Текст книги "В октябре шестьдесят четвертого. Смещение Хрущева"

По мнению Ю. В. Емельянова, «заговорщики умышленно выбрали Сергея Хрущева для передачи умело сфабрикованной информации». В качестве доказательства Емельянов ссылался на тот факт, что в сентябре «была проведена встреча многих из руководителей заговора в Ставрополье, которых принимал тогдашний секретарь Ставропольского крайкома партии Ф. Кулаков. Об этих событиях ничего не рассказывал Сергею Хрущеву Галюков»[159]159
  Емельянов Ю. В. Смутьян в Кремле. М. 2005. С. 345.


[Закрыть].

Реакция Брежнева на известие о том, что Хрущев в курсе заговора, была бурной. Егорычев вспоминал: «Он мне как-то звонит домой по простому телефону. “Ты ко мне можешь зайти до работы?”… Он стоял бледный, дрожал, взял меня за руку и увел куда-то в дальнюю комнату. “Коля, Хрущеву все известно. Нас всех расстреляют”. Совсем расквасился, знаете, слезы текут. Я говорю: “Вы что? Что мы против партии делаем? Все в пределах Устава. Да и времена сейчас другие, не сталинские”. “Ты плохо знаешь Хрущева. Ты плохо его знаешь”. Еще чего-то говорил. Я его повел к раковине и говорю: “Умывайтесь”. Он умылся, немножко успокоился»[160]160
  Хрущевские времена. [Беседа Н. А. Барсукова с Н. Г. Егорычевым] // Неизвестная Россия. ХХ век. Кн. 1. М. 1991. С.


[Закрыть].

О том, как реагировал Хрущев на сведения о заговоре, нам известно из различных источников. На следующий день, по версии Сергея Никитича, Хрущев «в двух словах пересказал» услышанное Подгорному с Микояном[161]161
  Действительно, в этот день, 28 сентября, Хрущев, Косыгин, Микоян и Подгорный посетили выставку грузовых автомобилей в НАМИ.


[Закрыть]. «По словам отца, Микоян промолчал, а Подгорный энергично опроверг подозрения, просто высмеял его. С Галюковым он (Н. С. Хрущев. – Авт.) попросил разобраться Микояна. Анастас Иванович поговорит с ним и прилетит в Пицунду, там они все обсудят»[162]162
  Хрущев С. Н. Рождение сверхдержавы. М. 2000. С. 619; Его же. Рождение сверхдержавы. М. 2003. С. 641.


[Закрыть]. При этом в первой книге Хрущев-младший недоумевает, а во второй и вовсе называет отцовское поведение «странным, нелогичным и необъяснимым». Между тем большинство авторов книг о Хрущеве и Брежневе считают мотивы Никиты Сергеевича естественными: мол, проверял реакцию.

Вернувшись с выставки в Кремль, Хрущев с 14.30 до 16.35 принимал в кабинете кубинцев – министра связи, провинциального секретаря, посла и общественницу. Брежнев же с Пономаревым беседовали с делегацией Компартии Венесуэлы. Затем все отправились в Большой театр на торжественное собрание, посвященное 100-летию I Интернационала. Там Пономарев выступил с докладом, а Хрущев – со вступительной речью. Это было его последнее выступление перед широкой аудиторией. Помимо почетных гостей, руководителей зарубежных компартий, на собрании, естественно, присутствовали «руководители КПСС и советского государства». Правда, не все: Шелест 27 сентября отбыл на Украину, где и находился по 11 октября. После собрания Гришин в сопровождении Месяцева, Елютина и других членов делегации вылетел в Пекин на празднование 15-летия КНР, а провожали делегацию Ефремов и Игнатов.

По версии Игнатова, Хрущев перед отъездом в Пицунду на одном из заседаний заявил членам Президиума ЦК: «Что-то вы, друзья, против меня затеваете. Смотрите, в случае чего разбросаю, как щенят». Многих из присутствующих это повергло в полушоковое состояние. Придя в себя, «друзья» чуть ли не хором стали клясться, что ни у кого из них и в помыслах ничего подобного не было и быть не могло[163]163
  См.: Родионов П. А. Как начинался застой? Заметки историка партии // Знамя. 1989. № 8.


[Закрыть]. Известно, однако, что заседания Президиума ЦК после 26 сентября и до отъезда Хрущева в отпуск не проводились. Можно предположить, что такой разговор мог состояться по завершении торжественного собрания в Большом театре.

