Текст книги "Укротительницы миллионеров"

– Давай по порядку. Сначала поговорим. Все выясним.

– Давай, – пожал плечами Оленев. Как будто есть другой выбор! Олена уж точно его не ждет. А если увидит – начнет возмущаться, что не выполнил обещание оставить в покое.

– Расскажи мне, что чувствовал рядом с Оленой.

Оленев захлебнулся воздухом. Голова наполнилась сотней фраз, все спуталось. Зато он ясно видел ее большие лучистые глаза и облик – такой соблазнительный, желанный и одновременно очаровательный.

– Не могу сформулировать, – спустя несколько минут ожидания произнес он.

– Ладно. Давай по-другому. Я буду говорить тебе слова, а ты отвечай ассоциациями. Например: небо – голубое или ясное. Солнце – теплое. И так далее. Хорошо? Отвечай первое, что пришло на ум. Не думай, просто ассоциируй!

– Давай.

– Машина.

– Свобода.

– Поселок.

– Дом.

– Дом.

– Спокойствие.

– Лес.

– Умиротворение.

– Лето.

– Тепло.

– Работа.

– Свобода.

– В каком смысле свобода?

– Дает деньги, стабильность.

– Соседи.

– Враги.

– Чужие люди.

– Враги.

– Александр Тамилин?

– Ненавижу!

– Тимофей Федорович.

– Спасибо.

– Кухарка.

– Вкусно.

– Этель Яновна.

– Помощь.

– Олена Харитуллина.

– Счастье.

Оленев остановился, замолчал и воззрился на тетю. Так просто и так ужасно. Она – его счастье, его желание, и его лекарство. Она – его женщина и в то же время она ему больше не принадлежит.

– Ну вот. Все встало на свои места, – Этель Яновна придвинула Оленеву еще чашку с чаем, и тот послушно отпил.

– И что же? – спросил у тети. – Что встало на свои места? Она меня видеть не хочет. Я дал слово, что больше ее не потревожу!

– Однако приставил к ней охрану. Верно?

– Да. Приставил, – не стал отпираться Оленев.

– Зачем? – Этель Яновна хитро прищурилась и знакомым жестом подперла голову рукой. Ее зеленые глаза загадочно сверкнули.

– Не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Вчера она попала в беду. И потом… Вдруг ей потребуется помощь?

– Зачем тебе ей помогать и защищать ее?

– Я не могу по-другому. Она – мое счастье. Даже если и далеко.

– Вот! – Этель Яновна подняла палец. – Слова не мальчика, но мужа. Долго я ждала, чтобы это услышать.

– Так что мне делать? Посоветуй? – тихо спросил Оленев.

– Давай еще поиграем в ассоциации?

– Давай.

– Только теперь правила меняются. Ты должен назвать три вещи, с которыми ассоциируешь то, о чем спрашиваю. Не думая, не рассуждая. Первое, что приходит на ум. Но то, что уже говорил убираем.

Оленев послушно кивнул.

И снова они прошли все то же самое.

– Соседи.

– Опасность, драться, спасаться.

– Чужие люди.

– Быть начеку, нанести удар первым, не пропустить атаку.

– Александр Тамилин?

– Поколотить, разорить, убить!

– Тимофей Федорович.

– Хитрый, прозорливый, полезный.

– Кухарка.

– Добрая, старательная, деятельная.

– Этель Яновна.

– Близкая, родная, любимая.

– Олена Харитуллина.

– Дом, любовь, счастье.

– Счастье уже было…

– Моя.

– Ну вот видишь, как все просто?

Оленев усмехнулся:

– Что именно?

– Все. Она для тебя – счастье, любовь и дом. То, чем ты больше всего дорожишь. Потому, что, как мы выяснили чуть раньше, только в доме ты в безопасности, это твоя крепость и твоя опора.

– И?

– Ты должен бороться за свое счастье, Ярик. Бороться какими угодно методами. В любви и на войне все средства хороши, помнишь?

Оленев устала сложил руки на столе и вздохнул:

– Я могу драться с Александром, с любым, кто к ней приблизиться. С любым, кто захочет обидеть. Но не с ней самой.

– Что-то подсказывает мне, что этого не потребуется…

– Но…

– Ярик. Ты сказал ей то, что сказал мне о ней?

