Текст книги "В октябре шестьдесят четвертого. Смещение Хрущева"

Одиннадцатого октября, в воскресенье, в Пицунду вылетел сын Хрущева, Сергей Никитич. С собой он вез расшифрованную запись беседы Микояна с Галюковым. Их встреча состоялась 2 октября, вечером. Сергей Никитич на своем автомобиле доставил Галюкова в особняк на Ленинских горах, где по соседству с Хрущевыми проживала семья Микоянов. Хрущев-младший рассказывает об этом в трилогии, посвященной отцу (наиболее подробно в книге «Пенсионер союзного значения»). Поскольку он не владел стенографией, то записывал беседу как мог на листах, врученных ему Микояном. Микоян же поручил ему оформить стенограмму и привезти ее в Пицунду. Читатели могут составить собственное мнение об этой встрече, ознакомившись с соответствующим документом в приложении.

Сергей Никитич еще в Москве расшифровал конспективные записи, сделанные в кабинете Микояна, и намеревался передать их отцу. Тот, однако, занятый «послеобеденной почтой» и «другими текущими делами», расшифрованную запись читать не стал, а распорядился передать ее Микояну. При этом сообщил сыну, что он и Микоян поговорили с секретарем Краснодарского крайкома КПСС Воробьевым и расспросили его о беседах с Игнатовым. Воробьев, естественно, все отрицал, чем и успокоил, по словам Сергея Никитича, первого секретаря.

Иначе передано содержание беседы Хрущева с Воробьевым в мемуарах Байбакова. Ему поведал о визите в Пицунду Качанов. «Хрущеву доложили: “Приехали, мол, Качанов и Воробьев, привезли индюшат”, а он никак не принимает, – рассказывал Качанов. – Два часа сидели на первом этаже особняка, все ждали приема, не зная, что и подумать. А когда Хрущев спустился вниз, он не пожал руки ни мне, ни Воробьеву. Туча тучей, смотрит на нас:

– Где вы вчера были?

– Были в Сочи у Игнатова. Он пригласил нас на ужин в связи с отъездом.

– А кто был еще?

– Ну кто? Сам Игнатов, Байбаков.

Прямая связь с космосом. А. И. Микоян и Н. С. Хрущев

– А-а-а, тогда все ясно. Ну, что там болтали обо мне?

– Мы ничего не говорили там о Вас, Никита Сергеевич.

– Увиливаете. Проваливайте к черту!»[182]182
  Байбаков Н. К. Собр. соч.: в 10 т. Т. 5: От Сталина до Ельцина. М. 2011. URL: https://www.rulit.me/books/ot-stalina-do-elcina-rad-559404-67.html (дата обращения 20.10.2019).


[Закрыть]

День 11 октября на правительственной госдаче Сергей Никитич живописует теми же красками, что и Микоян. «Приехав в Пицунду, я застал там почти идиллическую обстановку, отец гулял с Микояном по парку, плавал в бассейне, а вечером смотрел кинофильмы. Тогда с отцом поехал единственный помощник Владимир Семенович Лебедев. Редакционная группа, стенографистки оставались в Москве, ждали вызова со дня на день, но вызов не последовал. Отсутствовал в Пицунде и начальник охраны отца полковник Литовченко, Семичастный его “отпустил отдохнуть”. Вместо него временно назначили майора Василия Бунаева»[183]183
  Хрущев С.Н. Никита Хрущев. Реформатор. На закате власти. М. 2017. С. 433–434.


[Закрыть].

Заметим, что это не совсем точная картина. Так, документально зафиксировано пребывание там стенографистки Н. Гавриловой. Именно она стенографировала и расшифровывала беседу с японскими парламентариями. Появлялись в Пицунде и переводчики. Без них не обошлась и встреча с делегацией из Пакистана. Кроме того, стенографистки записывали и перепечатывали диктовки первого секретаря.

Далее Хрущев-младший пытается убедить читателей, что его отец «просто не хотел сопротивляться». И более того, «всерьез собрался уходить» уже после семидесятилетия. Эти умозаключения он пытается подтвердить ссылкой на некий телефонный разговор, опять-таки в собственной трактовке. «Отец из Пицунды позвонил исполняющему обязанности Председателя Совета Министров по какому-то сиюминутному делу. В заключение разговора, прощаясь, он задал, казалось бы, нейтральный вопрос:

– Ну как вы там без меня?

– Все нормально, – ответил Полянский, – ждем вас.

