Текст книги "Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени"

La Turquie en Europe – «Европейская Турция»

На территориальное расширение в северо-восточном направлении за счет пересечения кажущихся бесконечными просторов Сибири, населенных «первобытными народами», христианская Европа смотрела как на открытый рубеж, реальный и воображаемый. В то же время на своих юго-восточных окраинах она продолжала держать фронт. Процесс упадка Османской империи, широко обсуждавшегося и драматизируемого европейскими историками, а также его последствия для мировой политики нельзя было игнорировать самое позднее после поражения османов в войне против Российской империи и заключения в 1774 году Кючук-Кайнарджийского мирного договора340340
  Здесь мы придерживаемся мнения, выраженного в труде по истории Турции: Kreiser, Neumann, 2003, 283. С другой точки зрения, переломным моментом считается мирный договор с Австрией, заключенный в 1699 году на Карловицком конгрессе.


[Закрыть]. Тем не менее монархия Габсбургов по-прежнему видела необходимость в поддержании так называемой «военной границы», обширной буферной зоны вдоль пограничных территорий ее южного соседа. Эта зона военной колонизации простиралась от побережья Адриатики до Трансильвании и просуществовала вплоть до 1881 года. Со временем изначальная оборонительная политика, защищавшая от нападений со стороны Османской империи, изменилась и приняла форму постепенного присоединения регионов и их населения, захватываемых у Турции. К моменту отмены особого статуса этой пограничной зоны она представляла собой автономное военное государство площадью в 35 тысяч квадратных километров, что, для сравнения, сегодня соответствует размеру германской федеральной земли Баден-Вюртемберг341341
  Nouzille, 1991, 254. См. также: Hösch, 1988, 91.


[Закрыть]. В XIX веке Габсбурги уже не имели экспансионистских намерений и не стремились покинуть границы Европы. Тем не менее их монархия оставалась «фронтовым государством» по отношению к Османской империи. В то же время Вена в течение всего столетия более чем осторожно относилась к поддержке антитурецких национальных движений, которые очень быстро могли принять пророссийскую и антиавстрийскую окраску. Необходимо иметь в виду, что господство Османской империи еще в 1815 году простиралось до Молдавии. Города Белград, Бухарест и София находились на османской территории. Но после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Османская империя потеряла около половины своих территорий на Балканах. Тем не менее вплоть до Второй Балканской войны 1913 года внутри географических границ Европы присутствовала отдельная политическая сила – «европейская Турция» (La Turquie en Europe), и так же она обозначалась на большинстве карт342342
  Эффектная иллюстрация содержится в книге: Ruthven, Nanji, 2004, 89.


[Закрыть]. Столетиями европейские державы состояли в дипломатических отношениях с Высокой Портой, заключали с ней договоры. В 1856 году Османская империя была официально включена в европейский концерт, который, однако, к тому времени уже перестал быть эффективным механизмом миротворческой политики и представлял собой круг постоянных участников международных конференций343343
  О деятельности этой организации после 1856 года см.: Baumgart, 1999, 155–156.


[Закрыть], подобный сегодняшним саммитам Большой восьмерки344344
  Русское обозначение английской «Group of Eight», или «G8», существовавшей в 1997–2014 годах. После исключения России в 2016‑м стала «Большой семеркой», или «G7». – Прим. ред.


[Закрыть].

Если в рамках трудов по общей истории Европы XIX века историки продолжают рассматривать Турцию как чуждое восточное государство, представления о котором по большей части все еще находятся во власти экзотических клише и догм культурных кругов345345
  Одно из редких исключений представляет собой работа: Fisch, 2002, 228–235.


[Закрыть], то современники оценивали положение вещей несколько иначе. Даже приверженцы традиционной европейской неприязни к туркам или сторонники агрессивного грекофильства, возникшего в 1820‑х годах и осуждавшего Османскую империю как оккупационный режим, не могли не признавать ее фактического суверенитета над большей частью территорий Балканского полуострова. До того времени, когда там образовались независимые национальные государства, в распоряжении современников не было адекватной терминологии для описания политической географии юго-восточной части Европы. В 1830‑е годы названия «Румыния» и «Болгария» входили в лексикон небольшого числа активистов и интеллектуалов. Британская общественность открыла для себя южных славян в 1867 году, благодаря запискам путешественников346346
  Mazower, 2002, 158; Todorova, 2002, 470–492, здесь 145.


