Текст книги "Огненная лилия"

Но она не успела разобраться в нахлынувших на нее противоречивых чувствах.

Один из индейцев плыл ей наперерез. Еще несколько взмахов мускулистых рук, и его рука легка на борт лодки. Она ударила его, но недостаточно сильно.

Он подтянулся на руках, намереваясь схватить ее. Она закричала, оттолкнув его, сама потеряла равновесие. Лодка сильно качнулась. Взмахнув руками, Онор полетела в воду. Переворачиваясь, лодка ударила и оглушила ее. В глазах у нее потемнело, и Онор потеряла сознание. Ее увлекло вниз по течению.

Онор очнулась ослабевшая, обессиленная, с тяжелой головой. Она представления не имела, где находится. Она приподнялась на неудобной койке и увидела отца Мерсо, сидевшего у края ее постели. Первая ее мысль была о Волке. Последний паз она видела его, когда он усадил ее в лодку и оттолкнул от берега. И вот она жива и здорова, а где же вождь? Онор села.

– Отец, где Красный Волк? – резко спросила она у миссионера. Тот вздрогнул, очнувшись от своих мыслей.

– Вам лучше? – спросил он. – Не волнуйтесь. Вам необходимо отдохнуть.

Вам ничего больше не грозит.

– Что же произошло? – крикнула она отчаянно.

– Вас выловили из воды чуть живую. Вы были оглушены.

– А гуронский вождь? Где он? – повторила Онор.

– Он не вернется за вами. Не волнуйтесь, он далеко.

– Господи, как вы тупы. Нет ничего удивительного, что индейцы не спешат принимать христианство. Где Красный Волк, черт возьми? Ответьте же по-человечески, – она сорвалась на крик. Мерсо покраснел, но убеждения заставляли его быть мягким.

– Кажется, алгонкины увели его с собой. Взяли в плен. Их было слишком много для одного. Теперь они расправятся с этим чудовищем по-свойски.

Впрочем, индейцы гордятся умереть под пыткой. Они любят геройствовать.

Если бы их обратить в праведную веру, они были бы примером для христианского мира, – мечтательно произнес он.

Онор вскочила и принялась одеваться, не заботясь о том, что миссионер покраснел до ушей.

– Что вы? Что с вами? – ахнул он. Онор застегнула последний крючок и бросилась к лестнице. Мерсо поспешил следом за ней. – Куда вы, остановитесь!

– Оставьте, отец! Не думайте, что я буду спокойно сидеть, пока они будут истязать Волка, – она едва не сбила с ног молодого офицера.

– Дайте мне пистолет, – крикнула она на бегу. Тот растерялся и протянул ей оружие. Онор выхватила его у него из рук и молнией слетела по лестнице. Она мгновенно оглядела берег. Ничего не напоминало о бурном утре. Двое солдат разговаривали, стоя возле небольшого ялика. Онор прыгнула в него.

– Перевезите меня на тот берег, – крикнула она повелительно. Отец Мерсо застонал.

– Не надо, умоляю. Вы же погибнете.

– Скорее, – прикрикнула она на солдат. Те смотрели на нее молча. Она с мольбой повернулась к миссионеру. Тот тяжело вздохнул.

– Может, есть на то Божья воля, – пробормотал он. – Отвезите ее, куда она хочет.

Солдаты нерешительно подчинились. Казалось, лодка ползла, а не плыла.

Когда, наконец, ее дно коснулось песка, Онор, не дожидаясь помощи, выскочила из нее и бросилась в лес.

– Странные существа женщины, – заметил один из солдат. – Эта боится пропустить самое интересное из спектакля, который покажут дикари. А с виду хрупкая, но так же падка на зрелища, как любая… – он не договорил.

Если б Онор не бежала со всех ног, солдатам бы не поздоровилось.

Оглянувшись, она крикнула им со злостью:

– Безмозглые чурбаны! – и скрылась в лесу.

Онор едва углубилась в кустарники, как уловила шум. Индейские воины радовались, захватив в плен одного из вождей. Мерные удары барабанов навевали тревогу. Их бой был нетороплив и торжественен. Онор бежала прямо на их звук, который становился все громче, все настойчивее по мере того, как она приближалась. Наконец она выбежала прямо на середину поляны, где собрались индейцы. Никакие часовые не могли остановить ее. Загадочная женщина с развевающимися светлыми волосами показалась им не простой смертной, но посланницей свыше, знаком древних богов. Но вот она остановилась, и они увидели обыкновенную земную женщину с белым цветом кожи, таким, как у их врагов.

