Текст книги "Убить эмо"

Кирилл снова нарезал еловых веток. Под которые мы забрались, как и в прошлую ночь.

– Надо было поискать что-нибудь для воды. Не может быть, чтоб в части ничего нужного не осталось.

– Кирилл, не хочу я обратно. Давай лучше завтра дальше пойдем. Наверняка скоро нормальная дорога будет. Или вдруг машина пойдет. Все-таки следы от колес мы видели.

– Может, это охотники. Или лесорубы. Ты что-то жуешь! – уличил меня возмущенный Кирилл.

– Хвоя. От навеса отщипываю и ем. Если долго жевать, они вкусные. Хочешь, попробуй.

Положив еловых иголок себе в рот, Кирилл начал мрачно чавкать.

– Гадость гадостью, – заметил он и оторвал еще порцию.

Потом мы замолчали, думая каждый о своем.

– Когда вернемся в цивилизацию, я непременно сначала отмоюсь, а потом съем…

– Что?

– Целую куру. С хлебом и картошкой.

– А мне? – обиделась я, будто он уже в одно лицо стрескал кучу еды.

– Ты меня любишь?

– И что, кроме себя, ты ничего предложить поесть не можешь?

– Я, оказывается, очень тебя люблю. Я и раньше знал, что люблю, но только теперь понял насколько.

– Так что с курицей? – смущенно переспросила я.

– Ты не ответила.

– Про куру?

– Про меня.

Пришлось ответить. Он поцеловал меня синими от черники губами. Словно боялся спугнуть. А потом мы притиснулись друг к другу и крепко заснули.

* * *

Утро было мокрое от росы. Теперь есть хотелось так, что живот подводило. Там, внутри, организм требовал питательных калорий. И напоминал о себе резями. Будто ножик в желудок воткнули и проворачивают.

– Вот эти вкуснее, – подозвал меня Кирилл.

Он обнаружил на маленьких елочках новые светлые побеги, которые были гораздо нежнее того, что мы пробовали вчера. Немного черники для сладости, и мы снова отправились в путь.

Оказывается, воякам иногда отдают странные приказы. Например, взорвать некий важный объект. Именно на такое безобразие мы и наткнулись. Вывернутые куски бетона, из которого торчали кривые железные прутья. Кириллу очень захотелось посмотреть, что это такое было.

И он полез внутрь.

– Тут внутри глубокая яма. Типа колодца. Там, наверное, была ракета!

Меня эта новость не вдохновила. На кой черт нам сейчас ракета. Нам бы до людей добраться, а он ракеты ищет.

– Кирилл! Вылезь сейчас же! Что ты как маленький!

– Уже иду! – пообещал и дальше полез нору эту гадкую рассматривать.

Солнце просочилось сквозь облака и ощутимо припекало. От нечего делать я рассматривала ту часть сооружения, что торчала снаружи.

Сбоку сохранился кусок высокой стены, на которой сошедший с ума солдат краской нарисовал ветку елки. На которой сидела зеленая белка размером с крупную свинью. Морда у белки была как у акулы. И в нее явно периодически стреляли.

Я сначала не поняла, что случилось. Кирилл вскрикнул. А потом что-то упало вниз под землю. Грохот стих. Послышался приглушенный «бульк».

– Кирилл! – Я решила, что он свалился в шахту.

– Все в порядке. Просто я тут застрял. Немного. Ты подожди. Я сейчас выберусь. Не ходи сюда.

И все-таки я подобралась поближе. Цепляясь за эти страшные огрызки прутьев. Перелезая по острым как зубья скал вывороченным краям бетона.

Кирилл лежал, подвернув под себя ногу. Живой. Лицо бледное. Даже попытался встать. Я присела рядом.

– Что делать будем? Давай я тебе помогу выбраться? – Мне не хотелось думать о его ноге.

– Вот засранство! Опять в том же месте! Между коленом и ступней нога пухла прямо на глазах. Даже через штанину было видно.

– Хорошо, что именно в этом месте. Перелом бедра страшная штука. Я точно знаю. А я решила, что ты под землю грабанулся. Как же тебя угораздило?

Чтоб снова оказаться на дороге, нам потребовалось полдня. Про которые вспоминать не хочется. Ему было очень больно. Мне было очень тяжело. Нам было страшно, что он сейчас потеряет сознание. Но все-таки мы справились.

