Текст книги "Истоки американо-китайских отношений"

Это, в частности, предполагало открытый доступ в новую нацию всех желающих и разделявших мысль о человеке, о человеческой личности, о народе, о республике как о государстве народа, как о незыблемой основе. Это включало в себя и мысль о равенстве всех людей, всех национальных общностей, о том, что Америка и по своему названию открыта для всех в нее «входящих»: Соединенные Штаты (Государства) Америки. Возникало понятие плавильного котла, в который по прибытии на жительство в США попадал каждый, становясь равноправным гражданином Америки, принимая Америку как свою родину, как свое отечество и будучи уже не принадлежностью, не имуществом, не подданным другого государства.

На пути осуществления этих идей и планов возникли препятствия. До сих пор сложным и до конца не решенным остается вопрос об аборигенах, об американских индейцах. Вопрос этот осложняется тем, что территория США – это их, индейцев, земля. Кстати, попутно необходимо отметить, что со стороны китайцев предпринимались попытки доказать, что американские, североамериканские индейцы – это составная часть нации Китая.

Возник и еще полностью не решен вопрос о людях из Африки, которых привезли в США в качестве рабов, и об их потомках. На пути решения вопроса о них, об афроамериканцах, сделано многое. Один из них, Барак Обама, был президентом США.

В свое время довольно трудным был вопрос об ирландцах, особенно, очевидно, из-за того, что они были католиками, в то время как значительная часть населения состояла из протестантов. Но и здесь движение в сторону решения вопроса является значительным. Все вышеупомянутые проблемы не подвергают сомнению вопрос о включении всех этих людей в состав нации американцев.

Наконец, возник и продолжает существовать вопрос о допущении людей тех или иных национальностей в США. Существовал и продолжает существовать вопрос о квотах. Возникают ограничения на допуск в США людей тех или иных национальных общностей или государств.

На этом фоне существует и вопрос о китайцах в Соединенных Штатах Америки. Сначала американцы думали, что это такие же иммигранты, как люди из других стран. С течением времени оказалось, что речь идет о проблемах во взаимоотношениях двух в настоящее время главных соперников на мировой арене в борьбе за руководство делами земного шара.

То, что китайцы не желают становиться и не становятся составной частью американской нации, стало более или менее ясно к концу XIX века. Именно тогда, в 1882 году, и появился в Америке закон об исключении китайцев из списка допускаемых в США иммигрантов. До того времени китайцы не были в этом списке. Речь не с самого начала пошла об их недопущении в Америку. Эту особенность ситуации необходимо учитывать, приступая к рассмотрению вопроса о нежелательности, с точки зрения американцев, допущения китайцев в качестве иммигрантов в США, о взаимоотношениях двух наций: американцев и китайцев.

В то же время важно отметить, что изначально реакция в Америке на миграцию из Китая была благоприятной. В китайцах приветствовали представителей древней и пользующейся уважением цивилизации. Их прибытие добавляло, вносило свою лепту в то, что выходило из упомянутого плавильного котла.

Затем в Калифорнии, особенно на предприятиях горнорудной промышленности, из-за конкуренции за места работы для шахтеров возникла антипатия к французам, австралийцам, чилийцам, а затем и резкая ксенофобия по отношению к китайцам. Политического отзвука это не имело вплоть до 1869 или 1870 года.

Только финансовая депрессия 1869 года, совпавшая по времени со строительством трансконтинентальной железной дороги, повлекла за собой переполнение Сан-Франциско безработными и разочарованными людьми, и тогда антикитайские чувства вышли на поверхность на общенациональном уровне.

Представление о китайцах в Америке сначала складывалось под влиянием того, что писали и сообщали побывавшие в Китае американские купцы, дипломаты и миссионеры, и здесь превалировал образ Китая как страны с древней и достойной уважения цивилизацией. Итак, «на расстоянии», то есть до встречи на территории Америки с привезенными туда на работу китайцами, в США не было того, что именуют антикитайскими настроениями.

