Текст книги "Закрытие Америки"

Правила сёрфера

Хороший денек обещался, не совсем обычный. Серега протянул таксисту 10 миль песо, а он сказал: нет сдачи – и денег не взял.

– Не верю! – восклицал мой друг режиссер. Мы шли по одной из центральных авеню Вальдивии и пытались осмыслить это невероятное событие. – Не верю в таксистов, которые возят бесплатно.

– Наш таксист поступил бы иначе.

– Даже если бы было чем сдать.

– Вот-вот!.. Что-то здесь не так…

– Может, он коммунист?.. Ну и в знак солидарности, узнав, что мы из России…

– Спроси у Пинночета, где эти коммунисты.

Как, неужели не всех?.. Трам-та-та-та-там! – на этот сакраментальный вопрос ответили барабаны. Весело молотят, пританцовывая на ходу, юные и не очень барабанщики, вокруг них вьются, крутят попками девочки топлес. Улицу заполонил народ: взрослые и дети, мужчины и женщины, собаки… Я было подумал: вакхическое шествие или какой-то чудом сохранившийся ритуал, уходящий корнями в далекое индейское прошлое. Нет, демонстрация трудящихся! Пригляделись к стикини – такие маленькие наклейки на сосках у девочек – там серп и молот. После чего обратили внимание на красные знамена – те же серпы и молоты. Какие еще вопросы? Правильная ориентация: «Верной дорогой идете, товарищи!»

Больше всего на свете латиносы любят стучать в барабаны.

Юный барабанщик Педро началвыстукивать свои первые самбо-ритмы на седьмом месяце в животе у мамы

Иногда просто так стучат, но чаще с определенной целью. Сначала стучат где-нибудь в парке под раскидистой секвойей, собирают толпу. Потом выстраиваются в колонну и идут на центральную площадь. Митинг, как правило, скучный. Какая-то пародия! Где пафос в речах, где проклятия буржуям, где клятва верности ленинизму, где, наконец, «Марсельеза», хотя бы тихонечко, вполголоса?.. Наши коммунисты, увидев такое, сплюнули бы и отмежевались.

– Не понимаю, что вам еще надо? – недоумевал Серега. – У вас стейк подают – 500 грамм. Куда больше?

– И какой стейк, заметь!

Коровки, не зная комбикормов, пасутся по всей Патагонии и нагуливают стейки превосходного качества. Со стейками мы разобрались: распиливали один на двоих – и нам хватало. А вино?!.. Прилавки рушатся – сотни бутылок от полутора долларов – какую выбрать? Мы подходили к владельцу магазина: «Пердонас, сеньор, сам-то ты какое пьешь?» В какую бутылку он тыкал, ту и покупали. И ни разу не ошиблись. Удивительно – вино из винограда! Наш в меру изысканный, воспитанный на портвейне «три семерки», вкус зашкаливало. Нам говорили: вино с надписью rezerva (резервное) – хорошее вино, бутылки с глубокой жопкой (вогнутым донышком) содержат более качественное вино, чем с плоской. Не такие простачки, чтобы на слово верить, – проверяли на практике. В чем и преуспели.

На широких улицах-полянах накрыты столики, дамы и сеньоры потягивают пивко (тоже, между прочим, отличного качества), витрины магазинов зазывают oferta(ми) (товар по выгодной цене). И что характерно, цены соответствуют нашим возможностям – да весь магазин могли бы сгрести! (А нам это надо!?) За спиной у Сереги рюкзачок, в нем видео– и фотоаппаратура, пачки перетянутых резинкой аргентинских песо, ну и доллары, разумеется.

– Флаги, обрати внимание, не побитые молью, не выцветшие.

– Уровень протеста соответствует уровню жизни.

Все классно, все соответствует. Послушайте, какого рожна вам еще надо?!.. Политические требования? Вот оно что?! Но это же абсурд! И в Чили, и в Аргентине на выборах победили социалисты. Невероятно, но факт: оба президента – бабы! (К слову, в Коста-Рике и Бразилии – тоже). Ребята, успокойтесь, вы уже добились всего, что только возможно.

Южная Америка радушно обнимала нас. На все мы смотрели сверху и вскользь, ни на чем особо не останавливая взгляда. Мы – путешественники, уехали от своих проблем, и не для того, чтобы вникать в чужие, тем более которых нет и не может быть.

