Текст книги "Добро не оставляйте на потом"

9

Виареджо

Наши дни

Олимпио Роффо припарковал автомобиль перед садом Бонкурсо. Весь день он провел в мастерской, общаясь с ювелирами и клиентами, и теперь с нетерпением ждал горячего ужина и беседы с любимой женой. Из-за ливня на автостраде скопилась уйма машин. Он свернул на боковую дорогу, которая петляла по холмам и повторяла изгиб речушек, ведущих к морю. Туман был таким густым, что пришлось снизить скорость до минимума, и в результате Олимпио ехал гораздо дольше обычного, но у него имелась веская причина не рисковать. Олимпио хотел благополучно добраться домой и сообщить жене отличную новость. Вот уж поистине будет злой рок, если он попадет в аварию, не успев воспользоваться своей удачей. Он заглушил двигатель. Дождь хлестал с такой силой, что из окон автомобиля практически ничего не было видно.

Посветив телефоном, он проверил бумаги из Banca d’Italia[60]60
  Банк Италии (ит.).


[Закрыть]. Он только что подписал кредитные документы для нового филиала, который, как он полагал, станет последним большим проектом в его карьере. И, скорее всего, в его жизни.

Он закрыл папку, вложил ее в большой конверт и убрал в портфель. Теперь документы должна подписать Матильда. С заднего сиденья он достал коробку с пирожными. Выбравшись из машины, он устремился к входной двери так быстро, как только мог бодрый мужчина в восемьдесят один год, и в его случае это выглядело впечатляюще.

– Nonno! – Анина обняла деда, вышедшего из лифта, и помогла ему снять промокшее пальто.

– Мой идеальный день стал еще лучше. – Олимпио поцеловал внучку.

– Идеальный? Ты весь промок! – Матильда посмотрела на них с порога кухни и вернулась к плите.

– Но не растаял! – Олимпио повернулся к Анине: – Ты весь день тут пробыла?

– Да, представь! Я выбрала к свадьбе старинные часы, а Nonna мне их не отдает.

– Я с ней поговорю, – тихо пообещал Олимпио.

Анина понесла мокрое пальто и портфель деда в гостевую ванную.

– Значит, тебе уже рассказали историю? – с улыбкой спросил он, когда она вернулась.

Анина кивнула:

– Да уж, Nonna прямо-таки разворошила фамильный склеп.

– Тебя послушать, ты здесь тюремный срок отбывала, – весело крикнула Матильда.

– Вовсе нет, Nonna. Еда у тебя вкуснее. – Анина прошла вслед за дедом на кухню. – Хотя в тюрьме отбирают телефоны, а бабушка как раз забрала мой.

– Но я ведь его вернула, правда? – усмехнулась Матильда.

– Даже не хочу знать, за что тебя наказали, – сказал Олимпио внучке и протянул Матильде коробку с пирожными. – Buon compleanno! – Он поцеловал жену.

– Grazie. – Матильда с довольным видом открыла коробку, наполненную ее любимыми сфольятелле – ракушками из тончайшего слоеного теста со сладкой рикоттой внутри, посыпанными сахаром и политыми медом.

– Мило. Это от Бьяджетти? – Анина заглянула в коробку.

– От кого же еще? Они же моя родня. – Матильда поставила коробку на столешницу.

– Что у тебя с лицом? – спросил Олимпио.

– На нее напала чайка, – поспешила ответить за бабушку Анина.

– Эти птицы от голода бывают агрессивными. – Олимпио осмотрел царапину на щеке жены. – Особенно после того, как туристы постоянно кормили их во время карнавала.

– Я заставила ее приложить мазь, но к врачу идти она наотрез отказалась.

– Ты в своем репертуаре.

– Ничего серьезного не произошло.

– Мама? – Из домофона раздался неестественный голос Николины Тиццы, напугав всех. – Я здесь.

– А мой голос тоже так звучит? – со смехом спросила Анина. – Похоже на громкоговоритель на пляже.

– Олимпио, почини, пожалуйста, эту штуку. Она меня пугает.

