришедшие поприветствовать шефа топ-менеджеры. Новость о приезде Каримова распространилась по офису, как пожар, будоража умы как рядовых сотрудников, так и ключевых фигур из числа руководящего состава. Естественно, о личном поговорить им не дали. Да и не хотел Глеб вот так, за глаза, что-то Каримову объяснять. Вот познакомит его с Наташей – тот и сам все поймет. Он мужик неглупый. Людей чувствует глубоко. У Громова не было абсолютно никаких сомнений в том, что Амир сможет по достоинству оценить его женщину. Ведь тот всегда смотрел глубже, чем обычные люди. И видел саму суть. У него так точно не возникло бы вопросов – почему именно она.

Встреча затягивалась, а Глеб все сильнее нервничал и то и дело смотрел на часы.

– Ты куда-то спешишь? – безошибочно уловив состояние друга, поинтересовался Каримов.

– Да так… Не пойму. Тревожно.

– Поезжай домой, – распорядился Амир, похлопывая Громова по плечу. Он как никто знал, что звериному чутью Глеба стоит доверять. Сколько раз тот вытаскивал их из безвыходных, казалось бы, ситуаций, не имея для этого ничего, кроме собственной чуйки.

Громов мог возразить. Но не стал. Его тревога усиливалась с каждой уходящей секундой. Глеб вышел из офиса, сел в машину и, не вытерпев, набрал номер Наташи. Механический голос ответил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Он перезвонил, еще надеясь, что это какой-то сбой, но ничего нового не услышал. Позвоночником прошел холодок.

По ступенькам в подъезде Глеб уже не шел, а летел. Парень, который сегодня должен был присматривать за Наташей, бестолково топтался у двери.

– Как ты ее упустил?! – рявкнул Громов.

– Виноват.

Глеб ворвался в квартиру. В холле его встретил бардак. Грязные следы на натертом до блеска светлом мраморе. Он пошел по ним – та же картина и в кухне.

– Кто к ней приходил? – спросил он, игнорируя холод в груди.

– Лариса Викторовна.

Глеб резко обернулся. Нашарил телефон.

– Почему мне не доложил?

– Не было команды.

Не было. Лариска была в списке тех, кого к Наташе допускали без дополнительных согласований. После серии долгих гудков Ларка все же соизволила взять трубку.

– Лариса, Наташа случайно не с тобой?

– Со мной? С чего бы? Нет, я, конечно, предлагала ей пожить у меня, но ты ж не позволил, да, Громов? Тебе ж самому Наташа была нужна. Ты ж у нас, блядь, рыцарь в сияющих доспехах! Как оно? Трахать после сына? Нравится?

Глеб заледенел. И воздух тоже будто застыл в его легких, мешая говорить.

– Какого хрена? Ты что… Ты что ей сказала?

– Правду! И учти, я выполню все свои угрозы! Понял, Громов? Нину ты вместе с этой шлюхой не получишь!

– Что ты несешь?!

– Да пошел ты!

Лариска сбросила вызов. И сколько бы он потом ее ни набирал – не брала трубку. А Громов с ума сходил. Ведь Наташа тоже не отвечала. И он сорвался. Швырнул телефон о стену, так что тот разлетелся на части. Тут же опомнился. Идиот! Она ведь могла позвонить! А теперь что же…

– Дай свою трубу! – рявкнул бойцу. Тот безропотно протянул ему свой смартфон. Глеб заменил карту и пошел в кабинет, на ходу снова набирая Наташу. Он уже примерно понимал, что произошло. Картинка в его голове вырисовывалась довольно четко. Ларка! Все пошло псу под хвост из-за этой гадины.

Громов упал в кресло и вывел изображение камер на экран компьютера. И… ничего! Кто-то отключил их и стер все записи. Глеб сглотнул. Скованное льдом сердце колотило в груди, причиняя нестерпимую боль, которую он игнорировал.

Наташа не смогла бы отключить камеры, хоть это и было не сложно. Она никогда этим не интересовалась, а значит… Значит, это сделал кто-то другой. Кто?

– Глеб Николаевич, вам плохо?

