Текст книги "Бегство Квиллера"

29. Думать и еще раз думать

Вскоре после речи Ломана вошла она. Я не видел ее, пока она не оказалась рядом с нами, так как стоял спиной к дверям, разговаривая с Пеппериджем.

– Доброе утро.

Ломан резко повернулся. Пепперидж вскочил с дивана. Она спустила с плеча ремень большой кожаной сумки и подошла к Ломану.

– Ленты, – сказала она, протягивая сумку ему.

– Все?

– Да, сэр.

– Не хотите ли кофе?

– Будьте любезны.

И только тут она взглянула на меня в первый раз, чуть повернув голову: словно ей пришлось сделать усилие для такого движения, но ее серо-голубые глаза оставались совершенно спокойными.

Несколько ранее Флуд уже принес новость, которую Пепперидж охарактеризовал как “приятную”, за ней и последовало ее появление. Шарада, да и только…

– Она позвонила в свой офис в Верховном Комиссариате, – сообщил он. – Оказывается, вчера утром у ее тетушки случился приступ аппендицита, вот почему она и вылетела, не успев никому сказать куда. – Ломан не глядел на него во время сего повествования; отвернувшись от всех, он продолжал мерить комнату мелкими шажками. – И она оставалась в больнице, пока ее тетушку не прооперировали. – Он вдруг криво усмехнулся. – Так что весь этот шум, гам, тарарам впустую.

Отнюдь не для того, чтобы смутить его, я сказал, что испытываю искреннее облегчение.

Наконец, повернувшись ко мне, она еле слышно поздоровалась.

– Как ваша тетя?

– С ней все в порядке. – Она качнула пышной копной волос. – Я… я надеюсь, вы не очень волновались за меня.

– Нет.

Сглотнув комок в горле, она опустила глаза.

– Тогда я рада.

– Просто я знал, что в этом нет никакой необходимости. Она быстро вскинула на меня глаза, а затем перевела взгляд на Ломана и Пеппериджа, разбиравших записи, после чего опять посмотрела на меня.

– Ну и ну. – Засмеявшись, она пожала плечами. – Думаю, что я упала в ваших глазах.

– Не важно. Игры окончены. Я включу эту штуку, вы, кажется, любите с молоком, не так ли?

– Да. Ваша рука в порядке?

– Все как нельзя лучше.

Я включил кофеварку. Под глазами у нее лежали тени, видно, она не выспалась. Можно предположить, она в курсе, как и из-за чего я провалил предыдущее убежище. В противном случае она рванула бы прямиком в больницу и попала в руки моих соглядатаев, и мне не хотелось даже думать о такой исходе.

Кофеварка засвистела, и я крикнул Флуду, чтобы он принес ей чашку. Ломан заправлял ленту в магнитофон. Кэти присела на диван, тоненькая и стройная в рубашке и брюках цвета хаки.

Пошла тщательная проработка идеи, с тройной проверкой, и мы с Ломаном играли роль теннисистов на корте, когда каждый отбивает мяч напарнику, ожидая от него ответного хода. Он был убежден, что я хотел бы продолжить выполнение задания, но не могу позволить себе этого, поскольку теперь знаю, что меня втравило в это дело Бюро; и он дал мне возможность сохранить лицо, сообщив, что Кэти пропала. Это была ложь, я знал это, и он знал, что я знаю, но на какое-то мгновение я сам поверил, что это случилось, и пошел с ним на сделку, оставшись в деле. Такой вот тройной узел, и на тот случай, если вы забыли, напоминаю, что так выглядит дело, которым мы занимаемся.

– Мы выжали из них все, что можно, – сказал Ломан. – Остался только сухой осадок.

Я подошел к ним. Магнитофон стоял на полу; и мы расселись вокруг стола, пока Кэти разливала кофе.

– К записям приложен перевод с тайского и камбоджийского, за исключением тех случаев, когда она говорит по-английски, скорее всего с человеком, для которого этот Язык родной. Если у вас есть вопросы, я остановлю воспроизведение. – Он нажал клавишу.

