Текст книги "Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы"

Блестяще выступил Бабель, не готовясь к речи, а полагаясь на свой импровизационный дар. Да еще по-французски…

Ну, а в третьей части публикации я рассказал о том, что произошло с Пастернаком и Бабелем после конгресса. На рассвете 16 мая 1939 года Бабеля арестовали и завели «Дело № 419». Далее Сухановская тюрьма, пытки, выбитые показания… В ночь на 27 января 1940-го Исаака Эммануиловича расстреляли, а его останки кремировали. Потом, конечно, реабилитировали: не виновен! Но первую посмертную книгу издали лишь в 1957 году.

Бабеля уничтожили физически, а Пастернака затравили и растоптали морально. Сначала критиковали за «скудость духовных запросов» (Алексей Сурков, газета «Культура и жизнь», март 1947), а потом, когда на Западе вышел роман «Доктор Живаго», Бориса Леонидовича просто растерзали. Знаменитые строки: «Я пропал, как зверь в загоне…» Скоропостижная болезнь, и смерть 30 мая 1960 года на 71-м году жизни…

О Пастернаке и Бабеле много написано, свое отношение к двум литературным звездам выразил и я. А когда я писал о Валентине Парнахе, то точно – о нем мало кто вспоминал, да и знал. Практически забытая фигура. Мне всегда жалко имена из небытия: они старались, они что-то делали, оставили след, пусть и маленький, в культуре и литературе, и никогда не упоминаются даже в юбилейные годы. И поэтому моя небольшая публикация, вышедшая в июле – «Валентин Парнах – человек без ореола», – некий раритет.

Валентин Парнах – уроженец Таганрога, окончил гимназию с золотой медалью, но из-за своей еврейской национальности быстро понял, что ему трудно будет найти достойное место в царской России, особенно его поразил однажды увиденный железнодорожный вагон с надписью «40 евреев и 8 лошадей». И в 22 года он рванул на Запад и в конечном счете осел в Париже. Жизнь на Западе для Парнаха стала целой одиссеей. Он писал стихи, завел знакомство со многими поэтами и художниками, увлекся танцами и превратился в страстного пропагандиста джаза. Вернулся в Россию и организовал первое выступление джаз-бэнда в Москве. Произошло это событие 1 октября 1922 года. После чего Москва заболела джазом. А потом джаз запретили, и Парнах из страстного жреца музыки превратился в обычного занудного переводчика. Его смерть в январе 1951-го практически никто не заметил.

Следующий мой герой – Томас Манн достиг вершин творчества. О нем в сентябре очерк-эссе «Доктор Фаустус мировой литературы». Из-за объема книги, к сожалению, коротко. Свое понимание творчества Томас Манн выразил так: «Кто такой писатель? Тот, чья жизнь – символ. Я свято верю в то, что мне достаточно рассказать о себе, чтобы заговорила эпоха, заговорило человечество, и без этой веры я отказался бы от всякого творчества».

Томас Манн страдал от того, во что превратилась его любимая Германия в годы правления Третьего рейха. В дневнике он записал строки об охватившем его ужасе по поводу омерзительного безумия и о садистских патологических типах властителей фашистской Германии. Как истинный гуманист, Томас Манн клеймил на бумаге и в эфире ненавистный ему фашизм.

Последние годы жизни писатель провел в Швейцарии, в Цюрихе, и скончался 12 августа 1955 года, в возрасте 80 лет.

Сентябрьский «Алеф» – совсем иной человек и другой судьбы – поэт Серебряного века Михаил Кузмин (вошел в книгу «99 имен Серебряного века»).

Материал о нем я назвал «Куранты любви». Но в его судьбе отразилась не только любовь, но и весь трагизм России XX века. В начале века Кузмин, по признанию Анны Ахматовой, «общий баловень и насмешник».

 
Если денег будет много –
Мы закажем серенаду;
Если денег нам не хватит –
Нам из Лондона пришлют.
 

У Кузмина был дар стиха, легкого и певучего.

 
Отрадно улететь в стремительном вагоне
От северных безумств на родину Гольдони.
 

