Текст книги "Проклятье Алферы"

Ночь кошмаров

Я очень переволновалась. Этот мужчина умудряется выбивать у меня землю из-под ног каждым вторым своим признанием. Сначала он неизвестным мне способом отключает толпу охранников, пришедшими по мою душу. Потом заявляет, что пришелец из другого мира. Следом – я ему понравилась, видите ли, после десяти минут поверхностного знакомства в темноте и в пургу, когда и вытянутой руки толком не видно. Просится, как пес бездомный, в компанию. При этом следит за каждым моим шагом, как Цербер, словно боится потерять меня или скорее уж потеряться самому. Что я забыла? Ах да, он теперь мой жених, причем мое видение вопроса его не волнует. Сказал как отрезал. Потом этот поцелуй… Да это же не гигиенично, в конце-то концов! Но, блин… как это было классно…

Поцелуй заставил меня расплыться невнятной лужицей в руках Лестера. Стыдно признаться, но я в свои годы, а мне уже, слава богу, двадцать два почти, оказалась, наверное, единственной нетронутой мужской лаской особью. Если бы он сам испуганно не остановил начатое безумие, не уверена, что я смогла бы что-то противопоставить его напору. Во-первых, я была застигнута врасплох, не ожидала такой прыти от небритого неандертальца. Во-вторых, выстроенный мной за много лет воздержания щит почему-то дал брешь, и мне очень захотелось попробовать, что же это такое… поцелуй с мужчиной.

Я сама не знаю, как объяснить возникший вдруг интерес. И ладно бы просто интерес! Так ведь пропал мой страх. Тот самый страх, не позволяющий мне подпустить к себе мужскую особь ближе, чем на расстояние удара маваши. Вот это уже совсем странная странность, как говорят нынешние подростки.

И только я, можно сказать, распробовала вкус его губ, только утратила связь с мозгом от его настырного языка, что требовательным завоевателем врывался в мой рот, как Лестер принялся испуганно извиняться. Я ничего не поняла, если честно. Впечатление, словно он призрака увидел во мне. Но я была благодарна его вспышке страха, это позволило мне взять себя в руки и прекратить сходить с ума. Впрочем, и вспышке его желания я тоже была благодарна. Теперь знаю, от чего бегала все эти годы. Представила, что вот так же Генрих мог врываться в мой рот своими слюнями, и мысленно передернулась от отвращения. Нет, побегать от сомнительных связей стоило, хотя бы ради вот такого вот умопомрачительного первого поцелуя. Пусть и с чокнутым незнакомцем, пусть на пыльном столе старого дома…

И что в итоге? Обострение шизофрении! Только я уже не уверена, кто из нас двоих псих. Да я вообще не уверена, что столько шокирующих новостей для одного мозга не вредно выдавать в одночасье. Он маг! Боевой маг! И пришел за мной! То есть его случайное появление под колесами моей машинки вовсе не случайное – он целенаправленно искал меня, пришел за мной! О ужас, я совсем оторвалась от реальности и схожу с ума! И вот сейчас, после очередного признания, что никак не укладывается у меня в голове, я была бережно уложена в первой попавшейся спальне. Лестер самолично занес мою рыдающую от переизбытка эмоций тушку в комнату, сдернул старое покрывало, прячущее под собой постель, пахнущую сыростью и холодом, и уложил.

– Лестер, оставь меня, я не перенесу такого позора, – прошу я, но тот упорно стягивает с меня сапоги, а потом и теплые дутые штаны и свитер.

– Я не трону тебя, Хэлл, – мимоходом говорит он, – но ты не отдохнешь в одежде. Спать надо нагой.

– Щаз-з-з! – противлюсь я, оставшись в одном только термободике, и ныряю под пуховое одеяло. Какой класс! А в мегаполисе все на холлофайбере. Совсем другие ощущения. Каких-то восемьсот километров от мегаполиса – и я в другой эпохе… Может быть, тут и Новый год справляют? Я плохо помню этот праздник, маленькая совсем была, сейчас его давно уже отменили. Нет, отсчет времени, конечно, начинается заново, но никто это не празднует. Зачем забирать из жизни мегаполиса рабочие дни? Это контрпродуктивно! Бизнес не терпит выходных, а жизнь в мегаполисе – это сплошной бизнес.

