Текст книги "Паломники. Этнографические очерки православного номадизма"

Уехали седьмого мая утром, к вечеру были в Вышнем Волочке в храме Казанской [иконы] Божией Матери. Там красивый позолоченный иконостас. Этим же днем в Ижицах обливались у источника Казанской Богоматери. Источник в лесу, сначала мужчины, а после женщины – раздеваться надо догола, встать в ручей, и тебе на голову льют три ведра ледяной воды: во имя Отца, Сына и Духа Святого[27]27
  Письмо Татьяны 1958 г. р. от 29.06.2003, посланное подруге Светлане в г. Хельсинки.


[Закрыть].

Обливаться водой в лесу в районе Вышнего Волочка в начале мая должно быть холодно. А делать это голышом при людях, пусть даже твоего пола, все-таки весьма экстравагантно. Мое удивление привычкам паломников определенно разделяют живущие у святых мест «туземцы». На деревенском почитаемом месте Пещёрка в Псковской области, куда мы так и не доехали в мое первое паломническое путешествие, местные жители даже называли паломников моржами за нелепое и, с их точки зрения, неподобающее в таком месте поведение. Сами местные лишь мочили ноги и другие больные части тела в ручье около камня-следовика, сохранившего, по местному преданию, отпечаток стопы Богородицы [Kormina 2004; Панченко 1998].

Вероятно, именно ощущение собственного лиминального статуса позволяет паломникам неконвенционально распоряжаться своим телом: публично оголяться, купаться в неподходящем месте, словно расшалившиеся дети, и делать это не в сезон вопреки соображениям здравого смысла. Одна моя информантка рассказывала, что впервые окуналась в эстонских Пюхтицах 1 декабря. Другая, тоже вспоминая свое первое паломническое купание с дочкой-подростком, говорила, что в это время уже лежал снег (дело происходило в Свердловской области в ноябре). Дочка была немного простужена, но после купания, по утверждению мамы, ее недомогание прошло.

Постепенно мне стал понятнее смысл рассказов об экстремальном купании во время паломничества: таким образом мои собеседники доказывали, что пережили во время своего, обычно первого, паломничества особый (религиозный) опыт. Тело же оказывается инструментом для достижения этого опыта, а апелляция к телесным ощущениям становится убедительным аргументом подлинности этого переживания. Приведу воспоминание Людмилы, бухгалтера крупного петербургского предприятия, о своем первом купании в святом источнике:

…Я тогда первый раз окунулась. Снег падал. Было очень холодно. Я решила испытать, войти в этот святой источник. Коллеги отговаривали – «Людмила Ефимовна, Вы с ума сошли?». А окунаться надо три раза с макушкой. И вот интересно: войти – как будто все тело не твое. Ужасно тяжело. Ледяная вода, окунаться… А второй раз и третий – просто ты уже как будто паришь. Прямо как в космос, наверное, слетать, вот такое чувство. И выходим мы оттуда – вот те, кто сидели в автобусе, они все такие замерзшие, синие-зеленые, и все, кто окунался – щеки розовые! Знаете, жизнерадостны и полны энергии! Я не заболела, хотя я такой хилый человек, что… Но самое интересное – те, кто окунался, не заболели, а половина, те, кто не стал, – заболели. Потому что в автобусе было холодновато, дорога далекая. Вот почему так?[28]28
  Интервью с Людмилой 1955 г.р., г. Санкт-Петербург, 10.2006.


[Закрыть]

Хотя некоторые водные источники рекламируются в паломнических турах как специализированные (например, помогающие «особенно при женских болезнях», или являющие «излечение от многих болезней, в том числе онкологии», или традиционные «глазные источники»), все же чаще всего паломнические службы рекламируют не возможность исцеления от серьезного заболевания, а нечто совсем иное. «Благодатное омовение в святых источниках» или «благодатное окунание в чудотворном источнике» из рекламных объявлений паломнических агентств понимается всеми участниками действа как способ прямого контакта с благодатью, ради которого и совершается путешествие. Окунание, произведенное трижды, с чтением молитвы, очевидно подражает церковному обряду крещения, для которого в этом случае не требуются ни священник, ни крестные родители. Такое купание позволяет паломнику аккумулировать в своем теле благодать, которую бухгалтер Людмила, как и многие другие, предпочитает называть «энергетикой» или «священной энергетикой». Поэтому лучше всего окунаться нагишом и поэтому запрещается после купания вытираться полотенцем[29]29
  Окунаться нужно непременно с головой, иначе очищения не произойдет. В рассказе, написанном от лица бесноватого, православный писатель Валерий Лялин так описывает результат недобросовестного окунания в святой источник: «Положено было окунаться с головой, но многие женщины берегли прически и выходили с сухими волосами. Я увидел, что на их головах у каждой сидела целая куча бесов» [Лялин 2014: 170].


