Текст книги "Закрытие Америки"

– Из хроник. Кое-что читал…

– Каких ещё хроник? Мне ничего не известно об этом способе гаданья. Однако ни для кого не секрет, что самое точное пророчество читается по внутренностям лам, но это высокое искусство доступно курандеро, да и то не каждому. А ты кто, собственно, такой? Я тебя вижу в первый раз.

– Меня называют Катари-Змей, я – ученик дедушки Вильяка Умы.

– Катари-Змей? – переспросил Аймара-Йамки, – Нет, не знаю. Вайна-Друг, приведи-ка сюда дедушку Вильяка Уму, – приказал вельможа охраннику.

Вскоре Вайна вернулся в сопровождении крепкого телосложения мужчины, довольно моложавого на вид. В нём трудно было узнать того дедушку, что я видел в сарае Помы. Довольно внушительный и, главное, неповрежденный нос, толстые губы.

– Ты знаешь этого человека?

– Где-то видел… Нет, не знаю.

Может, следовало ему напомнить о нашем мимолетном знакомстве в сарае Помы, но я постеснялся.

– Скажи, тот, кого называют Катари-Змеем, умеешь ли ты гадать на внутренностях ламы? – спросил Аймара Йамки.

– Почему бы и нет?.. Надо попробовать.

– А дедушке и пробовать не надо – умеет. Выходит, Змей, ты распространяешь слухи, порочащие Сапа Инку и его империю.

– Подвешу за волосы! – Вайна-Друг больно схватил меня за волосы. – Да что мудрить, просто отрублю голову!.. Нет, всё же сначала отрежу язык, чтобы и потом не болтал лишнего.

– Это не он, – заглядывая мне в глаза, сказал дедушка Вильяка Уму. – В нём говорит Айяуаска. Надо же столько выпить!

– Ну, перебрал малость – эка важность, – взмолился я, – с кем не бывает?!

– С кем не бывает?! – глубокомысленно повторил вельможа. – Посмотрите на этого мудреца! Так и быть, не будем покамест разлучать эту глупую голову с этим не менее умным телом.

– И то сказать, столько лет вместе.

В этой замечательной психоделической реальности ничего не стоило лишиться головы. Но я не подумал о том, чтобы повернуть назад, а наблюдал за тем, что происходит, полагая, что мои показания очевидца кому-то нужны и чего-то стоят.

Небо сделалось совсем чёрным, похожая очертаниями на пуму чёрная туча когтистой лапой сжала сердце, наполняя его зябким предчувствием беды. Небесная пума раскололась молнией на тысячи осколков, хлынул ливень, сыпанул на землю град – все попрятались по палаткам, а я продолжал сидеть на земле и в считанные секунды промок до нитки.

С окончанием дождя в лагере началось брожение, индейцы строились в колонны, чтобы отправиться в Кахамарку на переговоры. В лагере губернатора тоже были готовы к встрече с индейцами. Мне, знающему всё наперёд, оставалось только наблюдать, как неумолимо движется колесо истории, слушать, как скрипят её жернова, перемалывающие человеческие судьбы.

– Эй, Катари-Змей, – меня поманил охранник Вайна-Друг, – чего болтаешься без дела? Как раз для тебя освободилось место. Шавар оступился – и носилки с Аймара-Йамки упали на землю. С разбитой головой и сломанной шеей он вряд ли сможет в ближайшее время приступить к работе, так что занимай его должность.

– Надо же так оступиться!

– Да, оступиться может каждый. Но только не носильщик. Носильщику за такой проступок полагается наказание. И Шавар получил ровно то, что заслужил, не больше и не меньше: камень на голову с высоты 3 sikya (3 м 24 см). Надеюсь, ты будешь внимательно смотреть себе под ноги.

Вытесанный из чёрной пальмы паланкин сам по себе весил немало, к тому же Аймара-Йамки был мужчиной довольно упитанным, добавить к тому украшения из золота и серебра, а носильщиков, включая меня, всего четыре. Паланкин Сапа Инки Атауальпы и императрицы-койи Кусимарай Окльо несли 16 человек. И паланкин царствующих особ был ещё роскошнее. На одной его стороне красовался золотой диск Инти-Солнца и серебряная Луна, на другой – золотой коротышка, плодовитый творец вселенной Виракоча и серебряная змея, оплетающая жезл. Две золотые дуги, украшенные драгоценными камнями, поддерживали полог из перьев попугаев. Императорская чета восседала, окруженная подушками, закрытая занавесями.

