Текст книги "Москау. Сказочник (сборник)"

(Дом Страданий у метро «Выборгская»)

…У него чертовская проницательность. Впрочем, я давно это отмечал.

– Да, теперь я на сто процентов уверен – ты собираешься меня бросить.

Пронизывающий взгляд. Он холоден и подозрителен.

– С чего ты взял? – картинно удивляюсь я.

На языке жжение, как от перца.

– Сегодня пир горой, будто у меня день рождения, – сухо констатирует Илья. – Мы вчера поругались. А тут ты притащил проклятые тобой гамбургеры, торт с кремом, чуть не полведра мороженого плюс два литра газировки. На семерых хватит. Очень странно…

Вот ведь чудовище мелкое. Опять придётся оправдываться.

– Слушай, на дворе Новый год, – лучезарно улыбаюсь я. – Почему бы тебе…

– Новый год – через две недели, – перебивает Илья. – Как говорила бабушка, «в декабре его даже алкаши не празднуют». Может, рискнёшь придумать версию получше?

Так, надо срочно его отвлечь.

– Вот интересно, – смотрю я в потолок. – Значит, по-вашему, в середине декабря Новый год отмечать глупо, а в середине января – самое оно. Классик прав, умом вас действительно понимать не надо. Сначала вы едите оливье под бой курантов, а через две недели – тот же салат на другой Новый год, по старому стилю. Но зачем сокращать удовольствия? Накрывайте столы на еврейский суккот, мусульманский навруз – и не забудьте вавилонские новогодние празднества, когда готовили салат с сердцем поверженной богини Тиамат, а бог Мардук пролетал по небу на своей колеснице!

– На колеснице? – оживляется Илья. – С оленями? Вау… Прямо как Дед Мороз!

– Ваш Дед Мороз и их Санта-Клаус вообще-то скопированы с Мардука, – информирую я с таким скучным видом, что мне позавидует профессор археологии. – И прочие новогодние обычаи – тоже. Ты знаешь, что в Вавилоне Новый год праздновали двенадцать дней подряд? Бог Мардук спускался с облаков и раздавал подарки тем, кто их заслужил, а каждый человек для здоровья близких обязывался принести в жертву животное?[99]99
  Новогодние празднества в древнем Вавилонском царстве начинались в месяц «нисану» (современный март – апрель) и шли столь разгульно, что сам царь на пять дней уезжал из города – «дабы не мешать подданным веселиться».


[Закрыть] Когда я смотрю на вашу историю, мне дико скучно. Вы постоянно ходите по кругу – что с праздниками, что с богами. Взять, например, воскрешение Осириса в Древнем Египте… Бога убили, а он восстал, пророс пшеницей и снова объявился живым, как ни в чём не бывало. Тебе это не напоминает довольно популярную сейчас легенду?

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – резко меняет милость на гнев Илья. – Взрослые часто думают, что какие-то вещи можно говорить при детях, дескать, мы маленькие, глупые и ничего не поймём. Но мы ВСЁ понимаем. Я ещё в прошлый раз догадался, ясно? Я больше не умираю, повод навещать меня отпадает. Добрый дяденька зашёл с кучей хавчика – попрощаться. Кстати, как ты столько донёс? Наверняка половина в стене застряла.

Уф-ф. Вот знаете что? Если я в будущем ещё и стану рассказывать мальчику сказки – пусть ему будет годика два от роду. Не больше. Это сущий кошмар, а не ребёнок. Всегда было любопытно, зачем люди заводят детей? Продолжение рода, желание увидеть в маленьком человечке свой характер и внешность перед тем, как переместиться в мир призраков, – это мне понятно. Ну а так, вообще? Появляется нечто ужасное, ест конфеты и гамбургеры килограммами, лезет во всё, куда не просят, отпуская ехидные комментарии.

Нет, счастливых родителей я вряд ли пойму.

Я присаживаюсь на кровать. Сегодня я – в костюме Деда Мороза и выгляжу пациентом психушки. Почему? Превращался впопыхах: в тёмных очках как кот Базилио, у меня чёрный с зелёной оторочкой кафтан, встрёпанная синяя борода, да ещё и коса с неотёсанным деревянным черенком за спиной. Немудрено, что Илья заподозрил неладное.

