Текст книги "Закрытие Америки"

По границе миров – амальгамной глади Чунгары – чертили угольно-черные утки-нырки с белыми, как кусочки мела, клювиками – в разгаре брачный сезон – строили гнезда, с ооружая островки из водорослей и травы.

Я чувствовал себя бесконечно усталым, к тому же донимала острая головная боль. Именно – острая. Такое ощущение, что в мозгу застряла железяка – и движение головы, или даже мысли доставляет нестерпимую боль.

На следующий день Карлос должен был нас отвезти в термы, однако он явился и доложил, что сесть за руль не в состоянии, поскольку отмечал день рождения сына. Договорились перенести поездку на следующее утро.

Весь день я провалялся в палатке.

Серега то и дело склонялся надо мной:

– Как ты?

– Имею я право выспаться раз в жизни?

– Как себя чувствуешь? Может, не стоит ехать в термы? Что мы, терм не видели?

– Таких вряд ли. Возможно, эти термы – самые высокогорные в мире.

Разумно было бы отказаться от поездки и немедленно возвращаться в цивилизацию, тем более что в моем мерцающем сознании назидательно прокручивался сценарий Иова.

Мы свалили свои рюкзаки в кузовок пикапа. В них – палатка, спальники и жрачка на пару дней, две полуторалитровых бутылки воды. От Путре до терм километров 15, но добирались не менее часа. Переваливая отметку 5 тыс. метров, мы в очередной раз зависли над пропастью, и я едва сдержал рвотные спазмы, – сомнений уже не оставалось, что термы Лауки – самые высокогорные.

Карлос уехал, обещая забрать нас на следующий день.

Термы были устроены в верхнем течении нагретой вулканическим жаром речки. Коричневые, ржаво-красные от железистых минералов скалы, обдаваемые паром, напомнили мне старые бани, куда я ходил с отцом в детстве. У самого русла прибрежные камешки искрились солью. Ближе к речке можно было видеть чахлые кустики травы, разбросанные тут и там округлые глыбы, обитые зеленым лишайником. Из дикого камня были сделаны запруды, выстроены купальни и сооружен вполне цивильный бассейн, чисто сверкающий голубым кафелем. И ни души. Хотя при въезде была предусмотрена будочка для смотрителя, который бы собирал деньги, но, видно, коммерческий расчет не оправдался, собирать деньги было не с кого – слишком далеко, нереально трудно добираться. Вот и отлично! – весь этот заоблачный СПА-комплекс был в полном нашем распоряжении. После скрюченных дней и ночей в автобусах нам представилась замечательная возможность смыть многодневную грязь, отмокнуть. Как говорят, дорвался вшивый до бани. Но это про Серегу: полный релакс – розовое телесное облако со счастливо заплывшими глазками – я же осторожно выбрался из бассейна, едва погрузившись.

До мировых стандартов горячий источник, недотягивал: нет саун, где попариться, нет медитативной музыки, чтобы расслабиться, нет кафешки, чтобы перекусить, и нет, самое главное, нежных массажных тайских ручек, которые бы плавно завершили чудесное

преображение тела, когда ты вдруг услышишь, как триллион клеток, твоих вассалов, поют тебе осанну, и почувствуешь себя справедливым и заботливым их Господином, считая, что достиг состояния самадхи. Зато отсюда, сверху, только высунув из воды голову, можно было любоваться открывшейся величественной панорамой: пустынные горы, снежные вершины вулканов. Серега блаженствовал несколько часов кряду. А я залег в палатку. Пришлось поставить ее у обрывистого берега горячей речки, другого ровного места не нашлось. Я Серегу предупредил, чтобы он ночью не вздумал выбираться через свой вход – легко можно было сломать себе шею, еще и ошпариться, скатившись в воду.

Интересное состояние: одновременно и жарко, и холодно. И я то покрывался потом, то стучал зубами, хотя был укрыт двумя спальниками. Боль звенела в голове острой нитью – одно резкое движение – и эта нить порвется…

– Вот приедет Карлос, – в который уже раз сказал Серега, склонившись надо мной.

Но Карлос не приехал. И еще день мы прождали его напрасно.

Ночью опять тряслась, уходила из-под ног земля, боялся заснуть – только подступала дрема, тотчас начинал задыхаться.