Колонна тронулась, впереди бежали глашатаи, возвещая народ о счастливой возможности лицезреть императорский кортеж, за ними подметалы в плащах в чёрную и красную клетку, они быстро и ловко убирали с дороги камни, мусор или даже травку, что росла не по делу. Затем танцевали на ходу, притопывая и крутя задницами, пестро одетые аниматоры с султанами из птичьих перьев на головах. Грохотали барабаны, и это были самые свирепые барабаны, которые только я слышал, поскольку делали их из кожи врагов. Визжали, мяукали, елозили по нервам свирели, и это были самые жестокие свирели, какие только возможны, потому что они были сделаны из берцовых костей врагов. Мы шли за паланкином Атауальпы, позади нас ещё двое носилок, несколько гамаков с вельможами, высокопоставленные царедворцы, а сзади разбитые на отряды индейцы с золотыми и серебряными венками на голове. И шли также отряды копейщиков, отряды лучников, многие воины несли мешки с камнями и пращи. Вне всяких сомнений, такая армия должна была повергнуть в трепет любого противника. А конкистадоров было всего-то чуть больше сотни. Но Атауальпа драться не собирался. Он шёл на переговоры с оружием только потому, что Эрнандо Писсаро, брат губернатора, приезжал к нему на переговоры вооружённым.

Не доходя до Кахамарки, колонна остановилась. Прибыл посланец от Франциско Писсаро и заверил, что чувства у губернатора исключительно дружеские, и потому не дело приходить на переговоры с оружием. Хронист Херес писал о коварстве индейцев, утверждая, что под камзолами они прятали пращи и мешки с камнями. Свидетельствую: Атауальпа поверил Писсаро и дал команду, чтобы воины повернули назад. И дальше шли только безоружные.

– Не верь ему, Атауальпа! – крикнул я. – Писсаро тебя обманет!

Но император не услышал моих слов. Он слышал то, что хотел слышать, и этим не отличался ни от какого другого тирана: стоило ему приподнять занавеси, как выстроившийся вдоль дороги кайао (народ) взрывался ликованием:

– О, величайший и могущественный Владыка, Сын Солнца, лишь ты один наш Повелитель, и весь мир внимает тебе!

– Вайна-Друг! – обратился я к охраннику. – Не делайте этого!.. Погубите империю!..

– Знай свое место! – оборвал он меня.

– Слышь ты, Змей, иди в ногу, – одёрнул меня идущий впереди носильщик. – И так тяжело, а ты скачешь, как гуанако.

– Да, времена! Я, прежде чем занять это место, целый год учился в школе носильщиков, вырабатывал плавную походку, а теперь каждый неуч может поступить на должность, – сказал другой носильщик.

Может, я напрасно беспокоюсь: сюжет повернулся иначе, не так, как описывал Херес, и надо ожидать другой развязки. Мыслимо ли такое, чтобы благородные рыцари, христиане, убивали безоружных людей?!..

Передние уже подступили к селению, а задние всё ёще выходили на дорогу. Оказавшись в центре площади, перед императорским дворцом у крепостной стены, палантин с Атауальпой был поднят повыше, хвост колонны подтянулся, вся площадь заполнилась народом.

– А где же белые пришельцы? – удивился такому приёму Атауальпа.

Держа в одной руке крест, а в другой Библию, сопровождаемый толмачом Фелипильо, сквозь толпу протиснулся патер Висенте де Вальверде.

Доминиканский монах обратился с отеческими наставлениями к заблудшей душе язычника. И голос его звучал по-отечески мягко и наставительно. Он поведал библейскую историю о сотворении мира, Святой Троице, распятии и воскрешении Господа Иисуса Христа.