– Ладненько, малыш, ты прав, – объявляю я, бережно прислонив косу к изголовью. – Я реально пришёл попрощаться. Рёв раненого буйвола и прочий набор детских страданий на меня не подействует, сразу предупреждаю. Но по чесноку – тебя никто не бросает. Утром я уезжаю в срочную командировку… Месяцев на шесть, а то и больше. Учёные выяснили: близится землетрясение, способное уничтожить Австралию. Десятки городов сровняются с землёй: цунами, метеоритный дождь, полный набор. Ты же Роланда Эммериха смотрел с фильмами-катастрофами, чего тут тебе объяснять. И что самое главное? ДВАДЦАТЬ ТРИ МИЛЛИОНА ТРУПОВ ЗА ОДНИ СУТКИ. Мне нужно выехать в Австралию и в кратчайшие сроки подготовить армаду косарей к массовому приёму душ. Ужас ужасный, понимаешь? Попал я… хуже Второй мировой войны.

Я фантазирую самозабвенно, на ходу. И не стоит сейчас читать мне мораль, ладно? Упаси Мастер, чтобы Илья взял и разревелся на всю больницу. Я срочно гружу его наспех придуманными подробностями: нам придётся строить копию призрачной Австралии, и косари станут пахать денно и нощно (как китайцы на фабрике кроссовок), сопровождая души в Бездну. Упомянув китайцев, я запоздало осознаю, что оплошал, надо было переместить землетрясение в Китай. Шансов убедить куда больше: сразу миллиард мертвецов плюс обещание привезти оттуда клёвых игрушек. Трансформеров, например.

Илья щурится. Взвешивает на ладони гамбургер, как топор войны.

– А ты точно вернёшься?

– Ох, вот тут ты не сомневайся, – отвечаю я. – Я обязательно приду за тобой – рано или поздно. Я встречал много людей, что собирались жить вечно. Но в итоге они всех обманули и умерли. Я покажу тебе, как ты важен для меня. И открою главную тайну…

Илья кладёт еду на одеяло. Его лицо вытягивается.

– Я смирился, что зомби и вампиров нет, – плаксиво говорит он. – Ну, давай, добей меня окончательно. Ты сильно намекал раньше… Деда Мороза тоже не существует?

– Блин, если бы только его. Рай и ад – мифы, я выяснил буквально вчера. Инфа верняк. Так что не забивай голову иллюзиями. Тебя не похвалят на том свете за хорошее поведение: во‑первых, ты превратишься в нефть, а во‑вторых, расточать похвалы реально некому. Это явно не мечта человечества – если тобой после смерти заправят бак автомобиля. Сродни моде развеять прах над морем, пусть чайки давятся. Ты вырастешь и поймёшь, жизнь – это клёво. Вернёшься к учёбе в школе, поцелуешь девочку, подерёшься из-за неё с другом на дискотеке, потом она тебе сердце разобьёт… Хм, куда-то меня не туда понесло, не обращай внимания. Ну, факт – это лучше, нежели стать нефтью.

Илья замер. Он слушает так, как никогда не слушал сказку.

– Почему-то я так и думал… Мне всегда казалось – ТАМ ничего нет.

Да, в этом и вся проблема. Человечество развело себе витиеватые басни о загробной жизни, с котлами, ангелами и чертями… А в реале в такие байки не верят даже дети.

– Все просто боялись остаться один на один со своей жизнью. Проще думать: наверху есть высший разум, ты превращаешься в тень, твою душу забирает Смерть… Значит, есть что-то дальше? Увы. Хотя изобретение гениальное. Фишка «после Смерти будет что-то ещё» сделала миллионерами целые поколения служителей самых разнообразных культов. Ты праведно живёшь семьдесят-восемьдесят лет с соблюдением постов и молитв и за это получаешь талон на пребывание в райских кущах на сто тысяч веков – это лучший коммерческий слоган, что я слышал. Короче, Илья, – лопай гамбургер, но не поступай так слишком часто. Всё же это жутко вредная штука.

Однако пища богов игнорируется. Новость полностью захватила Илью.

– А кто сказал, что рая и ада нет?

– Тот, кто знает. Мне было подробное видение с излишне готичными деталями.

Гамбургер брошен и позабыт, Илья открывает мороженое. Любовь к этому лакомству явно привита здесь на генном уровне. Наркомания всего населения. Я не встречал тех, кто проклинает сомнительный продукт.