На трибуне Н. С. Хрущев

По версии Замятина, в те годы заведующего отделом печати Министерства иностранных дел, Хрущев на обеде в честь президента Индонезии Сукарно заявил членам Президиума ЦК: «Вот интересно. Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я не здоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят. Ну ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту “центр-пробку” выбью. Они думают, что могут все решить без меня».

Обед в честь Сукарно состоялся 29 сентября. Советскую сторону в Большом Кремлевском дворце представляли Хрущев, Микоян, Воронов, Косыгин, Подгорный, Полянский, Суслов, Ефремов, Мжаванадзе, Поляков, Пономарев, Рудаков, Титов, Игнатов и другие официальные лица. Неправленая стенограмма хрущевской речи на этом обеде опубликована. Там он, в частности, заявил:

«Дорогой друг и брат, уважаемый Президент!

Мы очень рады вашему приезду в нашу страну. Меня хотели мои друзья выпроводить из Москвы, чтобы я поехал отдыхать, потому что у них еще есть остатки совести; все отдыхали, а я еще нет. Может быть, это не остатки совести, а боязнь советских законов, потому что по Советской конституции каждый честный человек, который трудится честно, пользуется правом на отдых. Поэтому они, боясь ответственности перед советским законом, выпроваживали меня, чтобы я ехал отдыхать. Но когда я узнал, что вы едете в нашу страну проездом, правда, это уже несколько не то, но мы все этому рады, поэтому я сказал, что вы никакими силами меня не выпроводите, пока я не встречусь со своим другом и братом и с ним не переговорю. Тогда они сказали: “Хорошо, но завтра ты должен убраться из Москвы”.

А. И. МИКОЯН. С утра.

Н. С. ХРУЩЕВ. Он говорит – с утра, поправляет. Микоян хочет с вами вести переговоры. А я хочу сам с вами вести переговоры. Пока я с вами не переговорю, никуда я не уеду, ничего не сделаете. Поэтому завтра встреча, как вы сказали, у меня с вами будет. Хотите с товарищем Микояном – можно. Я тоже считаю это возможным, ему можно доверять, по моим данным. Не хотите, не надо. Потому что это индонезийская сторона, два президента и один председатель. Поэтому я выеду завтра во второй половине [дня] в Крым, но с условием, что вы, когда улетите из Москвы, вы залетите в Крым, сядете, я там вас буду встречать, и мы вместе с вами еще выкупаемся в Черном море. И там мы уж без Микояна! Я думаю, что это не плохое условие. Но это шутка»[164]164
  Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. М. 2007. С. 151.


[Закрыть].

В неправленой стенограмме о «центр-пробке» нет ни слова. Так что точно установить, где именно и какими словами Хрущев проверял реакцию заговорщиков, не представляется возможным. Мог он это сделать и во Внуково, перед встречей индонезийского президента. На аэродром его сопровождали Микоян, Воронов, Косыгин, Подгорный, Игнатов, Устинов и другие официальные лица.

Вряд ли такой разговор с членами Политбюро имел место 30 сентября. В этот день к 9.20 в кремлевский кабинет Председателя Совмина были вызваны секретарь ЦК Поляков и хрущевский помощник по вопросам сельского хозяйства Шевченко. Они находились там всего 15 минут. С 10.00 до 12.00 Хрущев принимал Сукарно и сопровождающих его лиц. С советской стороны были Микоян, Гречко,

В. В. Кузнецов, Скачков, Лапин и Михайлов. С другими членами Президиума ЦК Хрущев не встречался.

1 октября он вылетел в Крым.

В Пицунде: прерванный отпуск

Первая декада октября, со дня отъезда Хрущева в отпуск и до его возвращения в Москву, практически не нашла отражения в архивных документах. Для реконструкции хода событий придется в основном использовать мемуарные источники.

Итак, 1 октября Хрущев отправился отдыхать на юг. Сначала правительственный самолет приземлился в аэропорту Симферополя. В соответствии со сложившимися правилами номенклатурного церемониала первого секретаря на летном поле встречала целая группа украинских руководителей во главе с Шелестом. Как тот вспоминал, Хрущев поприветствовал его шуткой: «А вы почему здесь? Я-то на отдыхе, а вы должны работать». Справедливости ради следует заметить, что Шелест действительно должен был находиться в рабочей поездке по Киевской и Черкасской областям. Однако вечером 29 сентября ему в Черкассы позвонил Подгорный и поручил встретить Хрущева, а затем подробно доложить обстановку ему или Брежневу.

