Текст книги "Незначительная деталь"

Адания Шибли
Незначительная деталь

Перевод: Александра Голикова

Редакторка: Ольга Дергачева

Корректрисы: Юля Кожемякина, Настя Волынова

Верстальщица: Юля Кожемякина

Дизайн обложки: Юля Попова

Техническая редакторка: Лайма Андерсон

Издательница: Александра Шадрина

Copyright © Adania Shibli 2017

© Александра Голикова, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2021

1

Если что-то здесь и двигалось, то только мираж. Под его гнетом беззвучно дрожали беспредельные сухие земли, пластами поднимаясь к небу. В резком свете полуденного солнца почти стирались неясные очертания желтых песчаных дюн. Среди неровностей и изгибов, пронизанных тонкими тенями колючего кустарника и пунктиром камней на склонах, различалась лишь смутная линия. И кроме этого – ничего. Только бескрайние бесплодные просторы пустыни Негев, над которой навис август с его беспощадной жарой.

Единственными признаками жизни вокруг были далекий вой и крики солдат, разбивавших лагерь. Эти звуки достигли слуха того, кто в бинокль обозревал пустынный пейзаж с позиции на вершине холма. Хотя яростный свет так и бил в глаза, он продолжал изучать борозды узких троп в песке и иногда надолго задерживался взглядом на одной из них. Наконец человек опустил бинокль, отер с него пот, убрал в чехол и направился обратно в лагерь, прокладывая путь сквозь плотный, тяжелый полуденный воздух.

Прибыв сюда, военные обнаружили две хижины да развалины третьей – вот и всё, что осталось после жестокой бомбардировки, которой местность подверглась в начале войны. Зато теперь рядом с постройками стояли две палатки – командирская и столовая, а воздух сотрясался от стука вбиваемых кольев и шестов – ставили еще три, для солдат. Как только он вернулся, его заместитель, старший сержант, сразу же доложил, что площадь полностью расчищена от камней и обломков, а группа солдат в настоящее время занята восстановлением траншей. В ответ он велел завершить все приготовления до темноты и приказал: офицерам, а также некоторым сержантам и рядовым взвода немедленно собраться в палатке командования на совещание.

⁂

Солнечный свет заполнял палатку: струился сквозь вход и растекался по песку, очерчивая мелкие отметины от солдатских ботинок. Свою речь он начал с объяснения: помимо демаркации южной границы с Египтом и защиты ее от лазутчиков, главная цель их присутствия здесь – прочесать всю юго-западную часть Негева и зачистить ее от оставшихся арабов. По данным воздушной разведки, там наблюдалась активность со стороны арабских партизан. Также необходимо предпринимать ежедневные вылазки, чтобы ознакомиться с районом и исследовать территорию вглубь. Хотя операция может занять немало времени, придется оставаться здесь, пока эта часть Негева не будет полностью безопасна. Солдатам понадобятся регулярные учения, чтобы освоиться в пустыне и научиться сражаться в местных условиях.

Собравшиеся слушали, следя за движениями его рук над расстеленной картой, где место лагеря было отмечено маленькой черной точкой, едва заметной на фоне большого серого треугольника. Никто из слушателей никак не прокомментировал сказанное, и в палатке на несколько секунд повисла тишина. Он перевел взгляд с карты на угрюмые лица военных, мокрые от пота и лоснившиеся в свете, что проникал через вход. После паузы он продолжил и призвал командование хорошо следить за солдатами, особенно теми, что во взводе недавно: обеспечивать их всем необходимым снаряжением и обмундированием, а в случае нехватки того или другого сообщать непосредственно ему, а также напоминать рядовым о важности личной гигиены и ежедневного бритья. Наконец, прежде чем всех распустить, он приказал шоферу, одному сержанту и двум капралам из тех, что были на совещании, готовиться к скорому выезду: он собирался произвести первую рекогносцировку.