– Наш Бог в отличие от вашего никогда не умирал, – прервал его красноречие Атауальпа, подняв глаза на солнце. Надо сказать, что Инти-Солнце появившись лишь на минуту, снова скользнуло за тучу, и потому слова его не прозвучали столь убедительно, как если бы это был жаркий безоблачный полдень. Разумеется, оно не исчезло вовсе, а только на время передало свои полномочия Ильяпе, богу грома, молнии и дождя. В небе опять начало потрескивать и погромыхивать, Небесная Река (так инки называли Млечный Путь) брызнула дождём.

Священник как бы не заметил ни замечания Атауальпы, ни дождя и продолжал свою наставительную речь, только голос его окреп, обрёл стальные нотки, возвысился. Ветер крылил чёрное рубище, теребил длинные чёрные пряди мокрых слипшихся волос.

– Друг наш и брат Сапа Атауальпа! Возрадуйся, ибо для тебя настал счастливый день. Верховный суверенный понтифик папа Бонифаций II обратил свой взор к землям Новой Индии и поручил всемогущему императору Карлу V – единому пастырю, объединившему весь мир, – подчинить жителей здешних земель. Эта миссия по высочайшему распоряжению монарха возложена на губернатора Франциско Писсаро. Тебя же мы призываем признать вассальскую зависимость и принять единую веру на основании Христа, Апостолов и Пророков.

Фелипильо переводил, опуская деликатные моменты, и получался по существу довольно оскорбительный для повелителя огромной империи текст. Этого индейца Писсаро вывез в Испанию из Тумбеса в первой своей экспедиции вместе с кучей золота, драгоценностями, ламой, картошкой, киноа и разными занятными вещицами – всё это он демонстрировал в Толедо королю. Фелипильо обучился испанскому и теперь был незаменим как толмач.

– Я не знаю, кто такой папа, но, судя по всему, он – сумасшедший. Здравомыслящий не стал бы распоряжаться землями, которые ему не принадлежат. О вашей вере мне ничего не известно, возможно, она и хороша, но у меня есть своя вера, вера моих отцов и моего народа, отказываться от неё я не намерен, – ответил Атауальпа.

– Отрекись от идолов, разрушь их алтари – иначе гореть тебе в геенне огненной! – Висенте де Вальверде раскрыл Библию и протянул Инке.

Печатные буквы Библии обычно производили на индейцев сильное впечатление, но это был не тот случай – Атауальпа отшвырнул протянутое священником Писание.

– Убивайте их! – вскричал священник. – Уничтожайте язычников! Убивайте! Убивайте! Даю отпущение!.. Всем отпущение!..

Губернатор Франциско Писсаро, наблюдавший эту сцену с крепости, махнул платком, крикнул: «Сантьяго!» То был условный сигнал к атаке. Из крепости пальнула пушка фальконас, выкосив дорожку в толпе индейцев, ядро разбило паланкин, что был позади меня. Хлопнули выстрелы аркебуз, поразив значительную часть придворной знати. Ураганом налетела конница, хоронившаяся в здании на площади, мечи испанцев безжалостно крошили бежавших в панике инков. Впрочем, часть из них бросилась на защиту Атауальпы. Аймара-Йамки, проворно переметнул пузцо через палантин, схватил за сапог всадника, пытаясь свалить его с лошади, но меч испанца оказался проворнее. Вздернулись в удивлении брови Йамки, голова мячиком скакнула на мостовую, попала под копыта лошади. Кровь брызнула мне в лицо, в глаза. Я упал, опрокинутый крупом разгорячённого коня, сверху на меня свалилось тело несчастного Аймара-Йамки. И ещё одно тело вельможного инки упало сверху.

Я лежал, объятый ужасом, прикрытый убитыми, как щитом. Грохотали конские копыта, хлопали пушки и аркебузы, истошно, будто в них вселился дьявол, вопили испанцы, крики раненых индейцев были слышны куда слабее.

Кровь лилась по мостовой, тёплой липкой жижей подтекала под лопатку, просачивалась сквозь одежду, меня трясло мертвецким, леденящим ознобом. Рядом, утопая в красной дымящейся луже, впитывала кровь раскрытая Библия.

Гадание на хрониках

Наконец всё стихло, я освободился от мёртвых тел и огляделся: площадь была завалена трупами, индейцы складывали их на носилки, освобождали площадь.