– Так уж и ждете? – с грустной иронией переспросил отец»[184]184
  Там же. С. 435.


[Закрыть].

Вряд ли эти рассуждения нуждаются в развернутом комментарии. Читатели, видимо, не забыли, как вел себя советский лидер после юбилея. Это был полновластный хозяин страны – будь то на заседаниях Политбюро или на обеде в совхозе (помните, как он делил голову барана и провозглашал тост за здоровье поварихи?). К разговору же с Полянским мы еще вернемся в следующей главе.

Н. С. Хрущев и А. И. Микоян в Пицунде

Спокойствие Хрущева могло объясняться другими причинами. Он знал, что Брежнев 5 октября вылетел в ГДР праздновать ее 15-летие и ближайшие дни будет находиться в Берлине, а Подгорный 9 октября отправился в Кишинев для участия в торжествах, посвященных 40-летию образования Молдавской ССР и созданию Молдавской компартии. Ему было также известно, что некоторые другие члены партийно-государственной верхушки в это время отдыхают на курортах Кавказских Минеральных Вод. Видимо, в понимании Хрущева отсутствие в Москве главных действующих лиц заговора гарантировало его от неожиданностей и не требовало немедленных действий. К тому же, как мы видим, шел привычный регулярный обмен информацией между первым секретарем и его окружением в виде звонков по ВЧ и обмена записками.

Вечером 11 октября, после просмотра очередного кинофильма, Микоян попросил Хрущева-младшего зайти к нему на соседнюю госдачу. Там он потребовал от Сергея Никитича добавить в конец записи слова о полном доверии Подгорному, Брежневу и другим членам Президиума, сказанные самим Микояном во время беседы с Галюковым, и расписаться, что Хрущев-младший и сделал. Запись, на удивление младшего Хрущева, Микоян зачем-то положил в платяной шкаф.

Любопытно в этой связи рассуждение Бурлацкого о поступке Микояна: «Вручил ли он пресловутый протокол, написанный сыном об отце, самому Брежневу и когда – до заседания Президиума ЦК или в перерыве, когда соотношение сил стало для него вполне ясным, – неизвестно. Но, так или иначе, сыгранная им во всей этой истории роль выглядит сомнительной. Думаю, что он использовал сообщение Сергея в своих целях…»[185]185
  Бурлацкий Ф. М. Вожди и советники: О Хрущеве, Андропове и не только о них. М. 1990. С. 274.


[Закрыть]

Двенадцатого октября Хрущев, как обычно, начал работу после завтрака и массажа. Помощник первого секретаря Лебедев доложил о текущих делах. Речь шла о встрече с французским министром Гастоном Палевски, назначенной на следующий день, и о подготовке материалов по новой Конституции. Хрущев не торопился приступать к просмотру документов и почты. Дело в том, что в этот день должен был состояться запуск космического корабля «Восход» с космонавтами Комаровым, Феоктистовым и Егоровым на борту, и первый секретарь ждал, когда ему доложат о выводе корабля на орбиту. Час, на который был назначен старт, давно миновал, но доклада из Москвы все не было. Терпение Хрущева лопнуло, и он потребовал соединить его с заместителем Председателя Совмина Смирновым, курировавшим ракетно-космическую отрасль.

В ранней книге воспоминаний Хрущева-младшего Смирнов получил разнос за то, что не доложил о запуске вовремя («Раздражение перерастало в гнев. Ваше поведение возмутительно! – бушевал отец»). В наиболее поздней – автор «благоразумно» опустил эти подробности. Ведь они разительно противоречили рассуждениям о том, что Хрущев «всерьез собрался уходить».

Лебедев, в том числе желая поскорее успокоить разбушевавшегося патрона, оперативно организовал прямую связь с космическим кораблем. Хрущев и Микоян поговорили с космонавтами в присутствии журналистов, запечатлевших разговор на пленку. Первый секретарь, любивший такие телефонные беседы, пришел в бодрое состояние духа и после обеда продолжил работу с документами.

Вечером Хрущев с Микояном отправились на неизменную прогулку по сосновой аллее вдоль морского берега, девятьсот метров туда, девятьсот – обратно. За ними неотступно следовал офицер охраны. Все это подробно живописует в своих воспоминаниях Хрущев-младший. «Прогулку прервал подбежавший дежурный:

– Никита Сергеевич, вас просит к телефону товарищ Суслов.

