Текст книги "Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени"

Подобные размышления об определении конечного пункта некой универсальной эпохи раннего Нового времени еще не были представлены научной общественности. Для ряда региональных случаев ситуация кажется вполне однозначной. Такой финальной отметкой в истории испанской Америки становятся 1820‑е годы, когда отдельные регионы испанской колониальной империи постепенно завоевали независимость. Вторжение Наполеона в Египет в 1798 году не только повлекло за собой свержение власти мамлюков, господствовавших в стране со Средневековья, но и подорвало политическую систему Османской империи, основанную на политической культуре сюзеренитета. Произведенный французскими военными действиями шок побудил султана Махмуда II (1808–1839) к первым реформам. На этом основании было выдвинуто предложение определить внешние границы османского «долгого» XIX века 1798 и 1922 годами. В качестве альтернативного предложения существует представление о «реформенном столетии» 1808–1908 годов212212
  Quataert, 1983, 54; Kreiser, 2001, 36–38.


[Закрыть]. Иначе обстоит дело с Японией. Там 1600–1850 годы отличались значительной социальной динамикой, однако они несопоставимы с драматическими последствиями после «открытия» Японии в середине XIX века. Период раннемодерной Японии (early modern Japan), если использовать это выражение осмысленно, должен был продлиться вплоть до 1850‑х годов213213
  Это мнение представлено в профессиональных исследованиях: Totman, 1993; Hall, 1991, V. 4.


[Закрыть]. Почти во всех остальных частях Азии и Африки эпохальные переломы произошли как результат начавшейся колонизации, затронувшей эти территории в разное время. Хотя сложно установить, в какой момент европейское присутствие стало действительно ощутимым, очевидно, что до 1890 года оно таковым не было. Завоевание Индии Великобританией происходило отдельными этапами и продолжалось с 1757 по 1848 год. Подчинение Индокитая Францией растянулось на период 1858–1895 годов. Эти примеры демонстрируют несостоятельность периодизации, ориентированной на военно-политические действия. По отношению к Африке ведущие специалисты предлагают продлить эпоху Средневековья приблизительно до 1800 года и отказаться полностью от понятия «раннее Новое время», которое можно было бы применить к первым трем четвертям XIX века214214
  Oliver, Atmore, 2005.


[Закрыть]. Десятилетия, предшествовавшие вторжению европейцев, остаются, таким образом, безымянными.

С точки зрения глобальной истории оказывается намного сложнее определить не просто формальный календарный порог XIX века, а содержательное начало нового столетия. Многое говорит в пользу того, чтобы наделить эпохальным характером период пересечения «долгого» XVIII века, заходящего в будущее, и «долгого» XIX века, начало которого отступает в прошлое. Именно этот период немецкий историк Райнхарт Козеллек назвал «эпохой водораздела» (Sattelzeit)215215
  Немецкое понятие «Sattelzeit», которое дословно перевести на русский можно как «время седловины», было введено Райнхартом Козеллеком для обозначения переходного периода между ранним Новым временем и Новым временем, когда в начале этого периода понятия, использовавшиеся в общественно-политическом языке, имели еще старый, ренессансный или средневековый, смысл; а в конце этого периода те же самые слова уже имели смысл характерный для нашей современности. Именно эту связанность начала и конца периода с разными эпохами отражает русский перевод «эпоха водораздела»: все реки по одну сторону от седловины текут в одном направлении, по другую – в другом. – Прим. ред.


[Закрыть]. Это яркое понятие, возникшее у Козеллека как бы между делом и в несколько ином контексте, укоренилось с тех пор в исторической науке216216
  Koselleck R. Einleitung // Brunner et. al., 1972, Bd. 1, xiii–xxvii, здесь xv. Рус. пер.: Козеллек Р. Введение // Словарь основных исторических понятий. Избранные статьи: В 2 т. / Пер. с нем. К. Левинсон, ред. Ю. Арнаутова. М., 2014.


