Текст книги "Проклятье Алферы"

Договор

Я иду торопясь. От моих тяжелых шагов гулкое эхо разлетается по пустынным залам храма, взлетая до самой верхотуры сводчатых потолков. Я иду уверенный и очень злой. Отчаяние, затопившее мое сердце, сейчас борется с надеждой на милосердие богини.

У меня мало времени. Хэллен может проснуться в любой момент. Она все же отказалась добровольно отправиться на боковую. Пришлось ее усыпить. Отнес девушку в кровать, бесстрастно раздел до исподнего и уложил спать, укрыв тяжелыми одеялами. Пусть отдохнет перед своим праздником. А я же спешу на встречу с Алферой. И вот торопливые шаги замолкают у алтаря, ставшего жертвенником моему роду. Позади алтаря возвышается статуя богини любви. Но зал пуст. Ни жриц, ни самой хозяйки. Оглядываюсь по сторонам и сажусь ждать. Прямо на алтарь и сажусь. Одну ногу сгибаю в колене, упираясь в нее подбородком, вторая вальяжно свисает, касаясь пола. В позе обреченность, в душе надежда, в мыслях – мрачная решимость. И еще голосок девчушки из кафе в голове, что растерянно вещает такие простые для нее истины.

«Любовь для каждого разная. Каждый по-своему ее ощущает. Есть любовь чистая и безусловная. Материнская. Есть любовь больная, когда люди выбирают страдание по объекту воздыхания. Но это неправильная, уродливая любовь. Безответная. Есть быстрая, мимолетная влюбленность, которая загорается, как звездочка. Она яркая и обжигающая. Но быстро гаснет, стоит рассвету осветить небосвод…

Есть настоящая любовь. Ей труднее всего. Зачастую такая любовь – жертвоприношение. Поэтому в большинстве своем люди и отказались от всего этого романтического бреда, не желая последствий, не желая терзаний и уж точно не желая приносить себя в жертву ради отношений. А в отношениях всегда будут жертвы. Кому-то придется жертвовать своими принципами, кому-то – друзьями, кому-то – привычками или работой. По-любому, если любишь – идешь на компромисс, ищешь возможность избежать трудностей для своей половинки, упростить все. Ведь сложностей так много в жизни. А любви они не нужны. Если любишь, не нужны условия, оговорки и принципы. Есть только двое, и если они любят, то отдадут за улыбку друг друга весь мир. Неважно, какой будет жертва. Но она будет. Кто-то бросится, закрывая собой любимую от пули, кто-то откажется от общения с семьей, не принявшей любимого, кто-то оставит работу, ради ребенка, а кто-то – свой дом, чтобы последовать за своей любовью… Но современные люди не способны на жертвы. Современность у нас потребительская. А еще настоящая любовь всепрощающая. Вот как-то так я это вижу… Простите, я, наверное, слишком много романов читаю…»

Я зажмуриваюсь, снова переваривая слова девушки. Я не могу почувствовать любовь. Но я точно знаю, что погибнуть Хэлл из-за моей глупости не могу позволить. Именно поэтому моя мрачная решимость только крепнет в груди.

– Ай-яй-яй… Какой ты серьезный, мой мальчик. – В задумчивости я пропускаю момент, когда появляется Алфера. Ее тонкие пальцы ложатся на мои короткие волосы, издевательски ласкают. – Зачем же пришел ты, Варнох, сильнейший маг в королевстве, если я не чувствую твоей агрессии? Сломался? Сдался? Перестал бороться с проклятьем? Перестал желать разорвать меня на кусочки и скормить серым тварям нижних миров… Уныние – грех, Варнох…

Но я не слушаю ее издевательства. Встаю с алтаря, возвышаясь над прекрасной, но очень мелкой для меня женщиной. Да, я могу разорвать ее на кусочки. Но проклятье не падет от этого. А значит, и Хэллен это никак не поможет. Размышляю я недолго. И размышления мои были не в ключе «делать или нет», а «как именно делать».

Готов отдать полжизни, чтобы увидеть лицо богини, когда всесильный Варнох опускается перед ней на колени и склоняет голову. Но, во-первых, полжизни у меня – это день (чем жертвовать-то?), а во-вторых, с покаянной головой не увидишь возвысившуюся надо мной женщину.