– Хорошо, я разберусь. Напомни мне позже. – Олимпио вздохнул.

– Поднимайся, мама, – сказала Анина в переговорное устройство.

Матильда приобняла мужа. Вне зависимости от времени суток шея Олимпио пахла перечной мятой. И борода, и густые седые волосы всегда были аккуратно подстрижены. Рубашка осталась такой же свежей, какой он снял ее утром с вешалки, даже после долгого рабочего дня и ливня.

– Спасибо тебе.

– Что у нас на ужин? – Он притянул жену еще ближе.

– Ореккьетте[61]61
  Вид пасты.


[Закрыть]. С горошком и мятой.

– Возишься с моим любимым блюдом в свой день рождения?

– Nonno, мне она не позволила помочь.

– Да тут делать нечего. – Матильда откинула пасту на дуршлаг. От пара ее очки тут же запотели, и Олимпио аккуратно снял их. – Как прошла твоя встреча?

– Документы у меня.

– Поздравляю. Ты немало постарался.

– Мы постарались, – поправил ее Олимпио. – Твоя подпись так же важна, как и моя.

Анина с восхищением наблюдала за бабушкой и дедушкой. Матильда сбрызнула ореккьетте оливковым маслом, посыпала сверху измельченными листьями мяты и передала блюдо мужу. Олимпио натер сверху сыр.

– С днем рождения, мама. – Вошедшая Николина поцеловала мать.

– Ты вся мокрая.

– Дождь еще идет. – Николина чмокнула отца и дочь.

В ее влажных черных волосах поблескивали серебристые нити. Тонкие черты лица достались ей от отца, а прямая осанка – от матери. Она была женой полицейского и потому, надеясь на лучшее, всегда была готова к худшему. Их сын Джакомо только что пополнил ряды карабинеров, так что теперь ее беспокойство удвоилось. Анина взяла у матери пальто и отнесла его в ванную.

– А где Джорджио? – поинтересовалась Матильда.

– В непогоду он обычно на автостраде. А Джакомо дежурит в участке. Иногда они работают в паре, но не сегодня.

– Пробка была ужасная, – подтвердил Олимпио, ставя блюдо с пастой на стол. – Я съехал на боковую дорогу. Из-за тумана могло быть и хуже.

– Такая погода еще не скоро закончится. Джакомо недоволен, ведь у карабинеров рабочий день всегда дольше обычного. Я сейчас вернусь. – Николина удалилась в ванную.

Анина взглянула на свой телефон:

– Паоло не сможет приехать.

– Что случилось? – с огорчением спросила Матильда.

– Он встречается с другом, хочет посоветоваться насчет работы.

– Но ему ведь нужно поесть?

– Они встречаются в кафе. Он просит его извинить.

– Убери, пожалуйста, его тарелку и приборы.

Анина убрала предназначавшуюся Паоло посуду.

– Nonna, я могу еще раз ему позвонить и напомнить.

– Люди находят время для того, что для них важно, – резко сказала Матильда.

– Он правда очень занят, его и на ужин не вытащить. Не принимай это на свой счет.

Николина вернулась и поставила на стол небольшую подарочную коробку, обернутую красочной бумагой.

– С днем рождения, мама.

– Так красиво, даже открывать не хочется.

– Надеюсь, понравится. Тебе ведь трудно найти подарок.

– Да, я наслышана. Ида Касичьяро такого же мнения. Она вручила мне флакон с таблетками. – Матильда принялась снимать оберточную бумагу. – Я даже не знала, что пищеварение – это так серьезно. – Открыв крышку, она достала из коробки фотографию в рамке.

– Знаешь, кто это?

– Нет. Я никогда не видела этого снимка.

Черно-белое фото Матильды и ее матери на пляже Виареджо служило доказательством, что видения, преследовавшие ее последнее время, вовсе не были плодом ее фантазии. Доменика была одета в льняное платье без рукавов, темные косы аккуратно закручены в пучок. Рядом с ней стояла девочка в соломенной шляпке и кружевном платье. Рассматривая фотографию, Матильда словно ощутила теплый песок под ногами и заплакала.