Шелест старательно выполнял задание: проводил Хрущева на государственную дачу, остался обедать с ним. За обедом Хрущев, по словам Шелеста, в своей обычной несдержанной манере высказывался о соратниках: бранил «работников идеологического фронта» за оторванность от реальности, Суслова назвал «человеком в футляре»; Микояна, других «краснобаев и кривляк» – в их числе Брежнева – ругал за безделье; Подгорного критиковал за то, что не оправдал ожиданий. Много говорил о том, что состав Президиума ЦК надо «омолодить», что нужно готовить смену руководящим работникам. «Вот соберем пленум, – цитирует Шелест хрущевские слова, – там поставим каждого на свое место, укажем, как кому и где надо работать»[165]165
  Шелест П. Е.…Да не судимы будете: Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М., 2016. С. 232.


[Закрыть]. Говорил Хрущев и о международных проблемах, о взаимоотношениях с социалистическими странами, в первую очередь с Китаем, о мирном сосуществовании и противостоянии с империализмом, необходимости в этой связи разрабатывать новейшее вооружение. По мнению Шелеста, у Хрущева была большая потребность высказаться и найти какую-то поддержку.

После трапезы Хрущев пригласил Шелеста поехать с ним на охоту на следующий день. По словам Петра Ефимовича, сам Хрущев планировал выехать пораньше, а Шелеста позвал присоединиться к себе попозже: «Ведь я в отпуске, а вы подъезжайте к обеду». В мемуарах Шелест ни словом не обмолвился о запланированных официальных мероприятиях – Хрущев и сопровождавшие его лица посетили птицеводческий совхоз «Южный», затем бройлерную фабрику совхоза «Красный».

Второго октября Хрущев и Шелест вновь встретились за обеденным столом. В мемуарах Шелест утверждает, что лишь обедал вместе с первым секретарем, который, будучи отменным стрелком, за едой подшучивал над неумелой стрельбой своего визави. Затем они разъехались и охотились порознь – Хрущев отправился уменьшать поголовье муфлонов, а Шелест намеревался довольствоваться кабанами.

Первый секретарь, по свидетельству офицеров его охраны, возвратился довольно быстро, буквально через час с небольшим, и без трофеев (Шелест же в мемуарах утверждал, что Хрущев «добыл» двух муфлонов). Офицеры посудачили между собой о том, что настроение у хозяина не очень, чем-то он озабочен, ведь не сделал ни одного выстрела.

Хрущев довольно долго ждал Шелеста, периодически интересуясь, где тот мог застрять. Тем временем начало темнеть. По воспоминаниям С. С. Королева, в то время начальника 9-го отдела охраны в Крыму, Хрущев согласился поужинать в одиночестве: «Ну хорошо, давайте я перекушу. Потом погуляю. Сам».

Чуть поел. К спиртному даже не притронулся. Погулял чуток и опять спрашивает: «Где же этот Шелест застрял? Уже и ночь в глаза, а его нет… Что же делать? Может, мне самому ехать к самолету?..»

Я же подумал: «Надо же. Такого еще не было, чтобы первый секретарь кого-то ждал. Это уже совсем ни в какие рамки не вписывалось. Чтобы пригласить и не угостить, а тем более не проводить гостя, да еще какого гостя!»[166]166
  Воспоминания секретного сотрудника КГБ // Комсомольская правда. 2018. 15 апреля; Хрущев любил охоту. Генерал Королев о своей работе с руководителями СССР // Кремль-9. Российские вести. 2007. 19–25 декабря.


[Закрыть]

Так и не дождавшись Петра Ефимовича, Хрущев вместе с охраной отправился к месту фазаньей охоты, в заповедник под Белогорском, наказав передать руководителю Компартии Украины приглашение прибыть туда же. Офицеры охраны вспоминали, что разместившись в охотхозяйстве, Хрущев подремал на веранде охотничьего домика в плетеном кресле. Проснувшись, Хрущев вновь справился о Шелесте. Того все не было, и охрана информацией о нем не располагала.