– Лестер, Лестер… Слишком поздно, дорогой. Я не могу снять проклятье. А ты не справился… Не обессудь, но каяться надо было десять лет назад, у тела умирающей в агонии жрицы…

– Я не каюсь, Алфера, – хрипло выдаю я, не поднимая головы. – Сделанного не воротишь, не исправишь. Я ненавижу себя за это. Но не могу ничего сделать. И у погибшей девчонки не могу вымолить прощение.

– Тогда зачем этот цирк? – Теплые пальцы богини поднимают мое лицо за подбородок, позволяя смотреть на нее.

– Я пришел вымолить у тебя жизнь Хэллен. Она не может нести наказание за то, чего не делала. Я оскорбил тебя! Оставь ее в покое.

– Интересно…, – рассматривает мое лицо богиня, и я вижу удивление в расширившихся сапфирах ее глаз. – Очень интересно… И что я с этого буду иметь? Мне нужно моральное удовлетворение, Лестер! Она не верит в меня и в мою силу. Я разгневана, знаешь ли…

– В ее мире почти никто не верит в любовь. Это издержки урбанизированного мира. Давай, убей их всех! Ты же любовь, Алфера! Ты не можешь быть кровожадной и мелочной! Любовь должна быть милосердна и прекрасна…

– Ты решил учить МЕНЯ, что такое любовь? – смеется богиня, обходит меня, запрыгивает на алтарь и усаживается вальяжно.

– Я принесу жертву, – останавливаю я ее неуместный смех, так и стоя на коленях, не видя сидящую позади меня Алферу.

– У тебя нет того, что могло бы меня заинтересовать, Варнох. Человеческие титулы, сокровища и связи не имеют для меня ценности. А жизнь твоя, впрочем, как и смерть, уже мои…

– Я отдам свою силу, Алфера, – сквозь зубы цежу я. – Мне не нужна сила, если она принесла только горе и разрушение и еще больше обещает принести. Забирай ее! Только оставь Хэллен жизнь… – Я резко разворачиваюсь, встречаясь с жестокой женщиной взглядами.

И снова она смотрит на меня нечитаемым взором, словно просвечивает всю душу насквозь.

– Не-ет… Это не та жертва, что достойна жизни для предначертанной тебе Судьбой… Ты возродишься вновь. Пусть твоя инкарнация будет в нижайшем из миров, но ты возродишься, и твоя магия опять проснется, даже если я ее отберу сейчас, она опять к тебе вернется. А с магией ты быстро наверстаешь упущенное и через каких-то пару сотен лет вернешься в наш мир…

– Посмертие! – выдавливаю из себя и подхожу вплотную к богине. – Забирай мое посмертие. Я не смогу возродиться ни в одном из миров, если ты сделаешь мою душу своим пленником…

– Навечно, – злорадно припечатывает меня Алфера, – в камне. Маленький камень среди сотен, выложенных в брусчатке на жертвенной площади… И кровь всех казненных будет окроплять твое узилище из века в век, терзая твою душу кошмарами…

– Да подавись ты, если это спасет Хэлл, я согласен! Без права на амнистию и без лазейки для чуда! Подавись! Я согласен на все!

– Договорились, – хитро сверкают сапфировые глаза в темноте спящего храма. – Я не заберу ее жизнь. Но учти, что она все равно ненадолго тебя переживет… и это не моя вина, Варнох. Она сама виновата… Поторопись, если хочешь ее спасти… У тебя не так много времени осталось. Вечер, ночь, да день с ночью. И все.