[Закрыть]. Эта эпоха водораздела продлилась с 1770 по 1830 год. Она послужила переходом к промежуточному периоду, в котором, по крайней мере в Европе, сконцентрировались все те явления культуры, которые стали впоследствии отличительными признаками XIX века как эпохи. После него, в 1880‑х и 1890‑х годах, весь мир ощутил настолько мощный толчок, что следует выделить его в подпериод, подчеркнув его специфику. Его можно было бы обозначить «концом века», используя собственное выражение того времени «fin de siècle», отметившее не просто рубеж веков, а конец именно этого, XIX столетия. Обычно его финал связывают с Первой мировой войной, но, как уже было сказано в начале этой главы, эпохальной отметкой здесь служит не 1914 год, а 1918–1919 годы, поскольку война раскрыла то, что потенциально было заложено в довоенном времени. Однако есть основание и для более широкого понимания рубежа веков, которое было предложено в 1989 году одной группой немецких историков. Стремясь писать историю действительно всемирную, они выдвинули концепт «долгого» рубежа, продлившегося с 1880 по 1930 год. Эти временные рамки они тут же заполнили богатым наглядным материалом, отведя при этом важную роль наукам и искусствам217217
  Nitschke, 1990. В основу этой публикации легли учебные материалы радиокурса «Рубеж веков», трансляция которого состоялась в 1989 году.


[Закрыть]. Является ли 1930 год осмысленной датой для завершения подобного продленного рубежа веков – пусть решат исследователи Новейшего времени. Ведь можно отодвинуть эту границу и до 1945 года и определить весь период с 1880‑х годов до конца Второй мировой войны как «эпоху империй и империализма», поскольку и Первая, и Вторая мировые войны были по своей сути не чем иным, как столкновением империй.

Рискуя показаться сторонником неуместного англоцентризма, я бы предложил обозначить безымянные пока десятилетия между Sattelzeit и fin de siècle, то есть «собственно» XIX век, как «викторианство». Выбор такого, скорее декоративного, названия позволяет избежать более узких, хотя и однозначных по содержанию обозначений: «эпоха первой капиталистической глобализации», «время расцвета капитализма» или «эра национализма и реформ». Почему именно «викторианство»?218218
  Этим понятием не следует пользоваться без рефлексии, оно обладает богатой историей, которую надо иметь в виду. О поствикторианских (британских) взглядах викторианцев см.: Gardiner, 2002.


[Закрыть] Это название отражает необычайное экономическое, военное и отчасти также культурное доминирование Великобритании в мире на протяжении этих десятилетий. Такого доминирующего положения Великобритания не достигала ни ранее, ни в последующее время. «Викторианство» представляет собой, кроме того, относительно хорошо зарекомендовавшую себя категорию для обозначения эпохи, не вполне совпадающей с годами правления королевы Виктории. Свою знаменитую книгу-портрет викторианской Англии, увидевшую свет в 1936 году, Джордж Малькольм Янг начинает 1832 годом и заканчивает моментом, когда на Альбион «опустилась мрачная тень восьмидесятых годов»219219
  Young, 1977 [1936], 151.


[Закрыть]. Многие последовали примеру Янга и стали трактовать время с 1880‑х годов до Первой мировой войны как период sui generis, когда «высокое викторианство» переродилось в нечто новое220220
  Одно из последних исследований в этом контексте: Searle, 2004.


[Закрыть].

Глобальная «эпоха водораздела»?

Чем обосновывается когерентность (почти) глобальной «эпохи водораздела», если использовать это понятие в более расширенном значении по сравнению с тем, которое вложил в него в свое время Козеллек? Рудольф Фирхаус предложил ослабить традиционно тесную связь XVIII века с предшествующим ему «классическим» ранним Новым временем, раскрыв это столетие в сторону будущего – как «ступень в модерный мир»221221
  Vierhaus R. Vom Nutzen und Nachteil des Begriffs «Frühe Neuzeit». Fragen und Thesen // Idem et. al., 1992, 21.


[Закрыть]. Какие отличительные черты можно выявить во всемирной истории, которые позволили бы показать особый характер этих пяти или шести десятилетий?222222
  Вопрос о характере этой эпохи можно было бы поставить, сфокусировав внимание на новшествах, давших о себе знать в 1840‑х годах, – как это сделал Джером Блум в своей последней книге: Blum, 1994.


