Текст книги "Москау. Сказочник (сборник)"

Неподалёку от входа в Небоскрёб дерутся чеченец и скинхед.

Им хоть сто раз говори, что оба – привидения. Помнится, я доходчиво объяснял и даже угрожал. Без толку. Призрак Ивана по старой привычке пытается приложить тень Вахи головой о вполне реальный уличный столб. Ваха (согласно той же самой привычке) шарит за поясом в поисках ножа. Я останавливаюсь и с умилением любуюсь ими.

…Всё же приятно сознавать – есть на Земле вещи, которые никогда не меняются.

(Бездна, у подножия трона Мастера)

… – Я так и думал – в последний момент ты бросишься на меня. Вроде крысы, загнанной в угол. Я ждал: что тебе придумается? Ты выбрал самое гнусное.

Я замер у трона Мастера. Уже не делаю попыток разглядеть его лицо… под капюшоном – только мрак, всеобъемлющая тьма и больше ничего. Ни единого проблеска. Внизу безмолвно плещется Бездна, в лучах заката переливающаяся радужными бликами. Среди тёмных и маслянистых волн – ни единой души. Берега Бездны пугающе пустынны, чего не было с тех самых времён, как я волоком притащил сюда призрак первобытного охотника.

– Ты сам понимаешь, что сделал? – громом гремит Мастер. – Нарушил порядок бытия, свёл с ума миллиарды людей, заставил время застыть. Да, пока жители Земли не умирают, оно не движется. Мне доподлинно известно, ты обожаешь книги с описанием своих деяний… Точнее, того мрачного образа, в коем тебя обычно представляют. Уверен, ты упивался романом Пратчетта, где Смерть взяла выходной…

Мастер берёт паузу – гром на мгновение затихает.

– Это вовсе не выходной, – скучно отвечаю я. – Я пришёл сказать, что УВОЛЬНЯЮСЬ.

Он поднимается с трона и откидывает капюшон с лица.

Я не впечатлён. То есть, поймите меня правильно, я не ожидал увидеть полосатого носорога с перепончатыми крыльями и букетиками ромашек по всей туше. Но если уж стоишь перед Демиургом, создавшим этот поганый мир, то вправе надеяться на взрыв мозга. Обычное лицо – я миллионы подобных душ в Бездну спровадил. Борода, кудрявые волосы, белая кожа – только вот вмятина над левой бровью немного портит. Ну и, конечно, ГЛАЗА. В них можно смотреть с трудом. Ты словно проваливаешься внутрь, как в чёрный омут: хрипя, пытаешься всплыть наружу, чтобы глотнуть воздуха. Но тонешь.

Мне не нужно дышать. Однако ощущения – именно такие.

Мастер полностью спокоен. Ледяное самообладание, круче, чем у Макиавелли.

– А кто тебе сказал, что ты вправе увольняться? И вообще что-то решать?

– Я не раб, – говорю я, стараясь не отводить взгляда. – Да, ты создал меня, и, наверное, я обязан тебя уважать, Мастер, – но почему-то не хочется. У меня ощущение ребёнка, в чей дом спустя миллион лет постучал его биологический отец, застенчиво держа в руках игрушку. Но ты, бога душу мать, не принёс даже задрипанный китайский самосвал на батарейках. Неважно, я не это хотел сказать. Дети не зря стараются жить отдельно от родителей, иначе велика вероятность превратиться в папенькиного сынка. Я вырос без твоего участия, и ты не помогал в моей работе. Я делал один – всё, что нужно для тебя.

Мастер одобрительно кивает.

– Хорошая речь. Согласно классике жанра, я обязан потребовать с тебя денег на старость.

– Вряд ли. Иначе классика будет чумовой, в духе Тарантино.

– Ладно. Представь себя на моём месте. Тебе не было бы обидно? Ты создал своими руками Смерть, Войну, Голод и Чуму. Придумывал облик, стиль, способности. А потом твоё собственное творение отказывается подчиняться. Думаешь, скульптор Пигмалион, создавший Галатею, пришёл бы в восторг, завались его любовь в постель к уличному шарманщику? На кого ты меня променял? Ты готов утопить в Бездне мировой порядок, чтобы сохранить жизнь постороннему мальцу? Я умиляюсь твоей доброте. А ты случаем не забыл, как и во время Великой Чумы, и в Освенциме, и в Равенсбрюке погибших детей сгребали в кучи, как скирды сена? Неужели их злоключения тебя тогда волновали?