Офицеры доложили, что на рабочем месте находится первый секретарь обкома Лутак. Получив согласие Хрущева на его приезд, связались с ним по телефону. «Иван Кондратьич, давайте срочно к нам!» «Да я сейчас в спортивном костюме, и потом мне. доклад надо готовить к собранию», – начал как-то неубедительно объяснять Лутак. «Эх! Иван Кондратьич, приезжайте в чем есть. Да поскорее! А то все нехорошо выходит». Прошел час. Лутака нет. Хрущев не знает, куда деть себя. Звоню в обком. Там не отвечают. Ждем теперь уже двоих. Наконец, где-то часа через полтора подъезжает Лутак и сразу за разговор, что и как выращивают в Крыму. Хрущев повеселел, обрадовался, что кончилось его странное одиночество»[167]167
  Хрущев любил охоту. Генерал Королев о своей работе с руководителями СССР // Кремль-9. Российские вести. 2007. 19–25 декабря.


[Закрыть].

Шелест приехал только около двух часов ночи и начал рассказывать, что «заплутали». «Не верилось, чтобы с такими проводниками это могло случиться, – продолжил свой рассказ начальник 9-го отдела. – Между тем Шелест взялся показывать свой трофей – убитого оленя. Но что-то такое проскользнуло в его рассказе, что я подумал: “А ведь не одного этого оленя убил он. Часть трофеев куда-то еще отвез”.

Сели за стол – и до пяти утра. Выпивали, конечно. Выходит от них Литовченко и говорит:

– Ну надо же… У Никиты Сергеевича давление сегодня страшнейшее и настроение… А он уже три рюмки выпил. Давно такого не было.

– Ну ты чего, – говорю я, – для Никиты Сергеевича три рюмки. Что будет? Закуска что надо! И к тому же он доволен – наконец-то все собрались!

О чем шел там разговор, не знаю. В пять утра Хрущев вышел и сказал, что идет спать.

– Никита Сергеевич, как нам быть? – спросил Литовченко. – Вы ведь говорили, что в семь утра еще и на фазанов собираетесь.

– Да, – вспомнил Хрущев, – ну вот тогда и разбуди меня.

Без пятнадцати семь мы разбудили Хрущева и Шелеста. И опять они поехали в разных направлениях.

Не успели мы развернуться с завтраком, как Хрущев вернулся. И снова ни одного трофея, хотя фазанов там хватает. Снова Хрущев как бы обреченно махнул рукой. И, как до этого, не то спросил, не то отметил:

– Шелест еще не вернулся?! – и, усмехнувшись, добавил: – Видимо, снова заблудился.

Однако на этот раз Шелест возвратился довольно скоро. Но все равно Хрущев опять вынужден был его ждать.

У Шелеста снова были богатые трофеи – с десяток фазанов. Их разложили на полянке перед домом и позвали Хрущева посмотреть на добычу. Среди фазанов были и самки. А их запрещено стрелять. Хрущев пришел, поглядел так и говорит:

– Эх ты, охотник, зачем же ты самок побил?! А? И не стыдно тебе?

– Никита Сергеевич, охота есть охота.

– Видно, бил, когда они разбегались по траве. Стрелять надо на лету, когда птица становится на крыло, тогда не перепутаешь. Эх вы, охотнички. Пойдем завтракать, а то мне пора уже ехать. В 10.00 самолет должен взлететь, чтобы не задерживать пассажирские вылеты.»[168]168
  Воспоминания секретного сотрудника КГБ // Комсомольская правда. 2018. 15 апреля.


[Закрыть]

По словам же Шелеста, после охоты, во время очередной трапезы, Хрущев неожиданно стал жаловаться на испортившуюся погоду, на скуку и, несмотря на уговоры украинского секретаря, решил лететь в Пицунду – там-де отдыхает Микоян. Шелест пишет, что высокопоставленный гость покинул Крым утром 4 октября, после чего Петр Ефимович немедленно связался с Подгорным и Брежневым и подробно доложил им о встречах и беседах с Хрущевым. На примере даты, упомянутой Шелестом, в очередной раз можно убедиться в том, что мемуаристов зачастую подводит память.

Дело в том, что в Пицунде Хрущев встретился с членами японской парламентской делегации во главе с А. Фудзиямой. В архивном фонде Хрущева отложилась неправленая стенограмма их беседы, датированная 3 октября. Из документа видно, что Микоян в Абхазию к началу встречи еще не прилетел. «Позвоните ему, – скомандовал Хрущев помощнику где-то в середине беседы, длившейся более 2,5 часов, – если он приехал, скажите ему, что нашего “советского японца” ждут настоящие японцы, чтобы он составил общую компанию. (Веселое оживление.)