Все повернули к даче. Отец с Микояном вошли в маленький кабинет, где стоял аппарат “ВЧ”. Я последовал за ними. Охрана осталась в парке.

Отец снял трубку.

– Слушаю вас, товарищ Суслов.

Наступила длинная пауза, Михаил Андреевич что-то говорил.

– Не понимаю, какие вопросы? Решайте без меня, – произнес отец.

Опять пауза.

– Я же отдыхаю. Что может быть такого срочного? Вернусь через две недели, тогда и обсудим.

Отец начал нервничать.

– Ничего не понимаю! Что значит «все собрались»? Вопросы сельского хозяйства будем обсуждать на Пленуме в ноябре. Еще будет время обо всем поговорить!..

Суслов продолжал настаивать.

– Хорошо, – наконец сдался отец. – Если это так срочно, завтра я прилечу. Узнаю только, есть ли самолет. До свидания.

Он положил трубку.

– Звонил Суслов, – обратился он к Микояну. – Якобы собрались все члены Президиума и у них возникли какие-то срочные вопросы по сельскому хозяйству, которые надо обсудить перед Пленумом. Настаивают, чтобы я завтра же прилетел в Москву. Ты слышал, я хотел отложить до возвращения из отпуска, но они не соглашаются. Придется лететь. Ты полетишь?

– Конечно.

– Ну что ж. Надо решить, как быть с завтрашней встречей, и попросить подготовить самолет… Дежурный! – позвал отец в раскрытую на балкон дверь.

Появился офицер охраны.

– Мы завтра вылетаем в Москву. Анастас Иванович тоже летит. Свяжитесь с Цыбиным, пусть подготовит самолет. Прием француза перенесем на утро. Побеседуем с ним полчаса. Обед отменим. После беседы перекусим и полетим. Заказывайте вылет приблизительно на двенадцать часов, если летчики успеют. Все.

Офицер охраны повернулся и исчез за деревьями.

Мы возвратились на аллейку. Прогулка продолжалась. В воздухе повисло тягостное молчание.

Первым разговор начал отец.

– Знаешь, Анастас, нет у них никаких неотложных сельскохозяйственных проблем. Думаю, что этот звонок связан с тем, о чем говорил Сергей.

Отец вздохнул, обернулся назад и заметил, что я иду за ними следом.

– Шел бы ты по своим делам, – произнес он, обращаясь ко мне.

Я отстал и продолжения разговора не слышал. Только потом мне стало известно, что отец сказал Микояну примерно следующее:

– Если речь идет обо мне – я бороться не стану»[186]186
  Хрущев С.Н. Пенсионер союзного значения. М. 1991. С. 137–138.


[Закрыть].

В процитированном отрывке Сергей Никитич мало что изменил по сравнению с первым вариантом издания книги. Уточнил лишь фамилию офицера охраны – Бунаев, дабы сообщить, что он остался вместо начальника охраны Литовченко. Далее, реагируя на появившиеся к тому времени воспоминания других свидетелей и участников событий, порассуждал о том, что не важно, кто именно звонил в Пицунду – Брежнев или Суслов: «…мне точно запомнилось, что звонил Суслов».

Несмотря на протесты Семичастного, Сергей Никитич и его литобработчики сохранили в дальнейших описаниях пограничный сторожевик и другие мелкие детали, создающие зловещий антураж. В отличие от них Микоян и его сын, занимавшийся изданием мемуаров отца, уложили события, происходившие в Пицунде вечером 12 октября, буквально в несколько строк. «Сначала Хрущев недоумевал. Потом, повесив трубку, сказал: “Сельское хозяйство здесь ни при чем. Это они хотят обо мне поставить вопрос. Ну, если они все против меня, я бороться не буду”. Я сказал: “Правильно”. Потому что как бороться, если большинство против него? Силу применять? Арестовывать? Не то время, не та атмосфера, да и вообще такие методы уже не годились. Выхода не было»[187]187
  Микоян А. И. Так было… Размышления о минувшем. М. 2014. С. 665.


[Закрыть].

Тринадцатое октября – последний день пребывания Хрущева и Микояна в Пицунде. Утром Хрущев накоротке принял Гастона Палевски и, перекусив, собрался покинуть госдачу № 9. По традиции, при прощании сестра-хозяйка поднесла ему букет цветов, а впоследствии утверждала, что настроение у Никиты Сергеевича было перед отъездом «подавленное, он был расстроен». «Обычно всегда он розовый, но тут он еще был розовее, – заявила она. – Он просто был красный».

