Текст книги "Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы"

 
Конкорд и Елисейские поля,
А в памяти Садовая и Невский,
Над Блоком петербургская земля,
Над всеми странами Толстой и Достоевский…
 

Не читал Раису Блох, мог бы привести такие пронзительные строки:

 
И струится небо голубое,
Острова седые унося,
Чтоб нам жить в безоблачном покое,
Ни о чем у Бога не прося.
 

13 апреля – приходил компьютерщик Женя и часа 3 колдовал над «кампутором» (услышанное словечко). Чему-то учил Ще, а мне досталось расплатиться за все это – 7.500. Куда уходят деньги? Вот туда они и уходят…

21 апреля – Ще набирает «мою» Собаньскую для книги, я весь в Сергее Есенине. Оторвался от бумаг, посмотрел вокруг и громко, обращаясь к Ще, воскликнул: «Чем мы занимаемся?! Надо бы ремонт делать в квартире, а мы!..» «А мы!» так и повисло в воздухе без ответа.

24 апреля – завяз и никак не выберусь из главы «Туда-сюда обратно» о поездках на Запад кое-кого из выездных.

28 апреля – на Никитской получил какой-то странный макет на больших листах и вычитывал несколько дней. Куча ошибок и опечаток: вместо правильного «чисто русский вариант» – «систо русский», Пильняк набран как Пидьняк и т. д. Мария говорит, что книга к 3 июня к Красной площади выйдет.

26 апреля – в Третьяковке смотрели выставку английских портретов «От Елизаветы до Виктории» – как бы путешествие в Англию. И сколько героев, о которых я писал: Байрон, Вальтер Скотт, Киплинг, Диккенс…

29 апреля – на большом джипе повезли на Рогожскую заставу (вотчина старообрядцев) в библиотеку. Было всего 10 человек, но ощущение теплоты и семейственности. Три книги купили и две я подарил. Говорил о писательских судьбах.

6 мая – буйно зелено и вроде бы прекрасно. Но самочувствие какое-то развальное. Жарко, душно, да еще топят – батареи горячие. Чувствую себя как бегун-марафонец: бежать еще далеко, а сил уже нет и одна мысль: хотя бы доползти, если не добежать. Да еще Ще в таком состоянии, впору повторить за Бурковым из «Иронии судьбы»: «Мы оба рухнули!»

А тут еще всякие уходы: международник Валентин Зорин. Отработал, отфанфаронил и стал ненужным. Игорь Фесуненко, мой коллега по Радиокомитету. У меня с ним были непростые отношения, в последнее время он неодобрительно спрашивал: «Все книги пишешь?» Сам написал две или три о бразильском футболе, так на нем и застрял…

7 мая – по ТВ все вспоминали «Семнадцать мгновений весны». Броневой-Мюллер старый совсем и дремал. Радистка Кэт Градова жутко изменилась и похожа на Надежду Крупскую – та еще разведчица! Боже, что делает с нами время!..

9 мая – решили поехать на праздник на Речной вокзал – а там никакого праздника. Увы! Угрюмая толпа взрослых, веселятся лишь дети, которые не знают: Крым наш или не наш, есть санкции или их нет?..

По экрану телевизора все время шагает «Бессмертный полк» – нашли новую пропагандистскую картинку, всё пытаются вылезти из сегодняшней экономической ямы за счет Победы. Нынешние пораженцы.

А как плакат «Родина-мать хочет танцевать» или «Скажи бармену: “Гитлер – капут!” и получи 50 грамм для храбрости» Н-да…

11 мая – ходили на рынок, творожница Наташа отвалила за стихи внучке Полиночке творог и сметану. Строки, конвертируемые в молочные продукты:

 
Полина, Полина, Полина –
Начало жизни, не середина,
Не половина,
А только начало. И ты безвинна –
Полина, Полина, Полина,
Ты ария в опере, ты – каватина,
А еще прелестная картина,
Как в лесочке где-то куртина,
Среди горных вершин долина,
И где-то рядом еще плотина, –
О, Полина, Полина, Полина!..
Полина, Полина, Полина,
Ты – сладкая, как малина…
 

