Текст книги "США – угроза миру"

"Антипиратские" действия США на Кубе активизировали разговоры о необходимости присоединить остров к Штатам. Побывавший на Кубе в качестве агента американского правительства Д. Пойнсетт в феврале 1823 года сообщал, что Куба "вполне созрела" для присоединения к США. По мнению Пойнсетта, западные и южные штаты были заинтересованы в захвате острова. Он рассчитывал и на согласие средних и восточных штатов, "хотя, последние, возможно, пошли бы на это и не добровольно, так как присоединение Кубы очень сильно увеличило бы преобладание, которому они завидуют и которого они уже опасаются". Разногласия во внешней политике США были связаны с обострявшимися противоречиями между рабовладельческими штатами Юга и "свободными" штатами Севера. "Голубиная" позиция средних и восточных штатов объяснялась не столько их отвращением к кровопролитию, сколько нежеланием усиления их конкурентов из южных штатов.

Юрий Мельников справедливо замечал: "Плантаторы-рабовладельцы и растущая буржуазия Соединенных Штатов были фактически едины в стремлении к безграничной территориальной экспансии. Противоречия между ними возникали преимущественно по вопросу устройства и развития захваченных территорий, направления дальнейшей колонизации, раздела богатства и власти в создаваемой ими совместно американской империи. Южане выступали в первую очередь за агрессию, направленную против Мексики, Кубы, стран Карибского бассейна и других государств Латинской Америки, за использование захваченных земель для выращивания хлопка и других плантационных культур, за применение рабского труда… Северяне же в основном предпочитали распространение господства США в западном и северном направлениях, выступали против превращения приобретаемых территорий в рабовладельческие штаты, за свободное предпринимательство, фермерство и наемный труд как наилучший, с их точки зрения, способ вовлечения земли и капитала в высокоприбыльный оборот".

Исходя из того, что США не были готовы к захвату на Кубу, в том числе и по внутриполитическим соображениям, государственный секретарь Джон Куинси Адамс в своих инструкциях посланнику США в Испании Хью Нельсону писал 28 апреля 1823 года: "Существуют законы политического (наряду с физическим) тяготением, и подобно тому, как яблоко, отделенное бурей от дерева, не имеет другого выхода, кроме падения на землю, так и Куба…, не имея возможности самостоятельно поддержать себя, может тяготеть только по направлению к Североамериканскому Союзу, который по тем же самым законам природы не может сбросить ее со своей груди". Комментируя эти слова Д. К. Адамса, Н. Н. Болховитинов писал: "Находчивый государственный секретарь, как мы видим, объединил законы физики, географии и биологии с законами американской экспансии, в результате чего и появилась так называемая доктрина "политического тяготения".

"Теория политического тяготения" была взята на вооружение правящими кругами США. 30 июня 1823 года президент Монро в своем письме Джефферсону писал, что лучшим выходом для Кубы было бы присоединение к США, что предотвращало бы ее превращение в английскую колонию, или переход власти в случае ее отделения к "черному населению".

Готовность США приступить к аннексии Кубы вызвали обеспокоенность в Лондоне. В этих условиях английское правительство решило осенью 1822 года договориться с американским о невмешательстве в дела Кубы. Более того, английское правительство решило распространить взаимное невмешательство на все испанские колонии в Америке.

К этому времени политика США в отношении восставших испанских колоний претерпела серьезные изменения. 30 января 1822 года палата представителей США попросила у президента Монро информацию о политическом положении в странах Южной и Центральной Америки, провозглавивших независимость. На основе информации, полученной от многочисленных американских агентов из Южной Америки, Монро направил палатам конгресса послание, в котором констатировалась неспособность Испании подавить восстания и предлагалось признать независимость новых государств. В то же время в докладе комиссии по иностранным делам палаты представителей подчеркивалось: "Какова бы, однако, ни была политика Испании в отношении ее бывших американских колоний, наше признание их независимости не может затрагивать ее прав или повредить осуществлению ее политики. Мы не можем на этом основании быть обвиненными в помощи делу достижения их независимости".