Н. С. Хрущев и П. Е. Шелест в урочище «Холодная гора» близ Белогорска

И мы просим, чтобы нам дали по чашечке кофе и по рюмочке коньяку. Не будет возражений? (Веселое оживление.) Позвоните Анастасу Ивановичу, в 2.40 он должен был приземлиться в Адлере. Он приехал сюда недели на три отдохнуть»[169]169
  Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. М. 2007. С. 169.


[Закрыть].

Обратите внимание на важную деталь – сроки отпуска (три недели). Можно предположить, что и Хрущев был намерен пробыть в Абхазии столько же. Ведь первый секретарь здесь не только отдыхал, но и готовился к докладу. «В ноябре у нас будет пленум, – пояснил он японцам, – я докладчик. Я работаю здесь над докладом. Утром вот я поработал, потом бросил – пошел гулять. А теперь я вот отдыхаю, кофе пью»[170]170
  Там же. С. 175.


[Закрыть].

Встреча с японскими парламентариями свидетельствует о том, что отъезд из Крыма в Пицунду никак не мог быть личной импровизацией первого секретаря. Даже такие неофициальные по статусу встречи не организуют столь быстро, они планируются заранее.

Еще один важный момент. Хрущев между прочим сообщил о разногласиях с «соратниками» по вопросу планирования народного хозяйства: «У нас дела очень хорошо идут. 7-летний план мы, видимо, выполним с превышением на 40–43 млрд [руб.]. Сейчас мы уже приступаем к составлению нового плана. Сейчас у нас идет дискуссия внутренняя, будет ли это план на 5 лет – 1965–1970 годы, будет ли это план на 7–8 лет, и есть точка зрения, что надо на 10 лет. Мы теперь уже стали не годовые планы составлять, а двухлетние. Поэтому сейчас, может быть, уже настало время не пятилетний план составлять, а 10-летний. Этот вопрос сейчас прорабатывается»[171]171
  Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. М. 2007. С. 169.


[Закрыть]. Вряд ли Хрущев стал откровенничать с иностранцами, если бы придавал большое значение информации Галюкова. Скорее всего, он бы предварительно узнал у Микояна о результатах его беседы с отставным чекистом. Как вы помните, Хрущев поручил Микояну встретиться с Галюковым и собрать более точные сведения о лояльности членов Президиума и их намерениях.

Во время беседы японские парламентарии выразили главе советского государства восхищение его «прекрасной дачей». Действительно, дача в поселке Пицунда Гагрского района была построена на живописном морском берегу в уникальной сосновой роще. Возведенная в 1958–1959 годах по проекту известного советского архитектора Посохина, она не только привлекала взгляд, но и была весьма комфортабельной. Помимо нее здесь, среди 14 тысяч реликтовых деревьев, по личному указанию Хрущева были построены в те же годы еще две государственные дачи и отдельно стоящий бассейн особой формы в виде огромной чаши размером 24,6 на 11 метров. Вода в нем переливалась через края и как бы сливалась с морем.

Распорядок последнего отпуска первого секретаря в Пицунде мало чем отличался от аналогичного распорядка его предыдущих пребываний здесь. Он вставал в восемь утра, до завтрака обязательно подолгу гулял вдоль берега. Сразу после завтрака, не занимавшего много времени, Хрущев вместе с помощником приступал к работе с документами. Чаще всего это происходило на открытой террасе бассейна. Отдохнув после обеда, Хрущев купался, после чего возвращался к делам: давал по телефону указания, проводил запланированные встречи. По вечерам первый секретарь отдыхал, просматривая фильмы в домашнем кинотеатре.

О причинах хрущевской пассивности спорят до сих пор. Одни считают, что он надеялся, как и в 1957 году, склонить чашу весов в свою пользу в последний момент, добившись большинства не на Президиуме, а на Пленуме ЦК КПСС. Другие полагают, что 70-летний Хрущев, запутавшийся в собственных политических ошибках, рассматривал свое смещение как наилучший выход из положения, снимающий с него всякую ответственность.

Тем не менее утверждают, что кое-какие превентивные шаги по укреплению своей позиции первый секретарь предпринял. Последнее время в публицистической литературе, видимо с легкой руки С. Н. Хрущева, все чаще встречаются ссылки на якобы имевший место звонок Хрущева маршалу Жукову. Мол, Хрущев примирительно заявил: «Тебя оговорили. Нам надо встретиться», – и распорядился запланировать свою встречу с опальным военачальником после отпуска в Пицунде.

На основании этого делают вывод, что именно Хрущев был инициатором встречи: не разговаривал с Жуковым семь лет и вдруг, когда запахло жареным, позвонил. Это не совсем так. Обратимся к документам.