Демиург вовсе не глуп. Впрочем, дураком я его и не представлял.

– Я не могу сказать, что испытывал удовольствие, – говорю я, утопая во мраке глаз Мастера. – Скорее, мне было противно. Я не мог понять, почему люди так обращаются с себе подобными? Они встали с четверенек на ноги, надели костюмы и ботинки, летают в космос, смешивают коктейли. Но стоит им вспомнить принцип «каждый за себя», весь гуманистический лак разом облезает. Одни считают себя высшей расой и обращают всех остальных в мусор, как в культурной Германии. Борются за жратву и становятся волками, отнимая еду у слабых, как на стадионе во время наводнения в Нью-Орлеане. Они могут полагать себя хоть клубничным конфитюром, но легко опускаются до состояния говна.

Бездна булькает – словно соглашаясь с моими словами.

– О, поверь мне, я сам не ожидал такого прогресса, – вздыхает Демиург. – Это произошло само собой. Допустим, ты создал для развлечения шимпанзе. Забавную зверюшку, чья задача – тебя веселить. Животинка взбирается на пальму, срывает бананы, потешно носится вокруг. А потом она тебе надоела, и ты нашёл новую игрушку – ну, скажем, слона или одногорбого верблюда. И вдруг выясняется: пока ты не следил за шимпанзе, они начали копать себе коренья, сбиваться в стаи… Оглянуться не успеешь, как зверьки уже строят каменные джунгли и выбирают президентов. Плодятся, затмевая остальные виды… уступив разве что кроликам. Уже в подсознании интересно, а что будет дальше? Да, я подсел на сериал, как и ты. Правда, в последние века шоу изрядно меня достало, но это тема для другого разговора. И главное, я так и не понял… почему ты упорствуешь?

– Да сам не знаю, – и вот тут я абсолютно честен. – Мне неведомы чувства, я пуст внутри, как статуя Баала. Но в современной мифологии Смерть – старуха, а на неё, как гласит пословица, бывает проруха. Случается – целый миллион лет тебе пофиг и ты чёрств, как сухарь. А потом вдруг чувствуешь жалость к одному умирающему мальчику. Я не хочу здесь сопли в сахаре разводить – да, конкретного ребёнка проще пожалеть, чем безликий миллиард. Я видел, как это бывает у людей. Они листают в Инете сайты с мигающими баннерами: «помогите», «пожертвуйте», «спасите», – с безразличием, всем-то не поможешь. Но на фотографии одного детского личика вдруг спотыкаются… И помогают, жертвуют, спасают. Вот и со мной случается… В третий раз за своё бытие, считая Адольфа и Садако, я испытал жалость. Ну и факт убийства родителей Ильи, само собой, сформировал чувство вины. Хотя я не хлюпик с раскисшими нервами. Семьи киллеров, что я превратил в пыль в больнице, мне по барабану. И знаешь что? Ты ведь и сам давно всё понял. Стараешься тянуть время, поскольку… не властен надо мной.

Мрак неожиданно исчезает. Демиург словно выбросил меня из головы.

– Да, ты прав. – Его голос звучит странно, без тени малейшего негодования. – Ты наёмный менеджер, Танатос. При увольнении их обычно замещают, всё проходит гладко. Но вот проблема – я так и не придумал, кем заменить Смерть… И вижу, что за хаос воцарится после твоей отставки. Правильно, ты не раб. МОЖЕШЬ УХОДИТЬ. Я тебя не держу. Но перед тем, как спустишься… Пожалуйста, удели мне пять минут, посмотри вот ЭТО.

Небеса вспыхивают чёрным пламенем.

Трон Демиурга исчезает среди бушующих языков огня – вместе с лестницей и маслянистой Бездной. Словно разрыв в центре холста художника, в воздухе проступает яркая картина, наподобие киноэкрана. Первое впечатление – мне показывают в 3D голливудский фильм-катастрофу. Целые города охвачены пожарами. Трескается земля, в гигантские расщелины сползают проспекты с шопинг-центрами и ресторанами. В мировых столицах – уличные бои. Я вижу дымящиеся танки на Уолл-стрит и развалины Кремля. Сотни живых скелетов лежат на земле, умирая от сыпного тифа. Безумные шайки людоедов, набивающих человеческим мясом оскаленные рты. Цунами, поглотившие Токио, Шанхай и Джакарту. Воды, сомкнувшиеся над верхушками небоскрёбов с угасшей иллюминацией. По заснеженным дорогам бредут замёрзшие матери, толкая коляски с мёртвыми детьми. Но это не самое страшное…

Я отчётливо вижу лицо Ильи.