– Нет. Я не смог. Не знаю почему. Все спуталось в голове, все смешалось. Я не мог сформулировать.

– Ну теперь-то ты сформулировал?

– Да.

– Понял? Осознал? Прочувствовал?

– Да.

– Так борись за свое счастье. Верни ее.

* * *

Олена

Еще два бесполезных брифинга. Чиновники делали вид, что работают в поте лица, мы в поте лица делали вид, что им верим. Все остались довольны друг другом. Более-менее.

Потом я снова строчила статьи, выкладывала, вычитывала… В общем, рутина. Чертова рутина и проклятая спешка.

Выходя из редакции, я надеялась, что Александр не приехал. Ну может он обиделся на вчерашнее или передумал? Как было бы здорово просто увидеть, что он от меня отказался?

Не нужно ничего объяснять, не нужно метаться между «может быть» и «нет». Все разрешилось само собой.

Однако стоило открыть дверь, как заиграла музыка. «Ты меня любишь» в исполнении Александра Серова. Моя любимая песня! Откуда Александр об этом узнал?

Ах, да! Когда мы ехали в парк аттракционов, я мельком обмолвилась – песня включилась на одном из радиоканалов, как шлягер ретро.

Я невольно заулыбалась. Как же приятно! Запомнил ведь! Он, и правда, классный!

Дурное настроение как рукой сняло.

Александр подошел и вручил мне букет сирени. Огромный, ароматный, пышный… Белой, сиреневой, красной… Мм… Как он понял, что я люблю эти цветы? Ах, да, мы гуляли в парке, и я косилась на кусты, сетуя, что еще не зацвели.

А! Гори оно все синим пламенем! Какие романтические отношения мне нужны? Какой такой мужчина? Какие приятные ощущения рядом с ним?

А Александр контрольным выстрелом подарил мне… леденцы. Те самые, на палочке.

– Кислые, на заказ делал. Как ты рассказывала.

Точно! Пока гуляли я поделилась: мол, сейчас леденцы не те. Очень сладкие, приторные. А раньше делали кисленькие, такие приятные. Единственные любимые мной сладости.

– Ну что? Угодил?

Я улыбнулась, подскочила и чмокнула Александра в щеку.

– Приму это за да! А теперь остальная часть программы!

– Какая?

– Увидишь?

– Но ты ведь помнишь, что мне завтра к девяти на планерку?

– Естественно! Доставлю домой к девяти, как школьницу!

Я посмотрела на часы. Что эдакое он успеет за полтора часа?

* * *

Юх-у-у-у! Ветер свистел в ушах. Я подгоняла пегого скакуна и кричала навстречу ветру. Мы с Александром неслись по парку, наперегонки, друг за другом. Он то обгонял, а то отставал. Прохожие, привыкшие, что коней на прокат берут те, кто и ездить-то не умеет, только пораженно косились. Впрочем, Тамилин удивился тоже, когда я запрыгнула в седло и понеслась по отведенным для верховых прогулок дорогам.

Я чувствовала себя абсолютно свободной, легкой и радостной. Конь слушался как будто всегда меня знал, я даже шпорами не пользовалась. Не любила их. Это ведь боль для благородного животного!

– Ну ты и наездница! Миледи!

– А ты догони, мистер граф!

Мы сделали несколько кругов по парку. А потом кормили пони. Усталые лошаденки с пушистыми ножками с радостью уплетали морковки и сахар из наших рук.

… Домой меня Александр доставил точно вовремя. Мы подошли к забору и настал час икс. Я оказалась в руках мужчины, и губы обжег поцелуй. Страстный, порывистый, сразу видно – как долго этого ждали.

Я расслабилась, обняла спутника за плечи, прикрыла глаза и… ничего не почувствовала.

Просто вообще. Ни ласки Александра, ни его отчетливое возбуждение – да еще какое, не изменили ситуацию.

Он понял, выпустил и отстранился.

Мда. Это вам не Оленев, которого клещами не оттащишь.

Но когда Ярослав меня целовал… Не насильно, а отчаянно, я чувствовала все. Полет, слабеющие колени, желание прильнуть к этому мужчине.

Я бесилась от этого, раздражалась, сама себя осуждала. Но чувствовала! Чувствовала, черти забери Оленева!