Летом 1823 года начались англо-американские переговоры относительно совместных действий в Западном полушарии. К этому времени у двух стран накопилось немало спорных проблем в Западном полушарии помимо Кубы. Одна из них касалась притязаний на реку Колумбию, впадавшую в Тихий океан. 20 октября 1818 года в Лондоне была подписана англо-американская конвенция, определившая границу между США и Канадой по 49 параллели до Скалистых гор. Территория же от Скалистых гор оставалась открытой для совместной оккупации двух держав в течении 10 лет. США спешили как можно быстрее продвинуться за Скалистые горы. Позже член палаты представителей Бейлиз заявлял: "Если мы достигли Скалистых гор, то для нас было бы неразумно не перейти через узкое пространство, которое отделяет эти горы от океана, чтобы обеспечить преимущества значительно большие, чем те, которыпе дает нам вся территория между Миссисипи и этими горами. Джентльмены толкуют о естественных границах. Наша естественная граница – Тихий океан. Растущая волна нашего населения должна и будет катиться до тех пор, пока воды этого великого океана не ограничат нашу территориальную империю. Тогда два океана будут омывать наши берега, троговое благосостояние будет наше, и воображение с трудом сможет оценить силу, величие и власть, которые ожидают нас".

Еще до заключения в Лондоне англо-американской конвенции 16 марта 1818 года военный министр США Джон Кэлхаун распорядился создать военные посты на территории от Великих озер до Скалистых гор, а также поста в устьях рек Йеллоустоун и Минесота. В своем письме бригадному генералу Томасу Смиту Кэлхаун сообщал, что предвидит сопротивление английских торговцев, но, объясняя великий смысл создания поста в устьях Йеллоустоун и Минесота, сообщал: "Мир увидит в нем могучий рост нашей республики, которая немного лет была ограничена Алеганскими горами, а теперь готова распространить свою цивилизацию и законы к западным границам континента".

Сообщая о действиях США, российский посланник в Вашингтоне Полетика указывал на то, что американское правительство руководствовалось двумя мотивами: 1) установить прямое сообщение между берегами Атлантического и Тихого океанов; 2) уничтожить влияние агентов английской пушной компании на местных индейцев и занять их место в прибыльной пушной торговле. Особую активность по достижению этих целей проявлял член палаты представителей Флойд. 19 декабря 1820 года по его предложению было принято решение о создании комитета по изучению положения на тихоокеанском побережье и целесообразности оккупации бассейна реки Колумбия. Комитет поддержал план оккупации бассейна реки Колумбия.

В ответ на активность Флойда и решения комитета палаты представителей 27 февраля 1821 года английский посланник в Вашингтоне Стрэдфорд Каннинг попросил аудиенции у государственного секретаря США Д. К. Адамса, который записал беседу между ними. "Адамс. Имеете ли вы какие-нибудь притязания в отношении устья реки Колумбии? Каннинг. Да разве вы не знаете, что мы имеем притязания? Адамс. Я не знаю, на что вы претендуете и на что вы не претендуете. Вы претендуете на Индию, вы претендуете на Африку, вы претендуете… Каннинг. Может быть, скажете, на часть Луны? Адамс. Нет, я не слышал, чтобы вы претендовали на какую-либо определенную часть Луны, но нет места на этой обитаемой планете, о котором я мог бы дать заверение в том, что вы на него не претендуете, и нет другого места, на которое вы могли бы претендовать с меньшим правом, чем на реку Колумбию и ее устье. Каннинг. И как далеко распространяется это исключение? Адамс. Ко всем берегам Южного моря (Так иногда называли в то время в США Тихий океан. Авт). Мы не знаем ни о каких ваших правах в этом районе. Мы предполагали, что английское правительство пришло к выводу, что нет ни смысла, ни выгоды придираться к нам в отношении территории на севере американского континента. Каннинг. И в это вы включаете наши северные провинции на этом континенте? (То есть Канаду. Авт.) Адамс. Нет, там определена граница, и мы не собираемся нарушать ее. Сохраняйте то, что принадлежит вам, но оставьте остальной континент нам". Иронизируя над Каннингом и англичанами, Адамс вряд ли мог себе представить, что в ХХ и XXI веках американцы сами будут предъявлять претензии на значительную часть "обитаемой планеты" и даже на Луну.

