Текст книги "Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)"

Мы пили крепчайший местный ром, смешанный со льдом, грейпфрутом и лимоном, разбавленный вишневым ликером.

Я был пьян. Хоторн был пьян. Подсевший к нам худощавый тип с залысинами, в мятой ковбойке, с обгоревшим лицом был вдвое пьянее нас обоих.

– Я тебя знаю, – сказал я ему. – Сукин сын, я сел тебе на хвост. Я тебя прищучил. Как ты мог? Да как ты мог вообще?! Бросить всё – бросить собственную жену, сына? Бросить Ульяну?! Предать страну – чем ты вообще думал, мать твою?

Тимофей Подольский – академик, лауреат, профессор – расхохотался мне в лицо и указал тлеющей сигарой куда-то в угол.

– Посмотри сам, дурень.

Хоторн крикнул бармену:

– Сделай погромче. Нам не слышно.

Черно-белый телевизор транслировал срочный выпуск новостей.

Заседание Конгресса, президент слагает с себя полномочия.

Журналисты уже придумали для этого название «Мунгейт».

Оказывается, американцы спелись с Лунными Тварями. Оказывается, еще с сороковых вели тайные переговоры.

Теперь они больше не могут молчать. Им посоветовали во всем сознаться. Они вняли совету.

Президент вынужден извиниться перед согражданами. Да, мы вам врали. Да, нам очень стыдно. Мы больше не будем. Полная прозрачность. Показать всё, что скрыто.

Новый этап переговоров по ограничению наступательных вооружений, конечно. Это давно назрело. Надеюсь, наши советские партнеры пойдут нам навстречу. Мы очень виноваты. Чем мы вообще думали, а?

– Республиканцы в заднице, – с удовольствием сказал Хоторн. – Ставлю ящик «Варадеро», что на следующих выборах победит демократ – этот черный парнишка, как его…

Подольский ударил с ним по рукам:

– Ничего не меняется, папаша, – сказал он. – Не-не-не… Попомни мои слова.

Я разделил их загорелые лапы своей ладонью, закрепляя пари.

Перед глазами плыло. Цветные круги, веселые шутихи. Я прикрыл глаза, потер переносицу, помассировал виски… Как же я устал.

– Как вы всё это обтяпали? – бормотал я себе под нос. – Что же вы за люди такие?

– Маги не выдают своих секретов, – наставительно покачал пальцем Подольский.

– Мы празднуем, – сказал мне Хоторн. – Моему другу дали третью золотую звезду.

– Когда только я ее получу? – махнул рукой Подольский, смахивая с барной стойки свою выпивку. – До Атлантиды почта ходит, сам знаешь как…

– Еще один дайкири для моего друга, – позвал Хоторн бармена.

– Вы просто безумные хренадолы, – сказал я.

– Полегче, сынок. Если хочешь получить мое отцовское благословение. Ведь ты же приехал за этим? Кожухов мне намекал, конечно, но я сперва не поверил…

– Ты старый облезлый хитрожопый чертяка, – перебил его Хоторн. – Вот ты кто. Я тебя обожаю.

– Многоходовка, – сказал Подольский. – Кто-то должен был подкинуть им липу, дать всему процессу закрутиться. Они давно корпели над проектом, не хватало только единственного недостающего звена. «Асбест-тринадцать». Мы дали им то, чего им так не хватало. Шестеренки закрутились… От радости они потеряли голову. А парни из Р’льеха и Ирама – можно называть их как угодно – адскими отродьями, головоногими уродами, жадными до власти упырями, – но дураками они никогда не были. Где мое пойло, наконец?

– Не налегай на выпивку, – посоветовал Хоторн, толкая к нему новый стакан. – Скоро в порт. Я сам вас отвезу.

– Я не сяду в эту твою ржавую развалину, ни за что на свете!

– У нас, может, и заправляют всякие кретины, – ответствовал Хоторн, – но уж по части автомобилей мы точно утерли вам нос, камрад.

– Брешешь ты всё, Чеви.

Портовые свистки пели над пиками мачт, верхушками пальм и остриями шпилей. Они пели ночи напролет, вспоминая с тоской сонную оцепенелость штиля и неистовость штормов.