– Прости, мама. Я думала, тебе будет приятно.

– Ну что ты, это замечательный подарок. Мне очень приятно. Я так живо ее представляю. Будто вижу наяву. – Матильда протянула фотографию Олимпио. – Я тоскую по маме. – Она вытерла слезы платком. – Никогда нельзя смириться с потерей. Все, что мне остается, это каждый день ходить на мессу и молиться о том, чтобы снова с ней встретиться.

Николина отошла от стола, словно чувствуя вину за неуместный подарок. Меньше всего ей хотелось расстроить мать. Анина слегка пихнула ее локтем и кивнула в сторону Матильды. Николина снова подошла к матери и положила руки ей на плечи.

– Со мной все в порядке.

– А со мной нет, мама. – Николина обняла ее. – Я ведь тоже знаю, что значит любить свою мать.

* * *

– Грешно так любить сфольятелле. – Матильда с наслаждением откусила еще кусочек и запила глотком горячего эспрессо.

– Хорошо, что они тебе нравятся. В коробке еще целых восемь штук, а я не ем сладкого, – пошутил Олимпио и взял в руки фотографию. – Чудесная! И совсем не страшная, как те снимки у тебя на тумбочке. Где ты ее нашла? – спросил он у дочери.

– На газетной распродаже. «Стелла ди Лукка» распродавала свои архивы, чтобы расплатиться с долгами. Эту фотографию никогда не публиковали. Там таких уйма. К счастью, фотограф все разложил по годам, так что я несколько раз приходила и рылась в коробках. Нашла эту, и они мне ее продали. Печально наблюдать, как газета закрывается.

– Мы на нее подписаны.

– Мама, они недолго продержатся.

– Обидно. Это хорошая газета. Вот так к власти пришли фашисты. Первым делом Муссолини закрыл все газеты, – подметил Олимпио. – Люди никогда ничему не учатся, даже в Италии, хотя с такой историей мы лучше других должны понимать, что к чему.

– Будем надеяться, что сейчас ничего подобного не произойдет, – вздохнула Николина. – Они говорят, что не могут конкурировать с интернетом и бесплатными новостями.

– Жаль, что я не жила в то время. – Подперев подбородок, Анина изучала фотографию бабушки и прабабушки. – Ты так похожа на свою маму!

– Она много всего умела. Шила мне одежду. Мама говорила, что умение шить помогало ей в работе медсестры. А бабушка Нетта делала шляпки. Они обе были рукодельницами.

– В каком году это снимали? – спросил Олимпио.

– В пятидесятом. – Анина показала деду надпись на обороте карточки. – Снято совсем рядом, через бульвар, на пляже Виареджо.

– Мне было девять лет, – подтвердила Матильда.

– Я думала, твои родители поженились в сорок седьмом. Священник показывал нам церковную книгу с их именами. Мы с Паоло тоже там распишемся в день нашей свадьбы.

– Ты права. Родители поженились в сорок седьмом.

– Значит, ты родилась до того, как они поженились? – Анина с любопытством поглядела на бабушку. – Ты что, внебрачный ребенок?

– Нет! – хором воскликнули Матильда и Николина.

– Nonno?

– Не надо на меня смотреть. Я их родословную не составлял, я с ними просто породнился. И никаких дат я не знаю, кроме даты свадьбы с твоей бабушкой.

– Мама дважды выходила замуж. Ее первый муж и был моим отцом.

– Ты знала об этом? – спросила Анина у матери.

– Знала. Но о нем почти ничего не известно.

– У большинства семей в Тоскане такая же история, ну или похожая. В войну всякое случалось, люди были вынуждены покидать родные места, – спокойно заметил Олимпио.

– Как его звали?

– Джон Лоури Мак-Викарс.

– Американец?

– Шотландец.

– Так мы шотландцы? Было бы неплохо знать об этом раньше. А у тебя есть его фотография?

Матильда помотала головой.

– У бабушки остались только часы, которые он подарил твоей прабабушке Доменике. Поэтому она не может тебе их отдать, – объяснил Олимпио.

– Папа, о каких часах идет речь? – удивилась Николина.