Перед отъездом он зашел в одну из хижин, которую выбрал для проживания. Его вещи грудой лежали у входа. Сначала он перетащил их в угол комнаты, затем извлек из кучи канистру с водой и налил немного в небольшую жестяную миску. Достал из вещмешка тканевую мочалку, окунул ее в воду и смыл с лица пот, снова намочил, снял рубашку и протер подмышки. Оделся, застегнулся, как следует прополоскал мочалку и повесил ее на гвоздь в стене. Выйдя на улицу, он выплеснул грязную воду из миски в песок, вернулся, поставил ее рядом с остальными вещами в углу и покинул хижину.

Водитель сидел на своем месте, за рулем, а остальные участники вылазки, получившие приказ присоединиться, стояли вокруг автомобиля. При его приближении они заняли заднее сиденье, а сам он направился к переднему. Шофер выпрямился, потянул руку к ключу зажигания и завел двигатель, который сотряс своим ревом воздух.

Они двинулись на запад, прокладывая путь среди бледно-желтых дюн, разбросанных повсюду. За машиной следовало плотное облако песка – он вылетал из-под колес и взвивался высоко в воздух, застилая всё позади. Доставалось и тем, кто сидел сзади, – им пришлось закрывать глаза и рот, чтобы защититься от пыли. Но песчаные волны, меняя форму, и не думали утихомириваться, пока машина не скрылась вдалеке и рев двигателя окончательно не затих. Тогда песок начал тихо оседать на склонах, смягчая две резкие параллельные борозды от шин.

Команда достигла линии перемирия с Египтом и проинспектировала границу, но никаких попыток ее пересечь не обнаружила. Солнце клонилось к горизонту, военные изнемогали от жары и пыли, и он приказал шоферу возвращаться в лагерь. Патрулируя район, они не заметили никаких признаков присутствия людей, несмотря на сводки о перемещениях на этой территории.

В лагерь прибыли до темноты, но на востоке синева неба уже уступила темноте, сквозь которую неуверенно пробивался тусклый свет нескольких звезд. Работы еще не окончились, так что, выбравшись из машины, он первым делом распорядился покончить со всем до ужина. Солдаты тут же зашевелились с возросшей скоростью и бодростью – их силуэты так и сновали в полумраке.

После этого он направился в свое жилище, где его поджидала кромешная тьма. На некоторое время он замер посреди комнаты, потом открыл дверь настежь, чтобы хоть немного разбавить темноту, снял с гвоздя уже совсем высохшее полотенце, вылил на него прямо из канистры немного воды и стер с лица и рук пот и пыль. Опять он наклонился над своими вещами, вынул лампу, снял с нее стекло, поставил ее на стол, но фитиль не зажег и вышел. В хижине он пробыл всего несколько минут, но за это время небо усеяли звезды. Чернота полностью окутала лагерь, как будто ночь разом опустилась на них. Силуэты солдат снова двигались медленно, через темно-синюю ночь доносились их голоса, а робкие лучи от зажженных ламп пробивались сквозь входные отверстия и щели палаток, рассеивая мрак.

Он обходил лагерь, проверяя, как идет работа, а особенно – как восстанавливают траншеи и обустраивают площадку для учений. Всё было как будто в полном порядке, вот только обычно взвод собирался на ужин ровно в восемь, а сейчас шел уже девятый час. Однако все потянулись в палатку столовой и расселись за длинными столами.

После ужина он направился прямиком в свое жилище – дорогу освещали полная луна и звезды, рассыпанные над темным горизонтом. Приготовившись ко сну, он прикрутил фитиль, вытянулся на матрасе, откинул одеяло подальше, полностью раскрывшись. Жара, висевшая в комнате, была невыносимой, но уснул он немедленно. Этот день – 9 августа 1949 года – выдался долгим и тяжелым для всех.

⁂

Его разбудило какое-то шевеление на левом бедре. Он открыл глаза – темнота в комнате кромешная, жара сгустилась. Всё тело – мокрое от пота. Под его трусы заползла какая-то тварь, немного продвинулась выше и остановилась. Воздух гудел от тишины и неподвижности вокруг, время от времени слышались негромкие голоса солдат, поставленных охранять лагерь. Ветер хлопал тентами палаток, доносился далекий вой собаки и, кажется, рев верблюдов.

