Текст книги "Проклятье Алферы"

Снежные и нежные забавы безмятежные…

Ночь подходит к концу как-то слишком быстро. Обескураженная очередным признанием Лестера, я даже пыталась всплакнуть по нему заранее. Но он быстро меня остановил, взяв слово с меня, что вообще не заговорю на тему проклятья и отведенных ему дней. Каюсь, в глубине души я очень надеялась, что это все просто такой качественный и неординарный развод. Мне было жаль его. Нет, не в смысле, что он жалок! А в смысле, что мне жаль потерять Лестера из своей жизни. Мне было комфортно с этим чудиком, каким бы странным он не казался. А стоило Варноху привести себя в божеский вид, так я и вовсе впала в прострацию. Лестер оказался весьма интересным мужчиной. Да, демоны, красавчик он! Вот, я себе призналась, красавчик, который меня поцеловал и хочет провести со мной свои последние дни. Бли-и-ин…. Это же так романтично, хоть книгу пиши… Если бы не фатальный и уже предрешенный итог нашей истории.

Но, решив не заморачиваться, по принципу буддистов, мол, можешь решить проблему, то не переживай, а не можешь ее решить – тем более не переживай, мы наслаждаемся мгновениями.

Итак, сначала мы все же добиваем елку. Я вижу, что Лестер не понимает кайфа пластиковой ели. И не понимает, почему нельзя срубить и поставить настоящую. Но не спорит. Мои попытки разъяснить плачевную ситуацию с экологией на планете приводят только к еще большей путанице в его голове.

Лест быстро вникает в суть грядущего праздника и смысл украшения. Поэтому рассвет мы встречаем, дружно наряжая сначала ель, а потом и всю гостиную. Это… приятно. Разговариваем о всяких глупостях. Я спрашиваю о его такой серьезной работе. А он меня – о моем безрадостном детстве в интернате. Лестер рассказывает курьезные истории из его практики, а я вспоминаю свои успехи, травмы и провалы на соревнованиях. И мы оба стараемся не замечать пробивающей до спинного мозга дрожи от случайных прикосновений рук, сомкнувшихся на одной и той же игрушке. К чему это, если итог предрешен? Чтобы потом вспоминать его и страдать? Пф! Нет уж. Если мне удавалось справиться с настырными посягательствами на мое девичье тело, то уж с непонятными зарождающимися желаниями в груди я точно справлюсь! И вообще! Это какой-то психоз! Пока я не узнала, что он обречен, мне и в голову не приходило, что он может быть тем самым. То есть мой мозг просто вредничает, просто из чувства противоречия начинает подмечать в стоявшем рядом мужчине то, что не замечал раньше. Ну, типа, запретный плод сладок, и все такое… А будь у нас не три дня, а вся жизнь, обратила ли бы я на него внимание? Вот тут мой мозг и зависает, полностью запутавшись в рассуждениях.

– Что дальше? – Лестер стоит позади меня, и мы вместе рассматриваем комнату, сверкающую диодными гирляндами, стеклянными шарами и мишурой. Елка весело перемигивается огонечками, подсвечивая на себе украшения и даря сердцу необъяснимую надежду, предчувствие праздника, ожидание чуда. Для меня пахнет детством и мандаринами. Словно перед глазами встают картины праздников из интерната. Я не могу сказать, что мне там плохо жилось. Нет, плохо жилось тем, кто не мог ужиться со мной. Я была бандершей и разбойницей. Не лупила, конечно, малышню за конфеты, но и свои никому не отдавала, а вот за свои конфеты очень конкретно могла накостылять. Поэтому мне и жилось там нормально. Не обижали меня. Боялись. Но… у меня всегда была мечта, что мать приедет за мной, заберет в свой дом, и на Новый год мы будем вместе наряжать елку… Не все мечты сбываются.

Именно это я и рассказываю сейчас Лестеру, что обнял меня со спины, сложив руки на моем животе, а голову уложив мне на плечо. Хорошо, что он не видит мои глаза и стоящие в них слезы. Украдкой утираю глаза и весело предлагаю, отвечая на его предыдущий вопрос:

– Пошли снеговика лепить!