Глеб поднял взгляд на притихшего парня. Ему хотелось убивать. Убивать… В глотку зубами вцепиться и не отпускать – пока у этого урода не исчезнут все признаки жизни. Крови хотел. Наверное, в его глазах мелькнуло что-то такое. Парень отшатнулся. Даже шаг назад сделал.

– Как она вышла на улицу, ты тоже не засек?

– Из подъезда не выходили с коляской! Клянусь вам – я был на посту.

Громову хватило взгляда, чтобы понять – не врет. Он встал из-за стола, бросился в Наташкину комнату, которая теперь превратилась в детскую. Естественно, Наташа спала с ним, но в целях конспирации ее вещи все еще хранились в другой комнате.

– Все на месте, – бормотал Громов, шаря на полках.

– И коляска на балконе, – раздался виноватый голос за спиной.

Не глядя на охранника, Громов вернулся в прихожую, сунулся в валяющийся на тумбочке рюкзачок. Открыл его. Она даже кошелек не взяла… Не взяла. Или… или ей не дали?

Громов схватил телефон. Два гудка, и в трубке послышалось хриплое:

– Да?

– Матвей… Подтягивай наших ребят и дуйте ко мне. Срочно.

Потом Глеб частенько размышлял о том, как вообще не сдох в те самые первые, самые сложные дни. И как сам не убил кого-то? Того же парня, что упустил Наташу, или Лариску, которая ее довела. Это было настоящим испытанием для его стойкости. Смотреть в её змеиные злые глаза, слушать грязные обвинения и… ничего не предпринимать.

– Все сказала?

– А что, тебе мало?

– Да нет. Пожалуй, ты озвучила даже больше, чем следовало. Ну, и как? Ты теперь довольна? Теперь… когда вообще не знаешь, где твоя внучка. Ты… этого… добивалась? – Глеб наступал. Лариса сглотнула.

– Нет.

– Чем ты думала, когда вываливала это всё на Наташу? Чем ты, мать твою, думала? Я же тебя… если с ними хоть что-то случится… я же тебя… вот этими руками, Лара… – Глеб поднял перед лицом огромные ладони и встряхнул.

– Ты мне угрожаешь? – взвизгнула та.

– Да… Да! Ты разве этого не поняла? Я за свое, Лара, кому хочешь, хребет переломаю. И никто меня не остановит. И ничто… Тем более мерзкая ревнивая баба, которой на деле плевать на мораль. Ведь не в Наташе дело, правда? И даже не в Ниночке. Все проще. Всё, сука, намного проще. Ты ж за то, чтоб на Наташином месте оказаться, душу дьяволу бы продала. Да?

Она молчала. Только смотрела на него в страхе и вжималась в стену спиной. А он наступал. Хищный, дикий, неконтролируемый.

– Молись, чтобы я её нашел. Молись, слышишь?

Он в конечном итоге не сдержался. Ударил кулаком в стену. Прямо возле ее лица. Встряхнул ладонью. Боль в руке отрезвила, давая понять, что он все еще жив. И ушел.

А две недели спустя его выдержка подверглась новому испытанию. Раздался звонок в дверь. Глеб находился дома один. Пил водку – и не пьянел. Его поиски хоть и давали результат, но все двигалось с черепашьей скоростью. Они проверяли каждый вокзал, каждый аэропорт, и это был небыстрый процесс, даже учитывая доступ Громова ко всем возможным ресурсам поиска.

– Амир? – моргнул он.

– Пригласишь войти? У нас… – Каримов покосился на понурую дочь, – для тебя есть кое-какая информация.

Глеб отступил, распахивая дверь. Может быть, если бы в нем остались хоть какие-то чувства, он бы удивился такому визиту. В конце концов, Каримовы явились к нему в полном составе. Громов мазнул взглядом по Амиру-младшему, сидящему на руке матери и с интересом осматривающемуся по сторонам.

– Что-то случилось?

– Карина хочет тебе в чем-то признаться, – обращенный к дочери голос Амира упал на несколько градусов. Плечи девочки поникли. Голова опустилась. София перехватила ладонь мужа, с беспокойством поглядывая то на него самого, то на падчерицу. Было видно, что она переживает, но не оспаривает решения мужа. Да что, черт возьми, происходит?