– Хэллен, – присаживается рядом Лестер и с искренним непониманием смотрит на меня. – Объясни мне, почему ты так боишься меня?

– Лестер, я в состоянии сломать тебе руку в трех местах одним приемом. С чего ты взял, что я тебя боюсь? – Я натягиваю до самого подбородка одеяло и наивно хлопаю глазами.

– О, а объясни-ка мне еще свою ненормальную воинственность! Ты же леди! Ты должна быть хрупкой, утонченной и нежной…

– Жертвой, – продолжаю я его мысль. – Я выбрала позицию силы, Лестер. Моя мать была хрупкой и нежной, и все, что ей было уготовано судьбой – это жесткое изнасилование! Вследствие которого и появилась я. Поэтому закроем тему моего выбора. Я стала сильной, чтобы не стать жертвой, понятно?!

Мой неадекватный попаданец как-то нервно сглатывает и отводит глаза. Не понимаю, почему ему стало стыдно за мое признание о матери. И совсем уж не понимаю, почему я это признание выпалила.

– Ты воздействуешь на меня магией? – вдруг спрашиваю я, кутаясь в уже нагревшееся от моего тела одеяло.

– С чего ты взяла? – удивляется Лестер, возвращая мне взгляд.

– Просто… кажется, что ты воздействуешь на мои мысли. Ты можешь заставить меня думать или действовать по твоему желанию?

– Хэллен, – смеется он, – я не менталист, а боевой маг, это раз! А думать и действовать по моему желанию я могу заставить. Но мне не нужна для этого магия. Хватит просто умения давить на психику.

– Нет, это другое, – отбрасываю я мысль о давлении на психику.

– Давай так, Хэлл. Будет тебе любая правда от меня взамен на твою правду. Договорились?

– Я есть хочу, – закутываюсь я покрепче в одеяло и тону в мягкой подушке.

– Я, кстати, тоже, – не стал со мной спорить боевой маг, – я так понимаю, слуг в этом доме не предусмотрено?

– Лестер! – взвываю я из-под одеяла.

– Я понял, тогда ты сейчас немного отдохнешь, и не дай тебе боги исчезнуть из этой кровати, а я отправлюсь на поиски съестного в доме.

– Иди-иди, добытчик, – усмехаюсь я, – все равно тут ничего не найдешь, так что сразу поиски начинай с сумок из машины.

– Договорились, – слышу я совсем близко над собой и чувствую быстрый чмок поверх одеяла. Поцелуй приходится мне в висок, а прошибает через все тело. Что за ерунда? Я высовываю лицо из-под одеяла, глядя вслед уходящему из комнаты мужчине. Он уверенно двигается к близкому выходу, только на миг останавливается около старого камина, который я приняла за бутафорский. Щелчок пальцами, и на ладони мага вспыхивает огонек, который небрежным пассом запускается в камин, где и разрастается до размеров настоящего костра. Только я точно знаю, что огонь не настоящий, а магический, ведь дров в камине нет…

– Отдыхай, – улыбается небритая физиономия, показывая мне белозубый оскал. Я смущаюсь, ныряя обратно под одеяло. Комната медленно наполняется теплом, а мысли тревогой. Что-то мне не нравится это смущение. Я боевая единица, а не хрупкая лань. Надо брать себя в руки. С такими мыслями я и проваливаюсь в тревожный сон…

Как я давно не видела этот сон…

Он всегда мне является в переломные моменты жизни. Когда я осталась выброшенная матерью в приют, я видела его впервые, и это было ужасно. Я тогда даже смысла происходящего во сне не вкурила. Слишком маленькая была. Но ощущение страха, ужаса неизбежности… это я запомнила хорошо.

Потом было еще много таких жутких ночей, когда я переживала один и тот кошмар всегда с одним и тем же финалом. Словно заново пересматриваю один и тот же фильм. Последний раз я видела этот сюжет в день маминой смерти. Уже проснувшись, я знала, что что-то грядет. Перемена, беда, неважно. Я знала, что что-то грядет.