Во сне проще: всегда есть возможность проснуться, прекратить бредовый сон. Мне вовсе не хотелось видеть кровавую вакханалию, однако Лоза-Учитель навязывала свой маршрут, сама выбирала, какие достопримечательности психонавту следует смотреть и в каких событиях принимать участие. С меня хватит – найду тропу и поверну назад: я почему-то был уверен, что надо добраться до мостика и переправиться через него… Но где этот чёртов мостик? В какую сторону идти?..

Надо мной стоял Вайна-Друг. Он был одет уже иначе, в тунику-кумпи, сплошь покрытую яркими перышками птиц, на груди золотые пластины, уши оттягивали золотые подвески. Серебряные и золотые браслеты украшали его могучие руки. По всему видно, получил повышение по службе.

– Жив, Катари-Змей?

– Вряд ли. Похоже, я в аду.

– Вставай, тебя ждёт новое назначение. Убедил, сукин сын, умеешь гадать. Будешь служить императору… Если он тебя утвердит в должности прорицателя. Ступай за мной, во дворце тебя ждет Сапа Инка, покажешь ему своё умение.

– Устал, домой охота…

– Домой – это куда?

Я с ужасом осознал, что не помню, откуда я. Помню только мостик, Пому, лужайку у его дома. Смутно рисовался ещё печально розовый, линяющий штукатуркой дом в М-горске, в котором я прожил детство и юность. Я даже не помнил своего настоящего имени. Вся моя сознательная жизнь будто ластиком стёрлась. Давило низкое свинцовое небо, обращая в сатурническое ничтожество. Пома говорил, что Айяуаска открывает потайную дверку в сознании – на языке племени Гуике – nierika – и позволяет пройти в неё, чтобы набраться впечатлений необычной реальности… Хватит, набрался. Домой…

Вытащить меня отсюда мог только Пома. Но я не оставил для него такой возможности, потому что выхлебал его калебаску. Чтобы войти в ту же дверцу, идти той же тропой, следует и пить ровно то же самое… К тому же я нарушил табу, нажрался халявной каши, что отвратительно, приготовленной на жиру морских свинок.

– Ты что, отказываешься служить Верховному Инке? – Вайна-Друг схватил меня за волосы. – У меня разговор короткий!..

– Что за манера, чуть что – сразу за скальп?!.. Я просто хотел кое-что уточнить… Насколько я понимаю, Сапа Инка в плену у губернатора?

– Именно так, но это ему ничуть не мешает руководить империей.

– А как же дедушка Вильяка Уму – он же у вас штатный оракул?

– Дедушка уже в пути, – поднял глаза к небу Вайна-Друг, – проводили в Hanaq Pacha (мир наверху).

– Он что-нибудь неправильно предсказал?

– Предсказал, так будь добр отвечай за предсказанное. Никто дедушку не винит, наоборот, ему воздано должное: в знак выдающихся заслуг он удостоен высокой чести – быть торжественно задушенным и мумифицированным с сохранением должности главного императорского оракула.

Я подумал о том, как быстро, прямо на глазах, раскручиваются события. Всё быстрее и быстрее. Наверно, потому что не в первый раз. Налицо, как ни крути, сингулярность истории.

– Айн момент… – Я отошёл к кустам, сунул два пальца в рот, как учили в школе старшаки, и ещё раз основательно поблевал. Очистившись, я ощутил невероятно мощный прилив энергии. Вместе с ней ко мне вернулась уверенность в себе.

Губернатор великодушно разместил пленённого Атауальпу во дворце, разрешил взять с собой всю прислугу, жён и наложниц, кого пожелает, чтобы он ни в чём не испытывал стеснения. Одна лишь досадная мелочь: императора заковали в железные цепи. В остальном будто бы и ничего не изменилось, империя жила надеждами и упованиями на волю императора.

