Текст книги "Истоки американо-китайских отношений"

Пороки, так, как они определены с точки зрения христианской морали, – это еще одна важная тема. Сообщения о пороках китайцев не зависели от прибытия протестантских миссионеров, поскольку купцы заметили наличие идолопоклонства, азартных игр и проституции на «лодках с цветами» и время от времени упоминали о полигамии и детоубийствах новорожденных. Однако купцы не останавливались на этих пороках и в меньшей степени ханжески (фарисейски) рассказывали о них, чем обычные миссионеры (С. 31).

При знакомстве американцев с китайцами столкнулись не только представления о торговле, о поведении в купеческой среде. Это была материальная сторона дела, взаимоотношений. Здесь играли роль материальные интересы и имевшиеся у обеих сторон представления о том, как поступать в отношении партнеров. Американцы считали, что тут должны соблюдаться некие законы, правила, нормы морали. Китайцы видели это как состязание сторон в обмане.

Как бы там ни было, а речь шла о материальной стороне жизни, о взаимоотношениях людей с обеих сторон. Важно то, что американцы и китайцы набирались опыта общения между собой, пусть даже в такой ограниченной и в то же время важной и вечной сфере, как торговля.

Одновременно знакомились между собой и те люди обеих сторон, для которых на первом плане были свои представления о морали, о нравственности, о пороках.

Отношение к порокам, с которыми американцы столкнулись в Китае, у купцов и миссионеров было различным. С точки зрения купцов, достаточно было увидеть, разглядеть эти пороки, принять во внимание необходимость учитывать их воздействие на торговые операции, отметить их наличие и продолжать заниматься своим главным «делом» – покупкой чая и продажей джина и тюленьих шкур. Христианская мораль была для американских купцов «вторым делом».

Иной вопрос – отношение миссионеров к соблюдению правил христианской морали. Для них это было главным интересом и целью в жизни. Они, как и купцы, по прибытии в Китай, во время пребывания в Китае столкнулись с целым рядом того, что с точки зрения христианской морали является пороками:

Идолопоклонство.

Азартные игры.

Проституция на «цветочных лодках».

Полигамия.

Убийство новорожденных.

Конечно, рассказам миссионеров об этих пороках было присуще и ханжество. Однако важнее всего здесь столкновение разных и несовместимых взглядов на эти пороки.

Идолопоклонство

Прежде всего христианство отрицало идолопоклонство. У христиан и китайцев были разные представления о том, чему поклонялись и одни, и другие. Несовместимыми оказались Иисус Христос и «идолы», которым поклонялись китайцы.

В Китае нашлись люди, которые соглашались с тем, чтобы их обращали в христианскую веру. Были и те, кто хотел стать христианином. В то же время и китайские власти, и подавляющее большинство населения не желали, грубо говоря, «признавать иностранного бога».

Возникло противоречие на основе разных представлений о всеобщности творца и принадлежности того, о чем в данном случае говорится, той или иной нации. Столкнулись две нации. Китайцы имели свое представление. Американцы – свое. Совместить эти представления было невозможно. Вопрос остается открытым и в настоящее время.

По статистическим данным, появившимся в средствах массовой информации, в Китае в 2017 году было 38 миллионов протестантов и 6 миллионов католиков (по другим сведениям, 10 миллионов католиков и 50 миллионов протестантов); по не официальным данным, их общая численность доходит до 90 миллионов. При этом правящая партия, то есть КПК, вела переговоры с Ватиканом о согласовании правил совместного назначения католических епископов, однако религия в этом смысле оставалась, с точки зрения китайских властей, китаизированной и должна была вечно оставаться именно и только такой, то есть находиться в подчинении КПК – КНР. Стороны договорились, то есть Ватикан согласился с тем, что КПК будет обладать правом решающего голоса при назначении епископов в КНР.

Азартные игры

Азарт, пристрастие к азартным играм, можно сказать, в крови у китайцев. Это продолжается и в настоящее время. На рубеже прошлого и нынешнего столетий мне доводилось слышать в Сычуани, где люди на каждом шагу играли в азартные игры, что цюань го да ма – «вся страна (весь Китай) играет в мацзян». Одним из примеров может служить пристрастие жены Мао Цзэдуна Цзян Цин, а также Дэн Сяопина и его партнеров к карточной игре. Возможно, здесь китайцы издавна традиционно нашли лазейку, куда человек на время может уйти от ужасающе жестокой действительности и жесточайшей конкуренции внутри Китая в борьбе за существование, за выживание, что развивает и углубляет эгоизм и толкает на погружение в азартные игры.