– Что? – опешил Варнох, разжимая объятья. – Ты предлагаешь идти на улицу, когда там ледяной ад?

Я смеюсь, беря его за руку.

– Это не ледяной ад, а прекрасные снежные равнины! Метель закончилась, минус небольшой. Сейчас переверну тут все вверх дном, но найду тебе какую-то теплую одежду. Не может же быть, чтоб у мамы не было никого из мужского пола, кто мог оставить тут что-то из одежды?! Судя по фоткам, одна она была не всегда.

Лестер хмуро взирает, как я в каждой комнате большого дома шныряю по всем шкафам и комодам, но безропотно следует за мной.

– Хэлл, а это обязательно? Там же холодно и мокро!

– Ты что, снега никогда не видел? – удивляюсь я и с победным «УРА!» выуживаю из старого чемодана, найденного на чердаке, кипу мужской одежды. – Одевайся и не забудь магией все продезинфицировать!

– Что сделать? – рассматривает боевой маг свитера со снежинками и оленями, но, судя по размеру, как раз мужские.

– Ну, почистить одежду магией надо, мало ли кто ее носил раньше. Жду тебя внизу. Я пока коробки от игрушек соберу.

– Хэллен, а ты спать разве не хочешь?

– Ну, уж нет! – отказываюсь я. – Не сегодня так уж точно! Я тебе обещала праздник? Вот и пойдем устраивать себе праздник души. Накормлю тебя снежками!

– А мясного ничего нет? – с надеждой спрашивает мужчина, начиная переодеваться прямо при мне, скидывает свой камзол, оставаясь в черной рубашке, которая, впрочем, слетает следом, и Лест тянется за футболкой из чемодана. На меня не смотрит, к счастью. Потому что я как раз от него не могу взгляда оторвать. Надо же, какое красивое тело! Кажется, он не только магией может за себя постоять, но и в рукопашке должен не оплошать. Было бы интересно с ним устроить спарринг.

– Я пойду, – спешу я скрыться с чердака, пока мой румянец не стал очевидным.

А услышав вслед тихий грустный смешок, больше похожий на хмык, совсем краснею и убегаю вниз приводить в норму мысли. Что за ерунда происходит со мной?! Что за мысли у мужененавистницы с комплексом христовой невесты?! На улицу! На снег и мороз! Надо остыть! Очень надо!

Я мотаю головой, пытаясь вытрясти из мыслей образ красивого структурного торса с цепочкой шрамов слева на ребрах. Блин, Генрих бы удавился, он бы все папочкины деньги отдал, чтоб иметь такое тело!

* * *

Я не грущу и не паникую. Чему быть, того не миновать. В конце концов, я это заслужил.

Мне нравится энтузиазм Хэллен. Она кажется маленьким неунывающим солнечным зайчиком. Который может дарить своим светом радость и улыбки, а может при желании и в глаз засветить, если что-то не понравится. Вспомнив ее воинственный вид, улыбаюсь в мыслях. Надо же, девственница-воин. Какой парадокс! Какой милый, пахнущий персиками парадокс…

Переоблачаюсь в нелепые, но теплые одежды, действительно наскоро почистив их магией, и спешу вниз. У чердачной лестницы уже стоят коробки от украшений, как бы намекая мне. Приходится еще пару раз слазить туда и обратно, а потом уже отправиться на поиски Хэллен. В доме ее не оказывается. Я пропускаю, кажется, пару ударов сердца, прежде чем чувствую морозный воздух из оставленной открытой входной двери.

Спешу на улицу. Крыльцо засыпано снегом так, что утопаю почти по колено. Хэллен нигде не видно, но цепочка следов ведет куда-то за угол дома. Похрустывая подледеневшим настом, бреду на поиски, выкрикивая ее имя и выдыхая клубы пара изо рта. Какой ужасный холодный мир!