И вот сейчас я снова, облаченная в белую тогу, спешу скрыться в лабиринтах каменного храма от толпы пьяных юношей, развлекающихся за счет слабых девушек. Я знаю, что они не тронут меня. Но все равно убегаю. Неприятно ощущать себя клоуном среди толпы неблагодарных зрителей. Я отрываюсь от преследователей и сворачиваю к главному залу, спеша скрыться за алтарем, но слышу следом торопливые мужские шаги. Он уверен в себе, и его некому остановить. А сам он невменяем, я чувствую его вожделение. Встречаюсь взглядом с моим кошмаром, что много лет уже изводит меня во снах. И впервые у него есть лицо, а не только эмоции. И сегодня на алтаре меня снова, как и много раз, уже насилует не безликий мужчина, а Лестер…

Я бьюсь в его руках, пытаясь скинуть с себя тяжелое тело, но чувствую лишь сильную руку, разводящую мне ноги, и бескомпромиссный язык, затыкающий мне рот, чтоб не кричала. Я не сдавалась до последнего его толчка, до последней капли его семени, упавшей в опороченное лоно. Сопротивлялась из всех своих тщедушных девичьих силенок. Но что я могла противопоставить грубой силе боевого пьяного мага?

Он опомнился, видя мои заплаканные глаза и искусанные губы… Отпустил измученное тело, заставив меня в очередной раз закричать от боли… я не могла совладать с чувствами. Меня разрывало от противоборствующей во мне магии. Любовь сливалась с войной во мне, и никто не мог победить. Война боролась с любовью. И меня снова разрывало, скручивая в спазмах перерождения. Инициация…

Я кричала от боли, извиваясь на алтаре моей богини, а рядом стоял растерянный Лестер, не ожидавший такой реакции от своей жертвы. Вдруг стало легче. Боль, казалось, сковало невидимой силой, останавливая агонию. Надо мной склонила голову богиня, снизошедшая к своей жрице.

«Он ответит за твои слезы», – звучит у меня в голове голос богини.

«Не надо, – прошу я, – меня не спасут его муки».

«Не спасут, – соглашается со мной богиня. – Но это меня порядком развлечет. Его многому научит. И другим урок…»

«Не надо, – снова прошу я. – Я… прощаю…»

«А я нет, – отвечает мне богиня, – но я учту твою жертву. У него будет шанс… Итог будет зависеть только от него».

И больше я ее не слышала, я ничего не слышала, унесенная в пучину внезапно вернувшейся боли. Что стало с магом, не знаю. Я даже не знаю, сколько длилась моя агония. Просто в один миг я просыпаюсь, понимая, что там, во сне, умерла. Опять.

– Демоны! Хэлл! Очнись! – трясет меня Лестер, пытаясь привести в чувство, а я кричу и сквозь сон пытаюсь ему сопротивляться, отбиваюсь, словно сон продолжается и сейчас я не в кровати рядом с Лестером, а там, на алтаре… тоже с Лестером, но с другим. Из кошмаров. – Хэллен! – прикрикивает на меня мой неандерталец, и я распахиваю глаза, встречаюсь с ним взглядом. Вижу его страх и отчаяние. Лест прижимает меня к мощной груди, где я слышу бешеный стук сердца.

Так мы и сидим неизвестно сколько времени, успокаиваясь. По моим влажным от пота волосам рассеянно гуляет тяжелая рука. И кажется, что это нехитрое действие успокаивает его больше, чем меня.

– Извини, – наконец-то решаюсь я заговорить, пытаясь отстраниться. – Не ожидала, что меня накроет кошмар.

– И часто тебя так накрывает? – несколько тревожно спрашивает Лестер.

– Бывает порой, – уклончиво отвечаю, – давно уже не было этого сна.

– Что, сон один? – напрягается он.

– Всегда один и тот же. Но сегодня были отличия, – нехотя признаюсь. Почему я опять говорю ему то, что лучше держать в секрете?