Проституция

Это традиционное явление в Китае. Проституция была запрещена нынешними властями Китая практически сразу же после создания КНР, в конце 1949 года. Однако до тех пор она была, собственно говоря, обычным, привычным явлением, способом выживать.

В настоящее время в современном кинофильме в КНР можно увидеть кадры публичного дома в Южном Китае, где богатые посетители выбирают себе «объекты» из взвода девиц в шортах и военной форме, похожей на форму советской Красной армии, марширующих перед ними под мелодию песни «Вперед, заре навстречу». Кстати здесь проявляется и желание таким образом мстить тем, кто «незаконно отнял китайские земли».

Полигамия

И это дожило до сегодняшнего дня, конечно, приобретя новые формы. Это существовало всегда в старом Китае. Мао Цзэдун и его сторонники в известной степени сохраняли или допускали существование всего этого в различных формах. В КПК даже был термин хуан лянь фу жэнь – «желтолицая жена» Речь шла о той женщине, с которой номенклатурный работник КПК жил в деревне, на «опорной базе», до захвата власти над городами. Затем у него в городе появлялась городская жена. Режим, существующий в КНР, разлучал семьи на десятилетия. Мужей посылали в командировки на годы, поэтому создавались новые семьи.

В последние десятилетия появилось более двухсот миллионов минь бин – рабочих из крестьян. Это были мужчины из деревни, которые шли на заработки в города, отсылали деньги домой, а в городе у них появлялись новые семьи. Это тоже традиция Китая в ее новой форме.

Убийство новорожденных

Главным образом девочек. И это практически всегда существовало в истории Китая. В каком-то виде продолжает существовать и сегодня. Сказалась на этом и политика «одного ребенка на семью». Из-за этой политики возникали и упомянутые убийства, и случаи, когда женщины уезжали в деревню, там тайно рожали детей. Таких женщин именовали «партизанками». Попутно отметим, что в китайской кинематографии рассказывают и о покупке семьями в деревнях женщин из городов с целью производства наследника – мальчика.

Все перечисленные явления разделяли американцев и китайцев. Можно сказать, разделяли китайцев и остальное человечество или его значительную часть.

Такого рода практика была ожидаемой в стране идолопоклонства, и купцы прибывали совершать сделки по покупке чая, не будучи заинтересованы в душах (не проявляя интереса к тому, что творилось в душе) (С. 31–32).

Купцы были в большей степени поражены (оскорблены) склонностью китайцев к азартным играм (С. 32).

«Этот порок превалирует среди людей любого ранга в обществе», – объяснял Вуд. «Дети играют в азартные игры. Люди играют ради приобретения (покупки)». <…> «Ничто иное не снижало мнение о китайцах в такой большой степени» – такова в глазах купцов была эта склонность к азартным играм (С. 32).

Довольно странно, что эти купцы, которые по большей части были пуританами (святошами), не выражали никакой серьезной озабоченности в отношении потенциально еще более взрывчатых вещей – полигамии и убийства новорожденных детей. Писали, что китайские женщины топили в реке не менее трети новорожденных девочек… (С. 32).

Точно так же мягко оценивались «цветочные лодки» и употребление опиума в Китае. Об этом купцы упоминали, однако они оставляли на долю (предоставляли) протестантских миссионеров дело осуждения, возможность распекать китайцев за эти их пороки. Громадная вовлеченность купцов в контрабандную торговлю опиумом объясняет сдержанность при обращении к этой теме. Однако провал купцов в деле осуждения пороков китайцев в целом проистекает из недостатка у них воображения в деле обсуждения всех сторон (граней) китайской культуры (С. 33).

Восприятие пороков китайцев американскими купцами заставляет думать о том, почему именно такой была их реакция на то, с чем они столкнулись в Китае.

Вероятно, что, прибыв в Китай, они увидели и осознали, что речь идет о фактически еще одной вселенной: так много было этих китайцев, и такой громадной предстала эта часть человечества. У китайцев и в Китае были свои правила. Очевидно, что с ними приходилось считаться. Этого требовали материальные интересы. Интересы торговли, выгоды.

В то же время купцы-янки более всего были поражены тем, что в Китае невероятно распространены азартные игры. С точки зрения этих чрезвычайно предприимчивых американцев, азарт, то есть риск в торговле должен был быть максимально исключен. Он должен быть исключен в деловой жизни и активности. Так обстояло в основном дело в Америке. Не то в Китае. Оказалось, что американцам пришлось торговать с азартными партнерами. Это разрушало представления о возможности честной, упорядоченной торговли, то есть торговли по определенным правилам, которые соблюдались обеими сторонами. Обман – вот то, что оказалось присуще самой природе тех китайцев, с которыми столкнулись американцы. Обман оказался неотъемлемой составной частью предпринимательской деятельности, в частности торговли.