– Хэлл, это правда не смешно! Где ты? Хэлле… – обрываюсь я на полуслове, получив в грудь снежный комок. В рассветное небо взлетает веселый смех девчонки, и в меня один за другим летят новые снежные снаряды. Сначала я пытаюсь их игнорировать, следуя своей цели – добраться до хулиганки, но вскоре это начинает реально мешать и дезориентировать меня, приходится уворачиваться. Хэллен отбегает снова и снова, продолжая забрасывать меня снежными снарядами. Безобидными, но чувствительными. И все смеется, дразнится, подтрунивая над неуклюжим Варнохом и над нелепым Лестером, и еще над диким теплокровным неандертальцем. Короче, дразнится она как может, а я вот никак не могу ее поймать. Злюсь, пыхчу, бегаю, уворачиваюсь. Когда казалось, я уже готов схватить несносную девчонку, она вдруг уходит в кувырок или прыжок головой в неизвестность, приземляясь почему-то всегда на ноги. Ничего себе мне леди попалась! Совсем-совсем боеспособная! Таким финтам у нас обучают очень узкий круг воинов и магов.

– Хэллен, да подожди ты хоть немного!

– Никакой пощады Варноху! Я заставлю тебя полюбить снег! – хохочет она, прицельно попадая мне в спину. Неудачно я подставляюсь. Уворачиваюсь от одного снаряда, получаю другим вдогонку. Ну, засранка мелкая! Держись!

Я молниеносно срываюсь с места. Моя невыносимая снегометательная леди оказывается поймана мной и завалена в ближайший сугроб в один рывок, только пикнуть и успевает.

– Так ты только притворялся немощным и неуклюжим, – разочарованно тянет она, – ты ввел меня в заблуждение, это нечестно.

– Слышала про тактику? Стратегию? Я усыпил твою бдительность, маленькая и смешная воительница.

– Хитер бобер, – как-то замысловато выражается она и ловко опрокидывает меня на лопатки, наваливаясь сверху. – Ага! Я тоже твою бдительность усыпила!

– Ничего подобного! Я поддался, чтобы ты поверила в свои силы! – опрокидываю ее, нависая сверху. А потом она меня, и снова я. Так мы и боремся, перемежая колкости с шутками, периодически посмеиваясь, и все крутимся, крутимся… Пока не упираемся в первую ступеньку крыльца.

Так и замираем с улыбками на лицах и сверкающими озорством глазами.

– Лест! – Ее лицо прямо над моим. Раскрасневшиеся щеки похожи на те самые персики, какими пахнут.

– А?

– Лест, а можно я тебя поцелую, а? – спрашивает она внезапно, нимало не смущаясь. А вот я, честно говоря, прифигеваю. – Просто до тебя я никого не допускала к себе. Вот и после никого не пущу…

Не даю ей договорить свою сбивчивую мысль. Поднимаю лицо, сбив девушку на полуслове, секунду ей на раздумья, и завладеваю сладкими губами. Чувствую мимолетный испуг в замершем от неожиданности теле, но не иду на поводу у девичьей нерешительности, и уже в следующий миг Хэлл расслабляется и впускает мой язык, позволяя управлять ей, учить и топить в наслаждении… Опрокидываю Хэллен на спину, откатываясь от крыльца, штурмуя податливый ротик и вжимая ее в снег своим телом. Кто знает, сколько мы наслаждаемся этой нежностью, плавясь в соприкосновениях наших губ и языков?! Кто знает, до чего бы мы еще дообнимались в снежных завалах, возможно, до простуды, если бы над нашими головами не раздалось деликатное покашливание…

* * *

Мы медленно отрываемся друг от друга, чтобы узреть рядом с собой грубые ботинки. Переводим синхронно взгляды наверх. Рихард неестественно улыбается, пытаясь придать своему оскалу дружелюбность, но по факту от него исходят волны негодования.

– А я тебе что говорил?! – как бы невзначай замечаю я, возвращая внимание Хэллен и поднимаясь на ноги, помогая подняться и ей. Притягиваю к себе поближе, отряхивая ее от снега.

– Сходство не стопроцентное, – весело замечает она отсутствие напророченных мною цветов, и обращается уже к гостю: – Рихард, доброе утро! Что за напасть тебя привела на рассвете к порогу моего дома?

