Текст книги "Роман-откровение врача-диетолога"

Глава 29

Отвергнув лифт, кутюрье решил подняться в свою комнату на третьем этаже по лестнице. Такой внушительный список продуктов для правильного питания его напугал, настолько ему показалось сложным запомнить все сразу, и пусть уверения доктора успокоили его тревоги в отношении ресторанов, он продолжал волноваться: получится ли у него следовать всем рекомендациям? Желание достичь успеха было искренним, горячим и все время подогревалось отражением в зеркале, в которое Ральф смотрелся каждое утро, но слишком часто между мечтами и действительностью лежит пропасть. А те сомнения, которыми он не поделился – и теперь жалел об этом, – как их переварить? Как все это использовать, если тебе надо приготовить еду только на одну трапезу, как искромсать все это на кусочки и не проглотить за один присест? Зачем вычеркивать все это из своей жизни, чтобы сбавить вес, если сама судьба твоя погрузилась во мрак неизвестности? Неужели могли так быстро, мгновенно наступить сумерки, отняв и положив под замок даже еду?

Пока в его голове бушевал этот водоворот мыслей, кутюрье осилил первый пролет лестницы и остановился передохнуть. К нему пришла одна мысль, забавная и горько-ироничная: для человека, вынужденного подчиняться строгому режиму, у него слишком много работы!

* * *

Войдя в отведенную ему комнату, Ральф вновь воспрянул духом. Прежде всего надо проверить высказывания Пьер-Эдуарда Куртиса. Неужели действительно существовал заговор, чтобы погубить его коллекцию? Если да, то он нисколько не сомневается в том, что знает того, кто сплел все эти сети. Но это лишь его личная убежденность, и ничего больше. Чтобы окончательно все выяснить, достаточно было бы нескольких телефонных звонков.

– Алло, Катя, ты прочла новые статьи? Какие новости?

– Все то же самое. Одни и те же возмущения, вокруг одного и того же.

– Понятно. А статья Каролин Демон в «Модиссиме» появилась?

– «Модиссиме» высказала свое мнение, такое же злобное, как и все прочие. Но подпись стояла Наташи Ларше. И я понятия не имею, что это значит.

– Любопытно! Каролин Демон мой единственный друг из всех журналистов, пишущих о моде. Я видел ее на дефиле, она была там, как все последние пятнадцать лет. Интересно, почему не она написала статью?

– Ральф, тут что-то не так. Со вчерашнего дня я пытаюсь связаться со многими журналистами, но ни один не согласился со мной разговаривать. Пресса,

радио, телевидение – везде одна и та же враждебность. Я волнуюсь… и не знаю, что делать.

Кутюрье колебался: способна ли Катя не выдать секрет? Уверенности не было. Он спохватился:

– Я должен бежать, до скорого.

* * *

Нужно во что бы то ни стало связаться с Каролин. Если происходит что-то ненормальное, она должна знать. Телефон журналистки был переключен на автоответчик. Ральф оставил сообщение. Через несколько минут зазвонил его мобильный.

– Ах, Каролин, спасибо, что перезвонила.

– Извини, Ральф, мне очень жаль, но я струсила.

– Что ты хочешь сказать?

– Я должна была тебя предупредить, как только почувствовала, что затевается что-то недоброе, но наша главная пригрозила вышвырнуть меня вон, если я это сделаю. А мне ведь уже пятьдесят пять, куда меня теперь возьмут?

– То, что ты пошла на попятную, меня не сильно удивляет. В любом случае, даже если бы ты меня предупредила, вряд ли от этого что-нибудь бы изменилось. Я, собственно, хочу, чтобы ты кое в чем рассеяла мои сомнения. Тебе нужно только отвечать на мои вопросы «правда» или «неправда», хорошо?

– Давай.

– Твою статью не пропустили потому, что ты хвалила мою коллекцию?

– Правда.

– Тебя просили раздраконить меня в пух и прах?

– Правда. Но я не хотела подписываться своим настоящим именем, поэтому поставила псевдоним.

– Редакции всех массмедиа получили инструкции провалить мое дефиле.

– Правда, если судить по тому, что я слышала от нескольких моих коллег.

– Это Рабу сплел сеть.

– Называть его никто не осмеливается, но кто другой на это способен? Что происходит, Ральф, он хочет избавиться от тебя?

– Боюсь, что так оно и есть.

* * *

Закончив разговор, Ральф ничуть не удивился. Напротив, он почувствовал облегчение. Его коллекция не была ворохом никчемных тряпок, его видение, его талант ни у кого не вызвали сомнения, значит, все еще возможно. А настоящие вопросы – вот они: почему его акционер решил развязаться с ним и что теперь, когда он, Ральф, свободен, ему хочется делать?