– Это я помогла этой…

– Карина! – рявкнул Амир.

– Это я помогла Наташе сбежать, – поправила себя девочка, стискивая руки в кулаки.

– Что? – моргнул Глеб.

– Это я! Я! Что здесь непонятного?! Я ведь думала, что ты не хочешь меня… – Карина бросила отчаянный взгляд на отца и снова уставилась в пол, роняя из глаз крупные соленые капли. – Не хочешь, п-потому что я маленькая… – она слизала с губ слезы и продолжила сбивчиво, а ведь Громов и так с трудом понимал, что она говорит, беспомощно глядя на хмурого отца девочки. – Я первым делом по прилету к тебе помчалась. Хотела сделать сюрприз… Ведь мне уже исполнилось восемнадцать, и я думала… Я надеялась, что, может быть, ты меня хоть немного п-полюбишь… Я бы все для этого сделала…

Стоящая чуть в стороне жена Амира с шумом втянула воздух. Каримов обнял ее за плечи и поцеловал в макушку – даря свою поддержку.

– Где Наташа? Ты знаешь, где она?! Знаешь?! – в тот момент Громов не мог связно анализировать слова девчонки, он просто пытался ухватить самое главное. Знание, которое не дало бы ему сойти с ума.

– Н-нет. Я когда пришла… она не в себе была. Сидела на стуле в столовой и качалась из стороны в сторону. Меня она, кажется, и не видела. Только повторяла, что никому не отдаст свою Нину. А потом вскочила и принялась собираться в дорогу. И уже другое бормотала. О том, что уедет – и её никто не найдет. А я… мне это только и нужно было, – заплакала девушка, – чтобы она уехала. И я помогла ей… Денег дала и камеры отключила.

– Зачем? – шепнул Громов.

– Да потому что не хотела, чтобы ты ее нашел! Я ведь люблю-ю-ю тебя-я-я. А она все испортила!

Громов осел на подлокотник кресла. Растер лицо. Поймал взгляд Каримова.

– Она даже коляску не взяла, – пробормотал потерянно.

– Так бы ее сразу нашли. Я поняла, что за ней кто-то приглядывает. Ты бы не оставил ее… вот так. А в слинге и твоей старой куртке – никто ее не узнал.

– Узнали… Я узнал. Во дворе тоже камеры… А потом потеряли. – Глеб вскочил. Подлетел вплотную к рыдающей Карине, схватил за руку, наверное, больно, и чуть встряхнул, – ты знаешь, куда она поехала?

– Нет! Я подвезла ее до автобусной станции на Грушевского. Это все, что мне известно.

И он снова будто обмяк. Руки сами собой опустились. Секундная слабость. Не то, чтобы это хоть что-то меняло, ведь дальше… дальше он возьмет себя в руки и будет искать. Сколько бы на это не ушло времени, сил и денег. Потому что иначе… зачем это все?

– Пожалуйста… Пожалуйста, не обижайся на меня! – тихо плакала Карина. – Я… даже не догадывалась, что ты её так сильно любишь, пока не услышала разговор родителей…

Не обижаться? Господи… Детский сад. Да разве это обида? Разве это обида, когда не дышится, не живется…

– Я дала ей свою карту…

– Что?

– Я дала ей свою банковскую карту. Она ей не пользовалась, правда… Но если это случится, ты же сможешь ее найти?

Глеб метнулся взглядом к Амиру.

– Движений по счету действительно не было, – подтвердил тот.

А потом, будто ставя точку в изматывающем, выворачивающем наизнанку разговоре, у Карины тренькнул телефон.

– А вот и первая покупка!

Глава 26

Ибупрофен. Она купила ибупрофен. А маленькой сельской аптеке, в нескольких часах езды от столицы. Глеб старался не думать о том, зачем он мог ей понадобиться. Он старался об этом не думать… Но тревога то и дело возвращалась.