Отчего?! У них же и так в Питере зима холодная, ну почему им всегда больше всех надо? Когда я вижу, как русская девушка в сорокаградусный холод с упоением уплетает пломбир, мне хочется притащить на экскурсию Наполеона и Гитлера, а потом спросить: «Ну и какого хрена вы сюда шли?»

– Я всё равно буду тебя ждать, – упорствует Илья сквозь мороженое. – Я не рад, что выздоравливаю. Лучше бы я дальше умирал. Тогда ты приходил бы снова и снова.

Парень доведёт кого хочешь, включая и свою Смерть.

– Ты ведь не девушка институтского возраста, откуда такой передоз тонкого трагизма? Я не хочу, чтобы ты умирал, понимаешь? Поэтому и не забрал тебя. Мне не нужно, чтобы ты потом стал строгим профессором или праведным дьяконом. Но я надеюсь, наши беседы на тебя подействуют и ты вырастешь хорошим мужиком. Да, я верю, что так и будет.

– А что значит лично для тебя… быть хорошим?

О, вот тут он меня, что называется, поймал. Я серьёзно задумываюсь.

– Ну… – неуверенно начинаю я. – У меня довольно узкие рамки. Я не требую в качестве благодарности пожизненного перевязывания лапок раненым голубям или работы в приюте для прокажённых. В принципе, если в будущем ты не станешь тираном и не утопишь планету на хрен в крови, уже спасибо тебе большое. Помни мои сказки и не увеличивай мою нагрузку по работе. И не надо сейчас: ах-ах, я ребёночек, сюси-пуси, кушаю мороженое.

Пол Пот, Иван Грозный и Иди Амин тоже не появились на свет из инкубаторов в возрасте сорока лет. Даже Гиммлер сидел на полу в колготочках, и няня подбирала ему сопли.

Если он поймёт, что я сказал, – наверняка обидится.

– Я же никогда не таскал кошек за хвосты! – оправдывается Илья.

– О, это не показатель, – отмахиваюсь я рукавом чёрного кафтана. – Сие лишь означает, что ты не станешь серийным маньяком-убийцей: как правило, это они в детстве мучили животных. Да и кто такие «серийники»? Мелочь. Ну, зарежешь ты ножичком от силы человек пятьдесят, ну ужаснёшь энное количество впечатлительных девиц. Запомни: тираны как раз обожали всяких собачек и кошечек… Зато людей они ненавидели.

Ладно, мы сейчас завязнем в этой теме, а она долгая и нудная. Надеюсь, ты меня понял.

Илья откладывает пустую банку из-под мороженого.

– Слушай, стань человеком, а? – просит он. – То есть смени облик… на минутку.

Я делаю, как он просит. Илья приподнимается на кровати и обнимает меня – обеими руками. Если у меня было бы сердце – оно сейчас бы замерло. Но я ничего не ощущаю.

У меня нет сердца. Я вас не слишком удивил этим фактом?

– Я буду скучать по тебе… – В его голосе слышатся слёзы. – Постарайся вернуться.

Ох, Илья. Ты понятия не имеешь, о чём просишь. По Смерти никто не скучает, такое чувство противоестественно. И лучше для самого тебя, чтобы мы больше не виделись. Да, безобиднее будет соврать. Наша следующая встреча зависит от итогов разговора с Мастером. Либо она произойдёт в глубокой старости, либо… уже завтра. Мальчик не осознаёт, его ужин – последняя вечеря приговорённых к казни.

Хотя… Зная, что вскоре случится, этот ужин должен съесть я.

Я тоже обнимаю Илью. Объятия Смерти – грандиозно зловещая штука, но я сейчас не задумываюсь об этом факте. У меня плохое предчувствие… Словно мы видимся в последний раз. Илья не может жить вечно, и это значит лишь одно: моя беседа с Мастером окончится для Смерти не так, как я хотел бы. Надо поскорее всё закончить, но… Видимо, поговорка «перед Смертью не надышишься» – самая верная. Пусть он немножко успокоится. Мне тоже непривычно думать: неужели завтра я не приду? Будь я человеком, меня бы сейчас разрывала тоска. Но я не семнадцатилетняя девица, полная романтических страданий, ежедневно изливающая на страницы онлайн-дневника ведро розовых соплей. Я закончу с нашим последним свиданием быстро, без конвульсий.

– Постараюсь, – улыбаюсь я ему. – Как только разберусь с Австралией. А сейчас – сядь повыше, подложи подушку и принимайся за торт… ешь прямо руками. Я расскажу сказку.