Глава 30

После обеда в кругу семьи Дельфин де Люзиль возвращалась в клинику. Муж провожал ее. Вспоминая все разговоры, что велись в ресторане, Люзиль не могла подавить в себе раздражение. Она так радовалась встрече со своими сыновьями, в которых заключался смысл ее существования, так была счастлива возможностью поговорить с ними, так гордилась тем, что ей удалось собрать всех своих мужчин за одним столом… Но, как всегда, не могла удержаться от колкостей, из-за которых все чувствовали себя не в своей тарелке. Что ей все время мешает быть просто счастливой? Откуда у нее такая способность везде создавать напряжение? Почему в кругу семьи они не могут разговаривать спокойно? Почему она не способна проявить нежность, высказать свою радость от того, что видит всех вместе, рядом с собой? Чем меньше оставалось расстояние до клиники и ее палаты номер 607, с тем большим удовольствием ее муж погружался в свое обычное молчание, а она – в свои личные переживания. Столько было неразрешенных вопросов, которые она, с самого дня смерти своего отца, не решалась задать самой себе. Она спрятала их в своем желудке, заперла на замок молчания и запеленала поглощаемыми калориями. Ее желудок превратился в какое-то подобие мешка скорбей, в котором как попало перемешались и еда, поглощенная ею за все прожитые годы, и расспросы, и стыд, и обиды, и сомнения. Но никто об этом даже не догадывался.

* * *

И потом, отказывать себе во всем, соблюдая диету, какой в этом прок? Дельфин возвращалась в клинику скрепя сердце, но ее муж заставил ее дать честное слово, что она там пробудет до тех пор, пока не сбросит лишние килограммы, которые угрожают ее здоровью. Ей ничего не оставалось, как повиноваться. Как всегда. Она никогда не понимала, как так выходит, что она всегда соглашается. Но всегда ли и со всем она соглашается? Возможно, в том, что она говорит «да», виноваты те минуты, когда она чувствует себя слабой и неуверенной. Ее пронзила внезапная мысль: она могла бы умереть в своей комнате в замке мужа. Потому что таковой была ее судьба, начертанная в таинственной книге семейных проклятий.

* * *

Припарковаться возле здания клиники не было возможности, поэтому Луи поставил свой «пежо» на стоянку для персонала. Вернувшись из своего прошлого, Люзиль раздраженно пожала плечами, возмущаясь таким нарушением правил, и язвительно заметила:

– Не надо этого делать, друг мой! Просто высадите меня здесь. В любом случае, вам незачем подниматься в мою комнату, ведь вы уже достаточно насмотрелись на меня сегодня.

Ее муж вздохнул и ничего не ответил. Он безмолвно терпел упреки супруги, стараясь избежать ссоры.

«Хоть бы иногда повысил тон, – думала Дельфин, раздосадованная, что муж никак не отреагировал на ее очередную провокацию, – тогда стало бы понятно, что он тоже чувствует, что я небезразлична ему, что мы оба живы, тогда можно было бы поговорить начистоту, не прячась за нашу привычку недосказывать, умалчивать… но ни он, ни я на такое не способны. Почему мы отказываемся от возможности разобраться с нашим прошлым, которое мешает нам обоим жить? Ну, пусть не обоим, но мне мешает».

– Как скажете, дорогая.

Дельфин подставила ему щеку, старательно избегая поцелуя в губы. Она бы очень хотела сказать на прощание что-нибудь дружелюбное, но не нашла подходящих слов:

– Будьте добры, Луи, когда придете в следующий раз, принесите мне шерстяной плед, он лежит у меня на кровати.

– Хорошо.

– Берегите себя, – наконец вырвалось что-то похожее на нежность.

Мсье де Люзиль был тронут этой последней фразой, ибо прекрасно понимал, чего стоило его жене произнести ее.

– Конечно, не волнуйтесь за меня, я буду дома уже через два с половиной часа.

– До встречи, – ответила Дельфин, с большим трудом выбираясь из машины.