Черте что. Впервые в жизни у Громова не получалось с собой совладать. Его как будто лихорадило. Бросало то в жар, то в холод, и не было никакой возможности хоть как-то контролировать этот процесс. Он смотрел в окно на пробегающие мимо пейзажи и мысленно повторял: «все будет хорошо, хорошо, хорошо…»

Непонятно, почему, но он нисколько не сомневался, что найдет ее. Сердцем чувствовал, что она рядом. Как будто между ними пролегла невидимая нить, по которой он шел. А ведь Глеб и раньше чувствовал, что она где-то поблизости. Может быть, понимание этого и помогало ему держаться? А сейчас, ощутив её близкое присутствие – всё. Посыпался. Сердце отчаянно билось, а нетерпение стало таким, что руки дрожали. И он подобно самой Наташе растирал ими бедра в попытке унять нервозность.

В древнем здании аптеки, единственным украшением которой была разве что сама вывеска, было немноголюдно. Глеб подошел к окошку и протянул фармацевту одну из немногих имеющихся у него фотографий Наташи.

– Добрый день. Я ищу эту девушку. Вам она знакома?

– Да вроде приходила такая. Но я её видела в первый и последний раз, – отмахнулась женщина, с неприкрытым интересом разглядывая Глеба.

– Она не местная. Приехала сюда пару недель назад. Вы не в курсе, у кого она могла поселиться?

– Понятия не имею. А вам она зачем? – вдруг сощурилась с подозрением женщина.

Глеб ничего не сказал. Осторожно сунул фотографию во внутренний карман пальто и пошел прочь из аптеки.

– Куда поедем, Глеб Николаевич?

– Покружи здесь по улицам…

– Да тут и улиц тех…

– Все равно покружи.

Глеб вернулся на заднее сиденье машины, впялившись взглядом в окно. Поселок, в который они приехали, был не слишком большим и правда. В таких обычно все и всё друг о друге знают. Вряд ли бы появление незнакомой женщины с ребенком могло здесь пройти незамеченным.

Они проехали по центральной улице и очутились на дороге, тянущейся вдоль озябших полей. Даже снег их не грел. Снега не было… Лишь черные вороны кружили над черной землей, иногда опускаясь на высаженные вдоль дороги деревья. Глеб опустил стеклоподъёмник, в надежде остудить кипящую голову. Вдохнул густой аромат отсыревшего чернозема, да так и замер, прислушиваясь.

– Олег, выключи радио и притормози.

Так и есть… Где-то неподалеку звонили колокола.

– Посмотри по карте, здесь есть какой-нибудь храм? – скомандовал Глеб, перекрикивая шум крови в ушах.

– Есть, Глеб Николаевич. Не просто храм. Монастырь. Популярная достопримечательность. Мы здесь как-то дочку друга крестили. Хорошее место.

– Знаешь дорогу?

– А как же.

– Тогда поезжай…

Дорога была не то, чтобы хорошей. Колдобина на колдобине, так что машина подпрыгивала. Или это что-то внутри подпрыгивало, будто повторяя изменившийся график его кардиограммы. Вверх-вниз, вверх-вниз… До удушья.

Они уже припарковались у древнего монастыря, когда у Глеба зазвонил телефон. Он взял трубку. Сжал что есть силы в ладони.

– Да?

Несколько долгих секунд в трубке не было слышно ни звука. А потом послышался тихий Ниночкин плач.

– Наташа, маленькая, у вас все хорошо?

– Нет, – всхлипнула та. – Нет…

– Я могу чем-то помочь? Что-то сделать, чтобы…

– Забери нас, Глеб… Пожалуйста, забери… И никому не отдавай, пожалуйста… Я… я не могу без тебя. Ничего не получается. Но и без Нины я тоже не смогу. Если ее отберут, я…

– Никогда. Ты меня слышишь? Я никогда не позволю забрать ее у тебя. И никогда не позволю еще раз тебя обидеть.

Она рассмеялась в трубку. Всхлипнула. Забормотала что-то, утешая плачущую дочь.

– Наташ… Наташа, где мне тебя найти?

– В Свято-Николаевском женском монастыре, – прошептала она после короткой паузы. – Спроси у кого-нибудь новенькую Наталью из певчих.

Он и спросил. У ссохшейся, щуплой старушки, зачем-то метущей и без того идеально чистую, выложенную плиткой, дорожку.