Он выждал с минуту, затем очень осторожно приподнял голову и напряг спину – тварь закопошилась. Он снова замер, опустил взгляд на свою голень – поначалу в непроницаемой тьме ничего было не разглядеть, но вскоре он начал различать очертания своих вещей, мебели и деревянных балок, на которые опиралась дощатая крыша. В щели меж досками просачивался тусклый свет луны. Вдруг его рука резко опустилась и сбросила тварь. Он кинулся к лампе на столе, зажег и, как только фитиль загорелся, принялся ходить с ней взад-вперед между кроватью и столом. Однако единственным движением оказалась пляска теней от мелких камушков на полу, начинавшаяся, когда над ними проносили фонарь. Тогда он расширил область поисков: сначала на койке, потом под ней, в углах комнаты, у двери, вокруг сумки, ящика и остальных вещей, на стенах до потолка, на второй кровати, рядом с обувью. Он потряс одежду, висевшую на гвоздях в стене, снова заглянул под койку, тщательно осмотрел весь пол, в том числе углы, опять поискал на стенах, на потолке и напоследок изучил свою тень, которая беспорядочно прыгала и раскачивалась вокруг него. В конце концов он остановился. Тут же остановились и свет лампы, и тени в помещении. Он поднес лампу к бедру, в котором теперь ощущалось легкое жжение, и различил в ее свете две маленькие красные точки. Видимо, тварь была быстрее и успела его укусить, прежде чем он ее отшвырнул.

Он погасил лампу, поставил ее рядом с ящиком и вернулся в постель, но уснуть так и не смог. Жжение на бедре вокруг укуса разгоралось всё сильнее и сильнее, и к рассвету уже казалось, будто с ноги сдирают кожу.

Наконец он встал с койки и направился в угол, где лежали вещи. Через щели в дощатой крыше на них лоскутами падал свет утреннего солнца. Налив воды в жестяную миску, он снял с гвоздя мочалку, опустил в воду, отжал и прошелся по лицу, груди, спине и подмышкам. Надел рубашку, натянул брюки до колен и остановился, некоторое время разглядывая укус на бедре. Две точки, источавшие боль, теперь почернели, и вокруг них образовалось небольшое вздутие. Он подтянул брюки, заправил рубашку, затянул ремень и застегнул пояс там, где ткань заломилась складками. Прополоскал мочалку и вернул ее на гвоздь, окинул внимательным взглядом пол, стены, потолок и вышел.

⁂

Этим утром патрулирование местности пришлось прекратить, когда солнце еще только подбиралось к зениту. Люди уже были не в силах и дальше сидеть в машине на таком пекле. Кто-то дотронулся до корпуса автомобиля и обжегся – так он раскалился. Время шло к полудню 10 августа 1949 года.

В лагере солдаты ютились в крошечных клочках тени у палаток. На открытых, залитых солнцем участках каждая песчинка с рассвета впитывала нацеленные на нее лучи – находиться там было невозможно. Однако его всю поездку мучил не зной, а приступы острой боли в животе, и, выйдя из машины, он тотчас же направился к себе, не задержавшись в командирской палатке и не проверив положение дел в лагере.

На столе по-прежнему стояла миска с грязной после утреннего мытья водой. Он выплеснул содержимое на песок рядом с хижиной, налил чистой воды из канистры, разделся до трусов, снял с гвоздя мочалку, намочил ее и принялся мыться: сначала лицо, потом шею, грудь и, насколько мог дотянуться, спину. Прополоскав мочалку, он обтер руки, подмышки и в последнюю очередь ноги, кроме места укуса – оно еще сильнее распухло и покраснело. Тщательно промыв мочалку и вернув ее на гвоздь, он достал из угла, где были сложены его вещи, небольшой ящичек. Поставил его на стол и вынул спирт, вату и бинты. Пропитав вату спиртом, он очень осторожно продезинфицировал место укуса; закончив, наложил бинт, направился к постели и лег. Его спину и плечи свело резкой судорогой.