Как учил меня мой наставник по сёрфингу Балу, выбирай волну, которую можешь оседлать, – и догоняй. И научись предчувствовать момент, когда волна подхватит тебя. Не упускай его. А когда ты на гребне и волна понесла – получай удовольствие. Получать удовольствие – это и есть главное в жизни.

В тот день мы еще сплавали на прогулочном катамаране. Обещанных интернетом фьордов в Вальдивии не оказалось, зато лиман выглядел весьма живописно. Мы сидели в каюте у открытого окна, любовались красотами, пили вино и услаждали свой слух музыкой и пением, что негромко доносилось с палубы. Два певца, сменяя друг друга, пели про любовь и кровь. Принесли куранто. Опять! Куда столько?! Пару часов назад мы уже боролись с этим удивительным блюдом. В тазиках, что нам подали, было три десятка ракушек, мидии и трубачи; увесистый кусок копченой свинины, полкурицы, макароны, початки кукурузы молочной спелости, картошка и прочие овощи. Победив куранто, мы как нельзя лучше разобрались в особенностях чилийской национальной кухни. Особенность-то одна: всего – да побольше. А нас еще удивляло, почему в Чили так много толстяков и толстушек.

Пошатываясь и широко по-маримански расставляя ноги, мы сошли на берег. Оглядели заплывшими глазами набережную…

Тут кипела праздная жизнь. Толпы гуляющих, музыканты, клоуны, жонглеры…

Нам бы вернуться домой, в хостел, – назавтра билеты в Сантьяго, следовало приготовиться к дороге: зарядить аккумуляторы, сбросить отснятое на хард-диск. Но мы увидели морских львов и котиков, и нас повело опять снимать. Даже не знаю, почему. На островах Огненной Земли наснимались мы этих ластоногих до изжоги. В Вальдивии, конечно, иной поворот, львы и котики особые – городские, как собаки или кошки. Днями они нежатся на сделанных для них плотиках, а плюхаются в воду только для того, чтобы поплавать в удовольствие или подхарчиться. На набережной, у самой воды, удачно расположился рыбный рынок. Рынок, надо сказать, исключительно богатый, такого разнообразия морских гадов я не видел даже в Акко. Разделывая рыбу, торговцы бросают животным потроха и головы. Ни к чему теперь им гоняться в море за рыбой. Полагаю, они уже и забыли, как это делается. Эти ластоногие ленивцы казались нам весьма забавными. Надо сказать, и люди, которые нам в тот день встречались, были трогательно милы: молодая пара приглашала нас в гости, обещая угостить настоящим поила маринас (супчик из морепродуктов), молодой человек приятной наружности и манерами английского аристократа предлагал нам прогулку по лиману на своем катере и совершенно бесплатно. И мы со всеми братались, всем тоже чего-то обещали и чувствовали

себя обласканными всеобщей любовью гражданами мира. Серега, гражданин Израиля, говаривал: «В любой стране я чувствую себя как дома». Никаких сомнений, Вальдивия подтверждала его высокий статус бродяги, помощника ветра. Ну и мой тоже, поскольку я находился рядом с ним, хотя бы в какой-то мере. Наши камеры были нацелены на морских котиков и львов, которые с удовольствием нам позировали. Шлеп! – из воды на камень набережной выплюхивался этакий килограммов под триста мешок с усатой мордой, туго набитый отходами рынка. Они забавно почесывались, протяжно зевали, жмурились на солнце… И мы рады стараться, в упор палили изо всех камер. Я уже заглянул своим Canon в самую пасть зевающего жирняги – фу, как она смердела рыбьим перегаром, даже отнесло! Баста, хватит, дальше некуда – гланды. И нехотя отклеил глаз от камеры. И тут передо мной – уже как в тумане – возник Серега.

– Рюкзак украли! – тихо, без всякого выражения, сказал он. Но весь его вид кричал, особенно громко и нелепо вопила вздыбленная шляпа. «Не верю!» – хотел я крикнуть моему другу режиссеру, но вместо этого снял с него шляпу – волосы торчали, как пружины у лопнувшего дивана.