Он все время повторял: «Какой же я дурак». Ая все думала: «Плакать нельзя». А потом придумала, что делать.

– Я тебя совсем ненадолго оставлю. Только добегу до этого заброшенного города. Там есть доски. Мы их привяжем вокруг ноги. Я такое в кино видела. А ты обопрешься на меня, и мы попробуем идти. Лучше еще на палку опираться. Ну а ее мы тут найдем. Ты только тихо лежи. Не пробуй шевелиться.

Я бежала так быстро, как могла. Теперь можно и плакать. Главное, успеть вернуться как можно быстрее. И чтоб доски были крепкие. И чтоб нужного размера. Еще бы проволоки кусок, чтоб гнулась.

Доски нашлись быстро. Я оторвала с трудом метра три проводки. Жаль, ножик остался у Кирилла. Еще мне повезло с пластмассовой бутылкой. Теперь, если набредем на воду, можно набрать с собой.

– Ты не волнуйся. Я опытный хромоног. Я умею скакать на одном копыте. Смотри, мы ее сейчас зафиксируем, а потом я ее согну в колене и так запрыгаю – не угонишься.

Кирилл наотрез отказался показывать, как выглядит перелом. Я все боялась, что там рваная рана, из которой торчат обломки костей. Но он утверждал, что кожа целая, крови на штанине нет, значит, все отлично.

Мы замучились прилаживая доски так, чтоб нога оказалась надежно спеленутой, и чтоб они не разваливались при каждом движении. Наверное, мы все делали неправильно. Мы просто не знали, как это делается.

– Просто небольшой перелом. Ничего особенного, – постоянно приговаривал Кирилл, пока я закрепляла проволоку.

Пока он приходил в себя от наших неловких манипуляций, я поискала самую чистую лужу. А нашла еще один ручей. Этот гаденыш тоже куда-то тек. Не иначе, в то же поганое болото.

– Теперь у нас будет вода впрок!

Палку искать не пришлось. Я ее просто срезала. Получился почти костыль. Сверху развилка. Оставалось попробовать подняться.

– Хорошо, что одна нога цела, – попробовал шутить Кирилл. – А иначе пополз бы, как анаконда.

– И я бы рядом. Прикинь, две змеюки. Интересно, а как солдаты по-пластунски ползают? Хотя у них обычно две ноги. А на войне? Мы с тобой как на войне, – я болтала без умолку, чтоб хоть как-то отвлечь его от боли.

Совместными усилиями мы поднялись. Но с первым шагом что-то не ладилось. Наверняка Кириллу было очень больно. Гораздо больнее, чем он пытался показать. Он стоял на одной ноге, вторая подогнута немного. Я – в виде живой опоры, а как же идти?

– Ты кричи. Если больно, надо кричать.

– Не оглохнешь?

– Может, ты навалишься мне на спину? Я сильная.

– Лучше помолчи, Стася. Не волнуйся. Сейчас проинтуичу, и пойдем маршем с песнями. Ты какие марши знаешь?

Несмотря на мое полное незнание маршей, мы все-таки передвигались. Прыгая на одной ноге и опираясь на меня, Кирилл прошел совсем немного. Но все-таки – получилось!

– Погоди. Немного передохну и попробую иначе. Меня эти доски задрали.

Доски постоянно норовили расползтись в разные стороны. Пока Кирилл, якобы в шутку подвывая от боли, не перевязал их по-новому.

Одна нога у ней была короче, другая деревянная была, а левый глаз фанеркой заколочен, а левым она видеть не могла…

– Откуда ты выкопал эту песню? Или тебе ее мама на ночь в детстве пела вместо колыбельной?

– Там дальше такое… Но тебе, деточка, я не спою.

Я тут же принялась капризничать. А что еще делать? Мне казалось, что, когда он придуривается, ему лучше.

Мне исполнили оду про речку-говнотечку и «пела так, что все собаки выли, а у соседа отвалился потолок».

– Забыл! Все ценное забыл! Ничего, доберемся до дома, я найду бывшего одноклассника. Он просто кладезь ценного рифмованного фольклора. Он такое знает – зашибись.

– Такой культурный мальчик, а водишься со всякой шпаной.