По свидетельству Сергея Никитича, отлет был запланирован на час дня. В самолете Хрущев с Микояном уединились в хвостовом салоне и о чем-то совещались. О чем – не известно до сих пор.

В заключение хотим на конкретном примере предупредить читателей о том, что наряду с воспоминаниями, в которых более или менее достоверно излагаются исторические события, информационное пространство наводнено откровенными фальсификациями. Речь идет о фантастических подробностях перелета Хрущева из Пицунды в Москву, рассказанных неким сержантом из личной охраны первого секретаря. Он поведал, что якобы заподозривший заговор Хрущев потребовал от пилотов лететь в Киев, а сотрудников охраны за помощь ему обещал удостоить звания Героя Советского Союза.

На самом же деле никаких эксцессов на борту самолета не было. Достоверно известно, что Хрущев не пытался прервать полет во Внуково. Семичастный в одном из последних интервью рассказывал: «У Хрущева в Пицунде было шестьдесят человек личной охраны, а он в Москву привез всего пятерых. Может быть, он до конца не верил, что его снимут, а может, решил никаких мер не предпринимать, рассудив: пусть все идет как идет»[188]188
  Я помог снять Хрущева. Последнее интервью бывшего председателя КГБ СССР Владимира Семичастного // Мир новостей. № 3 (369). 1999. 16 октября.


[Закрыть].

«В Москве хорошая погода»

После отъезда Хрущева на отдых жизнь других членов партийного ареопага была подчинена государственному и дипломатическому протоколу. Поскольку в Китае и ГДР отмечали 15-летие образования этих государств, на долю ответственных партийно-государственных работников выпали сплошные встречи и проводы. Проследим, как шла подготовка к свержению Хрущева на фоне протокольных мероприятий.

Первого октября во Внуково-2 провожали Сукарно. Он вылетел в Каир на вторую Конференцию глав государств и правительств неприсоединившихся стран. У трапа его облобызали Брежнев, Воронов, Косыгин, Игнатов. В группе провожающих были Председатель Совета Союза Верховного Совета Спиридонов, зампред Совета Министров Руднев, маршал Бирюзов и главные редакторы «Правды» и «Известий» – Сатюков с Аджубеем.

Первый заместитель Председателя Совмина СССР Устинов в соответствии с ранее утвержденным планом визитов уехал в Хельсинки. В тот же день из Берлина возвратились Андропов с Поспеловым. Их сопровождали главные редакторы партийных журналов «Коммунист» и «Вопросы истории КПСС» Степанов и Косульников, а также ответственный сотрудник отдела ЦК Бовин. Они участвовали в научной сессии, посвященной столетию I Интернационала. Встречал их Пономарев.

Тогда же в Москву прибыл Председатель Совмина ГДР Вилли Штоф. В Кремле его принимали Микоян и Косыгин.

Второго октября Микоян принял в Кремле делегацию японских парламентариев во главе с А. Фудзиямой. Это та самая делегация, с которой Хрущев и Микоян продолжили переговоры на следующий день в Пицунде. Помните, как Хрущев подшучивал по поводу приезда «советского японца», которого ждут настоящие японцы, чтобы он составил общую компанию?

Третьего октября посол Республики Куба в СССР встретился с Андроповым и проинформировал его о том, что кубинский президент Освальдо Дортикос Торрадо намерен на два дня остановиться в Москве на обратном пути из Каира[189]189
  О. Дортикос Торрадо, как и Сукарно, участвовал в работе Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран.


[Закрыть]. Как вы помните, об этом известили Хрущева, и он согласился на встречу. В Министерстве иностранных дел, естественно, стали составлять программу пребывания кубинского президента в Советском Союзе. В ее вариантах имеются списки встречающих. Среди них значатся Сатюков и Аджубей. Более того, в одном из списков встречающих Дортикоса в Адлере фигурирует и Нина Петровна Хрущева. В материалах к подписному протоколу заседания Президиума ЦК № 162 от 8 октября ее фамилия вычеркнута от руки, а на специально подшитом рядом листочке рукой Андропова отмечено: «Это поправка т. Хрущева Н. С. (Нина Петровна сейчас лечится в Карловых Варах)»[190]190
  Постников А. В. Документы федеральных архивов о смене руководства СССР в октябре 1964 г. (источниковедческий анализ). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М. 2005.


[Закрыть].

Л. И. Брежнев беседует с В. Ульбрихтом. Берлин. Октябрь 1964 г.

