Текст книги "Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)"

Я покачал головой:

– Если вы говорите про божественную справедливость, то это слишком отдаленная перспектива. Человек всегда хочет здесь и сейчас. Ад как наказание или рай как поощрение его тоже устраивают. Но только после воздаяния в этой жизни…

Света-Лена-Ира прервала меня с улыбкой превосходства:

– Я говорю о другой справедливости. О справедливости Древних. Мы, глубоководы, потомки одного из них, и всегда можем воззвать к Нему и попросить справедливости и для себя, и для других.

Ну, конечно, кто о чем, а фанатики о своем. Таким людям возражать бесполезно, но, глядя в ее торжественное лицо, я не удержался:

– Помню-помню… Древний закон как договор между людьми и Древними. Мол, вы чтите их, они покровительствуют вам… Всё давно в прошлом. Древние близки к людям лишь теоретически. Фактически же им нет дела до людских тревог. Смысл существования для них – борьба между собой, а их дети – всего лишь инструменты… Они вроде тех же абреков, только на своем уровне…

Заметив, что меня не поняли, я пояснил:

– Абрек – единоличник, он ищет справедливости непосредственно для себя… При этом обычно ни с кем не считается.

Девушка замерла от возмущения – столь бесцеремонно, с ее точки зрения, сравнивать Древних с абреками. Подбородок ее заострился, губы сложились в знак равенства, совсем не похожий на рыбий ротик Марианны. Тщетно я ждал от нее резких слов, ответ последовал с другой стороны. С заднего сиденья раздался язвительный голос Петра:

– А мне казалось, вы сочувствуете абрекам…

Я пожал плечами.

– Всё зависит от того, под каким углом смотреть. Те абреки, что жили в прошлом, вроде знаменитого Зелимхана, считаются борцами за народное счастье. Типа робингуды… А абрекам из настоящего в этом самом настоящем власти обычно лепят ярлык «разбойников». Только люди зовут их иначе… – Я увидел скептическую улыбку на лице Петра и резко добавил: – Не будь у абреков гена волка, в поисках справедливости они подались бы в правозащитники или в диссиденты. Как люди в больших городах…

– Ген волка?! Они что… антропозооморфы?.. Как и мы? – испуганно пискнула Марианна.

– Ага, – подтвердил я. – Только глубоководы – гибриды, а они – оборотни…

Лица моих пассажиров разом побледнели. В зеркальце заднего вида я заметил, как Петр откинулся на спинку сиденья – из него словно выкачали воздух. Марианна – сбоку от меня – напротив, скорчилась, превратившись в большой вопросительный знак, на лбу выступила испарина… Судя по всему, перепугались искренне. Хоть и молодые, но знают, что вервольфы и глубоководы – семя разных Древних, и потому первый никогда не пощадит второго, если встретит его на пустынной дороге. Когда отцы враждуют, дети не могут стоять в стороне…

– Вряд ли нам что-то грозит. Мы почти миновали опасную зону… – Я говорил, желая успокоить молодых людей. Мне не хотелось путешествовать вместе с впавшими в панику пассажирами. Дурак, завелся из-за пары глупых фраз, перегнул палку с откровенностью… Но и Петр тоже хорош, не задень он меня не к месту своей улыбкой, и я бы промолчал про природу абреков. Пугать и его, и девчонок мне было совсем не с руки.

Машину тряхнуло на колдобине, и я замолчал, сосредоточившись на разбитой частыми камнепадами дороге. Справа пробегали спрятавшиеся в густой зелени белые домики Ведено. Мои пассажиры остались наедине со своими мыслями и быстро успокоились. К тому же пугавший их лес отступил, мы вырвались из тесноты ущелья и стремительно накатывали на последнюю четверть нашего путешествия к озеру.

Марианна вдруг ахнула. Я ее хорошо понимал. Каждый, кто впервые ехал по «царской» дороге – из Харачоя на озеро Кезеной, – испытывал это чувство, когда оказывался перед исполинской горной грядой. Уходящая за горизонт бесконечная змейка серпантина, опоясывающая целый хребет. Колпак неба, накрывающий вас густой синевой, – огромный, бескрайний, взглядом не охватить.