…У меня не сорвётся с языка, что сказка – последняя. Я не признаюсь вслух.

Сказка последняя

Гроб на колёсиках

«…Тёмной, тёмной ночью… в страшную грозу, когда небо расчертили прожилки молний, из чёрного-чёрного города выехал чёрный-чёрный гроб на колёсиках… Он ехал по чёрной-чёрной улице и докатился до чёрного-чёрного подъезда. Поднялся на чёрном-чёрном лифте, открыл дверь в чёрную-чёрную квартиру. Въехал в чёрную-чёрную комнату… ПРЯМО СЮДА! Крышка откинулась, из гроба высунулась чёрная-чёрная рука – И СХВАТИЛА ТЕБЯ ЗА ГОРЛО! Агаааааа, боишься?

Да блин же ж.

Я вот так и знал, что нет. Однажды летом, явившись за душой пионервожатой, утонувшей во время купания на пляже детского лагеря, я краем уха подслушал ночные байки, которые рассказывают в палатах пионеры. В полной тьме, шёпотом, накрывшись для вящего эффекта одеялами. Слушай, Илья, да меня самого чуть кондратий не обнял. Десятилетние дети в России, оказывается, такие истории сочиняют, что Стивен Кинг с Хичкоком поседеют. Первая байка, услышанная в ту ночь: едет-едет по шоссе автобус с детьми, въезжает в длиииииииииный тёмный туннель, а когда выбрался наружу, то у всех детей нет головы. А знаешь почему? Потому что водитель автобуса был сама Смерть.

На редкость тупое обоснование моей работы.

Я не таджикский гастарбайтер, чтобы зарабатывать вождением транспортных средств, и не имею намерений крошить ребят целыми автобусами. Но мой образ у детей ещё хуже взрослых представлений – нечто размытое, тёмное и с костлявыми пальцами. Что ты смеёшься? Я рассказываю жуткую историю, ты должен забраться под одеяло и дрожать, а не сидеть с довольной рожицей, перемазавшись тортом. Хотя, тут я тебя понимаю – чего бояться? Логики в таких рассказах ни на грош. Гроб на колёсиках катился через весь город, и никому не было до него дела? Хм, постой-ка… Я же видел ваши автомобили… может, это «Жигули» или «Лада-Калина»? Тогда классификация верна. И правда гроб на колёсиках, самый жадный гаишник отвернётся – что возьмёшь с нищего водителя, разъезжающего на ведре с гайками? Машины в страшилках упоминаются редко, но метко. Давным-давно, когда тебя ещё не было, была популярна байка о злом дяденьке на чёрной «Волге» с номером ССД. Он подъезжает вечером во дворы и приглашает сесть в машину, обещая «конфет и настоящего щенка». Если кто сядет, то умирает, потому что ССД расшифровывается как «Смерть советским детям», а шофёр… Конечно же, это опять я. Нет, просто вот от души радуюсь столь прелестному представлению. Правда, тут хоть повышение – в те славные времена чёрная «Волга» считалась, как сейчас «мерседес». Куда лучше гастарбайтера, обезглавившего детей в автобусе.

Но удивляет меня другое.

Вы в детстве милые, чудесные и вообще лапочки. Так почему ж в столь нежном возрасте вам неймётся пачками сочинять байки, от коих кровь стынет в жилах и у спецназа ГРУ? Да-да, пожалуйста, не спорь со мной. Как сказка про девочку, против желания мамы купившую куклу в красном платье. Приносит она куклу домой, ставит на балконе, а кукла всю ночь стучит в стекло и замогильным голосом поёт песенку: «Платье у меня из крови, она с меня капает, кап-кап-кап!» Девочка испугалась, побежала к гадалке, а та и говорит: «Зачем не послушалась маму? Оторви кукле голову». Пришла девочка домой, пять раз пыталась выполнить совет гадалки – да так и не смогла, легла спать. Пришла ночь. Кукла встала из ящика на балконе, выросла до человеческого роста, сама оторвала голову маме и налила в таз кровь из платья. Схватила девочку – и давай макать её в таз, пока не утопила.

Так всегда случается с теми, кто маму не слушает!