– Как ты? Тебя укрыть?.. Поспи.

Что это: инфекция, вирус?.. Мы перебирали все известные нам болезни и, как герои Джерома К. Джерома, находили признаки многих, если не всех, за исключением разве что родовой горячки. Горную болезнь я также поначалу гордо отметал. Мне, тертому перцу, поднявшемуся на 6 тыс. метров и сошедшему вниз своими ногами, не пристало глючить на пяти. Впрочем, даже физически крепкому человеку есть все основания заболеть уже на трех. Некоторые признаки совпадали: тошнота, отсутствие аппетита, энергии, нехватка воздуха… Первое средство от горняшки – побольше пить. Питьевая вода кончилась. Мало взяли – не рассчитывали здесь задерживаться.

Всякое бывало, приходилось, пили из копытца. Но эту речку мы до поры до времени в расчет не принимали. К такому источнику не хотелось прильнуть иссохшими губами, утолить жажду. Мало того, что горячая, соли в той воде было едва ли меньше, чем в морской. Невидимая за паровой завесой, речка змеилась в расщелине гор.

Больше пяти лет не дадут

Г

де мои калебас и бомбильо?.. Серега предпочел бы кофе, но у нас оставалась только пачка мате йорбы. В отличие от моего друга-кофемана, я стараюсь придерживаться местных традиций. В Египте пью чай из цветков гибискуса, в Индии – ти-масалу, здесь – мате. Если вино – то местное. Скажу так: и еда, и питье, и одежда, и мысли должны соответствовать климату, природе и укладу жизни того места, куда вас занесло. Поступайте по моему правилу, сеньоры, и где бы вы ни были, будете чувствовать себя как дома. Отдельно об одежде: в Е-бурге сама мысль надеть юбку мне показалась бы откровенно педерастической, а в Индии в юбке-тхоти я чувствовал себя вполне комфортно, и такая одежда – индуски врать не будут – шла мне к лицу.

Побрякивая котелком, Серега поднимался вверх по руслу, к вершине, где, шипя и клокоча, из огненных недр вырывался кипяток; вскоре он исчез в облаках пара.

Страшно хотелось спать, но, засыпая, я начинал задыхаться и в паническом ужасе таращил глаза, боясь опять уснуть. С подветренной стороны палатка была расстегнута – я видел русло ручья, обитые зеленым лишайником камни. И еще несколько валунов камуфляжного цвета. Что за чертовщина, один из валунов пошевелился,

обернувшись в кругловатого военного, по косогору спускались еще трое в форме спецназа: черные береты, поверх камуфляжа жилеты с карманами и подсумками. Неплохо вооружены: винтовка M-16, пистолет-пулемет «Хеклер-Кох», дробовик «Ремингтон» у каждого на поясе изогнутый тесак типа мачете.

Нас ожидали муторные процедуры установления личности. Район приграничный, за перевалом Боливия.

Я выбрался из палатки, ноги подгибались от слабости, но, изобразив бодрую улыбку жизнерадостного идиота, что, наверно, плохо вязалось с моим подозрительно измученным видом, я поздоровался первым. Рассматривая паспорт, капитан недоверчиво поглядывал то на меня, то на мою фотографию. Я давно не смотрелся в зеркало и как бы я удивился, увидев в нем доходягу-бомжа, нагло присвоившего мое «Я»!

– Ля Руссия?

– Из России. – Чаще всего, когда узнавали, что из России, в голосе стража порядка звучала нотка напряжения. И сейчас эту нотку я тоже отследил.

– Сколько вас и где остальные?

– Двое. Мой амиго ушел в Путре за продуктами. – Серега мог вернуться в любой момент, и тогда бы вскрылось, что он без паспорта.

– С какой целью вы здесь?

– Мы – туристы.

И я начал подробно описывать наш маршрут. И по мере того как я называл места, где мы прошли, я замечал, что у ребят возникает любопытство к моей скромной персоне. В паспорте стояли визы и штампики, которые ставятся при переходе границ, они подтверждали сказанное.

– А что такое Малави?

– Малави – это страна в Африке. – Мой послужной список путешествий за последние пять лет был отражен в паспорте, и он не мог не вызывать уважения.

– Здесь, в Лауке, с какой целью?