Он здорово изменился – уже не мальчик, а взрослый мужик, ему лет сорок. Гладко выбритый череп, тёмные очки, необычная одежда вроде балахона. Илья босиком, лишь золотые браслеты обвивают лодыжки. Мой друг – отец всего, что случится с Землёй, архитектор и планировщик самых ужасных бедствий за всю её историю. Гитлер по сравнению с ним – девочка в гольфах, в платьице и с мороженым. Он не завоеватель, не диктатор или безумный учёный, и уж тем более не организатор природных катастроф. Но Илья уничтожает человечество так, как голодный бомж пожирает сэндвич: давясь и глотая целыми кусками. Над стонущей в агонии Землёй я вижу четырёх всадников Апокалипсиса. Мы стоим, молча глядя на смерть планеты, – я, Полемос, Лимос и Никао. Полемос улыбается, в левой руке она держит плоский меч. Её вены пульсируют океанами свежей крови. Лимос прижал к тощей грудной клетке весы. Я вижу, как шевелятся губы, он явно шепчет: «Хиникс пшеницы за денарий, и три хиникса ячменя за денарий»[101]101
  В «Откровении» Иоанна Богослова Голод – всадник на вороном коне. Его слова о пшенице и ячмене означают, что во время голода зерно вырастет в цене. Хиникс – греческая мера сыпучих тел, в современном пересчёте примерно 1 литр.


[Закрыть]. Никао поправляет на распухшей голове венец, переполненный вшами[102]102
  Другой всадник Апокалипсиса на белом коне – Чума, единственный из всех имеет на голове венец. Некоторые богословы, впрочем, считают – это корона Антихриста.


[Закрыть]. И наконец, я – на бледном «мустанге». И я уже отлично знаю, давно и наизусть: дана мне высшая власть – умерщвлять всех мечом, и голодом, и мором, и зверями земными…

– Откуда ты взялся, Илья? – шепчу я, не в силах говорить. – Кто же ты?

– Это долго объяснять, – доносится сквозь грохот рушащихся домов и крики умирающих голос Мастера. – Библия подробно описала его появление, возьми и почитай, если хочешь. Илья, выражаясь библейским языком, Антихрист, «человек греха». Твой друг в будущем – основатель новой религии, что ввергнет людей в резню во имя идей свежеиспечённого божества. Он принесёт с собой и беды, и разрушения, и катаклизмы. Так что поздравляю тебя, Танатос. Убийством его родителей ты лишь отсрочил гибель планеты на тридцать лет. Земля умрёт в конвульсиях, десятилетиями истекая кровью, а не за пару месяцев от вируса. Илья будет царствовать над Землёй, пока царство греха не утонет в крови. Он – механизм, спусковой крючок, избранный волей случая, чтобы уничтожить человечество. Палач планеты. Теперь понятно, Танатос, кому ты подарил жизнь?

Видение исчезает – буквально за одну секунду.

– Ты можешь уволиться, – бесстрастно сообщает Демиург. – Но раз и навсегда запомни, кто виновник грядущего Апокалипсиса. А ведь ещё не поздно всё исправить! Иди в палату и забери душу Ильи в загробный мир. Закончи то, что начал. Я подожду.

Не ответив, я начинаю спускаться с лестницы.

Дойдя до последней ступеньки, смотрю на чёрные воды Бездны. Чувствую её запах. Демиург сошёл с трона. Слышится шуршание балахона. Мастер у меня за спиной.

– Ты всё рассчитал, верно? – устало говорю я. – Ты же такой умный. Одного только не учёл: я готов к этому. Я знал, что хаос повторится, – с того момента, как младенец Клары превратил Европу в морг для миллионов тел. И если уж мальчик мне понравился – определённо, с ним что-то не так. Но ведь будущее можно менять, Мастер, пока оно не стало настоящим. Я ничего не сказал Гитлеру и жалею об этом. Может, он вырос бы другим. Зато я попросил Илью: «Не заставь меня огорчаться». Плюнь мне в капюшон, я уверен, Илья вырастет человеком, а не сволочью, раз и навсегда запомнит – даже Смерть способна рассказывать ребёнку сказки на ночь, чтобы он лучше спал. Да, это его остановит. А теперь… Я скажу тебе вещь, которую хотел сказать давно. Иди-ка ты на хуй.

Я замолкаю. Мне необычайно легко.