[Закрыть].

Рассказы паломников о купании и об опыте контакта с намоленными местами и вещами (о чем пойдет речь далее) формируют пространство религиозной практики, одновременно личной и общепонятной, в которой не существует контроля со стороны представителей религиозного института и внутреннего или внешнего скептического рассуждения. Тактильный контакт со священным, ограниченный телом верующего, не требует дополнительных религиозных нарративов (видений, откровений или чего-то подобного) для легитимации подлинности пережитого человеком опыта. В определенном смысле купания в источнике достаточно для того, чтобы подтвердить свою принадлежность к сообществу верующих, участие в рутинных практиках православия для этого необязательно.

Как видим, популярность паломнических поездок связана, помимо всего прочего, с потребностью в переживании каждым собственного религиозного опыта. Такой опыт предполагает личную встречу с сакральным через пророческие сны, откровения, явления святых и прочие переживания, обычно отличающие религиозных виртуозов от простецов. Однако в религиозном сообществе невоцерковленных (church of the unchurched, [Kormina, Luehrmann 2018]), где легитимация «правильного» религиозного опыта и права на такой опыт не делегируется церковному институту, а локализуется где-то за его пределами, пережить такой опыт, пусть в мягком варианте, желает каждый. Как пишут на одном самодеятельном интернет-сайте, посвященном источникам Ленинградской и Псковской областей:

Один из самых важных эффектов омовения в источнике: вы можете прочувствовать состояние, когда все ваши мысли остановились, и вы ощущаете необыкновенную чистоту и легкость внутри. Это состояние может длиться несколько мгновений, а может продлиться и больше. Постарайтесь сосредоточиться на этом необыкновенном состоянии: это первый шаг к самому себе в том виде, как вас создал Господь[30]30
  Андрей Демкин, врач: сайт. URL: http://www.town812.ru/springs.html (просмотрено 09.03.2018).


[Закрыть].

Переживание себя как цельной личности, не разделенной на роли и статусы, многие паломники считают главным результатом своих путешествий. Это переживание может достигаться не только купанием; ожидается, что пребывание рядом со старцем или другим источником благодати также настраивает паломника на режим искренности и переживание аутентичности своей личности. В отличие от протестантов-евангеликов, обучающихся вербализации режима искренности в разнообразных речевых жанрах, усваиваемых ими в процессе обращения [Robbins 2004; Keane 2007], современные православные не имеют таких собственных «конфессиональных» способов рассказывать о своих чувствах и опыте. Вместо этого они используют квазитерапевтический дискурс о восстановлении своей личности, своего рода выздоровлении. Об этом еще пойдет речь в главе о святых. Однако паломники, как и прочие православные, жаждут встречи не только с самими собой, но и с чудесным, внеположенным их личностям.

Православные чувства и религиозная чувствительность

В рассказах паломников об опыте переживания чудесного прослеживается влияние терапевтической культуры, пришедшей в Россию через массовую культуру – телевизионные ток-шоу, литературу по саморазвитию, деятельность компаний прямых продаж (сетевого маркетинга) и другие каналы. Терапевтическая культура в ее американском варианте возникла под влиянием увлечения фрейдизмом и становления практического психоанализа [Illouz 1997]. Профессионализация психологической помощи через институт психоаналитиков оказала серьезное влияние на культуру артикуляции эмоций, умение говорить о собственных чувствах и потребностях. Человек в таком обществе оказывается включенным в систему эмоционального капитализма – так израильская исследовательница Ева Иллуз охарактеризовала культурную систему, ориентированную на коммодификацию личности. Характерной чертой этой системы является установка на самореализацию и счастливую жизнь, для чего необходимо на учиться испытывать правильные – т. е. социально одобряемые с точки зрения их уместности, формы выражения и силы – эмоции. Умение анализировать свои эмоции и управлять ими понимается в этой культуре как фукодианская «работа над собой», а совокупность эмоций фактически приравнивается к личности.