Тайная музыка океана. Я слышал ее в своих снах, я слышал ее всегда – только не знал, что за корабли, приходящие на Землю из неведомых краев, подают мне эти сигналы?

Вечерняя звезда проступила надменно и чинно – брильянтовой заколкой на закатной парче. Она напомнила мне ту безделицу из белого металла, что прислал, благодаря за японские снасти, дедушка Тритон. Возможно, то был намек? Возможно, он уже тогда знал?

Когда пришла ночная тьма, свет звезды стал особенно ярок. Он слепил. Она была уже не тайным знаком – но навязчивым бредом. Чертила в моем воображении причудливые горы, пышные цветники, изящные дворцы.

Это моя родина шлет мне привет. Моя Атлантида.

В преданиях и предметах глухой старины, сокрытых густой пылью и мхом, мне видятся знаки непрерывности. Тайные письмена, что повествуют об измерениях, где минувшее – всё еще живо. Где обретается то, что навеки было сокрыто от нас. Всегда. Нетленно. Неизменно.

В закате, в увитых плющом ржавых фермах, в замшелых нагромождениях каменных руин, источенных дождями дольменах – еще слышен заблудившийся отзвук минувших эпох. Они не мертвы. Они просто спят. Цитадель, выстроенная из веков, в такие мгновения как никогда близка.

Ульяна встречала меня на пристани. В венке из белых цветов, в белоснежном платье, длинным подолом которого играл бриз. Раньше я не мог представить ее в подобном наряде, но здесь он был уместен. Куда уместнее моего мятого макинтоша, мятой шляпы, кругов под глазами и трехдневной щетины.

В первый вечер на Атлантиде я выпил за здоровье Свански. Коктейль с зонтиком и оливкой. Да, у них тут нашелся бар. Сколько угодно этого добра.

В первую ночь мне приснился сон. Впервые в нем не было самой Атлантиды.

Зато в нем был почтальон, который постучался в нашу с Ульяной дверь. Он принес телеграмму от товарища Кожухова:

«Отличная работа Параноик зпт горжусь тобой вскл всё идет по плану зпт жди инструкций тчк».

Проснувшись, я уткнулся носом в затылок Ульяны, обнял, прижал ее к себе. Она прошептала что-то в полусне.

– Слушай, а здесь есть телеграф? – спросил я одними губами.

Она спала.

У меня было такое чувство, что каким бы ни был ее ответ – это уже ничего не изменит.

Шестое чувство подсказывало.

Владимир Компаниец
КУКОЛКИ-МАЛЫШКИ

Могу ли я хоть кому-то поведать о том, что произошло со мной? Доверить другому человеку кошмар, свидетелем которого я стал, и тем самым, возможно, навлечь на него опасность? Если, конечно, произошедшее не плод моего воспаленного мозга, а реальность, такая же, как стоящая передо мной на столе печатная машинка, или початая бутылка виски, или лежащий в кармане пиджака «дерринджер» – смертоносный малыш, с никелированным стволом и черной обоймой, вмещающей пять патронов. Ну, что же, вскоре всё встанет на свои места, и истина, какой бы она ни была, предстанет передо мной во всей красе. А пока у меня еще есть время, я запишу всё, что со мной произошло. И если этот кошмар всего лишь плод моего воспаленного мозга, то записи станут ярким свидетельством моего безумия. Если же нет, если этой ночью со мной произойдет нечто ужасное, я искренне надеюсь, что записи попадут в руки человека смелого и решительного, который не побоится придать их огласке и передаст мою исповедь в газеты.

С чего же начать? Пожалуй, с того утреннего звонка…

Чуть больше месяца назад я был поднят с постели настойчивым звонком телефона.

– Мистер Воннегут? – осведомился незнакомый прокуренный голос.

– Да, – машинально ответил я.

– Это из полиции, – и прокашлявшись, на другом конце трубки продолжили: – Моя фамилия Дженкинс. Я звоню по поводу вашего начальника. Ваш телефон записан первым в его книжке…

– Что-то с мистером Гаррисоном? – встревоженно спросил я, сбрасывая остатки сна.