А ведь нас предупреждали. Да мы и сами знали, сами других предупреждали и были предельно осторожны. Серега в туалет ходил с рюкзаком, штаны снимал, но рюкзак оставался на плечах. В каком-то приступе идиотского охотничьего азарта, в минутном помутнение рассудка – память в камерах кончилась, а он продолжал строчить смартфоном… Будто Луна вдруг повернулась оборотной стороной, задницей – и все ахнули, увидев какая она… О-о, такое увидели!.. Словом, мир враз померк, стылый антарктический ветерок просквозил в ветвях тысячелетней секвойи – и беззаботно щебетавшие в ее кроне мелкие пичужки попадали на землю мерзлыми комочками… Весь этот праздно шатающийся бомонд враз исчез, подобрался клоун Родриго вместе со своими клоунскими шариками, пищалками и надувашками, убрался восвояси саксофонист Педро, растаяли в предвечерней дымке кружившие голову его фиоритуры, морские львы уплыли, птицы улетели. Где эти милые приветливые сеньоры? Где эти дамы с многообещающими улыбками? Пропал рюкзак – их след простыл. Похоже, все они – участники постановки, разыгранной специально для нас. Отработали – свалили, теперь получат гонорар. Из нашего рюкзачка. Да, сыграли как по нотам. Подозреваю, что и эти морские ленивцы исполняли далеко не последнюю роль.

– Халявщик! – крикнул я вслед уплывающему льву, который еще успел сглотнуть не глядя с лету рыбью требуху, брошенную торговцем.

Владелица кафе по нашей просьбе позвонила в полицию. Минут через десять подъехал джип, в нем трое карабинеров в зелененьких,

чистеньких формах с пистолетами на боку. Начали составлять протокол.

– Итак, что украдено?

– Всё.

– Всё – это что?

– Всё – это фоторюкзак.

Такой рюкзачок – мечта любого фотографа (чилийский, разумеется, не исключение). Продукт высоких израильских технологий цвета голубоватой березовой дымки с искоркой. Всем своим видом он говорил: надень меня. И устоять невозможно. Гибкими лямочками, опушенными изнутри сереньким девственным пушком, он нежно обнимал плечи. Надев его однажды, уже ни за что не хотелось снимать. Каждый раз, как впервые, Серега с трепетом расстегивал молнию, раздвигал дрожащими пальцами телесного цвета мягкое и вместе с тем упругое лоно, вставлял кеноновскую «эльку» 30 на 70. Или доставал, оглядывал ее, щуря глаз, дышал на просветленное, отливающее синевой стеклышко, пока не проступала на нем влага, тогда легким нежным касанием подбирал ее стерильной салфеткой. Или опять вставлял. Там еще в потаенных глубинах нежились фото– и видеокамера, цейсовский ширик, японский «sigma», телевик, профессиональные диктофон и микрофон. И уже на самом дне 4 тысячи баксов, 10 пачек аргентинских песо, обменянных по исключительно выгодному курсу. Но даже не это самое ценное, что было в рюкзачке. Там упакованные в хард-диск хранились полтора месяца съемочной работы, 800 гигов фото– и видеоматериала. Мы пропахали Огненную Землю, совершили несколько треков по Андам: поднимались на Фицрой и Торрес дель Пайне, исколесили Патагонию вдоль и поперек.

Наши труды, казалось, были вознаграждены: представьте, плывем по озеру на Огненной Земле с нашим другом Франциско – навстречу рептилия раза в три больше нашей лодчонки. Включили «соньку» – все засняли, как шумно дышит, как гребет лапами, как отплевывает воду. Потрясающий план! И где он теперь? Какие свидетельства мы можем предъявить научному миру? Бла-бла-бла? Кто поверит? Украли сенсацию гады!..