– Мисс Арбэн, мистер Варнох, – здоровается страж, прикоснувшись пальцами к своей странной шапке с козырьком. – Я патрулировал, услышал шум и возню с улицы и решил проверить, вдруг вы чего не поделили, или на вас напал кто?

– А-а-а, – улыбается Хэлл. – А шум ты услышал, сидя в закрытой от холода машине с фоном радио и рации?

Немая сцена на пару секунд, так что я даже отвлекаюсь от своего занятия – чистки девичьей спины и попы от хлопьев снега, и бросаю быстрый взгляд на Рихарда. Быстрый и очень подозрительный взгляд.

– Каюсь, – улыбается он натянуто, – поймали, не буду юлить. Новенькие вы в городке, вот и решил за вами присмотреть. Вдруг чего учудите? Но… не говорить же вам такие вещи прямо, право слово! Почему я сейчас это рассказал? – удивляется сам себе, своей же откровенности.

– Наверное, мы просто открытые и располагающие к себе люди, – предлагаю я вариант ответа на его последний вопрос.

– Вот-вот, кто больше всего доверие вызывает, те обычно и приносят больше всего проблем в итоге, – опять откровенничает с нами страж, а у самого ужас в глазах от собственного словесного поноса.

– Лест, прекрати, – просит Хэллен, заподозрив неладное, и с укором смотрит в мои честные глаза. А я что? Ну не заставляю я его правду говорить, просто располагаю его, просто доверие вызываю. И вообще, он сейчас не всю правду сказал еще.

– Слушай, Рихард, – игнорирую я недовольные взгляды девушки. – Мы, как ты правильно заметил, новенькие в городке. И пока ничего не знаем тут. Подскажи, где поесть нормально можно, а? А то что-то наши дорожные запасы еще ночью кончились.

– Ох да, как я сам не подумал, что вы прибыли в ночь, и сейчас, наверное, голодные, – хмурится он. – Есть пара хороших мест, где уже с утра будет что вкусно поесть. Могу подвезти вас, а то, смотрю, ваше авто немного пострадало в дороге? – вопросительные взгляд и интонации, предлагающие нам маленькую исповедь о наших приключениях.

– Да, немного пострадало, – сразу портится настроение у Хэллен, – кто-то не умеет контролировать свои силы, да, Лест?! – убийственный взгляд.

– Ну вот, зачем ты ей напомнил? – возвожу я взгляд к низкому белому небу и поворачиваюсь уже к девушке. – Ну я же извинился, Хэлл! Я возмещу!

– Да хрена с два ты мне что-то возместишь! – злится она и смотрит на меня с болью в глазах. А я, вот клянусь, чувствую ее эту боль. И не по машине она убивается. А по моей участи предрешенной. В сердце кольнула надежда. И сразу издохла там же, выуживая из памяти ее прежнее признание «привязанность, комфорт, вожделение, но не любовь». Она не верит в любовь! – Я схожу за платежным жетоном, подождите меня, – отворачивается Хэлл к дому, устыдившись своего секундного, но искреннего порыва. – Рихард, буду рада, если подкинешь нас к ближайшей кафешке и еще где СТО найти подскажешь.

Мы остаемся одни с потенциальным соперником за внимание моей Хэллен и сразу скрещиваем взгляды, словно клинки, я даже слышу звон стали, соприкоснувшейся в пробном выпаде.

– Я, честно говоря, не поверил ночью в ваши отношения, – признается страж, неприязненно кривя красивые, надо заметить, черты лица.

– Ничего, – усмехаюсь я, испепеляя его мысленно, – такое бывает. Надеюсь, теперь сомнения отпали?!

– Частично, – снова кривится он.

– А вот и напрасно, Рих, ты не веришь в наши отношения! Очень советую выкинуть все сомнения из головы. А еще все надежды и чаяния на ее счет. А то ведь слышал, силу свою могу и не контролировать. Оторву ненароком что-нибудь жизненно важное… И мысли некуда будет складывать…

– Угрожаешь?! – усмехается он в ответ. – А я ведь пробил тебя по всем возможным базам за ночь! И никакого Лестера Варноха не зарегистрировано! Как ты это ей объяснишь, а?! Женишок… – Презрительный тон смешит меня до бесенят на дне зрачков.