Православные паломники нечасто говорят о своих эмоциях. Их эмоциональный словарь довольно скромен, в нем особенно заметны осуждаемое уныние и одобряемая радость, причем первое переживается индивидуально и считается грехом, а вторая чаще испытывается коллективно. И дело не только в том, что герои моей книги, как и прочие россияне, сравнительно недавно стали осваивать речевые жанры и культурные практики эмоционального капитализма (см., напр.: [Лернер 2011]). Вообще говоря, православная номенклатура грехов включает не только деяния, но и помыслы, а также эмоциональные состояния и чувства – зависть, гнев, уныние. Однако в жизни религиозной личности, как ее видят православные номады, центральную роль играют не чувства, которые можно выразить, обсудить, продемонстрировать, которыми можно поделиться, а личный опыт. В отличие от эмоций он уникален и не поддается сравнению.

Другой важной частью такой личности являются телесные ощущения, связывающие ее с внешним миром, прежде всего с миром божественного. Способность обонять и испытывать тактильные ощущения здесь куда важнее, чем зрение и слух. Видимое и слышимое доступно объективации и анализу: можно видеть икону и обсудить изображение с другими людьми, можно ее сфотографировать, купить, подарить или принести в свой дом. Точно так же можно записать церковную службу на телефон, прослушать ее в своей машине или скачать из Интернета, можно зафиксировать ее посредством нотации и даже пропеть самому. Ничего подобного нельзя проделать, например, с запахом, который в современных рассказах о чудесном стал убедительным доказательством чуда.

Сообщества православных номадов в определенной степени следуют правилам общества переживаний, описанного Герхардом Шульце [Schulze 2005]: они также являются потребителями на специфическом рынке, где важна не столько прагматическая, сколько эмоциональная ценность продукта. В обществе переживаний есть специалисты-посредники, которые предлагают потребителю убедительные способы интерпретировать этот опыт – писатели, журналисты, а также различные специалисты в области эмоциональной коммуникации [Ibid.]. Они объясняют, почему тот или иной опыт ценен, как именно его следует пережить, какие эмоции предполагается испытать. У православных роль таких специалистов отчасти исполняют организаторы паломнических поездок, отчасти – для тех, кто глубже вовлечен в церковную жизнь, – священники и духовные наставники, а также авторы церковных медиа. Они включены в инфраструктуру создания и продвижения сложного продукта, за которым современный православный отправляется в свои путешествия, – способов получения религиозного опыта. Для этого используется не педагогика примеров, которым нужно следовать для собственного духовного возрастания (ср.: [Humphrey 1997; Bandak, Lars 2015]), – этот метод годится для православных виртуозов, занимающихся практиками самодисциплинирования [Дубовка 2015], – а обращение к внутренней личности человека. Работа над этой личностью предполагает прежде всего создание комфортных условий для того, чтобы ее в себе обнаружить. Для этого полезна ситуация социальной тишины и пустоты, которую способно создать паломничество.

Категории опыта и переживания связывают тело православного номада с его внутренней личностью. Более виртуозные православные овладевают навыками повседневной герменевтики, где в центре интерпретации находятся сложно различимые намеки на то, что все происходящее с этим человеком имеет духовный (скрытый) смысл и следует непостижимой для него логике. Агентность такой личности выражается в оттачивании чувствительности, сходной с тем, что Чарльз Тейлор назвал «языком личного резонанса» [Taylor 1991: 90]: в готовности воспринять предназначенные лично тебе послания, обонять присутствие святости, распознать знак среди не-знаков. Такое самосовершенствование, предполагающее дисциплинирование себя, о котором пишет Саба Махмуд применительно к пиетистскому движению среди молодых мусульманок Каира [Mahmood 2005], не знакомо православным номадам. Под агентностью Махмуд понимает стремление к качественному изменению себя, а также готовность к самоограничению и самоконтролю как техникам такого изменения (см. также: [Asad 2000]). Героини книги Махмуд прилагают особые усилия к самосовершенствованию и помещают эту деятельность в центр своей жизни, делают корнем своей личности. По сравнению с ними российские паломники, кажется, полностью лишены агентности. Их религиозность нерегулярна, она мерцает, а связанная с нею внутренняя личность во время паломничества и других религиозных практик скорее расчищается, чем взращивается. Условием для такой «расчистки» становится правильный опыт – купание в святом источнике, выстаивание церковной службы до конца и другие телесноориентированные практики, не столько дисциплинирующие тело, делая его православным и через практики внедряя габитус [Мосс 1996б; Бурдьё 2001], сколько обучающие настройке на правильное переживание опыта.