– Расскажи мне, – просит Лестер и берет мои подрагивающие ладони в свои уверенные и горячие.

– Я не хочу это снова переживать, – совершенно честно отвечаю я, – могу лишь сказать, что сегодня у моего кошмара было твое лицо…

Держащие меня руки напрягаются. Лестер молчит, размышляя о моих словах.

– Так что лучше трижды подумай, прежде чем к психически неустойчивой личности клинья подбивать, – усмехаюсь я и высвобождаю свои руки. – Мое подсознание сегодня удивило даже меня. Ты нашел еду?

– Нашел, – хмуро смотрит на меня Лестер и щелкает пальцами. От двери сам собой выезжает сервировочный столик, обещающий нам скудный, из остатков дорожного фастфуда, но ужин.

Едим прямо тут. В кровати. Молча. Переваривая мое признание.

– Так как насчет правды за правду, Хэлл? – нарушает наконец-то молчание Лестер, собирая обратно на столик коробки от еды.

– Сон не расскажу! – сразу ставлю я условие.

– Ладно, – с легкой улыбкой соглашается он. – Задавай мне вопрос первая.

– Я даже не знаю, что и спрашивать, Лест, – совсем теряюсь я. – А какая цель этого допроса?

– Ну, давай допустим такой вариант, что нам с тобой отмерено жить… например, трое суток.

– Сплюнь, выдумывать такое! – возмущаюсь я. Но он меня перебивает.

– Допустим, – поднимает руку, призывая меня к тишине. – Просто допустим…

– И что?

– И от нашего с тобой разговора зависит, умрем мы в итоге или нет.

– Не понимаю, – честно сознаюсь я. – Подай мне одежду, неуютно в одном бодике при тебе сидеть.

Откровения

Хэллен плохо идет на контакт. Она боится правды, которую я хочу ей поведать, и еще больше она боится той правды, что я хочу о ней узнать. Поэтому мою игру она принимать не хочет. Но я настойчив.

После пробуждения в истерике и быстрой трапезы в тяжелом молчании в девушке словно просыпается какой-то потайной резерв сил. Она наотрез отказывается провести ночь в теплой кровати, предаваясь неспешным разговорам о нас. Во-первых, идея провести ночь в одной кровати была встречена таким хмурым взглядом и сжатыми кулаками, что я и сам решаю – идея, прямо скажем, опрометчивая. А во-вторых, очевидно, нервное напряжение не даст ей расслабиться и уснуть.

И вот теперь я брожу, как привидение, вслед за поспешно изучающей дом девушкой и пытаюсь развести ее на разговор. Мимоходом намекая на сложившиеся обстоятельства.

– Ты ведь не просто так бродишь, да?! – уточняю я, видя какой-то проснувшийся азарт в ее светящихся глазах.

– Точно, мой небритый неандерталец, я кое-что ищу!

– Почему неандерталец? Что это за ругательство такое?

– Ну… у нас в мире так называется давно вымерший представитель человечества, – задумывается перед ответом Хэллен, подбирая слова. Видимо, опасаясь обидеть мою хрупкую попаданческую психику. Девушка берет ближайший стул и приставляет его к одной из стен в коридоре, залезает на него и пытается дотянуться до маленькой неприметной дверки почти под потолком. Но роста ей не хватает, хотя должен заметить, что этим параметром она не обделена, достаточно высокая для девушки.

– Демоны, как же тут высоко! – сетует она, поднимаясь на носочки и все тянется… тянется… а достать не может. Приходится помочь. Обнимаю ее за коленки и подсаживаю к себе на плечо, поднимаясь на тот самый стул. Все проделываю так быстро, что Хэлл и пикнуть не успевает, как оказывается у той самой дверцы под потолком.

– Так что мы ищем? – уточняю я, пока женские пальчики воюют с защелкой.

– Я уверена, что в этом доме должны были остаться новогодние украшения. Хочу их найти. Раз уж я оставила жизнь в мегаполисе и подалась в прошлый век, то нет ничего зазорного, если отмечу Новый год, как его отмечали двадцать или пятьдесят лет назад. Тебе не тяжело, нет? – между кряхтением и недовольным сопением над защелкой интересуется она.