Четвертого октября вернулась из Пекина советская делегация во главе с Гришиным. В Шереметьевском аэропорту ее встречали Ефремов, Игнатов, Руднев и другие официальные лица.

В этот же день Малиновский, возглавлявший советскую военную делегацию, отправился в Чехословакию, где пробыл до 9 октября. Здесь, в городе Свиднике на Дуклинском перевале, проходили торжества по поводу 20-й годовщины Карпатско-Дуклинской операции, положившей начало освобождению страны от нацистской оккупации. Министр обороны Советского Союза, как и положено, выступил на митинге с приветственной речью.

Шелест в тот день подробно проинформировал Брежнева и Подгорного о пребывании первого секретаря в Крыму и его отлете в Пицунду. Свой рассказ об этом он сопроводил важным комментарием: поскольку «дело» так далеко зашло («это же прямой политический заговор»), то обратного пути у него уже нет [191]191
  См.: Шелест П.Е.…Да не судимы будете. Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 2016. С. 233–234.


[Закрыть].

Пятого октября холодный воздух с Баренцева моря принес в Москву обильный снегопад. В 8 утра температура упала ниже нуля. К 11 часам небо затянулось сплошными облаками, и в течение нескольких часов шел снег.

Снегопад не помешал советской партийно-правительственной делегации с Брежневым во главе отбыть в Берлин, чтобы торжественно отпраздновать пятнадцатую годовщину со дня образования ГДР. В состав делегации вошли Мазуров и Пельше. Вместе с советскими товарищами в самолет загрузилась и монгольская делегация во главе с первым секретарем ЦК МНРП и председателем Совета министров Ю. Цеденбалом. На Внуковском аэродроме их провожали Воронов, Косыгин, Подгорный, Титов и другие официальные лица.

Проводив Брежнева в Берлин, начали отмечать 15-летие ГДР в Москве. Вечером 5 октября Подгорный, Суслов, Гришин, Андропов, Титов, Лесечко, Руднев и другие почтили своим присутствием торжественное собрание представителей трудящихся Москвы, проходившее в Кремлевском театре. Вы не поверите – был такой театр в Кремле, в корпусе № 14 рядом со Спасской башней. По соседству, в том же здании, размещался аппарат Верховного Совета и Совмина. Собравшиеся «с большим вниманием» выслушали доклад Суслова.

В этот же день в Киеве Шелест и Председатель Президиума Верховного Совета Украины Коротченко вкупе с Председателем Совмина УССР Казанцом приняли посла Польши Э. Пшуковского.

Воронов со Шверником встречали в Шереметьеве делегацию Национального фронта демократической Германии и Общества германо-советской дружбы. Брежнев, едва прилетев в Берлин, оказался в гостях у пограничников ГДР, а затем посетил выставку «15 лет ГДР» на Карл-Маркс-аллее.

Андропов в сопровождении Сатюкова и замминистра иностранных дел Семенова проводил на родину венгерскую делегацию. Она прибыла в СССР проездом из Пекина.

Обилие протокольных мероприятий в первой декаде октября не помешало группе Шелепина и Полянского закончить работу по подготовке материалов для антихрущевского доклада. В этом им помогал секретарь ЦК Демичев. Как вы помните, эта группа была создана для подготовки материалов по сельскому хозяйству для ноябрьского Пленума ЦК. О том, что материалы собраны, Подгорный проинформировал Шелеста по телефону.

Как мы видим, заговорщики регулярно выходили на связь и обменивались необходимой информацией. Шелест вспоминал: «5–7 октября у меня вновь состоялись разговоры с Брежневым и Подгорным. Они мне звонили, интересовались вопросами по ходу “дела” в республике и, в свою очередь, меня проинформировали по ряду вопросов. В частности, было сказано, что в других республиках, областях и краях дела складываются хорошо…

Брежнев при разговоре со мной передал мне привет от Полянского и Устинова, при этом еще раз сказал, что все идет хорошо. Для меня это было больше, чем понятно. Сообщил, что был разговор с А. А. Гречко по поводу “роли” армии во всех “мероприятиях по делу” – он воспринял все с большим испугом и, по существу, ушел от прямого ответа. Р. Малиновский заявил определенно, что армия в решении внутриполитических вопросов участия принимать не будет»[192]192
  Шелест П. Е.…Да не судимы будете. Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 2016. С. 234.


[Закрыть].