Опять не страшно? Вижу, тебя и приход Годзиллы не смутит. Ничего, когда доживёшь до тридцати – умрёшь от страха на середине истории, а если и нет – ночью не пойдёшь в туалет, будет мерещиться кукла в человеческий рост. Хит-парад детских страхов – чёрный цвет и оживающие игрушки. И, разумеется, высовывающиеся невесть откуда руки. Сколько сотен подобных баек я запомнил! И как на улице валялся кошелёк, стоило его подобрать – рука душила нового владельца. И рука из экрана телевизора, ночью убивающая детей, допоздна смотрящих телик, и последний писк моды – рука из чёрного смартфона. Чаще всего в страшилках душат, иногда режут, а на крайняк – топят. Следует отметить, что с возрастом предпочтения меняются: при просмотре современных фильмов ужасов лидируют маньяки с ножами, а с петлёй… ну, это, скажем так, архаичная редкость.

Или вот ещё, слышал в детском саду.

Однажды в семье умерла бабушка. Знамо дело, похоронили её… Миленькое начало, не правда ли? Но не будем отвлекаться. Проходит одна ночь. Из квартиры вдруг пропадает отец. На следующую ночь исчезает мать. А потом – старший брат. Остаётся только младшая сестра, вызывает полицию. Пришли полицейские: один лёг в спальне на диван в гостиной, а другие затаились и смотрят. И вот ровно в полночь открывается крышка пианино, оттуда лезет (помилуйте, ну какой ещё может быть вариант?) мёртвая рука, а вместо ногтей – ножи. Доползла до полицейского, и р-р-р-р-раз! – перерезала ему лезвием горло. Хватает тело, и тащит к музыкальному инструменту. Бросились блюстители порядка, откинули крышку пианино. Там лежит гроб, внутри – умершая старуха с открытыми глазами. Она съела отца, мать и брата, а теперь пьёт их кровь. Я слышал два варианта финала:

1. Бабушка встала из гроба и скушала ментов.

2. Её убили, и девочка жила долго и счастливо.

Я предпочёл бы вариант, где скушали и ментов и девочку, но, увы…

И всё же – отчего детские сказки страшнее взрослых?

Словно цепляют крючком и вытаскивают из глубин подсознания то, что всегда вызывало ужас. Хотя в детстве есть верный рецепт спасения от чудовищ, какими бы они ни были. Накройся с головой одеялом, все отступят – и зомби, и вампиры, и зловещие бабушки-мертвецы. Одеяло – волшебная броня, дети ограждаются ею от страхов ночи. Может, поэтому и не боятся – для них весь мир игрушечный, а не только зло. У старших другие ужасы – задержка зарплаты, нежелательная беременность, смертельная болезнь, потеря работы. Поэтому взрослые взбадривают себя фильмами ужасов, для утешения, – типа, ведь есть вещи и похуже. Меня всегда изумляло, почему вы греетесь мыслью: «Кому-то ещё более хреново, чем мне». Не следует ли равняться на тех, кому лучше?

А кто мог бы стать моим кумиром?

Сложнейший вопрос. Самых гордых, властных и величественных людей вашего мира я видел голыми, жалкими, посиневшими, лежащими на цинковом ложе с биркой на ноге. Иных – изрешечённых пулями, как Трухильо, только что с виселицы, как Саддам, а то и вовсе разорванных в клочья, подобно Радживу Ганди[100]100
  Диктатор Доминиканской Республики Рафаэль Леонидас Трухильо был убит 30 мая 1961 г. – в машину его кортежа заговорщики выпустили 600 пуль. Экс-премьер Индии Раджив Ганди погиб при взрыве террористки-смертницы 21 мая 1991 г.


[Закрыть]. При жизни легко выглядеть отлично, а на смертном одре куда сложнее. С другой стороны, есть же кремация, но я пока не сформулировал своё отношение к ней. Хотя в Индии спокон веку сжигают покойников: и всегда было приятно наблюдать тысячи душ, витающих над рекой Ганг. Простой вывод: мне не создать себе кумира. Я не хочу подражать никому из братьев, и само собой, сестре. Про Мастера – тем более речи не идёт. Я всегда его не любил – а теперь-то не люблю ещё больше.

У тебя слипаются глаза.