[Закрыть]. На севере Европы мало кто тогда слышал об «Албании» или «Македонии». Даже Греция, которая по милости великих держав в 1832 году обрела статус королевства, правившего нищими крестьянами и занимавшего менее половины территории сегодняшнего греческого государства, долгое время не играла особой роли в географическом воображении «цивилизованной» Европы; после прогреческих инициатив 1820‑х годов она вскоре снова была предана забвению.

Все категории, призванные обозначать пространства, необходимо рассматривать в их историческом развитии. В качестве подтверждения относительности географических названий могут служить установки новой социальной географии, наглядно демонстрирующей, в том числе и историкам, насколько иллюзорно было бы верить, что в основе «пространств», «ландшафтов» или «регионов» лежит некая «внутренняя сущность»347347
  Werlen, 2000, 215.


[Закрыть]. Исторический взгляд, нацеленный на «деконструкцию» феноменов, должен принимать во внимание научные труды и школьные учебники, комментирующую мировые события публицистику, исторический и современный картографический материал и учитывать, по каким принципам отдельные карты сводятся в атласы. Карты являются особенно эффективным средством распространения географической терминологии и инструментом, формирующим пространственные представления. За потребностью в точных картах могли скрываться различные намерения. К их потенциальному списку наряду с такими прагматическими целями, как транспорт, ведение войны или управление колониями, в XIX столетии прибавилось желание придать «зримость» собственной стране, визуализировать нацию. Эта тесная связь между национальным самосознанием и картографической репрезентацией уже была исследована на значительном количестве исторических примеров348348
  В частности, на материале о Шотландии (Withers, 2001, 142–144), о Таиланде (Thongchai, 1994) или о Мексике (Craib, 2004).


[Закрыть]. В большей степени, чем компактные национальные государства, в визуальной актуализации посредством карт были заинтересованы империи, распространившиеся по всему миру. Есть основания полагать, что именно благодаря подробным картам Британской империи, на которых с 1830‑х годов было принято окрашивать ее территории одним, а именно красным цветом, стало формироваться имперское самосознание британской общественности.

Пространственные горизонты Китая

Ментальные карты входят в когнитивный багаж каждого индивидуума. Личные и коллективные представления о мире находятся в сложном взаимодействии друг с другом349349
  О феноменологии и психологии пространственного восприятия было написано много работ. Среди них все еще имеют особое значение публикации одного из основоположников этого направления, географа И-Фу Туана. См. его основную работу: Tuan, 1977.


[Закрыть]. Восприятие пространства не следует интерпретировать только как некую статическую картину мира или заранее установленный код; не существует и определенного китайского или японского взгляда на пространство. Пространственная картина мира остается открытой для всего нового, она буквально готова вбирать в себя все неизвестное. Этноисторик Даниэль К. Рихтер пытался вообразить, каким образом аборигены Северной Америки впервые узнали о прибытии европейцев на восток их земли: сначала до них доходили слухи, возможно противоречащие друг другу; потом, вероятно, они слышали драматические новости; затем до обитателей индейских деревень сложным путями стали доходить отдельные «странные» предметы. Только после этого они в первый раз увидели «белых» людей350350
  Richter, 2001, 11ff.


[Закрыть]. Вот так, со временем создавалась совсем новая индейская космология. Многие народы мира прошли через подобное.

Ни одна из неевропейских картин мира не могла в XIX веке конкурировать с глобальной космологией европейцев. Нигде больше не возникло альтернативной метагеографии, которая методологически различала бы континенты и крупные регионы мира. Три центральных признака современной, возникшей в Европе географии отличали ее от всех ранее существовавших пространственных воззрений: во-первых, идея природной, а не культурной или политической (!) равноценности пространств; во-вторых, опора на точные измерения; в-третьих, принцип соотнесенности географических объектов с более крупными единицами, частью которых они считаются, и, в пределе, с миром как целым. Иначе говоря, была сформулирована генеральная гипотеза структурированного сферического образа Земли. К этому списку следует добавить еще один результат развития географической мысли: в-четвертых, автономность географического дискурса и его кристаллизация в научную дисциплину. Древние карты, к примеру, часто были лишь иллюстрацией рассказов из других областей знания: религиозной истории искупительного подвига Христа, описания путешествий или военных баталий. Современный географический дискурс, как текстовый, так и визуальный, – явление самодостаточное.