– Вожусь. Точнее – водился. Хорошие были времена.

Метров через сто мы снова передохнули. Сколько прошли до вечера, не скажу, но не много. Теперь настал мой черед резать лапник. От страха я соорудила такую кучу, что впору трем медведям ночевать.

– Хорошо, что черника тут созрела, – подбадривал меня Кирилл, словно мы поужинали салатом оливье и икрой.

Лапник на землю. Слой травы. Потом мы. Потом наши куртки и снова лапник. Такой бутерброд. Сначала было сыро. Потом ничего, согрелись. Но ему ночью было очень больно. Я знаю. Он почти не спал и все время стонал, когда хоть чуть шевелился.

* * *

Я с утра сбегала на разведку, проверить, вдруг рядом уже настоящая дорога. Но ее не было. Зато набрала ягод в большой кулек из свернутого лопуха. Лопух, когда рос, казался твердым, но потом размяк, и черника норовила высыпаться на землю.

Где-то к полудню у Кирилла начала подниматься температура. И начался дождь. Мерзкий, противный, долгоиграющий. Воздух стал как вода.

Я предложила Кириллу укрыться под деревом и побежала на разведку. Снова напрасно. Только устала как собака. Кололо в правом боку, но я стремглав неслась обратно, боясь, что Кириллу стало еще хуже.

– Ты как? – спросила я, протягивая ему выдранный с корнем урожайный куст черники.

Кирилл попытался выглядеть здоровым, но у него не получалось даже быть похожим на больного. Только – на очень больного.

Дождь не переставал, угрожая зарядить на всю ночь. Но мы все равно передвигались. Поскальзываясь на неровных плитах, между которыми росла трава. Когда солдатская дорога шла под уклон, то внизу всегда оказывалась огромная лужа. Неизвестной глубины. Вот уж не думала, что перебраться по осыпающейся вязкой обочине будет так сложно. Иногда приходилось тащить Кирилла на спине. Он ругался всякими смешными словами. На себя, на ногу, на погоду. Реже – на предков, которые загнали нас в этот чертов бесконечный лес.

– Лес – гуммозный. Дождик – потужливый. Эмо во всем виноваты!

Про мать сказал, что глаз ей на жопу натянет и телевизор сделает. Потом сквозь зубы упражнялся в остроумии насчет тетки с дядей. Когда добрался до характеристики директрисы, мы преодолели небольшой подъем, который отобрал последние силы.

И тут я услышала знакомый звук. Где-то явно проехала машина. Большая. С таким характерным ревом на подъеме.

– Кирилл! Ты тоже слышал? Там дорога!

– Справа? Ая думал, почудилось, – он просто повалился на землю, попутно уронив и меня.

– Хорошие доски. Если б не они, щас бы еще раз ногу сломал! – ругалась я неизвестно на кого.

Я помогла ему подползти к ближнему дереву. По-моему, это была осина, только здоровенная жутко. Я раньше таких не видела.

– Одна нога туда, другая обратно!

– Ты про что?

– Про то, что я скоро вернусь. Машина была там, совсем рядом. Я понимаю, что она уже уехала. Но я выйду на дорогу, дождусь следующую и проголосую. Только не уверена, что они тут косяком ходят. Так что тебе придется подождать немного. Потерпишь?

– Я-то потерплю. Только ты возвращайся скорее.

– Как только, так сразу, – моя усталость почти рассеялась, только от голода здорово мутило.

– Тут муравьи, – пожаловался Кирилл. Действительно, по земле около самого ствола копошились крупные черные насекомые. Только шорох стоял. Они и на дерево зачем-то лезли, создав плотную черную цепочку.

Пришлось перемещать Кирилла под другую, не менее огромную осину. Пока не облюбованную всякими ползучими тварями.

– Тут их нет. Ну, я побежала. А то все вкусное расхватают.

Поцеловала его в макушку. Потом спохватилась и чмокнула в нос.

Пройдя всего пару шагов, я решила отдать ему свою куртку и вернулась:

– А то замерзнешь.

Потом вспомнила, что снова могу заблудиться, и вынула из кармана куртки остатки туалетной бумаги.

– Теперь точно ухожу.