– Ты пока не расположена, – не обиделся Александр. – Отложим страстные минуты на потом.

Я заеду завтра?

Я выдохнула, погладила Александра по груди, поправила идеально сидящий воротник его рубашки.

– Саш? Давай возьмем перерыв, а? Нет, ты чудесный, с тобой просто здорово! И сегодня… Пожалуй, было лучшее свидание в моей жизни…

– Я могу лучше! – с внезапным пылом возразил Александр. – Да и ты устала…

– Эм… – Я переступила с ноги на ногу. Черт! Опять как Оленев! И почему каждый жест, каждое событие, все на свете напоминает о нем? – Понимаешь. Я давно не встречалась с мужчинами. Уже очень давно избегала свиданий и любых других отношений. А сейчас… Оленев, ты… Слишком много для меня. Мне нужно выдохнуть, успокоиться. Разобраться с чувствами, с мыслями. А потом созвонимся?

Александр прищурился, внимательно изучая мое лицо. Некоторое время он молчал, а я просто не знала, куда деваться. Так хотелось, чтобы все закончилось! Прямо сейчас, поскорее!

Наконец, Тамилин разродился:

– Олена. Ты очень красивая женщина. Сама не знаешь, насколько. Умная и сексуальная. Я никогда не тратил столько времени на то, чтобы понять женщину, попытаться сделать ей приятное, угодить. Обычно уже со второго свидания мы либо шли в постель, либо в разные стороны.

Я сглотнула. Александр еще помолчал, почему-то прижал сильнее и сразу же отпустил.

– Я хочу попробовать снова. Потому, что даже просто общаясь с тобой испытал больше, чем занимаясь любовью с другими. Но не обещаю хранить верность и ждать. Я могу увлечься другой.

– Хорошо. Значит, время проверит нас обоих.

Я сказала это, и сама порадовалась. Какая-то часть меня дернулась, чтобы удержать Александра, все же предложить заехать завтра, не прерывать отношения. И вот теперь, когда удалось подавить это ущербное желание, я сразу же успокоилась.

– Тогда я не прощаюсь.

Он легонько коснулся губами моих губ и добавил, уже двигаясь к машине:

– Я понимаю Оленева. Ты такая… что голову сносит.

На этом мы и расстались.

Я отправилась к дочке, размышляя о том, что нам хорошо и вдвоем.

Глава 8

Олена

Стоило появиться на планерке, усесться, как все взгляды устремились ко мне.

Одни смотрели с эдакой смесью торжества и зависти, другие – с искренним сочувствием. Я уже приготовилась выслушать от Артура Наилевича длинную витиеватую тираду о моем непрофессионализме. В твердой уверенности, что кто-то, а, скорее всего, Чингисханова или Ставритская, разглядывая мои статьи под микроскопом, нашли какое-то кривое выражение. В фактическом наполнении материалов я не сомневалась – проверяла все по сто раз и даже дергала ньюсмейкеров. Чиновники пытались отмахнуться: мол, вы ж все записывали на диктофон, зачем нам проверять. Но я настаивала.

Просила подписать и лично под диктофон согласиться с каждым названием, каждым именем и каждой цифрой. Так, что сколько бы Чингисханова и Ставристкая ни пыхтели над моими опусами, ничего они не нарыли бы.

А вот выискать малейшую невычитку и выставить ее верхом непрофессионализма – это как раз в их духе. Уж если не удается укусить другим способом…

Артур Наилевич поприветствовал меня на редкость спокойно. Я прямо удивилась. Непохоже, чтобы его настроили против меня эти две гадюки.

Я напряженно уставилась на редактора.

Тот выдержал театральную паузу, как всегда любил и встал, чтобы, наконец-то, разродиться той самой новостью, из-за которой одни мне сочувствовали, а другие потирали ручки в радостном предвкушении провала конкурентки.

– Итак. Я повторю новость для вновь прибывших, – взгляд в мою сторону не оставлял сомнений – на кого рассчитана пламенная речь редактора. – Вчера ночью неожиданно был госпитализирован Леонард Расинский. Не побоюсь этого слово – будущее нашей мужской гимнастики.

Еще одна театральная пауза, чтобы все прониклись, а «вновь прибывшие» – особенно.