Относительно много известно о систематизации пространственных представлений в Китае, пример которого рассмотрим подробнее. Ученые на службе династии Цин, они же управляющие и носители культуры Поднебесной, высоко ценили сбор информации со всей империи. Они использовали методы картографирования для совершенствования внутренней территориальной организации империи и проявляли большой интерес к внутренним границам, разделявшим провинции и районы. Для территориально организованных сфер административных, судебных и военных действий географические знания представляли собой эффективный инструмент централизованного контроля351351
  Rowe, 2001, 356.


[Закрыть]. Поддерживая топографические измерения и картографирование, китайские императоры XVIII века преследовали те же внешнеполитические цели, что и европейские монархи того времени, – стремились четко зафиксировать границы собственных владений и территориальные претензии по отношению к соседним государствам, прежде всего к Российской империи. При этом в эпоху расцвета империи Цин в Китае полностью отсутствовал интерес к образу пространства по другую сторону внешних границ. Вплоть до 1842 года, когда завершилась Первая опиумная война, Китай не посылал официальных делегаций в другие страны352352
  Исключением из этого правила являются две дипломатические миссии в Российскую империю в XVIII веке – в 1731 и в 1732 годах. – Прим. ред.


[Закрыть], не поощрял частные путешествия и все меньше использовал служивших при дворе иезуитов как источник информации о Европе. Первое китайское описание заокеанского путешествия появилось только после открытия границ Китая. Его автором был Линь Цянь, который, будучи торговым переводчиком, покинул Сямынь и в 1847 году отправился в Нью-Йорк. В 1848‑м, после полуторагодового пребывания за границей он вернулся на родину и написал небольшую книгу под названием «Наброски о путешествии в Западные моря» (Xihai jiyou cao). Таким образом, не Европа, а Америка предоставила Китаю первые впечатления о Западе, который в данном случае уже был назван таковым. Судя по всему, это небольшое произведение является самым ранним опубликованным сообщением китайского путешественника о западной стране: короткое по сравнению с объемными описаниями путешествий европейских авторов, но при этом удивительно открытое по отношению к американской материальной культуре и к технике, перенос которой в Китай автор приветствовал353353
  Eggert, 2004, 283 .


[Закрыть]. Не соответствуя по форме краеведческой литературе, путевые заметки Лин Кьяна содержат весьма близкие к действительности наблюдения, в которых нет места непониманию «чуждой» культуры или отклонению от ее реалий. Однако Лин Кьян был «маленьким человеком» с точки зрения конфуцианской иерархии учености. Его работа не была показательной для китайского видения мира, не получила широкого распространения и исчезла из поля зрения, не оказав в свое время никакого влияния.

Намного весомее был «Иллюстрированный трактат о заморских странах» (Haiguo tuzhi), опубликованный в 1844 году по инициативе ученого и имперского чиновника Вэй Юаня. В целом многосторонне увлеченный Вэй Юань только во время опустошительной Опиумной войны 1842 года стал интересоваться заокеанской ситуацией. Им двигали мотивы оборонной политики. Несмотря на то что его усилиями было собрано много информации о Европе и об Америке, главный интерес Вэй Юаня заключался в запущенных к тому времени отношениях Китая с морскими соседями в Юго-Восточной Азии. Вэй Юань преследовал консервативные в политическом плане цели, которые соответствовали оборонительной тактике правительства, направленной против европейской колониальной мощи: воссоздание и укрепление китайского превосходства в Южно-Китайском море за счет иерархически организованной системы контрибуций354354
  Leonard, 1984, 121–123.


[Закрыть]. Ни Вэй Юань, ни его последователь в деле изучения зарубежных стран имперский чиновник Сюй Цзиюй не основали научную традицию географии мира. Труд Сюй Цзиюя «Короткое сообщение о морских областях» (Yinghuan zhilue) 1848 года был первым обширным обзором политического положения в мире, выполненным в духе конфуцианского реализма. Сюй Цзиюй, однако, не владел иностранными языками и при поиске материалов был вынужден довольствоваться тем малым, что уже было переведено на китайский язык355355
  Drake, 1975, 67–68 – общая оценка его усилий.