Комментируя этот диалог, в котором представители двух держав обсуждали свои глобальные претензии, Н. Н. Болховитинов замечал, что Адамс "весьма недвусмысленно сформулировал требование предоставить весь континент Северной Америки, за исключением существующих владений Англии, Соединенным Штатам". Однако, помимо Англии и США, существовала еще одна держава, имевшая свои интересы в этом регионе мира – Россия. 4 (16) сентября 1821 года российский император Александр I опубликовал указ, в котором обращалось внимание на то, что торговля русских подданных на тихоокеанском севере "подвергается разным стеснениям и неудобствам от потаенного и подложного торга" и что главной причиной сиих неудобств есть недостаток правил".

Указ из 63 параграфов вводил новые правила, среди которых особенно был примечателен первый параграф: "Производство торговли, китовой и рыбной ловли и всякой промышленности на островах, в портах и заливах, и вообще по всему северо-западному берегу Америки, начиная от Берингова пролива до 51 градуса северной широты, также по островам Алеутским и по восточному берегу Сибири предоставляется в пользование единственно российским подданным". Второй параграф гласил: "Посему воспрещается сим всякому иностранному судну не только приставать к берегам и островам, подвластным России, в предыдущей статье означеным, но и приближаться к оным на расстояние менее ста итальянских миль. Нарушивший сие запрещение подвергается конфискации со всем грузом".

В ответ Бейлиз грозил императору Александру в палате представителей: "У того самого берега, на который он претендует, он встретит наши военные суда". Хотя правительство России предложило Англии и США начать переговоры в Санкт-Петербурге по спорному вопросу и такие переговоры вскоре начались, в американской печати развернулась активная антироссийская кампания. Тем временем на заседании правительства США было принято решение ограничить российские владения в Америке 55 параллелью и установить свободу навигации на тихоокеанском севере для судов всех стран.

Направляя в Россию своих представителей на переговоры, Адамс указал в инструкциях для них, что США имеют исключительное право на бассейн реки Колумбия, так как "эта территория имеет для Соединенных Штатов такое же значение, какое не может иметь ни одно владение в Северной Америке для любой европейской державы, не только потому что она является лишь продолжением их владений от Атлантического до Тихого океана, но и так как она предоставляет их жителям средства для установления впоследствии сообщений друг с другом по воде". Кроме того, американские делегаты должны были заявить на переговорах, что существование русских владений в любой части американского континента не может способствовать будущему миру и интересам России.

Адамс также писал в инструкциях: "Обсуждение русских притязаний, предложенных в настоящее время необходимо затрагивает интересы трех держав и делает очевидно целесообразным, чтобы Соединенные Штаты и Великобритания пришли бы к взаимопониманию в отношении их соответствующих притязаний, а также их общих взглядов в отношении взглядов России". Комментируя это положение инструкции, Н. Н. Болховитинов писал: "В переводе с несколько замысловатого дипломатического языка это означало целесообразность политического соглашения Соединенных Штатов и Англии о совместных действиях в переговорах с России. Соединенные Штаты стремились заручиться поддержкой своего давнего соперника – Англии и выступить с ней в переговорах с Россией единым фронтом".

Создавая единый антироссийский фронт, Англия и США старались представить Россию как сторонницу колониального режима в Западном полушарии. В разгар переговоров в Петербурге и англо-американских переговоров в Вашингтоне о совместных действиях США и Великобритании в Западном полушарии 11 июня 1823 года газета "Морнинг кроникл" опубликовал текст "Веронского секретного договора" от 22 ноября 1822 года между Россией, Австрией, Пруссией и Францией. В публикации утверждалось, что участники договора намерены "положить конец системе представительного правительства". Материал был опубликован в десятках американских газет. Лишь впоследствии было доказано, что "договор" был фальшивкой.

Одновременно распространялись сообщения, что Александр I и другие монархи Европы договорились о начале интервенции в бывшие колонии Испании с целью реставрировать там колониальные порядки. Впоследствии версия о подготовке странами Священного союза интервенции в Западном полушарии повторялась в ряде исторических сочинений. Между тем для этих утверждений не было никаких оснований. По мнению Н. Н. Болховитинова "в пропаганде легенды об угрозе интервенции Священного союза в 1823 году были заинтересованы те страны, которым это было выгодно, то есть Великобритания и Соединенные Штаты. Тем самым у политических деятелей этих стран появлялись "заслуженные" лавры "спасителей" и "защитников" Латинской Америки. Легенду можно было использовать для завоевания политического капитала, а вместе с тем и экономических позиций в молодых республиках".