– Рих, ну право слово, она единственная, кто обо мне знает все.

– То есть Варнох не настоящее имя, да?!

– Настоящее, – успокаиваю я стража порядка, – просто ты не знаешь, как правильно и в какой базе искать.

Смотрю – озадачился несчастный. А ну и черт с ним! Хэллен нравится моя близость, она мне доверилась и не хочет меня терять. Эти три факта греют мою порочную душу, поэтому даже у Рихарда есть шанс уйти на своих двух, не нарвавшись на неприятности, у меня настроение сейчас… счастливое…

– Ну все, идем, – возвращается к нам Хэлл, и мы оба принимаем самый нейтральный вид, какой только можем.

– Ну, хоть не подрались, – оценивает она наши физиономии и улыбается мне с благодарностью, что я расшифровываю как «спасибо, что не убил его». – Рихард, а расскажи мне, как тут Новый год отмечают? – тут же меняет она тему разговора, усаживаясь в повозку следом за мной.

Исповедь боевого мага

Я вижу, что между Рихардом и Лестером пробежала призрачная кошка, могу даже имя ее назвать. Но пытаюсь делать вид, что все нормально. Зачем ссориться с Рихардом, если мне теперь в этом городке жить?! Хотя, наверное, придется продать дом и уехать. После проведенных тут счастливых дней с Лестом я не смогу продолжать жить здесь, где все будет напоминать о нем. Мимолетная привязанность к чудику из другого мира делает меня слабой. Я не могу быть такой, как раньше, железной Хэлл с зубодробительным ударом правой. Я не хочу ему сопротивляться, не хочу делать ему больно ни физически, ни морально. И дело не в его обреченности, а в моей. Это не ему отмерены последние дни. А мне и моей женственности они отмерены. Уйдет Лестер, и я замкнусь на все замки. Я не просто верну железную Хэлл. Моя боязнь присутствия мужчин в допустимой видимости гипертрофируется до абсурда. Если раньше я просто боялась насилия над собой, то теперь буду бояться еще и привязываться к людям. Страх потери, страх душевной боли и терзаний. Боюсь, что свои дни я закончу в дурдоме как душевнобольная. А может, даже ориентацию сменю, сейчас это модно.

– О чем задумалась? – шепотом спрашивает Лест, обнимая меня на заднем сидении патрульной машины. Через зеркало заднего вида встречаюсь глазами с водителем. Рихард скрывает. Пытается скрывать свою неприязнь к Лесту, но его выдают глаза и мимолетные подергивания уголков губ в презрительном порыве. – Мм? – напоминает о своем вопросе Лестер.

– О послезавтра, – честно признаюсь я. – Не хочу, чтоб ты бросал меня, – мой шепот на грани слышимости.

Получаю грустный поцелуй в макушку и обреченный вздох. Он тоже не хочет расставаться, но поделать ничего не может.

– Пойдем на праздник? – спрашивает тихо, пытаясь ненавязчиво сменить тему разговора.

– А ты как хочешь? – поворачиваюсь к мужчине, что сидит ко мне плотнее всех дозволенностей, так еще и голову к моей притулил. Наши губы совсем близко, но пристальный взгляд Рихарда обжигает и мешает.

– Я бы хотел провести оставшееся время, не отлипая от тебя, Хэлл, во всех возможных смыслах. Но, во-первых, нам надо поесть, во-вторых, хоть немного, но поспать…

– А в-третьих? – прошу продолжить список, по интонации слышу, что должны быть еще пункты.

– А в-третьих, не уверен, что мы правильно расцениваем желание, разлившееся между нами.

Я опускаю глаза, стыдно. Уже и отвернуться хочу, но мои губы оказались пойманы быстрым поцелуем. От неожиданности я даже про Рихарда не сразу вспоминаю. А вспоминаю, когда уже плевать на все, что вокруг. Лестер целует меня жадно и глубоко. Таких поцелуев я и представить себе не могла, чтобы и голова кружилась, и тепло по всему телу, и непонятное томление в груди и в животе, а между ног вообще пожар, кажется. Лестер отпускает мой рот от жесткого штурма, только чтобы приласкать мои губы языком, прикусить слегка, подразнить манящими скольжениями и снова ворваться в неудержимом порыве, круша все мои возможные комплексы, страхи и фобии.