[Закрыть]. Публикация этого труда повлекла за собой проблемы для ее автора, так что его усилия получили признание у широкой публики и среди китайских элит только после 1866 года. К этому времени Китай пережил уже вторую войну с Великобританией, которая выступала на сей раз в союзе с Францией, и крайне нуждался в дополнительных знаниях о Западе. В XIX столетии китайцы не открыли для себя глобального пространства даже в интеллектуальном смысле, однако попытались найти собственные ориентиры в общей картине, особенно после того, как с середины 1890‑х годов это стало неизбежным356356
  Ср. подробнее: Karl, 2002.


[Закрыть].

В отличие от Китая, в Японии интерес к процессам, происходящим во внешнем мире, возник раньше, обострив внимание и к территориальным аспектам. В середине XVII столетия, уже после того, как Япония закрыла свои границы для европейцев, сёгунат Токугава создал своего рода службу внешней разведки, которая собирала информацию о наиболее значительных событиях на континенте, прежде всего о завоевании Китая маньчжурской династией Цин, которое шло в 1640–1680‑е годы357357
  Toby, 1984, 161–167.


[Закрыть]. В Японии опасались, что «варвары»-маньчжуры захотят повторить попытку вторжения на их территорию, предпринятую монголами в XIII веке. В XVIII веке была создана такая научная дисциплина, как «голландские исследования» (rangaku). Служащие голландской Ост-Индской компании стали единственными европейцами, которым разрешалось находиться в Японии, следуя точно предписанным правилам и находясь под строгим наблюдением японских властей. В портовом городе Нагасаки, где им была предоставлена фактория, целая армия переводчиков трудилась над литературой на голландском языке (позже также на английском и русском) в целях выборки данных для их дальнейшего использования в политике и науке. Таким образом, в Японии на рубеже XVIII–XIX веков знали о Западе и его деятельности в азиатских колониях намного больше, чем в Китае. Но собственно «открытие» Запада японцами произошло позже, когда, в 1850‑х годах, Япония открыла свои двери для иностранцев. После этого впервые началось систематическое изучение внешнего мира, как с помощью интенсивного заимствования результатов западной географии, так и благодаря планомерным поискам и сбору информации и опыта за границей. В 1871 году сорок девять высокопоставленных японских сановников и служащих, среди них более половины представителей высшего руководства страны, отправились в ознакомительное путешествие по США и Европе на полтора года. О состоянии дел в зарубежье они были неплохо осведомлены по книгам и на основе опыта общения с западными дипломатами, длившегося к тому времени уже почти два десятилетия. Но все-таки многое, включая забавные соприкосновения с чужим образом жизни, вызвало удивление участников этой экспедиции, названной по имени ее руководителя – «миссия Ивакуры». Среди неожиданных результатов миссии были: осознание масштаба отсталости Японии во многих областях; очевидность разницы между Европой и США; неоднородность уровня цивилизованности в Европе, снижающегося по мере удаления от Парижа и Лондона; и прежде всего тот факт, что Европа достигла всех своих впечатляющих успехов лишь недавно, в течение последних десятилетий358358
  См.: Beasley, 1995. Наглядные примеры этих усилий: Pantzer, 2002; Duus, 1997. О западных впечатлениях китайских дипломатов, занимающих менее высокие посты: Feng, 2001.


[Закрыть].

Во второй половине XIX века в географической науке параллельно друг другу протекали два процесса, связанные между собой в различных аспектах. Во-первых, европейские профессиональные географы и любители работали над реализацией программы географических открытий в высшей степени систематически, причем между ними постепенно нарастала конкуренция по национальному принципу. До тех пор не описанные и не измеренные «белые пятна» на карте мира постепенно заполнялись, а географы и путешественники все больше увеличивали объем знаний для непосредственного использования в практике колониального или имперского господства. В то же время увеличивалась степень точности локальной картографии. В начале 1780‑х годов возник первый план Парижа, учитывающий организацию города с точностью до отдельного здания. Созданный отнюдь не в целях туризма, он служил инструментом для решения вопросов собственности359359
  Konvitz, 1985, 82–85.