– О зеленых, – нетерпеливо ответила Анина. – С перевернутым циферблатом.

– А я их когда-нибудь видела? – Николина повернулась к матери.

– Они в шкатулке. Я думала, что храню их в банке, но ошиблась.

– Ты попросила меня их забрать, милая. Около года назад. Ты хотела, чтобы они были рядом. Помнишь? – мягко напомнил жене Олимпио.

– Оказывается, Bisnonna Доменика была медсестрой. – Анина с укором смотрела на мать. – Про это ты мне тоже не говорила.

– Я уже не застала то время, – попыталась оправдаться Николина. – Для меня она была просто бабушкой, уже старенькой. Как наша Nonna сейчас.

– Эй!

– Но ты в лучшей форме, мама. В твоем возрасте Nonna Доменика плохо ходила.

– Когда доживаешь до моих лет, отказывает либо тело, либо разум, причем выбирать не приходится, – вздохнула Матильда.

– Вот поэтому хорошо бы знать о своих предках. Если нас ждет что-то плохое, можно хотя бы к этому подготовиться, – не унималась Анина. – Почему мне раньше не рассказали историю прабабушки Доменики?

– И что бы это изменило? – с досадой произнесла Николина, наполняя бокалы вином.

– Может быть, я бы подумала о том, чтобы стать медсестрой.

Все засмеялись.

– Ну ладно, может, и нет. Не выношу ничего грязного и грустного. Но это неважно. Вдруг в ее истории есть что-то такое, что повлияло бы сейчас на мою жизнь. Даже один член семьи способен изменить судьбу остальных. Папа ездил в Миланский университет, чтобы выяснить что-нибудь о своих предках. Оказывается, семейство Тицци были наполовину французами.

– Я искала сведения о Джоне Мак-Викарсе, но найти так и не смогла, – призналась Матильда. – Он был в списках торгового флота, но больше никаких следов.

– Ты мне об этом не говорила, – удивилась Николина.

– Теперь-то ты меня понимаешь. – Анина откинулась на спинку стула. – Добро пожаловать в ряды ни о чем не подозревающих!

– Возможно, я недостаточно хорошо искала. Когда умерла мама, я горевала по ней и тогда поняла, что горюю и по своему настоящему отцу.

– Может, у нас есть еще какие-нибудь семейные тайны, которые мне следует знать?

– Ну, один мой прапрадед, кажется, провел лето в Румынии с оперной певицей. Видимо, мне стоит разузнать подробности, – поддразнил внучку Олимпио.

– Может, и стоит. Не следует заводить семью, не зная своей истории.

– Разумная девочка, – похвалил Олимпио.

– Я бы Анину так не назвала.

– Мама! – Николина отложила вилку.

– Прости, Анина. Ты умница. И красавица. А вот насчет «разумная»… Над этим еще стоит поработать.

– А я вовсе не стремлюсь быть разумной. Разумность – это как скучная вязаная кофта.

– Ну спасибо. – Матильда расправила свою кофту, откинулась на спинку стула и засунула руки в карманы.

– Ты понимаешь, о чем я! – воскликнула Анина. – Разумность – это старомодно. Я слишком молода, чтобы быть старомодной.

– А я для этого слишком стар, – пошутил Олимпио.

– Nonno, ты никогда не состаришься. И ты, Nonna. Не могу представить тебя летом в черном шерстяном платье и шерстяных чулках, как у местных вдов.

– Посмотрим. Я ведь не вдова. Пока что.

– Я не позволю тебе умереть первой, Матильда. Первым уйду я. Так что можешь уже подыскивать себе что-то из черной шерсти.

– Как скажешь.

– Я не смогу жить без тебя. Вот. Я это сказал. – Олимпио сложил ладони: – Бог, ты слышишь меня?