Ярким пламенем горел костер. Красный Волк был привязан к дереву.

Веревка охватывала его под мышками и была завязана позади ствола, у него за спиной. Он даже мог бы сам развязать ее, если б его не сторожили. Но он не пытался освободиться, это было ниже его достоинства. На какое-то мгновение Онор оцепенела. Она глядела на Волка, не в силах шевельнуться, вымолвить хоть слово. По его обнаженному плечу текла кровь. Один из индейцев-алгонкинов накалял в пламени костра железный прут, которым прижигал тело пленного. Индеец стоял с равнодушным лицом, всем своим видом говоря, что его задерживают по пустякам, в то время как его ждут более важные дела. Непередаваемое презрение застыло в темных глазах. Между тем, боль уже была такова, что даже Волк с его пресловутой стальной индейской стойкостью едва сдерживал стоны и сопротивлялся упорно наворачивавшимся на глаза слезам. Однако никто не смог бы заметить этого, как бы ни старался.

Он слегка повернул голову и увидел Онор. Его взгляд не выразил удивления.

– Я знал, что ты придешь, – вымолвил он негромко. Встретив его взгляд, Онор вновь обрела силы. Раскаленный прут соприкоснулся с бедром вождя. Он даже не вздрогнул, но Онор ощутила чисто физическую боль. Она подняла руку с пистолетом и резко вскрикнула:

– Прекратите! Сейчас же!

Один из истязателей, невысокий индеец с ярким пером в волосах, удивленно посмотрел на нее. Он не понимал, чего эта белая женщина хочет от него.

– Не смейте прикасаться к нему, иначе я начну стрелять, – она видела, что не произвела на них впечатления. – За мной идут бледнолицые. У них ружья. Они отомстят.

Пожилой индеец на ломаном французском языке проговорил:

– Не говори нам про франков. Нет! Франки не защищают гуронов. Разве только дочь бледнолицых будет биться с моими воинами? Ее тонкие руки защитят гурона от справедливого гнева?

– Да! Я вижу, что вас много, и что вы вооружены. Мне все равно. Но кто из вас хочет умереть? Сделайте шаг – и я выстрелю. О, я не промахнусь, будьте уверены. Эй, ты, отойди на два шага, – крикнула она на индейца, приблизившегося к гурону. Тот глянул на нее оружие и отступил. Сзади Онор была защищена толстым деревом, так что могла не бояться выстрела в спину.

И она застала индейцев врасплох. Они считали, что она безумна, но безумие для них было проявлением высшей силы, перед которой они преклонялись. Тем не менее она ничего не могла сделать. Каждая минута могла принести ей смерть. Кто-то ловко метнет томагавк – и все. Она не сможет вечно стоять с пистолетом в вытянутой руке. Волк был не слишком крепко связан. Он рванулся и освободился от веревки. Онор навела пистолет на индейцев, окруживших вождя гуронов, они нерешительно отступили, чувствуя, что ее рука не дрогнет. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, один из молодых воинов, стоявших в стороне, схватился за лук. Онор выстрелила, не успев подумать. Индеец покатился по земле, впрочем, раненный, а не убитый. Волк одним прыжком оказался подле нее.

Старый вождь бесстрашно шагнул вперед.

– Кто ты, скво?

– Я Тигровая Лилия, вождь.

– И чего хочет Тигровая лилия, дочь бледнолицых? Алгонкины не воюют с твоим народом, – нетерпеливо спросил старый индеец, которому неуютно было под дулом пистолета Онор. Но он был стар, сед и мудр. Не суеверия беспокоили его, его беспокоила возможная война с хорошо вооруженными французами. Кто знает, кем для них является эта смелая женщина? Может, ее смерть будет для них отличным поводом покончить с малочисленным народом, который испокон веков жил на этих землях.

Онор не могла ему ответить, она и сама не знала. Она пришла, потому что Волк никогда не предавал ее. Он единственный никогда не предавал ее.

Она вопросительно глянула на него, предлагая ему вести переговоры самому.

Волк молча оценил расстояние между ним и вождем, прошли доли секунды, потом он схватил Онор за руку и стал отходить назад, к лесу.

– Нужно бежать, Лилия, и как можно быстрее.

Он рванулся с места, и потащил Онор за собой, отшвырнув нескольких воинов, которые хотели помешать ему. Онор никогда не увлекалась физическими упражнениями, она окрепла за последние месяцы, но так бегать ей еще ни разу не приходилось. Через несколько минут она уже едва дышала.