[Закрыть]. В целом в результате этого процесса возникла картина мира, претендующая на объективность и верность геодезических деталей. Она представляла собой уже не ментальное представление о мире, но независимое от точки зрения, научное отображение земной поверхности. То, что этот процесс был успешно завершен еще до начала Первой мировой войны, способствовало повышению мирового престижа евро-американской географической науки. Военное руководство было благодарно за все эти материалы, в том числе и японское, которое использовало точные карты в ходе войны с Китаем 1894–1895 годов и с Россией 1904–1905 годов.

Во-вторых, процесс повышения объективности картографического материала сопровождался ростом числа новых субъективных пространственных представлений. Горизонты расширились. Бывшие центры сместились. Многие стали замечать, что их собственный мир не находится более в воображаемом центре, и осознавали, что его место переместилось на периферию новых пространственных моделей, таких как образовавшаяся система мировых держав, возникшие международные торговые и финансовые сети и так далее. Появились новые центры и точки притяжения. Япония, например, после 1868 года перестала ориентироваться на близкий Китай и сместила свое внимание на далекий, но в военном и экономическом отношении постепенно приближающийся к ней Запад, прежде чем, тридцатью годами позже, заново открыть для себя азиатский континент, на этот раз как потенциальное пространство для собственной империалистической экспансии. Общества, традиционно ориентированные на материковое расширение, осознавали, какие опасности могут грозить им со стороны моря, но они также понимали, что морское пространство обещает новые возможности. Перед старыми империями открывались новые перспективы, например, в Османской империи, шаг за шагом вытесняемой с Балканского полуострова, руководство начало понимать потенциальную пользу арабского мира.

Историческая география работает с различными понятиями пространства. Все они могут быть использованы при изучении всемирной истории. Особое значение имеют при этом следующие пять концепций360360
  Описание первых четырех концепций (a–d) следует понятийной типологии «пространства», подробно представленной в основополагающим труде Алана Бейкера: Baker, 2003, здесь главы 2–5.


[Закрыть].

a) Пространство как расположение мест – истории локализаций.

Какое место занимают отдельные феномены в пространстве в разное время и какие закономерности можно выявить при изучении некой серии таких расположений? Такая постановка вопроса возможна, например, в рамках изучения истории поселений. В связи с XIX веком этот вопрос можно задать по отношению к распространению специфических пространственных форм в процессе урбанизации. Он возникает в области аграрной истории, когда речь идет о распространении определенных типов производства и землепользования. Тот же вопрос имеет значение для изучения истории индустриализации, концентрирующейся на небольших пространствах, в частности мест, богатых полезными ископаемыми361361
  Такая постановка вопроса представлена в традиционных исследованиях по исторической географии Нового времени, см.: Pounds, 1985.


[Закрыть]. Такой подход полезен не в последнюю очередь потому, что позволяет проследить распространение и рассеяние институтов, техники и практик в пространстве вне национальных государственных границ, как это происходило, например, в случае с печатным станком, паровым двигателем или земельной кооперацией. Он же может использоваться для анализа распространения эпидемий или языков и мест их использования. Все эти истории определения местоположений могут быть отображены на картах в форме специфических временных сечений.

b) Пространство как окружающая среда – истории формирующей и формируемой природы.

В чем состоит взаимодействие между человеческими сообществами и окружающей средой? Если пространства истории локализаций предстают в образе скорее пустых и формально обозначенных плоскостей, на которых выделяются лишь отношения соразмерности или иерархии, то под пространством истории окружающей среды понимается пространство действий. Общественная жизнь покоится на естественных природных предпосылках: климате, качестве почвы, доступе к водным и ископаемым ресурсам. Близость к морю или его удаленность также являются важными переменными, имеющими влияние на политику и вооруженные силы. Нельзя, например, полностью отбросить тот факт, что Великобритания и Япония расположены на архипелагах362362
  С недавнего времени «островная» тема интенсивно разрабатывается в области исторической географии. Подробные сведения об исследованиях и их тематике содержит обзорная статья: Dodds, Royle, 2003, 487–498. Историк Джон Покок дал новое определение Британским островам, обозначив пространство от Нормандских островов в Ла-Манше до Шетландских островов Атлантическим архипелагом. См.: Pocock, 2005, здесь 78 («the Atlantic archipelago»).