Матильда рассмеялась. Олимпио не мог жить без нее, а она не представляла себе жизни без него. Он заботился об их бизнесе так, словно родился в семье Кабрелли. Он понимал ее боль, несмотря на все ее старания эту боль скрыть. Когда она не могла объяснить природу своего нетерпения или гнева, он мягко направлял ее туда, где таился их источник. Матильда отказывалась верить, что причиной ее терзаний был отец, которого она никогда не видела. Она не собиралась винить умерших – ни отца, ни мать, ни отчима – в своих проблемах, ведь ей самой уже восемьдесят один год, но ее проблемы становились проблемами Олимпио. Всю их совместную жизнь он пытался убедить жену, что ей придется признать потерю отца-шотландца ради исцеления своего сердца. Наконец она сама это поняла.

10

Лукка

Наши дни

Анина стояла в крошечной кухоньке в небольшой квартире, которую они снимали с Паоло, а он лежал на диване в гостиной. Телевизор был включен на полную громкость, но Паоло не обращал никакого внимания на футбольный матч и писал сообщение на телефоне. Анина поглядывала на него время от времени, раскладывая по тарелкам остатки бабушкиного праздничного ужина. Даже когда она сердилась на своего жениха, находясь рядом с ним, Анина всегда забывала, что именно ее не устраивало. Она понимала, как ей повезло. Паоло был завидной партией, и многие девушки в Лукке за ним охотились, но он предпочел Анину. Она взяла салфетку и столовые приборы и пошла к нему.

Паоло снял рубашку и ботинки. Его черные кудри нуждались в стрижке, на подбородке уже пробивалась щетина, хотя утром он брился. На журнальном столике стоял бокал с вином.

– Nonna приготовила твою любимую пасту.

– Я умираю с голоду. Спасибо, малыш.

– Я знала, что ты не будешь есть в кафе. Жаль, ты не приехал на день рождения.

– Я не мог пропустить эту встречу.

– Знаю. Они просто хотят тебя видеть хоть иногда.

– Я заскочу поздороваться, когда буду там.

– Было бы здорово. – Анина сомневалась, что Паоло специально поедет повидаться с ее бабушкой. Никаких дел в Виареджо у него не было. Она повернулась, чтобы уйти.

– Ты куда? – Паоло потянул ее за руку и усадил к себе на колени. – Что-то не так?

– Ты смотришь игру.

Паоло выключил телевизор.

– Что мне сделать?

– Не знаю. – Анина положила голову ему на плечо.

– У нас все в порядке?

– Да.

– Тогда почему такое странное настроение?

– Я не знаю.

– Твоя мать? – Паоло скорчил гримасу.

Анина засмеялась.

– Мы отлично ладим.

– Это потому, что мы собираемся пожениться. Твоей матери не нравится, что мы живем вместе.

– Не думаю, что дело в этом.

– Ну тогда во мне. Они переживают. Как только я найду работу, все будут счастливы.

– Может, ты и прав. Как идут дела?

– Уже у цели. – Паоло улыбнулся. – Возможно, нам придется переехать в Рим. Что думаешь?

– Где найдешь работу, там и будем жить, – заверила его Анина. – Папа сказал, ты всегда можешь подать заявление на госслужбу. Джакомо не жалеет, что стал карабинером.

– Я не хочу работать с будущим тестем и будущим шурином. И не хочу быть копом.

– Джакомо тоже не горел желанием, а сейчас доволен.

– Рад за него.

– Ладно, давай закроем тему. – Анина наколола на вилку несколько ореккьетте и отправила их в рот Паоло. – Вкусно?

– Твоя бабушка, может, и строга, но готовить она умеет. – Паоло поцеловал ее.

– Не так уж она строга. Просто у нее высокие требования.

Переехав в съемную квартиру с Аниной, Паоло сразу рассказал об этом родителям. Анина же сначала хранила все в тайне, ей не хотелось ставить мать в неловкое положение перед Матильдой. Когда она все же сказала родителям, Николина предупредила: «Только ничего не говори бабушке. Это ее убьет».

Окончив учебу, Паоло пока довольствовался разной временной работой. Ему хотелось устроиться в спортивное агентство, но такие вакансии появлялись редко. Теперь, после помолвки, он всерьез занялся поиском постоянного места. Анине многое нравилось в Паоло. С ним она часто смеялась. Они выросли в похожих семьях. Возможно, он не был таким амбициозным, как другие парни, но ей нравилось, что душевное богатство он ставил выше материального. Паоло даже был волонтером по спасению животных, когда у побережья произошел разлив нефти. Она не сомневалась, что у него доброе сердце.