Хотя американское правительство воспользовалось версией об угрозе интервенции стран Священного союза в Латинскую Америку, оно не поддержало попыток Каннинга слишком резко выступать единым фронтом против континентальной Европы. С одной стороны, США оставались верными завету Вашингтона: не вовлкаться в межевропейские конфликты. С другой стороны, США стремились присвоить себе единоличную роль "защитника" Латинской Америки. Следствием этих соображений стало послание, которое Джеймс Монро направил конгрессу 2 декабря 1823 года. Впоследствии положения этого послания стали известны как "доктрина Монро".

В своем послании президент подчеркивал достижения общественно-политической системы, созданной в США. Он говорил: "Если мы сравним современное положение нашего Союза с его действительным положением к концу нашей Революции, то мировая история не сможет представить примера, который имел какое-либо сходство с прогрессом, достигнутым во всех важных областях, образующих счастье нации". Президент говорил об "огромных достижениях, сделанных самой системой благодаря принятию настоящей конституции и счастливейшему влиянию на возвышение характера и обеспечение прав нации и индивидуумов" и подчеркивал, что эти "достижениям" Соединенные Штаты "обязаны совершенству наших институтов".

Для "увековечения" этих институтов Монро предлагал принять внешнеполитические меры. Он заявлял, что "искренние и дружественные отношения между Соединенными Штатами" и европейскими странами мира "обязывают нас заявить, что мы будем рассматривать любую попытку с их стороны распространить их систему на любую часть нашего полушария опасной для нашего спокойствия и безопасности. Мы не вмешивались и не будем вмешиваться в дела существующих колоний или зависимых территорий любого европейского государства. Но что касается правительств, которые провозгласили свою независимость и сумели ее сохранить и независимость которых мы признали при зрелом размышлении и согласно с принципами справедливости, то мы можем рассматривать вмешательство в их дела со стороны какой-либо европейской державы с целью их подчинения или контроля любым другим способом их судьбы иначе как проявление недружелюбного отношение к Соединенным Штатам".

Впоследствии содержание доктрина Монро было сведено к формуле "Америка для американцев". При этом уверяли, что доктрина носила оборонительный характер и ее провозглашение остановило интервенцию европейских стран в Западной полушарие. И это стало еще одной легендой в богатой мифологии, окружившей историю и внешнюю политику США. Во-первых, слов "Америка для американцев" в послании Монро не было. Во-вторых, Монро вполне определенно заявлял, что США не намерены вмешиваться в дела европейских колоний в Америке, которые тогда занимали значительную часть американского континента и прилегавших к нему островов (Канада, Британская Вест-Индия и Гвиана, Русская Америка, Куба, Пуэрто-Рико, голландские, французские колонии в Гвиане и на островах). В-третьих, признание новых независимых государств, о чем шла речь в послании, касалось лишь четырех государств (Мексика, Буэнос-Айрес, Чили и Великая Колумбия). Наконец, в-четвертых, как подчеркивал Н. Н. Болховитинов, "провозглашая доктрину Монро, правительство Соединенных Штатов исходило прежде всего из своих собственных интересов, а не из интересов борьбы испанских колоний за независимость… Доктрина Монро по существу была направлена не в защиту, а против стран Латинской Америки, а также против Великобритании и других европейских стран, как конкурентов Соединенных Штатов в борьбе за влияние в Западном полушарии".

Тщательно сбалансированные по сути и обтекаемые по форме положения послания Монро стали предметом противоречивых комментариев сразу же после ее провозглашения. В освободившихся странах Южной Америки многие политические деятели увидели в "доктрине Монро" готовность США придти на защиту национально-освободительному движению. Вице-президент Колумбии Сантандер заявил, что действия США были "поступком, достойным классической страны американской свободы". Приветствовали доктрину Монро Боливар, а также руководители Аргентины.