14 мая – пошли на вечер в ЦДЛ, посвященный Лермонтову. Хотел выступить и сказать о Смоленском, самом «лермонтовском» поэте русской эмиграции, но меня остановила Ще: не мечи бисер!.. Действительно, и ведущий поэт Парпара, и сидящая в зале публика – все было бездарно и уныло…

16 мая – день биографов. Мой день! И умер Никита Струве (1931). В некрологе о нем сказано: «Все, что он делал, он делал с душой и без выпячивания себя». Не Анатолий Парпара…

Залез в какой-то старый короб, а там архивы – целое собранное богатство, которое ныне, можно сказать, убил интернет. В 90-е годы я был поставщиком исторической и культурной информации. Интерпретатором и кулинаром вкусной подачи. Но интернет перечеркнул мои многолетние поиски и находки, да и текст заменил картинками. Визуальность победила вербальность. И я, как собиратель и сочинитель, – в отставке, на пенсии. Чао, бамбино!..

18 мая – Людочка через океан прислала конверт с денежкой – в помощь бедным пенсионерам. На наши протесты: «Вы у меня единственные…» Заслужили?..

21 мая – удар по болельщицкому сердцу (а оно болеет с 1945 года после визита «Динамо» в Англию): проигрыш «Зениту», и динамовцы вылетают из высшей лиги в ФНЛ. Заголовок в газете: «За “Динамо” – не чокаясь».

«Динамо» – брошенная любовница. Руководители общества и клуба – генералы МВД и ФСБ и олигархи (братья Ротенберги) не умеют руководить ни страной, ни футбольным клубом, да и Андрей Кобелев, как тренер, вяленая рыба. А тут еще удар со стороны СМИ: «Московская правда» переходит на электронную версию, а я признаю только печатные шуршащие страницы. И еще один гудбай!.. Разговор с Ще:

– Что будешь делать?

– Буду переживать.

22 мая – Ще набирала Томаса Манна, я сделал «Узелки на память» и вернулся к книге: Андрей Синявский и Мария Розанова.

24 мая – в тур. конторе узнавали про Карловы Вары: 10 дней стоит где-то 200 тыс. Потянем или нет? И хочется, и колется…

31 мая – вторая книга эмиграции получается, на мой взгляд, интереснее, чем первая, ибо по времени нам ближе. Занимаюсь Василием Шульгиным.

5 июня – на Житной, 10, в кафе отмечалось 50-летие Аиды (она родилась в 1966-м в Эфиопии). Было много народа, все прошло достойно, и Аида получила медаль от Уго Чавеса. Кто-то из гостей подошел ко мне и пожаловался, что не знает, где теперь можно почитать Ю.Б. Помнит меня по «Вечернему клубу» и «Вечерке».

6 июня – остро переживал за Париж, там наводнение, Сена вышла из берегов, Лувр закрыт и каково туристам?..

7 июня – вечер в ЦДЛ, посвященный 130-летию Михаила Зенкевича. Все бы ничего, но, когда к концу Сергей, внук Зенкевича, выкликнул меня, я отказался выступать: уже сморился от духоты. И еще был смешной эпизод: кто-то обратился к Ще, указывая на меня: «Это Кублановский?» Нет, я не Байрон и не Кублановский, я другой… Получил до начала вечера переработанный набор книги – 423 стр. и прочитал его за 3 дня.

15 июня – в «Алефе» в июньском номере – окончание Бабеля-Пастернака, а еще вышел июль с Валентином Парнахом. И 200 долларов, который подскочил по курсу – 66,03.

20 июня – сборная России продула – и как! – на чемпионате Европы во французской Тулузе команде Уэльса 0:3. Тулузеры! Позорище. Позор и тренеру Слуцкому, и игрокам – слабаки! Крым наш, а маленький Уэльс взять не смогли!

23 июня – начал заниматься Александром Зиновьевым, никогда им не интересовался, а личность прелюбопытная, совершившая политический кульбит, от антикоммунизма («Зияющие высоты») до прославления режима. Эволюция бывает с разными знаками… Не утихают страсти по поводу нашего поражения. Пуликовский: «Зачем нужен этот напыщенный гламурный футбольчик миллионеров, созданный властью и олигархами?»

20 июля – в конце июня в Москве было жарче, чем в Мадриде. А затем в середине июля новая напасть: грозы. Ну, и куча всяких международных и внутренних событий. Ужасный теракт в Ницце: какой-то маньяк-террорист задавил на грузовике 84 гуляющих людей, в основном туристов, на знаменитой набережной. Ще по телефону поведала Лиле:

– И вот 84!..