– Он найден мертвым, в своем доме.

– О боже! – выдохнул я.

– Мои соболезнования, – сказал полицейский и тут же вернулся к делу. – Вы не могли бы ответить на некоторые вопросы?

– Конечно, я готов помочь.

– Прекрасно. Тогда жду вас сегодня, после часа, в семнадцатом участке. Знаете, где это?

Я сказал, что хорошо знаю город, и, попрощавшись, положил трубку.

«Вот тебе и на, – подумал я, – похоже, удача сама идет в руки».

Смерть Гаррисона открывала мне перспективы, о которых я раньше мог только мечтать. Как его заместитель, я был первым претендентом на пост главы нью-йоркского отделения компании.

На подоконнике стоял стакан с остатками виски, я сделал небольшой глоток и снова потянулся к телефону: нужно предупредить членов правления о том, что в компании назрели кадровые перестановки.

Я бы не хотел, чтобы у того, кто прочтет эти записи, сложилось неправильное представление обо мне. Я совсем не тот прожженный карьерист, что готов идти по трупам для достижения своих целей. Боже упаси, ничего подобного! Просто, ну вы знаете, как это бывает: старик-начальник, который давным-давно стал свадебным генералом, и молодой перспективный заместитель, выполняющий всю его работу, в ожидании, когда же босс соизволит уйти на заслуженный отдых и дать дорогу молодым. Ведь молодым нужно жить, работать, заводить семью, а мир устроен так, что на всё это нужны деньги, и чем больше вы зарабатываете, тем крепче стоите на ногах и тем больше можете себе позволить.

Потратив около получаса на разговоры, я взглянул на часы. Стрелка уверенно приближалась к одиннадцати. Субботнее утро пролетает быстро. Я наконец слез с дивана и убрал остатки вчерашней попойки. По пятницам я иногда расслабляюсь в небольшой компании в баре у Шона. Иногда беру с собой бутылку виски и полночи допиваю, глядя, как светлеет небо за окном спальни. В общем, нормальная холостяцкая жизнь, иногда скрашенная визитами «ночных бабочек» или шумными вечеринками, на которых собираются такие же одиночки, чтобы доказать самим себе, что в жизни у них всё не хуже, чем у других.

Еще у меня была Керолайн. Конечно, это не поступок джентльмена – вспоминать ее имя в записях, которые наверняка попадут на глаза постороннему, но поскольку она занимает важное место в этой истории, я ничего скрывать не намерен. Да, мы с Керолайн любили друг друга, хотя она и была замужем. Ее муж, известный художник-авангардист, малевал всякую чушь, покрывая полотна несуразными черными пятнами поверх кроваво-красных разводов. Но эту мазню с радостью выставляли лучшие галереи Манхэттена, и за них он отгребал немало денег.

Керолайн была еще одной причиной, из-за которой я не сильно расстроился, узнав о том, что место моего начальника освободилось. Получив эту должность, я, наконец, смог бы предложить ей переехать ко мне, будучи уверенным, что теперь могу обеспечить ее не хуже супруга.

Приняв душ и перекусив на скорую руку, я вызвал такси и отправился на встречу в семнадцатый полицейский участок.

Справившись у офицера на входе, где найти детектива Дженкинса, я быстро нашел нужный кабинет и тихо постучал.

– Войдите! – прохрипел знакомый мне голос.

Я вошел и тут же оказался окутан клубами вонючего сигарного дыма.

Когда глаза привыкли к едкой вони, я разглядел сидящего за столом тучного мужчину в несвежей рубахе и мятом коричневом пиджаке. Галстук он не носил, но верхняя пуговица сорочки была застегнута. Если бы я не знал, что передо мной полицейский детектив, то принял бы его за деревенщину, приехавшего откуда-то с юга, из Техаса или Алабамы, посмотреть большой город.

Детектив, видно, только что покончил с обедом. Упаковка гамбургера и смятый стаканчик из-под картошки лежали на столе прямо поверх каких-то бумаг. Крошки хлеба и жирные пятна от кетчупа украшали лацканы его пиджака. В руке Дженкинс держал толстую сигару из тех, что обычно курят кубинцы-нелегалы.