Мы ждали, пока Сапа Инка закончит трапезу. Что меня поразило, он был в прекрасном расположении духа. Чему радуется? На что надеется? Неужели верит договору, который они подписали с губернатором? Атауальпа в обмен на свободу обязывался заплатить выкуп: наполнить золотом залу длиной в двадцать две пяди, шириной в семнадцать (37 кв. метров), а в высоту до белой полосы на уровне в полтора человеческих роста. Писсаро сам прочертил эту полосу. И ещё две таких залы наполнить серебром. Согласно кастильскому праву нотариус скрепил договор печатью. История не знает более богатой военной добычи. Но для Атауальпы это была лишь малая толика того, чем он владел, – одно лишь зернышко маиса из мешка. В каждом храме имелось принесённое в качестве подношений золото и серебро, а храмы стояли не только в городах, но и в каждом селе. Несметные сокровища хранились у касиков (вождей). А сколько драгоценного металла таили ещё недра! Что золото? Пот Солнца. Такая жаркая работа у Светила. Потеет… Всего-то пот. Но пот Верховного Божества!

Видимо, Атауальпа полагал, что легко отделался. Чем дольше я на него смотрел, тем больше копилось глухое раздражение к нему. Обидно за империю. Ему не обидно, а мне обидно, хотя я-то тут кто?

Он ел так же, как и его народ, руками. Золотую тарелку держала одна из младших жен. Жуя морскую свинку, император подавился, закашлялся – женщина подставила руку, он сплюнул ей в ладонь. Другая из жен, разглядев упавший с его головы на край тарелки волос, схватила и съела его. И правильно сделала – в местах, где распространено колдовство, надо быть начеку. Заполучив волос, ничего не стоит навести порчу на человека. Однако я заподозрил паранойю – что делать, кто из узурпаторов ею не страдал?! – профессиональная болезнь.

– Кланяйся, – сказал Вайна-Друг, подводя меня к Верховному Инке.

Какая-то пародия – кланяться человеку, закованному в цепи, пусть он даже на троне и называет себя императором. Да и непривычно как-то, и вообще, может, у меня радикулит?! Я, как полагается, согнулся пополам, вытянул руки, коснулся кончиками пальцев губ. В ответ он даже не кивнул, тупо смотрел куда-то сквозь меня, может быть, ожидая, что я повторю свой поклон. Щас!..

– Предсказывай, – ткнул кулаком меня в бок Вайна-Друг.

– Что предсказывать?

– Ты оракул, тебе виднее.

– И предскажу, мне что, у вас проблемы – не у меня… Глядя на тебя, уважаемый Сапа Инка, никто не усомниться, что дела в империи обстоят самым лучшим образом. Так и есть, если исключить вероятность того, что через три месяца тебе отрубят голову… Но об этом как раз не стоит беспокоиться, потому что перед тем, как палач взмахнет топором, тебя предварительно задушат. Ты спросишь, а что станет с твоим верным полководцем Чалькучимой? Испанцы его будут долго и добросовестно истязать, потом, отчаявшись вырвать из него хотя бы стон, ещё живого сожгут на костре… Что станет с твоей супругой, прекрасной императрицей-койей Кусимарай Окльо? Она удостоится чести быть наложницей упыря-губернатора. А весь твой гарем будет отдан в утеху этим замечательным диким животным, которые называют себя христианами. Однако всё по порядку. Поначалу у тебя сохранится иллюзия, что ты по-прежнему властвуешь над империей. Писсаро всячески будет тому способствовать, ублажая твоё самолюбие по мелочам, между тем потихоньку прибирая твою империю к рукам. За месяц ты научишься говорить, читать и писать по-испански. Освоишь шахматы и будешь обыгрывать испанцев. В течение двух месяцев твои подданные наполнят золотом и серебром залы. Ещё через месяц его переплавят в слитки, погрузят на корабли и отправят в Испанию. Сначала Писсаро расправится с твоими сторонниками, потом – с тобой. Короче говоря, губернатор тебя обманет.

Они слушали с величайшим вниманием, только один раз Вайна-Друг перебил меня, попросив:

– Выражайся яснее, Змей. Что значит «обманет»? У кечуа нет такого слова.