Список украденного составлялся около часа с особой тщательностью. Все переписали, вплоть до китайских салфеток и жидкости для протирки оптики. Затем мы сели с карабинерами в джип и поехали в их ментовку, в одно отделение, потом в другое; сидели, чего-то выжидая. Тут старшему позвонили на сотик – карабинеры сорвались с места, прыгнули в джип; мы тоже. Прямиком к набережной через парк, перескакивая через бордюры, по траве, пугая птиц и зайцев… Во работают: уже и след нащупали, очевидно, где-то тут в кустах, в зарослях ежевики, прятался преступник. Будем брать! Впереди с кольтом в руке, грациозно потрясывая пузцом, бежал капитан Валентино. Слева и справа от него, стволы наизготовку, два карабинера, за ними Серега, потрясая набухшими от ярости кулаками – ну, хана тебе, жалкий воришка! Я прикрывал группу захвата, на спине болтался мой рюкзачок, в одной руке Сanon 7D, в другой – Серегина шляпа – в машине оставлять вещички я поостерегся, мало ли. Красиво бежали, жаль, никто нас не снимал на пленку, получился бы полноценный детективный план. Пробежали, сделали круг, вернулись к машине и уехали. В итоге нам выписали справку о том, что мы лохи и нас обокрали.

– Ну и что в сухом остатке? – я достал свои личные баксы, надежно, как советовала Ольга Ивановна, зашитые в трусы, пересчитал – тысяча, плюс кредитная карточка, на ней еще тысячи полторы. – А ты говоришь, всё. Твой рюкзачок – далеко еще не всё.

– Хорошо, что я права положил в штаны, – обрадовался Серега, сунув руку в карман.

– А паспорт?

– Паспорт меня меньше всего волнует. Приедем в Сантьяго, найдем посольство, и мне за 15 минут выпишут новый.

В магазине, не сговариваясь, подошли к полке с вином в коробочках, купили за полтора доллара, а в хостеле на ужин сварили макарон.

После дешевого вина и соответствующей закуски потянуло на философию.

– Наше счастье, что нас только ограбили, а ведь могли еще и убить.

– Убить, а потом, что гораздо хуже, еще и ограбить.

– Удивительно: даже не покалечили. Вернуться в инвалидной коляске – что хорошего? А тут сидим, пьем вино – руки, ноги, голова целы, – будто не веря своему счастью, ощупывал себя Серега. – Скажи, что нам повезло!

– Еще как повезло! – соглашался я. – Да… Хорошо, что бывает хуже! Но было бы лучше, если на этом все и кончилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, чего-то вспомнил притчу об Иове.

– И зря. Не надо вспоминать, – пророчески вздохнул Серега.

– Почему нет? Сценарий поучительный. Библейский Иов сначала утратил стада – мор напал на тельцов и овнов, потом сам заболел проказой, покрылся струпьями, затем болезнь выкосила родных. Что называется, черная полоса. За всем за этим, конечно же, стоял сатана. Легко любить Господа, когда у тебя все есть: и тучные стада, и крепкое

здоровье. А вот так: несчастным, убогим и сирым – полюбишь ли?

– Сравнил: Любовь к Господу – и шило в заднице. Не сиделось тебе на месте, хотел приключений – вот и получай!

Нам было крайне необходимо подвести философскую базу, докопаться до первопричины, почему так обошлась с нами судьба и есть ли в этом какой-то поучительный смысл.

– Это потому, что мы не послушали Ольгу Ивановну, – высказал я новое предположение. – Она посмотрела в лунный календарь и сказала: не покупайте билет на пятое число. Эту женщину я знаю уже много лет. Не поверишь, какие урожаи морковки она выращивает, а все потому, что каждое свое действие сверяет с лунным календарем. Я с ней всегда советуюсь, когда надо предпринять какое-либо важное решение, а тут проигнорировал – ни за что себе этого не прощу!

– О чем ты говоришь, мы с тобой полгода составляли маршрутную карту, расписали все до минуты.

– Заметь, Вальдивия не входила в наши планы.

– Повелись на интернетовскую дезу – фьорды захотели посмотреть. И где эти фьорды? Где? Покажите мне их!..

– Сами дураки!

– Вот тут я с тобой совершенно согласен. – Мы чокнулись и выпили за это.

«Ошибиться может каждый», – сказал бы мой наставник, опытный сёрфер и мастер жизни Балу, – но работу над ошибками выполняют далеко не все. А ведь ошибки для того и случаются, чтобы учиться на них. Первая ошибка: не знали особенности спота и выдвинулись на лайн ап ловить волну. Спот выглядел привлекательным, дул окрыляющий ветерок, красиво накатывали волны, но никто не подсказал, что под водой камни и рифы. Вторая ошибка: выбрали не ту волну. Переоценили свои возможности. По себе надо выбирать, в соответствии с опытом и умением. В итоге – накрыло гребнем, замесило с галькой и песком, но не выбросило на берег, а поволокло каналом в открытый океан. Теперь соображайте, что делать.