Из этого следует важный вывод о том, что людям в определенные периоды их истории лучше всего оставаться, каждой стороне, хозяином в своем собственном доме, в массе своей не общаться.

В другой стране лучше всего чувствовать себя гостями, которым неизбежно придется приспособиться к обычаям и законам хозяев, стать частью существующей нации – хозяина. Особенно тогда, когда это затрагивает материальные или экономические и финансовые интересы. Исходить из того, что непосредственное общение с китайцами на территории какой-либо другой нации почти неизбежно приводит к соперничеству, противостоянию и столкновению жизненно важных интересов.

Главное же тут в том, что все это оборачивается нанесением ущерба иным нациям или иной нации, что происходит вследствие стремления китайцев, китайской стороны руководствоваться исключительно собственной выгодой и ущемлять иностранцев, некитайцев. Столкновение экономических интересов приводит со временем к осознанию того, что китайцы и в этой области при экономических и финансовых связях всегда стремятся не к равноправию и независимости, самостоятельности, а к подавлению партнера, к тому, чтобы командовать им. Устанавливать над ним свое господство в той или иной степени и форме.

Итак, в истории взаимоотношений американцев и китайцев сначала был период общения между людьми «на расстоянии». Люди обеих стран в массовом порядке друг с другом не общались и не сталкивались. И тогда представление о китайцах в Америке было благожелательным.

Однако затем китайцы появились в Америке. Они прибывали туда не добровольно и не индивидуально, а по «оргнабору», то есть с целью работать, зарабатывать, занимая рабочие места. Это коснулось в первую очередь Калифорнии. Туда в ходе золотой лихорадки поспешили французы, австралийцы, чилийцы. Затем к ним присоединились китайцы. С ними боролись за рабочие места те, кто к тому времени уже был американцем.

Предприниматели стремились нанимать и привозить на работу из-за рубежа, в особенности из Китая, тех, кому можно было меньше платить. Создавалась своего рода «корпорация» «хозяев» китайцев (в Китае) и «хозяев»-американцев (в Америке). Одни «хозяева» продавали людей, труд людей из Китая, другие покупали людей, труд людей из Китая. И те, и другие «хозяева» были эгоистами. Заботились только о своей выгоде. Страдали от этого те китайские люди, которые были вынуждены условиями своего существования соглашаться на дешевую оплату их труда и на труд далеко от своих домов, от своей родины.

Некоторую роль при этом играло и то обстоятельство, что в те времена в Китае численность мужского населения значительно превосходила численность женского населения. Это означало, что «рабочая сила» из Китая прибывала в Америку, «экспортировалась» из Китая и «импортировалась» в Америку исключительно или в подавляющем большинстве в те времена «в виде» только «мужских особей». Среди них не было женщин и детей. Это не был «семейный» переезд на постоянное место жительства или семейное, индивидуальное и добровольное переселение китайцев в Америку.

Так, уже под воздействием того, что происходило в самой Америке, там возникло отрицательное представление о китайцах.

Все это особенно усугубилось в 1869 и 1870 годах, когда совпали финансовая депрессия и строительство трансконтинентальной железной дороги. Конкуренция за рабочие места особенно обострилась. Именно тогда недовольство китайцами вышло на поверхность в общенациональном плане, то есть в масштабах США в целом.

Исследование такого порядка до́лжно начинать с истоков, со времен еще до 1850-х годов. Китайцы не появились на берегах Америки в вакууме, при отсутствии каких-либо мнений о них. Американцы торговали с китайцами с 1785 года и с энтузиазмом поддерживали протестантов-миссионеров в Китае начиная с 1807 года. Миссии в Пекин англичан, голландцев и русских и более всего англо-китайская война 1840 года особенно ясно высветили американские представления о Китае (С. 7).

Здесь фактически выражается согласие с понятной мыслью о том, что представление одной нации о другой нации складывается постепенно на протяжении всего времени знакомства этих наций.