[Закрыть]

Во-первых, как наглядно продемонстрировал Кристофер А. Бейли, в этот период значительно изменилось соотношение сил в мире. XVI и XVII века были эпохой сосуществования и конкуренции нескольких империй. В это время ни одной из них не удалось достичь однозначного превосходства. Даже самым успешным имперским формациям европейского происхождения, таким как Испания с ее колониями или голландские и английские компании-монополисты с их межконтинентальными торговыми связями, противостояли Китай и «пороховые империи» (gunpowder empires) исламского мира, включавшего Османскую империю, империю Великих Моголов в Индии и империю иранских шахов династии Сефевидов. Только благодаря нововведениям в области военных и фискальных структур, изменивших внутреннюю организацию ряда (не всех) европейских государств, Европа приобрела новую ударную силу. Первой страной, доведшей эту модель государства-завоевателя, рационально использующего свои ресурсы, почти до совершенства, стала Англия. В разных обличьях эта модель была реализована в Великобритании, в России при Екатерине II и двух ее преемниках и в революционно-наполеоновской Франции. Последовавшая экспансия всех трех вышеназванных империй происходила в таком масштабе, что период между 1760–1770 и 1830 годами можно с уверенностью назвать «первой эпохой глобального империализма»223223
  См.: Bayly, 2006, 110–112. Еще выразительнее эта идея представлена в ранней работе исследователя, до того как он предложил собственную интерпретацию глобальной истории: Idem, 1998, 28–47.


[Закрыть]. Уже Семилетняя война 1756–1763 годов стала борьбой за гегемонию, охватившей оба полушария. В англо-французском противостоянии важную роль сыграли как североамериканские индейские племена, так и князья Индии, ставшие союзниками той или иной из воюющих сторон224224
  Такое положение вещей становится очевидным благодаря исследованиям: Anderson F., 2000; McLynn, 2004; Marshall, 2005, 86–157.


[Закрыть]. Не ограничился европейским континентом и масштабный конфликт империй в 1793–1815 годах. Военные действия велись на четырех континентах, они разрослись в настоящую мировую войну. Ее последствия напрямую затронули территории Юго-Восточной Азии, косвенным образом они дали о себе знать даже в Китае, когда в 1793 году Великобритания через посольство лорда Маккартни протянула свои щупальца к императорскому двору в Пекине.

К многочисленным составляющим, характерным для глобальной панорамы Семилетней войны, после 1780 года добавились два новых фактора. Одним из них стала борьба за независимость колонистов-«креолов», охватившая сначала британскую часть Северной Америки, а позже испанскую часть Южной и Центральной Америки, и такая же борьба чернокожих рабов на острове Гаити. Второй фактор проявился в ослаблении азиатских империй, впервые сдавших свои сильные военные и политические позиции перед Европой. Причины этого ослабления были, в том числе, и внутренние, специфические для каждой из этих стран и не всегда связанные между собой.

В результате взаимного влияния этих процессов изменилась политическая география мира. Испания, Португалия и Франция ушли с американского континента. Окончательно прекратилась экспансия азиатских империй. Великобритания укрепила свое господство в Индии, ставшей плацдармом для агрессивного расширения британского влияния в будущем. Кроме того, Британская империя заняла прочную позицию в Австралии и окружила земной шар сетью военно-морских баз.

Раньше историки уже предлагали говорить об эпохе «атлантической» революции, охватившей пространство между Женевой и Лимой. При этом они стремились откорректировать слишком жесткую фиксацию на европейской «двойной революции» – политической во Франции и индустриальной в Англии225225
  Palmer, 1970 (первое издание на английском языке вышло в 1959–1964 годах); Godechot, 1965. См. подробнее о фоне этой дискуссии: Bailyn, 2005, 5–15, 24–30.


[Закрыть]. Можно пойти еще дальше и рассматривать европейскую «революционную эру» просто как часть всеобщего кризиса и сдвига сфер влияния, что ощутили и американские колонии-поселения, и исламский мир от Балкан до Индии226226
  Bayly, 1989, 164. О глобальном военном контексте см.: Förster, 1995, 17–38; Duffy M. World-Wide War and British Expansion, 1793–1815 // Louis, 1998, V. 2, 184–207.