– Иногда ты так на меня смотришь, будто понятия не имеешь, кто я такой.

– Правда?

– Как будто ты меня оцениваешь.

– Вообще-то я это уже сделала. Ты мне подходишь.

Паоло подхватил Анину на руки и, покрывая поцелуями, понес по узкому коридору в их спальню. Маленькая комнатка, в которой едва помещалась кровать, была для него огромной, как поле подсолнухов. Будь его воля, он остался бы здесь с Аниной навсегда. Он бережно положил ее на кровать, целуя руки, шею, губы. Накрыл ее своим телом, а она натянула на него покрывало. Когда они занимались любовью, все их проблемы куда-то исчезали.

Паоло заснул, продолжая крепко ее обнимать. Пальцы их рук были переплетены. Анина лежала без сна, ощущая тесноту крошечной спальни. Вопреки обещаниям журнальной статьи, постер с изображением пляжа в Черногории не делал комнату просторнее. Чтобы избавиться от чувства клаустрофобии, она принялась мечтать. Представила дом на берегу моря. Большую светлую спальню с пуховой периной и множеством окон. Шум прибоя будет убаюкивать их ночью, а отражение солнца в воде будить по утрам. Что-то надо предпринять, чтобы Паоло разделил с ней ее мечты. Она любит его, но должна найти ключ к его амбициям. Во сне он обнял ее еще крепче. Конечно, никто не живет одной любовью, многие выживают и без нее, но Анине не хотелось пополнить их ряды.

Виареджо

Матильда сидела на кровати с наушниками в ушах. Она вынула один и взглянула на лежащего рядом Олимпио, который просматривал электронную почту в телефоне.

– Ты не поверишь. Нино записал все, что смог вспомнить из истории про слониху.

– Шутишь? Он знает, как это делать? Мне пришлось ему показывать, как стирать голосовые сообщения, когда они гостили у нас.

– Патриция ему помогла. Хочешь послушать?

– Давай ты сама, потом мне расскажешь.

Матильда вернула наушник в ухо и прислушалась к голосу брата.

Привет, сестренка.

Пат сказала, тебе нужна история про слониху. Я помню, что Nonno бегал по комнате, как дикарь, разыгрывая сценки. Он хотел, чтобы мы поняли, откуда берутся драгоценные камни, которые он огранял, и что за люди их добывают, рискуя жизнью. Думаю, смысл был в этом. Он постоянно менял какие-то детали, чтобы нам было интересно.

В общем, слушай. Вот что я помню. Начиналось с того, что в Индии в шахте застряла слониха. Как-то ей удалось выбраться. Это именно слониха – шкура ее была разрисована красными линиями для парада или чего-то в этом роде. Я помню ту часть, где рассказывалось о событиях внутри шахты, я тогда представлял себе рабочих, а слои земли мне виделись муравейником с извилистыми ходами, уложенными один на другой.

Nonno описывал сильный пожар, который обрушил шахту. Люди пытались выбраться наружу. Не могу поверить, что он рассказывал паре ребятишек такую жуткую историю, но, черт возьми, он это делал. Мы были не такими, как нынешние дети. Сейчас все хотят слушать только про котиков. В общем, слониха вырвалась на свободу. Это была самая радостная часть истории. Но я не помню, что с ней случилось потом. Осталась она жива или погибла. Там еще было страшное – про отца и сына, которые не смогли выбраться из шахты. Когда ее копали, не сделали боковой выход, и рабочие оказались в ловушке. Опасная работа, которую они выполняли, приносила миру ценнейшую красоту, но, добывая камни, они рисковали жизнью. Стоило ли оно того? Как такое могло произойти? Они погибли в шахте. Я помню, Nonno говорил, что любой отец сделает все, чтобы прокормить семью, и это навсегда засело в моей голове.