Плоды хваленой демократии

В

каждой стране есть плохие парни, но когда такое случается, обижаешься на всю страну в целом. Обидевшись, мы решили немедленно покинуть Воровскую Республику Чили. Выпишем Сереге новый паспорт – и адью!

В холле высотного офисного здания нам подтвердили, что именно здесь находится израильское посольство, и предоставили телефон позвонить. Ответили по-испански.

– Дайте кого-нибудь, кто говорит на иврите, – законно потребовал мой друг, гражданин Израиля. – Я позвонил в посольство?..

– В посольстве никого нет, – ответили опять же по-испански. Тогда он повторил свой вопрос по-английски.

– Мы в Чили разговариваем по-испански, – вежливо объяснили ему.

Как это никого? Понедельник, 11 часов – должны работать. Три часа мы торчали у дверей, периодически названивая. Ничего нового нам не сообщили. Тогда мы заказали кофе в кафешке с Free Wi-Fi и начали шарить по интернету в поисках какой-либо информации.

– Нашел! – рука дернулась, чашка с кофе опрокинулась, горячая кофейная жижа скапывала Сереге на штаны, но он не замечал этого. – «Профсоюзный комитет решил приостановить выполнение служебных обязанностей»… Они объявили забастовку! Какое у нас число?.. Как раз сегодня.

– Чтобы работники посольства?!.. Такого не может быть!

– У нас демократическая страна – все имеют право.

– Поздравляю! Вот она – хваленая демократия! Уж лучше как у нас. А что они требуют?

– Ничего особенного: достойной заработной платы, такой, например, как у врачей или учителей.

– Попробовали бы у нас забастовать, знаешь, что с ними было бы?..

Оставалось по моему паспорту устроиться в отель. На день, на два… Ну сколько они будут бастовать? Без документа здесь не продадут даже билет на автобус.

Целуй, целуй меня много!..

Н

е так просто найти в большом городе хорошее пристанище. Чаще мы заказывали гостиницу через интернет, но на этот раз потащились по городу с вещами. Наудачу. Пошли по главной авениде Бернардо О’Хиггинса и сразу же увидели отель.

– Зайдем?

– Ни в коем случае.

– Почему?

– Видишь, на окнах нет решеток?

– Согласен. В высшей степени легкомысленно оставлять мои раритетные желтые шорты в комнате, где нет на окнах решеток.

– Шорты, в которых ты щеголял на пляже в Эйлате и в тебя влюбилась креолка. А если еще вывести пятно от кетчупа, я полагаю, ты бы мог рассчитывать на взаимность принцессы Беатрис Йоркской.

Прошли еще несколько хостелей и отелей, в каждом мы видели какой-то недостаток. Однако тяжела поклажа! Мои два рюкзака, большой и маленький, огромная Серегина сумка на колесиках, которые натужно скрипели, предупреждая, что на такие переезды не рассчитаны. Зашли еще в один отель под названием Еl Desierto («Пустыня»).

– Ну а тут что тебе не понравилось?

– Видел, горничная выходила из номера? Заметил, взгляд у нее какой-то бегающий? Я не могу доверить мои горные немецкие ботинки отелю, где работают такие сомнительные горничные.

– Ботинки, в которых ты топтал снега Килиманджаро… Подклеить еще подошву – и на Эверест не слабо забежать.

Отели перестали попадаться, и мы подумывали о том, чтобы повернуть назад и пойти на риск, устроиться в «Пустыню», но встречный прохожий подсказал, что нужно пройти авениду Бразиль, где дальше, в переулках, располагаются сразу несколько хостелей. Все хостели, как на подбор, оказались сомнительными за исключением одного, который выглядел вполне прилично, поэтому тем более подозрительно. Но поскольку он был последний в этом районе, позвонили, вошли. Хостел чистенький, номер не тесный, но опять же недостаток: хозяйка Ана Мария чересчур вежливая. Уж так готова услужить, уж так… No pasaran! – научены горьким опытом. Невольно закралось подозрение:

– А чего она от нас хочет?