“Я хотела бы подчеркнуть, что мы не собираемся предпринимать серию разрозненных революционных выступлений, нечто вроде пустого швыряния камней в стенку. Планируются военные действия, которые начнутся одновременно, как только груз будет получен, осмотрен, доставлен на место и подготовлен к использованию.”

– Эти переговоры, – прокомментировал Ломан, – были перехвачены только один раз. Продолжения нет – есть только отдельные записи по той же теме, сделанные в разное время.

“Я повторяю, что этого агента необходимо найти и покончить с ним до начала наших операций. Будет смертельной ошибкой, если мы недооценим его влияние и позволим проникнуть ему в нашу систему и тем самым поставим под угрозу срыва наши планы. Пока с ним не будет покончено, никаких выступлении.”

– Вряд ли я должен говорить вам, – это Ломан, – что с нашей стороны мы приложили все усилия, дабы нащупать и перехватить все группы, брошенные на ваши поиски. Достаточно сказать, что прошлой ночью Лондон поднял всех законспирированных агентов и местные контакты из Гонконга, Сайгона,. Ханоя и Бангкока, и все они брошены в дело, поддерживая связь лично с мистером Кродером через Верховный Комиссариат здесь в Сингапуре. На помощь вам, Квиллер, брошены большие силы, очень большие.

Подтекст: вы никогда не должны расставаться с Бюро; только посмотрите, какими ресурсами мы располагаем.

Но я ничего не сказал. Он опять нажал на клавишу.

“Теперь наши успехи зависят от Кишнара. Пока я не получу от него известие, что он выполнил задание, наши проекты не сдвинутся с места. Завтра я лично отправляюсь в Сингапур и буду ждать от него информации.”

– Это было позавчера, – сказал Ломан, отпуская клавишу паузы.

“Вся подготовка, о которой шла речь, завершена, но мы не приступим к действию, пока не получим сообщения, что препятствие устранено. Мы не должны недооценивать действия английской и таиландской разведок, направленных против нас.”

Ломан прокрутил еще три ленты, но они, главным образом, содержали оценку политических аспектов деятельности различных революционных групп, действующих по всему Индокитаю, часть из которых подчинялась Шоде.

– А эта, – обратил наше внимание Ломан, – запись, в которой она говорит то ли с каким-то англичанином, то ли с американцем, словом, с тем, кто не понимает ни одного из азиатских языков, которыми она владеет. Мы пытаемся выяснить, кто он такой.

“Мне сообщили, что груз обязательно прибудет, на местах тактика отработана, но у меня по-прежнему нет никаких известий от Кишнара, и я отправляюсь в Сингапур. Если вам необходимо связаться со мной, я буду на месте к пяти часам, и вы сможете воспользоваться радиотелефоном.”

В первый раз я услышал, как она говорит по-английски. Речь у нее была чистой и почти без акцента. Шипящие у нее звучали чуть глуховато, что мне запомнилось, еще когда я услышал впервые ее голос по рации, и в нем та же энергия, но теперь в ее тоне появились новые нотки, которых я не замечал ранее – напряжение и тревога. У меня сложилось впечатление, что мир Марико Шоды сошел со своей орбиты, что явилось для нее неприятным открытием. Ломан выключил воспроизведение.

– У вас есть что сказать?

Я встал. Мне надо было подвигаться.

– Я не подозревал, что развязка так близка. – Он не ответил, и внезапно я понял почему. Развязка не преминет последовать, если они успеют пристукнуть меня и получить груз “Рогаток”.

– Ну, хорошо. Ясно, что она не может начать операцию, пока не дотянулась до меня, так что она бросит на поиски вашего покорного слуги всю свою камарилью. У нее нет больше времени, чтобы тайно послать ко мне, скажем, еще одного убийцу со струной. И стоит им увидеть меня, как они сразу же начнут стрелять из любого положения – так?

– Поэтому через дипломатические каналы мы и попросили сингапурскую полицию о содействии. Поэтому этот дом и охраняется.

– Но, ради Бога, вы же не заставите меня вечно сидеть здесь, чтобы только она не начала действовать. В конце концов, она может потерять терпение и рискнуть.