* * *

В этом-то и была одна из трагедий, что делали невыносимым их обоюдное молчание. Ее слишком большой вес. Эти килограммы, которые убивали ее, подвергали риску ее здоровье. Этот вес, из-за которого она согласилась испробовать на себе особую, специально для нее разработанную методику, чтобы выпутаться из этой сети. Начало восхождения в ее 607-ю палату начиналось с выхода из машины. Для этого она правой рукой крепко ухватывалась за спинку сиденья. Затем поднимала правую ногу и поворачивалась вправо на своих огромных ягодицах. Затем с большим трудом она приподнимала левую ногу, тяжело и горестно вздыхая. Как только обе ноги оказались на земле, осталось самое сложное: приподнять туловище. С этой бедой она должна справиться, ухватившись руками за боковую стойку автомобиля и сделав рывок вперед, от которого у нее перехватило дыхание и выступил пот. Те двадцать кило, которые она уже сбросила за время лечения, несколько облегчили этот маневр, но, как объяснил доктор Сорин, необходимо распрощаться еще с двадцатью килограммами, чтобы действительно почувствовать разницу. Полпути уже пройдено, но финиш еще так нескоро, и где же взять прежнюю надежду, как захотеть этого с былой силой!

Не оборачиваясь, удовлетворившись коротким прощанием с мужем, дама бодро преодолела пять ступенек, ведущих ко входу в клинику, осторожно дотрагиваясь до перил и в глубине души испытывая облегчение от того, что вернулась туда, где на нее никто не показывает пальцем, где ее видят и слушают, потому что она – это она, а не та, за кого ее принимают.

* * *

Поздоровавшись с девушкой за стойкой регистратуры, Дельфин направилась к лестнице. Метью советовал ей возможно больше двигаться, вот эти ступени помогут делу. Возможно, настанет день, когда она сможет спуститься в цокольный этаж, где располагается спортивный зал, в котором регулярно занимаются все пациенты. До сих пор, когда врачи советовали ей ходить туда, она отвечала, мол, нет настроения, но на самом деле она боялась людских взглядов. Потому что даже здесь, где никто никого не судит за фигуру, внутренний голос нашептывал ей, что она самая толстая, ну и так далее. Кроме того, она боялась, никогда открыто не признаваясь в том самой себе, что не сможет подняться обратно из зала в свою палату. Она привыкла жить с этой ужасной, приводящей в оцепенение мыслью, что когда-нибудь ее тело откажется повиноваться мозгу.

Никто из ее семьи не понимал, что ее решение никогда не выходить из своей комнаты в замке, никакой не снобизм и не каприз, а всего лишь страх упасть на лестнице и не суметь подняться, ужас перед такой катастрофой, после которой она будет похожа на кита, выброшенного бурей на берег. Мадам де Люзиль, урожденная Тиллар де Серкуа, не имела права на риск, не могла вынудить своих родных, своего мужа стать свидетелями такого отвратительного зрелища.

* * *

Дельфин ухватилась за перила и, держась за них обеими руками, подтягивала свое тело, со ступеньки на ступеньку. По ее щекам побежали слезы. Она плакала бесшумно, как всегда. Ее горе было самым последним, чем она могла бы поделиться с кем-нибудь. Ни попросить о помощи, ни опереться на кого-либо рукой, но – держать себя в руках. Для себя. Для собственного достоинства.

Наконец она добралась до коридора, который вел к ее палате. Быстрее. Скорее передохнуть, скорее вытереть пот со лба и придать лицу дружелюбное выражение, быстрее залезть в свою пещеру и вновь приняться за свою работу, занять свои руки, чтобы не думать ни о чем.

Дельфин, как все тучные люди, семенила по коридору мелкими шажками – они помогали удерживать равновесие, сохранять центр тяжести в стабильном положении.

* * *

Все, дверь закрыта, тело успокоенно обмякло в кресле, которое распахнуло ей – только ей – свои объятия, теперь она словно заново родилась. Сплетение слов, чувств, она все знала. И вот, непроизвольно пальцы, сами собой, стали повторять движения, которые они проделывали столько раз. А она могла погрузиться в мечты. Мысли ее улетели далеко-далеко, для них не было преград. Ее сыновья, нашел ли каждый из них свой путь или нет? Что она знает об их горестях и радостях? А их блестящие карьеры, о чем они свидетельствуют: об их успехе или же о борьбе с собственными комплексами? А ее муж? Почему она всегда нападает на него с язвительными уколами? В чем она по-настоящему упрекает его? В том, что он всегда смотрит на нее глазами брошенной собаки? Разве ее вина в том, что он любит ее гораздо больше, чем она его? Разве ее вина в том, что ее сердце отдано сразу нескольким мужчинам? Отцу, мужу и детям? Она – существо, не знающее удовлетворения, не ведающее счастья. Божье создание, сначала мало любимое, затем – мало любившее.