– Мистер Воннегут? – осведомился он, вставая и протягивая мне руку.

– Да, – ответил я, без энтузиазма пожимая пухлую ладонь.

– Присаживайтесь!

Я присел на край стула напротив детектива.

Покопавшись немного под столом, Дженкинс одним махом сгреб лежащие на столешнице бумаги и отправил куда-то в одну из огромных тумб вместе с упаковкой от обеда.

– Итак, – начал он, доставая из внутреннего кармана истрепанный блокнот, – вы не замечали в последнее время странностей в поведении своего начальника?

Я честно попытался вспомнить причуды старика.

– Нет, – наконец ответил я. – Никаких. Нельзя же считать странностью его любовь к затертым теннисным туфлям, которые он носил, практически не снимая. В другой обуви у него болели мозоли.

Детектив улыбнулся.

– А от депрессии он не страдал? Или, может, здоровье барахлило?

– О здоровье вам лучше узнать у его семейного врача, – ответил я. – Что до депрессии, то у кого ее нет в наш сумасшедший век?

– Ну, хорошо, а не было ли у него врагов?

– Враги есть у всех, – я ответил фразой из одного популярного романа, но Дженкинс вряд ли его читал. Его маленькие глазки забегали, в них появилась заинтересованность.

– Нельзя ли подробней?

– Мистер Гаррисон был начальником отделения одной из крупнейших компаний во всех штатах, – сказал я. – Он решал кадровые вопросы, принимал на работу и увольнял людей. Возможно, кто-то остался обижен… Вы, видимо, не так меня поняли, я имел в виду лишь это.

– Ясно, ясно, – Дженкинс что-то отметил в блокноте. – Ну а с женщинами, у него недоразумений не было? Знаете, как говорят, седина в бороду…

Он всё больше и больше раздражал меня.

– Послушайте, – довольно резко сказал я, – я был его заместителем, и не более того. Если вас интересует грязное белье мистера Гаррисона, то лучше обратитесь к его друзьям, членам гольф-клуба, к его экономке!

– Их мы уже опросили, – ответил Дженкинс.

– Как он умер? – спросил я.

Детектив помолчал, будто решая для себя что-то, затем полез в тумбу и вынул квадратный лист фотокарточки. Положил передо мной.

Я всмотрелся.

С фотографии широко раскрытыми глазами на меня смотрел мистер Гаррисон, и только неестественная поза и заострившиеся черты лица говорили, что камера запечатлела мертвеца. И еще меня поразила улыбка. Мой мертвый босс улыбался. Совсем не так, как улыбался при жизни, одними краешками сухих губ. На фото Гаррисон улыбался широко, искренне, как не улыбался, наверное, со времен далекого детства.

– Это еще что? – Я отодвинул от себя карточку, словно платок больного чахоткой, настолько поразил меня вид улыбающегося мертвеца.

Дженкинс, похоже, внимательно следил за мной.

– Может, виски? Вы побледнели, – предложил он.

Я попросил воды. Воду он принес в картонном стаканчике.

– Что это? – спросил я, когда смог взять себя в руки.

– Мы и сами не знаем, – ответил детектив. – Коронер утверждает, что у старика откачали много крови. Но никаких порезов или ран, а также следов хирургического вмешательства он не выявил. Одно ясно – перед смертью он не страдал, раз улыбается во все оставшиеся зубы, – детектив ухмыльнулся, видно, посчитал свою шутку удачной.

Я промолчал.

– Спасибо, что пришли и ответили на вопросы. Будем держать вас в курсе. Наверное, у вас сейчас будет много дел, но если вы вдруг понадобитесь, я позвоню. – С этими словами Дженкинс протянул мне руку, давая понять, что разговор окончен.