– Слухи ходя самые разные. Одни говорят, что Расинский серьезно травмировался и вскоре выйдет из состава олимпийской сборной. Другие утверждают, что ничего серьезного, просто врачи перестраховываются. Все же олимпийские сборы на носу. Нельзя рисковать нашим потенциальным золотом. Третьи считают, что Расинского поймали на допинге и пытаются этот факт скрыть. А может, нивелировать негативные последствия от допинга на организм спортсмена.

Я уже примерно поняла – к чему клонит Артур Наилевич. Но молча слушала монолог редактора.

– Госпитализирован Расинский в отделение для спортивной и балетной травмы. И, естественно, к нему никого не пускают, кроме невесты. Пресса со вчерашнего вечера на ушах, пытается хоть что-то выяснить. Но никто не дает комментариев. Ни тренер спортсмена, ни его товарищи по команде, которые одним заученным предложением уверяют, что не заметили в соратнике ничего странного. Ни невеста Расинского, ни его родители… В общем – никто!

Новая театральная пауза, в течение которой Чингисханова гордо оправила лежавшие, как прибитые, благодаря тонне лака волосы, а Ставритская растянула губы в счастливой улыбке.

Ага! Кульминация! Шоу одного актера подходит к концу. Зрители рукоплещут.

– В общем, я попытался договориться о коротком комментарии от спортсмена или его тренера или кого-то вообще через свои связи… Но ничего не вышло. Поэтому мы все решили поручить это дело тебе, Олена!

Вот теперь Ставритская и Чинхисхановна выглядели так, словно готовы запрыгать от радости или запеть «Аллилуйя!»

Я сглотнула. Ну да. Я ведь – создатель сенсаций, главный по тарелочкам. То есть по суперэксклюзивным материалам от закрытых богатеев и миллионеров! Слава она такая. Может вознести, а может и разбить о камни. Как повезет. Вот мне сегодня, кажется, «повезло».

Ладно. Если что, найду другую работу. Конечно, Артур Наилевич от обиды расстарается. Всем коллегам расскажет о том, как я завалила материал века. Хотя он мне, при моих-то связях, прыткости и ловкости вообще ничего не стоил. Только пальчиками пошевелить, чтобы набрать нужные номера. Как любил выражаться редактор.

Уж он-то злопамятностью не страдает. Просто бывает очень зол, когда теряет сенсацию, и помнит все вплоть до детских обид в песочнице.

Ну что ж… Есть еще вакансии копирайтеров. Есть возможность писать на заказ рекламные статьи. У меня свои ньюсмейкеры. Не умру с голоду.

– Вам же ничего не стоит пробраться к любому суперскрытному и закрытому человеку! – не выдержала Чинхисхановна. – Уверена, Расинский ни с кем больше и разговаривать не станет, кроме нашей звезды!

– Да! – поддержала ее Ставритская перекрестным огнем. – Вы у нас мастер проникнуть к любому и любого разговорить. Даже Тамилина и Оленева.

– Наверняка быстро управишься! – не могла не пальнуть снайперским выстрелом Галя.

Я изобразила самую счастливую из своих улыбок. Причем, уделила секунду этой улыбки каждой из редакционных гадюк и ответила Артуру Наилевичу:

– Постараюсь. Сделаю, что могу. Могу я поехать домой и переодеться для важной встречи?

– Конечно! – тут же отозвался редактор. – Но материал должен быть у меня на почте не позже четырех. Сама знаешь – верстка, полосы.

Ну да. Знаю.

Я спокойно встала и вышла.

Без спешки степенно прошла по коридорам редакции, спустилась по лестнице, вышла наружу и только тут позволила себе вздох.

Редактор, ясное дело, просто ну очень хотел материал. Если бы мог – сам бы написал и никого близко к Расинскому не подпустил.

Даже на пушечный выстрел. Но его «связи» не сработали. Теперь осталось только свалить все на меня. И потом меня же закатать в асфальт негативных рекомендаций будущим работодателям, если не справлюсь.

Ладно. Сделаю что могу. А там, найду я себе работу. Не пропаду.