– А что 84?

– На Лазурном берегу…

– А что на Лазурном берегу?

– Лиля, ты что, не знаешь – радио не слушаешь, телевизор не смотришь, газет не читаешь?!

– Нет, – последовал чистосердечный ответ.

– Ну, я не знаю?! – задохнулась Ще в возмущении.

А что, Лиля, как и многие обыватели, живут исключительно своим бытовым мирком: дети, внуки, кухня, уборка. А что кругом – ни гугу. А помимо Ниццы, в Турции заговор против Эрдогана. 300 погибших. В Киеве убили хорошего журналиста Павла Шеремета. На «Никитские ворота» напали какие-то хакеры, и пострадали рукописи, в том числе моя эмиграция. Пришлось все восстанавливать, и это замедляет выход книги. Но это только часть и многое чего еще!.. Стрельба в Мюнхене. Взрыв в Кабуле…

Смотрел первый матч «Динамо» в ФНЛ против Тюмени. Какие-то неизвестные игроки: Шляпкин, Кобыленко… Эх, скорей бы вернуться в привычную Премьер-лигу со знакомыми именами. А в Америке некая Джекки Сэмюель придумала платную услугу: объятия без интима. И тысячи желающих: «Хочу, чтобы меня кто-нибудь обнял и погладил по голове». А по кумполу не просят? Или это чисто российское…

2 августа – Никитская, разбирались с набором, подписал договор. В договоре себестоимость книги – 150, отпускная цена для магазина – 300, а продажная – как минимум 600. И кто наваривает больше? А одни убытки у автора.

3 августа – на Флотской получил августовский «Алеф» «Куранты судьбы» (Михаил Кузмин) на 3 полосы с представлением обложек его книг. Хорошо смотрится!.. Ну, и плюс «Узелки». Гонорар за два номера 220 долл. Щекастику выдал «зарплату» за набранные материалы – играем в деньги. В «Алефе» рецензия на новую книгу Володи Вишневского (ЭКСМО) – какой-то дурацкий постмодернизм с претенциозными мыслями: «Начинать надо при жизни». Рядом с Кузминым – выглядит убого.

5 августа – завязывал августовские «узелки» – шло тяжело (очень много сочиняю, пишу всякого), и решил померить шагами расстояние от окна в кабинете до окна в кухне – 25 шагов.

8 августа – начал главу «А кто в лавке остался?». То бишь не эмигрировал – уже 3-я книга эмиграции под названием «Огни эмиграции». Пишу остро, с перцем, без оглядки, тем более что критики делают вид, что ни меня, ни моих книг не знают.

13 августа – умерла Рада Никитична Аджубей, «крестная мама» моего исторического календаря Ю.Б. в «Науке и жизни». По существу, календарь открыл мне дорогу в литературу.

19 августа – начал новый зубоврачебный тур, решил поменять вставку челюсти – 16 тысяч, со скидочкой, как выразилась Тамара Ал. А спустя несколько дней во время обеда, на второе – цветная капуста, мягчайшая, выпали два зуба из протеза и вместо них торчали два штыря, – мучился несколько дней, пока стоматологи не привели рот в порядок…

31 августа, среда – в 17.15 привезли книгу «Отечество. Дым. Иммиграция» с корабликом на обложке и с абрисом Нины Берберовой. 6 пачек по 8 штук в каждой – 48 книг. 430 стр. «Хорошенькая», – как выразилась Мария.

1 сентября – с Ще повезли на Никитскую флешку с книгой «Жила-была женщина». За денежки. Еще к Тамаре с зубами. Быстро все сделала и бесплатно: «Я же вас люблю и читаю». Спасибо, друг! Выручили!..

4 сентября – заканчивается дурное лето, с дождями, грозами, ливнями, духотой и жарой, и невозможностью куда-то поехать, была идея даже – Калининград, точнее, Светлогорск. А еще зубы, книги? С ума можно сойти, но удержался в здравом рассудке…

 
И зубы, и книги,
И губы, и миги,
А это и есть настоящая жизнь.
Я требую правды, а вижу лишь фиги,
Что с толку сбивают.
Что делать? – Держись!..
 