Но я уже не слушаю ее. Убегаю, спешу, мчусь, чтобы вернуться к Хэллен. Откуда может быть опасность? В чем она виновата? И ответ сам приходит на ум. В своей фобии. Она оттолкнула не того мужчину. Видимо, неизвестный мне Генрих все еще жаждет мести за отказ. Раз уж он не погнушался уничтожить всю прежнюю жизнь девчонки, то не остановится ни перед чем. А потому я спешу. Спешу, как никогда раньше…

И каково же мое облегчение, когда я застаю Хэллен, мирно спящую под толщей одеял! Она даже не заметила моего отсутствия. Хотя уже перевалило за полдень, девушка все еще отсыпается под действием моего заклятия. Дом пуст, никакого постороннего вторжения, никакой опасности. Но зерно беспокойства Алфера поселила в моем сердце. Я уверен, что он придет за Хэллен. И я должен его убить. Чтобы решить ее проблему раз и навсегда. Уже послезавтра я не смогу быть рядом и оберегать…

Слышу стук ворот с улицы. Выглянув в окно, вижу Нати, спешащую к крыльцу с пакетами и коробками. А вот и наш обед поспел. Беру со столика странную монету, которой Хэлл рассчитывалась в кафе, и иду вниз встречать девушку. А Хэллен пусть еще поспит. Ей надо.

Предновогодняя суета

Я сладко потягиваюсь сквозь сон. Мм-м… Даже хочется есть, так сладко выспалась. Так! Стоп! Выспалась? У-у-у!!! Засранец Варнох! Усыпил меня!

Я рывком отрываюсь от подушек и осматриваюсь. В комнате темно, как и на улице. Лишь слабый свет от магического огня в камине дает скудную возможность осмотреться. Боже мой, который час? Где Лестер? Сколько времени прошло? Я вожусь, пытаясь выбраться из-под одеял. Выпрыгиваю из кровати, обнаруживая себя почти голой, в одном только бодике. Подозреваю, что Лестер и тот бы снял, знай он, как этот ужас снять. Босыми ногами перебираясь по холодному полу, распахиваю дверь и встречаюсь лицом к лицу с Лестером, что как раз собирался заходить, держа в руках поднос с едой и дымящимися кружками кофе.

– Хэлл, раздетая! Марш под одеяло, пока не замерзла, – возмущается Лестер, перехватывая одной рукой поднос, а второй посылая в камин искорку, что заставляет огонь разгореться в разы сильнее. Следующим пасом мой личный боевой маг развешивает под высоким потолком несколько светящихся солнышек, дающих приятное желтоватое свечение, напоминающее уличное рассеянное освещение в пасмурную погоду. Короче, обстановка такая теплая и интимная, и этот запах кофе…

Я забираюсь обратно под одеяло, обратив внимание, что соседняя подушка тоже примята.

– Ты спал рядом? – удивляюсь я, на что получаю уставший кивок и бутерброд в руки.

– Поешь, голодная, наверное.

– А ты? – вгрызаюсь я в огромную булку, начиненную какими-то сырно-колбасными деликатесами.

– И я, – улыбается Лестер. – Ну и горазда же ты спать, Хэлл! Почти шесть вечера. Я тоже немного вздремнул и поесть успел. А ты все спишь и спишь. Уже хотел будить тебя поцелуями!

– И что остановило? – давлюсь я куском салями.

– Подумал, что целовать тебя вот такую полуголую – это выше моих сил и сдержанности, побоялся, что зайду слишком далеко, а ты еще некормленая, – усмехается Лестер и отпивает свой кофе.

Но я вот молчу, потому что меня больше волнует не то, что я некормленая, а то, что уже давно немытая. Не дай боги, он рискнет ко мне подплыть на волнах страсти, тут-то и узнает несчастный неандерталец, зачем женщине бритва, и как давно я ей не пользовалась. Так! Я рассуждаю, словно уже готова с ним переспать. Демоны, а ведь готова, да! В душ! Мне очень надо в душ! Не могу же я Новый год встречать с грязной головой, правильно?!

– Хэлл, ты о чем задумалась? Кажется, сейчас взорвешься, аж пыхтишь, так усердно размышляешь…

– О платье задумалась, – вру я, – думаю, в чем идти на праздник.

– Я тебе сейчас как дам платье! – рычит Лестер. – Там мороз! Надевай свои эти непробиваемые нелепые одежды, в которых ты похожа на раздутое во все стороны пугало, и забудь о платьях! Или останемся дома праздновать вдвоем, поняла?!

– А чего это ты мной командуешь? – возмущаюсь я. – Я, между прочим, взрослая и самостоятельная личность! А ты пришелец из другого мира, так с чего ты мной командуешь?