– Ничего особенного – денег, – раскрыл мои опасения Серега.

Спросили, сколько. 48 баксов. Приемлемая цена. Можно найти и дешевле, долларов 10–12 с носа будет стоить комната с кроватями в два этажа на шесть неприхотливых персон. Ладно, решили мы, устраиваемся. А вежливости и предупредительности мы противопоставим нашу чекистскую бдительность и рабоче-крестьянское хамство. Но дальше – больше. Утром следующего дня вообще произошло из ряда вон выходящее событие. Мы вошли на кухню, где нас ожидал скромный завтрак. Сделали бутерброды с маслом, заварили кофеек… И тут услышали песню. Клянусь, это была «Калинка»! За «Калинкой» последовали «Катюша» и «Подмосковные вечера».

– Вы даже не представляете, как вы нам угодили, – утирал слезы умиления Серега. – Как свалил из России, только эти песни и слушаю.

– Да, – вторил я ему, – это самые лучшие наши песни, золотой запас. Должен вам признаться, каждое утро, прежде чем сделать зарядку или почистить зубы, я включаю «Калинку», а вечером, если ко мне приходят гости, мы душевно поем «Подмосковные вечера». Эх, Ана-Мария, если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера! Именно подмосковные, а не какие-нибудь там тюменские или е-бургские. Так вот, если б знали вы, тогда бы поняли, что ничего другого петь и не стоит. А «Катюшу» поем в корпоративном хоре по праздникам. Например, на День защитника отечества.

В отместку мы с Серегой исполнили, как могли, приблизительно: «Bеsame, bеsame mucho!..» («Целуй, целуй меня много!..»)

Простая арифметика

Д

нями мы шарили по интернету в поисках информации. Сообщалось, что важный израильский министр собрался выехать за рубеж по государственным делам, но из-за забастовки не смог. Был отложен визит в Израиль нашего премьера Медведева. Пострадавшие, вроде Сереги, не имеющие государственного значения граждане в сводках новостей не упоминались. Хотя не он один был такой. Израильтосы – народ путешествующий, и с каждым днем прибавлялось число подобных ему растяп. Он отправил письмо в Комиссию по чрезвычайным ситуациям при министерстве иностранных дел. Ему ответили: да, парень, у тебя проблемы. Обращайся в министерство финансов – от него зависит, когда закончится забастовка.

– Ну и что дальше?

– Напишу министру финансов Яиру Лапиду, спрошу совета, что делать.

– Так запросто министру?

– У нас свободная страна, и каждый может написать письмо хоть Лапиду, хоть Нетаньяху…

– И даже самому Яхве!

Запросто, никакой бюрократии: пишется прошение и вкладывается меж камней в Стену Плача. Конечно, это не значит, что, написав, получишь ответ.

Лапид не ответил, а к Яхве Серега уже не стал обращаться – он вдруг осознал, что происходит.

– Меня удерживают против моей воли. Это – во-первых. На меня оказывают давление, чтобы я помог решить чью-то там финансовую проблему. Это – во-вторых. Стало быть, я – заложник. И что характерно, я взят в заложники не арабскими террористами, а своей родной государственной службой, и в тот самый момент, когда я больше всего нуждался в помощи и поддержке государства…

– Государства, которое преуспело в борьбе с террористами.

Прошла неделя, и я поймал нас на том, что всю неделю мы пялимся в нетбук и смартфон в поисках информации. Разве для этого мы затеяли нашу экспедицию?..

На карте Чили у нас еще оставались белые пятна. И мы решили, пока посольские террористы не угомонились, рискнуть, съездить куда-нибудь недалеко. Остановились на Лауке – до нее от Сантьяго около 2 тыс. км. В билетной кассе Серега протянул свои водительские права, которые по виду мало чем отличаются от чилийских или аргентинских удостоверений личности. Номер прошел – нам выдали билеты на самый север Чили, до Арики, откуда еще предстояло ехать в горы до деревни Путре.

Мы благополучно добрались до Путре, выбрали место для стоянки на краю деревни и к вечеру начали обустраиваться. Когда я влез в палатку, чтобы расстелить спальники, меня вдруг качнуло. «Что это с моей головой? – подумал я. – Не пили вроде, только собирались».