[Закрыть]. Всеобщий кризис на рубеже XVIII и XIX веков одновременно затронул монархию Бурбонов, британское, испанское и французское колониальные господства в Новом Свете, а также могущественные в свое время азиатские государства, как Османская и Китайская империи, Крымское ханство и преемники империи Моголов в Южной Азии. Новое соотношение сил, возникшее в «эпоху водораздела», наглядно демонстрируют вторжение Франции в «пиратское гнездо» Алжир (являвшийся де-юре частью Османской империи) в 1830 году и поражение Китая в Первой опиумной войне в 1842 году, ставшее первым военным провалом династии Цин за двести лет.

Во-вторых, около 1830 года завершилась политическая эмансипация обществ, которые были созданы переселенцами, прибывшими в Западное полушарие в раннее Новое время (за исключением Канады, оставшейся в Британской империи). Вместе с заселением Австралии британскими колонистами эта эмансипация укрепила позиции «белого» населения по всему миру227227
  В этой связи следует учитывать и основание США, и революцию на Гаити, и независимость Южной и Центральной Америки как составляющие одного процесса, ср.: Langley, 1996.


[Закрыть]. В экономическом и культурном плане американские республики сохранили ориентацию на Европу и взяли на себя функциональную роль в мировой экономической системе. При этом в сравнении с колониальным периодом значительно увеличилась степень их агрессивности по отношению к небелым обществам охотников и скотоводов, жившим на их территориях. В США в 1820‑х годах представители аборигенного населения (native Americans) окончательно были лишены статуса стороны, с которой можно и нужно договариваться. Их начали рассматривать только как объект военного и административного давления228228
  См.: Meinig, 1993, V. 2, 81–96.


[Закрыть]. В общую картину захвата земель и вытеснения коренного населения новыми поселенцами вписываются и процессы, имевшие место в Австралии, Новой Зеландии, Сибири и в определенной степени в Южной Африке229229
  Bayly C. A. The British and Indigenous Peoples, 1760–1860: Power, Perception and Identity // Daunton, Halpern, 1999, 29–31. См. подробнее главу VII данной книги.


[Закрыть].

В-третьих, одним из самых важных нововведений «эпохи водораздела» стало распространение новой, инклюзивной формы солидарности на основе идеала гражданского равенства. Эта форма «национализма» стабилизировала коллектив, определяемый как «мы», и отделяла его от соседей и далеких «варваров». Национализм на раннем этапе своего развития вплоть до 1830‑х годов имел особый успех в ситуациях, когда он выступал в роли идеологии, усиливающей процессы интеграции в рамках уже существующего территориального государства. Положительно сказывалось и наличие чувства культурного превосходства, сопровождавшегося готовностью к миссионерской деятельности. Примерами служат Франция, Великобритания и США (вскоре после победоносной войны с Мексикой 1846–1849 годов). Поначалу в других странах мира национализм представлял собой реакцию, но его характер со временем изменился. Первые признаки его трансформации проявили себя в немецком и испанском движениях против Наполеона и в освободительных движениях Испанской Америки. После 1830 года они дали знать о себе уже повсеместно.

В-четвертых, провозглашенному идеалу гражданского равенства соответствовали во всем мире только США. Здесь возможность активного участия в принятии политических решений и контроле правительства предоставлялась широким кругам населения, за исключением, однако, женщин, индейцев и рабов. После первых импульсов демократизации при президенте Томасе Джефферсоне в 1801–1809 годах и с приходом к власти президента Эндрю Джексона в 1829 году в США установилась та форма антиолигархической демократии, которая позже стала отличительным признаком американской цивилизации. В других странах до 1830 года дела с демократической модерностью обстояли хуже. Конечно, Французская революция не была настолько безобидной, консервативной и даже избыточной, как утверждает «ревизионистская» историография, настойчиво подчеркивающая континуитет в противоположность революционным новациям. Однако эта революция не привела к всеобщей демократизации Европы и тем более не переросла в мировую революцию. Наполеон, ее исполнитель, правил не менее деспотично, чем Людовик XV, а реставрация монархии Бурбонов (1815–1830) обернулась смешным подобием прежних времен. Бесспорное правление аристократических магнатов в Великобритании продлилось вплоть до 1832 года. В большинстве стран Южной и Центральной Европы, как и в России, царствовал реакционный абсолютизм. Постепенное изменение тенденций развития в сторону конституционной государственности обозначилось лишь около 1830 года, не затронув при этом «цветное» население колоний европейских держав. С политической точки зрения в «эпоху водораздела» ни в Европе, ни в Азии окончательный прорыв демократии не состоялся. Это был скорее последний отголосок дворянской власти и самодержавия. Лишь после этого наступил политический XIX век.