Я счастлив, вот ей-богу. Счастлив. Хочется смеяться, и, кажется – Я ЧУВСТВУЮ ВСЁ. Я больше не Смерть. Кто знает, что я теперь такое (страшно вот даже об этом думать), но… я послал на три буквы САМОГО Мастера. Свежее открытие: Демиург по национальности точно не русский, иначе обязательно бы ответил: «Да иди ты сам туда же, козёл!» С каждым шагом я удаляюсь от бывшей работы – от сбора душ, от служебной машины всадника Апокалипсиса, от бога царства мёртвых. Я знаю одно – я скоро уеду. Приму облик, неузнаваемый даже для косарей. И улечу куда-нибудь – в Таиланд, Камбоджу, Малайзию. Буду лежать на пляже и клеить девушек. Я свободен. И может быть, я даже начну превращаться в живого человека, как это получалось у ангелов из фильмов. Сколько возможностей! Я познаю вкус нормального «мохито», получу кайф от постели с женщиной, даже руку сломаю ради чувства боли! Э-э-э, нет, руку я что-то ломать не хочу. Да, у меня приступ эйфории. Никто не идёт за мной. Никто не гонится.

…Я открываю дверь в свою призрачную квартиру. Древнеегипетский антураж, чёрное и жёлтое, проекции Анубиса и прочих обитателей царства мёртвых. Ну что ж, надо будет всё переделать. По привычке иду на кухню – налить стакан спирта с кайенским перцем.

Вашу мать. Да откуда… КАК ОН СЮДА ПОПАЛ?

О, глупый вопрос. Тот, кто создал мир, без проблем вскроет замок на двери.

– Хорошо, Танатос. Илья останется жить. Клянусь, я не стану ему вредить. Знаю, кроме убийства, есть и другие методы – например, превращение человека в овощ на больничной койке. Но я так не поступлю. Мы договоримся при двух условиях… Точнее говоря, при трёх. Для начала извинись за свои слова. Даже Смерти не позволено оскорблять богов.

Демиург сидит за кухонным столом. Так обыденно – в белой майке-«алкоголичке» и трениках, ну просто дядя из Великого Устюга, проездом заглянувший в гости.

Он смотрит мне в лицо. И мрак поглощает меня – как Бездна.

(кухня Лимоса, через семь дней)

…Настроение Полемос претерпело изменения – сестре ужасно, до спазм во рту, мечталось выпить хоть глоточек красного вина. Чего там… её просто разрывало от желания смочить вином губы. Подумать только – неделю назад лишь шесть часов побыла без крови и с тех пор никак не напьётся. Тянет на всё красное, как быка, про спирт уже забыла.

Кроме того, ей было ОЧЕНЬ грустно. А горе принято заливать вином.

По крайней мере, это добрая традиция, которую соблюдают здесь все.

Полемос до сих пор не вынесла вердикт, как прошли для неё эти дни… хорошо или плохо. Так вот подумаешь – фейерверк счастья. Она увидела Мастера, посрамила братьев-скептиков своей верой, доказала: рыжая самая умная из квартета. Она предвидела появление Демиурга, а остальные на протяжении веков отделывались фразами агностиков либо и вовсе крамолой атеистических рассуждений. Она любит Мастера, предана ему всей душой, как дочь отцу… Полемос даже (ей самой удивительно и страшно в этом признаться) испытала сексуальное возбуждение в его присутствии, что вполне можно трактовать как инцест. Но не это её пугало. А бездушная, отстранённая позиция Демиурга. Почему, вот ПОЧЕМУ? Он просто обязан был возвысить её над прочими, и казалось – лишь пара шагов отделяет ее от законного трона королевы квартета.

И… в итоге вышло совсем-совсем иначе.

Опальный Танатос не только удержался на своей должности, по всему видать, эта скотина заняла ещё более высокое положение. Несмотря на открытое предательство интересов Мастера, игнорирование его желаний, да просто, если уж откровенно, чистый бунт! Она силилась – и не могла понять смысл решения Демиурга. Да-да, без Смерти бытия на Земле не существует. Но ведь Мастер на то и Демиург, чтобы без раздумий сотворить взамен Танатоса нового всадника или даже двух… Она же подарила ему идею о повелителе катастроф. И ничего взамен. Тупое грустное безликое НИЧЕГО. Разумеется, братья теперь взирают на сестру, ухмыляясь исподтишка: она чересчур уверенно и нагло вела себя, считая, что должность царицы загробного мира у неё в кармане.

Теперь она заплатит за притязания на лидерство.