Михаил Кузмин – человек мировой культуры, в чем он открыто признавался: «…Я люблю Рабле, Дон Кихота, 1001 ночь… Обожаю Апулея, Петрония и Лукиана, люблю Вольтера… Флобера, А. Франса». И далее про музыку, балет и живопись… Почитайте «Александрийские песни», и вам станет понятно, кто такой этот удивительный Кузмин. Он в отличие от многих серебристов не покинул Россию, а остался в ней, в революционной, голодной и холодной. Советской власти Кузмин был чужд и не нужен, и поэтому его последние годы – сплошное страдание и тихий ужас. Куранты трагедии…

Михаил Кузмин мог жить только в условиях свободы, культурного раздолья, в атмосфере беззаботности, достатка и комфорта. А вот другой мой герой – Юз Алешковский – спокойно пережил драматические времена культа личности, страха и террора. Сохранил веру и не потерял самого себя. «Юз Алешковский – мастер смеха и выживания» (октябрьский номер «Алефа»).

Юз – Иосиф Ефимович Алешковский широко известен не только своей песней «Товарищ Сталин, вы большой ученый…», но и своей художественной прозой: «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Рука». В 1949-м в 20 лет попал в лагерь, хлебнул неволи, вернулся и активно работал в самиздате. В феврале 1979-го покинул СССР и обосновался в США. И никакой ностальгии, в отличие от Есенина: «Не зову, не плачу, не жалею…» И «хреначит коньячок». Свободный человек…

В ноябре – «Майя Кристалинская. Нежность и безнадежность». Некогда популярная певица, моя ровесница, которая чисто случайно не попала в книгу «Клуб 1932». 0на прожила мало: 53 года. И свой вспоминательный текст я закончил так:

«…Грустит “Старый клен”. Тихо звучат слова “Нежности”. Где-то “девчата танцуют на палубе”. Нет, пожалуй, с палубы перебрались в клубы и бары, где больше стриптиза, чем песен. Что делать? Другое время» . И «В нашем городе дождь», нет, не дождь, а кризис, да еще не только у нас, а во всем мире. Сплошная безнадежность. Тупая безнадега, и так не хватает «Нежности» и Майи Кристалинской. Лолита, увы, не замена…

Вот о ком я писал в 2016 году. Плюс начал заниматься эмигрантами. Книги, газеты, журналы, выступления…

2017 год – 84/85 лет

100 лет Октябрьской революции, 85 – Ю.Б. И можно подводить итоги. В 1927 году к 10-летию октября Владимир Маяковский разразился октябрьской поэмой «ХОРОШО!».

 
И я, как весну человечества,
рожденную в трудах и в бою,
пою мое отечество,
республику мою!
 

Восторг и ликование. Довольная власть улыбалась в усы. А поэт старался вовсю: «Радость прет… Жизнь прекрасна и удивительна… Год от года расти нашей бодрости».

И что мы имеем теперь, спустя 100 лет после победы Великой Октябрьской революции? За 100 лет изменились кардинально отношение к Октябрю и оценки «проделанной работы» по строительству социалистического общества и попытки шагнуть в коммунизм. Большинство народа России после распада СССР почти все поняли, и талдычить на эту тему не нужно. Лишь приведу коротенькое стихотворение Льва Лосева, покинувшего Страну Советов и уехавшего в США. Строки из сборника, вышедшего на родине, в Питере, в 1997 году – к 90-летию Октябрьской революции:

 
Что делать – дурная эпоха.
В почете палач и пройдоха.
Хорошего – только война.
Что делать, такая эпоха
Досталась, дурная эпоха.
Другая пока не видна.
 

Между восторженными аллилуйными строками Маяковского и мрачными пессимистическими оценками Лосева пролег исторический отрезок в 70 лет, срок вполне достаточный, чтобы оценить, как развеялись великие надежды на рождение страны добра, справедливости и счастья. И как мы оказались в положении осажденной крепости, в изоляции от мирового сообщества, с очень подмоченной репутацией. В каком-то глухом тупике, без светлого будущего…

Полистаем дневник одного частного лица и гражданина Ю.Б. Как он жил в год 100-летия октября. О чем думал, что писал, с кем общался, как бодро выступал на своих творческих вечерах и как частенько плохо себя чувствовал, недомогал и лечился. «Возраст, знаете, батенька, возраст». И действительно, какой изюм в 85 лет?! И все же, все же попробуйте читать эту книгу… (19 мая 2020 г.).