– Нет. А что это за новый год?

– Праздник такой раньше отмечали. Очень шумно отмечали. С песнями, плясками, подарками и фейерверками. Украшали дома живыми елками и разными игрушками.

– А теперь?

– А теперь живые деревья срубать нельзя, ресурсы планеты надо беречь, и так истощили ее за прошлые столетия. Фейерверки тоже запрещены. Это также способствует экологической катастрофе. Да и вообще народные гуляния в мегаполисе не приняты. Там всем рулит бизнес, и бизнес не любит передышек.

– А тут?

– Я не знаю, но буду надеяться, что тут осталась еще частичка прошлого…

Я сжаливаюсь и щелкаю пальцами, защелка наконец-то поддается Хэллен, и из открывшейся дверки выезжает лестница, чуть не прибив нас обоих.

* * *

– Хэллен, если ты не знаешь, что спросить меня, можно я спрошу?

– Ну, рискни, – с улыбкой разрешает она, осматривая чердак, куда мы попали по выдвижной лестнице. – АГА! – радостно восклицает она, подбегая к каким-то старым коробкам и заглядывая в них.

– Кто были те люди, что хотели тебя забрать? От кого ты бежала из мегаполиса?

– А! – легкомысленно машет она рукой и всовывает мне в руки большую коробку. – Спускай вниз. Не переживай на этот счет, Генрих не попрется за мной так далеко. Он уже получил пару раз по носу от меня. А последняя попытка вернуть меня в город накрылась для него вообще знатной оплеухой. Так что, думаю, он побесится еще немного и успокоится. Главное, мне не возвращаться. А так… даже узнай он, где я, не покинет мегаполис. Ему папочка не позволит. Давай-давай, неси, тут много еще!

– Немного не понял, а почему он вообще тебя преследует? – вернувшись уже с пустыми руками, спрашиваю я.

– Ну, знаешь, как это бывает… захотел – не получил, разозлился, давай быковать, теперь уже получил. Знатно так получил, что даже в больнице пришлось отлеживаться. Совсем обозлился и давай третировать. Сначала у меня начались административные проблемы в спортивном клубе, где я много лет занималась, тренер со мной работать отказался. Потом меня без тренера не допустили до соревнований. А ведь это были отборочные на международный турнир. Короче, наломал он мне практически все, к чему я шла много лет, упорно тренируясь. Ну ладно, черт бы с ними, с соревнованиями, я не тщеславна, зато умения мои у меня не отобрать. Но так ведь и из университета меня поперли с его помощью. Да и узнав, что я не смогу поставлять новые награды, университет уже не был во мне заинтересован.

– Он что, такой всесильный? – удивляюсь я, продолжая сгружать вниз коробки.

– Он вообще ноль без палочки, – смеется невесело Хэлл, – но у его папы ОЧЕНЬ много денег. А деньги в мегаполисе решают все. А еще у его папы много связей. Поэтому мне в мегаполисе везде дорога закрыта. Выжить там теперь смогу, только побывав в постели Генриха.

– А почему ты ему отказала?

– Не в моем вкусе, – отрезает Хэлл. – Спускайся, это были последние коробки.

– Хэлл, мы же договаривались на правду, помнишь? Не хочешь отвечать, так и скажи, но не виляй. – Я помогаю ей спуститься и спрятать обратно лестницу. – Почему ты ему отказала?

Она замялась буквально на пару секунду, размышляя, стоит ли говорить.

– У меня есть проблема, Лестер. Я не могу переносить рядом с собой мужчину, если у него ко мне интимный интерес. У меня страх быть изнасилованной. Страх близости. Мой психолог обещает, что это только до тех пор, пока я не встречу того, кто сможет обеспечить мне безопасность. Мол, будь у меня уверенность в мужчине, я не буду пытаться от него отбиться. Но пока я такого не встретила.

– Что, все так плохо с мужчинами в этом мире?