– Голубки, хорош миловаться, приехали, – звучит голос нашего добровольного шофера, словно сквозь защитный барьер, приглушенно. И Лестер прерывает поцелуй, жадно вглядываясь в мои глаза, касаясь губами моих губ, но не целуя, лишь задерживается ненадолго, желая продлить эти секунды доверия между нами.

– Посмотрим по обстоятельствам с праздником, – наконец-то отвечает мой неандерталец и тянет меня за руку, предлагая выйти из машины. – Пошли поедим, очень голодный.

– Я тоже, – признаюсь ему, следуя за мужчиной, и получаю ужасающее по своей бестактности замечание.

– Я заметил, Хэлл, насколько ты голодна, – улыбается мне так пошловато. Капец, кажется, я сделала ошибку, доверившись ему. А ведь считай, зеленый свет дала ему, вон, как собственнически обнимает и целует. Куда только его депрессия подевалась?! Хотя что-то я сама себя накручиваю. На меня Лестер смотрит с нежностью, когда в сторону взгляд переводит, думает, я не вижу, а на дне зрачков тоска и боль плещутся. Безысходность в каждой черточке на молодом лице. Слишком молодом, чтобы умереть от неизвестного проклятья.

– Извините, я не могу составить вам компанию, мисс Арбэн, мистер Варнох, – козыряет Рихард, прощаясь, – я на дежурстве, но если присоединитесь на праздник к городу – увидимся.

– Спасибо, Рихард, – благодарю я, – и за информацию, и за доставку нас. Ты очень нам помог!

– Всего хорошего, – снова козыряет он, и спешит в машину.

– Кажется, глаз у него лишний, – задумчиво смотрит вслед уезжающей машине Лест.

– Почему это?

– Потому что на тебя он его положил, поэтому и лишний, – с притворным сочувствием вздыхает мужчина, вроде как ему очень не хочется, но придется сделать конкуренту больно. Актер! Не хочется ему, как же?! Я прямо чувствую, как у него кулаки чешутся.

– Лест, давай не будем портить эти два дня, ладно?!

– Ладно, – выдвигает мне стул и помогает сесть за столик в уютной кафешке. Тут пахнет свежей сдобой и жареным беконом. На окнах искусственным снегом нарисованы праздничные картинки. Над барной стойкой развешаны самодельные бумажные гирлянды и снежинки, а в углу стоит большая искусственная ель, украшенная пластиковыми игрушками. Очевидно, из желания сохранить имущество, чтоб не перебили посетители с детьми, хозяева кафе отказались от стеклянных украшений.

За окном проходят редкие прохожие. Я бросаю взгляд на настенные часы. Механические, не электронные. Время приближается к восьми утра.

– Доброе утро, – появляется возле столика нашей задумчивой парочки совсем юная девушка.

– Доброе утро, – синхронно отвечаем мы и улыбаемся. Девушка бесконечно мила и своей доброжелательной улыбкой просто напросто вырывает против воли улыбку в ответ.

– Вы новенькие в городе? Проездом или навсегда? – щебечет она.

– Проездом, – отвечаю я и ловлю на себе удивленный взгляд Леста.

– Ой, а вы из мегаполиса, да? – интересуется она.

– Так заметно? – улыбаюсь я, почему-то открытость и непосредственность этого милого создания меня совершенно не коробят, хотя обычно я очень негативно реагирую, когда ко мне лезут с расспросами.

– Ну, вы другие, – честно отвечает Нати, судя по бейджу. – У нас редко бывают гости из мегаполисов, но почти всегда влюбляются в наш городок и остаются жить у нас.

– Тихий городок, хороший, – поддакиваю я девушке.