– О, здесь самые высокогорные термы в мире!

– Окей! – напряжение в голосе капитана сменилось благожелательностью. Вряд ли он задумывался над тем, что выполняет свою нелегкую работу в столь удивительном месте. – Родриго, – протянул он мне руку для знакомства. Потом достал смартфон и стал показывать мне фотки.

Это его девушка. И я говорил «перфекто чика» (очень красивая девочка). А это мишень, которую продырявил. «Супер», – хвалил я. А вот отжимает пудовую гирю и демонстрирует бицепсы. «Бодибилдинг? Отлично, результат налицо».

Он еще достал фляжку, приложился к ней, уронив струйку воды на расстегнутую форму и волосатую грудь, в сельве которой прятался маленький серебряный крестик. Я бы не отказался от глотка воды, сутки уже не было во рту ни капли. Жажда особенно не мучила – неприятной была только шершавая сухость в горле и во рту, но ни есть, ни пить не хотелось. Прощаясь, спецназовцы с чувством пожимали мне руку, вышли на дорогу и вскоре пропали из виду. Тут объявился Серега.

– Ну не придурок ли?! – расстроился он, узнав о том, что произошло. – Надо было попросить у них помощи. Вызвали бы по рации вертолет и доставили тебя в больницу.

– Доставили бы, не сомневаюсь. Но не меня, а тебя. И куда, ты думаешь?.. В кутузку – как подозрительного без паспорта. И устроили бы дознание.

– Я бы им показал справку из полиции, что у меня украли… А кстати, где моя справка? Он принялся рыться в рюкзаке. – Ах да, я ее оставил у Аны-Марии… Для сохранности.

С бумагами мы оба не ладили. Я в свою очередь признался, что потерял свою страховку. Оставил со всякими, в основном ненужными, бумагами в хостеле у Хуана в городке Пуэрто Наталисе. Сейчас я даже не помнил название компании, где страховался.

– Это плохо, – помрачнел Серега. – Это очень плохо. На серьезную врачебную помощь теперь рассчитывать не приходится.

– Это еще что, – в тон ему сказал я. – Хуже, если тебе придется отправлять меня «грузом-200» на родину… Дорогое удовольствие – таких денег тебе не собрать.

– А вот этот вариант ты должен исключить.

– Как скажешь, амиго… Ладно, утащишь меня на вершину этой горы…

– Зачем это?

– По тибетскому обычаю. Правильный ритуал, называется – небесные похороны. Доверишь мое больное, изношенное тело кондорам – они знают, что делать.

– У-у, – проскрипел зубами Серега, – как ты мне надоел!..

Заварили мате.

– Пей! – настаивал он, – ты должен это пить.

Я давился, обжигался и пил это. И выпил. И отошел за палатку, где меня чуть не вывернуло наизнанку. С некоторым облегчением я снова зарылся в спальник и тотчас провалился в сон, как в яму. «Дринк!» – теперь мне приказывал мой танзанийский друг Ники. Больше года прошло с моего восхождения, но уже не раз повторялось во снах, что я снова и снова штурмую Килиманджаро. Ники тычет меня кулачком в бок и сует бутылку с водой. – «Дринк, Урий!» Снова и снова я карабкаюсь на высоту, прихлебывая воду по маленькому глоточку. Знаю, что это выше моих сил, но я должен подняться, преодолеть себя. – «Поле-поле, слоули-слоули», – подбадривает он меня. Он бывал на вершине не раз, но ему больше, чем мне самому, хотелось, чтобы и я на нее забрался. Пить не хочется, но я знаю, что надо пить, – иначе не дойти до вершины, горняшка одолеет.

Меня зовут Хури

П

ей! – Открыл глаза. – Серега протягивает кружку с водой. С трудом вспоминаю, где я. Стуча зубами о железный край кружки, пью до дна. Настоящая чистая, холодная вода. И снова проваливаюсь в темную беспамятную яму, вся тяжесть земли давит на грудь – дышать нечем. Сбрасываю пропотевший спальник, судорожно хватаю воздух… Совсем светло, палатка нагрелась от солнца. Сереги нет. Чуть приподнявшись, я немного раздвинул молнию. В щелочку увидел край бассейна, ноги Сереги, свисающие с бортика. Раздвинул молнию чуть больше – еще одни ноги. Распахнул, откинул полог – на бортике сидела девица с перебинтованной головой, побалтывала ногами в воде.