И последнее. В программе Андрея Малахова выступал Евтушенко. Выглядит ужасно: человек-скелет. Но бодро говорил о своих стихах, песнях, женщинах и женах. Выделю его признание: «Не дай Бог вляпаться во власть!» А многие сидят во властной грязи по уши и наслаждаются, балдеют от счастья…

10 сентября – на 29-й Международной книжной ярмарке на ВВЦ в проходном зальчике зала «С» в «Литературной гостиной» состоялась презентация книги «Отечество. Дым. Эмиграция». На стульях расположились человек 25, и еще подходили и стояли. Было шумно, но я справился. Потом подходили ко мне многие и признавались, что давно знают и читают. А какой-то пожилой мужчина сказал, что так интересно и нежно никто не пишет, кроме меня. На стенде «ЛГ» пообщался с Юрием Поляковым, он обещал прислать корреспондентку для интервью. Были родственники: племянник Андрей, сын Светланы, его жена Юлия, дочь Аня. Домой нас с Ще отвезли на белой «Шкоде» – Саша, муж Тамары Александровны. Мы ей постоянно деньги на зубы, а она в ответ на встречах дарит шоколад, на этот раз швейцарский горький «Бухер».

18 сентября – никак не решим проблему с отдыхом: снова всплыл Зальцбург, и Людочка захотела присоединиться к нам и даже забронировала номера в «Зальцбург-Сити» на конец апреля 2017-го. А пока даже в Царицыно не выбрались…

23 сентября – появилась хорошенькая Катя Писарева из «ЛГ» брать интервью. Около 3 часов мы с ней просидели за чаем и за диктофоном.

26 сентября – сразу вышли два «Алефа»: сентябрьский (Томас Манн) и октябрьский (Юз Алешковский). Доктор Фауст мировой литературы говорил: «Кто такой писатель? Тот, чья жизнь – символ. Я свято верю в то, что мне достаточно рассказать о себе, чтобы заговорила эпоха, заговорило человечество, и без этой веры я отказался бы от всякого творчества».

Иные цели преследовал Юз, «мастер смеха и выживания». Он смеялся и издевался над режимом, сидел, боялся ареста и только в эмиграции, в Америке, ощутил себя в безопасности и счастливым. И без всякой претензии на роль выразителя эпохи.

30 сентября – закончил Зиновия Гердта, его воспоминания о зарубежных поездках, как пасли там каждого, и к вечеру поехал на Полянку, в «Молодую гвардию» – еще одна презентация «Дыма эмиграции». Магазинная цена – 590. Увы, не всем по карману. Власть все время обещает, что жизнь улучшится: «Каждый раз обещала и ни разу не сделала» – это из комментария Минкина в «МК».

5 октября – в «ЛГ» вышло интервью «От календаря к ЖЗЛ» с традиционной и надоевшей кепкой. Тираж газеты 112 тыс. экз. Какая-то женщина с прежней работы Ще позвонила и отметила восхищенно: «Кратенько, но увесисто».

6 октября – выступал в нашей библиотеке на Песчаной. Уговорила заведующая. Пришли 16 студентов то ли института, то ли техникума с какой-то милой женщиной, представившейся «специалистом по молодежной политике». Молодым рассказывал о Есенине, о поэзии и о жизни вообще. Слушали очень хорошо: думаю, что так с ними открыто и интересно никто не разговаривает.

9 октября – готовился к вечеру в ЦДЛ – объявление о нем в «ЛГ» и в «НГ» (Экслибрисе), просматривал газетные вырезки – надо ведь быть в курсе последних событий. Вот патриот Дугин выдал фразу: «Пока в Киеве гниды, русский человек спокойно существовать не может». И это говорит философ. Философ-патриот. Министр культуры Мединский требует убрать «грязные руки» от подвига 28 панфиловцев. Дима Быков возмущается «торжеством невыносимых морд», а Леонид Гозман – православными сталинистами, ну, и т. д.