Обратите внимание на датировку разговора. По Шелесту и Брежневу, выходит, что армейское руководство, Малиновский и его первый заместитель Гречко, были в курсе «дела» самое позднее в первых числах октября, ведь министр обороны только 9-го числа вернулся в Москву. По Шелепину, это было 10 октября. Помните, как он, уточняя слова Семичастного, заявил, что это была последняя беседа c Малиновским? В более поздних интервью и в книге воспоминаний Семичастный стал придерживаться этой даты: «Брежнев уехал в ГДР и вернулся лишь после того, как 10 октября свое согласие дал Малиновский»[193]193
  Семичастный В. Е. Беспокойное сердце. М. 2002. С. 258.


[Закрыть].

Для того чтобы позиция министра обороны стала понятнее, процитируем доклад, подготовленный группой Шелепина – Полянского. Вот что в нем говорилось об отношении Хрущева к армии и военачальникам. «Армию он, по существу, третирует, с нашими прославленными военачальниками не считается. Он возомнил себя военным теоретиком и выдвинул ряд идей, которые военными не поддерживаются. Он без всяких оснований отправил в отставку тт. Конева, Соколовского, а по существу также в отставку – Москаленко, Захарова, Чуйкова и некоторых других. Что касается министра обороны т. Малиновского, по его адресу в последнее время то и дело сыплются ругань и оскорбления. Министр будто бы и бездельник и ничего не знает, ни во что не вникает, его надо освободить и т. п. Правда, это произносится не в глаза, а заочно. Для “баланса” же в присутствии министра ему преподносятся комплименты»[194]194
  Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. М. 2007. С. 207–208.


[Закрыть].

Шестого октября, во вторник, в посольстве ГДР состоялся прием. От советского руководства присутствовали Косыгин, Подгорный, Гришин, председатель Центральной ревизионной комиссии ЦК Н. А. Муравьева, член Президиума Верховного Совета Буденный, секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе и другие официальные лица. С речью выступил Косыгин.

В Берлине в этот день на торжественном заседании выступил Брежнев. Он огласил приветствие ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета и Совета Министров СССР за подписью Хрущева и Микояна. В пространной речи Брежнев процитировал Хрущева лишь один раз.

На следующий день, 7 октября, в Берлине был устроен большой прием. Ответный прием состоялся в советском посольстве 8 октября. Неожиданное свидетельство о поведении Брежнева в те дни оставила знаменитая оперная певица Галина Вишневская, гастролировавшая тогда с мужем в ГДР и жившая в советском посольстве. «Вечером 8 или 9 октября 1964 года в посольстве был обед, не в парадной, а в небольшой комнате и для очень узкого круга – кроме Брежнева, Абрасимова, Славы и меня, еще, пожалуй, человек шесть. Весь вечер я сидела рядом с ним, и он, как любезный кавалер, всячески старался развлечь меня, да и вообще был, что называется, в ударе. Хорошо одетый, черноволосый нестарый мужчина – ему было тогда 57 лет, – энергичный и очень общительный, компанейский. Щеголял знанием стихов, особенно Есенина.

 
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…
 

Прочитал его за весь вечер несколько раз – должно быть, очень любимое. Пил он не много, рассказывал анекдоты и даже стал петь смешные частушки, прищелкивая пятками, руками изображая балалайку, цокал языком и на вятском наречии пел довольно приятным голосом. И это не были плоские потуги, нет, это было артистично и талантливо. Кто-то из присутствовавших провозгласил тост:

– Леонид Ильич, за вас!

– Нет, что там за меня пить, мы выпьем за артистов. Что такое политики, сегодня мы есть, а завтра нас нет. Искусство же – вечно. Выпьем за артистов!» [195]195
  Вишневская Г. Галина. История жизни. М. 1992. URL: http://e-libra.su/read/433068-galina-istoriya-zhizni.html (дата обращения 19.10.2019).


[Закрыть]

Впрочем, известно, что артистические таланты Брежнева произвели совсем иное впечатление на другую солистку Большого театра – Майю Плисецкую. Она вспоминала: «После очередного “Лебединого озера” для короля Лаоса – прием. Щедрин в престольном граде Киеве с концертами. Я прихожу одна.

Теперь властители наши вновь полны ко мне благосклонности и внимания. Не убежала балерина, вернулась – значит наша…

Бесшабашно настроенный Брежнев, кокетничая ямочками на щеках и поигрывая смоляными бровями, предлагает подвезти меня до дому. Флиртует вождь. Придется ехать. А то затаит вождь обиду. Нам с Брежневым и взаправду по пути: на Кутузовский.