⁂

Им казалось, что небесполезно исследовать местность еще и во второй половине дня и поискать укромные места, но это никак не помогло обнаружить партизан. Однообразные песчаные дюны, окружавшие людей со всех сторон, хранили молчание и скрывали любые следы, кроме борозд от колес военного автомобиля.

Тем временем в лагере длился день, и жара свирепствовала. Солдаты медленно отступали в тень, следуя за ее перемещениями возле палаток. Вернувшись после осмотра территории, он немедленно направился к группе бывалых бойцов, хотя боль в животе, мучившая его с утра, усилилась. Он начал с того, что посвятил однополчан в детали сегодняшнего патруля, а потом расспросил, как они привыкают к местным условиям и жаре, особенно на учениях. Выслушав немногословные ответы, он подчеркнул, насколько важно присутствовать здесь и провести учения – последнее едва ли не важнее, чем боевые действия вне лагеря. Их присутствие и настойчивость имеют решающее значение для охраны порядка в регионе, установления новой границы с Египтом и ее охраны от партизанских вылазок, независимо от того, в каких еще военных операциях каждый солдат участвовал прежде. С момента перемирия их взвод был первым и единственным, что достиг крайней южной точки, и на них лежит полная ответственность за безопасность на территории.

По дороге в свое жилище он заглянул в командирскую палатку, где после дневной поездки отдыхали его заместитель, сержанты дивизий и водитель, и сообщил, что до темноты их ждет еще один патруль.

⁂

Потом был еще патруль, и на другой день, и на следующий тоже. Однако в этих краях они обнаружили только песчаные бури и тучи пыли, которые словно нарочно преследовали людей и стремились им навредить. Но и бурям не удалось остановить поиски, и безмолвие пустынных холмов не пошатнуло его решимость найти оставшихся здесь арабов и схватить партизан – те стремительно скрывались в дюнах, заслышав рев мотора. Иногда перед ним мелькали их тонкие черные силуэты, подрагивая меж холмов, но, когда машина с ревом разворачивалась и добиралась до места, команда не находила никого.

Положить конец этой охоте могли только жара или тьма. Только когда у команды не оставалось сил выносить палящее солнце или когда смеркалось, он приказывал водителю возвращаться в лагерь.

После заката воздух становился уже не таким густым и тяжелым, а жара делалась терпимой. Тогда оживлялись солдаты, которые с момента прибытия не покидали не то что пределов лагеря, но даже тени у палаток, в которой немедля искали убежища после ежедневных учений. По вечерам по территории раскатывались смех и разговоры, не смолкавшие до десяти часов, когда рядовые удалялись в свои палатки, а он уходил к себе.

Хижину, где он жил, заполняла плотная, непроглядная тьма. Время от времени туда просачивались звуки – они казались отрывистым, неясным ропотом. Но постепенно можно было различить, как хлопают от ветра тенты палаток, как шагают солдаты, охраняя лагерь, раздавались внезапные возгласы, а среди этого шума – далекие выстрелы, собачий лай, а может, и рев верблюдов.

⁂

Он истекал потом и с трудом вдыхал застоявшийся в комнате воздух, сидя за столом перед разложенными на нем картами. Снаружи доносились голоса, от которых голова болела всё сильнее. Он не разделся, даже не снял обувь, и внутри ботинок, которые он носил с утра, пальцы ног утопали в поту. Время близилось к полуночи 11 августа 1949 года. Он медленно подвинул руки к краю стола, согнул ноги в коленях и попытался подтянуть тело вверх, но тут же пошатнулся и откинулся на стуле. Со второй попытки ему удалось подняться. Он поплелся вглубь комнаты, наклонился над ящиком в углу, взялся за защелки, открыл их и поднял крышку. Пошарив рукой внутри, он извлек коробку с патронами, на секунду замер, вернулся к столу, поставил на него коробку и дрожащими руками принялся набивать патронами нагрудные карманы. Пот из-под волос катился по вискам и щекам. Опустошив коробку, он взял винтовку, что стояла у стола, и с оружием на плече вышел.