11 октября – состоялся вечер в ЦДЛ. С утра маялся и причитал: «Зачем мне все это надо?!» Собрался почти полный зал: человек 80. Не стал подглядывать в подготовленную шпаргалку и бросился в пучину импровизации. Поймал кураж и заворожил пришедших теток, студентов, многих наших знакомых и каких-то неизвестных мне собирателей моих книг. Кстати, купили 28 книг по благодатной издательской цене – 350 ре. Короче, вечер прошел на ура. На очереди Дом русского зарубежья. И мгновенно память подсказала вспомнить роман «Обломов» и незабвенного Илью Ильича. В начале романа дан яркий эпизод, когда к лежащему уютно на диване Обломову прискакал некий франт Волков и стал рассказывать о том, как он весело проводит время. И Гончаров пишет от лица Обломова:

«“…да в десять мест в один день – несчастный!” – заключил он, перевертываясь на спину и радуясь, что нет у него таких пустых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут, сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой…»

Илья Обломов – «лет тридцати двух-трех от роду, приятной наружности, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы…»

Я ныне старше Обломова на 50 лет, мне 84 года, а я до сих «не сохраняю свой покой» и мечусь, и мыкаюсь. Во имя чего? Ведь не только ради заработка, не из тщеславия или амбиций. Рильке утверждал, что жизнь – это пустое пространство, через которое пролетает птица. Именно птица придает значение и смысл существованию. Птица – это образование, знание, культура, искусство, книги…

13 октября – проза жизни: в сберкассе сняли с долгоиграющего вклада проценты и тут же, как я люблю говорить, в порядке бреда, зашли на распродажу и купили две дубленки мне и Ще (15 и 18 тыс.). Прочитал книгу поэта Талова и тут же сделал 4 стр. для своей эмиграции.

24 октября – ездил в Литинститут на встречу с ректором Алексеем Варламовым. Хотел договориться о выступлении, но институт весь в ремонте. Подарил институту две свои книги: «Эмиграцию» и «Опасную профессию». Варламов даже их не раскрыл, был угрюм и недоброжелателен, как будто я прибыл к нему из далекого чужеземья. Короче, не наш, чужой. Чужаком и покинул я Литературный институт – наши судьбы никак не перекрещиваются… По дороге утешался словами Леонида Завальнюка: «Сам на себя я ставлю и бегу…» А еще вспомнил, что в нынешнем здании Литинститута располагался Дом Герцена – не то клуб, не то ресторан, и в одном из стихотворений Маяковского есть строки: «Хрен цена вашему дому Герцена…»

25 октября – из последних российских новостей. СМИ в захлебе от победы: из 450 депутатов в Думу прошли 343 представителя единороссов. Сокрушительная победа «ЕДРА» и Дивана… Пишут о сказочных богатствах чиновников. Популярна фраза из «Двенадцати стульев»: «Может, тебе еще дать ключи от квартир Захарченко?!» Полковник-миллиардер из силовых структур.

27 октября – выпал первый снег…

28 октября – написал для главы «Туда-сюда» о двух Ерофеевых, о Венечке и Викторе, о двух столь различных судьбах…

31 октября – умер Владимир Зельдин, 101 год…

4 ноября – презентация первой книги об эмиграции в Доме русского зарубежья в малом зале на 5-м этаже, было под 40 человек, в основном знающая публика и пришедшая именно на объявленную тему. Это была презентация книги, от которой осталось приятное послевкусие.

7 ноября – поехал в бывший Дом звукозаписи, подарил Ларисе Марковой «Плач по возрасту» и «Эмиграцию» с надеждой, что покажет книги нужному ТВ-человеку, но, видно, напрасно. Единственный улов: она дала телефон программы «Линия жизни». Я позвонил шеф-редактору, она: «У нас длинная очередь…»

10 ноября – на Никитской Олеся сказала, что подумывают о втором тираже «Эмиграции». Собираются в Питер на книжную ярмарку, спросила: вы поедете с нами? Идея неплохая, но под нее нет сил.

15 ноября – у меня свои идеи: увлекся «датским Сократом» – Сереном Кьеркегором (по «Эху» услышал каламбур: «Кьер чего?»). За два дня написал 5 страниц, перечитав предварительно книжечку Бернарда Быховского из серии «Мыслители прошлого», 1972. Быховский из легендарного МИФЛИ попал в Плехановку. В 1940-м получил Сталинскую премию за книгу о западноевропейской философии. А тут война. Про немцев? Значит, враг, и Сталинскую премию аннулировали, правда, при этом медаль не отобрали и деньги назад не востребовали. Ему до конца жизни припоминали его меньшевизм в ранние годы.