Пошатываясь, я вышел из участка. День в самом разгаре. Теплый летний ветер со стороны океана нес стайки белоснежных облаков, подгоняя большой пассажирский дирижабль. Я невольно залюбовался плавными обводами серебристой сигары. Ветер донес гул двигателей. Эх, взять бы отпуск, рвануть в Европу. Для Керолайн можно оформить командировку… Но я прекрасно понимал, что теперь отпуска мне не видать долго. Мне нестерпимо захотелось увидеть любимую. Я посмотрел на часы: стрелки показывали начало третьего. До открытия очередной выставки ее мужа оставалось чуть больше часа. Надеясь, что увижу ее там, я поймал такси и, назвав адрес галереи, удобно устроился на заднем сиденье.

На дорогу ушло чуть больше времени, чем я предполагал, часть улиц была перегорожена – строили новый небоскреб. В последнее время население мегаполиса стремительно росло за счет эмигрантов из Европы.

Дорога впереди была запружена строительной техникой и грузовиками. Судя по ровным столбикам дыма, некоторые из них всё еще работали на паровых двигателях, и я подумал, что хваленый прогресс всё же не вездесущ, как о том рассказывают по радио. Проезжая мимо стройки, шофер прикрыл окно, отсекая едкие выхлопы, и в салоне стало жарко. Не хватало еще предстать взмокшим перед богемной тусовкой! Но машины такси, оказывается, недавно стали оборудовать кондиционерами, так что беру свои непроизнесенные слова по поводу прогресса обратно.

Вечером я ехал назад в том же такси. На моих губах всё еще вкус поцелуев Керолайн. Мне удалось не только увидеть любимую. Пока ее муж, напыщенный фанфарон, принимал поздравления по поводу успеха своей очередной мазни, мы завалились в одно из подсобных помещений, где в полной темноте минут десять путались в моем поясном ремне и резинках ее чулок. В общем, в тот день я всё же немного взмок.

О смерти Гаррисона мы не говорили. Не было времени. Поцеловав меня на прощанье и бросив привычное в этих случаях «Увидимся», – она растворилась в аромате модных в этом сезоне духов.

Приехав домой, я допил оставшийся виски и заснул глубоким сном без сновидений.

Разбудил меня телефонный звонок. Это уже начинает надоедать, подумал я.

Звонили из центрального офиса.

– Слушаю вас! – Я старался, чтобы голос мой был как можно более спокойным.

– Встречайте завтра в аэропорту. Рейс прибывает в девять, – вместо приветствия сказал мистер Челленджер, председатель совета директоров.

– Кого? – машинально спросил я.

– Нового управляющего отделением, – ответил тот и повесил трубку.

Я остался стоять с зажатым в руке телефоном.

Какого черта?! Произошедшее не укладывалось у меня в голове.

Будущее, еще вчера рисовавшееся в розовых тонах, быстро теряло четкость.

Надо ли говорить, что утро понедельника я встретил в самом отвратительном расположении духа. Не помогло даже присутствие Керолайн, приехавшей со мной на аэродром. Естественно, она была здесь не в качестве моей пассии, а как секретарь начальника отделения. И этим начальником был не я.

Моросивший с утра дождь не добавлял настроения. Рейс из Вашингтона задерживался на полчаса. Наконец с затянутого низкими облаками неба донесся ровный гул. Спустя четверть часа огромный восьмимоторный «Дуглас» тяжело опустился на мокрый бетон полосы. Вращаясь на холостом ходу, винты устало наматывали на лопасти насквозь промокший воздух.

Нам пришлось подождать минут десять. За это время большинство пассажиров уже прошли линию контроля, а новый начальник так и не появился. Наконец в рамке прохода возникла высокая фигура с большим чемоданом.

Мне сложно описать его сейчас, после всего произошедшего. Могу сказать только, что был он высок и черноволос. Тонкие черные усики оттеняли бледное вытянутое лицо. Если бы не эта бледность, я бы принял его за итальянца.

Он безошибочно признал в нас встречающих, подошел и отдал чемодан водителю. Мы представились. Он носил непримечательную фамилию Смит. Керолайн протянула ему руку, и он, вместо того чтобы ее пожать, наклонился и поцеловал с грациозным изяществом, свойственным представителям старой аристократии. В общем, так поцеловал, что это не показалось неуместным в зале ожидания промокшего аэропорта.