[Закрыть]. Основные принципы применения экологического подхода в рамках всемирной истории сформулировал Фелипе Фернандес-Арместо. В поиске соответствия между условиями окружающей среды и формами цивилизаций он разработал классификацию типов окружающей среды, формирующих общество. Причем каждый из предложенных им типов представляет собой комбинацию различных критериев. В типологию Фернандеса-Арместо входят: пустыня, невозделанное пастбище, континентальная орошаемая земля, аллювий с нормальным или полусухим климатом, высокогорье, горы, побережье и малые острова (seaboard civilizations) и мореходные цивилизации363363
  Fernández-Armesto, 2000; здесь в основе лежит идея Фернана Броделя о «цивилизациях» как пространствах, впервые введенная в научный оборот в 1963 году, см.: Braudel, 1993, 40–43. Альтернативную типологию предложил другой исследователь, Джон Ричардс, построив ее на основе регионального, а не систематического принципа: Richards, 2003.


[Закрыть]. Ранний XIX век был последним периодом в мировой истории, когда естественная среда еще неизбежно влияла на образ жизни общества во многих частях света. В индустриальную эпоху, которая для большинства стран мира наступила не ранее середины XIX века, воздействие на природу стало более значительным, чем в прежние времена. Индустриализация означала постоянный рост возможностей общества в преобразовании природы. Изменение окружающей среды посредством внедрения все более мощных технических средств в сферах транспорта, горного дела и освоения земель стало ярким признаком времени. Это воздействие имело в основном механический характер. Двадцатому веку суждено было стать веком химии и химического воздействия на природу (повышение урожайности путем применения химических удобрений, переработка нефти и каучука, производство синтетических материалов).

c) Пространство как ландшафт – истории восприятия природы364364
  Этой теме посвящен объемный труд Франсуа Вальтера: Walter, 2004.


[Закрыть].

Понятие ландшафта прокладывает путь в область культурной специфики: общества, а точнее, отдельные части обществ отличаются между собой тем, существует ли в них осознанное восприятие окружающей природы или нет, и если существует, то в какой мере оно развито. Поль Сезанн в свое время подметил, что крестьяне «никогда не видели» горной гряды Сент-Виктуар под Экс-ан-Провансом, к которым художник в своем творчестве обращался бесчисленное множество раз365365
  Цит. по: Baker, 2003, 112.


[Закрыть]. В обобщенном виде это наблюдение сводится к тезису о том, что аграрные общества «наивно» воспринимали окружающую природную среду и работали с ней, но не наслаждались созерцанием ландшафта. Разумеется, было бы антиисторично приписывать тем или иным народам некие имманентные культурные характеристики. Например, не следует утверждать, что существует «типичное» китайское отношение к окружающей среде. Все потенциальные варианты, от безоглядной эксплуатации и разрушения природы до заботливого отношения к природным ресурсам, тонкой ландшафтной поэзии и пейзажной живописи были возможны и реально существовали в Китае в определенные времена и в определенных социальных контекстах366366
  Так гласит главный тезис исследования: Elvin, 2004.


[Закрыть]. В связи с исследованием пространства как ландшафта с наднациональной точки зрения интересны, прежде всего, процессы трансфера, подобные таким, как восприятие азиатской садовой эстетики в Европе или экспорт определенных ландшафтных идеалов европейскими переселенцами при освоении колониальных территорий367367
  Основополагающая работа по этой теме: Dunlap, 1999.


[Закрыть]. Практика «прочтения» ландшафтов имеет в такой же степени свою историю, как и мнение о том, что именно представляет опасность для природы и что следует считать разрушением природной среды.

d) Пространство как регион – истории локальных идентичностей.