Волк тащил ее через лес, ни на секунду не выпуская ее руки. Она спотыкалась о корни и пни, но не успевала упасть – Волк увлекал ее вперед.

Она слышала за спиной вопли, свист стрел и шум погони. Наконец они вылетели к лесной развилке. Волк попытался увлечь ее по тропинке, которой она и прибежала сюда.

– Нет, – взмолилась она. – Волк они нас догонят. Я не могу больше бежать.

– Там тупик, обрыв, – коротко бросил индеец. Онор схватила его свободной рукой за локоть.

– Зато они оторвутся от нас.

Волк метнул на нее быстрый взгляд, оглянулся и быстрым движением лесного зверя кинулся в непроходимый кустарник. Онор зацепилась за ветку и, пролетев с метр, упала на колени. Волк зажал ей рот, помешав вскрикнуть. В тоже мгновение Онор увидела десяток индейцев, промчавшихся мимо них. Увлеченные погоней, они решительно бросились по дороге к реке.

Когда они скрылись, Волк заставил ее встать. Онор стояла, покачиваясь от усталости и пережитого волнения.

– Идем, – повелительно сказал Волк и направился вперед. Она пошла за ним. Ее длинные волосы спутались и лезли ей в рот и глаза. Она сорвала несколько длинных травинок и связала их как могла. Волк шел быстро, и Онор вынуждена была почти бежать за ним. Они петляли по заросшей тропе, и вскоре добрались до обрыва. Внизу голубела река, но берег был чрезвычайно высокий и отвесный. Вождь хмуро посмотрел вниз.

– Скоро они поймут, что их провели. Ленапы будут здесь с минуты на минуту.

Его мрачность сбила Онор с толку.

– А что, разве ты не умеешь плавать, Волк?

– Разве я птица? Разве я смогу перенести Лилию на тот берег? – она невольно улыбнулась.

– Значит, Волк, ты останешься здесь, со мной? Ведь тебе грозит большая опасность, чем мне.

Индеец пожал плечами, выражая глубокое презрение. Онор отошла немного назад и вдруг, разогнавшись, решительно прыгнула в воду, подняв фонтан брызг. Вынырнув недалеко от берега, она, не торопясь, поплыла. Волк всплыл подле нее, бесшумно, как рыба.

– Я умею плавать, – гордо сказала Онор, довольная, что хоть на что-то способна без посторонней помощи. Ее сильно снесло течением, но она удачно выбралась на берег.

– Ну, теперь мы в безопасности? – спросила она.

– У ленапов пироги; они тоже переплывут реку.

– Отвернись, я выжму платье, – Волк послушно отвернулся. – Мой корабль, надеюсь, уже ждет меня. На нем-то, я думаю, можно чувствовать себя спокойно.

И они снова двинулись в путь.

К вечеру они выбрались на берег моря. Волк исчез и через несколько минут появился с легкой пирогой, той самой, в которой он не так давно вывез Онор-Мари с тонущего судна. Отремонтированный корабль покачивался на волнах, белоснежные паруса легко колебались на ветру. Вскоре они уже поднимались на борт «Белой чайки». Онор привела Волка в свою каюту, убранную изящно, словно одна из комнат в ее замке. Это была одновременно и спальня, и будуар. Индейский вождь обладал достаточной выдержкой, чтобы не проявить неуместного любопытства по отношению к этому жилищу. Его взгляд рассеяно скользнул по красному дереву и шелковым покрывалам. Онор заметила, что он сильно побледнел. Морская вода была не лучшим лекарством для его ран.

– Тебе больно? – спросила Онор, забыв с кем имеет дело. Волк посмотрел на нее в недоумении.

– Только трусливые собаки-алгонкины думают, что могут испугать воина нашего племени. В нашем роду нет трусов.

Онор смутилась, испугавшись, что индеец обиделся.

– Что ты, Волк! Я уверена, что ты самый храбрый воин в мире. Но ведь ты ранен… Я тебя перевяжу, можно?

Волк не стал спорить, и Онор осторожно перевязала его раненое плечо и глубокий ожог на бедре. К счастью, эти повреждения были не столько опасны для жизни, сколько болезненны. Индейцы умели продлевать жизнь пленных почти так долго, как хотели.

– Когда отплывает твой корабль, Лилия? – вдруг спросил Волк.

– Завтра утром… Когда я прикажу… Да я еще и с капитаном не поговорила, – она ощутила странную растерянность, словно ее уличили в каком-то проступке.

– Что ж, хорошо. Я ухожу. Ты в безопасности.