К своему неудовольствию, я заметил, что Керолайн – современная женщина, сторонница эмансипации – нисколько не возмущена этой выходкой. Скорее наоборот.

Когда мы отъехали от здания аэропорта, я осведомился, куда господин Смит намерен отправиться вначале – на квартиру или в офис. И выслушав в ответ что-то вроде «Сначала дело», велел шоферу ехать в контору.

В большом кабинете мистера Гаррисона нас встречали начальники отделов. Я представил им нового руководителя. После мы выслушали пространную речь о том, что наше отделение одно из самых перспективных, но некоторые трудности с поставкой энергоносителей с Ближнего Востока заставляют компанию идти на непопулярные меры, чтобы поддержать курс акций. И так далее и тому подобное. В общем, ничего нового мы не услышали и разошлись по кабинетам.

Зайдя к себе, я с нетерпением ждал, когда же этот выскочка позовет меня. В том, что он ничего не смыслит в делах нашего офиса, я ни секунды не сомневался. Но прошел час, и второй, подошло время обеда, а мой телефон так и не ожил. Тогда я принялся доделывать те распоряжения, которые мне оставил бывший начальник, ставший улыбающимся трупом в морге семнадцатого участка.

К моему удивлению, в тот день я так и не понадобился, как и на следующий, и через три дня. Я целыми днями просиживал в кабинете и каждую минуту ожидал звонка по внутреннему телефону. Но звонка не было.

В пятницу я не выдержал, и в конце дня сам отправился в приемную.

Когда я подошел к дверям, они внезапно распахнулись, и я нос к носу столкнулся с мистером Смитом. В одной руке он держал легкий плащ, второй – поддерживал под руку Керолайн. Мою Керолайн, рывшуюся в сумочке в поисках ключей от двери приемной.

– А вот и вы, мистер Воннегут! – улыбнулся Смит.

– Уже уходите? – спросил я. – Жаль! Я как раз хотел обратить ваше внимание на некоторые аспекты управления компанией.

Я нес всякую чушь, но он выслушал меня внимательно, после чего предложил:

– Мы с Керолайн собираемся поужинать, отметить мое назначение, так сказать. Столик заказан на шесть, думаю, мы могли бы продолжить наш разговор в ресторане. Если вы не против, конечно.

Керолайн, закрыв наконец дверь, одарила меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Если я и собирался отказаться, то теперь сразу согласился, и мы спустились в холл. У меня не оставалось сомнений, что Смит решил отнять у меня не только законное повышение, но и любимую женщину. По дороге в ресторан я думал, что он наверняка попытается выставить меня перед Керолайн в неприглядном виде, и потому внутренне приготовился «держать удар». Но ничего подобного не произошло. Смит был вежлив и предупредителен. Разговор, однако, пошел у нас отнюдь не о делах компании.

Вначале беседовали о творчестве. И Смит, как оказалось, неплохо разбирался в современном искусстве. Затем поговорили о перспективах развития города, о слухах, передаваемых в газетах, об оккультизме. Тон задавала Керолайн.

– Недавно прочла статью о мифологии, – начала она. – Один профессор, не помню его фамилии, утверждает, что мифы всех народов на самом деле хранят истинную историю человечества.

– Не могу согласиться с этим, – сказал я. – На мой взгляд, мифы – это истории, с помощью которых древние люди объясняли явления природы, которые не могли понять. Или же то, что тревожило их психику. Достаточно вспомнить популярность, которую приобрел Фрейд, эксплуатируя миф о Сизифе.

– Вы правда так считаете? – спросил Смит.

Я поднял глаза, ожидая подвоха. Но, похоже, эта тема его искренне интересовала.

– Да, – с жаром ответил я.

– Ну что ж, возможно у вас еще будет возможность убедиться в обратном, – сказал Смит, улыбнувшись. – Что же до меня, то я нахожу все эти истории весьма интересными. Я побывал во многих удаленных уголках Земли, говорил с колдунами, шаманами и сторонниками тайных культов и теперь с уверенностью могу сказать, что в мифах куда больше смысла, чем в наших учебниках истории.