И пошла. Отрывая по куску от тощего рулона. Белые клочки были так хорошо видны даже в сумерки. Даже мокрые, они помогут мне вернуться к Кириллу.

Я считала шаги. Потом сбилась со счета. И скоро вышла на дорогу. Настоящую. С асфальтом, и даже столбик километровый был. При ближайшем рассмотрении оказалось, что асфальт состоит преимущественно из ям и колдобин. Но меня это не обескуражило. Оставалась дождаться первой машины.

Минуты тянулись мучительно долго. Темнота сгущалась. Скоро я перестала видеть деревья по ту сторону дороги. От дождя и усталости начался озноб.

Только теперь я по-настоящему поняла, как устала. Звуки мотора мерещились постоянно. Я путала их с шумом ветра, который шевелил листву.

А потом из-за поворота, который оказался ужасающе рядом, из темноты мне в лицо врезался свет фар. Ослепив меня моментально. Я бросилась на дорогу, размахивая руками.

* * *

Он врезался в меня левым углом железной морды. Я сразу престала понимать, есть ли у меня ноги. Когда я летела, они болтались как не мои. Руки были целы. И я машинально вцепилась ими в живот. Опасаясь, что кишки вывалятся наружу. Рукам было мокро. Промелькнула мысль – хорошо, что на мне кофта плотная и я наверняка не знаю, лопнула ли кожа. Казалось страшнее всего дотронуться рукой до склизлых болтающихся кишок. Потом голова ударилась обо что-то твердое. Наверное, на секунду сознание потеряло меня. Потому что очнулась я, уже падая вниз. Снова ударилась. Об асфальт. Хрустнуло плечо, потом ребра, и стало так больно, что слезы брызнули из глаз. И все это время я крепко прижимала руки к животу. Надеясь из последних сил, что мои внутренности не выплеснуло наружу. Понимая, что моя шея как-то неестественно вывернута, я успела посмотреть на ноги. Вроде как не оторвались.

А потом умерла.

* * *

Тем временем кто-то что-то делал, ну и насрать на них три кучи. Особенно на Дочечку.

А Кирилл прождал несколько часов и, понимая, что случилось что-то непоправимое, попытался ползти в направлении ухода Стаси. У него плохо получалось. Было больно и неудобно. Хотелось оторвать сломанную ногу. Но когда он заметил первый клочок бумаги, то решительно двинулся вперед. Опираясь на палку и хватаясь за мокрые стволы деревьев.

Какая она молодчина. Теперь мы ни за что не потеряем друг друга. Он усмехнулся. Кто-то из сказки сыпал зерна, а нас спасет туалетная бумага. Время от клочка до клочка становилось все длиннее.

Он заметно устал. Он буквально обессилел. Лежал, глядя на небо сквозь ветки деревьев, и успокаивал себя, что Стася наверняка ждет помощи на дороге. Просто эти гады не остановились. Он точно слышал звук машины. Стася умница, абы кого останавливать не станет. Наверное, попробует затормозить дальнобойщика. Они классные. Никогда не откажут в помощи.

Потом он снова пошел. Точнее, прыгал от дерева к дереву, хватаясь за них обеими руками. Палка осталась валяться. Она уже не нужна. Еще чуть-чуть, и лес кончится.

Потом ему стало плохо. Он пожевал еловых иголок. Тошнота прошла, но не совсем.

Он во второй раз услышал звук проезжающей машины. И понял, что дорога совсем рядом. Вот белеет еще один обрывок бумаги. Прицеплен на коре сосны. Стася не может быть далеко. Она где-то здесь. Просто темно, и он ее пока не видит.

Он попробовал закричать, позвать ее. Но голоса не было. Пришлось снова отпить глоток.

Так всю воду выжру, а она тоже пить хочет.

Позвал: «Стася!»

Визг тормозов. Буквально в десятке шагов остановилась машина. «Стася!»

Почему она меня не слышит? Ведь это она тормознула эту машину.

Начался кустарник, на который не опереться. Пришлось ползти. Потом кусты кончились. Началось открытое место. Песчаная обочина. В темноте фары машин. Трех или четырех. Какие-то люди размахивают руками. Истерично галдят в мобильники.

– Смотрите, пацан какой-то. Парень, ты откуда?

– Да помогите же ему! – закричала какая-то насмерть испуганная женщина.