Еще одна идея: предложить что-то журналу «Октябрь». Позвонил. Ответчик Анна Воздвиженская аж взвизгнула: кто нам позвонил! читаем и любим!.. Она из семьи Галины Белой, где, оказывается, с интересом читали меня в «Науке и жизни». Воздвиженская сказала, что доложу о вас главному редактору Барметовой. Доложила. И во втором звонке разговаривала со мной сухо и заявила, что никакая эмиграция журналу не нужна. Кульбит. Очевидно, мое имя или подкусывающий стиль вызвали у главреда реакцию отторжения… М-да, любопытный казус… Поднял досье на Галину Белую. Евгений Пастернак сказал о ней, что она была человеком с самыми живыми глазами во всей советской филологии. Умерла в 2004 году. Интересно, а какие глаза и взгляды у Барметовой? Может быть, она черносотенка?..

24 ноября – приходила Наташа Лайдинен и брала интервью для мартовского «Алефа». Потом прислала текст, и я ахнул: золотое детство, с Анной Львовной часами разговариваем на диване и прочая чушь. Пришлось переписать текст, от которого уже на дыбы встала Лайдинен, а затем компромиссный текст.

27 ноября – поздравил Половика с 80-летием. «Что-нибудь пишешь?» – «Нет, давно с этим тормознул», – был ответ. Несостоявшийся поэт, несостоявшийся журналист – удел многих…

29 ноября – придумал еще одну главку «Чужие эмигранты из чужих стран» – Томас Манн, Фейхтвангер, Зигмунд Фрейд, Стефан Цвейг и Альберт Эйнштейн. Не только же свои вынуждены были бежать…

30 ноября – вышел декабрьский «Алеф» – там Юрий Карабчиевский. «Еще один канувший». В ночь на 30 июля 1992 года совершил самоубийство – принял яд. В свой материал вставил и свои строки – верлибр:

 
Он не эмигрировал. Он уплыл туда,
Где тихо плещется Стикса вода.
Туда, где мудрейший, тишайший Харон
Направляет ладью в одну из сторон,
Где девы тихонечко слезы там льют,
Где ангелы спокойненько вместе поют,
А кипарисы склоненно смиренно молчат,
Не ведая, что это – рай или ад?..
 

И строки самого Карабчиевского (он с 1938-го): «Мы так же с тобой одиноки, / как каждый из нас одинок».

4 декабря – выступление в кафе при геологическом факультете МГУ на Моховой. С утра мучение: бреюсь и плохо вижу, что выбриваю. Из-за плохого зрения бритье впотьмах. Ну, а в комраковском кафе было все окей. По договоренности привез диск с фильмом о Марлен Дитрих. Его показали, потом я коротко откомментировал, потом ответы на разные вопросы. Продали 4 книги «Эмиграции» по 500 ре и одну – «Плату за успех» разыграли на аукционе. Говорю: стартовая цена – 300. И какая-то женщина с ходу: 400! Остальные молчат. Продано. Скоротечно и не интересно.

Возмущает «Эхо Москвы»: все время рекламируют старые передачи замечательных людей, но давно ушедших. И когда я слышу слова «С вами Анатолий Агамиров», – мне нехорошо. Ну, а добивает знаменитая фраза главы налоговой службы РФ Александра Починка: «Вы будете смеяться!» Сегодня, когда нет Починка, фраза выглядит зловещей. Но работники «Эха» ни хрена этого не чувствуют. Этическая и эстетическая глухота.

9 декабря – в основном я пользуюсь своим годами собранным архивом, но иногда приходится просить любезную Владу в библиотеке Хикмета, и она из интернета вытаскивает то, чего мне не хватает: на этот раз Льва Халифа и Ирину Ратушинскую. В интернете есть факты, но нет концепции и судьбы. Все разрозненно и не связано между собой. Нет оценок и эмоций, чем я порой занимаюсь. И пока я между двумя книгами – «И плеск чужой воды» и «Огни эмиграции» (это 3-я книга).

11 декабря – допечатал двух трубачей революции – Михаила Голодного и Джека Алтаузена. Звонила Оля Шкабельникова, читает первую книгу эмиграции, с «восторгом», и оценка «божественно» (перехлест, конечно, но приятно). А некоторые знакомые и те, кому подарена книг, угрюмо молчат.