Для взаимоотношений американцев и китайцев характерно то, что сначала американцы появились в Китае, а китайцы не появились в Америке. Знакомство оказалось на первых порах односторонним, происходило на территории Китая.

При этом американцы приступили к знакомству с китайцами на территории Китая фактически почти одновременно в двух сферах. Прежде всего в сфере материальной заинтересованности, сфере торговли, то есть в сфере коммерческих или деловых торговых отношений. Почти тут же американцы попытались воздействовать на Китай в сфере религии, сфере идеологии.

Можно сказать, что в этих двух фактах нашла свое определенное выражение суть американских представлений того времени не только о Китае, но и обо всех остальных нациях, об остальном человечестве. Американцам представлялось, что всеобщий интерес, объединяющий людей интерес – это торговля, обмен товарами. В то же время американцам представлялось, что всему человечеству должны быть присущи общие религиозные верования, общая вера в одного-единственного бога. При этом они исходили из того, что сами раньше китайцев обрели веру в истинного и единственного бога, и делились этой верой в данном случае с китайцами, несли им правильную веру.

В целом есть основания считать, что экономика и идеология, с точки зрения американцев, были теми их двумя мощными орудиями или рычагами, которые давали китайцам возможность следовать за американцами.

У китайцев на все это был свой, иной взгляд. Здесь главную роль играло традиционное представление китайцев о себе как о центре Вселенной, или Поднебесной, и об отношении ко всем иным-прочим как к периферии и варварам, еще не людям, которым только предстоит познать и принять единственную высшую культуру на планете – культуру нации Китая.

Однако, прежде чем обратиться к позиции и поведению китайцев, необходимо сказать о том, в чем тогда состояли ошибки американцев.

Американцы должны были соблюдать три главных принципа международных отношений: мир, самостоятельность, равноправие партнеров при их взаимоотношениях на мировой арене.

Американцы соблюдали принцип мира. Они не пришли в Китай с войной, не начали войну против Китая на территории Китая с целью установить или навязать свое господство над китайцами.

В то же время они не только попытались извлекать большую выгоду из торговых отношений, но, что важнее всего, они не действовали так, чтобы никоим образом не затронуть независимость и самостоятельность китайцев там, где речь шла о верованиях, о религии.

Таким образом, американцы думали, что они действуют исключительно так, что китайцы должны были бы быть не только довольны, но и благодарны американцам и за торговлю, и за приобщение к американской материальной культуре, и за идеологию, и за стремление обращать китайцев в христианскую веру.

Здесь попутно необходимо обратить внимание на то, что внешний (по отношению к Китаю) мир, или остальное (с точки зрения китайцев) человечество, неоднократно в истории пытались обратить китайцев или население части территории Китая в ту или иную «веру»: так получилось с буддизмом, так было с исламом, так было с христианством и, наконец, так получилось с марксизмом. И во всех случаях китайцы остались китайцами и китаизировали со временем в той или иной степени в разных формах все упомянутые религии и идеологии либо не допускали их самостоятельного развития и существования внутри Китая как частей неких общих, общемировых религий и идеологий. Собственно, в какой-то степени это относится и к тому, что существует в качестве общечеловеческих нравственных понятий.

Для того чтобы в полной мере понять общенациональное решение исключить китайцев (из числа тех, кто приезжал в Америку; не допускать, исключать или вытеснять китайцев из Америки), принятое в 1882 году, существенным представляется принять во внимание исторически сложившееся представление об этих людях (образ этих людей) в умах американцев и проанализировать взаимоотношения между этим образом и последующими событиями как в Китае, так и в США. Например, в Калифорнии выделяют 1870 год как решающий год в организации антикитайских сил на Западном побережье Америки. Лето этого года стало свидетелем первых «мощных демонстраций» в Сан-Франциско (С. 7).