– Проснулся?!..

Они подошли ко мне.

– Это Сильвия, – представил девицу Серега.

– Хури? – ткнула она в меня пальцем.

– Юрий, – поправил я ее.

– Хури, – повторила она.

– Ладно, пусть так, – согласился я.

– Будем тебя лечить, – Сильвия раскрыла изящный кожаный не-

сессер, я выхватил глазом золотое тиснение на крышке: «Дорогой Мишель от…» Вытряхнула кучу разных таблеток.

– Это, кажется, от давления, – сказал Серега. – Пей.

– Пей, – сказала также Сильвия и подложила еще одну таблетку, – это желудочные.

– Эта ампула очень ценная – сильнейший антибиотик, пей, – сказал Серега.

– А это современное от вируса, пей!

Гора таблеток росла.

– Не смешите меня, – сказал я, – когда я смеюсь, у меня голова дергается – жила внутри головы напрягается и может лопнуть.

– Если давление не снизить, она и лопнет.

– Откуда я знаю, какое у меня давление! Может, наоборот, пониженное.

– Поможет. Организм гораздо умнее тебя, выберет, что ему надо, – уверенно сказал Серега.

– Пей, – Сильвия подкладывала еще целую горсть фармакологической отравы.

– Слушай, что тебе говорят, – настаивал Серега.

– Кто она такая, чтобы я ее слушал?! Я эту Сильвию вижу в первый раз.

– Знал бы, кто такая, слушал.

– С какой стати?

– А сковородкой по башке не хошь?

Сильвия уже успела рассказать о себе Сереге – как все без исключения женщины, она доверилась ему.

Одним из двух наиболее пострадавших от землетрясения городов Чили был Икике, что находится неподалеку от Арики. Там среди прочих зданий разрушилось самое основательное – женская тюрьма. Рухнула стена, и заключенным представилась внезапная возможность досрочно выйти на свободу. Интересная статистика: часть женщин, примерно треть, привыкших считать тюрьму своим домом, осталась у разрушенной стены; 289 ударились в бега, 137 в скором времени одумались и вернулись, 152 возвращаться в тюрьму не пожелали. Министр юстиции Гомес прокомментировал это событие так: «С юридической точки зрения это не побег, а перемещение в более безопасные места», – и немедленно организовал охоту силами спецназа и полиции за теми, кто, как он выразился, «переместился». Наша Сильвия была в числе этих переместившихся. Упавший на голову кирпич несколько помутил ее рассудок, тем не менее она сообразила, что непреднамеренное убийство – серьезная статья, сидеть еще долго и надо быть дурой, чтобы не воспользоваться неожиданно выпавшим шансом.

– Как ты похож на моего Фабио! – вдруг обняла меня Сильвия, – у него были такие же пегенькие усики, такое же бледное лицо, и он так же грустно улыбался.

– Это которого ты по башке сковородкой?

– А не надо было говорить, что стейк не прожарен. Он был прожарен, еще как прожарен!

– Какая разница, я, например, люблю underdone (непрожаренные), – заметил Серега. – Плохо то, что сковородка у тебя под рукой оказалась чугунной. У нас такими давно никто не пользуется.

– Да, все дело в сковородке, – согласился я. – Дерьмовое у вас правосудие, не разобралось, припаяло девчонке шесть лет ни за что ни про что.

– Он умер не от удара. Просто подавился стейком, – уточнила Сильвия. – С испугу.

– В таком случае о твоей вине и речи быть не может. Твоя история достойна попасть в учебники юриспруденции как пример вопиющей судебной ошибки, – подытожил Серега.

Я пригляделся к Сильвии: лицо правильных черт, хотя и несколько грубоватое, огромные черные глаза демонически блестели, выдавая младенческую, отдавшуюся страстям душу, из-под повязки буйно выбивались вьющиеся волосы. В крепком ее телосложении, в резких угловатых движениях чувствовалась скрытая сила, выплескивалась через край нерастраченная энергия. Короче, про таких у нас в Е-бурге говорят: конь с яйцами.