По отношению к каждому пространству центральным становится вопрос о факторах, которые формируют это пространство как целое и позволяют судить о его связях с другими пространственными единицами. С точки зрения глобальной истории регионы являются пространствами взаимодействия и формируются на основе таких факторов, как движение транспорта, миграция, коммуникация, торговля, в зависимости от степени их плотности. Но такое глобальное видение должно учитывать и представление о регионах как о малых, субнациональных единицах. Все-таки в исторической действительности процессы взаимодействия даже на больших расстояниях, как правило, реализовывались в виде контактов между отдельными областями, а не между целыми национальными государствами. Сети связей протягиваются между регионами. Один регион высылает мигрантов, другой их принимает; в одном регионе добывают природные ископаемые, а другой регион, где-то на далеком континенте, является местом их потребления или переработки. Экономическим центром Британской империи была не «Великобритания», а конкретно Лондон с Южной Англией368368
  См.: Cain, Hopkins, 2001².


[Закрыть]. Исторические сравнения также более целесообразны и, как правило, убедительны, только когда они проводятся между конкретными регионами. Совершенно разные результаты даст прямое сравнение всей Великобритании с Китаем в целом – и противопоставление областей Средней и Южной Англии с регионами Шанхая и Нанкина, где в XIX веке экономическая динамика уже имела многовековую историю369369
  Это один из важнейших методологических подходов в современных компаративных исследованиях, стремящихся найти подходящий масштаб для сравнения. Ср.: Pomeranz, 2000, 10ff. О возможностях региональной истории с упором на региональную идентичность см. подробнее: Applegate, 1999, 1157–1182.


[Закрыть]. Не всегда, однако, легко и просто установить, в чем состоит специфика региона и на чем строится его единство. Пример – Галиция на востоке Центральной Европы. В XIX веке этот самобытный, по общему признанию, регион объединял на относительно небольшой территории представителей многочисленных наций, языков и вероисповеданий. При этом как раз не единство, а контрасты в структуре населения служили формирующим фактором регионального пространства, которое выполняло связующие функции между издревле глубоко разобщенными группами370370
  Werdt, 1998, 69–99, здесь 98.


[Закрыть]. Существует множество примеров подобных промежуточных зон, регионов, отличающихся высокой степенью неоднозначности и нестабильности.

e) Пространство как сфера контактов – истории взаимодействий.

Пространства взаимодействий суть сферы, в которых многочисленные и различные по типу цивилизации соприкасаются друг с другом в течение длительного времени и где в результате их взаимоотношений, даже невзирая на возможную напряженность или противоречивость этих контактов, снова и снова возникают новообразования гибридного свойства. До технического подъема в области авиасообщений усилению процессов взаимодействий и мультикультурного разнообразия способствовало мореплавание. Соответственно, моря стали излюбленным пространством исследователей глобальной истории371371
  Из быстро растущего числа исследований выделим сборник статей, в котором затронуты многие аспекты этой темы: Klein, Mackenthun, 2003. К сожалению, следует констатировать распространение неудачного, с нашей точки зрения, выражения «seascapes», обозначающего «морские пространства» по аналогии с сухопутными («landscapes»). Все-таки море не поддается обработке человеком в той же степени, как земля.


[Закрыть]. В большинстве случаев они обращаются к изучению эпохи раннего Нового времени. Картина взаимодействий XIX века предстает до сих пор менее отчетливо.

Средиземное море и Индийский океан

Прототипом истории взаимодействий на морском пространстве являются Средиземное море и «средиземноморский мир». В этом заслуга французского историка Фернана Броделя и его ставшей теперь классикой труда «Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II», впервые опубликованного в 1949 году372372
  Новое издание работы вышло в 1966 году. Русский перевод книги в трех частях был опубликован в Москве в 2002–2004 годах. – Прим. ред.


[Закрыть]. Средиземноморское пространство примечательно тем, что многие столетия подряд в нем уживалась ситуация «мелкой дефрагментации со стремлением к контролю над путями сообщений»373373
  Horden, Purcell, 2000, 25. Эта книга сравнима по своему масштабу с упомянутым выше трудом Фернана Броделя.