Ломан не ответил. Пепперидж тоже не промолвил ни слова. Они все проработали и теперь выясняли мое отношение, поскольку я был ключевым фактором в их планах, которые будут развиваться в зависимости от того, к чему я готов. Таков обычный порядок действий, многократно отработанный, но пока я не видел, в какую сторону нам можно двинуться и есть ли вообще возможность движения.

– У вас есть еще что-нибудь для меня? – Я-то думал, что у них что-то еще за пазухой, но по какой-то неизвестной причине это придерживалось. У Пеппериджа снова появился рассеянный взгляд, который я не мог не заметить.

– Наверное, тебе стоит знать, – наконец заговорил он, – в подтверждение твоей мысли, что Шода сейчас может пойти на все, лишь бы “избавиться от этого британского агента”, сегодня утром в Сингапуре приземлились два самолета чартерным рейсом с так называемыми туристами – один из Камбоджи, а другой из Лаоса. У наших контактов есть все основания предполагать, что они прибыли в поддержку группе слежки за тобой.

Он имел в виду банду головорезов. – Отлично. По крайней мере, мы знаем, какие силы нам противостоят.

Я чувствовал на себе взгляд Кэти. Она была работником Бюро, ей приходилось и раньше иметь дело с тайными агентами, так что она догадывалась, что нам придется делать, дабы выпутаться из этой тупиковой ситуации – придется пойти на чертовски опасный риск в надежде, что удача сыграет нам на руку, и маленький хорек унесет ноги – может быть, окровавленный, но с усами; и послушайте, хотя я излагаю все это не без юмора, на что вы, конечно, обратили внимание, но в этот момент меня пробрал страх, потому что воспоминания о Кишнаре были еще слишком живы, и нервы у меня еще не успокоились, а тут практически не было шансов ускользнуть от них, и если только мы не предпримем какого-то решительного шага, то наступит финиш, который так или иначе положит конец или Шоде, или мне.

Все шло к тому.

И всем это было ясно: Ломану, Пеппериджу, Кэти и тому, кто был отделен от нас половиной земного шара и сидел в Лондоне, то есть Кродеру, шефу Службы контроля.

Тем не менее ничего еще не потеряно, попробую-ка поприседать, хотя еще болит левое бедро, но надо привести в норму уровень адреналина в крови.

– Сколько пройдет времени, – спросил я Ломана, – прежде чем вы получите информацию, что вторая группа напала на след “Рогаток”? Если вообще удастся добиться успеха в этом деле?

– Тут же дадут знать, – он удивленно посмотрел на меня.

– Не через Лондон?

– Или через Лондон, или напрямую, или и так и так. А что?

– У меня нет полной уверенности. – Встав, он посмотрел на меня; я присел, разминая мышцы. – Но, думаю, это очень важно. – Голос у меня был спокойный и умиротворенный, но левое полушарие уже стало что-то обдумывать, сопоставлять какие-то компоненты головоломки. – Это важно – снова начал я, – чтобы мы как можно скорее узнали, где и когда будет перехвачен груз – то есть знали, что он не попадет в руки Шоды. Вот что важно. – Я размышлял вслух, забыв о приседаниях. – Кроме того, очень важно, чтобы, если “Рогатки” перехватим, она не знала об этом, пока мы с ней не встретимся.

До меня донеслось лишь эхо слов, которые я только что произнес; оценив их, я нашел несколько оговорок, на скорую руку поправился и еще раз мысленно окинул представшую картину, чувствуя, что я уже почти нащупал ход возможных, действий, еще, правда, не представляя себе четко, какие они и как сработают.

Замолчав, я осмотрелся и увидел, что все, не шевелясь, смотрят на меня.

– Все дело во времени, – подчеркнул я Ломану. – Только о нем и следует думать. Нам придется иметь дело с очень узким промежутком времени.

– Вы имеете в виду какой-то потенциально конструктивный подход? – с подчеркнутой небрежностью спросил Ломан.

– Имел я всех вас – что это значит?

Снова наступило долгое молчание. Да, я знал, что означает слово “потенциальный” и термин “конструктивный”, но мое левое полушарие лихорадочно просчитывало ситуацию, и подобные слова не имели ровно никакого значения, ибо они столь длинны, что надо останавливаться и обдумывать, что же они значат, какой они несут смысл.