Какую ещё страшилку поведать на сон грядущий? На вот свеженькую… Одной девочке на день рождения подарили айфон. Но он молчал… Целый день она не могла добиться, чтобы телефон зазвонил. Наступила ночь, и аппарат вдруг ожил. Он так стонал, выл и плакал страшными голосами, что именинница поседела. Выбросить же сотовый было нельзя – куда бы она его ни относила, мобильник всегда возвращался к ней под подушку. Он продолжал кричать, сквозь дисплей сочилось красное. Однажды утром девочка проснулась, а на стене огромная надпись кровью:

ПОЖАЛУЙСТА, НАЙДИ НАС.

Девочка вышла на улицу, и, когда она брела по тёмному-тёмному переулку, айфон вдруг опять застонал. Она вызвала полицию: спецназ вскрыл асфальт, и оказалось – в подземелье фабрика, где айфоны в полной тьме мастерят слепые безногие дети, украденные (разумеется!) злыми старухами. Хм… А ведь учитывая, как айфон глючит и грешит кучей недоделок, эта страшилка похожа на правду. Как обычно, ты не дослушал до конца и уснул. Тебя хоть чем-то можно напугать?

Ах, да. Тем, что я больше не приду.

Я не знаю, что со мной случится после финальной беседы с Мастером. На свою судьбу мне плевать. Печально, что тебя введут в курс дела – о причастности Сказочника к убийству твоих родителей. И ты возненавидишь меня. Правда… это мы ещё посмотрим. Мастер не подозревает, какой его ждёт потрясный сюрприз.

Прощай, Илья, и живи долго. Пусть с моей точки зрения, жизнь – это такая лажа».

(призрачное здание «Эмпайр стейт билдинг»)

…Макиавелли снова стоит передо мной, зажав в обеих руках планшет. Как обычно, он явился с ежедневным отчётом о событиях в мире. Он традиционно бесстрастен и смотрит на меня прозрачными глазами, ожидая дозволения начать разговор. Никколо с дивным спокойствием отнёсся к появлению Мастера, легко сдав ему документацию Небоскрёба, – как новому хозяину. Фактически он меня предал. Стоит мне шевельнуть пальцем, и он отправится в Бездну, но я не стану этого делать. Живые ли, мёртвые ли – люди в большинстве своём откровенные сволочи, однако лучше работать со сволочью-профессионалом, чем с добряком-любителем. Макиавелли прекрасно справляется с обязанностями администратора, остальное меня не волнует. Кроме того, моё чёрное (в метафорическом смысле) сердце приятно холодит мысль: он точно так же сдаст и Мастера.

Собственно, это уже произошло.

Я сообщил ему чем, на деле, является Бездна. Никколо встретил новость без эмоций (он по-другому не может), но в пожарном порядке оповестил косарей.

Загробный мир изменился как по мановению волшебной палочки.

Оказалось, представлять бытие после Бездны, рисуя в воображении ангелов… или даже чертей, – бесплодная трата времени. В принципе в чертях нет ничего отталкивающего, эти существа просто делают свою работу, причём с некоторой толикой юмора. Честно скажу, мне не жаль, что рая не существует, а вот отсутствие ада – натуральное разочарование. Он мог бы быть устроен очень прикольно. Многих призраков расстроило именно это.

Вкусив горькую правду, косари поддержали мой план. Все до единого.

– Какие у нас на сегодня цифры? – спрашиваю я Никколо.

Он напряжённо «листает» сайты на планшете.

– Забастовка длится уже два часа, – пресно сообщает секретарь. – И должен сказать, синьор Морте, за столь короткий срок мы достигли весьма впечатляющих результатов. Мир на грани сумасшествия, тем более сегодня двадцать первое декабря. А именно в этот день многие суеверные персоны ожидали конца света, опираясь на смутные предсказания жалких язычников дикого племени майя.

– Вы знаете, всего сто лет назад я на эту тему общался с призраком царя майя Кук Баламом, главой привидений Центральной Америки, – вспоминаю я. – И спросил его тень – вы что, действительно верите в крах цивилизации? Он говорит – да ничего подобного. Это скульптор виноват, просили на сто тысяч лет календарь вытесать, а тот взял да смухлевал. Как водится, бедолагу ягуарам на обед кинули, но и переделывать не стали.

Макиавелли невозмутимо кивает.