Тьма снаружи казалась не такой уж и непроницаемой, хотя полнолуние миновало две ночи назад и луна шла на убыль. На миг он остановился у ворот лагеря, ожидая, пока часовые ему откроют, и направился на запад, к угольно-черным холмам, постепенно его поглотившим.

⁂

Он долго шел, преодолевая боль в животе и спазмы в спине. Его шаг становился всё более сбивчивым и неверным – песок под ногами то и дело предавал его, то поднимаясь, то опадая. Однако он не прекращал двигаться навстречу тьме, из складок которой иногда слышался далекий вой, пока коварный крутой склон не застал его врасплох, швырнув к подножью.

Наконец он приземлился на песок и начал было вставать, но от внезапных спазмов в руках и ногах снова рухнул на землю. Тогда он слегка изменил позу, принимая сидячее положение, и сделал глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание. Но напряжение в груди от этого не прошло.

Он продолжал сидеть неподвижно, не сводя взгляда с расстилавшихся перед ним просторов, объятых тьмой. Левой рукой, лежавшей на бедре, он притронулся к месту укуса под штаниной. Через некоторое время биение сердца, которое при падении билось так, словно его владелец вот-вот задохнется, замедлилось. Тогда он повернул голову сначала направо, потом налево – среди холмов он был один. Он поднял взгляд к звездам, осыпавшим небо вплоть до верхушек дюн, и луне, что пробиралась между ними к темной линии горизонта на западе, а потом оперся левой рукой о песок, подталкивая себя вверх. Сперва он потерял равновесие и чуть не упал снова, но потом ему удалось выпрямиться и встать на ноги. Он развернулся к холму, возвышавшемуся впереди, и начал подниматься, хотя тьма по-прежнему заливала глаза. На вершине он немного постоял, осмотрелся по сторонам, вгляделся в окутавшую его тьму. Его слуха коснулся прерывистый вой. Холмы подхватывали эхо, так что невозможно было понять, откуда исходят звуки. Казалось, вой – это часть тьмы, залегшей в засаде над песчаными плато, растянувшимися во всех направлениях… Он пошел дальше.

⁂

Он продолжал идти, пока ночь не кончилась и тьма в складках холмов не начала рассеиваться под лучами рассвета. К этому времени дул холодный ветер, который забирался под одежду, пронизывал тело и жалил до костей. От охватившей его сильной дрожи он весь трясся, а дыхание снова стало тяжелым. Пришлось остановиться. Он попытался дышать ровнее, но из груди неожиданно вырвался сдавленный кашель. Голова его дернулась, и он согнулся в приступе рвоты.

Когда тошнота прошла, он дрожащими руками схватился за фляжку с водой, висевшую на поясе, снял крышку, поднес к губам, несколько раз прополоскал рот и сплюнул. Стоило ему немного успокоиться, как из-за холмов снова раздались звуки, на этот раз громче, чем прежде, словно с рассветом пространство между ними стиралось. Дыхание у него снова сбилось, дрожь в теле вернулась. Он обвел взглядом одинокие холмы, окружавшие его со всех сторон, и двинулся прямо по направлению к звукам. Расстояние между ними сокращалось, его сердце билось всё чаще и чаще, а звуки становились всё громче и громче, так что он мог уже различать некоторые из них. На пару секунд он остановился и, хотя его по-прежнему бил озноб, пошел дальше, приближаясь к звукам… источником которых оказался его взвод. Пятнадцать минут – столько ему понадобилось, чтобы вернуться в лагерь, который он покинул несколько часов назад.

⁂

Слабый утренний свет падал на верхушки холмов вокруг лагеря, по которому разбрелись только что проснувшиеся солдаты. Одни то выходили из палаток, то скрывались в них. Другие, набросив на плечи или обмотав вокруг шеи полотенца, стояли в ряд возле цистерны с водой, ожидая своей очереди у крана. Когда он прошел через главный вход и направился к своей хижине, солдаты по дороге живо отдавали ему честь: вытягивались в струнку и прикладывали к голове правую руку, устремляя взгляд в никуда.