– Да какой тихий, – смеется она заразительно, – просто сегодня почти у всех выходной, ведь праздник же. Поэтому все еще отсыпаются, украшают дома, угощение готовят. Поэтому и тихо на улицах. А к вечеру начнут собираться на площади столы для праздника. К обеду детвора выбежит гулять с санками. Городок закипит и зашумит.

– Спасибо, Нати, офицер Рихард нам рассказал про праздник и пригласил присоединиться к народным гуляниям.

– А как у вас отмечают Новый год? – интересуется она с искренним интересом. И мне почему-то так стыдно становится за то, что в мегаполисах нет праздников, нет любви и нет души уже. Остались только деньги и стремление к выгоде и утолению похоти. Все. Никаких чувств.

– Не с таким размахом, – уклончиво отвечаю я и прошу: – Нати, мы очень голодные. Чем нас порадует ваше кафе?

– Ой! – звонко восклицает она, шлепнув себя по лбу. – Простите, пожалуйста! Я просто так увлеклась, а ведь подошла у вас заказ принять. У нас на завтрак есть воздушный сырный омлет с курицей или беконом и зеленью, есть творожная запеканка с изюмом, цукатами или замороженными ягодами, полить можно глазурью или карамелью или ягодным густым сиропом. Есть горячие бутерброды, – протягивает мне ламинированный лист с меню, где перечислены начинки для бутербродов, длинный список наполнителей для запеканок и блинов и еще длиннее список горячих напитков.

– Так, – вклинивается Лест в наш диалог, видя, что я растерялась. – Несите нам омлеты с курицей и запеканку. А вот ваш обширный список бутербродов заверните с собой.

– Хорошо, – теряется Нати.

– А еще лучше, – вдруг меня озаряет, – организуйте нам доставку ваших бутербродов и пару термосов с горячим кофе к дому Кэролайн Арбэн, к часу дня. Сможете?

– Конечно, – еще больше теряется девушка. И даже не став спрашивать, кем мы приходимся погибшей хозяйке дома, уходит выполнять заказ.

– Хорошая девушка, – смотрю ей вслед, – такая позитивная и непосредственная.

– Угу, – задумчиво смотрит на меня Лест. – У тебя глаза уже красные, тебе поспать надо.

– Не хочу, – зеваю я, – не хочу тратить время на сон, когда этого времени почти не осталось у нас.

Лестер темнеет глазами и отворачивается, наблюдая за снова зарябившим легким снежком за окном.

– Лест, – моя рука накрывает его ладонь, лежащую на столе, привлекая его внимание, – в чем суть проклятья?

– Я не думаю, что это праздничная тема, – невесело усмехается он, но я настаиваю.

– Я хочу услышать твою историю, за что тебя прокляли?

– Хэлл, мне осталось два дня, – наклоняется он ко мне через стол, – и больше, чем смерти, я сейчас боюсь, что ты меня прогонишь, что не захочешь знать, если узнаешь правду. Боюсь, что проклянешь меня еще и ты. Поэтому позволь мне умолчать.

– Ты убил кого-то? – спрашиваю, а сама замираю сердцем, боясь услышать ответ. Он не отвечает, снова отворачивается к окну. В глазах тоска и боль. – Лест, не молчи, пожалуйста. В чем суть проклятья?

– Суть в том, что меня лишили возможности продолжить свой род. У меня была уже пара попыток оставить наследника. Но все сорвалось весьма плачевно. Я не просто должен умереть. Погибнет весь мой род. Я последний Варнох. Потомок древних боевых магов. Мы – высшая каста. Мы – костяк и оплот безопасности королевства. Сильнейшие. И нас больше нет. Десять лет назад, будучи молодым и глупым, я оступился, Хэлл. Очень серьезно оступился. Я перечеркнул все, чего добились мои предки за несколько веков служения королевству. Узнав о моем преступлении, сначала ушла невеста. Я не любил ее, так что не расстроился особо. Затем погиб мой отец, но вроде как к проклятью это не имеет отношения. Несчастный случай. Я стал последним наследником силы и состояния Варнох. В тот момент я еще не верил в проклятье. Поверил, когда женился, но при родах потерял и жену, и ребенка.