Да вон хоть романы начну писать и выкладывать на литературные сайты. Говорят, там зарабатывают не меньше, а то и побольше нас, журналистов. И никаких тебе брифингов, никаких унылых чиновничьих речей, никаких показательных выступлений Артура Наилевича и прочих прелестей жизни журналиста. Не говоря уже о изысканном преследовании со стороны некоторых завистливых коллег.

Пишешь себе, выкладываешь, продаешь и живешь на полученные средства.

В общем, я найду как выжить! Выживу!

Какая-то часть меня хотела обратиться к Тамилину или, чем черт не шутит – к Оленеву! А вдруг кто-то из них знаком с Расинским? Захочет помочь или даже устроит нам встречу?

Но я решительно отмела подобные мысли.

Я уж точно не стану использовать личные отношения для того, чтобы уладить рабочие.

Это крайнее и самое последнее средство, идти на поклон к малознакомым, влиятельным и, прямо скажем, недостаточно понятным для меня мужчинам.

К тому же, подобный шаг только еще сильнее запутает мою сейчас и без того очень непростую жизнь. С Тамилиным я подумывала расстаться, Оленева я хотела увидеть снова. Но уж точно не в качестве просительницы. Косвенно подтвердив его намеки на то, что я могла бы воспользоваться нашим знакомством ради карьеры или же денег.

Нет, нет и нет!

Я никогда не пошла бы с этим к Ярославу. А одалживаться перед Александром, теперь, когда я планировала отвергнуть его… Это уже выглядело совсем подлым, циничным и меркантильным.

Крайнее средство, как опасное лекарство применяется только в том случае, если совсем больше ничего не помогает. Если ситуация абсолютно безнадежная. И речь идет о жизни и смерти.

А у меня, как ни крути, еще куча возможностей, дорог и шансов! И я не стану предаваться унынию!

Не стану бросаться в ноги к сильным мира сего, даже если судьба и свела нас. Я – самостоятельная самодостаточная женщина и давно уже решаю свои проблемы сама.

* * *

Ярослав

Утро выдалось непростым, хлопотным.

Ярослав заключал договор с новыми поставщиками материалов. Последовали переговоры по скайпу, а затем – и личная встреча, в восемь утра в поместье Оленева.

Вначале потенциальные партнеры настаивали на встрече в ресторане или где-то еще в людном месте. Но Оленев сумел их убедить. Его дом – его крепость. Здесь он чувствовал себя сильным, защищенным, хозяином положения.

Сложно продолжать мыслить здраво, решать стратегически важные задачи, анализировать предложения и документы, если все время ждешь атаки или подвоха со стороны окружающих. А в людном месте этого не избежать. Внимание рассеивается, фокус смещается и можно упустить нечто важное.

А в таком деле, как выбор партнеров, это категорически недопустимо.

Оленев выслушал все, что ему предлагали. С чем-то согласился, а что-то отверг.

Он четко видел на лицах будущих компаньонов и удивление, и разочарование, и удовольствие. Да, они ожидали пообщаться с «дикарем из леса», как прозвали Оленева соседи и многие другие бизнесмены. А у этого дикаря оказалась и голова на плечах, и знаний в ней тонны, и умение анализировать получше чем у некоторых.

Ближе к концу, когда вопросы были почти решены, Оленев заканчивал просматривать очередные документы, позвонил Алексей. Ярослав забеспокоился. Если детектив вышел на связь – значит что-то случилось с Оленой?

Сердце подпрыгнуло к горлу и стало совершенно неважно – примет ли она когда-нибудь Ярослава, даже увидятся ли они вновь. Главное, чтобы с ней все было нормально!

Оленев отложил бумаги, попросил остальных подождать его, вышел из гостиной и принял вызов.

Выслушал, быстро понял, что происходит и постарался как можно скорее закруглить встречу.

По его расчетам Олена только доехала до дома, чтобы переодеться – о ее маршруте Алексей доложил тоже. Хорошо. Время есть.

Оленев набрал номер Расинского, радуясь, что когда-то одолжил денег на профессиональные тренировки этого спортсмена в школе гимнастов. Парень приехал из глухой деревни, вместе с мамой – единственной родственницей. Мать нанялась уборщицей в дворец спорта. А сам Петя – ныне Леонард – так как-то звучало представительней, по мнению тренера сборной – днем занимался в спортзале с руководителем школьной секции, а вечером подрабатывал на мойке машин.