Молчаливые горькие слезы бегут по ее щекам. Как из неиссякаемого источника. И опять она не может остановить этих слез, вспоминая и заново переосмысливая все недавние события.

Глава 31

Лилиан медленно шла к лифту. Она тащилась с черепашьей скоростью к кабинету доктора Сорина, который ожидал услышать ее уверенные шаги, так он ей потом сказал. Она знала, что сначала он закатит ей вступительную речь. Как давнишняя пациентка, страдающая рецидивами болезни, она имела на это право. Каждый раз он представал перед ней вежливым и сердечным, предлагал разные методы и советы, как можно более смягчая фразы и обещания непременного похудания, так что все это было похоже на завернутый в блестящую бумагу и перевязанный лентами долгожданный подарок. И каждый раз она с замирающим от надежды сердцем распаковывала его подарок, однако заранее знала, что и на этот раз ничего не выйдет. Чертовы калории! Вот прицепились! Что им надо в ее клетках? Пусть отстанут от ее ляжек и ягодиц! Проклятые калории, которые надо вытравить, прогнать, искоренить! Но она терпеть не может подсчитывать, отмерять, отбрасывать лишнее, сокращать, ограничивать себя. И прежде всего ей ненавистна перспектива отравить свое существование, лишив себя единственного удовольствия: поесть. И вот она приходит в клинику, она всей душой за предлагаемый режим питания, следуя которому она худеет. Но стоит ей вернуться домой, все ее рвение улетучивается, и она вновь набирает сброшенные килограммы. Стрелка весов приближается к отметке 100, она бросается в панику и вновь записывается на прием к доктору. Спираль, замкнутый круг, колея, откуда не выбраться. А впрочем, зачем?

Она коротко и очень тихо стукнула в дверь, надеясь, что доктор не услышит. Напрасно, у Метью был прекрасный слух.

– Войдите!

– Здравствуйте, доктор.

– Здравствуйте, мадам Бензимон. Как вы себя чувствуете?

– Как всегда, ни бодро ни вяло.

– Не могли бы вы объяснить немного подробнее? – Метью поудобнее уселся в кресле.

– Вот вы, вы счастливы?

– Не каждый день, но иногда случается. А вы?

Лилиан сначала посмотрела в потолок, а затем перевела взгляд на доктора:

– Если бы я была счастлива, вы думаете, я старалась бы похудеть?

– Это могло бы вам помочь более стойко переносить ограничения в еде и не слишком огорчаться по этому поводу. Почему же тогда вы упорствуете в своем желании похудеть, если для вас непереносима сама мысль о соблюдении диеты?

– Вы же знаете причину, мы уже говорили об этом. Это из-за моего мужа… чтобы он перестал бегать за каждой юбкой.

– Вы полагаете, что достаточно сбросить несколько килограммов – и он вернется?

– Я же могу попытаться, «попытка – не пытка», он, во всяком случае, так говорит.

– Вы еще достаточно молоды, вам нет и пятидесяти, вы никогда не задумывались о том, чтобы найти работу или какое-нибудь занятие, которое заставляло бы вас выходить из дома и встречаться с другими людьми? Ваши сыновья уже выросли.

Обычно улыбающееся лицо Лилиан помрачнело.

– В нем росту метр восемьдесят, он выше меня на целую голову. И кроме супа, он больше ничего не ест дома, а только у своей подружки, которая умеет разве что разогреть в микроволновке полуфабрикаты.

– Еще одна причина найти себе дело и заняться собой!

– А что, по-вашему, я найду? У меня только среднее образование, и я никогда не работала. Никто со мной и разговаривать не станет.

– Я вам повторяю еще раз: вы еще молоды, в сорок четыре года еще не поздно обучиться какой-нибудь профессии.

– Муж не хочет. Он боится, что у меня не будет времени готовить ему супы, стирать и гладить его рубашки.

Смягчившись, Метью сказал, поднимаясь из кресла:

– Все-таки подумайте об этом. Давайте-ка я взвешу вас, и посмотрим, достаточно ли вы были благоразумны.

Лилиан горестно вздохнула.

– На 600 грамм меньше, чем в последний раз, не так уж плохо!

– По сравнению с тридцатью лишними килограммами это капля в море!

– Не отчаивайтесь так быстро, лиха беда начало.

Врач протянул своей пациентке распечатку.

– Взгляните, я изменил вашу диету, теперь вы не должны испытывать чувство голода.