В хижине затаилась жаркая темнота. Закрыв за собой дверь, он направился к столу и положил на него патронташ. Подойдя к койке, повесил винтовку на стену справа и опустился на матрас. Пока тьма расступалась и детали обстановки проявлялись одна за другой, он сидел неподвижно. Теперь спазмы во всем теле сделались еще резче. Он медленно нагнулся и принялся снимать обувь, цвет которой от песка и пыли сменился с коричневого на бледно-желтый. Взяв ботинки в обе руки, он оттолкнулся от пола и поднялся с таким усилием, что его лицо перекосилось, потом пошел к двери, встал на пороге и принялся колотить одним ботинком о другой, пока вокруг него не образовался ореол из песка. Вернувшись внутрь, он поставил обувь под стул, снял рубашку и брюки и повесил их на спинку, сел на край постели и пригляделся к повязке, охватывающей место укуса на левом бедре. Сквозь белую марлю просочилась желтая мазь. Он поднял голову и позволил взгляду медленно блуждать по всей комнате, уворачиваясь разве что от клочьев утреннего света, который проникал в щели. Покончив с осмотром комнаты, он медленно выпрямил спину и лег. Тут же перед его глазами заплясали черные точки, а за ними и предметы: стол и патронташ, потом ящик, жестяная миска, гвозди на стене, одежда на стуле и обувь под ним, в беспорядке разбросанные лоскуты света из щелей в крыше и двери… лагерь, темные дюны, склон, с которого он упал, песок, за который он пытался цепляться, луна, черный горизонт, одежда на стуле, гвозди на стене, повязка, которую он стягивал с ноги… Тут он вскочил с койки, но потом снова сел – повязка оказалась на месте. Наконец он принялся медленно ее разматывать, с каждым полуоборотом перехватывая бинт другой рукой. И с каждым новым снятым слоем желтое пятно мази становилось всё темнее. Избавившись от повязки, он посмотрел на место укуса, вскочил, несколько раз судорожно сглотнул и снова взглянул на бинт, свисавший с правой руки. Помимо пятен от мази, покрывавших всю ткань, она была испорчена в нескольких местах. Он подошел к столу, положил на него бинт, взялся за патронташ, потом опустил голову и снова принялся разглядывать вздутие на бедре. В его центре желтел гной, обведенный красным, синим, а затем черным ободком.

Он помылся, израсходовав половину оставшейся в канистре воды, достал из сумки свежую смену одежды, а из ящика рядом с сумкой – новый бинт, немного ваты, спирт и банку с мазью. Плеснув спирта на вату, он очень осторожно продезинфицировал вздутие, затем зачерпнул мазь указательным пальцем и нанес ее на кожу, повторил процедуру во второй раз, и в третий, и в четвертый, пока пораженное место почти не скрылось под слоем мази. Обмотав бедро новым бинтом, он обулся, оделся в чистое, присел на краю койки и прислушался к звукам снаружи – они вливались в темноту комнаты и распространялись по ней.

Лагерь в это время полнился шумом: так солдаты оживлялись дважды в день – утром и вечером, когда жара спадала настолько, чтобы проводить учения и разгуливать меж палаток. Внезапно он вскочил с койки, приблизился к углу крыши, открыл глаза, насколько позволяли распухшие веки, и присмотрелся. Спустя долгое время он направился к двери, открыл ее нараспашку, и его обдало резким светом, который падал на пол у входа, но не проникал вглубь и не заливал всю комнату – так же, как и голоса солдат у палаток. Он вернулся к участку крыши, который разглядывал прежде, задрал голову и принялся внимательно его изучать. Но надолго его не хватило: через пару секунд он снова опустил голову, потер шею и часто заморгал. Дойдя до ближайшего к двери угла, он опустился на колени, неподвижно разглядывал этот участок некоторое время, а потом перевел взгляд туда, где лежали его вещи. Добравшись до ящика с личными принадлежностями, придвинул его к себе. На тыльной стороне ящика обнаружился приставший к ней паук с тонкими ножками. Раздавив его правой рукой, он продолжил поиски у койки – под ней затаились еще несколько мелких пауков, которые сплели там себе тонкую паутину: несколько мертвых серых жуков застряли в ловушке. Он вымел их из-под кровати, раздавил ботинком и продолжил внимательные поиски, низко склонившись к полу… и вдруг совершенно неожиданно прыгнул и прибил несколько мелких насекомых, которые там сновали.