Говоря об истории взаимоотношений американцев и китайцев, невозможно обойти или не упомянуть такое событие, как принятие в США в 1882 году закона об исключении китайцев, недопущении китайцев в Америку. Это решение созревало на протяжении ряда десятилетий. Оно сформировалось как общенациональное, всеамериканское решение.

Очевидно, что в истории США впервые произошло решительное столкновение между понятием свободы человеческой личности (в том числе ее передвижения по планете) и необходимостью самосохранения нации от грозящих ей, по ее мнению, опасностей.

Здесь одна нация проявила свое отношение к другой нации. Это то событие, которое вписано не только в историю двух тогдашних государств – Соединенных Штатов Америки и Великой Цинской империи, но и в историю взаимоотношений Америки и Китая как двух стран и двух народов, то есть как двух наций. Именно в этом и заключается главное значение этого события.

Это прежде всего означало, что история взаимоотношений американцев и китайцев началась в определенном смысле с того, что для американцев китайцы, как и люди других стран (в то время особенно и по преимуществу Европы), не только имели право, но и приветствовались в США как пополнение граждан Америки, пополнение американцев как нации.

Однако прошло всего несколько десятилетий, и американцы пришли к общему или превалировавшему, сыгравшему тогда решающую роль мнению о том, что китайцев допускать в Америку нельзя, что их следует исключить из числа людей различных стран, которые приезжали в США, допускались в США и приветствовались в США.

В связи с этим и возникает вопрос о том, как же так случилось, что китайский иммигрант, иммигрант из Китая стал нежелательным иммигрантом в Америке; по каким причинам это могло произойти? Это было уникальным событием в мировой, всемирной истории. Это, возможно, наложило свой отпечаток на дальнейшие взаимоотношения американцев и китайцев.

Более того, с этим связан и вопрос о совместимости американцев и китайцев. Немалую роль играет при этом и вопрос о взаимных предубеждениях: предубеждениях американцев относительно китайцев и предубеждениях китайцев относительно американцев.

В данном случае столкнулись представления американцев и китайцев о своем положении, положении каждой из этих наций в мире, о взаимоотношениях своей нации и остального человечества.

К 1882 году в умах американцев сложилось историческое представление о китайцах. В умах китайцев также имелось свое представление об американцах как части некитайцев, части варваров, обитающих на периферии Небесной империи.

Речь шла о событиях, происходивших на территории США. Поэтому, помимо образа китайцев в умах американцев, играли свою роль и события, происходившие в Калифорнии. Именно в этой связи в Америке и появились такие термины, как «антикитайские силы» и их «мощные демонстрации».

Вообще важно обратить внимание и на то, что великие умы в каждой стране, политические руководители каждого государства могли видеть всю картину взаимоотношений американцев и китайцев в более благоприятном свете.

Однако – и это важно – во взаимоотношениях людей Америки и Китая, прежде всего на территории Америки, происходило своего рода знакомство на «бытовом», «низовом», «простонародном» уровне, своего рода знакомство «масс» людей той и другой нации. И именно это и породило в значительной, если не в решающей степени и само представление о том, что речь идет обо всех китайцах как нации, о необходимости противостоять всем китайцам как нации, отсюда и родился термин «антикитайские силы».

В Америке, в данном случае в исследовании профессора Миллера, этому термину придается отрицательное значение. В то же время нельзя не считаться с настроениями широких масс людей. Нужно понимать, что у этого явления имеются свои глубокие корни, свои причины. Необходимо думать о том, что следует делать, чтобы добиться взаимопонимания людей Китая и людей любой другой страны. Здесь необходимы усилия с обеих сторон. Особенно имея в виду то, что руководители Китая, во всяком случае начиная с Мао Цзэдуна, в своей пропаганде и идеологии прежде всего стремились и стремятся присваивать себе как «свою собственность», «свое имущество» такие понятия и термины, как «Китай», «нация Китая», «народ», «страна», «отечество», «родина», «государство».