А остальные? Лимос, вероятно, смирился, что мир останется прежним. Никао и вовсе равнодушен к переменам – сидит да сортирует носовые платки. Ситуация не изменилась, они по-прежнему повязаны. Лимос надоумил их устроить убийство, она договорилась о киллерах, а Никао – не донёс Танатосу о заговоре. Они будут молчать.

И всё же… невзирая на несправедливость… Мастер восхищал её.

Жаль, что она высшее существо. Иначе отдалась бы ему прямо здесь – на кухне.

…Демиург чувствовал на себе обожающий взгляд Полемос, однако экстаз Войны его не интересовал. Он мог по щелчку пальцев соблазнить любую самку – человеческую, высшую или инопланетную, – но не имел склонности к плотским утехам. Что ж, задумка удалась. Танатос жаловался, как ему скучно, но разве кто-то поймёт – какую скуку испытывает Творец, перебравший все песчинки на Земле? Он мысленно поблагодарил Танатоса за развлечение. Воистину, всадник на коне бледном самый лучший. Он и достоин руководить остальными. А не эта истеричка с рыжими волосами.

– Спасибо, что поддержали меня, – произнёс он, и все трое, стоя на коленях, молча склонили головы. – Я ценю вашу верность и знаю, что могу рассчитывать на вас. Я не скажу, когда мы снова увидимся. Возможно, ещё через миллион лет, а может, куда быстрее. Делайте всё, что вы делали прежде, я благословляю вас. И – ждите меня…

Он встал с табуретки.

– Искренне прошу прощения, великий Мастер, – прогнусавил Никао, на каждом слове давясь жидкостью в лёгких. – Но думаю, я выражу общее мнение. Если это не сложно, будьте любезны… откройте нам, пожалуйста… Зачем ВСЁ это было вам нужно?

Он поднял голову и взглянул на Илью.

Мальчик с голым черепом, обтянутым мертвенно-бледной кожей, аккуратно дотронулся до чёрного круга под левым глазом. И мечтательно, совершенно по-детски улыбнулся.

– Я населил эту Землю, Чума. Много миллионов лет назад. Я создавал особей, как в компьютерной игре. И всегда был одинок. Вас четверо – а я за своё существование так и не нашёл равного себе. Мне даже поболтать о погоде было не с кем… Вы в курсе, как хреново разговаривать самому с собой? Каждый день одно и то же. Да, конечно, были и развлечения – разграбление Рима Аттилой, извержение Кракатау, наполеоновские войны. Но поверь, когда ты наблюдаешь это десятки миллионов лет подряд, тебе даже Чингисхан наскучит, как Стас Михайлов. И знаешь, в один прекрасный день моё терпение лопнуло. Я вышел на балкон своего дома в Ницце и подумал: ДА ПОШЛО ОНО ВСЁ НА ХРЕН. Мой мир снова не удался. Сначала я заселил леса динозаврами – убил динозавров. Потом мамонтами – прикончил и мамонтов. Пришла очередь людей. Я развею эту цивилизацию и создам на её пепле другую, скажем, говорящих бегемотов – ведь Бездне без разницы, кем питаться. У вашего квартета всегда были две главные задачи: вы контролируете земное стадо, и вы же обязуетесь уничтожить его в час «икс». Я не давил на вас. Вы выполняли свою работу, и великолепно. Я выбирал метод уничтожения Земли (не стыжусь признаться, у меня плохо с креативом: имелся вариант либо ядерной войны, либо падения гигантского астероида), когда близко познакомился с Танатосом. Признаюсь, он поразил меня своим характером.

В кухне воцарилась тишина. Было слышно, как капает из крана шампанское.

– И я задумался, – детским голосом продолжил Илья, меньше всего в этот момент напоминавший Мастера. – А что такое, в сущности, Смерть? То, что видится людям: чудовище из мрака, зловещий скелет с косой? И мне со скуки вдруг захотелось поставить эксперимент. Далее всё шло уже по накатанной. Я внушил ему, что пара учёных нечаянно уничтожит мир благодаря утечке бактерий из лаборатории. Да, Танатос никого не убивал – это было видение, я умею такие создавать. Не хотел признаваться, но ладно – «Откровение» греку-рыбаку тоже устроил я… Хотелось похвастаться перед людьми своими планами. Вскоре Смерть, движимая муками совести, нашла в отдельной палате умирающего от лейкемии ребёнка, мой расчёт на психологию оказался верным. Да, я мог сделать бы так, чтобы и мальчик, и палата, и сама больница стали плодом воображения Танатоса… Но мне требовалась демонстрация настоящих чувств.