– Прощу прощения.

– О, ничего особенного. Вежливости выше головы и все такое.

– Давайте начнем вот с чего, – сказал я. – Я не могу просто взять и нанести удар. – Снова молчание. Им не хватало данных для реакции на мои слова. – Вы же знаете, я не наемный убийца. Единственный раз, когда я хладнокровно пошел на убийство – из-за женщины, которую предали, заманили в ловушку и застрелили. Я не… – И поймал себя на том, что смотрю прямо на Ломана, дожидаясь, пока этот сукин сын поймет, о чем идет речь. – Я не наемный убийца для Бюро. Это понятно?

– Конечно, – холодно подтвердил он.

– Иными словами, надо уничтожить цель, то есть Шоду, не убивая ее. Наша задача – уничтожить организацию Шоды, в роль исполнителя поручена мне… – Я снова заходил кругами по комнате. – И теперь мы стоим лицом к лицу перед конечной фазой операции, но у нас нет ни малейшего представления, как мы с ней справимся.

После минутного молчания Пепперидж еле слышно сказал:

– Я-то думал, что ты это представляешь, старина.

– Что? – резко повернулся я. – Может быть. Но очень смутно. Просто я размышляю вслух, пытаясь установить обратную связь со слушателями.

Я налил себе еще кофе, но поставил чашку на стол, так и не отпив из нее, потому что стремительно надвигался конечные этап операции, и мне предстояло схлестнуться с женщиной, которая подняла в ружье целую небольшую армию против меня, и я не хотел, чтобы меня перехватили из-за опасного избытка кофеина в крови, что порой может привести к гибели.

– И еще одно, – я снова размышлял вслух, но теперь все по делу, поскольку все мы собрались тут ради “мозгового тренинга”, – я не могу пойти на конфронтацию с Шодой без того, чтобы ее как-то не изолировать. – И, едва вымолвив это слово, я понял, что в нем заключен, основной смысл – изолировать, хотя я не знал, как это сделать. – Я не имею в виду отрезать ее от телохранителей, на что я не смею даже надеяться. Я хочу сказать, что наша встреча должна произойти где-то вдали от публики, чтобы никто не пострадал. Наша встреча меньше всего будет напоминать чаепитие.

Меня опять встретило долгое молчание, но теперь совсем другого характера, вот теперь в нем было что-то потенциально конструктивное и так далее. Что-то начинало проясняться.

– Изолировать, – повторил Пепперидж и встал, засунув руки в карманы и уставясь в стенку. – Во всяком случае, не в этом доме.

– Нет. Отсюда мне живым не уйти. – Ломан тоже с минуту рассеянно смотрел куда-то перед собой и не произносил ни слова. Затем опять заходил по комнате.

– Мы пользуемся полной поддержкой сингапурской полиции, но они ничего не могут противопоставить Шоде. Она неуязвима с политической точки зрения. И с дипломатической тоже. Она может свергнуть практически любое демократическое правительство в Азии, просто нанеся удар по его экономике или разоблачив любую дюжину коррумпированных высокопоставленных чиновников. – Он в упор посмотрел на меня: – И тут мы помочь вам не можем.

– Это я понимаю.

Во всяком случае, не представлял, что конечный этап операции превратится в подобие массовой полицейской акции. Они вообще не имели права притронуться к Шоде. Правительство не могло коснуться ее. Так что тут не могло идти и речи об операции как таковой, а лишь об инфильтрации, проникновении, очень точном, очень целенаправленном, которое под силу лишь одному человеку.

– Хочет кто-нибудь перекусить? – Кэти.

Ломан резко остановился, словно наткнувшись на стенку, и уставился на нее, видно, не поняв ее приглашения. Может, ей стоило бы употребить слово “завтрак”.

– Хорошая мысль, – пробурчал Пепперидж. Я глянул на часы: было уже около полудня.

– Протеину не помешало бы.

Выходя из комнаты, она прошла почти вплотную ко мне и тихо бросила: “И немного забальоне”.