В свои восемь с половиной лет он считался уже старым для гимнастики. Поэтому большинство спортклубов отказалось даже смотреть молодое дарование. Но Расинский уверенно и упрямо шел к своей цели и преодолевал препятствия.

Еще совсем молодой Оленев узнал про этого парня случайно. Разговорился с одним бизнесменом, что помогал школе Расинского и тот упомянул мальчишку.

В тот же вечер Оленев договорился с олимпийским тренером. И лично платил тому до тех пор, пока уже ему самому не предложили приплачивать, чтобы талантливый гимнаст и дальше занимался у этого человека.

Ну а дальше… Дальше Расинский пытался вернуть Оленеву долг, но тот ничего и слышать не хотел. И вот… кажется, придется попросить его все же вспомнить про маленькое одолжение Ярослава…

Оленев был уверен – ни о каком допинге не может идти речи. Не такой парень Расинский, чтобы так рисковать карьерой, доставшейся ему адским трудом. Буквально чудом, благодаря череде невероятных счастливых совпадений.

А вот на счет травмы… Такое вполне возможно… Петр тренировался до изнеможения, не щадил себя и не думал о последствиях подобного. Работал на результат, не жалея ни сил, ни времени.

В свои шестнадцать Расинский уверенно побеждал на всех престижных мировых первенствах. Его боялись, его ненавидели, на него надеялись и делали ставки. И сейчас, когда от Расинского зависели еще и медали страны на олимпиаде, он вполне мог загнать себя. Перетренироваться, ошибиться, перенапрячься и даже не заметить.

Оленев знал, что ничего страшного, если об этом узнают, не случится. Скорее всего, Расинский избегал пояснений ситуации по одной простой причине – чтобы не плодить неверные прогнозы.

Любой атлет знает: травмы – неотъемлемая часть спорта и к ним нужно просто привыкнуть. Восстановление обычным способом, в рекомендованные медиками сроки – никому не грозит. Подлатался, принял обезболивающие – и вперед к победам. Потом подлечишься.

Расинский сразу взял трубку.

– Да, Слава. Что-то случилось?

– Ты в порядке?

– Ну… более-менее. Не боись, к олимпиаде очухаюсь.

– Слушай, у меня есть к тебе просьба. Я не собираюсь требовать взаимной услуги. Я просто хотел тебя попросить…

Оленеву было неловко. Он никогда не сделал бы того, что делал сейчас, если бы не Олена. Ради нее, для нее, Ярослав ничем не погнушался бы.

– Я очень прошу тебя…

– Да говори уже. Ты же знаешь. Если что-то могу – обязательно сделаю.

– Даже против правил?

– Что-нибудь да придумаю.

– Одной молодой и талантливой журналистке, порядочной, не сомневайся, очень нужен твой комментарий. Можно это организовать?

В трубке воцарилось беззвучие. Петр молчал, дышал и Оленев подумал, что атлет обиделся. Ну а что? Имеет право. Сердечные дела и проблемы Оленева – это лишь его трудности и нужды. Расинский ничем не обязан Ярославу. Он сам так сказал. А теперь просит сделать то, чего Петр делать не хочет.

Тишина оглушала. Сердце стучало в ушах Оленева так, словно это не карьера и достаток Олены поставлены на карту, а его собственные. Все средства и даже жизнь.

Оленев ждал, а Расинский не прерывал затянувшуюся паузу. Ярослав начал прокручивать в голове возможные варианты событий.

Олену уволят. Может ли он решить подобную проблему журналистки? Помощь от него гордячка примет навряд ли. Все часы и минуты общения с Летучей мышью показывали – она не падка на чужие деньги и не любит одалживаться.

Да и любое вмешательство Оленева в свою судьбу Олена вполне может воспринять в штыки. И будет совершенно права.

Хорошо. Но можно ведь открыть новое интернет издание под эгидой кого-то из компаньонов. Заплатить за конфиденциальность и нанять Олену редактором. А что? Она умница, и наверняка прекрасно со всем справится.

Разумеется, рано или поздно она узнает об участии Ярослава. Но к тому времени можно придумать что-то в свое оправдание. Например, что она поразила своим профессионализмом, подходом к делу и правильными установками в журналистике. Тем более, что все это правда!