– И ты хочешь, чтобы я слушал эту стукнутую кирпичом на всю голову мухеру (женщину)?! – возмутился я. – Ладно, как скажешь, – и давясь, затолкал в рот всю аптеку.

Должен признать, мой организм оказался умнее меня – вскоре мне, в целом, полегчало.

Сильвия принялась готовить обед. Последнее, что у нас осталось: макароны, банка туны, завалявшаяся в рюкзаке, – руки не дошли выбросить (не умеют чилийцы делать консервы) и суп из концентратов. У Сильвии в бутылке было еще со стакан воды, которую мы выпили, смакуя, как драгоценное вино. Бросила в кипяток макароны, а когда они набухли, вывалила в них туну. Пачку концентратов просто развела в воде, догадавшись еще посолить и без того жутко соленое пойло.

– Ну как? – строго спрашивала Сильвия.

Чугунной сковородки в нашем хозяйстве не было, но все равно хвалили:

– М-мм, упрели макароны, так приятно похрустывают на зубах.

– Супчик, я вам доложу, универсальный, его можно не только есть, а также использовать как суперклей, – к слипшимся намертво пальцам приклеилась еще ложка.

– Заклей свои ботинки – они давно просят каши, вернее, супчика, который сварила Сильвия.

После обеда Сильвия, попросив не смотреть на нее, разделась и пошла к речке стирать свою одежду, а мы переместились к бассейну. Опустили ноги в горячую воду, сидели на бортике, следя за полетом кондора, – ему полюбилось наше место, и он кружил над нами так низко, что можно было рассмотреть белый шарфик вокруг шеи, дряблые старческие щеки и крохотную шапочку, надвинутую на самый клюв.

– А вот скажи, совсем другое дело, когда женщина рядом. Варит, стирает… В следующее путешествие обязательно возьмем одну-две.

– Да, нехитрые радости быта, а как приятно! Я вот о чем подумал: стиральная машина – вредное изобретение. У стиральной доски есть неоспоримые преимущества: мало занимает места, способствует хорошей физической форме, а главное, мысли женщины не идут далеко от стирки и есть гарантия, что не окажутся там, где не следовало бы им быть.

– Гениально, и как только ты додумался?!.. Пойду, может, Сильвии надо помочь, к тому же она просила выложить наше барахлишко, чтоб постирать…

– Мы обещали не смотреть в ее сторону.

– Обещали… Э-э, если хотя бы вспомнить, кому из женщин и что я обещал.

– Глянь!.. Эти ребята совершенно некстати.

Снизу по дороге поднимались мои знакомые спецназовцы. Теперь их было семеро, целое отделение. Мы выскочили из бассейна как ошпаренные.

Сильвия развешивала на веревке свои рваные джинсы и трусики, напевала популярную у латиносов песню про команданте Че. Смысл примерно такой:

Любить тебя мы учились

с высот постигшей утраты…

Бедняге не во что было переодеться – только детская, не по размеру майка.

– За тобой, Сильвия!

– Не смотрите! – она присела, тщетно натягивая майку, чтобы прикрыть уязвимое место, обозначенное образующими мысок черными шелковистыми прядками.

– Спецназ – не поняла?!..

– Да, а что делать?

– А что тут сделаешь? Сдавайся. – Жалко было Сильвию, но больше себя самого – только-только разглядел – она была дико, необузданно хороша.

– Как сдавайся? – окончательно смутилась она, – в таком виде?

– Тогда беги, – сказал Серега. – Нет, лучше ныряй в палатку.

Сильвия, помешкав секунду, полезла в палатку, оглянулась, махнула еще нам рукой, задвинула молнию.

– О, ми амиго! – я обнял Родриго, как старого друга.

Родриго достал смартфон и показал фотку. Это была Сильвия.

– Знаете эту женщину? Видели?

– Первый раз видим, – в один голос сказали мы.

– А эту?.. Эту? – он показал еще несколько фоток.

– Этих и подавно. – Мы плохо говорим по-испански и выразились, наверно, как-то неаккуратно. Родриго посуровел.

– Это опасные преступницы. Возможно, они прячутся здесь.

Стенки палатки шевелились – понятно, не от ветра. Вот проклятье, чего ей не сидится спокойно?!