В-пятых, периодизацию легче выстроить с позиций политической, а не социальной истории. В общественной ситуации Франции, Нидерландов или Пруссии несложно распознать признаки перехода от сословного порядка к классовому обществу, ориентированному на рыночные процессы. Аналогичная ситуация просматривается и относительно Японии несколькими десятилетиями позже. Однако в британском обществе позднего XVIII века распознать «сословия» кажется более сложной задачей. В США и британских доминионах они существовали только в рудиментарной форме. Еще слабее сословия были представлены в Индии, Африке и Китае. Большее значение, чем трансформация сословного общества, для многих стран и даже континентов приобрели прекращение атлантической работорговли и вступившее в силу в 1834 году освобождение рабов Британской империи. В ходе последовавших пяти десятилетий западная цивилизация и ее заокеанские территории постепенно избавились от рабства. Если взглянуть на этот вопрос с другой стороны, то следует констатировать, что рабство, как пережиток власти высших слоев общества раннего Нового времени, сохраняло свое влияние вплоть до середины 1830‑х годов. С точки зрения социальной истории отличительным признаком «эпохи водораздела» стали процессы, нацеленные на оспаривание и подрыв унаследованного порядка общественных иерархий.

Историкам еще предстоит выяснить, были ли десятилетия на рубеже XVIII–XIX веков эпохой трансформации аграрного строя за пределами Западной и Центральной Европы – трансформации, сопровождавшейся усилением крестьянских волнений. Многое говорит в пользу такого тезиса230230
  Этот аргумент следует подвергнуть дальнейшей проверке. Модель такого развития представлена в книге: Dipper, 1996, Bd. 23, 57–87.


[Закрыть]. В целом события этого периода пошатнули устои социального традиционализма, но не привели, вопреки революциям во Франции или на Гаити, к их окончательному свержению. «Подъем буржуазии» и возникновение совершенно новых социальных сил наблюдаются только в последующий период и характерны лишь для небольшого числа стран. Ярко выраженные «буржуазные общества» оставались повсеместно в меньшинстве в течение всего XIX века. Тенденция к образованию социальных классов постепенно усиливалась на фоне как сословных, так и других факторов. Она проявила себя непосредственно в результате всемирного распространения индустриально-капиталистического способа производства, которое началось не ранее 1830 года и достигло самой прогрессивной азиатской страны, Японии, только после 1870-го.

В-шестых, исследователи экономической истории должны найти ответ на вопрос, когда динамика английской «индустриальной революции» вылилась в экономический рост не только в Англии, но и за ее пределами. Ангус Мэддисон – на сегодня самый влиятельный из исследователей всемирной статистики – предложил свой прямой ответ на этот вопрос. Он считает, что переломным моментом стали 1820‑е годы, когда на смену всемирной стагнации пришло более динамичное и в экономическом смысле «интенсивное» развитие231231
  Maddison, 2001, 27; Idem, 2007, 73–74.


[Закрыть]. Имеющиеся у нас немногочисленные более или менее надежные данные о реальных доходах подтверждают тезис о том, что их существенное повышение произошло лишь после 1820 года даже в Англии, где индустриализация началась раньше всех. 1770–1820 годы представляют собой сопровождавшийся множеством кризисов период перехода от медленного роста доходов на душу населения в первой половине XVIII века к его более быстрому росту после 1820 года232232
  Wrigley, 1987, 3.


[Закрыть]. Вне пределов Северо-Западной Европы лишь в очень редких случаях индустриальному способу производства удалось укорениться до 1830 года. Историки техники и окружающей среды подтверждают этот тезис, указывая на то, что с 1820 года начинается «эра ископаемого топлива». С этого момента обретает заметную общеэкономическую роль технически имевшаяся уже и раньше возможность использовать в производственных процессах энергию ископаемых источников, прежде всего угля, вместо человеческой и животной мускульной силы, дров и торфа233233
  Ibid., 10–11; McNeill, 2000, xxiii, 298; Smil, 1994, 156–158.