Они хотели бы навязать людям и в Китае, и вне его, на мировой арене, себя и только себя как единственное и законное воплощение нации Китая, Китая как страны, как отечества, родины, государства. Собственно, всего того, что они пожелают вкладывать в понятие Китая. Они хотели бы «приватизировать» понятие Китая. В то же время они использовали и используют термин «антикитайский» не только как безусловно несущий отрицательное значение, но и как бранный и предназначенный для того, чтобы при необходимости, с их точки зрения, ставить любого иностранца в положение «антикитайца», иными словами, «исторического должника» или «виновного» перед нацией Китая, то есть перед ними. В этом свете употребление в работе профессора Миллера терминов «антикитайские силы» и их «мощные демонстрации» заслуживает раздумий.

Иными словами, после или в результате первого столетия знакомства и взаимоотношений американцев и китайцев возник вопрос о том, что нации далеко отстоят одна от другой, более того, в известном смысле противостоят одна другой. Как бы там ни было, а встал вопрос о поисках сосуществования, приемлемых для обеих сторон правил сосуществования. Становилось очевидным, что здесь предстояло приложить много усилий и пройти длинный путь.

Однако другие события того же лета также в равной степени послужили катализатором усиления настроений (возражений) против китайской иммиграции: первые китайские рабочие прибыли в Норт-Адамс, штат Массачусетс, и в Бельвиль, штат Нью-Джерси; сенат США отказался предоставить право натурализации китайским иммигрантам; в Китае имели место убийства христианских миссионеров; и, наконец, китайские «кули» в Перу подняли кровавое восстание – и все это стало сенсацией, так и подавалось прессой на Восточном побережье Америки.

Однако было бы ошибкой механически связывать эти события с американским решением вытеснить китайцев в 1882 году. Очевидно, что воздействие этих событий на создание старого образа Китая играет ключевую роль. Человеческий ум видит сначала объект или ситуацию и только затем определяет для себя, что попадает в его поле зрения. Скорее он сначала выдает определение ситуации или объекта и только затем видит то, чему он уже дал определение. «Находясь в смущении перед внешним миром, – заявлял Уолтер Липпман, – мы выбираем то, что нашей культурой уже определено для нас в форме стереотипов из области нашей культуры» (С. 8).

В 1958 году американцы, среди которых был проведен опрос относительно того, с чем они скорее всего связывают такие слова, как Китай и Азия, смешивали враждебность и любовь, восхищение и презрение, ностальгию и страх (С. 8).

На общественное мнение в Америке о китайцах оказал влияние и воздействие целый ряд факторов. Здесь и сложившийся в Америке образ китайцев, и первые опыты общения с китайцами как на западе, так и на востоке США

Наряду с этими событиями, происходившими на территории самих США, свою роль сыграли сообщения об убийствах христианских миссионеров в Тяньцзине, а также о кровавом бунте китайских иммигрантов в Перу. Иными словами, к тому, что происходило на территории США, необходимо было присовокупить то, что происходило как в самом Китае, так и в других странах.

Необходимо также отметить, что, во всяком случае в свое время, самая многочисленная колония китайцев в истории появилась и действовала именно на Южно-Американском континенте, в Перу. Так южноамериканцы, в первую очередь и особенно перуанцы, смогли на практике познакомиться с поведением китайских иммигрантов. Сведения об этом, конечно же, оказали свое воздействие на общество в США.

В Америке, в США складывались свои стереотипы применительно к китайцам. Вплоть до середины XX столетия здесь соседствовали разнородные или несовместимые понятия: Китай и Азия, враждебность и любовь, восхищение и презрение, ностальгия и страх.

Все это является весьма характерным для представлений, в частности, о китайцах во многих странах. Очевидно, что для каждого из этих представлений и чувств были те или иные свои основания. Вплоть до настоящего времени из прошлых веков тянется мысль о существовании некоего обобщенного Востока, который противостоит Западу. С этим связано и представление о китайцах как о людях монголоидной расы, как об азиатах, хотя, по сути дела, давно пора понять, что каждую нацию необходимо видеть именно как эту нацию, а не как часть чего-то более общего и включающего ее в свой состав.