Той аутентичной внутренней личности паломников, что переживает опыт контакта с благодатью, чтобы подтвердить свое собственное существование, в христианской антропологии приблизительно соответствует понятие души. Однако за все время моего исследования никто из моих собеседников не использовал этот термин. Не уверена я и в том, что все они, как полагается в соответствии с основными теологическими положениями христианства, озабочены бессмертием своей души, перспективой Страшного Суда и спасения для вечной жизни. Во всяком случае, их религиозная жизнь строится не вокруг идеи правильной подготовки к смерти и посмертной судьбы, а скорее вокруг решения насущных житейских проблем и обеспечения благополучия, пусть только эмоционального.

Заметим, что паломничество в православной традиции, во всяком случае в ее российском варианте, никогда не было пенитенциарной практикой, как, например, в католичестве. Там паломничество могло накладываться в качестве епитимьи. Важно также, что в местах паломничества последний отрезок пути к католической святыне обычно уподобляется пути Христа на Голгофу. Обозначающие основные события в этой истории 14 станций связывают паломника с топографией Иеру салима и священной историей, задают интерпретационную рамку для паломничества и превращают его в часть регулярной церковной жизни.

Православные номады совершают свои путешествия не для того, чтобы стать частью церковного института. Они не готовы к регулярному дисциплинированию и подчинению, но то внутреннее «я», что они отыскивают в себе, и тот опыт, что они переживают, должны быть помечены как православные. Они видят в православии, которое является для них религией вообще, пространство порядка. Места паломничества представляются им островками стабильности в суете современной жизни. Паломники не готовы постоянно жить в этом пространстве, но им необходимо знание о том, что такие места существуют, подлинные и неизменные, где и ты можешь ощутить свою собственную аутентичную внутреннюю личность.

Малые чудеса

Что, по-видимому, делает паломничество паломничеством, а паломника паломником, так это чаяние чуда [31]31
  Прекрасная иллюстрация этому – фильм Джессики Хауснер «Лурд» (2009). Группа паломников приезжает во Франции к знаменитой католической святыне, которая с XIX столетия славится случаями чудесных исцелений от различных заболеваний. Для большинства участников группы (как и для обслуживающих святыню людей) эта поездка скорее развлечение, чем религиозное усилие, но исцеление (как выяснится, временное) главной героини, девушки-колясочницы, и отношение к этому событию – зависть, восторг, недоверие и проч. – позволяет авторам фильма показать, что именно чаяние чудесного делает этих людей паломниками.


[Закрыть]. Под чудом обычно понимается не зависящее от человека положительное изменение жизненных обстоятельств (например, выздоровление) или физического состояния мира (например, мироточение иконы). Существуют образцовые чудеса вроде явления иконы, изгнания беса или избавления от неизлечимого недуга после молитвы в особом месте. Именно таким образом обычно рекламируют свою святыню ее «хранители» через доступные СМИ, создавая ей репутацию места, где присутствует благодать, и привлекая новых паломников.

Рассказы о чудесном образуют особый нарративный репертуар православного человека: активный, когда эти сюжеты пересказываются, или пассивный, когда слушающий готов воспринять такие тексты и поверить в их правдивость. Паломничество предоставляет прекрасную возможность для ознакомления новичков с такими рассказами. Их можно прочитать в литературе, которую они покупают в церковных лавках, услышать в фильмах, которые показывают во время поездок, а также от других верующих. Такие истории передает своей группе руководитель, объясняя включение той или иной святыни в маршрут поездки.

О таких чудесах рассказывают более опытные паломники начинающим, а те впоследствии – своим близким. Например, упоминавшаяся Татьяна в своем письме к подруге юности пересказывает историю знакомой, опытной паломницы, ездившей только в Оптину пустынь четырежды и позвавшей ее в ту самую поездку, которую Татьяна подробно описывает.

У Любы на руке были скрючены пальцы, не помню, что за болезнь, но врачи не могли помочь, хотя лечилась безусловно. Так вот, на обратной дороге из Дивеева Люба стала помогать делать бутерброды, глядит – а как-то иначе держит нож. У нее рука исцелилась и пальцы распрямились. Она до Питера слезами заливалась от счастья. Знаешь, я много слышала о подобных случаях исцеления. Но верила – не верила, не знаю. А тут не кто-то когда-то и где-то, а вот – конкретный человек, который мне знаком.