Найти Наташу было несложно. Гораздо сложнее было совладать с собой, когда впервые ее увидел. Осунувшуюся и похудевшую, с потрясенно распахнутыми полными слез глазами.

– Как ты… Как…

Громов не стал ничего объяснять. Он вообще не был уверен, что способен хоть что-то произнести. Все, что ему было нужно – коснуться. Убедиться, что она настоящая. Стоит перед ним и тихонько плачет. Подошел вплотную. Обнял. Стиснул так, что, может быть, даже больно ей сделал. Вот только никто не жаловался. А лишь еще сильнее в него вжимался, сплетался, срастался с ним.

На узкой кровати у окна заплакала Нина. Глеб еще раз жадно втянул в себя чуть изменившийся аромат своей женщины. Коснулся губами ее волос. Медлить было нельзя, а у них еще будет прорва времени на то, чтобы поговорить.

– Что с Ниной?

– Я не знаю. Температура не падает…

– Значит, разберемся. Собирайся…

Сборы не отняли много времени. У них и вещей толком не было. У его девочек… не было толком вещей. Гораздо больше заняли объяснения с настоятельницей. Но та была женщиной мудрой, и тоже не стала томить. Минут через сорок они были уже на пути в столицу.

Бестолково поглаживая Наташу по спине, то прижимая ее к себе, то снова отпуская, Глеб в который раз порадовался, что взял водителя. Иначе она не смогла бы устроиться у него на коленях, не смогла бы плакать в его колючую шею и нашептывать бесконечные «прости». Не то, чтобы он в них нуждался.

Нет! Её в вины в происходящем не было. Он сам сплоховал, до последнего откладывая объяснение с Ларисой. Примерно понимая, какой грязью это может для них обернуться, он напрасно так долго тянул. Может быть, его как-то оправдывал тот факт, что это было лишь их! То, что между ними происходило… И это было настолько прекрасно, что он меньше всего думал о том, что скажут люди. Плевать… Ему было плевать на то, что и кто скажет.

– Ты ни в чем не виновата, слышишь? – прошептал Громов, когда Наташа в очередной раз извинилась. – Это я виноват. Мне нужно было ей все рассказать. Мне. И никому больше.

– Я так боюсь…

– Чего? Её угроз? Да брось. Ты ж, Наташка, и знать не знаешь… а я, между прочим, не последний в стране человек. Свое защитить мне хватит и сил, и ресурсов. Поняла?

Она кивнула и, снова спрятав лицо у него на груди, тихо заплакала. Больше они не говорили. Не было сил. Да и слов не хотелось. С головой хватало того, что она была рядом с ним. Снова рядом, а значит, все другое будто переставало существовать. И хоть он еще до конца не ожил – сказывался пережитый стресс, но дышать уже получалось. И он дышал… ей.

– В больницу? Или вызовем врача на дом? – прервал долгое-долгое молчание Громов, когда они уже въехали в город.

– Давай пока на дом. Вдруг там ничего серьезного, а я напрасно развела панику?

Глеб чуть сместился, коснулся губами крохотного лба малышки. В теплом салоне машины они расстегнули на ней комбинезон и сняли теплую шапку.

– Температура есть, но не думаю, что это что-то серьезное. Олег, давай нас домой.

Домой… Это слово с появлением Наташи обрело для Глеба совсем другой смысл. Он так долго блуждал на этом мире, сменил столько мест дислокации, а что такое дом – понял лишь на пятом десятке лет жизни. Благодаря ей понял. Дом – это вовсе не стены. Не то место, где ты спишь, ешь, куда возвращаешься после работы. Дом – это там, где тебя ждут и любят.

Переступив порог квартиры, Наташа расплакалась. То есть… Она и до этого плакала всю дорогу, а после с ней случился самый настоящий нервный срыв. Но она не закрылась, как Глеб боялся, наоборот… Она заговорила. Сбивчиво, кусая губы, теряя мысль и перескакивая на другую, глотая половину букв, обрушивая на него весь хаос своих мыслей. И чего только Глеб не услышал. Правда! Но самое главное то, что она любила его. Безумно, нечеловечески… Наташка сама так сказала. Нечеловечески. Вот как.