– Тогда представьте всю комичность ситуации, досточтимый синьор Морте, – поднимает он брови. – В Дамаске, к слову сказать, происходит нечто невообразимое. И боевики, и государственная стража вышли на линию огня, палят друг в друга в упор, – а никто не умирает. А ведь только сегодня из Сирии, согласно графику, мы должны проводить к берегам Бездны ориентировочно триста душ. Султан Салах-ад-Дин кланяется и просит передать вам, – Никколо сверяется с записью в планшете, – «горячий салям». Сударь, его вообще не взволновало, что загробный путь завершается в волнах нефти. Сарацины издревле вызывали у меня неприязнь, но нынешнее послушание теней Востока не может не радовать. Призрачный Дамаск без колебаний присягнул вам на верность – авторитет Салах-ад-Дина непререкаем не только среди арабов, но и между курдскими племенами.

– Я никогда не сомневался в Салах-ад-Дине, – отмахиваюсь я крылом (с утра пребываю в античном образе – греческий юноша Танатос, эдакий херувимчик с лёгкой порослью на лице и тоненькими, едва ли не прозрачными крылышками). – Арабы считают Смерть одним из архангелов Аллаха, Малак аль-Маутом, а это означает одно – слепо повинуйся приказам Смерти, она передаёт их персонально от Всевышнего. С таким мощным бэкграундом, Никколо, успех обеспечен: Салах-ад-Дину не нужно ничего объяснять призракам Востока. Однако, не скрою, – мне приятно единодушие теней.

– Психиатрические больницы Дамаска работают с утроенной нагрузкой, – монотонно перечисляет Макиавелли. – «Скорые» отвозят туда всех подряд – стражу, боевиков, мирных жителей, журналистов и самих психиатров. ТВ транслирует в прямом эфире: пуля, попав в туловище, разрывает жизненно важные органы, но человек не погибает. Конечно, ведь косарь не приходит за душой, она остаётся в теле. Эксперты отказываются от комментариев. О, один смешной факт, синьор Морте. В городе Алеппо повстанцы и стража, поняв, что им не убить друг друга, ушли в кафе – есть шашлык и пить водку.

Я гляжу на горящие в полумраке чёрные свечи.

– А что творится в больницах остального мира?

– Ожидаемая ситуация, – загружает новый документ Макиавелли. – Нет умирающих от рака, гриппа, инфарктов, СПИДа. Богатые старики, на грани последнего вздоха, к ужасу ближайших родственников, выздоравливают и нагуливают аппетит. На Таймс-сквер в Нью-Йорке террористы уже восьмой раз взрывают бомбу с нулевым успехом. Бездомные спокойно спят в сугробах у новогодних ёлок, не опасаясь замёрзнуть. Самоубийцы сыплются из окон без малейшего вреда для здоровья. Автомобили на Кольцевой дороге Москвы сталкиваются лоб в лоб, водители выходят и ведут светские беседы о погоде. Поезда сходят с рельс, а пассажиры не покидают вагонов-ресторанов. Удивительно, и это называют Апокалипсисом? Скорее, я бы счёл нынешнее состояние Земли приходом царствия небесного. Задумайтесь, разве бессмертие не прекрасно?

Мои крылышки ревниво трепещут.

– Не вижу тут никаких плюсов, – прерываю я Никколо. – Вы сами отметили жуткий всплеск умственных расстройств. И это лишь верхушка айсберга. Уйди Смерть – у людей прекратится карьерный рост. Разве полковник станет генералом, если командующий дивизией не падёт на поле боя? Займёт ли умный клерк место заместителя директора фирмы, если племянник директора, напившись, не свалится в машине с моста? Сменит ли один театральный режиссёр другого, если предшественник не отдаст концы? Я не говорю уж про то, что в Ватикане засел бы один-единственный за всю историю Папа Римский, а фраза «пожизненный президент» прозвучит для подданных этого президента как приговор. Добрый Никколо, вы понимаете, сколько раз избирался бы на трон правитель ЭТОЙ страны, будь он, по вашей странной прихоти, бессмертен?

Впервые вижу Макиавелли в полном смятении.

– Господи помилуй… – хрипло говорит он.

– Вот именно! – веско добавляю я. – Пускай миловать вас в данный момент некому, но даже в туманно-призрачном состоянии следует иметь собственную голову на плечах.

Никколо утыкается в планшет. Он не любит признавать ошибки.