[Закрыть] – несмотря на постоянную смену доминирующих сил: за римским господством последовало арабское, затем итало-христианское и османское. В XIX столетии в Средиземноморье наблюдаются противоречивые пути развития. С одной стороны, в эту эпоху оно переживало беспримерное морское присутствие Севера, представленного Францией с ее средиземноморским побережьем и колониальными интересами в северной Африке, Россией с восстановленным после Крымской войны Черноморским флотом и прежде всего Великобританией, которая оккупировала важнейшие стратегические пункты от Гибралтара до Мальты, Египта и Кипра. В то же самое время из поля зрения исчезло долгое время бывшее влиятельным османское морское владычество, а также алжирское пиратство. С другой стороны, весь Средиземноморский регион, включающий Балканы и французский, британский и итальянский колониальный юг, деградировал до экономической отсталости, усугубляющейся по сравнению с индустриальным развитием стран по другую сторону Альп. В целом античные связи с Черноморьем, налаженные еще в средневековые времена генуэзскими торговцами, укрепились; Одесса превратилась в портовый город с широким спектром влияния; Суэцкий канал, открытый в 1869 году, превратил Средиземное море в важнейшую морскую транспортную артерию мира374374
  King, 2004; Herlihy, 1991; Farnie, 1969.


[Закрыть]. Можно ли говорить о наличии единой средиземноморской культуры, в частности культуры «чести», основанной на некой фундаментальной культурной близости удаленных друг от друга местностей и существующей вопреки противостоянию между исламом и христианством, представленным как латинской, так и греко-православной церковью? Исторические антропологи в течение долгого времени ведут споры об этом375375
  Главные представители взгляда на Средиземноморье как на единое культурное пространство – П. Хорден и Н. Перселл (см.: Horden, Purcell, 2000, 461ff.). Один из противников тезиса о гомогенности этого пространства – американский антрополог М. Херцфелд, представивший собственные аргументы в многочисленных публикациях.


[Закрыть]. Но тот факт, что данный вопрос как минимум имеет обоснованное право быть поставленным, подтверждает относительно высокую степень интеграции Средиземноморского региона.

Концентрируясь на океанах, исследователи долгое время не обращали внимания на то, что имеется большое количество внутренних морей, аналогичных Средиземному. Речь идет о водных пространствах, преодолевать которые при помощи парусного флота было проще, чем неспокойные океанские воды, и относительная обозримость которых, соответственно, повышала частоту контактов. Такими примерами внутренних морей, соседствующих с океаном, являются Балтийское и Северное моря, а также Гвинейский залив, Персидский залив, Бенгальский залив, Южно-Китайское море и даже североамериканские Великие Озера, вокруг которых образовались многие индейские цивилизации.

Концептуальный подход Броделя, включающий в себя и изучение морского «хинтерланда», внутренних территорий, прилегающих к портовым городам и к побережью, был применен к исследованию пространства Индийского океана. Значительная заслуга в этом принадлежит Кирти Нараяну Чоудхури, который, начав с изучения традиционной истории взаимодействий вокруг международной торговли, постепенно перешел к созданию грандиозного обзора четырех прибрежных цивилизаций376376
  Chaudhuri, 1985; Idem, 1990.


[Закрыть]. В отличие от «средиземноморского мира» Броделя, в котором христиане и мусульмане XVI столетия имели хотя бы смутное представление об объединяющей их судьбе, под «сводом» Индийского океана, охватывающего пространство от Восточной Африки до Явы, а в более позднем видении Чоудхури даже достигающего территории Китая, отсутствовало сознание общности исторических субъектов, обладающих хотя бы минимальной общей идентичностью377377
  Этого же мнения придерживается Уонг: Wong, 2001, 5–41, здесь 11.


[Закрыть]. Утвердившаяся уже на раннем этапе торговых отношений сильная позиция географически и культурно «чуждых» акторов стала отличительной чертой этого пространства взаимодействий. Несостоятельность старых взглядов на торговлю в Индийском океане и в соседних с ним морях, настаивавших на доминирующей роли европейских Ост-Индских торговых компаний до наступления XIX века, сегодня уже не поддается сомнению. Однако и противоположная точка зрения на эпоху раннего Нового времени, отказывающая европейским торговым отношениям с Азией в какой-либо релевантности и сводящая их к приобретению предметов роскоши, испытала корректировку и уточнение благодаря новым подробным квантитативным исследованиям378378
  Ср. превосходную статью: Vries J. de. Connecting Europe and Asia: A Quantitative Analysis of the Cape-Route Trade, 1497–1795 // Flynn et al., 2003, 35–106, здесь 69 (Таб. 2.5).


[Закрыть].