– А вот теперь приготовьтесь, – сцепив зубы, скомандовал я своим пассажирам и бросился на штурм хребта. Старенький дизель выл и рычал на особо крутых подъемах, захлебываясь кашлем на поворотах, но глотал километры – пополам со всё той же пылью из-под колес. С упорством заведенной часовой пружины я наматывал по серпантину виток за витком.

Мои пассажиры, прячась от вездесущей пыли, уже покрывшей машину плотным желтым ковром, задраили окна и прилипли к ним лицами, стараясь разглядеть, как глубоко внизу, в ущелье, бежит бурный поток, похожий отсюда на блестящую змейку.

Мне же было не до горных красот. Запутавшаяся в скалах дорога требовала полной собранности. На одном из особо крутых поворотов заросли мушмулы, словно присевший в полупоклоне человек, цепляли своими ветвями-конечностями дорогу, и мне пришлось вцепиться в руль, выкручивая его двумя руками и старательно огибая препятствие.

Не услышанный из-за визга тормозов внезапный хлопок (будто камень ударил в днище) остался бы где-то вне пределов моего внимания, не поведи машину вбок. Лопнуло колесо?! Дизель понесло прямо на каменную стену, и прежде чем врезаться в нее, я успел порадоваться, что мы летим в скалу, а не в другую сторону, где только прозрачный воздух стал бы препятствием от того, чтобы сорваться в бездонную пропасть.

Центробежной силой меня притиснуло к рулю, грудь сдавило. Выталкивая из легких воздух, я то ли выкрикнул, то ли выхрипнул – «все из машины». Вытянутый до предела «ручник» помочь ничем не мог. Дизель развернуло на сто восемьдесят градусов, а меня выкинуло наружу из распахнувшейся дверцы.

Несколько минут я пролежал, прокручивая в голове аварию и даже не пытаясь подняться. А затем до меня донесся резкий животный запах и послышались мягкие, едва различимые шаги.

Не меняя положения тела, я приоткрыл глаза и сквозь щелочки увидел, как приближаются ко мне ноги в черных чувяках.

Мягкие чувяки из сыромятной кожи. Без подошв и каблуков. Обувь, для которой грубые городские тротуары хуже наждака, но в которой так удобно передвигаться по мягкому лесному дерну, оставаясь неслышимым и незаметным. Обувь для настоящего абрека.

Ноги остановились возле моего лица, чуть ли не касаясь его. Я различал каждую трещинку, каждую царапинку на потрепанной коже чувяков. Удивительным образом их обладатель застыл на носках, словно завис в па лезгинки. Мне почему-то представилось, что внутри этой удобной обувки находится не нога, а волчья лапа, оттого и кажется, будто человек стоит на цыпочках.

Медленно-медленно я повернул голову, скосил глаз… и замер, увидев черный зрачок дула охотничьего карабина. Абрек, а теперь не оставалось сомнений, что это он и что именно он устроил на нас засаду, держал меня на мушке. На мое счастье, слева что-то зашуршало, и ноги в чувяках изменили свое положение, оборотившись носками в ту сторону. Я тут же выбросил вперед руки, ухватил абрека за лодыжки и дернул на себя.

Разбойник оказался ловким и стремительным как кошка. Упав на спину, он быстро перекатился на бок, уходя от меня. Я ухитрился схватить его за кисть, в которой он зажимал винтовку, и, вывернув ее, заставил абрека выронить оружие. А следом на помощь пришел Петр. Он обрушился на абрека неожиданно даже для меня, зафиксировав его тело в профессиональном борцовском захвате. Никакая звериная гибкость не могла бы помочь оборотню вырваться из мощных рук дайвера.

Мне оставалось лишь поочередно связать разбойнику вначале ноги, затем руки брючным ремнем.

Отдуваясь и отплевываясь от набившихся в рот пыли и мелких камешков, потные и раскрасневшиеся, мы сидели, привалившись спинами к нагретому за день валуну. Оглядывались, подсчитывали трофеи и потери.

Девчонок трясло. Всё еще расширенными от ужаса глазами они смотрели то на машину, то на лежащее посредине дороги тело абрека. Петр внешне казался совершенно спокойным, однако от него исходила волна адреналина.