Я начал эту главу с Маяковского и продолжу им:

 
А что, если я десяток пегасов загнал
за последние 15 лет?!
 

И вопрос на засыпку: а сколько пегасов загнал Ю.Б. и просто рабочих лошадей?

5 января – дожил до 2017 года, до 100-летия революции, о чем даже не мечтал. Это как бы утопия, которая сбылась. И опять вдвоем тихо, по-домашнему, понемножечку «Русского манера» и коньяка, красная икра с рынка. Много сухофруктов и авоська аргентинских апельсинов, привезенных Настей по заданию Людочки из Нью-Йорка. Отпраздновали, и за работу: я за машинку, Ще за компьютер набирать мои тексты. Сумасшедшие. Но разве мы одни такие. «Надо взять мою тоску измором – задушить непосильной работой. Вернусь за рукопись с Некрасовым, которая так же клочковата, как и все в моей жизни сейчас» (дневник Корнея Чуковского, 5 сентября 1946).

4-го немного погуляли по Москве. В троллейбусе какая-то пожилая женщина обратилась ко мне: «Я вас знаю… читаю ваши книги… на моем столе лежит Джоконда и Бунин… внучке читаю…» А вот собянинская аляповатая Москва с дурацкими арочками не понравилась. В магазине «Москва» на тумбе хитов стоит моя «Эмиграция», рядом – «Набоков в Америке» и какая-то книга о Чехове. Меня всегда интригует книжное соседство…

Сделал главку во вторую книгу «Эмиграции», и в частности о генерале Петре Краснове, который был еще и писателем. В 1922 году в Берлине вышла его книга «За чертополохом», роман-утопия о послереволюционной России, названной им ЧУМОЙ, страной, отгородившейся от внешнего мира, что сегодня мы и видим…

8 января – неожиданный звонок из Франкфурта-на-Майне из какого-то Центра по выплатам компенсации пострадавшим от фашистской Германии в годы войны. Некая Ирина терзала вопросами для решения, давать евро или нет?..

А пока трабахо и трабахо, работа и работа: готовил материалы для «Алефа» о ровесниках, исторические «Узелки», глава «Туда-сюда, обратно» в «Эмиграции» и т. д. и борьба с нездоровьем. Ко всему прочему какие-то пятна на ногах (аллергия или что?) – надо идти к врачу, а заниматься лечением некогда.

15 января – и все-таки пришлось поехать в РАМБАМ: сильное жжение в ногах. Дерматолог Елена Коверная не знает, что это? То ли сахар, то ли аллергия, то ли вены. Кстати, сахар – 7,2, повышен. Пришлось утром и вечером мазать ноги.

18 января – поехал на Никитскую и получил 5 книг «Жила-была женщина» Анны Безелянской и Юрия Безелянского. Маленькая симпатичная книга, 500 экз. 7-я книга Ще и 3-я совместная. Потом «мальчик» привез еще 30 книг. А 10 февраля была презентация «Жила-была» в «Библио-Глобусе». Выступила Ще, потом я, был народ, активно покупали.

24 января – в библиотеке Вересаева Вересаевские чтения. Выступал как ведущий спец по Вересаеву, что, конечно, смешно. Приехал народ из Тулы из Вересаевского музея. Выступавшие туляки сделали упор в основном на тульских партизанах в годы войны, и мне пришлось потушить их пафос и патетику. А после Вересаева пришлось ехать на Водный стадион за деньгами и февральским номером с интервью Натальи Лайдинен «Исторический пессимист». И поместили фото пожилого дяденьки в желтом пуловере. А еще в номере – «Красный граф» – Алексей Толстой из главы «Возвращенцы» («Эмиграция»).

28 января – кадры разбомбленной сирийской Пальмиры, а тут в Кремле при вручении наград вылез Василий Ливанов и заявил, что небеса просят Путина снова идти на президентские выборы. Ничтожный подхалим и лизоблюд, а еще играл благородного Шерлока Холмса!