Полигамия и убийство новорожденных детей в меньшей степени, если не вообще, касались торговых операций американцев с китайцами. Очевидно, что американцы с самого начала связей с китайцами стремились отделять торговые, экономические связи от всего остального, присущего взаимоотношениям двух этих наций.

Это касается и проституции в Китае. Здесь особых противоречий у американцев и китайцев не наблюдалось.

Важно иметь в виду и то, что американцы были вовлечены в торговлю опиумом. Поэтому материальная заинтересованность преобладала при определении американцами, торговцами из США своего поведения в Китае тогда, когда речь шла о материальных отношениях с китайцами.

Наконец, важно обратить внимание на то, что сложившаяся ситуация и отношение американцев к порокам китайцев имели своим следствием недостаток изучения американцами всех сторон китайской культуры.

А именно понятие культуры в самом широком и глубоком смысле и определяет известную и вполне определенную несовместимость американцев и китайцев. Культурная несовместимость, присутствие при этом определенной предвзятости – это как раз то, что появилось с первого момента встречи американцев и китайцев и что до сих пор продолжает играть свою роль в их современных взаимоотношениях.

Тот факт, что англичане легко одержали победу над китайцами в 1840 году, не мог явиться большой неожиданностью для упомянутых купцов (С. 33).

Давным-давно, еще в начале XIX века, купцы (Фаннинг, Делано, Эпплтон, Холбрук и Дулитл) предсказывали, что коалиция (европейцев) европейских наций, возможно, опрокинет (добьется падения, краха) Небесную империю. Около 1830 года Вуд настаивал, что любой военно-морской флот Запада (флот любой отдельно взятой страны) сможет сделать это сам, в одиночестве. Семь других купцов, однако, доказывали, что Китай сможет восполнить свои недостатки (отсутствие у него навыков и способностей) в военном искусстве и в индивидуальной храбрости другими путями (С. 33).

Все-таки необходимо снова и снова возвращаться к вопросу об Опиумной войне, или об англо-китайской войне 1840–1842 годов.

Здесь прежде всего важно обратить внимание на то, что это была первая война между китайцами и заморскими иностранцами (не говоря о соседях Китая), первая война между англичанами и китайцами.

Возникновение такой войны означало, что отношения между иностранцами и китайцами, начавшиеся мирно, путем мирной торговли, не смогли вечно продолжаться. Война стала непременной частью отношений Китая с иностранцами. Это означало, что обе стороны считали, что иными методами разрешать возникшие и возникавшие в отношениях вопросы невозможно. Война оказалась не только допустимой, но и неизбежной при определенных обстоятельствах.

Следовательно, обе стороны, то есть китайцы и остальное человечество, стали исходить из того, что война между ними допустима и неизбежна. Все дело в обстановке, обстоятельствах, интересах сторон, соотношении и расстановке сил.

Отсюда возникает и вопрос о том, как остальному человечеству или его частям добиться вечного мира во взаимоотношениях с китайцами.

В определенном смысле вопрос о войне в принципе стоит и для самих китайцев. Здесь все зависит от того, кто именно находится у власти в Китае.

Далее необходимо обратить внимание на вопрос о том, почему эта война именуется Опиумной. Действительно, на практике речь шла об опиуме, о торговле с иностранцами, прежде всего с англичанами, опиумом в Китае. Знакомство иностранцев с китайцами в те времена началось с торговли, значительную часть которой составляла торговля опиумом. Это было ненормальное явление. Опиум губил жизни многих людей в Китае.

Вместе с тем опиум был востребован в Китае, востребован китайцами. Тяга к употреблению опиума возникла в Китае, запрос на опиум исходил из Китая. Очевидно, что только сами китайцы и в результате развития событий в самом Китае могли отказаться от употребления опиума, положить конец этому злу в Китае.

Торговля опиумом приносила англичанам средства, которые они использовали для закупки чая в Китае, не говоря о прочих китайских товарах. Может быть, можно задуматься о том, что Китай, именно сам Китай был тогда болен болезнью опиума, опиокурения. Англичане воспользовались болезнью Китая.

Эта болезнь китайцев должна была со временем пройти. Отношения между англичанами и китайцами должны были продолжаться. Война 1840–1842 годов должна была безвозвратно уйти в историю.