15 декабря – дебют новой дубленки – черной с серым «каракулем». Теплая. И Ще в новой мутоновой. Обновки. На Соколе купили «НГ» с книжным приложением «Экслибрис», там в «пяти книгах недели» представлена «Отечество. Дым. Эмиграция».

31 декабря – две недели не брался за дневник. Плохое самочувствие – это рефрен нынешних и будущих лет, и с этим надо смириться. И беспрерывная работа. Под знаком двух классических фраз: «Ну все болит!» и «Не дают работать!». Ну, и как определило время газета «Завтра»: «Засады, вызовы, угрозы» – с этим и заканчивается 2016 год. 28 декабря рухнул в Черное море наш Ту-154, который летел в Сирию. Погибла праведница – доктор Лиза и военный оркестр с дирижером Валерием Халиловым (с ним приятно общались в «Аккорде»). Последствие политического романа с Сирией.

Перед Новым годом вышел январский «Алеф» – там мой материал «Правители новой России» – Керенский и Ленин. Плюс «Узелки на память». Рецензии на «Эмиграцию» до сих пор нет. Гомберг, который взялся написать: «Я так устал!..» А я занимаюсь второй книгой – 30-ми и 40-ми годами.

Делаю для своих лет много, а многое принимаю с возмущением и негодованием. Не могу смириться с мерзостями режима.

Из пропущенной записи в середине ноября:

Избрание президентом США Дональда Трампа, и овация в Думе по этому поводу, видно, нардепы посчитали, что два крутых президента быстро подружатся и разделят мир на зоны влияния (и это мы проходили во время Гитлера и Сталина…). А еще состоялось открытие памятника Владимиру около ворот Кремля, где когда-то на углу Моховой была аптека. Теперь святой Владимир, и тут же родилась в народе шутка: три Владимира – один стоит, второй сидит в Кремле, а третий лежит в Мавзолее. Какая троица!..

Но что нам до них? Мы с Ще встречаем Новый год не в лучшей форме: оба плохо видим и неуверенно ходим. А еще замучило больное горло и насморк. Собирались поехать в Зальцбург. Но не по зубам и не по ногам. И вспомним строки Михаила 3енкевича:

 
Маячат деньги, пролетая мимо,
Мечты поэта неосуществимы.
 

Основная хроника дневниковых записей представлена. При этом сокращено многое: самочувствие, зубные и прочие медпроблемы, описания погоды, непримечательные встречи и разговоры, обилие острокритических цитат в СМИ и на «Эхо» о власти, режиме и об отдельных одиозных фигурах. Все это мелко, неинтересно для читателей, лучше помещу в книгу культурологические, эссеистические публикации, которые я считаю своими маленькими достижениями. Вот о них и поговорим, вытащим из текстов наиболее «вкусные» кусочки и фрагменты. Пройдемся по страницам американо-израильско-русского журнала «Алеф».

Листая страницы журнала

В январском номере – Оскар Строк: «История танго и его короля».

Танец танго появился в середине XIX века в Испании, в Севилье, и в Буэнос-Айресе. Сначала как песня, а затем как парный танец: причем только мужчин. Одиноких и озлобленных. Затем аргентинское танго появилось в Париже в 1910 году и прибрело бешеную популярность. Лишь церковь встретила новый танец в штыки, и папа Пий X осудил танго как безнравственный танец…

Танго полетело по миру, в России мелодии танго сочиняли замечательные композиторы: Ежи Петербургский, Цфасман, Гольц, Марьяновский, Шапиро… Стоп! Какое танго без Шапиро!..

Но подлинным королем танго был Оскар Строк. Его «Черные глаза» – супершлягер, который исполняют во всем мире.