– Это что? – один из спецназовцев сорвал с веревки сушившиеся трусики Сильвии. – Мокрые.

– Это что? – повторил Родриго.

– Это что? – также сказал и я.

– Трусики, – сказал Родриго, – женские.

– Ну не мои же, – сказал я.

– Слава богу, что не твои, – сказал Серега. – А я было подумал: «Неужели и ты тоже?!..»

– Чтобы я надел трусики в цветочек?!.. Да я лучше голым в Большой театр, в оперу…

– Откуда они здесь?

– Да, интересно, откуда?.. Нас не было – мы уходили посмотреть на пуму. – И Серега начал рассказывать про пещеру, которую нам показывал Карлос.

Родриго кивнул своим товарищам – они заглянули в раздевалки и в будочку смотрителя. Собственно, все было на виду, искать негде. Родриго направился к палатке.

«Копец! Доигрались. Дерьмовое чилийское правосудие! Если за разжигание костра в неположенном месте дают пять лет, то какой срок нам придется тянуть за укрывание опасного преступника?»

– Не бойся, – угадал мои мысли Серега, – больше пяти лет не дадут.

Родриго подошел к палатке и дернул за молнию…

Пусто. Сильвии в палатке не было. Расстегнув вход со стороны горячей речки, Сильвия тихонечко выскользнула, спустилась вниз, и укрытая облаками пара, сквозанула вверх по руслу.

– Ты что, амиго, не доверяешь? – возмутился я.

– У меня задание, и я его обязан выполнять.

– Да ладно, понимаю… А что это у тебя? – на груди у Родриго красовался знак парашютиста. – Сколько раз прыгал?

– Пять, один раз ночью.

– Больше не прыгай, не советую.

– Почему?

– Не поверишь, но раньше я был таким же высоким, как ты. И надо же было увлечься!.. Прыгнул 114 раз и… и уменьшился в росте на 10 сантиметров, – я не врал, я пересказал историю, которую мне поведал один чудак из общества ДОСААФ. Лично я ни за какие коврижки прыгать с парашютом не стану.

– Правда? – Родриго глубоко задумался. И я отметил, что задуматься никому не вредно. В данном случае, задумавшись, человек хотя бы на минуту отвлекся от навязчивых мыслей о служебном долге.

– Мой тесак лучше твоего корво, – продолжил я наступление в том же направлении, указывая на тесак Родриго. Я вынул из рюкзака свое привезенное из Индии кукри-мачете. Оно у меня было вместо ножа и топора, но главным образом для того, чтобы колупать коконады. Херак! Херак! Херак! – три удара – и готово, прикладывайся – живительная кокосовая водичка орошает тебя изнутри, как желанный дождь иссохшую, растрескавшуюся землю. Большая ошибка природы, что здесь (а в России особенно) не растут кокосовые пальмы.

Сравнили мачете, то и другое очень похожи, но склонились к тому, что мое лучше, потому что на нем больше зазубрин.

Родриго вызвали по рации. Он отошел в сторону, поговорил. Солдаты уже сбрасывали камуфляж, чтобы поплавать в бассейне, но приказ офицера тотчас заставил их одеться.

– Суровая у вас служба, – посочувствовал Серега. – Еще бы! – с гордостью сказал Родриго.

Мы попрощались, я очень надеялся, что теперь окончательно. Они построились, зашагали в ногу и запели. Смысл песни примерно такой:

Мы солдаты Чили,

Защитники высоких гор.

Мы поднимаемся к вершинам, где сверкает снег,

И совершаем подвиги во благо отечества!

– Где моя одежда? – тихая, как тень, выглянула из-за палатки Сильвия.

– Забрали твою одежонку в качестве вещдока.

– А как же я?..

– Так походи. У тебя все на месте – какие проблемы?

– Jihos de la putas! (сукины дети!) – выругалась она. – Mierda (куча дерьма)! Я им покажу! – И она рванула было вслед за спецназом, Серега догнал ее, схватил за шиворот – майка с треском разодралась чуть ли не надвое.

– Покажи, покажи… Ребята молодые – оценят.

– El desvergonzado (бесстыдник)! – она села на землю и заплакала.

– Стоит так расстраиваться из-за тряпок?!

– Мне элементарно нечего надеть.