В то же время немало видных деятелей Латинской Америки расценили "доктрину Монро" как попытку США стать во главе американского континента. Будущий диктатор Чили Диего Порталес заявил в январе 1824 года: "Нельзя доверять этим господам, которые очень охотно хвалят деятельность наших борцов за освобождение, ничем нам не помогая… Я уверен, что все это отвечает заранее составленному плану, который выглядит приблизительно так: осуществить завоевание Америки не оружием, а установлением влияния во всех сферах. Это, может быть, произойдет и не сегодня, но завтра – обязательно. Не следует обольщаться этими лакомствами, которые только дети едят, не опасаясь отравы".

В свою очередь в Западной Европе такие видные деятели феодально-монархических правительств Европы, как Меттерних, восприняли "доктрину Монро" как вызов легитимистским принципам Священного союза и попытку разделить мир, установив контроль над Новым Светом.

Посланник России в Вашингтоне барон Тейль в своем послании в Петербург так расценивал смысл послания Монро: "Правительство Соединенных Штатов отныне делает общее дело с восставшими в Америке; во всеуслышание объявляет себя в качестве протектора и образует руководителя демократической лиги Нового Света, находящейся в открытой оппозиции к союзу государей континента Европы". Однако, основываясь на "достаточно длительном пребывании в этой стране, беседах с осведомленными лицами и своих собственных впечатлениях", барон, по словам Н. Н. Болховитинова, уловил в позиции президента "моменты дипломатического блефа". Барон полагал, что поддержка восставших США ограничится лишь словами. Тейль писал, что "американское правительство, не рискуя ничем, затрачивая немного средств, кончило бы в случае успеха тем, что приписало бы себе большую часть славы в обеспечении союзников: результат всего образа действия, желательный для не знающего границ национального тщеславия и для завоевания влияния, которого оно со всем жаром добивается".

Скоро стало ясно, что "доктрина Монро" представляла собой заявку США на роль гегемона в Западном полушарии. Это вызывало раздражение в Англии. В 1826 году Каннинг писал, что, хотя Англия не возражает против объединения бывших испанских колоний, любая попытка поставить во главе "Американской Конфедерации" Соединенные Штаты был бы крайне нежелателен для английского правительства. По мнению Каннинга такая попытка поставила бы под угрозу мир как в Америке, так и в Европе.

Одним из следствий "доктрины Монро" и сближения США с Англией в период ее подготовки стало усилившееся давление на Россию в ходе переговоров относительно судьбы северо-западной Америки. В результате жесткой позиции США, поддержанной Англией, в договоре от 5 (17) апреля 1824 года Россия пошла на уступки США и отказалась от притязаний на земли до 51 градуса северной широты. Граница была установлена по 54 градусу и 40 минутам (США первоначально требовали границы по 55 градусу). Россия отказалась и от запрещения американским купцам и зверопромышленникам заниматься своей деятельностью в русских владениях в Америке.

Другим следствием "доктрины Монро" стало вмешательство США в дела новых суверенных государств Латинской Америки. Правительство США помешало попыткам Колумбии и Мексики направить экспедиции вооруженных революционеров, чтобы освободить Кубу и Пуэрто-Рико. Г. Клей писал посланнику Колумбии в США 20 декабря 1825 года: "Президент считает, что отсрочка на определенное время экспедиций, которые готовятся… против этих островов Колумбией или Мексикой, окажет благотворное влияние на великое дело мира". Н. Н. Болховитинов замечал: "В результате влияния интересов рабовладельцев политика Соединенных Штатов и Пуэрто-Рико в 1825 – 1826 годах по существу смыкалась с наиболее реакционными планами, на которые в свое время не могли отважиться страны континентальной Европы".

После провозглашения доктрины Монро США существенно расширили активность своих военно-морских сил в Западном полушарии. В 1831 – 1832 гг. американское судно "Лексингтон" высадилось на Фолклендских (Мальвинских) островах. Предлогом для десанта был спор вокруг трех американских промысловых судов, занимавшихся охотой на тюленей. Однако знаменательно, что в то время Фолкленды были "бесхозными" и именно в это время Великобритания и Аргентина стали предъявлять свои претензии на этот архипелаг. В 1833 году Британия объявила Фолклендские острова своей колонией. Видимо США тогда пришлось смириться с тем, что вопреки доктрине Монро колониальные владения европейского государства в Западном полушарии расширились.