Он продолжал кружить по комнате, теперь медленно прочесывая стены – пауки и один мотылек. Их он тоже уничтожил. Затем встал на стол и изо всех сил вытянул шею, вглядываясь в тот самый первый угол, – но добился только того, что перед глазами замельтешили темные пятна и линии, а затем наступила полная чернота. Он потерял равновесие и чуть не упал. Быстро спрыгнув вниз, он рухнул на стул, положил голову на стол и опустил воспаленные веки.

Еще одно насекомое проползло по комнате и юркнуло в щель между стеной и полом, скрывшись в темноте.

Вскоре он открыл глаза, снова заморгал, поднял голову от стола и с мрачным лицом сжал ладонями виски. В комнату прорвались крик верблюдов и собачий вой, но голоса солдат, которые тренировались или слонялись по лагерю, всё равно звучали громче. Он снова зажмурился, не вставая со стула, а вокруг него раздавались звуки – самой разной громкости, удаленности и резкости. Таким выдалось раннее утро 12 августа 1949 года.

⁂

Через несколько часов в сопровождении двух сержантов и трех солдат он забрался в автомобиль. Он не сводил взгляда с правой ноги, пока ставил ее на подножку и устраивал под передним сиденьем, на которое опустился. Слева от него размещались рычаг коробки передач и пять счетчиков, стрелки которых нервно дрожали. Тут черные точки замелькали перед его взглядом, на миг исчезли и вернулись вновь, уже надолго.

На этот раз они ехали, не открыв ни одной из карт, которые обычно изучали перед патрулированием. Он сам давал указания и только водителю, потребовав от него придерживаться определенного направления.

– К тому холму, – коротко сказал он, указывая на гребень холма, вписанный в линию горизонта.

Колеса пожирали песок и с грохотом изрыгали его в воздух длинными пыльными облаками, которые, как обычно, волоклись за их машиной. Команда оглядывала холмы вдоль дороги, без устали сменявшие друг друга. Однако, едва они доехали до возвышенности, на которую он указывал, он велел ехать к другому холму, видневшемуся на горизонте прямо напротив этого. Так они и продолжали двигаться от одного холма к другому, но наконец остановились у очередного возвышения, чтобы рассмотреть несколько следов на песке.

Как только мотор заглох и они вылезли из машины, наступила тишина, почти абсолютная, если не считать шороха песка под шагами инспектирующих территорию людей. Наконец они закончили, выпили воды и вернулись к машине, чтобы продолжить путь навстречу очередному «тому холму», к которому он простер руку со своего переднего сиденья. Он вздохнул так глубоко, что закрыл глаза, а когда открыл их, холм был едва заметен из-за черных точек, что скакали перед его взглядом, как обезумевшие жуки. Он резко вскинул руку с открытой ладонью, приказывая солдатам немедленно замолчать, а секунду спустя кивнул водителю, чтобы заводил двигатель. Но прежде чем шофер успел это сделать, раздался лай собаки.