В воздухе остался запах ее духов; о Господи, одно присутствие женщины помогает сбросить напряжение, пусть даже она и не прикоснулась к тебе.

– Послушайте, – начал было Пепперидж, но не окончил фразы, как в дверях появился Флуд и сообщил, что звонит кто-то из контактов в Камбодже, и Ломан вышел переговорить с ним, а через минуту начался конечный этап операции, в который мы влетели очерти голову.

30. Мистер Кродер

– Где? – задал вопрос Ломан.

Мы сидели в курительной комнате, где на стене висела изящная китайская акварель обнаженной натуры с торчащими сосками; тут же стояли красные бархатные кресла и антикварный медный телефонный аппарат.

– Когда?

Ломан – само спокойствие. У него было одно достоинство, которое я не мог отрицать: когда события текли ровно и неторопливо, он напоминал лапшу в дуршлаге, но когда они убыстряли свой бег, он мгновенно заводился и работал, как отлаженная динамо-машина. Флуд сообщил ему, что поступил сигнал от нашей второй группы в Камбодже.

– В какое время завтра?

Пепперидж взгромоздился на высокий табурет у стойки, и в его желтоватых глазах появилось обманчиво сонное выражение. Флуд стоял под торшером из папье-маше, изображавшем херувима, держащего абажур. Флуд держался с подчеркнутой вежливостью, давая понять, что он не больше чем подчиненный, и обращался ко мне “сэр”, но лишь потому, что он моложе остальных и тут присутствовало большое начальство из Лондона. И теперь я знал, какая ему отведена роль, ибо несколько ранее я спросил Пеппериджа:

– В случае чего заменить меня должен будет Флуд? Пепперидж, отведя было глаза, снова посмотрел на меня:

– Да, старина. Но ему, конечно, никогда не придется перенимать твои дела.

По сути, меня это не волновало. Более того, я испытывал определенное удовлетворение при мысли, что, если в течение нескольких часов я совершу непоправимую ошибку и отправлюсь в Элизиум, по крайней мере, кто-то продолжит начатое мной.

– Минутку, – и Ломан, прикрыв рукой микрофон, посмотрел на нас с Пеппериджем и коротко бросил: – Они выследили груз. Он на самолете направляется в Прей Вент.

– Где это? – спросил Пепперидж.

– Напротив Пномпеня, по другую сторону Меконга. – Теперь он выжидающе смотрел на меня. Половина дела была как-то определена, я был второй половиной – и ему необходимо было знать, есть ли у меня какие-то вопросы. Они у меня были. От ответа на них зависели успех или поражение.

– Могут ли они вскрыть контейнеры и заменить их содержимое?

– Могут что?

– Разрешите мне переговорить с ними. – Я был подчеркнуто вежлив, действуя строго по уставу, потому что он все же был из Службы контроля из Лондона, и окончательное решение, зависело от него или от Кродера: теперь вся картина действия четко вырисовывалась у меня в голове, но времени катастрофически не хватало. Каждая минута на вес золота, пока не наступит “час ноль”, поэтому я и решил быть предельно вежливым с Ломаном, чтобы, не дай Бог, не сорвать операцию; счеты будем сводить потом, только не сейчас.

Помедлив, он протянул мне трубку.

– Вас слушают.

– Добрый день. Дело не терпит отлагательства. Можете ли, вы заменить содержимое контейнеров и отправить их по старому месту назначения.

Молчание. Кажется, я ясно изложил свою мысль…

– То есть напихать туда чугунные чушки или что-то такое.

– Да, все, что попадется вам под руку. Мы хотим, чтоб они прибыли к месту назначения запломбированными, словно к ним никто не прикасался. Это возможно?

Пауза, затем:

– Чтоб вам провалиться! Что означало: да, возможно.

– Господи, – с облегчением вздохнул я, – больше от вас ничего не потребуется.

– Не могу ответить тем же, – возразил мой собеседник, потому что вы, скорее всего, рехнулись, или вам моча в голов ударила, но, наверно, для вас это жизненно важно. – Тон его изменился. – Ладно, значит, вы хотите, чтобы все осталось вроде бы как нетронуто – фирменные знаки, обшивка, грузовая декларация и так далее. Так?