– Во-первых, я твой жених, забыла? – язвит мужчина, улыбаясь мне глазами поверх кружки. – А во-вторых, я за тебя, дурочку, переживаю, чтоб не обморозилась.

– Ну, класс! Мужиков от меня отваживаешь, платье мне носить не разрешаешь, может быть, в монастырь меня определишь еще, а?

– Да я бы определил, но ты ж там всех в шок вгонишь своим поведением.

– Интересно, и какое это у меня поведение? – Я доедаю бутерброд и выпутываюсь из одеял, желая попасть в санузел, пока тут не оконфузилась, очень уж кофе просится из меня.

– Да ты же баламут, бунтарка. Дерзкая и непослушная. А там все покорные… Короче, или ты разнесешь любую обитель благодетели по камешкам, или научишь послушниц сквернословить и бить апперкоты и хуки…

В итоге этого шутливого пререкания мы оба смеемся, а я все же добираюсь до заветной двери, сливающейся со стеной. Чувствую пристальный взгляд Лестера на себе, оборачиваюсь.

– Что? – неловко переминаюсь с ноги на ногу. – Чего так смотришь?

– У тебя очень красивое тело, – отвечает он, скользя по мне голодным взглядом. – Странное, сильное, боевая машина, а не тело хрупкой и нежной женщины. Но мне очень нравится…

– Это ты еще не видел кубики моего пресса, – смущаюсь я и скрываюсь за дверью. Надо привести себя в порядок. Да, и где был мой запасной станочек? Иди знай, что этому мужчине перед смертью в голову стрельнет, я на все согласна, кроме небритого позора.

Тело мое ему, видите ли, нравится! Конечно нравится! Оно всем нравится! Я же спортивная модель, на минуточку. Ну, это кроме всех моих спортивных достижений, поясов, медалей и олимпийских побед.

* * *

Хэлл скрывается в ванной, убегая от наших общих не очень уместных желаний. Может быть, они и адекватные, и оправданные. Все-таки сексуальное притяжение между мужчиной и женщиной есть норма отношений. Но, учитывая, что отношениям нашим отмерено чертовски мало, притяжение тел сейчас вообще неуместно. Алфера все еще забавляется моими потугами влюбить в себя Хэлл. Пусть позабавится. Я же не стараюсь ее влюбить. Я лишь наслаждаюсь последними моментами, отпущенными нашей несостоявшейся паре. А еще у меня миссия – обезопасить Хэлл от преследующего ее мстительного Генриха.

Кстати, о Генрихе… Комната освещается светом фонарей от подъехавших машин, которые я, как дикарь, именовал повозками. Я выглядываю из окна, наблюдая, как из двух сразу больших и очень агрессивных на вид машин выгружается группа людей. Типичные бойцы. Крупные, сильные, бескомпромиссные. И еще одно недоразумение стоит между десятком мордоворотов. А вот, видимо, и Генрих. Ну, я прекрасно понимаю Хэллен. Такому не доверишься. Несчастье, теряющееся на фоне своих охранников, осматривает дом, смерив его презрительной ухмылкой, и отдает распоряжение одному из людей.

Ну, что делать, я иду открывать гостям. Правда, сначала бросаю защитный полог на комнату Хэллен. Чтобы ее не могли ни услышать, ни пробиться к ней, если со мной что-то случится.

Спускаюсь к входным дверям, чтобы услышать громогласный стук. Хорошо, что Хэллен в душе. Зачем ее зря беспокоить? Требовательный стук переходит в тихое шебуршание в замке, и дверь вдруг сама собой открывается, очевидно, взломанная отмычкой. Я не спешу приступать к ликвидации. Сажусь в кресло в темном углу и жду, когда вся компания ввалится в дом. Ожидать Генриха в гордом одиночестве было бы глупо. Предсказуемо дом заполняется людьми, и у каждого в руке оружие, какое я уже видел у их предшественников на заснеженной дороге. Что за мир? Что за воины? Грош им цена, если они полагаются лишь на силу механической игрушки.

А вот и Генрих заходит. В доме темно. Я же выбрал и вовсе самый темный угол. Кажется, у них с включением света те же проблемы, что были у Хэлл, когда мы только прибыли. Они несколько раз отдают команду «свет», но не получается добиться нужного эффекта.