[Закрыть]. Уголь привел в движение паровые машины, вращавшие веретена и насосы, а также передвигавшие корабли и поезда. Начавшаяся в третьем десятилетии XIX века эра ископаемого топлива повлекла за собой не только неслыханное увеличение товарного производства, но и новую эпоху скорости, транспортных и коммуникативных сетей, национальной интеграции и облегчения имперского контроля. До 1820‑х годов – с энергетической точки зрения – господствовал Старый порядок (Ancien Régime).

В-седьмых, в наименьшей степени о глобальной единовременности можно говорить применительно к культуре. Многочисленные соприкосновения отдельных цивилизаций и их взаимообмен еще не были настолько интенсивными, чтобы привести к возникновению «мировой культуры», следующей единому ритму. Нам известно очень немного об изменениях, имевших место на рубеже XVIII–XIX веков в жизненном опыте незападных обществ, сознававших себя меньшинствами, а ведь именно такие изменения и лежат в основе концепции «эпохи водораздела», сформулированной Козеллеком. Проследить развитие таких феноменов, как темпорализация категорий, использовавшихся для истолкования мира, или опыт всеобщего ускорения темпа жизни, вне границ Европы (и ее поселенческих колоний) по сей день очень сложно. Там они обнаруживаются в характерной большой концентрации, вероятно, только во второй половине XIX века. Сугубо европейскими были, вероятно, и такие явления, как открытие глубины и органической причинности в европейской естественно-научной и экономической мысли, описанные Мишелем Фуко на рубеже XVIII–XIX веков234234
  Foucault, 1971, 269–271.


[Закрыть].

И все же 1830 год стал одним из наиболее заметных переломных моментов в общеевропейской истории философии и искусств. В это время завершился период расцвета философского идеализма (в 1831 году Гегель стал жертвой глобализировавшейся холеры) и ортодоксального утилитаризма (Иеремия Бентам скончался в 1832‑м). На это время приходится конец и «времени Гёте», и «художественного периода» (Kunstperiode). Одновременно ослабевает напор романтических течений в немецкой, английской и французской литературе. Конец классического стиля в музыке связан со смертью Людвига ван Бетховена в 1827 году и Франца Шуберта в 1828‑м, когда яркие формы стало приобретать «поколение романтиков» (Шуман, Шопен, Берлиоз, Лист)235235
  Rosen, 1971; Idem, 1995.


[Закрыть]. В западноевропейской живописи в этот момент произошел переход от реализма к историзму.

Итак, имеется достаточно оснований, чтобы рассматривать подлинный, или «викторианский», XIX век как укороченную, но вобравшую в себя в сжатом виде все важнейшие характеристики эпоху, как – если воспользоваться формулировкой, относящейся к германской истории, – «относительно короткий, но, несомненно, весьма динамичный переходный период между 1830‑ми и 1890‑ми годами»236236
  См.: Nolte, 1996, 300.


[Закрыть].

Пороговое десятилетие: 1880‑е

Восьмидесятые годы стали переломной фазой – шарниром, скрепившим «викторианство» с fin de siècle. Разумеется, и календарный рубеж XIX–XX веков для большей части мира оказался периодом серьезных потрясений с точки зрения военно-политической событийной истории. Если для большинства национальных историй в Европе 1900 год не имеет явных признаков слома двух эпох, то для Китая последние годы XIX века оказались временем сильных политических изменений в результате неожиданного поражения в войне с Японией в 1895 году. Победа недооцененного врага привела к утрате суверенных прав китайского государства, повлекла за собой борьбу имперских держав за китайские территории и вызвала глубокий кризис национального самосознания, вылившийся в катастрофическое Ихэтуаньское восстание 1900 года. Аналогичная реакция наступила в Испании после ее поражения в 1898 году в конфликте с США. В национальной истории Испании потеря колоний в ходе Испано-американской войны до сих пор воспринимается как низшая точка. В обоих случаях победители, Япония и США, видели в исходе военных событий подтверждение правильности собственной империалистической политики. В состоянии турбулентности находилась вся Африка с момента оккупации Египта Великобританией в 1882 году. Захват британцами Судана в 1898 году и война в Южной Африке 1899–1902 годов завершили «раздел Африки». За ним последовал менее бурный и менее травматичный период систематической эксплуатации континента. В первое десятилетие ХX века по миру прокатилась волна революций: в 1905 году в России, в 1905–1906 годах в Иране, в 1908‑м – в Османской империи, в 1910‑м – в Португалии и Мексике (эта революция оказалась самой кровавой и продлилась до 1920 года), в 1911‑м – в Китае. Накануне убийства Франца Фердинанда в Сараеве во всех этих странах дал о себе знать импульс политической модернизации, к которому даже Первая мировая война уже не добавила ничего принципиально нового. По ее окончании европейские монархии к востоку от Рейна были свергнуты. Но к тому времени в других частях мира, казавшихся европейцам «отсталыми», монархическая власть либо исчезла совсем, либо очень ослабла.