Хрущев на протяжении всего этого времени пристально следил за Жуковым: по его распоряжению руководители КГБ докладывали о настроениях популярного в народе и армии отставника. Как при Сталине, использовались и агентурные донесения, и технические средства (прослушка). Дело дошло до крайних мер. После одной из докладных записок Семичастного, подробно повествовавшей, какие разговоры ведет обиженный пенсионер, вопрос о нем обсуждался на заседании Президиума ЦК. Тогда же, 7 июня 1963 года, было принято решение вызвать Жукова в ЦК и предупредить, а если не поймет, исключить из партии и арестовать[172]172
  Подробнее см.: Наумов В., Сигачев Ю. Маршал Жуков: жизнь на «прослушке» // Московские новости. 2000. 2–8 мая. № 17; Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС и другие документы / сост. В. Наумов, М. Прозуменщиков, Ю. Сигачев, Н. Томилина, И. Шевчук. Под ред. акад. А. Н. Яковлева. М. 2001.


[Закрыть]. Профилактическую беседу с маршалом поручили провести Брежневу, Швернику и Сердюку.

Дневниковая запись П. Е. Шелеста. 2 октября 1964 г.

Несмотря на эти хрущевские демарши (а у входившего на протяжении нескольких лет в состав партийного ареопага Жукова не могло быть иллюзий о неведении первого секретаря относительно состоявшейся проработки), маршал 27 февраля 1964 года написал пространное письмо с просьбой оградить его от продолжающихся в печати нападок. Письмо было адресовано «Первому секретарю Центрального Комитета КПСС товарищу Н. С. ХРУЩЕВУ, члену Президиума ЦК КПСС товарищу А. И. МИКОЯН». В нем Жуков, в частности, сообщал: «В ряде мемуаров, журналах, в различных выступлениях высказывались и высказываются всякие небылицы, опорачивающие мою деятельность как в годы Великой Отечественной войны, а также в послевоенный период…

Госдача № 9 («дача Хрущева») в Пицунде

Вопреки решению Октябрьского Пленума ЦК КПСС 1957 г., меня здорового человека лишили работы и уволили в отставку. Больше года под различными предлогами мне не разрешали посещать партийные собрания, а затем меня вызвал полковник из политуправления и объявил, что есть указание передать меня на партучет в райком.

Мне даже не дают возможности посещать собрания, посвященные юбилеям Советской Армии, а также и парадов на Красной площади. На мои обращения по этому вопросу в МК партии в ГлавПУР мне отвечали “Вас нет в списках”.

Никита Сергеевич и Анастас Иванович! поймите в какое положение я поставлен…

Но вот сейчас на меня вновь клеветники наговаривают всякие небылицы. И, как мне известно, докладывают Вам всякие вымыслы о нелойяльном моем отношении к Вам и к другим членам Президиума ЦК. Как только поворачивается язык у этих людей, есть ли у них простая человеческая совесть.

Я прошу Вас принять меры, которые Вы сочтете необходимыми, чтобы прекратить клеветнические выпады против меня и всякие бездоказательные обвинения…» В заключение Жуков просил правильно его понять и желал адресатам хорошего здоровья и многих лет жизни.

Следующее письмо было написано Жуковым 18 апреля 1964 года. Адресовано оно было лишь одному Хрущеву, однако маршал сообщал, что копию он отправил Кочетову, главному редактору журнала «Октябрь», в котором были напечатаны возмутившие его воспоминания В. И. Чуйкова. В письме прямо говорится о телефонном разговоре Хрущева и Жукова: «В телефонном разговоре со мною 29.III-с. г. Вы осудили тех, которые на страницах печати опорачивают мою деятельность в годы Великой Отечественной войны». Далее в письме Жуков высказал недовольство новыми публикациями, в которых неверно, по его мнению, излагаются события военных и предвоенных лет. Жуков вновь просит Хрущева «принять меры, которые Вы сочтете необходимыми, чтобы прекратить опорачивание моей деятельности»[173]173
  Источник. 1993. № 5/6.


[Закрыть].

На письме имеются пометы: «Тов. Хрущеву доложено. 7 /V-64. Шуйский» и «Напомнить. Приму». А вот в партийный архив оно попало уже после отставки Хрущева – видимо, тогда, когда разбирали бумаги, оставшиеся в его кабинете: «Хранить в архиве. В. Горбунов. 18 /XI-64 г.».