– Вы считаете, – усмехнулся я, – что история цивилизации с точки зрения науки выглядит более абсурдной, чем представления сторонников оккультного?

– История цивилизации нет, но что знает наука о бесчисленных веках и эпохах, предшествующих цивилизации?

Я не нашелся, что возразить.

– Меж тем именно мифы дают четкие ответы на вопросы, над которыми до сих пор ломают голову ученые, – продолжал Смит. – Откуда взялся человек? Для чего существует? Куда идет?

Выпитое шампанское ударило мне в голову, я не очень-то вежливо прервал его: – Ну и как мифы объясняют, например, смысл человеческого существования?

Он не обиделся, и увлеченный темой разговора, пожалуй, даже не заметил моей невольной грубости.

– По-разному. Например, шумеры утверждали, что боги создали людей для того, чтобы они добывали для них золото. Но их первичные мифы прошли сквозь горнило литературы и были переосмыслены уже в эпоху цивилизации. А вот племя акшуба, недавно найденное в джунглях Зеландии, сохранило более древний вариант мифа, согласно которому древние боги, страдая от голода, вывели людей для пищи, подобно тому, как сейчас люди разводят скот.

Мельком я увидел, как побледнела Керолайн, накалывая на вилку кусочек мяса.

– Голодные боги! Интересно, – сказал я. – Но, если следовать легендарной истории – истории с точки зрения мифов, получается, что человечество неоднократно стояло на краю гибели. Как же боги не умерли с голоду после уничтожения собственного стада?

– Вы же помните, в каждом поколении находились праведники или же просто «любимчики», которых успели предупредить. Кроме того, под поеданием, скорее всего, имеется в виду нечто более абстрактное, чем процесс физического заглатывания жертвы.

– Не очень-то понимаю, о чем вы, – признался я. – Ваши познания в данной области намного превосходят мои. Поясните.

– Вы, конечно, слышали о цепочках ДНК?

– Да, – я напряг память.

– Так вот, представьте себе, что энергии, содержащейся в одном фрагменте этой цепочки, хватит, чтобы обеспечить целый город.

– Да, – кивнул я, – если суметь добыть эту энергию, наша энергетическая компания окажется просто не нужна! – Я рассмеялся собственной шутке. Смит лишь вежливо улыбнулся.

– Но почему именно люди? ДНК животных, что не так высокоэнергетично?

– Думаю, дело в том, что людьми намного легче управлять, – ответил он. – Согласитесь, все усилия теории менеджмента вряд ли возымели бы успех среди стада обезьян?

– Точно подмечено!

– Вот потому древним богам и важно сохранить человечество от грядущих катастроф.

– Господа, у вас, что же, нет больше тем для разговора за столом? – раздраженно спросила Керолайн.

Теперь и Смит заметил, что нашей спутнице не по себе.

– Простите, если испугали вас этими ужасами, – с улыбкой сказал он. – Мистер Воннегут – интересный собеседник, и я увлекся разговором, забыв о даме.

Из ресторана мы вышли около половины десятого. Смит поймал для Керолайн такси, и она укатила, не сказав мне ни слова за истекший вечер. Я был раздосадован и зол. Но Смит, видимо, не замечал этого, потому предложил продолжить вечер у него в компании с бутылкой виски. Сам не знаю почему, я согласился.

Жил он рядом, в соседнем доме, так что вскоре я оказался у него в гостях. Помню, что меня поразило огромное количество разнообразных предметов в квартире, в которую он заселился совсем недавно, имея при себе всего один чемодан. Среди прочего я обратил внимание на полку, заставленную всевозможными статуэтками, собранными Смитом во время его путешествий. Каких только омерзительных фигурок здесь не было! Некоторые походили на пузатых уродцев, со щупальцами вместо лиц, некоторые напоминали маски дикарей Африки, часть из них я бы не взялся описать, так как они имели весьма причудливую форму. Среди этих страшилищ мое внимание привлекла коллекция фарфоровых куколок. Пять смешных пухлых карапузов – три девочки и два мальчика, выполненные из белоснежного фарфора и разряженные в шелк и бархат костюмов прошлого века, казались чуждыми среди этого нагромождения монстров. Но вскоре вернулся Смит с бутылкой отличного виски, и я позабыл спросить его о назначении куколок.