А потом все же приехал доктор. И им пришлось прервать этот странный, изматывающий души монолог и сосредоточиться на словах педиатра. Не обнаружив у Нины ничего серьезного, тот высказал предположение, что виной всему первые зубки малышки.

– Первые зубки, надо же… А когда вы ушли – их еще даже в планах не было, – прошептал Глеб, без сожалений отдавая свой палец на растерзание пока еще беззубому рту дочки.

– Она подросла, правда?

– Угу. Вон, какие щеки…

Они лежали на кровати, положив между собой дочь, и с интересом за ней наблюдали. А та, кажется, только радовалась вниманию родителей, ненадолго отрывалась от его пальца, причмокивала, и улыбалась, пуская слюни.

– А грудь? Она не кусает грудь? – вдруг опомнился Громов.

– Нет… Давай, кстати, ей уже пора подкрепиться.

В заботах о дочери прошел целый день. Вечер опустился на город. Порознь они провели Новый год и Рождество, свои самые длинные, самые долгие ночи – ночи друг без друга, которые теперь для них остались позади. А впереди их ждало лишь самое лучшее. И самое светлое.

Быстро обмывшись, Глеб вернулся в спальню. Наташа стояла возле окна. Мягкий лунный свет омывал её тоненькую, ничуть не испорченную материнством фигурку. Лишь маленькая грудь сейчас, кажется, стала еще тяжелее, и отросли волосы.

– Нина уснула?

– Угу. Я переложила ее в кроватку… – прошептала Наташа, не отрывая взгляда от сизого зимнего неба, раскинувшегося за окном. Глеб подошел ближе. Он не стал одеваться. Лишь обмотал вокруг бедер полотенце. Но сейчас сбросил и его, давая почувствовать ей силу своего желания. Глеб не мог… физически больше не мог без нее обходиться. Широкие ладони коснулись голых бедер и скользнули вверх по ногам, поднимая тонкую шелковую сорочку. Вслед за ними по коже промчались волной мурашки, Наташа выгнулась и застонала, цепляясь пальцами за подоконник.

– Я скучал по тебе… Так скучал…

Вместо ответа она закинула руки ему за шею и мягко потерлась голой попкой о его стояк. Он рыкнул, поощряя ее игривость. И Наташа отозвалась на этот звук гортанным урчанием. Глеб поднял руки выше. Оставил в покое подол, скользнул ладонями по рукам к плечам и, что есть силы, дернул бретельки вниз. Она захлебнулась, подавилась воздухом. Стон перешел в тихий скулеж. Пальцы очертили контур груди. С силой сжали вершинки. Шутки в сторону – он больше не собирался давать ей спуску. Знал, что она выдержит все, что он сможет дать. Пальцы увлажнило молоко. Он снова потянул, выкрутил. И еще, и еще, пока Наташа не запросила пощады. Пока он сам едва не взорвался лишь от того, что делает. Забывшись, девушка опустила руку и принялась активно себя ласкать. Еще чего! Он – и только он теперь будет виновником всех её сладких оргазмов. Глеб не больно ударил ее по руке и рыкнул:

– Не смей. Я не собираюсь сегодня делиться.

Наташа захныкала, но подчинилась. Выпрямила руки по швам, стиснула кулаки от досады.

– Обопрись ладонями о подоконник, – подсказал Глеб. Наташа торопливо исполнила его просьбу. В такой позе ему и не нужно было ничего оголять. Сорочка и так задралась, открывая доступ к самому сладкому. Глеб приставил головку:

– Готова?

– Да!

Он вошел в нее резко, во всю длину. Он вернулся домой…

– Ты как, маленькая? Тебе хорошо? – прошептал, двигаясь мощно и размеренно.

– Да… да… господи, да…

Не прекращая толчков, Глеб намотал её волосы на запястье, заставляя откинуться ему на грудь и чуть повернуть голову, чтобы он ртом мог ловить ее рваные стоны и хрипы. И Наташа дала ему насладиться происходящим в полной мере. Никогда его девочка еще не кричала так сладко, никогда не сжимала его так сильно, кончая. Выдаивая его…

– Люблю тебя…

– Люблю тебя…

– Навсегда.