Вот так, сестренка. Вот что меня всегда поражало. Они рисковали жизнью ради еды. Жаль, я не помню, что было дальше со слонихой. Прости. Ах да, вспомнил еще кое-что. Nonno говорил, что рабочие трудились босыми. Именно так. У них не было ни ботинок, ни сапог. Могу только представить, каково им было ходить по острым камням и лазить по скалистым стенам в той шахте, где тоннели уходили вглубь на многие мили. И все ради одного рубина. Или рубинов. Чтобы иметь возможность поесть, они должны были найти сокровище. Это все, что я смог вспомнить. Отключаюсь. Надеюсь, я тебе помог. Спасибо за чудесный прием. Кто знает, вернемся ли мы еще? Мы стареем, Матильда. Печально, но такова жизнь. Она заканчивается, как нам и обещали. В любом случае всегда приятно вернуться домой и поболтать на итальянском. Рад был увидеть тебя, Олимпио и детей.

– Нино тоже не помнит, что случилось со слонихой. – Матильда вытащила наушники из ушей и положила их в футляр. – По выговору он уже совсем не похож на итальянца.

– Он похож на италоамериканца из Нью-Джерси, именно им он и стал. Он прожил там пятьдесят лет. Ты – это то, что ты ешь, где живешь и на чем ездишь.

– Печальное наблюдение. – Матильда положила телефон на прикроватную тумбочку. – Очень жаль.

– По крайней мере, он тебе перезвонил. Он никогда не собирался все это записывать.

– Нет, но он попытался. Он что-то для меня сделал. Впервые. Я попросила его о чем-то, и он это сделал.

– Вы отпустили старые обиды и теперь неплохо ладите.

– Да, пожалуй, ты прав.

Матильда, конечно, приложила немало усилий, чтобы избавиться от своих обид на Нино. За все эти годы он чего только не выкидывал. Причем никогда не брал на себя ответственность за их разлад и во всем винил только Матильду. Он даже обвинил сестру в краже отцовского состояния. Отсудил у нее прибыль от продажи магазина в Виареджо. Ей пришлось отдать Нино половину суммы, хотя магазином занимались только она и Олимпио. Он утверждал, что его не уведомили и потому не имели право заключать сделку. В следующий раз Нино потребовал оригинальные эскизы работ их деда, ссылаясь на запрос от известного университета, и она выслала ему все, а он решил подзаработать и продал их ювелирной компании в Нью-Джерси. Матильде ничего не оставалось, как выкупить рисунки, чтобы сохранить их в семье, когда сам Нино отказался это сделать. Ему было наплевать на семейную историю, хотя он смог перебраться в Америку, взяв взаймы именно у Кабрелли. Он быстро разбогател на производстве стразов для сумок и обуви. Долг он так и не вернул. Были времена, когда брат с сестрой не разговаривали друг с другом. Матильду и Олимпио не пригласили на свадьбу его дочери Анны, потому что Нино в то время был чертовски зол на нее по причине, которую она уже и не помнила. Из-за этого Патриция потом не смогла уговорить Нино поехать на свадьбу Николины. И вот наконец Патриции и Олимпио удалось объявить между ними перемирие. Оставалось только надеяться, что оно продлится до их ухода.

– Нино всю жизнь жил по принципу «око за око». И только недавно сменил гнев на милость. Может, он принимает какие-то лекарства.

– Или просто устал от бесконечных ссор, – предположил Олимпио.

– Не думаю, что наши проблемы были связаны с папой. Возможно, Нино обижала моя близость с мамой. А может, его не устраивало, что мы с тобой живем в этом доме с родителями. Может, ему был нужен этот дом.

– Он получил деньги за свою долю.

– Денег у него предостаточно. Но в душе моего брата есть дыра, которую ничем не заполнить. К сожалению, он считает, что это я ее сделала.

– Знаешь, Матильда, похоже, ему просто твое лицо не нравится.

– Точно! – Матильда засмеялась. – Жаль, ты это только через пятьдесят лет понял.

Олимпио тоже рассмеялся.

Матильда достала из ящика комода ночную рубашку.

– Все, я пошла по своим делам. – Она закрыла за собой дверь ванной комнаты.