– Да.

– И когда груз будет на месте, мы можем упаковаться и уносить ноги, верно?

– После того как “Рогатки” будут переданы таиландской армии.

– Ясно, мы не собираемся оставлять эти штучки валяться в парке на потеху детям, так что не беспокойтесь. Слушайте, могу ли я получить подтверждение задания от Службы контроля?

– Подождите. – Я повернулся к Ломану: – Вы слышали, о чем я просил их, и они говорят, что могут это сделать; заключительная фаза операции теперь мне совершенно ясна; я готов воспользоваться единственным шансом – можете ли вы предоставить мне полную свободу действий?

Он стоял, уставясь на меня: руки за спину, носки туфель вместе, голова набок, – и я видел, как он лихорадочно просчитывает ситуацию, включая и предположения, что с ним сделают в Лондоне, если выяснится, что он позволил мне загубить задание.

Пепперидж подошел поближе и тоже смотрел на меня; глаза его оставались невозмутимыми, только рот сжался в тонкую полоску, выдавая напряжение, ибо он понимал, что тоже окажется под огнем, если позволит своему оперативнику загнать шефа в ловушку и все завершится фиаско.

Затем Ломан коротко кивнул, я передал ему трубку, и он сказал:

– Контроль. Руководство вашими действиями доверяется оперативнику на месте. Он вернул мне трубку.

– Благодарю вас, сэр.

Это было больше, чем я просил, больше, чем мог ожидать, гораздо больше – он возложил на меня полную ответственность за ход дальнейших действий.

– Когда груз будет доставлен в Прей Вент? – спросил я.

– Сегодня в 21.14.

– Где совершите подмену?

– В Пномпене.

– В аэропорту?

– Да, в складских ангарах.

– Скрытно?

– Мы подкупили двух таможенников.

– То есть уровень риска невелик?

– Невелик. Иными словами, девяносто процентов за удачу. – Я быстро перебрал в памяти порядок событий, дабы убедиться, что ничего не забыто: вроде все идет, как и полагается.

– Сколько времени потребуется им, чтобы, получив груз, вскрыть контейнер и проверить содержимое.

– Не могу знать, сэр. Думаю, зависит только от них. Но, думаю, не больше получаса, чтобы вытащить груз из трюма, а потом им понадобится только пара ломов.

Значит, в моем распоряжении будет не больше получаса. Но им придется проверить весь груз прежде, чем они свяжутся с Шодой.

– Сколько контейнеров на месте?

– Двадцать.

Думай. Сколько нужно времени, чтобы вскрыть двадцать ящиков и во всех проверить содержимое? Час. Да, скажем, час. Значит, расчет времени включает в себя девяносто минут, минус примерно… – Я взглянул на Пеппериджа: – Сколько времени займет дорога до аэропорта?

– В сопровождении эскорта – минут сорок.

Значит, минус сорок минут и другие сорок пять минут, пока Шода получит сигнал по рации, и ее лайнер стартует до места. То есть резерв в пять минут. Пять.

Лучше, чем ничего, прикинул я, и пусть даже времени будет еще меньше, какой-то шанс все же остается, пока не отщелкала последняя секунда. Так что надо рисковать – вперед.

– Хорошо, – бросил я в трубку, – принимайтесь скорее за дело. – Вопросы есть?

– Нет.

– Тогда за дело и будьте на связи.

– Конец связи.

После я сразу зашел в небольшой туалет рядом с курительной, где прополоскал рот водой, помыл лицо, вытер его и вернулся обратно в салон, где и рассказал Ломану и Пеппериджу, что я собираюсь делать.

– Она убила моего отца.

Вокруг лампы кружились мотыльки.

– Мне очень жаль.

– Благодарю вас.

Она благодарит меня… Матерь Божья, не появись я на радиостанции, она не отдала бы приказ разбомбить ее. Сука!

– Вы знали, что он погиб? – Да, Сайако-сан.

Мотыльки продолжали кружиться вокруг лампы, налетая на нее, и золотистая пыльца невесомо опускалась книзу.