Чудо, но никто из нас серьезно не пострадал. Дайверы оказались людьми на удивление дисциплинированными – по моему приказу прыгнули все. И все сумели удержаться на той узкой полоске земли между скалой и пропастью, что называлась дорогой. Царапины, ссадины и ушибы в счет не шли. Хуже всех дела обстояли у меня – локоть горел, словно его смазали скипидаром. Я закатал рукав – синяк стремительно расползался по руке, захватывая предплечье.

– До свадьбы заживет! – сказал я, глядя на Марианну, и подмигнул ей. Она смущенно отвернулась, что-то зашептала прислонившейся к ее плечу подруге.

Дизелю досталось больше, чем нам. Машина разбилась в хлам. Колеса – одно лопнувшее, абрек стрелял по нему, – «косолапили» так, что не оставалось сомнений – полетела ось. Если с покалеченным боком ездить еще можно, то без колес – никак.

– Кажется, я поцарапал машину. Боюсь, племянник будет недоволен, – попытался пошутить я, надеясь поднять настроение спутников. Но вместо них отозвался лежащий ничком в пыли абрек. Его длинная непечатная тирада на чеченском вызвала неподдельный интерес Петра.

– А что, что он сказал?

– Лучше не знать, – пояснил я. – Здесь дамы.

Затем я встал, подошел к абреку и, поддев его ногой, перевернул на спину, чем заслужил еще одну порцию ругательств.

Абрек оказался невысоким, худощавым, причем скорее щуплым, чем жилистым, человеком. Заношенный овчинный бешмет без газырей, чабанская папаха из свалявшейся шерсти, вытертый ремень – его одежда явно нуждалась в химчистке. Черты лица почти не просматривались – настолько он зарос черной неряшливой бородой. Из-под низко надвинутой мохнатой шапки злобно зыркали глаза.

Ситуация складывалась аховая – на руках у нас имелся разбойник, держащий в страхе всю округу, а сами мы забрели от цивилизации настолько далеко, насколько это возможно в современном мире.

– Дальше двигаемся на своих двоих, – подчеркнуто бодро прокомментировал я. – Выбор небольшой: вернуться или идти дальше. Если обратно – то будем спускаться, что удобно, хотя и далеко. Если вперед – придется подниматься. Зато до поста осталось совсем чуть-чуть.

– Странно, что он напал один и в человеческом облике, – неожиданно отозвался Петр. – Да еще почти возле заставы.

– Ничего странного, – возразил я, – абреки те же берсерки, в бою свои силы не соразмеряют… А место для засады самое козырное – ведь никто не ждет нападения так близко от пограничников… Ну и оборачиваться днем для организма вервольфа очень опасно. – Я подхватил с земли исцарапанный карабин с расколотым и скрепленным железной скобой прикладом и повесил его на плечо. – Предлагаю идти вперед. Абрека понесу сам.

Света-Лена-Ира ахнула:

– Хотите взять его с собой?!

– А что, отпустить? Пусть и дальше абречествует?.. Или… антропозооморфы любят сами кончать своих врагов?.. – Я скинул винтовку с плеча и сделал вид, что хочу протянуть ее девушке. Та испуганно отшатнулась.

Вмешался Петр:

– Адам прав, мы должны сдать абрека в милицию. Они сами разберутся…

О как! Мой каменный друг впервые назвал меня по имени. Доверие крепнет…

Дайверы повытаскивали из машины свои громоздкие рюкзаки, я внахлест перекинул через себя связанные руки абрека, и мы двинулись вверх по серпантину. На наше счастье, дорога не имела ответвлений, так что заблудиться мы не могли…

На машине оставшийся путь занял бы минут пятнадцать, но пешком мы ковыляли битый час. Поначалу Петр предлагал мне поменяться грузом, я отшучивался:

– Он, хотя и сильный, но легкий. Ничего, донесу!

Первой сдалась Света-Лена-Ира, за ней Марианна. Скинув со спин баулы, они с трудом переставляли ноги, временами упираясь в колени руками, и часто устраивали привалы. Едва взвалив на себя рюкзаки девушек, Петр тут же перестал предлагать мне помощь. Я его понимал. Глубоководы чувствуют себя прекрасно только в воде, горы – не их стихия.