– Ваша задумка гениальна, синьор Морте. – Он даже льстит так безжизненно, словно произносит речь на похоронах. – Всего два часа, и Земля на грани катастрофы. Кто бы мог подумать, что отсутствие Смерти так плохо действует на людей? Умерщвляя одних, Смерть дарует другим массу возможностей. Врачи в ужасе подсчитывают убытки: теперь никто не обратится к ним за помощью, не попросит срочной операции, обещая любые деньги. Производители оружия дрожащими руками сыплют в стаканы горсти успокоительных таблеток: какой болван сейчас купит их товар, превратившийся в безвредные хлопушки? А сотрудники похоронных контор, потеряв работу, и вовсе готовы убить себя – да только бесполезно.

Телефон на столе дрожит, вибрируя от звонка.

Он хрипит, надрывается так, словно его душат. В двухсотый раз за сегодня. Бьюсь об заклад, звонит Полемос. Оба брата и сестра по моей милости остались без работы, и точно не в лучшем расположении духа. Всемирная забастовка косарей вызвала у них панику, и они жаждут знать – почему вынуждены бездельничать. Бедная Полемос наверняка трясётся больше остальных: она два часа подряд не получает кровь мертвецов, а это значит – скоро её кожа начнёт стареть. Сегодня войти в Небоскрёб без моего разрешения они не могут. Так уж устроен загробный мир, я здесь главный, беру и ограничиваю доступ в главный офис в любой момент, без предупреждений. И я, в свою очередь, не собираюсь им ничего объяснять. Решил – и точка. Мнение людей меня волнует ещё меньше. Уж они-то в своём пристрастии к мистике и материализму найдут, как объяснить, почему Смерть на сутки сложила в бездействии свои костлявые руки.

Испытание нового оружия, вирус, Библия – версий хоть отбавляй.

– Мне пора на встречу, – говорю я Макиавелли и встаю из-за стола. – Вы свободны. Пока есть время – развейтесь. Сходите покурить кальян с чили, как прочие души. Или найдите даму сердца и почитайте ей стихи. Вроде в Небоскрёбе девушки из Италии тоже есть.

– Стихи? – Я вижу в глазах Никколо тень недоумения. – Синьор Морте, я не принадлежу обществу мёртвых поэтов. Также меня не интересуют женщины и праздный отдых. Моё развлечение – это работа. Ступайте, зловещий синьор. Едва вы вернётесь к исполнению обязанностей, я представлю новый план по выпуску искусственных органов трансплантации, что позволит сократить смертность на два процента. Вам понравится.

«Вот кого Мастеру надо было сделать Смертью! – мелькает в голове мысль. – У Демиурга проблемы в подборе кадров. Из Никколо получился бы великолепный исполнитель, отдающийся профессии всей душой. О, я бы сейчас с ним поменялся».

Я оборачиваюсь в дверях. Макиавелли бесстрастно смотрит на меня.

– Вам самому не скучно так жить? – спрашиваю я.

– Возможно, синьор, – соглашается Никколо. – Но я ведь и не живу.

Я иду по мультипликационному коридору, любуясь многоцветьем. Я здесь в последний раз? Это неважно. Обновить бы бегемотиху, добавить яркости жирафу – да, в призрачном мире краски тоже не вечны и имеют свойство блёкнуть. Представляю очумевшие лица людей, и мне на редкость смешно… Они уже не способны убивать, а для многих это и есть смысл бытия. Правда, нелюбимые мной вредные привычки сейчас расцветают на Земле пышным цветом, но пока мне по барабану. Один раз можно нализаться до поросячьего визга и накуриться вволю. Иначе не ощутишь вкус жизни.

Спускаюсь на лифте в вестибюль. Выхожу на улицу.

Новогодние ёлки в казённых гирляндах припорошены снегом и стоят в сиротливом одиночестве. Не слышно разговоров. Не звучат автомобильные сирены. Прохожих НЕТ. Вообще. Они, похоже, перепуганы внезапным бессмертием: сидят по домам и дачам, ожидая падения метеорита. Или ядерной бомбы. Хрен знает, чего. Я обожаю пожилых людей, а уж здешние старушки – это вообще нечто крышесносящее. Нет, забивание своей головы Апокалипсисом, что наступит 21 декабря, оно ладно: игры с датами конца света любимая фишка человечества. А вот запасаться свечками, водой и банками с тушёнкой, не выходить на работу и прятаться за городом в преддверии ядерной катастрофы – это, конечно, попросту гениально. Если вдруг к ним на дачу прилетит баллистическая ракета из США – она ж, ясное дело, в тушёнке застрянет.