Другим убедительным источником информации о чудесном для Татьяны стал фильм «Православные чудеса XX века»[32]32
  Фильм снят в 2000 г. силами медиагруппы «Русский дом», отражающей настроения умеренно-консервативной части православных. Руководитель – Александр Крутов, в советское время – телеведущий на Центральном телевидении и тележурналист. Хотя журнал «Русский дом» не является официальным органом РПЦ, в состав его редакторов входит архимандрит Тихон (Шевкунов).


[Закрыть], показанный паломникам в автобусе во время поездки в Дивеево. В центре фильма – вопрос о способности икон мироточить, плакать, истекать кровью, появляться чудесным образом и обновляться (ср.: [Shevzov 1999]). Фильм рассказывает о том, что такие чудеса не только происходили в прошлом; он утверждает, что они бывают в настоящем, чем подтверждается преемственность религиозной традиции. Татьяну волнует нарушение такой «работой тела» физических законов:

Рассказывать долго, но меня поразил случай, когда в Подмосковье в обычной квартире, где живут люди, мироточат все иконы, которые там есть, и те, что туда приносят. Причем поражены даже священники, так как мироточат не только деревянные и бумажные образа, но и металлическая икона, т. е. материал холодный и непористый.

Рассказ об иконах представляется ей убедительным. Она верит, что ученые установили физическую сущность источаемых иконами жидкостей (слезы, миро, кровь) и даже сумели определить группу крови – IV, т. е. редкая. Ее мысли занимает не содержание фильма, а вопрос, почему это все происходит в этот момент и в этом месте. Ответ, предлагаемый авторами фильма, – это реакция на находящуюся поблизости от места массового мироточения икон «концентрацию зла» – сатанистов, наркоманов и пивные ларьки, – требовавшую «сильного положительного энергетического противовеса».

Фильм рассказывает также о возможности каждого верующего столкнуться с проявлением чудесного; важно быть готовым, обладать способностью распознать чудесное в обыденном. Ситуация паломничества вводит путешественника в специфическую религиозную атмосферу ожидания чудесного. Он не просто учится рассказывать о чудесах, как это делает Татьяна; он стремится сам пережить чудесный опыт. Право на «большие чудеса», такие как визионерство, экзорцизм или мироточение икон, понимается как удел религиозных профессионалов, супергероев из православных фильмов. Обычные верующие хотят чудес обыкновенных – и, разумеется, получают их.

Наблюдая, как ранним промозглым утром мои спутники дисциплинированно выстраивались на подтопленных мостках в очередь в купальню, видя их возбуждение и радость после окунания и слушая в очередной раз воспоминания о своем первом окунании в святой источник в апреле или ноябре, своего рода инициации, я много раз думала о том, что, вероятно, это и есть самый доступный для них способ пережить опыт чудесного. Малое чудо в результате купания в святом источнике может состоять в том, что немолодой, физически неподготовленный паломник вопреки основанным на здравом смысле ожиданиям не заболевает, или в том, что он приобретает какие-то качества, важные на пути «долгого религиозного обращения». Например, автор книги о чудотворных источниках пишет, как, искупавшись в таком источнике, его жена приобрела навык, связанный с особой дисциплиной православного тела, о котором уже шла речь в книге.

Жена моя еще десять лет назад с огромным трудом могла до конца отстоять церковную службу – неимоверно уставали ноги. Пока не побывала в Дивееве, не искупалась в Серафимовском источнике. А был в тот день трескучий тридцатиградусный мороз. Священник, который ездил с нами, не благословил никого погружаться в воду в такой лютый холод. Сама тайком убежала и окунулась. С тех пор никаких болей в ногах, стоит, как свечечка [Артемов 2011: 7].

Казалось бы, неподчинение священнику не должно приводить к положительным результатам в деле воцерковления верующего. Жена рассказчика в своем решении купаться в ледяной воде, вопреки запрету церковного профессионала и соображениям здравого смысла, следует неолиберальной логике свободных от институциональных оков религиозных номадов. Согласно этой логике только сам человек отвечает за свои поступки и принимает решения.

Как мне довелось убедиться, во время своих путешествий паломники не столько обучаются определенным типам рассказов о чудесном, сколько усваивают саму идею постоянного присутствия божественного в повседневной жизни. Эта идея обычно усваивается через представление о божественном промысле применительно к событиям собственной частной судьбы.

Разговоры о постоянном присутствии Божьего промысла в мире вообще и в своей жизни в частности можно назвать отличительной чертой нарративной практики верующего. Он представляет себе картинку своей жизни как пазл, фрагменты которого перемешаны, а линии и цвета местами затерты, так что сложить его совсем не просто. Каждый правильно подобранный фрагмент, расширяющий пространство изначальной картины, рождает в верующем искреннюю радость, связанную не только с эстетическим, но и с этическим переживанием. Каждое совпадение помогает ему думать, что вся жизнь его складывается правильно, неслучайно, под божественным присмотром и руководством.