Долгие пять лет я боялся даже помыслить о новой женитьбе. Я изучал суть проклятий, я стал затворником, живя в старинных библиотеках, проводя ритуалы и ища возможность обойти проклятье, найти лазейку или способ его снять. Но все было тщетно. Тогда мне подвернулась возможность снова вступить в брак. Я был не очень рад этой перспективе, но король настаивал. И вторая попытка, как и первая, окончилась той же трагедией. Я не любил никого из своих жен, невест или любовниц, Хэлл. Я не верил в любовь, за это и был наказан. Ну и еще за свой проступок, но одно вытекает из другого. Я отправился искать любовь, предначертанную мне звездами, и нашел тебя. Но, как оказалось, ты такая же, как я. Циник, не верящий в любовь. И шанса нет. Все.

– И… что это был за проступок?

– Мне нет оправданий, Хэлл, – сжимает мою руку мужчина и притягивает ее к губам. – Я ненавижу себя за то, что сделал. Но больше всех проклятий я страшусь, что возненавидишь меня и ты. Не рви мне остатки души. Позволь остаться с тобой до конца?! – И просит он не просто словами. У него в глазах мольба и страх.

Подходит Нати, ставя на стол наш завтрак, и я не решаюсь больше ни расспрашивать, ни отвечать ему. Только киваю в знак согласия, что не прогоню.

Омлет восхитителен, а запеканка божественна. В мегаполисах пища в основном фастфуд, а такой вот домашней вкуснятины и нет почти. Может, где-то в частном секторе, где живут люди, осмелившиеся на рождение ребенка, и есть аромат дома и маминых вкусняшек, но в основном все питаются фастфудом.

И несмотря на вкуснейший завтрак в моей жизни, даже сладкая карамель на запеканке отдает горечью. И горечь эта идет изнутри меня. Я украдкой смотрю на утоляющего голод Лестера. Он молчаливо и методично уничтожает еду, но судя по его лицу, вкус не чувствует. Я готова разреветься, так мне больно и обидно за его участь. Ловлю себя на мысли, что мне плевать, кого и как зверски он убил, даже если он младенцев резал, он был, кажется, невменяем тогда. А сейчас я вижу боль, раскаяние и ненависть к своему прошлому. Это много стоит. Мне нет дела до его преступления, я его прощаю, что бы он ни сделал.

– Лест, я… – хочу сказать ему, что думаю, но он меня перебивает.

– Не надо, Хэлл. Я не заслуживаю ни жалости, ни снисхождения. Не надо меня жалеть. Я получил по заслугам. И спасибо звездам за нашу встречу. Это не самый плохой конец, поверь мне, очень плохого человека.

– Я прощаю тебя, – шепчу ему, несмотря на все эти самобичевания. – Что бы ты ни сделал там, то было давно, в другой жизни. Здесь и сейчас ты другой. И что бы ты ни сделал там, тут я тебя прощаю. Мне нет дела до твоего преступления. Не знаю, каким ты был. Но тот, кто ты со мной… я привязалась к тебе, Лест, и мне будет очень больно с тобой расставаться.

– Еще скажи, что можешь меня полюбить, – горько усмехается он и целует мою руку.

– Не скажу, Лест. Я не знаю, что значит любить. Как это почувствовать, если тебя никто никогда не любил?

– Вот и я не знаю, как это проявляется в людях, кроме всяких глупостей, – еще один печальный смешок. – Ладно, Хэлл, ты обещала не портить праздник всякими там проклятьями. Давай закроем тему? И пойдем домой. Тебе надо поспать!

– Я не буду спать! – набычиваюсь я, но снова зеваю. Даже кофе не помогает.

– Будешь-будешь, – смеется Лестер, – или по-хорошему, или я тебя усыплю.

Подходит Нати и с нежностью смотрит на наши сплетенные руки. Я протягиваю платежный жетон девушке, но когда она уже хочет уйти, Лест останавливает ее вопросом.

– Нати, скажите, что такое любовь, по-вашему?

– Любовь? – округляет глаза официантка и смотрит на наши руки теперь уже с подозрением.