– Что тут за каменный век?! – презрительно цедит Генрих. – Рассредоточиться по дому, надо найти мерзавку, пока она опять не сбежала.

Ладно, чего сидеть и смотреть спектакль, когда можно создать свои декорации и принять активное участие?! Сначала по моему посылу зловеще хлопает входная дверь, отрезая гостей от спасительного бегства. Кто-то вздрагивает от неожиданности. Незваный жених и вовсе выругался от испуга, вызвав у меня улыбку. Потом вспыхивает огонь в камине. Конечно же, магический огонь, настоящий я зажигать не рискую, не зная, в каком состоянии дымоход заброшенного дома. Этот маневр также не остается незамеченным. Оценивают все, даже хмурые и суровые телохранители. Чертыхаются и дергаются все.

– Что-то здесь нечисто, – шепотом замечает один из верзил.

– Не удивлюсь, если Хэлл нас ждала и устроила весь этот фарс, – дрожащим голосом пытается выказать презрение к моим трудам Генрих. Тогда я разжигаю над головами толпы большое и ослепительно яркое солнце с направленным действием. То есть оно светит строго вниз, заливая кучку агрессоров светом, не позволяя им видеть меня. Да они своих вытянутых рук не видят даже. А вот я прекрасно вижу их страх, растерянность и беспомощность. Люди наперебой кричат «Что происходит?», «Я ничего не вижу!», «Я ослеп!», «Надо бежать отсюда!», «Ну ее к черту!», «Девка ведьма!».

Насладившись паникой в строю предполагаемого противника, я разражаюсь театрально-зловещим смехом, сея еще больший ужас в сердцах трусливых человечков, решивших обидеть мою девочку. Бойцы беспомощно направляют во все стороны свои игрушки, не зная, откуда идет звук, потому что смех льется сразу со всех сторон. Моим жертвам и вовсе кажется, что смех звучит в их головах.

– Хэлл, адское ты отродье! – орет Генрих. – Прекрати этот цирк!

– Хэлл? – звучно спрашиваю я в пространство, заставляя даже самых трусливых заткнуться и слушать меня. – Хэлл тут нет! Она даже не знает о твоем визите… Генрих…

– Кто ты?

– Считай меня демоном-хранителем адского отродья, – зловеще усмехаюсь я. Может, получится обойтись и без жертв – напугаю человечков до икоты, и пусть бегут быстрее ветра.

– Прекращай спецэффекты! Или мы откроем огонь! – грозит мне хлюпик, на что я снова смеюсь.

– Вот такой огонь? – спрашиваю я, и под ногами людей пробивается магическое пламя, струясь по их конечностям, крадучись, облизывает жаром… Крики и паника усиливаются, заставляя меня морщиться от неэстетичности картины. Не рассчитал я только одного, что они начнут от страха стрелять в неизвестность из своих смертоносных игрушек. Подумать, что они перестреляют друг друга, им некогда: паника – страшная разрушительная сила. Хлопки выстрелов перекликаются с криками ужаса и боли. Люди падают, разбрызгивая кровь и ошметки мозгов. Я при всем желании уже не могу остановить это безумие. Хотя тушу пожар под ногами смертников. И теперь только смотрю, как они убивают друг друга, и ужасаюсь поразительной силе маленьких артефактов, способных одним выстрелом размазать человеку мозги по стенке. «Какая… мерзость», – кривлюсь я. И тут же шиплю от боли, пронзившей плечо. Один из снарядов попал в меня. Рукав черного камзола быстро пропитывается кровью. Судя по ощущениям, попали в кость. Твою ж богадельню, Алфера! Ты обещала мне время до послезавтра! Что за шутки? От застилающей глаза боли я утрачиваю концентрацию, и затухает ослепляющее заклинание. Резко стихают звуки выстрелов. В наступившей тишине особенно режут слух стоны раненых, кого не убило сразу.