29 января – на Соколе в книжном купил январский журнал «Читаем вместе», в нем шеф-редактор «ЛГ» Максим Замшев представляет мою «Эмиграцию» под заголовком «Драма русского исхода». Не могу не процитировать: «Эта книга – бесценное пособие для тех, кто всерьез интересуется историей русской литературы, но также она дает нам индивидуальный авторский взгляд на такую сложную проблему, как литература русской эмиграции…» И еще отрывок: «Приятно, что Юрий Безелянский не впадает в чрезмерное литературное наукообразие, а создает дивные портреты живых людей, к которым у читателей возникают чувства теплые, сострадательные, заставляющие лучше понять трагедию исхода XX века…»

Спасибо, Максим. Признание и оценка литературного человека мне как бальзам на душу. А то пишешь, пишешь, стараешься и – гнетущее молчание.

30 января – ездил в ЦДЛ и своей поклоннице Людмиле Федоровне, зав. библиотекой, подарил «Эмиграцию» и Дневник 90-х. На мои жалобы на критиков она отреагировала коротко: «Завидуют!..» А она этих писателей повидала на своем веку не одну сотню.

1 февраля – приезжала Оля Шкабельникова, фотографировала мои книжные полки для проекта «Домашние библиотеки». И привезла газету «На Западе Москвы» (тираж почти 466 тыс. экз.) с рецензией на книгу под заголовком «Дым отечества». Кстати, общался по телефону с Сергеем Зенкевичем, тот сказал, что Турчинский (я его не знаю), автор поэтических антологий, высоко оценил книгу об эмиграции. «А это дорого стоит», – сказал Зенкевич.

5 февраля – и все же никуда не деться от какой-то грусти-печали. «Всё по-прежнему, все по-прежнему…» – как писал Северянин. Вступили в неприятную фазу недомоганий и болезней и я, и Ще. И ничего с этим не поделаешь: ни вылечиться, ни выскользнуть из этого возрастного состояния.

3 февраля – все хлопоты по поводу юбилейной даты – 85 лет. Вчера Дом журналистов, разговор с Щербиной. 8-го в Дом русского зарубежья и уже разговор за чаем с конфетами с директором Москвиным. Подарил «Эмиграцию» и закинул удочку по поводу возможных контактов со славистами, чтобы издаться на Западе, – голубая мечта! Но Москвин нудел о нынешних трудностях. Я смотрел на фантик «Ну-ка, отними!» и подумал: не отниму, не дано издаться, а Москвин: и у Натальи Солженицыной денег нет. А вечер творческий провести – пожалуйста!..

Шендерович по «Эху» издевался по поводу заявления президента, что всех нас ожидает прекрасное будущее. Он же в 2011 году обещал, что Россия в 2016-м войдет в пятерку ведущих стран мира. Вошли? Куда? В Сирию. Да еще в СМИ истерит депутат Поклонская по поводу фильма «Матильда».

10 февраля – в «Библио-Глобусе» презентация «Жила-была женщина». Щекастик получил свою порцию если не славы, то многих приятных слов. Вместе с Ще подписали около 20 книг, а цена-то завышенная: 549 ре.

11 февраля – Аталия вручила альманах «Лесной орех», там перепечатка Наума Коржавина.

12 февраля – совсем не лучезарная поездка в РАМБАМ: вместе с Ще сдавали анализы. Вечером ЧП: ел хлеб, раздался треск, и сломалась нижняя челюсть. Ще сказала, что в этот момент в моих глазах стоял ужас.

13 февраля – состояние отчаяния перед юбилеем: зубы, заколодило живот, горло, насморк – юбилейный набор. Зубы спасала Тамара Александровна, ангел-стоматолог. Такая вот се ля ви, как говорят французы.

14 февраля – по Черномырдину: никогда не было и вдруг опять. Ел мягонькую шинкованную капустку, и полетел мост, челюсть, зубы – какая разница. И снова отчаяние без предела. На следующий день пошел к Саше на Аэропорт, и он сделал временную сияющую белизной голливудскую вставку (и опять деньги!). Вышел на проспект, сияя зубами и слегка пошатываясь, – такая вот планида.

17 февраля – вы будете смеяться: полетела и голливудская вставка. Третий слом подряд, и за что? Что я такого плохого написал, чтобы меня так наказывали? Вроде сею добро и правду, а дьявол подшучивает над всем этим. Снова я к стоматологам, они решили: цемент, а потом уже новый протез. Перестал есть хлеб – мягкий и вязкий, и вообще с питанием проблемы. А с чем нет проблем?!.