В том же 1833 году с 31 октября по 15 ноября США направили свои вооруженные силы в Буэнос-Айрес, чтобы "защитить интересы Соединенных Штатов и других стран во время восстания". По сути США выступили в защиту диктатуры Росаса, крупнейшего помещика провинции Буэнос-Айрес, пришедшего к власти в 1829 году. Так США открыли длинный перечень своего вмешательства на стороне латиноамериканских диктаторов.

США дважды вмешивались и в дела Перу, высаживая десанты морской пехоты с 10 декабря 1835 года по 24 января 1836 года, а также с 31 августа по 7 декабря 1836 года. Всякий раз предлогом для высадки американских войск являлась "защита американских интересов в Кальяо и Лиме во время попыток осуществить революцию".

В то же время стало ясно и то, что доктрина Монро не стала эффективным средством отражения вмешательства европейских стран в дела Латинской Америки. Уже в 1825 году шестой президент США Д. К. Адамс (1825 – 1829) заявил предстоящему конгрессу всех американских республик в Панаме, что возможно "каждая страна будет самостоятельно защищать себя от попыток европейских держав образовать колонии на ее территории".

Историк Луис Кинтанилья в своей книге "Говорит латиноамериканец" привел длинный перечень случаев вмешательства европейских держав, которые не встретили противодействия со стороны США, даже в тех случаев, когда пострадавшие к ним обращались за помощью, как это делали Колумбия в 1824 году, Венесуэла, Перу и Эквадор в 1846 году, Никарагуа в 1848 году, Никарагуа совместно с Сальвадором и Гондурасом в 1849 году, Мексика в 1862 году, Венесуэла – пять раз: в 1876, 1880, 1881, 1884, 1887 годах, Доминиканская республика в 1905 году и Аргентина в 1902 – 1903 годах.

Кроме того, как писал У. Фостер, "Соединенные Штаты… не поддержали правительств республик Центральной Америки, выступавших против превращения Гондураса в английскую колонию в 1835 году. В 1837 году английский флот блокировал Картахену; в 1838 году французы блокировали Вера-Крус, но Соединенные Штаты опять не оказали никакого сопротивления. В 1861 году Испания захватила Доминиканскую республику; в 1864 году испанцы обстреляли Вальпарайсо. Можно привести еще много подобных нападений европейских государств на молодые латиноамериканские республики, но наиболее серьезный случай нарушения их суверенитета произошел в 1864 году, когда французы вторглись в Мексику, свергли мексиканское правительство и посадили на трон свою марионетку – австрийского эрцгерцога Максимиллиана". И в этом случае США не вспомнили о доктрине Монро.

Еще одним испытанием для доктрины Монро стали события в Канаде, где осенью 1837 году вспыхнуло восстание во главе с У. Маккензи. Многим американцам это восстание напомнило их собственную историю. В штатах Нью-Йорк и Вермонт, граничивших с очагами восстания, были созданы опорные пункты повстанцев. Маккензи получал существенную поддержку оружием и деньгами, а в ряды повстанцев вступали американские добровольцы. Важным центром сил Маккензи стал остров Нейви, расположенный на реке Ниагара. 30 декабря 1837 года канадский отряд переправился через Ниагару и атаковал американское судно "Каролина", которое использовали повстанцы. Канадцы убили одного американца и сожгли судно.

Тем временем в США распространялись слухи о гибели десятков американцев на "Каролине" и страна оказалась на грани войны с Англией. Однако президент США М. Ван Бурен старался избежать конфликта. Морисон и Коммаджер замечали: "Возможности президента действовать на длинной и плохо защищенной границе были незначительны, а правительство штата (Нью-Йорка. Авт.) занимало нерешительную позицию и не обладало достаточными ресурсами".