Я же ощущал себя героем Фенимора Купера или Майна Рида. Эдаким пионером в диких краях, спасающим раненого товарища. Заходящее солнце светило мне в затылок, жгло обожженную шею. Ссадины чесались и зудели от забившейся в них пыли. От абрека шел невыносимый смрад. Подумать только – менее суток назад я прохаживался по затянутой в камень набережной Мойки и любовался Казанским собором, а сегодня бреду по горной тропе и несу на спине оборотня-убийцу.

Мои легкие горели, чертовски хотелось пить – вот и забылось детство, когда такие восхождения приходилось совершать по несколько раз на день. Сейчас же мне нестерпимо хотелось сбросить с плеч этот невыносимый груз – куда угодно, хоть в пропасть. Однако что-то толкало меня дальше…

До поста, что расположился на самом гребне перевала, оставалось не более двухсот шагов, когда мои силы иссякли окончательно. Едва в пределах видимости показался перегораживающий дорогу угольник-шлагбаум из массивных труб, а возле выкрашенного в примитивный зеленый цвет домика охраны засуетилось несколько камуфлированных фигурок, я скомандовал – «девчонки, машите руками, пускай видят, что мы свои». И тут же моя нога ступила на булыжник и подвернулась. Груз за спиной мешал мне извернуться и не упасть. Как подрубленный, я рухнул на обочину, завалившись вбок и слегка назад, и от резкой боли в травмированном локте потерял сознание…

Очнулся я на узкой жесткой кушетке и под неприятно шуршащей накрахмаленной простыней. В низкое оконце светила сытая луна – белая и ноздреватая, словно круг овечьего сыра. Не вставая, я осмотрелся. Крохотная комнатка примерно два на три метра, беленые стены, ширма в углу, стол у окна – похоже, это медчасть.

Я осмотрел себя. Локоть перевязан мягким бинтом, ссадины и порезы, промытые и смазанные вонючей, видимо, дезинфицирующей дрянью, слегка зудели.

Механические ходики на столе слабо фосфоресцировали, показывая четверть двенадцатого. Это сколько же времени я провалялся без сознания?

Я присел на кушетке, попытался встать. Получилось с первого раза – нога ныла, но терпимо, фиксирующая повязка на лодыжке приглушала любую боль.

Дверь оказалась незапертой, я вышел и сразу окунулся в прохладный аромат ночи, полной цветочных запахов и пронзительных трелей цикад. Луна отражалась в зеркале озера лампой дневного света, превращая окружающий пейзаж в нереально-фантастический. Тощие деревца отбрасывали резкие многорукие тени.

Домик санитарной части притулился у небольшой рощицы, вдали от остальных строений погранзаставы. Ближе всех ко мне египетской пирамидой высилось здание базы олимпийского резерва – озеро Кезеной, хотя и располагалось на приграничной территории, служило местом сбора для команды страны по гребле. Строители слепо скопировали форму существовавшего прежде на этом же месте языческого зиккурата. Напоминавшие соты ряды круглых оконцев во фронтальной части строения усиливали его сходство с таинственным культовым сооружением.

Даже в этот поздний час парочка сот-окон мерцала неярким светом. Я двинулся к зданию базы.

И примерно на полпути столкнулся с Марианной. Девушка переоделась в цветастый сарафан, распустила волосы, а ее глаза, подсвеченные луной, словно испускали загадочное голубоватое сияние.

Мое бесшумное появление напугало девушку. Она шла, глядя себе под ноги, и, наткнувшись на меня, рефлекторно отшатнулась в сторону. Мне пришлось подхватить ее, чтобы она не упала. Марианну колотило, словно в лихорадке, через нечаянные объятия дрожь ее тела передалась и мне.

– Ой! Как хорошо, что это вы. Тут кто-то так страшно кричал и выл.

– Наверное, какие-то ночные птицы. Их крики порой очень пронзительны и напоминают вой хищников, – тоном ведущего из телепередачи про животных попытался успокоить ее.

Отчасти мне это удалось. Она перестала трястись и высвободилась из моих рук, тут же перейдя на прежний кокетливый тон:

– А я шла проведать вас. Врач сказал, что вколол обезболивающее, и вы вряд ли встанете до утра. А вы уже на ногах.