Китай – это не Азия. И Азия – это не Китай. Эти понятия нет оснований приравнивать. Хотя и нынешние китайские политические лидеры пытаются говорить об общности судьбы для всех людей и стран, которые они включают в то, что именуют Азией.

Сегодня Китай – это прежде всего или в первую очередь одна отдельная страна. Все ее соседи – это также отдельные страны, у которых есть историческая память общения с Китаем и которые превыше всего ставят необходимость больше никогда не попадать под господство Китая.

История сложилась таким образом, что во многих странах, особенно в удаленных от Китая, не имеющих общей границы с Китаем или имеющих такую границу на большом удалении от своей столицы, сначала, при первых контактах с китайцами, возникало некое своего рода сказочное представление о Китае. Отсюда рождались и любовь ко многому китайскому, к китайской экзотике, и восхищение фактически неизвестным народом, его способностями и укладом его жизни, его культурой. Для всего этого были и есть основания.

Вместе с тем не только отдельному человеку, но и нации присуща интуиция, необъяснимо возникающее представление о непознанном или находящемся в процессе узнавания. Возможно, именно из неких фактов, особенностей, деталей люди в других странах видели в поведении китайцев нечто, что их пугало. Отсюда и возникали страх и презрение к китайцам. Очевидно, что нужно время, усилия, причем в каждом случае с обеих сторон, чтобы установить необходимые обеим сторонам взаимоотношения той или иной нации с китайцами.

Процесс замены старых стереотипов новыми представлениями сложен.

По мере того как Китай стал нашим союзником во Второй мировой войне, представление о героических китайцах, особых друзьях Соединенных Штатов возникало из книг, кинофильмов и официальной пропаганды.

В настоящее время успехи китайских коммунистов оборачиваются угрозой начала новой фазы в этом историческом цикле мнений (С. 9).

Представление о той или иной нации складывается и под влиянием реальной ситуации, и под воздействием умозрительных представлений. История сложилась так, что американцы и китайцы стали союзниками во время Второй мировой войны, особенно и главным образом на Тихом океане. К уже имевшимся у американцев благожелательным представлениям о китайцах тогда добавилось и отношение к китайцам как к военным союзникам, как к тем, с кем Америку объединяет общая ненависть к японским агрессорам.

Вероятно, здесь играло свою роль и желание американцев иметь на Дальнем Востоке, где тогда действовала враждебная США Япония, нацию-союзника, нацию-друга. Ею и предстал для американцев того времени Китай. Свой вклад в это внесла супруга Чан Кайши Сун Мэйлин, которая в ходе своей поездки в США выступила с лекциями и обращениями к американцам. При этом она была двуязычной, то есть говорила с американцами на их родном языке без акцента.

В нашей стране подобная ситуация тоже возникла, но начиная еще с 1920-х годов. У нас не только под воздействием пропаганды, но и под влиянием событий в мире возникло искренне сочувствие к китайцам. В них видели людей бедных, честных и трудолюбивых, а затем и тех, кто боролся против японских агрессоров, и, наконец, тех, кто пошел «вместе с нами под знаменем марксизма».

И в случае с США, и в случае с СССР в истории взаимоотношений с китайцами тогда, особенно в связи со Второй мировой войной, был период возникновения иллюзорного образа друга и союзника, кем видели в Америке и в СССР китайцев.

И в том, и в другом случае этот период оказался относительно кратковременным. Дальнейшие события раньше или позже показали, что существует и играет свою роль в этих взаимоотношениях не иллюзорный Китай, а реальный Китай со всеми его особенностями. При этом события внутри Китая стали в конечном счете определять характер взаимоотношений и Америки с Китаем, и СССР (РФ) с Китаем.