18 февраля – приехал Сергей Зенкевич, внук серебриста, и мучил, как лучше провести мой вечер в Некрасовке, как представить на афише и прочая ерунда. Младший Зенкевич оказался тягучим человеком, но тем не менее пришлось подарить 3 книги: два Дневника и Избранное. Часа два длилось это действие, и в прихожей еще простоял минут 10, соображая вслух, как лучше провести интервью с «этим интересным человеком».

20 февраля – сидел дома и готовился к выступлению в университете культуры. Позвонил в «МК» по поводу юбилея: написали бы!.. Марина Райкина: присылайте свои книги. Я затыркался и не повез, и, естественно, в газете обо мне не появилось ни слова. «Нужна ручная работа», – наставительно советовал Володя Вишневский. А где силы на поездки, встречи и тяжести?

22 февраля – звонил Щербине в Домжур, как вечер? Она: не можем собрать народ. Жуткая погода, многие ветераны плохо себя чувствуют, проблемы с костным аппаратом, а собирать только студентов не годится, давайте перенесем на май и устроим вам вечер «как победителю». Как маршалу Жукову, что ли?.. Только поговорил с Щербиной, как приехала машина и повезла нас с Ще в областной университет культуры на ул. Радио. Целый час добирались, извелись. Но приехали, оказалось, старое здание пансиона благородных девиц, нами занялась Снежана Владимировна и отвела в большую аудиторию, где собралось более 40 щебечущих девочек и мальчиков. Все прошло отлично, и все были довольны, и фото на память. И гонорар: цветы, конфеты. И обратно на машине.

24 февраля – приходила Ирина из газеты «Север столицы» и просила рассказать о встречах со знаменитыми людьми (повтор темы в «Алефе»).

27 февраля – еще одно интервью для газеты «Юго-Запад Москвы», тема: шестидесятники. Я тоже шестидесятник, но не улично открытый, а скрытый, латентный. В протестах и акциях не участвовал, в самиздате не печатался, не организовывал, не агитировал, не распространял и, соответственно, не привлекался и не арестовывался. Сидел тихо, более того, был секретарем партийной организации в журнале «СПК» и на Иновещании на радио. Но внутри разделял взгляды и мечтания шестидесятников о свободе и демократии, о смене режима. Но при этом разделял иронизм бесстрашной Натальи Горбаневской, которая писала в одном из своих стихотворений:

 
И верно ведь надо быть сумасшедшим,
чтобы исправлять нравы,
да еще и не ради славы
и не ради теплого место придурка…
 

Но я был всем ceрдцем с теми, «что борются с ожесточеньем / За нашу свободу и честь». Я был внутренне рядом с Вадимом Делоне, Александром Глезером, с Литвиновым, Новодворской и многими другими смельчаками. «Я бросил вызов Родине моей, / Когда ее войска пошли на Прагу…» (Делоне). В третьей книге «Огни эмиграции» будут собраны многие славные имена, кто не жалел себя ради свободы, кто погиб в неволе, кто вынужден был покинуть родные берега. Моя книга – это дань памяти героям-шестидесятникам (4 мая 2018 г.).

28 февраля – поездка за мартовским «Алефом». «Узелки на память», окончание «Красного графа» Алексея Толстого. В своем эссе использовал сохранившееся в архивах письмо читательницы писателю и депутату Верховного Совета СССР Алексею Толстому. Написанное в ноябре 1937 года: «Сегодня я сняла со стены Ваш портрет и разорвала его в клочья. Самое горькое на земле – разочарование… Я Вас как художника искренне любила. Сейчас я не менее искренне ненавижу…» За восхваление режима, за лизоблюдство власти, за измену художественной правде…

В этом же номере, наконец, рецензия на «Эмиграцию» Леонида Гомберга «Культурная катастрофа октября 1917 года» – фотография Ю.Б. и обложка книги «Отечество. Дым. Эмиграция». Гомберг определил жанр книги как беллетризованная энциклопедия, от которой «просто невозможно оторваться. С энциклопедией ее роднит краткость изложения, достоверность фактов, точность и лаконичность аргументации. Но в то же время эмоциональный накал и образность повествования, насыщенный русский язык естественным образом превращают текст в полноценное художественно-публицистическое произведение».