На первых порах Англия отрицала свою причастность к поджогу "Каролины", но в 1840 году канадец Маклеод в пылу пьяного разговора в нью-йоркском баре признался, что он убил американца на "Каролине". Маклеод был арестован и ему было предъявлено обвинение в убийстве. Тогда премьер-министр Великобритании Пальмерстон заявил, что уничтожение "Каролины" было совершено по приказам британских колониальных властей в ходе борьбы с "американскими пиратами". Пальмерстон предупредил, что казнь Маклеода "вызовет войну, войну немедленную и ужасную, потому что это будет войной ответной и мстительной". Как отмечали Морисон и Коммаджер, "президент Тайлер (десятый президент США в 1841 – 1845 гг.. Он возглавил страну после смерти девятого президента США У. Гаррисона, правившего всего один месяц с 4 марта по 4 апреля 1841 года. Авт.) и государственный секретарь Уэбстер, как и Ван Бурен, старались сохранить мир и они также были ограничены слабыми возможностями федеральной власти". Маклеод был освобожден, а американцы перестали помогать делу независимости Канады.

События вокруг Канады не помешали американцам верить, что им ничего не стоило бы побить Великобританию, если бы они только захотели. Оказавшись в США в 1842 году, Чарльз Диккенс с удивлением прочитал статью в газете провинциального американского городка Сандуски, в которой содержались призывы к войне "с Англией насмерть", говорилось, что "Британию следует еще раз высечь" и что "не далее чем через два года американцы будут распевать "Янки Дудль" в Гайд-парке и "Слава Колумбии" в залах Вестминстера". Однако было очевидно, что несмотря на амбициозные планы и громкую риторику, руководители США сознавали, что тогдашняя военная и экономическая слабость их страны не позволяла им добиться установления власти над американским континентом. Но это не означало, что они отказались от своих планов.

Глава 11. «Защитница Латинской Америки» захватывает половину Мексики.

Не решаясь прибегать к доктрине Монро против Великобритании и других сильных европейских держав, США были готовы применить силу против более слабых латиноамериканских соседей, расширяя свои границы за их счет. Примером этого стала война против Мексики 1846 – 1848 гг., которая началась из-за Техаса.

Сразу же после подписания американо-испанского договора 1819 года о Флориде в США стали обвинять государственного секретаря Д. К. Адамса в том, что он "упустил Техас". Поэтому уже через три недели после подписания договора 1819 года Адамс отдал распоряжение американским дипломатам добиться покупки части техасской территории, выдвинув удивительный аргумент: если Техас будет передан Мексике, то мексиканская столица окажется ближе к центру своих земель.

Тем временем из западных штатов в Техас переселялись американские колонисты. По словам Морисона и Комаджера, "американскому колонисту нравилось умение мексиканцев ездить на лошади. Они переняли мексиканское седло и упряжь – а иногда, к сожалению, захватывали и его лошадь. Но в целом его отношение к Мексике было смесью из насмешливого презрения к людям и нетерпимостью к ограничениям, которые устанавливало мексиканское правительство. Время шло, а презрение и раздражение увеличивались".

Американские колонисты из западных штатов были нелегкими людьми в общении. Каждый из них гордился своей привычкой к трудной жизни пионера, покорителя лесов, прерий и их обитателей, и не стеснялся объяснять окружающим, почему он считал себя выше других. Типичного жителя западных штатов тех лет запечатлел Чарльз Диккенс в своих "Американских заметках", написанных после его поездки по США в 1842 году. Недовольный тем, что палуба на речном пароходе переполнена, пассажир "произнес следующий монолог: – Возможно, это устраивает вас, возможно, но меня это не устраивает. С этим, возможно, могут мириться те, кто из Восточных Штатов или кто учился в Бостоне, но не я – уж это бесспорно, и я вам прямо заявляю. Да. Я из красных лесов Миссисипи – вот я откуда, и солнце у нас, когда палит, так уж палит. Там, где я живу, оно не тусклое, ничуть не тусклое. Нет. Я житель красных лесов, вот я кто. Я не какой-нибудь белоручка. У нас нет неженок, где я живу. Мы народ грубый. Очень грубый. Если людям из Восточных Штатов и тем, кто учился в Бостоне, это нравится – прекрасно, а я не из такого теста и не так воспитан. Нет. Этой компании не мешает вправить мозги, вот что. Я им покажу – не на такого напали. Я им не понравлюсь, никак не понравлюсь. Напихали народу – прямо скажем, через край".