В сумме все эти процессы характеризуют кризисность той самой эпохи, которую я называю fin de siècle, а другие историки – высоким модерном (Hochmoderne). Эта эпоха наступила 1880‑е годы, и в ней можно выделить ряд признаков:

Во-первых, как и в 1820‑е годы, в конце XIX столетия был преодолен очередной рубеж в глобальной экологической истории. Около 1890 года, по оценкам, объем используемых во всем мире минеральных энергоносителей (угля и нефти) впервые превысил объем потребляемой биомассы, несмотря на то что минеральные ресурсы напрямую использовала лишь небольшая часть населения планеты. Эра ископаемого топлива началась в 1820‑х годах в том смысле, что использование энергоносителей, добытых из недр земли, стало наиболее инновационной тенденцией в производстве энергии. Около 1890 года эта тенденция в количественном отношении одержала верх в мировом масштабе237237
  McNeill, 2000, 14. Наглядно: Smil, 1994, 233 (6.5).


[Закрыть].

Во-вторых, индустриализация как глобальный феномен вступила в новую фазу развития. Существенно расширились ее географические рамки. Промышленность Японии и России перешла в стадию так называемого взлета (take off), для которой характерен самоподдерживающийся экономический рост. В Индии и Южной Африке, где в 1886 году были обнаружены крупные залежи золота, индустриализация еще не была столь же масштабной, однако и в этих странах стали развиваться капиталистические центры промышленности и горнодобывающей индустрии, ставшие первыми за пределами западного мира и Японии238238
  Stearns, 1993, 87–89.


[Закрыть]. Одновременно изменился характер экономического устройства тех стран, которые раньше остальных вошли в стадию промышленного развития. «Высшая фаза индустриализации» технически была тесно связана со «второй промышленной революцией», когда паровой двигатель перестал играть решающую роль. Можно спорить о том, какое из изобретений в сфере техники было наиболее важным, то есть имело самые большие последствия. Без сомнений, в этом ряду окажутся лампа накаливания (1876), пулемет («Максим» – 1884), автомобиль (1885–1886), а также кинематограф, радио и рентгенодиагностика (1895). С точки зрения экономической истории самое большое значение обрело внедрение в промышленное производство изобретений в области электричества (динамо-машина, электродвигатель, электростанция) и химии. 1880‑е годы стали временем решающих инноваций в обеих областях. Одно только серийное производство электродвигателей произвело переворот в целых отраслях промышленности и тех ремеслах, которые ранее не могли извлечь выгоду из применения паровых машин239239
  Smil, 2005, 33–97 (глава «Эпоха электричества»).


[Закрыть]. В это же время произошло сближение промышленности с наукой в неведомой прежде степени. Наступила эра крупных промышленных исследований. На этом фоне и в связи с этим в США и в некоторых европейских странах происходил переход капитализма в фазу концентрации компаний в крупные объединения («монополистический капитализм», по выражению критически настроенных современников). Начали проявлять себя процессы анонимизации предприятий, так называемого корпоративного капитализма (corporate capitalism), поставившие фигуру наемного управляющего в один ряд с личностью руководителя семейного предприятия. Одновременно появилась новая бюрократия частных фирм и усложнилась иерархия увеличивавшегося штата служащих240240
  См.: Chandler, 1977, начиная с главы 5 и далее; Zunz O. Making America Corporate. 1870–1920. Chicago, 1990, 40–41.