– Разве можно спать в такую ночь? – Я обвел рукой местность. Банальный прием, но всегда действует. Вот и Марианна поддакнула.

– А пойдемте к озеру, – предложила она, и я согласился.

Осторожно ступая по скрытым в густой траве кочкам, мы медленно сошли вниз, присели на еще теплые камни у самого берега. Марианна опустила в воду руку, тихонько плескала, пытаясь поймать лунный блик.

– Вы знаете местную легенду? – спросил я, прерывая молчание. – Про озеро?

– Нет, – тряхнула волосами она. – А расскажите…

Я уселся плотнее на камне.

– Тогда слушайте. Когда-то на месте озера стояло село. Ни большое, ни маленькое, обычное село, и люди в нем жили ни плохие, ни хорошие, а…

– Обычные, – подсказала Марианна.

– …точно, обычные. Так вот, в одну дождливую ночь в село пришел странник, старик. Он стучался в каждый дом и просился на постой, но никто не пускал его. И только живущая на самом краю села вдова с сыном сжалилась над стариком и приютила у себя. А наутро, уходя, старик сказал вдове – бери своего сына и беги отсюда, не оглядываясь. И был так страшен его вид и так грозен голос, что бедная женщина, связав свои пожитки в узелок, бросилась прочь. Однако женское любопытство… – я посмотрел на девушку, она улыбнулась, – …пересилило. Не послушалась совета женщина, оглянулась… И увидела, как старик ударяет кулаком по скале, а оттуда бьет бурный поток, затопляя всё село. Вода поднималась всё выше и выше, сам старик стоял в ней по пояс, но из домов никто не показывался. Женщина перепугалась и побежала что было сил, и остановилась вместе с сыном только на вершине горы. Когда же она решилась посмотреть вниз, то там расстилалась водная гладь. Так и появилось озеро Кезеной… И сейчас с глубины иногда слышатся стоны людей. Легенда гласит, что они всё еще живут там.

Вдалеке закричал козодой, и Марианна вздрогнула.

– Если завтра увидите кого-то из них на дне, передавайте привет, – подмигнул я ей.

– Ну и шутки у вас черные, – ее передернуло. – После таких страшилок и погружаться не хочется.

– А и не надо. Откажитесь, пока не поздно. Пусть ваши товарищи делают, что хотят. Но не вы, – я взял руку Марианны в свою, она не отняла ее. – Ну… что скажете?

Она отрицательно замотала головой.

– Нет-нет… Я не могу, я должна… И готово уже всё… Да и почему?..

Она запнулась и замолчала. Я молчал тоже. Мы сидели и просто смотрели на маслянисто-черную воду, в глубине которой тонули отраженные звезды.

– А что стало с женщиной? – шепотом вдруг спросила Марианна.

Я не сразу понял, о ком речь, потом сообразил, пожал плечами:

– У нее всё было хорошо. Она вырастила отличного сына. Он родил и вырастил своих сыновей. А их дети – своих…

– Стойте, стойте! – перебила меня Марианна. – Не продолжайте, я сама хочу досказать… И так у них рождались и рождались сыновья, пока на свет не появились вы. Я права? Вы – потомок того самого мальчика? – Марианна повернула ко мне лицо, дождалась моего кивка, торжествующе засмеялась. – Я сразу это поняла. Потому вы такой добрый и отзывчивый… А вот Петр думает про вас иначе.

– И что именно он думает?

– Он уверен, что вы из КГБ и ловили абрека на нас – как на живца… Мы с ним даже поругались из-за этого.

– Значит, вы так не думаете? – слегка усмехаясь, спросил я.

Она высунула язык:

– Не-а. Вы подошли потому, что вам я понравилась. Девушки такие вещи чувствуют. Правильно?

Ее лицо оказалось совсем близко. Я даже видел трещинки на сочных, словно спелая вишня, губах.

– Да, – сказал я и поцеловал ее в уголок рта. Ее губы были теплые и сухие. А еще они почему-то пахли горьким шоколадом.

Наш поцелуй длился ровно секунду, а уже в следующую она отпрянула от меня и вскочила на ноги.