– Кишнар… Чем все кончилось?

– Мы послали его Шоде. В гробу.

Я услышал, как у нее перехватило дыхание.

– Вам это удалось?

– Да.

– Вы внушаете ей страх. – Снова молчание, которое оставалось лишь переждать. Золотая пыльца невесомым облачком опускалась книзу: да у тебя что, мозги размягчились, что ты собираешься делать, черт побери!

И все же я понимал, что не могу отойти в сторону. Не стоит воспринимать все происходящее как путь к краю пропасти.

– Я живу только одним, – опять послышался ее тихий голос. – Ожиданием ее смерти. – Понимаю.

– Она очень сильная. С очень жестким характером. Но, подобно стеклу, в один день она расколется. И этот день, думаю, придет вашими стараниями.

– Может быть.

Я было удивился, почему она мне звонит, но теперь понимал. Больше всего на свете она ждала смерти Шоды и считала, что только я способен уничтожить ее. Ей необходимо было поговорить с тем, кто сможет излечить кровоточащую рану ее сердца.

– Я буду благодарна вам. – Я понял, что, если убью Марико Шоду, она сохранит ко мне вечную признательность.

– Если это произойдет, Сайако-сан, вы узнаете об этом.

– Да. – Снова молчание, на этот раз нарушаемое ее тихими всхлипами. – Когда она умрет, душа моего отца успокоится.

Я говорил ей какие-то слова, успокаивая ее, но в трубке что-то щелкнуло, наступило молчание, и я предположил, что она больше не могла говорить.

Я вернулся в гостиную, и мы подбили бабки, прикидывая, что еще оставалось сделать.

– Мне не нравится, что придется импровизировать. Ломан.

– Это единственный способ.

– И тем не менее риск очень велик.

– Не так уж велик, если учесть, что так и так приходится ждать, пока она не вычислит меня и не уничтожит.

Пепперидж неловко сидел на краешке стула и уже довольно давно не произносил ни слова. Не думаю, чтобы ему все это нравилось. Флуд стоял у окна, расставив ноги и сложив руки на груди, и внимательно прислушивался, но тоже предпочитал помалкивать. Кэти, кидаясь к телефону при каждом звонке, сидела несколько в сторонке с напряженным и несчастным лицом. Я бы предпочел, чтобы ее с нами не было, но решал тут Ломан.

Ломан ничего не ответил на мои последние слова, и поэтому я повторил их, вбивая эту мысль ему в голову.

– Это единственный способ.

Я рассказал им, что я собираюсь делать и как это осуществить с технической точки зрения; кроме того, попросил Флуда обеспечить меня всем необходимым. Теперь нам оставалось только сидеть и ждать звонка нашего контакта, который сообщит, что Шода покинула свой дом на Сайбу-стрит и направляется в аэропорт; а это произойдет, когда она получит известие из Прей Вента, что груз прибыл.

Ломан по-прежнему не отвечал. Думаю, он просто упрямился, так что продолжал нажимать на него, учитывая, что если я скажу что-то не то, он тут же начнет ко мне придираться. Но все было в порядке; в этом и заключались его обязанности. Так что я продолжал давить на него.

– Я не сомневаюсь в двух вещах. Как только ода двинется, я тоже снимусь с места, или мы с ней разминемся. И встреча наша должна произойти в каком-то изолированном месте, чтобы уберечь окружающих.

Ломан по-прежнему молчал. Ситуация не нравилась ему еще больше, чем Пеппериджу. Несколько ранее Пепперидж, держа меня за руку, тихо сказал мне об этом.

– Ты все время ходишь по краю, но сейчас уж… Я ответил, что мне ничего больше не остается делать. И наконец Ломан подал голос:

– Очень хорошо. – Он сидел в кресле-качалке, свесив кисти с подлокотников, и внимательно рассматривал сдвинутые носки своих туфель. – Но, конечно, у меня есть серьезные оговорки. – Он вскинул голову, переведя взгляд с носков туфель на меня, и я понял, о чем он сейчас думает: передо мной человек, который вдет к гибели.