Ретроспективное выстраивание биографического нарратива с точки зрения подготовки к будущему служению в особенности свойственно религиозным профессионалам, таким как монашествующие или священники. Так, один из моих собеседников, ныне насельник уральского монастыря, сетуя на то, что не обладает необходимым для церковной службы хорошим голосом и музыкальным слухом, вспоминал, как в своем пионерском детстве записался в школьный хор. Тогда он руководствовался соображениями исключительно прагматического свойства: записавшихся обещали повезти на какую-то экскурсию, куда ему очень хотелось попасть. С экскурсией что-то не вышло, и хор он бросил, но сейчас ему видится, что Господь таким образом показывал ему, советскому школьнику, будущее иеромонаха. И, как он думает, будь он тогда более чутким, может быть, и с пением церковной службы все бы наладилось. Таким образом мой собеседник и другие религиозные профессионалы объясняют свой выбор жизненного пути, неслучайность своей биографии, в которой нередко случается находить дополнительные смыслы в том периоде жизни, который был до религиозного обращения (ср.: [Forbess 2015: 123]). В жизни обычного верующего распознавание знаков связано с двумя другими вещами: приданием смысла повседневной рутине и значительности – своей жизни, во-первых, и установлением личных, не опосредованных какими-то религиозными специалистами, отношений с Божественным – во-вторых. Если Господь тебя ведет и ты умеешь понимать его сообщения, зачем тебе церковь и духовный наставник?

Воцерковляющийся человек не только дисциплинирует свое тело, приучаясь к выстаиванию церковных служб, целованию икон, креста и руки священника, навыку соблюдения поста и правильному выполнению поклонов. Он также обучается быть чутким к малейшему проявлению Божественного. Он учится распознавать и интерпретировать самые незначительные события своей повседневной жизни как сообщения и постепенно превращается в искушенного семиотика узкой специализации (cр. с понятием семиотической идеологии: [Keane 2003, 2014; Engelke 2007]). Чем опытнее верующий, тем искушеннее он в распознавании знаков, требующем тренировки особой сенсорной чуткости и логической изобретательности.

Вернемся к письму Татьяны, написанному ею после паломнической поездки далекой от религии подруге детства. Свой рассказ Татьяна начинает с предыстории этого паломничества. Вообще-то она собиралась отправиться в Москву посмотреть «Норд-Ост», российский мюзикл, поставленный по любимому советскими романтичными девочками-подростками роману Вениамина Каверина «Два капитана». Во время показа мюзикла, сочиненного известными бардами Алексеем Иващенко и Георгием Васильевым, в октябре 2002 г. в зрительном зале произошел захват террористами заложников с многочисленными жертвами. Узнав, что вскоре спектакль будет закрыт, Татьяна решила весной 2003 г. съездить в Москву, чтобы посмотреть его, но в последний момент друг, у которого она собиралась остановиться, неожиданно отказал ей в пристанище. В эти же дни знакомая позвала ее поехать в Дивеево, так Татьяна и решила, что ей «указан путь». Свое письмо она начинает с того, что ей посчастливилось побывать в Дивееве благодаря знакомой, «а более того – помощи свыше». Неопытная пока Татьяна сумела рассказать о помощи свыше при принятии решения в трудной или неприятной ситуации, когда нарушаются ожидания, и помощь эта состоит прежде всего в том, что представляет спонтанное решение как правильное, имеющее дополнительный к очевидному смысл, который будет раскрываться постепенно.

Интерпретации связывают разрозненные, незначительные и даже нежелательные события в стройную картину, убеждающую говорящего в присутствии в его жизни божественного руководства. В одних случаях, как в истории с заблудившимся автобусом, навык чтения таких «сообщений» работает как способ манипулировать менее искушенными, но уже готовыми к герменевтической работе паломниками и помогает разрешению кризисной ситуации и даже сплочению группы: когда наш автобус вернулся в Санкт-Петербург за полночь, двух не доехавших до архимандрита Льва паломниц из дальнего пригорода взял к себе на ночлег кто-то из участников путешествия. В других случаях этот навык служит взращиванию собственной религиозной личности, которая помещается в центр параллельного повседневному мира, где связи между событиями, вещами и людьми ясны только этой самой личности.