Я находил синонимы, объяснял так и сяк, всё равно не понимали. Наивные Дети Солнца не ведали лжи, случаев обмана не знали. На что они рассчитывали, столкнувшись с цивилизацией, в которой ложь являлась оружием куда страшнее конницы и аркебузы?! С помощью лжи всего лишь горсткой конкистов-отморозков невежественный, совершенно неграмотный и далеко не умный человек покорил огромную процветающую империю. Есть чему у него поучиться даже и нашим сегодняшним ребятам.

– Не поняли? Ладно, зайдём с другой стороны. Не знаете, что такое ложь – открою правду: Писсаро с радостью убил бы тебя, Сапа Инка, прямо сейчас. Но пока ему выгодно держать тебя в качестве заложника. Твои войска парализованы. Стоит им прийти в движение, как с тобой тотчас расправятся. Зато у губернатора полная свобода действий. Верный тебе полководец Чалькучима не окажет ему сопротивления, хотя имеет 35-тысячную армию. Очнись, империя на краю гибели! А ведь какая империя! Как мудро её устроил Манко Капак, твой великий предшественник, собиратель земель американских. – И я начал объяснять ему, верховному правителю, чем хороша его империя.

И он слушал и не мог не согласиться со мной. Нет денег, нет банков и ростовщичества, нет торговли. Нет капитала, нет прибыли, а стало быть, нет и несправедливого ее распределения. И потому нет почвы для майданных настроений. Все при деле, налоги платятся митой (отработкой). Нет голодных, нет нищих, инвалиды выполняют посильную работу, старики получают пенсионное довольствие с императорских складов. Науки и ремесла процветают. Медицина на высочайшем уровне. Только подумать, операции на головном мозге, анестезия травами, а какие инструменты?! – обсидиановый скальпель, золотые щипцы, серебряный зажим…

– Так вот, я решил дать исторический шанс цивилизации инков как альтернативе нашей, явно зашедшей в тупик. Твоё дело – швах, но если будешь слушать меня, не всё потеряно. Известно, исход боя решает вооружение армии. У испанцев конница, пушки и аркебузы. Для вас – грозная сила, но, поверь, это сиюминутное преимущество. Пройдёт немного времени, и вы тоже будете лихо скакать на лошадях и постреливать из ружей. И врать, между прочим, научитесь. Прогресс не стоит на месте: человек взял в руки палку, потом копьё, калаш, ЗРК «Бук»… И в итоге наизобретал и произвёл столько такого оружия, какое испанцам и не снилось. – Всё более воодушевляясь, я позволил себе небольшой экскурс в область современного вооружения, хотя, признаться, и сам в этом вопросе не отличаюсь эрудицией.

В тот момент меня осенила блестящая идея: с помощью Айяуаски и прапорщика Дорофеева (друга приятеля моего шурина, с которым мы однажды пили пиво, и он показывал мне ключи от ангара войсковой части) перетащить сюда кое-какое оружие – и я уже слышал фанфары, представляя баталии, которые решительно изменят ход истории.

– Представь, Сапа Инка: впереди, сотрясая землю, сметая всё на своём пути, выдвигаются наши легендарные уралвагоновские Т-90. Ты, в расшитой золотом тунике, на голове султан с перьями, сидишь на башне самого большого танка, «Армата» называется (прямо с выставки, опытный, из картона, образец), и по рации руководишь боем. В воздух поднимаются истребители (списанные, но ещё с хорошими лётными качествами Су-27), поддержанные огнём артиллерии и молитвами Всеблаженнейшего патриарха Кирилла; у копейщиков в руках калаши, камнеметатели побросали пращи и камни в кусты чапарали – херачат направо и налево из гранатометов. Барабаны с натянутой на них кожей испанцев выбивают новые ритмы, созвучные прогрессу и современной тактике ведения боя, сокрушающе бравурно выводят наступательную тему свирели, скоропостижно изготовленные из берцовых костей конкистадоров. В победоносно-красных туниках крутят задницами танцоры. И так крутят, что ни у кого не вызывает сомнения: враг будет разбит. Противник ничего подобного не видавший, даже не бежит, а падает от страха замертво.