Брежнев теперь второй человек в советском государстве – он Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Машина вождю положена бронированная. Черная, вместительная, как катафалк. Следом поспешает другая. С охраною.

Леонид Ильич заглотал по случаю советско-лаосской дружбы “на вечные времена” хорошее количество спиртного. Зычным голосом читает мне стихи Есенина:

 
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Я не буду больше молодым.
 

Всхлипывает. Наш вождь очень сентиментален. Еще один охранник, сидящий рядом с шофером, обернувшись, сочувственно кивает мне: во, мол, какой образованный у нас в стране вождь пошел.

Почитав Есенина, Брежнев затягивает песню – вождь тоже и меломан. С присвистом льется “Шумит и стонет Днипр широкий.” А сам – по-медвежьи – цапает меня рукой за колено.

Отодвигаюсь в угол и – приходится к месту – беспокойно вскрикиваю:

– Леонид Ильич, ой, здесь нет левого поворота! Водитель!..

– Мне, Майя Михайловна, можно, – самодовольно крякает любитель поэзии.

Движение останавливается. Постовой берет под козырек. И два черных лимузина на красный свет проскакивают перекресток. Взвизгнув шинами, сворачивают влево…»[196]196
  Плисецкая М. Я, Майя Плисецкая. М. 1994. URL: https://www.rulit.me/books/ya-maya-pliseckya-read-276021-59.html (дата обращения: 27.03.2020).


[Закрыть]

Восьмого октября Шелест, как вы помните, звонил Хрущеву в Пицунду, после чего связался с Брежневым. В мемуарах он ошибочно указал, что звонил в Москву. «Я позвонил в Москву Брежневу, проинформировал его об окончательных результатах переговоров с членами, кандидатами и членами ревизионной комиссии ЦК КПСС, вкратце изложил высказанное ими мнение. Сказал также о том, что я звонил в Пицунду Н. С. Хрущеву, докладывал ему о ходе дел в республике. Ничего особого со стороны Н. С. не заметил. Разговор он вел спокойно, интересовался, сколько Украина сдала хлеба, я ответил, что уже сдано 720 млн пудов. В разговоре с Брежневым я заметил какую-то неуверенность в его высказывании по “делу”, и меня это встревожило» [197]197
  Шелест П. Е..Да не судимы будете. Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 1995. С. 234–235.


[Закрыть].

Тост, произнесенный Л. И. Брежневым на приеме в советском посольстве в Берлине. 8 октября 1964 г.

Подгорный 8 октября вел очередное заседание Президиума ЦК. В повестке дня значилось: «О мероприятиях в связи с созывом Редакционной комиссии коммунистических и рабочих партий». Намереваясь противодействовать руководству КПК единым фронтом, советские вожди планировали созвать очередное международное совещание компартий. В обсуждении вопроса приняли участие Суслов, Пономарев, Косыгин и сам председательствующий. Кроме них, на заседании присутствовали члены Президиума Воронов и Шверник, кандидат в члены Президиума Гришин и секретарь ЦК Поляков.

Встревоженный неуверенностью Брежнева Шелест начал названивать Подгорному. «Я знал, – вспоминал Петр Ефимович, – что Подгорный занимает более определенную и решительную позицию. Подгорный меня несколько успокоил, сообщив мне, что: “Все идет нормально, правда, под нажимом, потому что Леня расхолодился. Но отступлений нет, Полянский и Шелепин активно “работают” с другими республиками и членами ЦК по Российской Федерации, уже собран материал для доклада на Пленуме ЦК.

B. П. Мжаванадзе по нашему поручению проводит определенную работу с Мазуровым – он тогда был первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии и занимал отрицательно-выжидательную позицию. Пришлось с ним вести разговор второй раз и уже на более “откровенной основе”»[198]198
  Шелест П. Е.…Да не судимы будете. Дневниковые записи, воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 2016. С. 235.


[Закрыть].

Подгорный вскоре после заседания Президиума ЦК, где он председательствовал, отбыл в Молдавию. Он должен был вручить республике орден в связи с 40-летием ее образования и создания Молдавской компартии.