Одновременно речь шла о том, чтобы между сторонами возникли и развивались торговые и иные отношения. Здесь жизнь требовала открытия Китая для торговли иностранцев в то время и прежде всего в Китае. Опиумная война (или война 1840–1842 годов) имела своей целью и открытие Китая для торговли, то есть имела цели, которые в конечном счете обеспечивали в перспективе интересы и англичан, и других иностранцев, и китайцев. Человечество так или иначе продвигается вперед. Итоги войны 1840–1842 годов шли на пользу движению человечества по этому пути.

Важно также обратить внимание на то, что в свое время купцы и иные иностранцы понимали, что война рано или поздно неизбежна, а также считали, что военную победу над китайцами способна одержать и Англия, и военный флот любой другой страны даже в одиночку. Таким было реальное соотношение военных сил в то время. Следовательно,

•. и война была неизбежна из-за столкновения интересов сторон;

•. и поражение Китая в этой войне было неизбежно;

•. и открытие периода, когда война оказалась и казалась естественным средством решения проблем во взаимоотношениях китайцев и иностранцев, было неизбежно;

•. и стремление китайцев устранить неизбежность их поражения в грядущих войнах и, более того, овладеть всеми видами вооружений и достичь такого положения, такой расстановки и соотношения сил, когда Китай в военном плане сможет диктовать иностранцам, остальному человечеству свои условия, – все это оказалось неизбежным следствием англо-китайской войны 1840–1842 годов.

Если некоторые американцы видели (рассматривали) военную немощь (неспособность) Китая скорее как нечто странное, чем то, что достойно презрения, то их чувства в связи с трусостью были более сильными (С. 33–34). Даже окруженная мифами, небылицами Великая стена на севере оказывалась в их глазах символом трусости или малодушия китайцев. Дулитл заявлял: «Проявления трусости вызывают нападения, потому что таким образом выставляется напоказ страх» (С. 34).

Купцы упоминали о технологической и научной отсталости Китая. Однако репутация Китая как изобретателя орудийного пороха, компаса, прививок и печатания вызывала вопросы в связи с такого рода утверждениями. Некоторые указывали на то, что китайцы использовали порох только в хлопушках, фейерверках и так продолжалось вплоть до той поры, пока Запад не познакомил их с орудиями (пушками). Утверждалось также, что китайские моряки все еще оставались «жителями берега, сухопутными моряками», которые боялись потерять сушу из вида, несмотря на то что их предшественники, предки изобрели компас. Некоторые купцы настаивали на том, что поскольку научное познание вослед за этими изобретениями никогда не было в полной мере осознано (осуществлено) китайцами, поэтому все эти изобретения были в большей степени своего рода случайностями, чем настоящими открытиями. Некоторые утверждали, что все эти изобретения попали в Китай с Запада через Индию и были похищены с целью удовлетворения тщеславия китайцев (С. 34). Многие купцы считали, что китайское общество было полностью застывшим, статичным. Фаннинг писал: «Китайцы – это странные люди в этом смысле, склонные следовать старым обычаям и формам». Другой считал, что китайцы, по сути дела, «проявляли враждебность к каким бы то ни было улучшениям». Еще один купец пришел к заключению о том, что «если бы мир был таким, как китайцы, мы должны были бы носить фиговые листочки» (С. 35).

Здесь перечисляется целый ряд предубеждений и необоснованных обвинений, что, собственно говоря, свидетельствует о разнообразии представлений о китайцах и о том, что восприятие Китая людьми Запада было смесью точных наблюдений и явных ошибок, которые зачастую вызывались именно предвзятостью, в данном случае американцев.

У купцов сосуществовали диаметрально противоположные мнения о Китае: либо восхищение и преклонение, либо враждебность и презрительное отношение. Делано: «Китай первый там, где речь идет о величии, богатстве и грандиозности (великолепии), по сравнению с любой другой известной страной». Робертс: «Китайцы нынче чрезвычайно суеверны… в высшей степени развращены и порочны: азартные игры являются всеобщими… они употребляют пагубные наркотики… (при этом они) ненасытны… Самые ужасные, отталкивающие пытки применяются, чтобы вынудить признания, и судьи, как это замечено, в высокой степени подвержены коррупции; разнообразие и изобретательность проявляются и выставляются напоказ в процессе продления (намеренного затягивания) пыток несчастных преступников… И все это могут придумывать те, кто изощрен в жестокости, кровожадности и бесчеловечности» (С. 35).