– Мы так и будем до конца жизни обсуждать твою семью? – крикнул ей вслед Олимпио.

Матильда приоткрыла дверь:

– А в чем проблема?

– Значит, будем, – пробурчал Олимпио.

Матильда стояла у раковины и чистила зубы, когда ее внимание привлек слой ярко-голубых пузырьков на дне стакана. Она сплюнула зубную пасту и нащупала на шее очки для чтения. Когда она перевернула стакан на ладонь, из него выскользнул браслет из переливающихся голубых аквамаринов в бриллиантовом паве[62]62
  Ювелирный термин «паве» происходит от французского слова pavé, что в переводе означает «мостовая». Украшения в технике паве, тщательно покрытые кристаллами, напоминают выложенные камнями улицы.


[Закрыть].

– Олимпио! – Она вытерла рот и вышла в спальню. – Что это? – В вытянутой руке она держала браслет.

– С днем рождения!

– Ты положил дорогой браслет в стаканчик в ванной? На раковине? Ты спятил?

– Я хотел сделать тебе сюрприз. – Муж улыбнулся.

– Но он же мог провалиться в слив.

– Ну не провалился же.

– Но мог! – Она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от гнева.

– О, ради бога, Матильда. Это сюрприз. Ты говорила, что хочешь браслет к своим серьгам, вот я и сделал его сам. Не порть удовольствие. Хоть раз просто порадуйся подарку.

Матильда вернулась в ванную и заплакала. Раздался тихий стук в дверь. Она схватила полотенце и вытерла слезы.

Олимпио заглянул внутрь:

– Матильда?

Она в отчаянии взглянула на мужа.

– Дай сюда.

Матильда отдала ему браслет.

– Прости. – Она вытянула руку ладонью вверх.

– И ты меня прости. Глупая затея. – Олимпио надел браслет ей на запястье и защелкнул. – Я просто хотел повеселиться, как в прежние времена.

– И это говорит человек, который спрятал помолвочное кольцо в сфольятеллу. – Матильда улыбнулась, осторожно поворачивая сверкающие камни на запястье. – Он великолепен. Спасибо тебе.

– С днем рождения, bella. – Олимпио поцеловал ее, взял за руку, и они вернулись в спальню.

Она присела на край кровати, повернувшись к нему спиной:

– Я не умею быть счастливой.

– Ты бываешь счастливой.

– Правда?

– Ложись. Давай я тебя обниму. Ты устала.

– Я серьезно. Я не умею ничему радоваться. Ну кто еще, получив прекрасный подарок и даже не примерив его, будет воображать, что он потерян?

– Тот, кто ничего не хочет терять.

– У тебя всегда готов ответ.

– Перестань себя терзать. Когда ты страдаешь, на тебя невозможно смотреть, это как наблюдать за зверствами крестоносцев. Забудь о прошлом. Ты не можешь его изменить.

– А если я уже ничего, кроме прошлого, не помню?

– Тогда вспоминай только хорошее. Я вот вижу себя везунчиком, который пятьдесят шесть лет назад влюбился в девушку в белом купальнике на пляже Виареджо. – Олимпио встал и подошел к Матильде. Он откинул одеяло и помог ей улечься в постель.

– Я счастливый человек. Судьба забрала у меня отца, но преподнесла подарок, который я смогла открыть, когда трудности миновали. У меня появился отчим, и он был очень добр ко мне. Он сам вырос без отца, поэтому испытывал сочувствие к любому ребенку, обделенному отцовским вниманием. Ты знаешь, как это бывает. Какой бы болезнью ты ни болел, ты стремишься найти от нее лекарство.

– Все это было очень давно.

– Верно подмечено. И мое тело тому доказательство. – Матильда поерзала под одеялом, пытаясь устроиться поудобнее. – Настал день, которого я так боялась. Я состарилась.

– Я тоже.

– Я разваливаюсь, как подержанная машина.

– Главное, что она еще ездит и привозит тебя куда надо. – Олимпио поцеловал жену. – Даже в состоянии развалин мы прекрасны.