– Ну почему же плохо?! Очень даже хорошо. Но не то, что мне нужно. Знаешь, мы выбираем, нас выбирают… как это часто не совпадает!

– И что же тебе надо?

– Ну, уж точно не неандерталец! – рявкает Хэллен и хватает коробку, спускаясь на первый этаж.

– Да побреюсь, – застонал я, – побреюсь! Прекрати обзывать меня дикарем! И кстати, со мной тебе же не страшно?

– Нет, я не вижу в тебе угрозы, – признается она, – и это меня пугает еще больше! Поэтому я и решила, что ты воздействуешь магией. Потому что будь иначе, увозили бы тебя уже в травматологию…

– Так, может быть, я тот самый?! – намекаю я, а у самого надежда в груди просыпается. – Я могу тебя защитить.

– Не знаю, не уверена, Лест. Сюда ставь, к камину. Ага, сюда. Но, по крайней мере, мне не хочется тебя убить. Это уже несомненный плюс.

– Несомненный, – соглашаюсь я с улыбкой и заглядываю в одну из коробок. Там лежат перемотанные тонкой бумагой стеклянные игрушки. Яркие, блестящие и очень хрупкие. – Что с этим делать?

– Надо найти, в какой коробке елка, собрать ее и украсить… Пока я буду тут развлекаться, ты идешь в ванную и приводишь себя в порядок! Честно говоря, от тебя уже попахивает… Идем, неандерталец, долгану тебе свою бритву и гель для душа…

– Хэлл, – неуверенно, но все же решаюсь я спросить, – а зачем девушке бритва?

А у самого в голове сумбур, нет, правда, ну зачем ей бритва, не бороду же сбривать?! Но ответом мне был стон, полный то ли муки, то ли усталости, и очередное заверение меня в моей дикости.

Несмотря на всю мою дикость, разбираюсь я с благами цивилизации быстро. Надо признать, что это удобная штука – душ. Не надо киснуть в грязной остывающей воде. Вся грязь, пот и усталость уходит вместе с горячей водой. Восхитительные ощущения! Правда, теперь я благоухал персиками наравне с Хэллен, поскольку именно так пахло выданное мне средство для мытья тела и головы. Удивительный мир. Но я бы тут жить не хотел!

Хотя чего, собственно, мне привередничать?! Три дня осталось жить. И неважно, в каком мире погибнуть. Хэллен жалко. Не отправься я на ее поиски, жила бы себе девка и здравствовала. Пусть со своими проблемами, комплексами и тараканами в голове. Но жила бы. А теперь на пару со мной …

– Хэллен, что это такое? – спрашиваю с оторопью, глядя, как девушка мастерит в гостиной колючее дерево.

– Елка, искусственная, – нервный ответ. – Иди сюда скорее, сейчас свалюсь вместе с ней! Да не меня держи, дерево! Вот здесь! – указывает она мне на прячущийся в ветках ствол. – Ровно держи! А я закреплю… – с натягом говорит и затягивает конец веревки, привязанной к карнизу. Отрезает лишний кусок веревки и слезает со стула, любоваться трудами рук своих. Переводит взгляд с елки на меня и округляет глаза. Ну да, без щетины видно, что я не такой уж и древний. Тридцатник еще не отметил.

– Что? – усмехаюсь я, понимая ее замешательство, – нравлюсь?

– Симпатичный, – уклончивый ответ и оценивающий взгляд. Нехороший такой взгляд… мне даже не по себе как-то становится.

– Хэлл, не пугай, что ты так смотришь, словно решила меня четвертовать?

– Я решила тебя подстричь! – счастливо отвечает девушка, щелкнув ножницами. – Садись! Буду тебя очеловечивать, мамонт ты мой обросший!

– Между прочим, у нас это вполне модная прическа, – пытаюсь я защитить свою шевелюру до плеч.

– Ты теперь не у вас! Ты теперь у меня! А в моем мире, Лестер, мужчины коротко стригут волосы, а женщины могут постоять за себя!