Свидетельства, оставленные этими американцами в ходе торговли с Китаем до 1840 года, не подтверждают мнение, что эти люди восхищались Китаем, с уважением относились к Китаю и высоко оценивали китайцев и их культуру; поэтому мы вынуждены сделать вывод, что большинство американцев, которые бывали (путешествовали) в Китае до 1840 года, рассматривали китайцев как нелепо одетых, одержимых суевериями и предрассудками, нечестных, хитрых, жестоких и маргинальных членов человеческой расы, которым недостает смелости, интеллигентности, умений (профессиональных навыков) и воли сделать что-то в отношении угнетающей тирании, под гнетом которой они живут (существуют), или в отношении тех социальных условий, которые составляют их окружение. Немногие участники опроса даже в достаточно серьезной степени равнодушно мирятся с поведением китайцев, но испытывают удовлетворение, смехотворно отгоняя их своим хохотом, и обращаются к своему занятию – доставке чая на американский рынок (С. 36).

Пожалуй, важно обратить внимание и на то, что американские деловые люди, в данном случае торговцы или купцы, столкнулись с реальными китайцами на самом низовом, «базарном» или «рыночном» уровне и разглядели многие присущие им привычки и поведение. В то же время при этом практически первом знакомстве американцев и китайцев на уровне «простых людей» – представителей своих наций бросается в глаза весьма существенная особенность отношения американцев к китайцам. Американцы осуждали китайцев прежде всего и главным образом за то, что им недостает смелости, интеллигентности, умения и воли, чтобы сделать что-то в отношении угнетающей их тирании, под гнетом которой они существуют, или в отношении тех социальных условий, которые составляют их окружение, их, так сказать, «природную (или окружающую) среду». Конечно, нации существуют, живут и производят изменения, некоторые из которых оказываются частями общего прогресса человечества. Американцам в данном случае было присуще чувство гордости и удовлетворения тем, что им удалось достичь многого в борьбе против угнетавшей их тирании, против рабства и против многочисленных ограничений, которые сковывали свободу этих людей, их представления о соотношении человеческой личности и прав человека, в тех районах земного шара, откуда они и приплыли в Америку.

По сравнению с другими категориями «поставщиков (внутренней) информации», которые распространяли сведения о Китае среди американцев, купцы были в целом менее образованны. Они, естественно, оставили меньше (формальных) записей, чем европейские дипломаты, которые основали свои миссии до 1840 года, или миссионеры-протестанты, которые не только издали много книг о Китае, но и имели свою прессу в США (С. 36).

Было бы, однако, большой ошибкой недооценивать влияние купцов на процесс создания и развития образа Китая в Америке, среди американцев (С. 36). Влияние купцов на отношение американцев к Китаю не ограничивается только тем, что доводилось до общества в целом (С. 36).

Эти мореплаватели также рассказывали о своем опыте и о своих мнениях в частном порядке своим друзьям, соседям и ассоциациям бизнесменов, как устно, так и в своих письмах, то есть используя чрезвычайно профессиональные средства коммуникации. Сегодня все это теоретиками общественного мнения рассматривается как наиболее эффективное средство возбуждения и формирования мнений. Необходимо (также) проэкзаменовать сообщения еще двух категорий производителей информации изнутри Китая, доведения ее до американской аудитории: профессиональных дипломатов и миссионеров-протестантов (С. 37).

И в свое время, и ныне «простые люди», особенно те, кому волею судьбы довелось вступать в деловые или бытовые взаимоотношения с китайцами, прежде всего в самой китайской среде, внутри самого Китая, попав «в окружение» китайцев, получают собственный непосредственный опыт общения с китайцами.

Они и сами усваивают этот опыт и распространяют его разными путями и методами среди своих знакомых и незнакомых им людей. Все это создавало и продолжает создавать своего рода «общее отношение» той или иной нации к китайцам как к нации либо существенно воздействует на такое отношение. И это так или иначе сказывается на политике того или иного государства, его политических лидеров в отношении Китая и китайцев.

Исходя из этого, и в настоящее время необходимо самым внимательным образом изучать мнения этих своеобразных «свидетелей Иеговы», то есть свидетелей поведения китайцев во всех сферах, где людям той или иной нации приходится сталкиваться с китайцами, иметь дело с китайцами на практике.

Это в частности, но в очень важной частности оказывает существенное воздействие на доверие или недоверие людей той или иной нации к китайцам. Это так в значительной степени по той причине, что именно «на низовом уровне», в сфере межчеловеческих отношений люди особенно остро ощущают неравноправное отношение к себе со стороны тех, с кем им приходится общаться.

Итак, «застывшее, вросшее корнями» в души китайцев, иррациональное отношение к иностранцам как к тем, кто «не равен» жителям Небесной империи, кто должен подчиняться им, – это то главное, что уловили американские купцы, начавшие осуществлять торговые операции с китайцами в Китае.