– Слишком поздно. Петр будет ругаться, что я до сих пор не сплю. Мы же начинаем на рассвете… Спокойной ночи! И не провожайте меня, хорошо?

Она скрылась среди высоких трав, и потревоженные ее шагами ночные бабочки взвились в небо. А я остался сидеть на камне у берега древнего-древнего озера…

Ночью поспать мне так и не пришлось. Утро я встретил на том же месте. Едва заалевшая полоска принялась теснить понемногу светлеющее небо, как я уже сидел на большом валуне. Дайверы появились через полчаса, когда солнечный диск наполовину выбрался из-за линии горизонта, совпадавшей с ломаной кривой обступивших озеро горных хребтов.

Словно в последний раз в жизни я смотрел и не мог насмотреться на эту сказочную картинку: огромное небо, травянистые склоны, сбегающие к густо-синему овалу с бежевой каемкой берега. От воды холодной испариной поднимался легкий туман. Казалось, безмятежностью пропитан сам воздух.

Дайверы показались с той стороны озера, где отвесный склон врезался прямо в прозрачные воды. Серебристые с алым отливом силуэтики выстроились у самого края обрыва. Одежды на них не было совсем, спортивные фигуры ничто не прикрывало, женские выпуклости виднелись как на ладони. Мужские – тоже, но меня они мало интересовали.

Глубоководы ни в масках, ни в ластах в принципе не нуждались, однако я заметил на спинах «моих» те самые огромные рюкзаки – как утверждал Петр, с оборудованием для регистрации погружения. Закрепив рюкзаки ремнями на уровне плеч и талии, дайверы снова выровнялись в линию. Я махнул им рукой, мне ответила лишь Марианна. Петр, кажется, даже не смотрел в мою сторону. Про Свету-Лену-Иру и упоминать не стоило.

Мгновение, три фигурки разом наклонились над обрывом… и полетели в воду, красиво перевернулись в воздухе, идеально, почти без брызг, вошли в озерную гладь. Круги разошлись на несколько метров, еще с полминуты я наблюдал легкую рябь, затем всё успокоилось. Мне оставалось ждать, по моим прикидкам, не более получаса.

По наручным часам я засек время, сел на валун верхом, сжал в зубах травинку. Нервы, нервы…

Я почти угадал. Чертовы глубоководные твари появились через двадцать восемь минут. Огромными летучими рыбами они выпрыгнули из озера, красивыми размашистыми гребками стали приближаться к тому берегу, где стоял я.

Место выбиралось мной не случайно. Сразу от пляжа начинался пологий склон – самый удобный путь наверх. А значит, дайверы никак не могли миновать его.

Они вышли из воды, не скрывая своих обнаженных прелестей. Прозрачные капли стекали по бронзовой чешуйчатой коже, сливаясь в причудливый орнамент. Я видел радость на их лицах. Они оживленно переговаривались – как тогда, в самолете, – и были настолько поглощены собой, что даже не смотрели на берег, на меня.

В другом месте их встречал бы помощник с полотенцами, сухой одеждой и кружкой чая. На Кезеное же у них был только я. А я готовил им совсем иную встречу.

Дождавшись, пока они ступят на сушу и отойдут от озера на несколько шагов, я взял в руки карабин и нажал на спусковой крючок. Пуля ушла в «молоко», вернее, в воду. Всё правильно – я и не метился куда-то конкретно. Моей целью было привлечь их внимание. И мне это удалось.

Гулкий звук далеко разнесся над озером. Петр дернулся первым, уставился на ружье в моих руках – то самое, с разбитым прикладом. Карабин абрека Вары.

Я сделал приглашающий жест, и уже сам Вара вышел из-за валуна, поигрывая в руке пистолетом Макарова. Еще вчера он украшал бок начальника местной милиции, но ночью перешел к новому хозяину. Крики главного местного милиционера и вой перекинувшегося абрека и слышала Марианна.

Дайверы застыли на берегу как античные статуи.

– На какое время установлен таймер взрывателей? – спросил я у Петра, не давая ему опомниться.

– Ч-что?.. – пораженно отозвался парень.

– Я спрашиваю, когда сработает ваша «хлопушка»?