Лимос внезапно ощутил: не только он находится в полной прострации. Полемос широко раскрыла глаза. Даже извечный тупица и пофигист Никао, кажется, перестал сопеть.

Вот на такое они точно не рассчитывали.

Никто не задал дополнительных вопросов. Собственно, Мастер их и не ждал.

– Мы говорили с ним долго, целыми часами. Удивительно, насколько Смерть разностороннее существо. У него потрясающее чувство юмора. Усталость от вечного бытия. Мрачность – ну, вжился в роль, так положено. И через полгода я уяснил главное. Да, ваша планета – дрянь, одна моя большая неудача… Однако она изменила Танатоса. Она сделала его таким, каков он есть. А мир, где даже Смерть способна на любовь и сострадание, заслуживает просуществовать ещё какое-то время. Я не знаю, насколько меня хватит: нет гарантий, что я не передумаю в ближайшие сто лет. Но пока – можете быть спокойны. Служите мне, всадники, как служили всегда. Теперь это проще, ведь отныне вы твёрдо знаете, что я есть. А я знаю точно, вы никогда не расскажете Танатосу, кем на самом деле был Илья. В нашем последнем разговоре я не открыл Смерти одну из главных тайн: всадники вовсе не наёмные клерки в офисе Апокалипсиса, а мои рабы. Я легко мог бы заставить его выполнить любой приказ. Но мне было любопытно, какой выбор сделает сам Танатос. И он меня совсем не разочаровал.

Мастер тяжело вздохнул – впервые с начала беседы.

– Знаете, чего мне жаль? У меня больше не будет настоящего друга. В ту ночь, сидя с Танатосом в служебной квартире, мы заключили сделку: я оставлю Илью в живых, но они больше не встретятся. Смерть не придёт принимать его душу, даже когда Илья состарится, это сделает случайный косарь. Они расстаются навсегда. На этом условии Танатос вернулся к работе – и будет думать, что победил… А мне большего и не надо. Я достаточно сказал вам, положите печать на свои рты. Прощайте, всадники.

Лицо Ильи побледнело ещё больше, став почти прозрачным.

Но тут вышла из оцепенения Полемос. Не в силах говорить, она сорвалась на крик:

– Умоляю, мой повелитель! Кто вы по вашей сущности? Бог или Дьявол?

Илья застыл. Он обернулся к Войне – и в его лице уже не было ничего человеческого. Лоб и щёки превратились в сплетающихся змей, кожа покрылась чешуёй серого цвета. Оскал напоминал волчий, на пальцах вытянулись когти. Он раскрыл пасть, словно готовясь укусить.

– Вы изо всех сил стараетесь казаться сверхсуществами, стыдясь признаться: в вас тоже есть человеческие черты, – прорычал Демиург, в чьих глазах зажглось чёрное пламя. – Лишь люди могут спрашивать о столь явных вещах. Бог или Дьявол? Кто так судит? Смех, да и только – игры в борьбу добра и зла, горы литературы и кино на эту тему, и никто не задумался: а разве Землю мог создать кто-то иной… нежели Сатана? После Бездны нет загробной жизни, ибо ваша Земля – это и есть ад. С мучениями, страданиями, ненавистью и ужасом. Разве трудно понять? По-моему, это более чем очевидно. Никакого Бога нет и никогда не было. Я один царствовал на Земле всегда – с тех самых пор, как заселил её. Что в небесах, я не знаю. Космос, наверное. Из всех божеств ко мне наиболее близок тот, кого римляне именовали Янусом, – бог с двумя лицами, сотворивший мир из первобытного хаоса. Они назвали в мою честь январь – я считаюсь отцом-покровителем этого зимнего месяца и олицетворяю его жестокость.

Мастер постепенно таял, превращаясь в бесформенное облако дыма.

– Вот только у Януса, по мнению римлян, было два добрых лица, – донёсся напоследок затухающий шёпот. – А у меня – два злых. Вы общались с тем, что спокойнее, – под шутовской маской. Искренне надеюсь, вам никогда не доведётся увидеть второе…

Дым полностью рассеялся. Воздух на кухне стал прозрачен и чист. Полемос, Никао и Лимос стояли на коленях, не смея подняться, – и напряжённо вглядывались в пустоту.

Всадникам чудилось: Мастер всё ещё здесь…

…На лестничной клетке послышался звон шпор. Шаг за шагом к ним приближалась Смерть.