Свою историческую речь я заключил такими словами:

– По правде сказать, Атауальпа, не всё мне нравится в твоей империи. Вряд ли её красят человеческие жертвоприношения. К сожалению, они, сколько я знаю историю, никогда и не прекращались, каким бы справедливым ни афишировалось устройство общества. Всё же у вас жертвоприношения не имеют столь массового и иезуитского характера, как, например, у нас при Сапа Иосифе Виссарионовиче. Ладно, жертвоприношения на твоей совести, но я категорически возражаю против употребления в пищу морских свинок. Немедленно запрети!.. И я готов тебе помогать. Таково моё единственное условие.

Моя речь произвела сильное впечатление. Вайна-Друг смотрел на меня с отвисшей челюстью, выпучив глаза; стукнуть его легонько по затылку – выкатились бы на каменный пол. Атауальпа же долго пребывал в неподвижности, будто бог Ильяпа поразил его молнией.

– Должен сказать, занятный сон приснился этому человеку, – наконец, сказал он, – и я не скучал, слушая его. Однако, Вайна-Друг, я тебя не просил найти мне учителя и наставника, каким он хочет себя представить, – речь шла о прорицателе.

– Ну а чем я, извиняюсь, занимался целый час?

– Ты рассказывал свой сон, который не имеет ничего общего с предсказанием. Мне, например, тоже вчера приснилось, что я живу в каменном улье на 18 этаже, но это не значит, что когда-нибудь мой сон сбудется. Присниться может всякое, я тебя за это не виню.

– Всё, что я говорил, – реальность, как и то, что ты видишь меня и разговариваешь со мной. Не можешь ведь ты сказать, что я тебе приснился?!

– Почему это не могу? Сказать – мне никто не посмеет запретить. Но говорить я не буду, потому что не это важно, приснился мне ты или нет, а важно то, что ты разговариваешь со мной на равных. И сверх того, диктуешь, как мне поступать в делах государственной важности. И что уж совсем выходит за рамки разумного, пытаешься ограничить наши исконные потребности, лишив меня и моих подданных вкусного и полезного продукта, каким являются морские свинки.

– Оскорбление императора! – вскричал Вайна-Друг, хватая меня за волосы. – Прикажу забить дубинками!.. Пожалуй, нет, камнями!.. Морскими свинками!..

– Я бы попросил соблюдать законность, Вайна-Друг, – осадил его Атауальпа.

Он резко встал со своего деревянного, бутафорского трона, громыхнули железные цепи на ногах, золотые трубочки с бахромой на голове мелодично зазвенели, гневно посмотрел на своего глуповатого вельможу. Тот кивнул двум охранникам, подпиравшим стенку, они схватили меня под микитки и поволокли вон из дворца.

А я ведь не успел предсказать самого главного, я бы мог утешить Атауальпу.

Так и стоит перед глазами картина: в день Святого Хуана на площадь Кахамарки выйдут с факелами в руках конкисты, встанут по периметру. Уже громоздится куча хвороста, и всё готово для сожжения Атауальпы, к чему скорый суд Писсаро приговорит его «за многие преступления». Свидетелей этого печального события будет всего около сотни, в основном испанцы, убеждённые, что заживо сжечь человека – дело святое, необходимое для укрепления христианской веры и прогресса. Доминиканский монах Висенте де Вальверде, как никогда торжественный и строгий, обратившись к язычнику, напомнит, что Господь милостив, и он готов ходатайствовать перед Богом и высокими судьями за смягчение приговора, если тот сподобится и примет обряд крещения. День кончался, Атауальпа глянул на багряное закатное солнце. Верховный бог Инти-Солнце, послав ещё холодный прощальный луч, отвернулся и ушёл за горизонт. Инка принял обряд крещения, и судьи были настолько гуманны, что отменили сожжение, заменив его удушением. Неизвестно, что стало с Сапа Инкой Атауальпой, ведь умирал уже не он, а кто-то другой. Хуан де Атауальпа – такое имя получил новообращенный христианин при крещении.

Это значит – самкауси, дом ужасов

– Что значит, по-вашему, соблюдать законность? – спросил я.

– Это значит – самкауаси, дом ужасов.