А Серега подумал: «Что это с моими ногами?»

Рядом пацаны гоняли мяч.

– Сейсмо (землетрясение), – сказал мальчишка, подбежав за мячом, снайперски угодившим в кипятившийся на газовой горелке чай.

Я налил в котелок воды и только наладил горелку, как снова матушку-землю пьяно повело куда-то не туда, и наш и без того нетвердо стоявший на земле газовый очаг с котелком повалились. Футбол как ни в чем не бывало продолжался, но недолго – с гор поднялась пыль и плотно накрыла долину с домишками Путре, с поспешившим к закату анемичным солнцем – мяч уже не разглядеть. Для здешних индейцев землетрясение – явление обыденное; деревне, с ее легкими постройками, подземные толчки разрушениями не грозили.

Этому «сейсмо» мы также особого значения не придали. И вот ведь история: поставили палатку чуть ли не в эпицентре землетрясения и по существу ничего о нем не знали, другое дело – Ольга Ивановна, которая была в курсе событий, хотя и находилась за много тысяч километров от них. Штука в том, что по каналу-24 показывали репортаж, и она имела возможность воочию наблюдать все подробности стихийного бедствия: разрушенные дома, проломившиеся и съехавшие на дорогу крыши, перевернутые и заваленные обломками зданий и деревьев машины. Представьте себе, она даже видела Мишель Бачелет, срочно прибывшую в Арику. В трудный час президент была вместе с народом. Исключительно деловая, собранная, в строгом черном костюме, она вместе с сопровождавшими ее министром внутренних дел, председателем комитета по чрезвычайным ситуациям и прочими ответственными товарищами осматривала город, оценивая ущерб и на ходу отдавая распоряжения, как помочь людям. Надо сказать, плачевный опыт 2010 года, когда землетрясение унесло 524 жизни, кое-чему научил чилийцев. На этот раз, в 2014-м, власти своевременно организовали эвакуацию и свели к минимуму число жертв. В сводках значилось 6 погибших и двое пропавших без вести. Вот она пожала руку инвалиду-колясочнику, вот обняла девицу с перебинтованной головой. И некоторое время они с этой девицей шли под руку, а потом сели в машину и уехали. По горячим событиям этот сюжет показывали по каналам всего мира, потом его повторяли в Чили уже в урезанном виде, без девицы. Почему так, узнаете позже.

Мишель заслуживает всяческого уважения – мало кто знает, но она сама натерпелась страху с этим землетрясением, хотя как человек мужественный виду не подала. Ее вместе с ответственными товарищами поселили в отель на берегу моря, но поступило известие о приближающемся цунами – едва успели убежать от волны… А волна была не слабой, дошла до берегов Дальнего Востока, истратив свою силу до полуметровой высоты. 7,8 балла – не шутка.

Показывали также эвакуированных; люди спешно покинули свои дома, чтобы удалиться как можно дальше от города и подняться повыше в горы в более безопасные места. На телегах немощные старики и малые дети, рядом собаки. Они, как и Мишель, в трудный час тоже были вместе с народом. Да, собственно говоря, понаблюдав там за ними, за тем, как к ним относятся трудящиеся, я пришел к выводу, что они и есть часть народа, никем не угнетаемая, имеющая все права на достойную жизнь.

Как раз перед отъездом из Сантьяго я по электронке отправил сообщение, что мы направляемся в Арику. И теперь уверенная, что мы здесь, Ольга Ивановна вглядывалась в лица, пытаясь найти меня и Серегу, но, увы, не нашла – и на том основании сделала вывод, что мы лежим под обломками, окровавленные и бездыханные. Двое пропали без вести, и нас двое – простая арифметика, все сходилось. О моей незавидной участи узнали мои родственники и друзья. Обо мне было сказано немало хороших слов – жаль, что я не имел возможности их слышать. Есть у нас замечательная традиция: не говорить об ушедших плохо.

Вопреки мрачным предположениям Ольги Ивановны, мы благополучно продвигались своим маршрутом. Рано утром мы уже были в Арике, тут не задержались, пересели на другой автобус и уже одолевали серпантин горных дорог, направляясь в Путре, когда стало известно о надвигающемся землетрясении и была объявлена эвакуация.