А скрывался Ярослав, чтобы Олена из предубеждения против него не отказалась. Решала исключительно из своих интересов, выгоды и желаний.

Да, да! Все это осуществимо. Правда, к несчастью, не быстро. Олена успеет познать все тяготы жизни отставной журналистки, «которая не смогла». Разочароваться в коллегах, которых считала друзьями и завязать поясок потуже. А ведь у нее еще дочка!

Как с этим быть? Организовать ей выигрыш в какую-нибудь новую лотерею? Почему нет? Самолично назначить призовой фонд и сделать так, чтобы Олена выиграла.

Не совсем честно, конечно. Но если добавить еще призы – такие же по размеру, совесть Оленева примет этот вариант.

Ладно. Вот уже и почти план.

Оленев хотел сбросить вызов и больше не мучить Расинского. Однако в трубке послышалось:

– В общем, смотри. Федерация не расположена к комментариям и обнародованию моих проблем со здоровьем. Не хочет, чтобы нас сочли слабыми и одновременно надеялись, что я не поправлюсь к олимпиаде. Некоторые наши шишки ну просто до смешного суеверны. Ты не поверишь, если расскажу! А я поправлюсь, вот увидишь.

– Ага, – отстраненно ответил Оленев, уже морально готовый к отказу. – Все понимаю.

– Поэтому сделаем так. Меня навещает невеста. У нее, допустим, есть подруга. Моей невесте не нравится вся эта скрытность и игры в шпионов. Она считает, что ничего страшного в моей травме нет. И вполне можно все обнародовать, вместо того, чтобы плодить слухи и домыслы. Поэтому… Она привела подругу журналистку, со спрятанным в сумочке диктофоном. Мы мило побеседовали. А потом моя невеста дала добро на публикацию, как мое доверенное лицо и мой пиарщик. Она имеет на это право, закрепленное моей подписью…

У Оленева сердце заколотилось так, что он сам себе поразился. Воздух, наконец-то, нашел выход из легких.

– Когда они встретятся?

– Пусть твоя журналистка приедет к Соне ровно в два часа дня.

– Куда?

– Прямо домой. Сам знаешь, существуют папараццы. Да и случайные свидетели не исключены. Все должно выглядеть чики-пики. Чтобы комар носу не подточил. Подруга, значит пусть приезжает прямиком домой к Сонечке. Записывай адрес.

Оленев зафиксировал все и поспешно набрал знакомый номер.

* * *

Олена

Я переоделась в рубашку и свободную юбку до пят. Набросила кожаный плащ для солидности, надела сапожки на каблуках и вышла из дома.

Ну хорошо. Попробуем прорваться в больницу. Не получится – забраться в окно. Не выйдет – убедить медсестер или врачей посодействовать. Если и тут фиаско – домой и искать новую работу.

С этими мыслями я закрыла калитку и… услышала за спиной знакомый голос.

– Олена. Простите. Я знаю, что обещал. Но я к вам сегодня по делу.

Не знаю почему, но Оленев больше не рождал во мне негатива. Наоборот! Я была ему рада. Словно в моей жизни, наконец, случилось хоть что-то светлое.

Прежние наши ссоры и встречи больше не вызывали раздражения.

Я развернулась на пятках и увидела Оленева совсем близко. Волосы слегка растрепаны, ворот рубашки расстегнут. Словно он спешил и забыл, как обычно, застегнуться до горла.

Зеленые глаза лихорадочно сверкают, а чувственные губы чуть вздрагивают. Я сказать ничего не успела, как Оленев затараторил:

– Я не буду ни на чем настаивать! Я не собирался к вам приставать! Я уйду, и вы меня больше не увидите. Даю слово. Я по поводу Расинского…

Я даже не стала спрашивать – откуда он все разузнал. Не стала спорить, что мне не нужна помощь. Не стала настаивать, чтобы ушел. Я просто выдохнула:

– Я рада, что вы пришли.

Оленев замер каменным истуканом, вперился внимательным взглядом и молчал, наверное, минут, пять.