А далее даже неудобно как-то читать, что «Юрий Николаевич Безелянский принадлежит к старшему поколению отечественных литераторов. Он обладает огромным опытом литературной работы…» И т. д. В конце рецензии поздравление с 85-летием – Мазл тов! Плюс к журналу коробка бельгийских трюфелей и ликер «Бейлис». Хорошее поздравление… Приехал домой – и звонок из «Вечерней Москвы», интервью по телефону. Короче, пахнуло востребованностью 90-x годов.

2 марта – 85 лет! Телефонный бум и водопад поздравлений. Звонил какой-то Виталий Друскин из Самары: он – собиратель моих книг, от которых в восторге. Вышел дневной выпуск «Вечерней Москвы» и два поздравления рядом – Ю.Б. и Михаилу Сергеевичу Горбачеву, ему 86, и сразу вспомнилось его удивление, что мы родились в один день: «И вы тоже?!.» Отмечать была идея поехать в кафе «Чайковский», но подвел живот, остались дома, и к нам приехал Эдуардо с тортом, свечами и медалью «За взятие юбилея». Отметили втроем, без гостей, хотя, если честно, и приглашать некого: сколько друзей и хороших знакомых числятся по разряду «ушли»…

5 марта – ездил по врачам. Ноги получше, а вот горлу требуется операция, ибо голос постоянно садится. «А мне выступать…» – жалобно сказал я. Доктор Апраксин: «А вы поете?» Нет, не пою, но пишу и говорю… А вот у экс-прокурора, а ныне депутата Госдумы Натальи Поклонской радость: мироточит бюст обожаемого императора Николая II. У каждого свои беды и радости

Меня накрывает простое, мирное, подлое, очень русское, кстати, чувство – все обойдется…

6 марта – поход за картриджем на Речной вокзал – 3.500, а сколько еще мороки. Маленькое удовольствие: вышел «Север столицы» (тираж 441 тыс. экз.) – встречи со знаменитыми людьми.

7 марта – по ледяной дороге еле доползли с Ще до библиотеки Хикмета. Хотел посмотреть, что там в «Науке и религии» – номера нет, читатели зачитывают. Вернулись домой, а на двери список должников по оплате коммунальных услуг, нам приписали долг – 136 тыс. С какого бодуна, когда мы платили исправно каждый месяц. Ошибка, а Ще, бедная, жутко разнервничалась. Пришлось выяснять, звонить, ходить. Бандиты-коммунальщики: а вдруг проскочит? Ведь страна работает в режиме «авось» и обмана.

8 марта – в ночь смотрели матч Лиги чемпионов «Барселона» – ПСЖ. Чудо-матч: барселонцы отыгрались за поражение в Париже 0:4 – на этот раз 6:1. Какие игрочище: Месси, Суарес, Неймар, Сержио Рамос… И опять сравнение с нами: а в России какие-то тихоходы-дилетанты. Ну, все неважно, муторно и плохо. Одно только показное величие и единственная гордость: победа в Отечественной войне. Удивительно, что не вспоминает с придыханием Куликовскую битву…

9 марта – по просьбе Марии отправился на Народное радио, на Тверскую пиарить «Жила-была женщина». Программа «Книжный ряд». Ведущая Зинаида Белухина предупредила: у нас православное радио. Пришлось говорить спокойно, без эмоций и нападок на власть. Были звонки от слушателей в прямой эфир. Какая-то женщина: «Какой приятный интеллигентный голос, какая замечательная русская речь…» И можно смеяться: «Я месила тесто на кухне и вдруг по радио услышала вас. Как интересно!..» Возникает вопрос: какую же лабуду им вещают с Народного радио?.. Разыгрывали книгу, одна – уехала в Липецк… Все это приятно, но вот в троллейбусе одна отвратная старуха окрысилась на ровном месте на автора «Жила-была женщина», прошипев в лицо Ще: «Ишь, молодая, полный рот зубов!..» А зубы-то и у Ще, и у меня вставные…

13 марта – творческая встреча в подвале отделения «Единая Россия» с районным «Мемориалом». В связи с юбилеем вручили грамоту «за весомый вклад в культурную жизнь района Сокол» (других слов не знают). Этих грамот у меня полно, а вот премий – ни Нобеля, ни Шнобеля – нет даже Кюхельбекера. «Так было мне и кюхельбекерно, и тошно» (эпиграмма Пушкина).