С. Н. Хрущев утверждал, что его отец после второго письма позвонил Жукову. Правда, предпочел не излагать этот якобы имевший место телефонный разговор сам, а «благоразумно» процитировал его по книге Н. А. Светлишина «Крутые ступени судьбы: жизнь и ратные подвиги маршала Г. К. Жукова», не забыв указать не только место и год издания книги, но и страницы. Там со слов Жукова записано: «В конце августа 1964 года на дачу мне позвонил Хрущев. Справившись о моем здоровье и настроении, он затем спросил, чем я занимаюсь? Я ответил, что пишу воспоминания.

– Это очень интересно, – с оживлением заметил Хрущев и добавил: – У тебя есть о чем поведать людям, важно только рассказать всю правду о минувшей войне.

После небольшой паузы он заявил буквально следующее:

– Досадно, но должен со всей откровенностью признать, что в октябре 1957 года по отношению к тебе была допущена большая несправедливость, и в том, что тогда произошло, я тоже виноват. Оговорили тебя, а я поверил. Теперь мне ясно, что эту ошибку надо исправлять. На днях я еду на юг отдыхать. Как только вернусь в Москву, то сразу займусь этим делом и, надеюсь, все поправим…»[174]174
  Хрущев С.Н. Рождение сверхдержавы. М. 2010. URL: http://e-libra.ru/read/363068-nikita-hruschev-rozhdenie-sverhderzhavy.html (дата обращения 19.10.2019).


[Закрыть]

Оба абзаца приписываемых Хрущеву слов совершенно неправдоподобны. Хрущев никак не мог быть заинтересован в том, чтобы люди узнали жуковскую «правду о минувшей войне». Тот прямо говорил о вине Хрущева за поражение под Харьковом в 1942 году. Ведь в докладной записке Семичастный цитировал слова Жукова по поводу издания «Истории Великой Отечественной войны»: «Это не история, которая была, а история, которая написана. Она отвечает духу современности. Кого надо прославить, о ком надо умолчать. А самое главное умалчивается. Он же был членом Военного совета Юго-Западного направления. Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год – это же не начальный период войны. Начиная от Барвенкова, Харькова, до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую на Кавказ. А им были подчинены Юго-Западный фронт, Южный фронт. Это была достаточная сила. Я не знаю, когда это сможет получить освещение, но я пишу все как было, я никого не щажу. Я уже около тысячи страниц отмахал.

У меня так рассчитано: тысячи 3–4 страниц напишу, а потом можно отредактировать…»

Семичастный прекрасно понимал, на кого направлена жуковская филиппика. Именно поэтому адресованная Хрущеву докладная заканчивается предложением практических мер: «По имеющимся у нас данным, Жуков собирается вместе с семьей осенью выехать на юг в один из санаториев МО. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний»[175]175
  Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС и другие документы / сост. В. Наумов, М. Прозуменщиков, Ю. Сигачев, Н. Томилина, И. Шевчук / под ред. акад. А. Н. Яковлева. М. 2001. С. 494.


[Закрыть].

Таким образом, можно утверждать, что версия о попытке Хрущева заручиться поддержкой Жукова в 1964 году сомнительна.

Вернемся, однако, в Пицунду. О том, что происходило там с 4 по 7 октября, сколько-нибудь подробных достоверных данных нет, кроме, пожалуй, нескольких документально подтвержденных отдельных фактов. 4 октября Хрущев принимал парламентариев Пакистана. Не позже 5 октября первый секретарь сообщил в Москву о том, что согласен встретиться с президентом Республики Куба О. Дортикосом Торрадо по его просьбе. Тот намеревался остановиться на два дня в Москве по пути на родину из Каира, где принимал участие в работе Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. В тот же день в Каир председателю конференции была отправлена приветственная телеграмма за подписью Председателя Совмина СССР. 7 октября Хрущев и Микоян подписывали листки голосования к постановлениям Президиума ЦК.

Правда, Егорычев рассказывал о хрущевском звонке, но точной даты не указал. «Осенью 1964 года, находясь на отдыхе, он позвонил мне из Пицунды, – вспоминал Николай Григорьевич, – и с пристрастием допрашивал о ходе жилищного строительства, что свидетельствовало о том, что кто-то нажаловался о таком нашем самоуправстве». По версии московского секретаря, дело заключалось в том, что Хрущев приказал председателю Госплана сократить капиталовложения на строительство жилья в Москве. Егорычев же проявил дерзкое непослушание и, изыскав средства у отраслевых министров, масштабы строек не сократил.