– Если вы не в состоянии как можно быстрее принять решение, – сказал я ему, – то обрисую, в каком мы положении. “Рогаток” пока у нее нет, но пока она жива и не отказалась от своей цели. Вы не можете вечно прикрывать меня, даже если бросите на это дело половину сингапурской полиции; я же на заключительном этапе собираюсь играть в открытую, какую бы форму это не приняло, да в любом случае они могут снять меня снайперской винтовкой, если им не удастся подобраться ко мне поближе.

Таких ситуаций раньше не возникало: оперативник всегда был в относительной безопасности, в поле его вел непосредственный руководитель, контролировал Лондон, у него были свои определенные пределы, в которых он и действовал, сводя опасность к минимуму; и в этих пределах он и старался выполнять свое задание.

– Мы исходим только из одних предположении, – сказал Ломан. – Мы предполагаем, что, когда сообщат о приземлении груза, она оставит свой дом на Сайбу-стрит и направится в аэропорт, уверенная, что во время ее отсутствия вами займутся ее головорезы.

– Логично, – согласился я. – Мы не собираемся действовать очертя голову.

– Согласен. Но в вашем распоряжении будет всего лишь пять минут.

– Временной промежуток важен, но не настолько. Если она не узнает о потере “Рогаток” прежде, чем я сообщу ей это, у нас появятся кое-какие шансы.

Он не ответил.

Зашуршала бумага, и я увидел, что Кэти разворачивает сандвичи, предлагая их нам. Флуд подошел помочь ей. Он оставался невозмутимым, словно ничего не слышал или его это не касалось, но, конечно, он усек все. Ведь если что, ему завершать операцию.

– Как вы оцениваете свои шансы, Квиллер? Ломан уставился на меня своими рыбьими бесцветными глазами.

– Видите ли, если я начну подсчитывать процентное содержание жизни и смерти, то, боюсь, потеряю уверенность в себе. Дело в следующем: миссия еще не завершена, и единственный способ, которым я могу закончить задание, – личная встреча с Шодой.

Снова молчание…

Господи, как я ненавижу ждать.

Воздух душный, как в парилке, поскольку кондиционера не было, но меня от холода пробирала дрожь.

“Они правы. Ты не должен идти на такой риск.”

Но не ты ли положил ему начало?

На заключительном этапе все зависит от нервов. Все нормально, не обращай на них внимания.

“Уж ты-то должен знать, сколько у тебя шансов.”

Да заткнись ты.

Наконец Ломан произнес:

– Думаю, решать тут надо мистеру Кродеру.

– Если только не потребуется целый день, чтобы найти его.

– Он все время на связи. – Ломан встал, опять уделив пристальное внимание своим туфлям. – Хотите сами переговорить с ним или доверите мне?

Я подумал, что сие предложение довольно любезно с его стороны. Высшие чины из Лондона в нормальных условиях обычно предпочитают не выходить на прямой контакт с хорьком в поле, не говоря уж об участии в выработке решений.

– Дайте мне прямую связь с ним, – сказал я. Когда я лавировал между стульями и столиками, направляясь к телефону, меня охватило чувство полной убежденности, что мне предстоит совершить нечто потрясающее, и мрачной уверенности, что меня ждет день, когда риск в последний раз сыграет мне на руку.

– Да?

– “Красный Лотус”, оперативный работник. Я поведал ему о своем замысле, а он попросил меня повторить еще раз, что я и сделал. Он отказал.

– Сэр, разрешите мне действовать именно так. Если не повезет, вы всего лишь потеряете оперативника, а не провалите задание. Тот, кто меня заменит, полностью в курсе дела и готов приступить к действиям, – настаивал я.

– Он не готов.

Я представил Кродера, его худое лицо, словно вырубленное из кремня; в черных глазах не отражается ровным счетом ничего, кроме телефона, трубку которого он держит в своей металлической руке.

– Но он готов занять мое место, сэр. Никаких имен.

– Да, но в соответствии с информацией, имеющейся в моем распоряжении, в данных обстоятельствах заменить вас невозможно. Вы представляете собой особый случай в силу того влияния, которое оказываете на противную сторону.