– Все женщины так говорят… Слово в слово. Но ты первая, с которой я готов согласиться. Ладно, что-нибудь придумаем. – Серега достал из рюкзака свои желтые канареечные шорты. – Примерь – должны подойти. За ним это водилось: он иногда совершал безрассудно щедрые поступки, за что я его и ругал, но тут чего-то сам пошел у него на поводу, решив распрощаться со своими старыми добрыми горными немецкими ботинками. К тому же я отдал ей еще ни разу не надетую желтую майку с вышитой на груди мордашкой гуанако.

– Кошмар! На кого я похожа?! – хлопнула она себя по бедрам, в шортах они выглядели еще могучее. Ботинки ей тоже не жали.

«Порнография», – подумал я. – Что интересно, когда она была голой, такого определения мне не пришло на ум.

– Ты похожа на невинного желтенького цыпленочка, – однако сказал я.

– Правда? Фабио тоже называл меня цыпленочком.

– Достала со своим Фабио!.. Ладно, на первое время сгодится, а потом, будет случай, украдешь что-нибудь поприличнее.

– Зачем ты так говоришь?! Я порядочная женщина.

– А несессер откуда у тебя?

– Мишель подарила.

– Ага, подарила… Президент великой воровской державы, какой без сомнения является Чили, подарила свой несессер несчастной беглой заключенной. Прямо со своими свечами от геморроя.

– Я просто помогла ей нести, а потом мы как-то неожиданно расстались, и получилось, что подарила. А несессер был вовсе даже не ее. И вообще не понимаю, о каких свечах ты говоришь.

– Да ладно, мне-то что?! Не вмешиваюсь, это ваши чилийские внутренние дела, – и я пошел в палатку, – боль в голове опять вонзилась острой железякой.

Серега устроился спать на земле. Выбирая, куда улечься, прощупывал ладонью, где она теплее, согревается внутренним дыханием вулканического жара. Сильвия подлегла ко мне в палатку.

Обрывки снов и бреда, долгая лоскутная ночь. Задыхался, бормотал что-то вроде молитвы, прося всемогущую сущность, которая мутно светилась передо мной в ночи, спасти и ощущал успокоительно-прохладную ладонь Сильвии на лбу, она ворковала что-то, укрывала спальником. С рассветом наступила ясность и отчетливое понимание: горная болезнь может зайти слишком далеко. Есть предел, точка невозврата. А может, она уже пройдена? Сколько альпинистов погибло, уже спустившись с гор и находясь в безопасном месте.

Утром мы прощались с Сильвией.

– Хуже всего расставаться, когда знаешь, что навсегда, – сказала Сильвия. – Вы, русские, хорошие парни, я вас не забуду, – мы поочередно обнялись, и она пошла в сторону перевала, к Боливии.

– Подожди! – крикнул я. Кое-как доковыляв до нее и отдышавшись, сказал: – Давай проделаем одну штуку. Называется – ритуал племени ямана. Ты не против? Дай ладошку, и вот тебе моя. – И я потер свою ладошку о ее, неожиданно теплую и приятную. – Чувствуешь, как наши ладошки притягиваются друг к другу? Теперь мы намагничены, и это означает, что рано или поздно мы с тобой встретимся. В этой жизни я тебе не гарантирую, но в следующей, уж ты мне поверь, – обязательно.

– Тогда давай еще потремся, чтобы не так долго ждать.

– Давай, а потом для надежности, как учил меня шаман ямана, нужно еще сделать вот так. – И я припал к ее губам.

– Ты это все придумал? – сказала потом она.

– А то как, – признался я. – Ты не обижаешься?

Она покачала головой.

– Ну если не обижаешься… – ее губы пылали, как цветок психотрия, и я не устоял, чтобы не наброситься и не сорвать напоследок еще несколько горячих лепестков.

Вскоре мы простились и с Серегой. Оставив меня в палатке, он пошел за помощью в Путре. Мы полагали, что одного дня ему будет достаточно, чтобы добраться до деревни.

Лежал в палатке, весь в поту, весь во власти накатившего на меня безотчетного страха: сегодня все должно решиться. Каждая минута, секунда промедления грозит необратимыми последствиями. Кондор продолжал кружить над нашим лагерем, и это действовало на нервы.