– Попался, сученыш? – Мне в лоб уставилось одно из орудий убийства. Генрих держит оружие нетвердой подрагивающей рукой. На виске у него багровеет ожог от пролетевшей вскользь быстрой смерти. С другой стороны по скуле расплывается синяк. Почему его не убили, я видел. Ближайший из телохранителей, пока все предавались панике, накрыл собой плюгавого мальчишку и не отпускал с пола, пока опасность не миновала. А стоило мне отвлечься на пару секунд от заклинания, как паршивец успел подхватить первый попавшийся артефакт и наставить на меня. Дурень. Сам ведь не обучен убивать. – Где Хэлл? – срывающимся голосом спрашивает и дрожит.

– Она сейчас не принимает гостей, – усмехаюсь я и морщусь от боли в плече. Демоны, как же больно. Надо извлечь снаряд из кости.

– Кто там живой еще? – визгливо спрашивает Генрих. – Обыскать дом! Найдите девку! Она мне очень задолжала!

Я рычу и бросаюсь вперед, отводя подрагивающую руку противника с оружием вверх одной рукой, а второй впиваюсь в кадык этой сволочи. Слышатся хлопки выстрелов, улетающие в потолок. Гнев мой настолько необуздан, что боль не ощущается вообще. Только ярость.

– ХЭЛЛ МОЯ! – рычу я, припечатывая хлюпика в стенку спиной и затылком. Он молча принимает удар и стекает к моим ногам уже бессознательным, хоть и живым тельцем. У меня считанные мгновения сориентироваться и броситься в атаку на дезориентированных противников. Их и осталось-то всего ничего. Какой-то пяток полудохлых, раненых и деморализованных бойцов. Поэтому я прохожусь сокрушительной машиной смерти между нестройных рядов врагов, оставляя после себя только упавшие на пол тела, валяющиеся изломанными куклами на старом ковре.

А стоит мне остановиться, осматривая деяния даже не рук своих, а мимолетной вспышки гнева, как боль в плече дает о себе знать, мешая концентрироваться и призывать магию. В упавшей на комнату тишине и темноте я опускаюсь на пол, пытаясь отрешиться от болевых ощущений. До крови закусываю губу, выталкивая из своего тела застрявший снаряд. Маленький магический импульс, и под звук вырванного из груди вздоха на ковер падает покореженный кусочек металла, запачканный кровью.

– Сволочь! – ругаюсь я, зажимая плечо рукой и активируя всегда готовое регенерирующее заклинание. – Как же больно-то! – сквозь зубы шиплю я и уже более осмысленным взглядом обозреваю темноту. Хэллен явно не понравится эта картина! Надо прибраться, думаю я, стоит только чуть утихнуть боли. Рука быстро восстанавливается, оставляя на месте раны чувство зуда.

Выглядываю в окно. В тусклом свете фонаря стоят бесхозные машины, покрываясь снегом. Так, что же с вами делать? Ведь есть среди вас и живые. И марать руки не хочу, вырезая их, как скот. Нет, пусть живут. Калеками, правда, но Хэлл говорила, в этом мире не медицина, а волшебство, так что вполне возможно, что их и поставят на ноги. Кроме тех, конечно, кому голову пробило снарядами. Окидываю взглядом поле боя и концентрируюсь, составляя заклинание. Телепортирую всех в их транспорт. Еще усилие разума, чуть больше магической силы в посыл, чтоб хватило на дальнее расстояние, и отправляю машины за сотни километров отсюда. На далекую заснеженную дорогу, где впервые встретил Хэлл. Эти координаты у меня в голове отпечатались намертво.

Выглядываю в окно. Машин нет. Только следы от них медленно засыпает белыми хлопьями. Ну и отлично. Поворачиваюсь в комнату, осматривая в темноте оставленные гостями следы. Тут будет сложнее. Хотя… а попробую обойтись просто чистящим заклинанием! Чем ковры, стены в текстиле и шторы отличаются от моего костюма? Правильно! Площадью. Надо только его расширить. Я никогда не любил особо бытовую магию, делая упор на боевую. Но самые необходимые даже у меня получаются на ура. За размышлениями и не замечаю, как накидываю тонкую вуаль заклинания на все поверхности в помещении, очищая и уничтожая кровавые следы. Удовлетворенно улыбаюсь, потирая руки. Теперь можно и Хэлл проверить, или жить она собралась в том душе?!