Профессор Массачусетского технологического института Гарольд Айсаакс аргументирует, что тематика, которую он представил в виде абстракции, – это часть представлений на основе культуры…(С. 9) Если быть более точным, американская культура создает такие представления о Китае и о китайцах, которые находятся между собой в резком контрасте на протяжении двух последних веков (С. 9–10). Айсаакс охарактеризовал эти периоды в терминах доминирования того или иного представления в отношении американцев к китайцам следующим образом:

1. Век уважения (восемнадцатый век).

2. Век презрения (1840–1905).

3. Век благожелательности (1905–1937).

4. Век восхищения (1937–1944).

5. Век освобождения от иллюзий (1944–1949).

6. Век враждебности (1949–…) (С. 10).

С точки зрения Айсаакса патерналистское отношение, которое он обнаружил у своих современников, может быть списано на счет «старых специалистов по Китаю»; чувство презрения на счет Боксерского восстания или даже Тяньцзиньской резни; а страх мог брать начало из фильма Бориса Карлова или, может быть, даже из желтых орд Чингисхана. Все то, что представлено в характеристике этих шести исторических периодов, сыграло свою роль в формировании нынешнего образа китайцев в умах американцев (С. 10).

История взаимоотношений американцев и китайцев, как, впрочем, и китайцев и людей других стран, в том числе нашей страны, складывалась и в значительной степени продолжает складываться в ситуации, когда пока реального, существенного и массового знакомства с китайцами еще не происходит или оно начинает происходить, находясь в самом начале. Наряду с этим, то есть наряду с взаимоотношениями на расстоянии или главным образом на расстоянии, обнаруживается, что на ситуацию оказывает значительное, все более значительное воздействие политика самого Китая, нынешнего государства на китайском континенте.

У американского исследователя речь идет о столетиях «патерналистского» отношения к китайцам. Это своего рода естественные чувства, возникавшие у американцев при первом знакомстве прежде всего с тем, что именовалось и представлялось «старым Китаем».

Оказалось или оказывается, что «патернализм», то есть в данном случае ощущение, чувство, что твоя нация в каком-то смысле «выше», главнее китайцев, действительно на протяжении истории был присущ ряду наций.

Однако со временем выяснялось и к настоящему моменту выяснилось, что теперь и на будущее скорее другим нациям придется обороняться и защищать свою независимость и самостоятельность, принцип равноправия во взаимоотношениях с китайцами, которые проявляют и, очевидно, будут проявлять своего рода «патернализм», то есть претензии на положение старшего в семье народов, в сообществе наций на мировой арене, «капо» или старосты в «бараке человечества».

В 1850 году в общественных школах Нью-Йорка ученикам предложили написать то, что им известно о Китае. Большинство написали о том, что им стало известно из уроков географии: огромное население, расположение на карте, товары для торговли, но некоторые охарактеризовали китайцев (С. 10). Пять учеников думали, что китайцы нецивилизованны, один счел их высокоцивилизованными и еще один сверхцивилизованными (С. 10–11).

Исторически можно свести представления о китайцах на Западе к двум основным видам. С одной стороны, существует благоприятный образ Китая, которому присущи величие древности и почтенной древней мудрости: это Китай Конфуция, отца Маттео Риччи, Лейбница, Вольтера, Энсона Берлингема, Линь Юйтана и мадам Чан Кайши. Резко контрастирует с этим другой основной образ стагнирующего… полуцивилизованного поля действий… бесчеловечных орд: это Китай Даниэля Дефо, лорда Энсона, Джона Квинси Адамса, Дениса Керни, Сакса Ромера и Мао Цзэдуна.

Цель настоящего исследования заключается в том, чтобы показать, как неблагоприятный образ Китая эволюционировал и стал доминировать в американском мышлении на протяжении XIX века и как он в конечном счете сказался на реакции американцев на китайскую иммиграцию (С. 11).