 
О, эти черные глаза меня пленили,
Их позабыть нигде нельзя,
Они горят передо мной…
 

Оскар Строк родился до революции в Витебской губернии. Самые счастливые его годы – 30-е, которые он провел в Риге. Потом Берлин. Его история полна трагических гримас: и вместо «Очей черных» фашистская «Ночь длинных ножей»… В 60-е годы позиции танго ослабели под напором рок-музыки. В 1975 году не выдержало сердце Оскара Давидовича. Вместо лекарства, чтобы локализовать сердечный приступ, король танго поставил послушать пластинку «Оскар Строк. Танго» и испустил дух. Отправился к ангелам, чтобы научить их слушать звуки танго…

В двух последующих номерах – в феврале и в марте – прозвучали совсем иные мелодии, под которые шло воссоздание пролетарской советской литературы. Свой опус я назвал: «Авербах, Лелевич, Родов – гвардейцы вождя». С их помощью Сталин переформатировал русскую буржуазную литературу в советскую, в прислужницу диктатуры пролетариата. Но еще до того, как Сталин стал вождем, Троцкий сформулировал цель: «Каждый господствующий класс создает свою культуру, следовательно, свое искусство».

Серебряный век породил множество литературных групп и течений: символисты, футуристы, имажинисты, «Серапионовы братья», всякие «Кузницы» и «Перевалы», всех не перечислишь. И надо было всех объединить под единое красное знамя победившей революции. Этим и занялась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), генеральным секретарем которой стал весьма энергичный и деятельный Леопольд Авербах. Среди его помощников был и Александр Фадеев. РАПП критиковал всех «старых» писателей, бил наотмашь, даже Максима Горького переименовали из ГлавСокола в ГлавУжа.

Группа РАППа во главе с Авербахом вошла в историю советской литературы как «Неистовые ревнители». Я бы добавил: как ретивые жрецы литературной инквизиции. Под каток РАППа (хорошо, что не сожгли на костре) попали многие: Есенин, Эренбург, Пильняк, Багрицкий, Леонов, Шолохов…

В апреле 1932 года одиозный РАПП был ликвидирован, и большевики задумали организовать нечто другое – Союз советских писателей. Авербах с дубинкой уже был не нужен, и в 1937-м его арестовали, а в 1939-м ликвидировали. По исторической аналогии: мавр сделал свое дело… А вот друг и соратник Авербаха Александр Фадеев был вознесен и приближен к Кремлю. Закатилось солнце и другого страшного критикана Лелевича. Он и Семен Родов оставили о себе мрачную память гонителей и ниспровергателей.

На смену Авербаху, Лелевичу и Родову пришли другие опричники новых Иванов Грозных, новые цензоры, новые дрессировщики, сторожа и надсмотрщики. И воспитывали, и мордовали советских писателей: и Ахматову, и Пастернака, и Бабеля, и многих-многих других истинно талантливых и преданных литературе, но не власти и не соцреализму…

И так получилось, что в апреле – июне, в трех номерах, был опубликован мой текст «Пастернак и Бабель в Париже и Москве». Жанр: двойной портрет. Две полярности. Один – поэт, тончайший лирик и тяготеющий к философским вопросам бытия, – это Борис Пастернак, другой – Исаак Бабель, яркий бытописатель с ироническим и сатирическим уклоном, пытавшийся разобраться в вопросах жизни, смерти и любви. Да и по-разному выглядели они: относительно высокий и худощавый Пастернак с библейским лицом, гармоничный, но с бушующим внутренним огнем, и небольшой, округлый, с овальным лицом и блуждающей улыбкой – Бабель. Москвич и одессит. Две большие разницы. Только разница в возрасте была небольшая: Пастернак был старше Бабеля на 3,5 года.

В апрельском номере представлен литературный путь Бориса Пастернака, в майском – Исаака Бабеля. И эти пути пролегали по разным маршрутам и с разными остановками. Но судьбе было угодно на каком-то этапе соединить их вместе и отправить на Международный конгресс в защиту культуры, который проходил в Париже в июне 1935 года. Сталину этот конгресс был нужен, чтобы получить поддержку развернувшемуся строительству социализма в стране. В советскую делегацию и включили Пастернака и Бабеля, как писателей, известных на Западе. О том, как они ехали и как жили в Париже, я рассказал далее и привел слова Бабеля о Пастернаке: «Я замучился с ним. Путешествие с Пастернаком достойно комической поэмы».

Оба выступили на конгрессе. Пастернак ошеломил весь зал, начав свое выступление со слов: «Поэзия… ее ищут повсюду… а находят в траве…» А далее призвал деятелей культуры ни в коем случае не организовываться, ибо «Организация – это смерть искусства», то есть выступил совсем не с тем, о чем был должен говорить по заданию пославшего его Сталина.