По нашей же теме известно главное: Микоян, приехав на отдых, не подталкивал Хрущева к каким-либо активным действиям. Свое отношение к информации Галюкова он охарактеризовал следующим образом. «Я, выслушав его, понимал, что человек этот честный и говорит то, что думает. Но было и впечатление, что он может все сильно преувеличить. Большинство фактов – мелкие, недостаточно убедительные. Поговорив с чекистом, я все еще не имел твердого мнения, прав ли он или заблуждается. Решил в Пицунде оставить на усмотрение Хрущева. Все равно мне делать было нечего по этому вопросу, он мне только поручил выслушать, никаких особых полномочий, естественно, не дал»[176]176
  Микоян А. И. Так было… Размышления о минувшем. М. 2014. С. 664–665.


[Закрыть]. Далее, несколько путаясь в датах («прилетел я в Пицунду дня через три после него»), Микоян пытался убедить читателей в том, что ни Хрущев, ни он информации Галюкова не поверили. «И мы с ним спокойно отдыхали, гуляли в чудесном реликтовом сосновом лесу, купались в бассейне»[177]177
  Микоян А. И. Так было… Размышления о минувшем. М. 2014. С. 665.


[Закрыть]. По поводу позиции и роли Микояна в Пицунде весьма определенно высказался Семичастный. «То, что за слухами действительно стоит правда, Микоян, исполняя поручение Хрущева, вскоре же узнал. Тут, однако, и от него потребовали (выделено нами. – Авт), чтобы дал понять, на чью сторону он встанет.

Запись беседы А. И. Микояна с В. И. Галюковым, сделанная С. Н. Хрущевым

Когда Анастас Иванович снова появился перед жаждавшим узнать истину первым секретарем, он опроверг все дошедшие до Хрущева предостережения и сделал это самым убедительным образом»[178]178
  Семичастный В. Е. Беспокойное сердце. М. 2001. С. 355.


[Закрыть].

Восьмого октября Хрущеву из Киева позвонил Шелест – под предлогом доклада о состоянии дел в хозяйстве Украины. «Разговор был спокойный, – вспоминал Петр Ефимович, – не было никаких срывов, чувствовалось, что он ни о чем не догадывается, даже несколько успокоился. Переговорил я и с помощниками Хрущева – Шуйским Г. Т. и Шевченко А. С. У них тоже настроение было нормальное. Никаких признаков подозрения или ноток тревоги замечено не было»[179]179
  Шелест П. Е..Да не судимы будете: Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 2016. С. 234.


[Закрыть]. Пребывание в Пицунде Шуйского и Шевченко документально не подтверждено. Из книги же Шелеста не ясно, где они в это время находились. Что касается еще одного помощника – Лебедева, то именно его Хрущев просил связаться с Микояном во время беседы с японскими парламентариями.

Девятого октября, перед отъездом в Кишинев, с Хрущевым связался Подгорный. Говорили, конечно, на разные темы, в том числе о предстоящей Подгорному поездке. На следующий день, в самом начале выступления перед партийным активом Молдавии, секретарь ЦК упомянул об этом разговоре следующим образом: «В день выезда к вам у меня состоялся разговор по телефону с Никитой Сергеевичем Хрущевым, который сейчас находится за пределами Москвы. Он весьма сожалел, что не смог воспользоваться любезным приглашением и принять участие в ваших больших торжествах. Никита Сергеевич просил передать всем рабочим, труженикам сельского хозяйства и интеллигенции цветущей Советской Молдавии его самые сердечные поздравления в связи с праздником…»[180]180
  Правда. 1964. 11 окт.


[Закрыть]

В этот же день Хрущев получил записку Пономарева о подготовке документов по организации работы Редакционной комиссии представителей коммунистических и рабочих партий. К записке были приложены проект письма братским партиям и тезисы для бесед с их представителями. Указания об их подготовке были даны Хрущевым накануне отъезда в отпуск. О том, что первый секретарь знакомился с этими документами, свидетельствует помета его помощника на записке: «Тов. Хрущев читал. Свое мнение по этим документам высказал тов. Пономареву Б. Н. (по ВЧ). 9.10.64 г. В. Лебедев»[181]181
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний: Стенограммы. Постановления: в 3 т. Т. 3. Постановления 1959–1964. Гл. ред. А. А. Фурсенко. М. 2008. С. 767.


[Закрыть].