Итак, мы забрались в палатку, подвесили над головами светодиодный фонарик, достали бутылку. Выпили на сон грядущий, поговорили, и я задремал с кружкой в руке, где еще оставался глоток вина, чего, должен сказать, со мной в жизни не случалось.

– Сон алкоголика прерывист и тревожен, – Серега заметил, что я проснулся. Ему тоже плохо спалось. Впрочем, в отличие от меня, в палатке ему всегда плохо спалось. Часто ночью он выбирался наружу, курил. Благо палатка у нас была с двумя входами, и ему не приходилось, наступая на меня, беспокоить мой сон.

Я допил остававшееся с вечера в кружке вино, испытав законное чувство гордости, что не расплескал во сне, не пролил, – и снова задремал. Время от времени земля уходила из-под меня, отталкивала, как недостойного сына, я терял ее на миг и навеки, болезненно всем сердцем ощущая свое сиротство. Утром вылез под палящее солнце с головной болью.

– А не заварить ли нам кофейку? – Серега уже запалил газовую горелку.

Надеясь, что голова поправится, я сделал себе покрепче. Стало только хуже.

Мы прошли по деревне в надежде найти какую-нибудь информацию о здешних красотах. Пусто, деревня как вымерла. Однако увидели магазинчик – дверь открыта. Зашли. На витринах все необходимое: вино, соль, спички, крупа, овощи, фрукты… Тащить сюда продукты не имело смысла.

– Оля, оля!..

На наше приветствие вышел заспанный индеец, позвал хозяина. Купив соли и сигарет для Сереги, мы выяснили, что здесь можно посмотреть. До здешних достопримечательностей разумнее всего было бы добираться на машине. Карлос – так звали хозяина магазина – за скромную плату вызвался повозить нас на своем пикапе.

Как-то я задался вопросом: какое озеро самое высокогорное в мире? Все сайты как сговорились: озеро Титикака. Ну да, озеро популярное. Но не сказать, что Титикака произвела на меня сильное впечатление – слишком уж обжитое: по берегам пасется скот, мелководье, заросли камыша и множество садков для выращивания рыбы. Бесспорно, это самое большое озеро в Южной Америке, однако находится оно на высоте 3500 метров, Чунгара же много выше – 4517. Но и это не абсолютный рекорд. В гималайских глубинах я поднимался к озеру Тиличо на высоту 4919 метров. Более высокогорного озера я не знаю. Как бы то ни было, Чунгару стоило посмотреть. От Путре до озера 60 горных головокружительных километров.

Утром мы выехали из деревни. Почему-то Карлос счел своим долгом показать нам пещеру, где живет пума. Оставив машину на дороге, мы долго и упорно карабкались в гору. Тут я и оставил свои последние силы.

– Ну и что, мы пещеры не видели?! – возмущался Серега. – Стоило тащиться…

– Одно радует, что хозяйку не застали дома.

Но Карлос расстроился, что пумы в пещере не оказалось.

Заехав еще в индейскую деревню Паринакота, душевно попив мате из листьев коки у друзей Карлоса, мы наконец добрались до озера.

Что это с моей головой?

Я

заметил, в горах, расположенных близко к экватору, граница жизни проходит на высоте около 4,5 тыс. метров. Постепенно растительный и животный мир скудеет, выше – голые камни, пустота, и даже птицы не летают. Здесь граница жизни была резко очерчена и проходила выше береговой линии метров на 50. У воды паслись альпака, пощипывая пышные желтые пучки любимой ими травы ичу. В акварельную гладь озера смотрелись окружавшие его горделивые вулканы, главенствовал самый могучий – Паринакота. Среди тех, что я видел, идеальностью пропорций с ним может сравниться разве что наш Ключевской. В недрах земли работала кочегарка, один из вулканов дымился. Отраженные, чуть колеблемые осторожной волной снежные вершины были настолько явственны и реальны, что я начал сомневаться, что первично, где отраженное и где отражаемое; казалось вполне возможным, что материальный мир выходит из зазеркалья этого озера. И возникал соблазн войти в него, чтобы заново чисто и ясно, как эта вода, прожить жизнь.