Прошло не так уж много времени, когда я услышал тарахтение мотора. В пикапе кроме самого Карлоса сидели его сын Хуан и Серега – встретились на дороге.

К нашему стыду, выяснилось, что мы напрасно поносили за глаза нашего друга. Когда трясло, лихорадило Землю, случились оползни, и в нескольких местах дорогу пересыпало камнями. Дорожные службы не торопились ее расчищать – понятно, что никакого стратегического значения она не имела, и Карлосу, чтобы пробиться к нам, пришлось это делать самому с помощью сына и без всякой спецтехники.

Два часа, что оставались до автобуса, мы просидели в деревенской столовой. Похлебали индейского супа из мяса альпака с овощами и молочными початками кукурузы, отпивались мате де кока. Считается, что этот напиток помогает легче переносить недостаток кислорода. Возможно, но у меня лично заметное облегчение наступило тогда, когда мы скатились с гор. В какой-то момент закололо в пальцах, и я отчетливо почувствовал, как капилляры наполняются кровью. Весь я начал оживать. В Арике уже вполне пришел в себя, хотя коленки еще подгибались от слабости и немного подташнивало.

Вечером мы загрузились в автобус и через день и две ночи были снова в Сантьяго.

Заговор шпионов

П

олшестого утра, звякнув колокольчиком, мы вошли в хостел – и угодили прямо в объятия Аны-Марии. Ждала! И комнату для нас приготовила. Однако мы ее огорошили, сказав, что сегодня же уезжаем. Хотелось еще до отъезда на родину успеть в Перу на Мачу Пикчу. Получим паспорт – и на автобусный терминал.

Попросили Ану-Марию набрать посольство. «В посольстве никого нет», – ответили по-испански…. Что?.. Они все еще бастуют?!.. Серега залез в интернет и выудил свежую инфу: забастовщики устроили пресс-конференцию, созвали послов, аккредитованных в Тель-Авиве, и обратились к ним с просьбой поддержать забастовку и содействовать…

– Как ты себе это представляешь?

– Очень просто. Они собрали своих коллег и сказали: «Господа шпионы…»

– Почему – шпионы?

– А ты думаешь, чем они занимаются? Шпионить – их основная служебная обязанность. Так вот, они сказали: «Господа шпионы, следуйте нашему примеру, мы должны показать всему миру, кто хозяин положения. Вся политика, все деловые связи, вся экономика держится на нас, на шпионах. Какой получится бетон, если в него не положить цемента? Никакой. Дерьмо собачье! Так и наша работа: стоит нам прекратить шпионить – все рухнет, рассыплется в прах. Следовательно, наша заработная плата должна соответствовать нашей значимости».

– Допустим, а что дальше?

– Шпионы выслушали израильских коллег и молча разошлись. Не готовы, не созрели. Пока…

Надежды на то, что чилийская полиция найдет наш рюкзак, было мало, но я все же настоял на том, чтобы отыскать IPA (International Police Association) и справиться там: вдруг хотя бы паспорт подбросили.

Нас встретил сеньор в белой рубашке, при галстуке и эталонной бородке бальбо, волосы аккуратно с помощью крема зализаны – hombre hermono – красавец, сошедший с витрины парикмахерской. На рукаве эмблема IPA с девизом – «Servo Per Amikeco», что на языке эсперанто значило: «Служба через дружбу». Нам этот язык знаком: Ана-Мария, можно сказать, без натяжки трындела на эсперанто, смешивая и безбожно коверкая английскую и испанскую лексику.

– Не в службу, а в дружбу, – обратился к нему по-английски Серега и рассказал, с чем мы пришли.

Он слушал нашу историю, не скрывая удовольствия.

– Классика! – потирал руки сеньор. Да он, сука, гордился высоким уровнем отечественного воровского профессионализма. На его звонок по телефону, цокая каблучками, вышла женщина с ноутбуком. – Капитан Росси, – представил он, – она вами и займется.

Мы уединились в глубине холла, присели к столу, и Серега в который уже раз стал пересказывать эту самую классику – я же думал о том, что красивых женщин в Чили не так много, может, всего три: Мишель Бачелет, Сильвия и вот еще одна – Росси. Глядя на нее, я не мог усомниться в том, что успех нашего безнадежного дела гарантирован.