– Волк! А ты? Тебя поймают! Они убьют тебя!

– Нет. Я доберусь до своего племени, Лилия.

Он невозмутимо встал и направился к двери. Онор растерянно глядела ему вслед, не находя слов. У самого выхода из ее каюты он вдруг оглянулся и спокойно сказал:

– Я люблю тебя, Тигровая Лилия.

Онор задохнулась от неожиданности. Нет, подумать только, он даже не остановился! Уходит, как ни в чем не бывало. Онор поддалась внезапному порыву.

– Волк! – она побежала за ним. – Подожди, Волк!

Она догнала его и заставила вернуться в каюту. Она мягко положила руку ему на плечо.

– Я тоже люблю тебя.

Волк улыбнулся спокойной счастливой улыбкой. Его рука нашла ее руку, и Онор ощутила его крепкое пожатие. Так они стояли минуты три, не шевелясь, не разговаривая. За это короткое время Онор успела осознать, что за свою жизнь не любила никого, кроме этого дикого жестокого индейца, чуждого ей по духу, манерам, привычкам. Она вспомнила свою жизнь, жизнь богатой, умной, свободной и холодной женщины, и почувствовала бессмысленность и бесполезность своего одиночества, которое она гордо именовала свободой.

Она так долго отталкивала от себя любовь, так дорожила своей независимостью, и вот она наказана – чувство настигло ее в глуши, среди диких племен индейцев, случайно заброшенной в далекую страну – Новый Свет.

И ей уже неинтересно – хорошо это или плохо – любить вождя индейского племени, ей безразлично, добр он или жесток, уродлив или красив, умен или глуп. Он ее полюбил – чего ж еще. Онор привстала на цыпочки и ласково коснулась его губ. Он неумело, но с горячим искренним чувством и теплотой, ответил на ее поцелуй, но где-то в самой глубине его темных глаз Онор читала растерянность. Он не ждал от нее любви. Она была дамой в пышном кринолине, красивой и далекой, девой, пришедшей из далекой страны, загадочной посланницей небес. Он не знал, что она способна любить. Но он безоговорочно верил ей.

Онор не колебалась. Новое для нее, настоящее, сильное чувство заполонило ее целиком, до самых глубин ее души. Ее янтарные глаза излучали свет. Ее трепещущее тело тесно прижалось к Волку. На какую-то секунду Онор отняла у него руку и погасила свет. Они больше не нуждались в нем. Она отдала ему всю свою любовь, все тепло, на какое только была способна. Она бы рассмеялась, если бы кто-то упрекнул ее. Пусть у ее любви не было будущего, но она была так счастлива, что ни за что не отказалась бы от этих мгновений…

Лежа в глубокой темноте, Онор с ласковой улыбкой глядела на Волка. Он смотрел куда-то в потолок, обнимая ее одной рукой, и Онор вдыхала странную смесь запахов моря, дыма и леса.

– Белые не правы, – шепнула она.

– Почему?

– Вы такие же, как мы. Я уверена. И никакие не дикари. Разве дикарь мог бы быть таким нежным? Напротив, знаешь, какими грубыми и холодными могут быть бледнолицые мужчины, когда они добились своего, и им уже все равно. А ты чудо, Волк. Ты просто чудо. Я тебя люблю.

– Отдыхай, Тигровая Лилия, – он нежно коснулся ладонью ее щеки. Она прильнула к нему так крепко, как только могла.

– Только не уходи.

– Я буду здесь. Спи, Лилия, у тебя был трудный день.

Она блаженно вздохнула и обняла его, стараясь не касаться его раны, чтобы ненароком не причинить ему боль. Ее губы нежно коснулись горячей кожи там, где едва заметно пульсировала кровь в шейной артерии.

– Волк… – прошептала она, погружаясь в сон. В полудреме она чувствовала, как он ласково гладит рукой ее разметавшиеся по подушке длинные волосы.

Проснувшись утром, Онор в тревоге протянула руку, ища Волка. Пустота рядом заставила ее окончательно открыть глаза и вскочить. Она тут же ощутила облегчение. Волк уже поднялся и сидел в двух шагах от нее. Он поглядывал на нее искоса, словно ожидая, как она отреагирует на происшедшее. В его глазах застыло выражение недоверия. Уж слишком неожиданны были поступки Онор. Но Онор чувствовала только, как каждый уголок ее сердца затрепетал от любви и нежности. Она встала и босиком подбежала к вождю. Ее руки обхватили его шею.