– Адам, я вас не понимаю, – Петр сориентировался почти мгновенно. Растерянность и испуг на его лице сменились актерским недоумением – дескать, о чем это вы? Боком, по-боксерски, он медленно начал придвигаться ко мне.

Пришлось передернуть затвор, чтоб он успокоился.

– Петр, вижу, вы не верите, что я выстрелю. Надеюсь, по поводу моего брата нет сомнений?

Вара за его спиной, отрезая отход к озеру, отчетливо хмыкнул, на корявом русском выцедил:

– Пуст идет. Я ему башка стрелят буду.

Девушки вздрогнули. Петр остановился, не дурак, понял, когда не следует геройствовать. Вообще, он умный, почти вычислил меня. Не сообразил только, что никакой я не кэгэбэшник, а совсем наоборот. И что абрек, схваченный мной на глазах надежных свидетелей, не цель, а мой сообщник. И пропуск в закрытую зону. Наша с Варой бессонная ночь обернулась вечным сном для нескольких десятков пограничников и милиционеров – одних вервольф загрыз на боевом посту, других задушил подушкой в собственной постели. Я искренне жалел этих ни в чем не повинных бедолаг, но, как говорится, – «ничего личного». Увы, большие дела без большой крови не обходятся.

Зато теперь дайверы находились в полной нашей власти. Наступало время пошлого финального монолога.

– Петр, я знаю всё. Только что под видом оборудования вы опустили на дно связку шумовых шашек, чтобы разбудить живущего в озере Древнего… Последнего из непроснувшихся. Нет-нет, не отрицайте очевидного… Вы – настоящие потомки своего Древнего Отца. Исколесили целый мир в его поисках. Будь у меня такие дети, я гордился бы ими… Правда, вы забыли поблагодарить одного человека…

Произнося эти слова, я посмеивался, нарочно издевательски кривил губы.

Но Петр слушал меня с непроницаемым лицом. Фанатики они такие. Чем ближе провал, тем непреклоннее воля. Однако и он не удержался:

– Кого именно?

– Как кого? – изображая обиженного ребенка, я надул губы. – А меня?.. Разве не я прислал анонимку в ваш якобы дайверский клуб с указанием места заточения Древнего?

Петр пошатнулся и едва удержался на ногах. Кажется, я пробил его броню окончательно. Выпрямившись и пытаясь принять равнодушный вид, он рассуждал вслух:

– Я не понимаю. Вы называете абрека братом, так?.. Это логично. Все глубоководы – братья и сестры по крови, оборотни – видимо, тоже. Но между собой глубоководы и оборотни – смертельные враги. Зачем тогда вы помогаете нам?

Вот когда я захохотал. Мне казалось, от моего смеха дрожат горы. Ведь Петр задал вопрос, ответ на который жег мне душу не одно столетие.

– Идиоты! Я использовал вас втемную, чтобы выманить Его. Вы ждете Его пробуждения, чтобы поклониться Ему, а я – чтобы уничтожить Его…

Петр презрительно усмехнулся:

– Вы надеетесь убить Отца из этой пукалки?! – Он указал на карабин в моих руках. – Вы – сумасшедший?

Я молча покачал головой и указал на склоны. Тысячи людей выстраивались на гребне окружающих долину хребтов. Разные – молодые и старые, в бешметах и черкесках, в простых рубахах и цивильных костюмах, – но их объединяло зажатое в руках оружие. Отнятые у солдат калаши и пулеметы, охотничьи ружья и ментовские пээмы. Мне показалось даже, что мелькнул силуэт длинноствольного кремневого ружья времен имама Шамиля… Эти люди пришли сюда по моему зову – после того, как рухнули пограничные заслоны… Я мысленно вздохнул – эх, если бы такое оружие было у нас много лет назад!..

Первой не выдержала Марианна.

– Но ведь Отец пощадил вашего предка! Вы же сами рассказывали!..

– Милая Мари, не стоит верить легендам… Ты решила, что это история про доброго странника и злых людей? Нет! Она про то, как несколько веков назад Древний пришел в наш мир в личине старика, а моя мать совершила ошибку, впустив его. Мой народ пытался отбросить его обратно во Внешние Миры, но не смог. Древний убил всех, кроме меня, однако и сам оказался в плену, затаился, спрятался под толщей воды… С тех пор нет мне покоя. Я обязан исправить ошибку моей матери.