В «Правде» (заговорщикам было прекрасно известно, что ее по традиции просматривал ежедневно если не сам первый секретарь, то его помощники) были опубликованы речи, прозвучавшие из уст главных заговорщиков в Берлине и Кишиневе. Оба произнесли обязательные слова об успехах советской экономики, цитировали первого секретаря (Подгорный даже передавал от него поздравления молдаванам). Все это разительно контрастировало с теми обвинениями, которые позднее прозвучат в адрес Хрущева на заседании Президиума и Пленуме ЦК. Тем не менее без цитат первого лица советского государства не обходился ни один официальный доклад.

Колоритную зарисовку о том, как вставлялись и вымарывались из официальных текстов хрущевские цитаты, приводит в своих воспоминаниях Бовин. «Лето 1964 года. Приближалось столетие Первого интернационала. Международная конференция будет в Берлине. Докладчиком от КПСС утвердили Андропова. А раз есть докладчик, нужен доклад. Жребий падает на меня. Срок – месяц…

С Интернационалом я справился в положенный срок. Андропов проект принял. Показал Суслову и Пономареву. Кряхтя, учел их замечания.

Отправились в Берлин. В делегацию входил академик П. Н. Поспелов. Справились и с его замечаниями. Где-то после Варшавы Андропов спохватился: надо бы Хрущева процитировать. Поспелов – двумя руками. Я промолчал.

Первым на конференции должен выступать Вальтер Ульбрихт, за ним – Андропов. Сижу рядом с Поспеловым в зале. Вдруг получаю записку: “Где цитата?!” Поднимаю голову, вижу физиономию Андропова и понимаю, что цитата должна быть. Прошу товарища из посольства срочно привезти мне пару томов Хрущева. Привозят. Нахожу на выбор две подходящие цитаты, вживляю их в текст и передаю Андропову в президиум.

Вечером получаю заслуженный втык.

Однако история с цитатой продолжалась. Доклад Андропова должен был печататься в “Коммунисте”. Я получаю сверку с цитатой, а Хрущев уже в отставке. Конечно, надо было потребовать новую сверку, без Хрущева. Но мелочность взяла верх, и я дал Андропову то, что он говорил. Так сказать, фига в кармане. Андропов полистал сверку, взял карандаш и вычеркнул цитату. Посмотрел на меня:

– Небось умником себя считаешь?

Мне стало стыдно»[199]199
  Бовин А. ХХ век как жизнь. Воспоминания. М. 2003. С. 120, 122.


[Закрыть].

Вернемся, однако, к Шелесту в Киев. В конце первой декады октября он вновь пришел в беспокойство. «Мне снова пришлось вести разговор с Брежневым и Подгорным, ибо уже до меня самого начали доходить слухи о том, что в Москве якобы существует группа, настроенная против Н. С. Хрущева. Это было признаком “утечки информации” и наших разговоров и замыслов – все это было опасно и чревато большими неприятностями»[200]200
  Шелест П. Е..Да не судимы будете. Дневниковые записи и воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 2016. С. 235.


[Закрыть].

Что же касается заговорщиков «второго эшелона», то они также продолжали активно готовиться к предстоящему отрешению Хрущева от власти. Так, Егорычев позднее вспоминал: «Разумеется, пленум надо было готовить, а это дело непростое, в известной мере опасное. Однако большинство членов ЦК были внутренне готовы к такому обсуждению, в чем я лично убедился, когда беседовал накануне пленума с членами ЦК Келдышем, Елютиным, Кожевниковым, Костоусовым и некоторыми другими»[201]201
  Егорычев Н. «У нас были разные взгляды» // Л. И. Брежнев. Материалы к биографии / сост. Аксютин Ю. В. М. 1991. С. 191.


[Закрыть]. К пленуму основательно готовился и сам Егорычев: он составил тезисы выступления. По его утверждению, 14 октября он взял их с собой на заседание в Кремль.

Еще один брежневский соратник Устинов вовлек в «дело» двух членов ЦК в ранге министров: своего заместителя Тарасова и председателя Комиссии по вопросам СЭВ Новикова. Новиков вспоминал, что как-то вечером Устинов пригласил его к себе, их кабинеты были рядом – в одном кремлевском коридоре. «У него сидел Александр Михайлович Тарасов, его заместитель по ВСНХ (в правительстве Косыгина он станет министром автомобильной промышленности). С места в карьер пошел разговор о предстоящем, причем не в ноябре, как намечалось, а на днях, Пленуме ЦК. Меня попросили подготовить два выступления, разоблачающие безобразия, “вытворяемые Хрущевым”, одно – Устинову, другое для себя.