15 марта – вечер в МЕОЦе, у еврейской общественности – человек 30 или более. До выступления в кабинете какой-то детской Академии пообщался с Эллой Мендельсон и Юлией Корольковой, выпили немного вина, и я выступил не как серьезный писатель, а как какой-то баечник, рассказывая смешные истории и читая стихи.

18 марта – совсем другой коленкор: в связи с горлом поехал в многофункциональный центр и за деньги – почти 4 тыс. Два слова о международных делах. Русская весна перешла в сирийское лето. А что потом? Африканская осень и арктическая зима?

19 марта – Ще выступала в кафе «Жан-Жак» на Маросейке и с успехом представила книгу «Жила-была женщина».

22 марта – итак, горло, нос, зубы, претензии к глазам и ногам, ну, и прочие «штучки», и это на фоне книги «Эмиграция-2». Ездил к Марии и обрисовал ситуацию: Ще набрала 325 страниц, а дальше не может из-за глаз. Может быть, дальнейшее наберут в издательстве. Мария: нет проблем. Еще Мария сказала, что первая «Эмиграция» идет хорошо и они подумывают о втором тираже.

28 марта – отвез флешку и рукопись для набора, на что ушло 10 минут общения с издательницей. И книга запустилась? А затем за апрельским «Алефом» – Джек Алтаузен и Михаил Голодный, поэты-трубачи революции. Джек Алтаузен (он же Яков Моисеевич) – оболганный и забытый поэт. А у него есть замечательные строки:

 
Вчера был бой.
От сабель было серо,
Кривой комбриг махал нам рукавом.
Я зарубил в канаве офицера,
А у него в кармане боковом
Нашел я книжку в желтом переплете –
Ее писал какой-то Карамзин.
Две ласточки сидят на пулемете,
И на кустах лежит мой карабин.
Журбенко! Брось
Напрасно ложкой звякать.
Цветет крыжовник, зреет бузина.
Давай читать, давай читать и плакать
Над этой книжкою Карамзина…
 

(1928)

31 марта – в Некрасовке в рамках «Некрасовских пятниц» был мой творческий вечер, который вел Сергей Зенкевич. Собралось 22 человека, в том числе устроительница Гумилевских вечеров Ольга Медведко-Лукницкая. Прошло на ура. Два букета бордовых роз, по 9 роз каждый. Как кто-то отметил: очень живо, артистично, умело тонируя голос. И вообще, наговорили кучу восхитительных слов. Восторги есть, а приглашений на ТВ нет: не замечают, там свои говоруны…

1 апреля – печальное известие: умер Евгений Евтушенко. В последнее время выглядел ужасно – все шло к концу. Но он сражался на литературном фронте до конца. В какой-то степени я продолжаю (и конкурирую?) с Евтушенко с его антологией «Строфы века». Только у него упор сделан на подборку стихов, а у меня – на биографию, на жизнь и проблемы поэта, а стихи идут как иллюстрация.

6 апреля – на второй полосе книжного обозрения «Экслибрис» («НГ») большое интервью «Мы все тут ненормальные. Юрий Безелянский о революционерах и безумцах, писательских скачках и горстке пыли». Вроде бы маленькое признание…

7 апреля – а это из другой оперы: вместе с Ще начали тур де зубы. У Ще выдирали плохие зубы и у меня, молодая абхазка Илона по новой технологии: раскачала – и нет зубов. Ну, и деньги: 10 тысяч на двоих. То розы дарят, то зубы выдергивают – и это называется «жизнь».

В газетах мелькают отрывки из разных блогов. Одна из блогеров Татьяна Смиронова советует: «Не путайте: родина и государство – две большие разницы. Так что это государство сделало с моей родиной? Почему мне все время стыдно за это государство?!»