– Твой корабль скоро отплывет, – спокойно заметил индеец. Онор вздрогнула. Со свойственным ей легкомыслием она и думать забыла о возвращении. Инстинктивно она прижалась к Волку. Вождь не отстранил ее, но и не шевельнулся.

– Я ухожу к своему племени. Прощай, Тигровая Лилия.

– А я? Ты покидаешь меня? О нет, Волк!

Он серьезно посмотрел на нее.

– Лилия! Скажи, чего ты хочешь от меня. Мои уши открыты, но ты молчишь. Чего ты добилась? Ты научила меня любить белую женщину, заставила отвернуться от гуронских девушек и придти к тебе. Хорошо. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Но ты не из нашего народа. Наши женщины кротки, покорны и терпеливы, а ты вспыльчива и непослушна. Ты не можешь быть моей женой, Лилия. Я закрою глаза на твой нрав, но ты не станешь жить в моем вигваме, готовить мне еду и слушаться меня. Ты не сможешь и не захочешь.

Твоя родина там, – он махнул рукой. – Там твой народ. Он ждет свою дочь.

Ты не можешь любить мою землю, ты не примешь нас и наши обычаи. Я сознаю, что бледнолицые люди не такие, как мы. У вас другие боги. И белые скво всегда будут отворачиваться, когда воин снимает скальп. Гуроны, случалось, заставляли бледнолицых пленниц жить в своих вигвамах. Но их руки не приспособлены для работы. Они не могут трудиться, как гуронские женщины. Я не отвергаю тебя, Лилия. Пойми. Как бы ты не хотела, ты не превратишься в гуронскую скво. Ты прекрасна, и я люблю тебя, но тебе нужно возвращаться к своему народу.

В голосе индейца звучала легкая укоризна, и Онор немедленно вспылила.

– В чем ты меня винишь? Что я не пойду жить в твой вигвам? А разве ты пойдешь со мной? Что ответишь, если я скажу: забудь свое племя, останься со мной, прими мои обычаи, сожги свои перья, выбрось свой томагавк, и едем в Европу начинать новую жизнь! Нет? Конечно, я не сомневалась. Нелепо требовать от меня взять в руки мотыгу.

Волк терпеливо дождался, пока она замолчала.

– Я не прошу тебя об этом. Ты не услышала моих слов, Тигровая Лилия…

Твой народ – это твой народ, гуроны для тебя чужие. Я не всегда могу понять тебя, но я вижу, что ты умна, прекрасна и еще в тебе есть то, чего нет ни у бледнолицых, ни у краснокожих скво. В тебе есть удивительная жизненная сила полевого цветка.

– Сила? – она пожала плечами.

– Да. Ты не знаешь страха. Настоящего. Ты никогда не боялась своих слабостей и никогда не боялась неизвестного. То, что ты испытывала – не страх. Когда лиса бежит от охотника – это не страх, звери не трусливы. Я только воин. Я не могу объяснить тебе все, что чувствую, но я знаю. А теперь прощай!

Он разжал ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, и величественной походкой направился прочь. Онор побрела вслед за ним. Он решительно спрыгнул в свою пирогу.

Онор догадывалась, что ему легче было бы вновь вытерпеть издевательства дикарей, чем вот так расстаться с ней. Но он принял решение, и ей нечего было возразить. Ее сердце протестовало против его ухода. Она беспомощно смотрела, как индеец перерезал канат, которым была привязана его лодка.

– Прощай, Волк. Будь счастлив, – сказала она дрожащим голосом. Он уже держал в руках весло.

– Я все же хочу надеяться увидеть тебя вновь. Может, когда-нибудь, пусть через много лет… – произнес он мягко. Больше он ничего не сказал.

Несколько взмахов весел отнесли пирогу прочь. Онор видела, как он, добравшись до берега, выпрыгнул из лодки и скрылся в лесу. Она научила его любить, но не сломила. Просьбы, мольбы и слезы были чужды ему. Без единого слова упрека или жалобы он вернулся к своему племени, сильный, свободный и непокоренный. Онор знала, что бессильна что-либо изменить. Он не умел сдаваться, его любовь не похожа на любовь белых. И все-таки, все-таки, он всегда будет любить ее, она знала это. И вызывающе глядя в голубую даль, Онор крикнула капитану:

– Отплываем!

Она докажет себе, что не слабее краснокожих. Она сумеет унести с собой свою боль и скрыть ее. Она будет жить, как раньше, свободная дочь своего народа, но клянется перед собой пронести через свою жизнь непоколебимую любовь к одинокому гордому вождю далекого племени. Она клянется себе в этом!