⁂

Вдалеке показались крученые акации, терпентинные деревья и тростник – меж их стройными основаниями прятались скудные ручьи. Машина остановилась напротив оазиса, и он немедленно спрыгнул с переднего сиденья и побежал к деревьям вниз по песчаному склону. Остальные последовали за ним. Он ни разу не обернулся на них, сосредоточившись на растительности впереди. Теперь из-за стволов, помимо гавканья, слышался рев верблюдов. Достигнув подножия склона, он двинулся через деревья, раздвигая податливые ветви. За ними вскоре обнаружилась группа арабов, которые потрясенно застыли вокруг источника. Он встретил их взгляды: их глаза были распахнуты до предела – как у верблюдов, которые бросились с места под усилившийся вой собаки. Животные не пробежали и нескольких шагов, как раздался тяжелый хлопок выстрела.

⁂

Собака наконец перестала подвывать, и на оазис опустилась тишина. Нарушали ее только сдавленный плач девушки, которая, точно жук, съежилась на земле в своем черном платье, да шелест листвы и тростника – солдаты прочесывали его в поисках оружия. Он рассматривал горки помета, оставленного скотиной на этом клочке зелени среди бесконечных сухих дюн, а затем обошел повалившихся верблюдов – они походили на небольшие холмы, покрытые сухой травой. Хотя все шесть верблюдов были мертвы и песок медленно впитывал их кровь, ноги у некоторых еще подергивались. Он перевел взгляд на пучок сухой травы возле рта одного из животных – ее вырвали с корнями, среди которых застряли комки песка.

Сержанты и солдаты обыскали оазис несколько раз, но безуспешно: никакого оружия они так и не нашли. Он же наконец обратил свое внимание к той, что черным комком лежала на земле и по-прежнему скулила. Он набросился на девушку, схватил ее обеими руками, принялся трясти, и тут снова поднялся собачий лай, смешавшись с плачем девушки, которая завыла еще громче. Придавив ее голову к земле, он зажал ей рот правой рукой – ладонь тут же стала липкой от слюны, соплей и слез. Ее запах ударил ему в нос, и он на миг отвернулся, но тут же снова вернулся взглядом к девушке и приложил указательный палец свободной руки к губам, смотря ей прямо в глаза.

⁂

Когда они вернулись в лагерь, большинство солдат сидели в узкой тени от палаток, но, когда из машины выпустили девушку и собаку, некоторые вышли из тени и приблизились к ним. Он оглядел палатки, песок, от которого отражались ослепительные лучи полуденного солнца, и машину – свет разной интенсивности резал глаза. Перед ним заплясали черные и серые точки, ставшие еще ярче из-за кружащих мух. В конце концов взгляд остановился на его заместителе – тот спрашивал, что делать с девушкой. Некоторое время он не отвечал, стиснув челюсти. Потом опустил голову, уставился в песок, зажмурился, часто задышал и сказал, что девчонку нужно пока поместить во вторую хижину и поставить одного из солдат ее охранять. Как с ней быть, они решат позже. Но в любом случае нельзя отпустить девицу на свободу посреди этой пустыни. Подняв взгляд и посмотрев на собравшихся вокруг солдат, он добавил четко и с явной угрозой, чтобы те не приближались к девушке, а затем оставил их и направился к своему жилищу.

Войдя в хижину, он тут же пошел прямо к койке, лег, сомкнул воспаленные веки и погрузился в глубокий сон.

⁂

Открыв глаза, он медленно и осторожно поднялся и уселся на краю постели. Немного погодя поднес левую руку к лицу и утер ладонью щеки, встал на ноги, двинулся к двери и открыл ее настежь. В темную комнату, обтекая его силуэт, лился свет, а он осматривал лагерь, стоя в дверном проеме. Проспал он недолго – во всяком случае, недостаточно долго, чтобы тень захватила бóльшую часть песка. Вернувшись внутрь, он принялся кружить по хижине, исследуя стены, углы и крышу. Приметив трех хрупких пауков, он немедленно прихлопнул их рукой. Затем он направился в угол, где лежали вещи, налил из канистры немного воды, достал из ящика с личными принадлежностями набор для бритья и небольшое зеркало, которое повесил на гвоздь, и принялся рассматривать свое лицо. За последние три дня оно местами загорело, а местами покраснело, особенно вокруг век, хотя он всегда надевал кепку с козырьком, от которой на лбу оставался заметный след.