Потом приблизился: неспешно, осторожно и произнес:

– Я так хотел вас увидеть…

Еще немного помолчал, тяжело дыша и гипнотизируя, а затем взглянул на часы и произнес:

– Я отвезу вас к Соне Мельниковой. Невесте и пиар-менеджеру Расинского. Легенда следующая. Вы – ее подруга. Она сама против нынешней партизанщины. Поэтому проведет вас к спортсмену. Вы поговорите просто как друзья. Но включив в сумочке диктофон. Ну а потом… дело техники. Разрешение на публикацию Соня даст. Так что все в ажуре.

Я сморгнула и едва поборола желание броситься на шею Оленеву и расцеловать его.

Да, он не мастер картинных жестов, как Александр Тамилин. Не умеет красиво говорить и развлекать по-особенному. Но он делал все, чтобы мне было хорошо.

И этим «дикарь из леса» покорял куда больше Тамилина с его умением угодить женщинам.

– Вы готовы? – уточнил Оленев, начиная заметно волноваться. – Олена. Я вас только отвезу. И все. Больше вы меня не увидите!

Я подошла, обняла Ярослава за шею и поцеловала.

Он опешил, дернулся, а затем я очутилась в крепких мужских объятиях и сильное тело Люцифера напомнило – как же я желанна.

Я отстранилась и теперь Оленев отпустил сразу же.

– Я собираюсь и дальше с вами видеться, Ярослав. Только давайте постепенно. Без этих попыток сразу уложить в горизонтальную плоскость, – улыбнулась я. – И большое вам спасибо за все. За то, что спасли в переулке возле Джаз клуба. Привезли удостоверение и вот за это…

– На здоровье, – выдохнул он. – Поехали?

* * *

Соня Михайлова оказалась очень приятной и совершенно незвездной девушкой. Таким же выглядел и сам Расинский. Я редко смотрела мужскую гимнастику. Но этот парень с гагаринской улыбкой, легкостью исполнения, от которой у всех просто падали челюсти и всегда олимпийским спокойствием, покорил меня уже давно.

Теперь, вживую, он выглядел еще более обаятельным.

Не заносчивым, юморным и очень открытым.

Я из первых рук узнала историю Расинского.

О том, как мальчишка из далекого сибирского города серьезно заболел гимнастикой. Ходил во все существующие там секции, тренировался до изнеможения. И затем ему посоветовали ехать туда, где можно заниматься на более высоком уровне. Расинский вырос с матерью. Отец бросил их, когда ребенок был еще грудничком. Мама Петра, которого теперь звали Леонидом, не любила рассказывать об этом. А сын не настаивал. Им хватало друг друга.

Когда мальчик пришел к матери с советами профессионалов местного пошиба, она без сомнений поехала искать счастье для ребенка. Помыкаться им пришлось изрядно. На средства, вырученные за трехкомнатную квартиру, удалось приобрести старенькую однушку. Остаток денег сразу же съелся.

Мама Расинского пошла работать уборщицей и кладовщицей в один магазин. Трудилась посменно. Мальчик тоже не сидел сложа руки. Занимался в лучших спортивных секциях, куда смог поступить и работал вечерами на автозаправке.

Спустя некоторое время им повезло познакомиться с Ярославом Оленевым. И… все тотчас двинулось в гору.

– Значит, он ваш Ангел хранитель? – не удержалась я от вопроса.

Расинский взъерошил короткие светлые волосы и улыбнулся гагаринской улыбкой:

– Да. Ярику я обязан всем.

– Петя хотел отдать деньги, когда уже неплохо подзаработал, – вмешалась шустрая черноглазая Соня, накручивая на палец темные волосы. – Но Оленев наотрез отказался.

– Значит, травма колена средней тяжести?

– Врачебный диагноз не скажу. Я не специалист, сами понимаете. А наши врачи сродни партизанам. Под пытками не сознаются. Но могу вам сказать следующее. От себя. Я уже травмировал другое колено в точности также. К сборам буду готов. Да, это будет непросто. Да, я рискую. Потому, что могу получить новую травму и придется ставить протез. Но я продержусь. В прошлый раз никто ничего не заметил. И сейчас все пройдет также. Тренер в меня верит. Можете убедиться – в списках сборной я, по-прежнему, первый номер и на коне, и на брусьях.

– Сложно заниматься и учиться одновременно? – не удержалась я от вопроса.