Тюрьма находилась на самой окраине Кахамарки. Я волочился, едва переставляя ноги, оттягивая момент казни, за что периодически получал под зад коленкой. И сам не мог понять, как это я, мирный штатский человек, вляпался в эту кровавую историю. Какое мне дело до инков и конкистадоров?! У меня что, нет своих проблем? Забор повалился на даче, крыша потекла, в ботинке гвоздь, надо бы… Интересно, какую мне приготовили казнь: останусь инвалидом или моему проступку соответствует высшая мера? Срок заключения не грозил. У инков было не принято лишать человека свободы, наказание приводилось в исполнение немедленно. И стало дурно, когда вдруг осенило, что меня как оракула отправят вслед за дедушкой Вильякой Уму. Представил, как моё бездыханное тело набивают травой, пропитывают смолами и волокут высоко в сьерры, чтобы там, на холодном воздухе и под палящим солнцем, оно закаменело.

– Сеньоры, умоляю, войдите в моё положение, ну не готов я к мумификации, не христианское это дело. Да и вам к чему сложности, дорогостоящие технологии?.. Камнем по башке – просто и мило!

– Ишь, что о себе возомнил! – засмеялись они. – Муми-ха-ха-фикация! И не мечтай, получишь то, что полагается по закону за оскорбление императора, не больше и не меньше. – И они ввели меня в тюрьму, устроенную в старой каменоломне. Свирепо дохнуло запахом гниющей человеческой плоти. Я разглядел во мраке полусгнившие трупы, скелеты на медных, позеленевших от сырости и времени цепях, груды человеческих черепов, по которым сновали крысы и ползали гигантские белые черви.

– Что хорошо, погода наладилась, – сказал один из них, – в такой денёк и умереть не грех.

Он не шутил, умереть для инка что раз чихнуть. И умирали, не беря особенно в голову, им было невдомек, что кто-то может и слегка взгрустнуть по поводу своей предстоящей безвременной кончины.

– Отпустите! – взмолился я и достал из мешочка последние листики коки в отчаянной надежде подкупить индейцев, – заблудился в Pacha (времени-пространстве), с кем не бывает!

– Нельзя сказать, друг, что ты блещешь умом, но сердце у тебя доброе, – разделив листочки, они тотчас принялись их жевать. – Мы не останемся в долгу и тоже проявим к тебе милосердие.

– Спасибо, друзья. Даже не знаю, как вас благодарить…

– Вот две ямы: в одной – сытые змеи, в другой – голодные пумы. Предоставляем тебе за это право выбора.

Заглянул в одну – яма густо кишела змеями – гады наползали друг на друга, сплетались в клубки, тянули сатанинские головки, шипели, пытаясь дотянуться до меня вибрирующими раздвоенными лезвиями язычков. Заглянул в другую – в чёрной яме таилась чёрная хищная тать, вспыхнули зелёные фары глаз; грозное, предупреждающее рычание разрешилось душераздирающим голодным воплем.

– Долго думаешь, друг! Всем пора обедать, и нам тоже – картошка стынет

Тычок в спину – и я полетел в яму к голодным пумам.

– Пома! – заорал я, – Пома! Пома!..

Я ударился головой о собственные колени. «Господи, помоги!» – успело вспыхнуть искоркой погружённое во мрак сознание. Погасло и снова вспыхнуло, мерцало ещё сумеречным свечением. Я себя мутно увидел на дне ямы – надо мной полоскали ветви могучие деревья перуанской сельвы.

– Кахори-Змей, supaypa wawanka qamqa kanqi! (сын дьявола!) Что ты тут делаешь? Я тебя по всей сельве!.. – У края ямы орал идиотски-радостный Пома-Пума.

Ноги не подчинялись, и стоило больших трудов с помощью курандеро выбраться на поверхность. Была глухая ночь, когда мы добрались до дома; я рухнул на подстилку и забылся до утра.

Проснулся оттого, что почувствовал на лбу и щеках влажные и тёплые прикосновения. Умываться было ни к чему – лицо вылизала большая чёрная собака. Пома напоил меня и онкологическую мате де кока и повёл во двор.

– Хотите посмотреть на результаты? – Пома указал на тазик, полный зелёной рвоты. – А говорил, нет глистов. – У онкологической блевотина была горчичного цвета, и было её гораздо меньше.