8 апреля – отвлечение от зубной эпопеи – приезжал брат Боря с Сережей и подарками к 85-летию. Выпили сухое «Шаврон руж», и, конечно, Боря заговорил о политике и восхвалил правителя. Ще в ответ взвилась, я помалкивал: «Только не надо доходить до Крыма!» Боря явил собою пример, как отравлен народ пропагандистскими клише, напичкан патриотизмом и пафосом. Но, слава Богу, расстались вполне мирно, уставшие от гостей, включили ТВ, а там некий Кауфман пел «Вернись в Сорренто!». Я тут же предложил другой вариант: «Вернись в Мытищи! – Ни за какие тыщи!..» А еще занимался архивом и безжалостно выбрасывал артистов: ясно, что никто не издаст. Кстати, отец Сергея Мартинсона по национальности швед. Эх, дополнить бы «5-й пункт, или Коктейль “Россия”»! А издать «Погоду и слово»! Напрасные мечтания: кто будет издавать и кто читать? Это не детективы и не кулинария! Я по другой части…

13 апреля – в «Экслибрисе» отчет о вечере «Человек без интернета» с подзаголовком: «“Некрасовские пятницы” чествовали Юрия Безелянского».

Симпатичный отчет с ехидной концовкой по поводу премии Нобеля: «Реакции со стороны шведских академиков пока не последовало…» Увы, и в том же «Экслибрисе» известие об уходе Кирилла Ковальджи, 87 лет. Он всегда восхищался моими книгами и дарил свои. А еще зубные удовольствия: слепок и прочее. Короче, радости и печали…

15 апреля – приключения с желудком, ох уж эти физиологизмы. Пришел в себя и хотел заняться «Эмиграцией-3» и не мог найти папку с материалами, все перерыл – нет, исчезла, испарилась. «С горя» пришла идея: начать книгу с Владимира Печерина, и засел за черновик.

18 апреля – поздравил О.Ю. с 63-летием. Она твердо мне заявила, что не испытывает одиночества и никто ей не нужен (включая отца?). Изучает историю первых христиан… Без комментариев.

20 апреля – получил майский номер «Алефа» – «Ровесники из 1932 года», там же «Узелки на память» и 100 долл. Ще ездила на Никитскую за набором. Все при деле.

2 мая – заголовок в дневнике «Первомай, зубы, плохое самочувствие». В районе Сокола почти безлюдно, ни музыки, ни песен, ни улыбок, ни праздничного смеха. Судя по репортажу на Красной площади, разрешенные патриоты несли транспаранты, главный: «За достойную работу, зарплату, жизнь!» И никаких намеков на революцию и необходимость смены чекистско-олигархического режима. Лишь в программах «Эхо Москвы» звучал мотив: надоело – надоело нервничать и кричать, надоело жить и умирать, надоело!.. В Кремлевском дворце шла развлекуха – праздничный концерт с пучеглазым Киркоровым и старым безголосым Лещенко. Тысячи идиотов-патриотов изнывали в восторге. Холопы, влюбленные в царя и его прихвостней… И где-то в веках затерялся Печерин, беглец из России: «Как сладостно отчизну ненавидеть / И жадно ждать ее уничтоженья…» Не отчизну, не родину, а тупой самодержавный режим.

Еще одна публикация (от 17 марта) наконец-то дошла до меня – газета «На Западе Москвы» (тираж 455,7 тыс. экз.) с публикацией «Большая пирамида Безелянского» с фотоснимком книжной пирамиды, даже не верится, что столько издал книг.

9 мая – неясно: идет 2-я книга об эмиграции или нет, даже договор не заключен. Но занимаюсь уже третьей. Зубы: то примерки, то подточки. Чищу архивные залежи. Тошнит от того, что делается в стране. Как заявил блогер Антон Носик: власть ведет войну против народа: ей все мерещится майдан. А народ тихо сопит и сосет, как говорится, лапу…

10 мая – умер Даниил Дондурей, один из достойнейших людей современной культуры. Он говорил: «Невидимое разрушение общественной морали – такое же несчастье, как гражданская война».

11 мая – в Домжуре что-то вроде чествования, и Щербина вручила мне очередную грамоту «за просветительскую миссию, за великолепные рассказы…». Заодно отметили еще двух не очень выразительных людей. Среди пришедших в Домжур был некий Иосиф, технарь, книгочей, собиратель моих книг – почти все собрал и ждет с нетерпением выхода очередной. Анна Викторовна из областного педа вручила роскошный букет из белых роз. На дневном вечере пришлось и выступить с речугой. В целом получилось ничего.