[Закрыть].

В-третьих, описанная выше реорганизация в эпоху развитого капитализма имела глобальные последствия, поскольку все больше и больше крупных европейских и североамериканских компаний выходило на новые рынки сбыта за рубежом. Наступила эра мультинациональных концернов. Пароходы окончательно утвердились в качестве основного средства передвижения по океанам, а телеграфный кабель связал между собой все континенты, что привело к очередному скачку в развитии мировой экономики. Только теперь начался экспорт капитала в крупном масштабе через Атлантику, из Западной Европы в Восточную, а также в колониальные страны, Южную Африку и Индию, в формально независимые страны, такие как Китай и Османская империя. Обеспечивали это движение капитала крупные европейские банки, работавшие во всем мире; на рубеже веков к ним присоединились и североамериканские кредитно-финансовые институты241241
  Woodruff, 1966, 150 (Таб. IV/1).


[Закрыть]. Также в 1880‑х годах стремительно увеличилось число европейских мигрантов, переселившихся в Новый Свет242242
  Nugent, 1992, 12.


[Закрыть]. В рамках новообразованных межконтинентальных систем подрядного труда стала экспортироваться рабочая сила из Азии в Северную и Южную Америку. Начиная с 1880‑х годов fin de siècle стал самым интенсивным периодом миграционных движений в истории Новейшего времени. В общей сложности это десятилетие дало очередной толчок процессу глобализации, в ходе которого впервые возникли экономические и коммуникативные взаимосвязи и системы, охватившие все континенты243243
  Другими словами, 1880‑е годы послужили преддверием того, что Терборн назвал четвертой волной глобализации, см.: Therborn, 2000, 161.


[Закрыть]. В это время начался этап обширной экспансии международной торговли, продлившийся вплоть до 1914 года, а в некоторых регионах, как, например, в Латинской Америке, даже до 1930‑х годов.

В-четвертых, после захвата Египта Великобританией в 1882 году стала ощутимой новая атмосфера усилившейся имперской экспансии. В то время как постоянно усовершенствовались механизмы финансового контроля и завязывалось все более тесное сотрудничество между правительствами европейских стран и частным капиталом, на первый план выступила явно выраженная цель добиться прав на территориальное обладание заокеанскими регионами и установить над ними эффективное господство. В этом состояла сущность нового империализма (new imperialism). С тех пор непрямого управления колониями и доступа к опорным пунктам и анклавам на побережьях стало недостаточно. Африканский континент был поделен на бумаге, а вскоре и в реальности. Юго-Восточная Азия за исключением Сиама (Таиланда) также была присоединена к европейским колониальным империям.

В-пятых, в 1880‑х годах после периода продолжительных волнений в ряде крупных стран мира был восстановлен политический порядок. Сущность и причины этих процессов были весьма разнообразными. В Германии и Японии, например, предварительно завершилось внутреннее формирование наций. В некоторых странах были свернуты начатые ранее реформы: в США завершение периода Реконструкции (Reconstruction) в 1877 году, в России при Александре III после 1881 года и в Османской империи при султане Абдул-Хамиде II после 1876 года – возврат к жесткой форме самодержавия. Имел место и переход к авторитаризму, нацеленному на реформы: в Мексике при Порфирио Диасе, в Сиаме при короле Чулалонгкорне Раме V, в Китае в ходе «реставрации Тунчжи», в Египте при генеральном консуле лорде Кромере. Новый фундамент для парламентерских демократий был создан во Франции после внутреннего умиротворения Третьей республики около 1880 года, а в Великобритании после избирательной реформы 1884 года. Результаты всех этих событий оказались на удивление схожими. Во всем мире была достигнута более прочная, нежели в предшествующие десятилетия, стабильность порядков власти, просуществовавшая вплоть до вспышки новых революционных волнений около 1905 года. Эту ситуацию можно оценить негативно – как усиление государственного аппарата, но также и позитивно – как восстановление дееспособности государства и сохранение внутреннего мира в стране. В это же время проявились первые зачатки системного (а не только антикризисного) социального обеспечения под эгидой государства: тогда были заложены основы социального государства в Германии, Великобритании и даже в США, где еще боролись с долгосрочными гуманитарными последствиями Гражданской войны.