– Это не мир, – вздыхаю я, – это чистилище какое-то…

– Есть такая версия у фантастов, – не спорит со мной девушка и принимается уверено чиркать ножницами, колдуя над моей головой.

– Слушай, у тебя что, одежда чистая? Как так? – удивляется она, ощупав и обнюхав мой камзол.

– Магия, Хэлл. У тебя в доме ведь нет прачки, пришлось использовать магию.

– А ты крутой маг, значит, да?

– Э-э-э… Ну… да. – Впервые в жизни мне стыдно признаваться в своей крутизне.

– А чего так неуверенно?! – подбадривает меня девушка и отрезает непозволительно длинную прядь.

– Да вот думаю, за что меня так судьба наказывает, – провожаю взглядом падающие пряди.

– Раз наказывает, значит, есть за что, – весело чикают ножницы. – Признавайся, Лест, что ты натворил, раз тебя сослали в это чистилище?

Она шутит, а я вздрагиваю. Как ей сказать, что я как раз тот, кого она так сильно боится всю свою сознательную жизнь? Насильник невинной девы!

– Та ладно, не унывай, не так много я сняла! – Хлопок по плечу выбивает меня из размышлений. – Можешь смотреться!

Я не стал искать зеркало, наколдовав его прямо перед собой. На меня глядел совсем другой человек из серебристой поверхности. Она обрезала все, что смогла. Это ужас!

– Между прочим, мне за услуги парикмахера положено заплатить. Но так как ты тут без ничего, я запишу на твой счет. Здорово выглядишь! Современно. Тебе нравится?

Я молча погасил заклинание – зеркало свернулось в одну точку и исчезло.

– А тебе нравится? – поворачиваюсь к девушке, что со щенячьим восторгом обозревает мои короткие волосы.

– Очень! Ты теперь похож на нормального парня. А то бомж бомжом был, право слово!

– Если я тебе таким нравлюсь больше, меня все устраивает, – выдыхаю я и смотрю на ненастоящую елку, не понимая, в чем же тут красота.

– Какой-то ты слишком покладистый для сильнейшего боевого мага в королевстве, Лест, – замечает мое апатичное состояние Хэллен и подходит ближе. Заглядывает мне в глаза. – Моя очередь спрашивать.

Я согласно киваю, обреченно подумав, что скоро рассвет и останется уже два дня нам на общение. О любви думать не приходится. Но провести эти оставшиеся дни с человеком, предназначенным мне звездами, тоже неплохой конец моей никчемной жизни.

– Ты говорил, что у тебя мало времени, что очень сложная ситуация…

Я опять кивнул, притянул к себе Хэллен ближе. Она не отвела взгляда, не вырывалась, и что совсем уж обнадеживает, не пыталась меня покалечить.

– Что ты имел в виду?

Я раздумывал несколько мгновений, а потом и вовсе притянул ее крепче, зарываясь лицом в темные волосы, пахнущие персиками. Втянул в себя тонкий аромат, пытаясь вернуть сердцебиение к норме. Хэллен ждала ответ.

– У меня осталось меньше трех дней жизни, Хэлл. И если ты позволишь, я бы хотел провести их с тобой, – решаюсь я выдать частичную правду.

– И что, нет никакой возможности…

– Никакой. – Я даже не даю ей закончить ненужный вопрос. – Остается только прожить последние дни лучше, чем все предыдущие.

– Это какая-то болезнь? В нашем мире успешно борются с большинством заболеваний прошлого. Может быть, ты и попал в мой мир, чтобы получить возможность вылечиться? – Хэллен преодолевает мое сопротивление и заглядывает с надеждой в глаза, но замолкает на полуфразе, видя мое отчаяние. – Это не болезнь… – понимает она.

– Нет, – вздыхаю я и признаюсь. – Это проклятье, Хэлл, очень сильное. И его нет шансов снять за такой срок. Поэтому давай просто забудем, ладно? Помоги мне прожить эти дни счастливо!

– И что ты хочешь?

Я хотел бы сказать «тебя», но вместо этого посмотрел на колючее дерево.

– Давай встретим твой праздник. Я, знаешь ли, последние десять лет почти не веселился…