Итак, образ Китая за его рубежами, не говоря уже о соседних с Китаем странах, начиная с Индии и заканчивая Кореей, то есть, что важно для нас, на Западе и в нашей стране или включая и нашу страну, – это один образ или образ одной страны с двумя непохожими друг на друга лицами: одно лицо представляется заслуживающим уважения, другое – внушает опасения.

Сочувствия и уважения заслуживает и требует к себе китайский народ; опасность исходит, если говорить о настоящем времени, от Мао Цзэдуна и его последователей.

Лучше понять Китай может помочь обращение к тем вопросам, о которых говорит профессор Миллер, а это исследование эволюции образа Китая в умах американцев. Собственно говоря, может возникать вопрос о том, откуда и по каким причинам появился неблагоприятный образ Китая, представление о китайцах как о нежелательных иммигрантах, то есть об их вкраплении в нацию американцев. И почему в конце XIX века он стал доминировать в американском мышлении. Это может помочь и нам в России глубже понять то, что происходило в истории и происходит сейчас в наших взаимоотношениях с Китаем и китайцами.

По-видимому, корни отношения американцев к Востоку находятся в нашем европейском наследстве.

…Эпплтон (в 1959 году) выделил три фазы развития образа Китая в европейском уме до 1800 года. От Марко Поло до «Путешествий сэра Джона Мандвилля» в XVI веке существовало представление о сказочном, совершенно невообразимом мире, за чем последовали более реалистично оцененные достоинства китайской цивилизации. Затем, во второй половине XVII столетия, миссионеры-иезуиты начали идеализировать систему власти в Китае, законы и конфуцианскую философию. Это было типично для третьей идеалистической фазы, и все это имеет значение только по той причине, что это оказало воздействие на Америку XIX столетия. Великий китайский мудрец был возведен этими иезуитами, отзывавшимися о нем с восхищением, в ранг христианского пророка; они охарактеризовали его философскую систему как «науку принцев» (С. 11).

Это происходило в эпоху разума и абсолютизма на Западе, и китайская социальная система предлагала привлекательную модель европейским философам. Один из ученых на Западе писал: «Китай явился объектом восхищения как земля, где царил порядок, мораль». Этим восхищались все, и более всего Вольтер (С. 11).

Восхищение Китаем и Мудрецом (Конфуцием) всегда было бо́льшим в Англии, чем на европейском континенте. И в то же время репутация Китая снизилась более быстро в Англии, чем где бы то ни было еще, во второй половине XVIII века (С. 12). К концу XVIII века третья фаза, по Эпплтону, то есть идеалистический подход к Китаю, явно завершилась (С. 12). По-видимому, ощущения тех, кто формировал общественное мнение американцев в период, когда их страна была колонией, должны были быть такими же, как и чувства европейцев или по крайней мере англичан. Однако это не было так в случае с Китаем (С. 13).

Первым событием из числа тех, которые имели резонанс во всем мире и помогли формировать образ Китая в Америке, была Опиумная война 1839–1842 годов.

В конечном счете прибытие китайцев в Калифорнию спровоцировало страх у нации, который можно объяснить неблагоприятным представлением об этих людях; этот страх предшествовал их высадке на американских берегах. Присутствие китайцев на западном берегу усилило многие из негативных стереотипов относительно них, что в свою очередь сочеталось с другим беспокойством, охватившим американское общество в XIX веке. Китайцы прибыли в середине полемики о рабстве, когда новейшие тогда расистские теории развивались и когда американцы становились более чувствительны к антисептике и микробам. Стимулирование мысли о «кулизме», возбуждавшейся редакциями газет, мысли о враждебных зародышах и микробах – все это более адекватно объясняет общенациональное решение исключить (не допускать) китайских иммигрантов, чем калифорнийский заговор (С. 15).

Образ Китая складывался в Европе, в США сначала «на расстоянии», без непосредственного соприкосновения. Тогда преобладали сказочные, иллюзорные представления. Одновременно в Китае иностранцы искали совершенную систему власти и взглядов (философии), порядка и благоденствия.