* * *

Режим питания на 1500 калорий

Первый завтрак:

– кофе, чай, вода, травяной настой – по желанию, с добавлением или без заменителя сахара;

– 1 небольшая чашка обезжиренного молока;

– 2 крекера или 30 граммов хлеба (четверть багета) 10 граммов жиросодержащего продукта (1 порционный кусочек сливочного масла или 2 чайные ложки любого другого аналогичного продукта);

– 1 фрукт или 2–3 чайные ложки конфитюра;

– 1 йогурт с 0 % жирности, без сахара, при желании можно добавить заменитель сахара.

Комментарий: чтобы удовлетворить вкусам мадам Бензимон, мы придумали другой вариант завтрака, который предлагаем здесь же. Эти взаимозаменяемые варианты можно использовать поочередно, добавляя любое питье без сахара:

– 60 граммов зернового хлеба стакан компота из фруктов,

или

– 1 булочка с шоколадной глазурью 1 фруктовый йогурт с 0 % жирности без сахара (внимательно изучите этикетки и убедитесь, что калорийность йогурта не превышает 60 калорий на 100 граммов продукта),

или

– 100 граммов галет (то есть около восьми штук),

или

– 1 маленький пирожок из булочной (хорошо знакомой мадам), 1 йогурт с 0 % жирности,

или

– не чаще одного раза в неделю пирожок с шоколадной глазурью стандартного размера из булочной (хорошо знакомой мадам).

Второй завтрак:

– кофе, чай, вода, травяной настой – по желанию, с добавлением заменителя сахара или без такового.

Обед:

– сырые овощи, 1 столовая ложка растительного масла, по желанию можно добавить сок лимона, уксус, горчицу, лук-шалот, укроп, петрушку и другие травы;

– 125 граммов постного мяса, запеченного на гриле или приготовленного другим аналогичным способом;

– овощи, сваренные в небольшом количестве воды или приготовленные на пару, 5 граммов масла;

– 1 йогурт с 0 % жирности, при желании можно добавить заменитель сахара; 150 граммов свежих фруктов.

Полдник:

– кофе, чай, вода, травяной настой – по желанию, с добавлением заменителя сахара или без такового.

В случае если чувство голода не проходит, можно съесть 1 фрукт или йогурт с 0 % жирности.

Ужин:

если до ужина возникло острое чувство голода, съешьте одну веточку любой зелени (укроп, петрушка), ее можно обмакнуть в соус, приготовленный из мягкого сыра с 0 % жирности, горчицы и приправ, выбранных по вкусу.

– сырые овощи, 1 столовая ложка растительного масла, по желанию можно добавить сок лимона, уксус, горчицу, лук-шалот, укроп, петрушку и другие травы;

– 125 граммов постного мяса, запеченного на гриле или приготовленного другим аналогичным способом;

– 150 граммов вареных крахмалосодержащих продуктов (4–5 столовых ложек), 5 граммов масла;

– порционная тарелка овощей, сваренных в небольшом количестве воды или приготовленных на пару;

– 1 йогурт с 0 % жирности, при желании можно добавить заменитель сахара;

– 150 граммов свежих фруктов или 1 бокал вина.

* * *

Перешагнувшая сорокалетний рубеж и очень тучная, Лилиан пробежала глазами список, и на ее лице появилось удовлетворенное выражение:

– Как это мило! Больше всего мне нравятся варианты первого завтрака.

– Вся загвоздка в том, мадам Бензимон, что когда вы вернетесь домой и займетесь кухней сами, тут-то у вас и возникнут сложности. Коль скоро вы не собираетесь менять свой обычный домашний рацион, то за несколько дней вы набираете все потерянные здесь килограммы, и даже больше. У вас есть пароварка?

– Естественно!

– Тогда используйте ее для приготовления рыбы, овощей, но только не манной крупы.

– Но доктор, в этом случае мой муж потребует развода тут же!

– Делайте это для себя, а ему продолжайте готовить обычные блюда, только сами их не пробуйте.

– Но то, что вы от меня требуете, это бесчеловечно! Честное слово, вы какой-то гастрономический нацист!

Метью ожег ее взглядом:

– Прошу вас, выбирайте выражения!

– Извините, доктор, вечно у меня срывается что-то подобное с языка, такой уж у меня характер.

– Я знаю, поэтому не сержусь на вас, но не говорите мне никогда больше подобных гадостей.

– Обещаю, простите.

Лилиан Бензимон поднялась. Мэтью устало вздохнул. «Гастрономический нацист»! Да, чего только не услышишь про себя. А почему не опереточный маркиз де Сад? Он никому и ничем не обязан. И если он предписывает определенный режим, так это только для блага самого пациента. Какой же иногда бывает неблагодарной его работа!