Мы просидели около часа, болтая о том о сем. В конце концов, стало совсем поздно, и я попрощался с хозяином. Когда я уже сел в такси, Смит наклонился и произнес доверительным тоном старого приятеля: «О работе не беспокойтесь. Всё идет как нужно. Держитесь меня и поймете, что руководство сделало правильный выбор. О Керолайн тоже не беспокойтесь. У меня на нее совсем другие планы. Лучше не вмешивайтесь».

Тогда, под действием алкоголя, я пропустил эти слова мимо ушей, мечтая лишь о том, что бы скорее уронить голову на подушку.

Со временем, я понял, что, во всяком случае, в отношении женщины Смит слукавил. С того вечера в ресторане Керолайн стала ко мне холодна. На мои звонки она старалась не отвечать, а затем и вовсе начала меня избегать. Я частенько видел, как она с боссом отправляется обедать или как они вместе садятся в машину после окончания рабочего дня. Я чувствовал себя брошенным и преданным. Тем более что о нашем разрыве тут же узнали сотрудники. Я ловил на себе сочувственные взгляды сослуживцев, и это злило меня еще больше. К тому же я жутко ревновал. И даже купил себе револьвер – карманный дерринджер, и сотню раз, заглушив душевную боль порцией виски, представлял себе, как разряжаю пистолет в своего начальника, пуля за пулей.

Наконец пришел тот день.

Был конец месяца. Лето бесповоротно сдавало свои позиции под натиском наступающей осени. Состояние увядающей природы тягостно сказывалось на моей расшатанной психике. Вечером сотрудники компании получали зарплату. Я надеялся, что, получив деньги, смогу развеяться на выходных и вернуть себя в нормальное состояние. Я собирался съездить в загородный дом, оставшийся мне от родителей, пройтись по друзьям детства, порыбачить. Но тут оказалось, что помимо зарплаты мне полагаются премиальные. Мне, который практически ничего не делал с той минуты, как в кабинете покойного Гаррисона воцарился долговязый мистер Смит, не нуждающийся в заместителях. Любой на моем месте обрадовался бы. Я же просто взбесился. Я расценил эти деньги как подачку. В моем воспаленном воображении премия превратилась в плату за то, что я отказался от Керолайн, уступив ее Смиту. В полном помешательстве я помчался домой к начальнику.

Возле двери его квартиры я остановился. Видимо, разум всё же взял верх над чувствами. Наверно, я так бы и ушел от его квартиры и ничего бы не произошло. Возможно, всё так и было бы. Но тут до моих ушей долетел звук. Звук, который я не спутал бы ни с чем. Громкий сладострастный стон… Последний раз я слышал такой в темной подсобке, на выставке картин мужа Керолайн. Не помня себя от бешенства, я одним ударом выбил входную дверь и буквально влетел в квартиру мистера Смита.

То, что предстало моим глазам, станет кошмаром до самого последнего дня, сколько бы их не осталось.

Обнаженная Керолайн лежала на полу комнаты, где недавно я пил виски с моим боссом. Тело женщины извивалось словно в порыве неудержимой страсти. Грудь вздымалась и резко опадала, глаза закрыты, будто во время сна или наркотического опьянения, на губах играла улыбка. Выбившиеся из прически волосы рассыпались по полу, и на этих волосах, вокруг головы Керолайн, восседали крохотные куклы, фарфоровые пупсы в шелковых нарядах. Изо рта каждой протянулся тонкий крошечный волосок-жгутик. Пять жгутиков входили в пупок лежащей на полу женщины, и в этом месте на животе выступило несколько капелек крови. Внутри жгутиков медленно передвигалась розоватая жидкость, словно молочный коктейль, поглощаемый куклами через трубочку-пуповину. Крик застрял у меня в горле. От ужаса я не мог пошевелиться, и только волосы на голове вдруг зажили своей жизнью, превратившись в подобие клубка червей.