– Вы?! Вашей матери?!

Я дурашливо поклонился:

– Ага… Ведь я – тот самый мальчик… Просто я вырос. И рос очень долго.

Горящий взгляд Марианны, который она бросила на меня, мог бы заставить покаяться Иуду, но только не меня. Я страдал дольше него.

– Не смотри так, милая девочка! – выкрикнул я. – Ведь я просил тебя отказаться от этой глупой затеи… Скажи честно, как ты оказалась среди безумцев и фанатиков? Ты же не такая, как они, ты – живая!.. Пойми: когда Древний придет в наш мир, он начнет уничтожать!

– Неправда! Наш Отец добр ко всем добрым, – возразила она со слезами на глазах. – Он уничтожает только плохих. А мир нуждается в очищении! Вы же сами сказали, что при Его пришествии погибли только злые, а добрые спаслись!.. Примите Его, и Он пощадит вас… Древний закон хранит нас!

– О, молодежь! – Я закатил глаза, не отводя, однако, взгляд от дайверов. – Сколько бед принесли людям глупые идеалисты, жаждавшие их спасения!.. Древний закон придумали Древние, чтобы держать нас в повиновении, чтобы использовать, когда им захочется. Им нет дела до наших забот. Древние живут вне понятий Добра и Зла. Для них существуют только «свои» и «чужие»…

Меня перебили сразу обе девушки.

– Вы врете, вы всё врете! Вы хотите убить нашего Отца по приказу вашего! – яростно сжимая кулачки, кричала мне дрожащая Марианна.

– Вы противоречите сами себе. То говорите, что вами движет личная обида, то прикрываетесь спасением человечества. Где логика? – щуря глаза, невозмутимо цедила Света-Лена-Ира.

В словах обеих была доля истины. Марианна права в исторической перспективе – когда-то мы и впрямь воевали в интересах нашего Отца. Но сейчас я мстил за тех, кто не выжил в той битве… Правой могла оказаться и Света-Лена-Ира – если моя месть свершится, то многие будут спасены. Но так уж устроена жизнь. Порой тот, кто искренне хочет счастья всем, приводит их на тропу гибели, а тот, кто думает только о себе, выручает остальных…

Бу-бумс! Землю под ногами ощутимо тряхнуло, меня повело в сторону. Ровная гладь озера пошла рябью, далекие вершины раздвоились на несколько секунд, задрожав, словно в лихорадке… А вот и взрыв! Большой-большой сюрприз для моих глубоководных «друзей»…

– Что это? – пораженно спросил Петр. Нет, он и впрямь умница. Сразу сообразил, что мое спокойствие в то время, когда мир раскачивается и трещит по швам, неспроста.

– Это тринитротолуол, – с издевкой ответил я. – Нам с братом показалось, что Древний стал глуховат к старости и может не услышать вашу «хлопушку», вот мы и заменили шумовые шашки на толовые… Надеюсь, теперь он не проснется никогда. А если и уцелеет, то мы сумеем встретить его «достойно» в любой личине.

Глухое «бу-бумс» раздалось еще раз. А затем пришла очередь третьего, самого мощного взрыва.

И тут Марианна, прямо с места, немыслимым броском, извернувшись даже не по-рыбьи, а по-змеиному, бросилась в воду. Хотела ли она предупредить Древнего или умереть вместе с ним, я не знаю. Но ни я, ни Вара не успели среагировать на ее стремительный полет. Тело девушки пронзило поверхность озера, которую словно кожу дрожащего от холода человека покрывала мурашками мелкая рябь, и ушло на глубину.

А следом удивился уже я. Сразу три воронки образовались на некогда зеркальной глади озера. Уровень воды стремительно понижался, обнажая затопленные до сих пор и давным-давно не видевшие дневного света скалистые берега.

Я сразу понял – взрывы повредили плотину, сдерживавшую втекающие в Кезеной реки, и через несколько течей вода устремилась из озера, словно из ванны, со дна которой вытащили затычку.