Текст книги "Послезавтра"

Глава 62

Их звали Эрик и Эдвард. Никогда еще Джоанна Марш не видела таких совершенных представителей человеческой породы. Обоим было по двадцать четыре, идеально сложены, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто шестьдесят семь фунтов.

Впервые она увидела братьев, когда работала с Либаргером в мелкой части крытого бассейна (в поместье имелся собственный спорткомплекс). Бассейн был олимпийского стандарта: пятьдесят метров в длину, двадцать пять в ширину.. Эрик и Эдвард отрабатывали плавание баттерфляем. Джоанна знала, что долго баттерфляем не поплаваешь – слишком изматывает. На краю бассейна был автоматический счетчик, регистрировавший количество заплывов от бортика к бортику.

Когда Джоанна и Либаргер появились в бассейне, молодые люди, судя по счетчику, уже успели отмахать восемь дистанций. Все время, пока Джоанна и ее подопечный занимались оздоровительными процедурами, атлеты продолжали заплыв. Счетчик показывал шестьдесят две дистанции, то есть около четырех миль. И это баттерфляем! Кто бы другой рассказал, Джоанна просто не поверила бы, но тут она видела это собственными глазами.

Через час, когда она и фон Хольден вели Либаргера к логопеду, им снова повстречались близнецы. Эрик и Эдвард наконец кончили плавать и направлялись в лес, на пробежку.

– Это племянники мистера Либаргера, – представил их фон Хольден. – Они учились в восточногерманском институте физкультуры. После объединения страны институт закрылся, и они вернулись.

Молодые люди очень вежливо поздоровались и побежали дальше.

Джоанна спросила, уж не готовятся ли они к Олимпийским играм.

– Нет-нет, – рассмеялся Паскаль. – Их ждет не спортивная карьера, а политическая. Мистер Либаргер воспитывал их с детства, после того, как умер их отец. Он знал, что Германия рано или поздно объединится, и готовил своих воспитанников к большому будущему.

– А разве мистер Либаргер не швейцарец?

– Он немец. Родился в индустриальном Эссене.

* * *

Ровно в семь члены семьи и гости уселись за стол в главном зале, который назывался «Анлегеплатц», то есть «Пристань» – мол, где ты ни плавай в течение дня, обязательно сюда причалишь.

Джоанна переоделась в вечернее платье, которое специально для нее сшила сама знаменитая Юта Баур.

Работала она. Имея на руках только фотографию американки, но платье сидело как влитое. Выяснилось, что Юта тоже гостит в замке. Ее творение было настоящим чудом – оно не акцентировало полноту Джоанны, а убирало ее, придавало фигуре стройность и элегантность. Носить платье полагалось безо всякого нижнего белья, чтобы не нарушалась четкость линий, и от этого вид получался эротично вызывающий. Черный бархат, глубокий вырез на груди, искусная ажурная вышивка из золотой нити, издали похожая на экзотическое боа. На плечах прикреплены крошечные золотые кисточки.

Сначала Джоанна не решалась надеть этакий наряд. Но она не захватила с собой ничего приличного, а в «Анлегеплатц» полагалось являться при полном параде, поэтому пришлось смириться.

В роскошном платье с ней произошла волшебная метаморфоза. Плюс косметика, высокая прическа – эффект был поистине поразителен: из некрасивой провинциальной толстушки Джоанна моментально превратилась в светскую даму невозможной элегантности.

* * *

В обеденном зале запросто можно было бы снимать фильм из рыцарской жизни. Двенадцать участников трапезы сидели в резных деревянных креслах с высокими спинками за узким и длинным столом, где спокойно могли бы поместиться человек тридцать. Полдюжины официантов обслуживали стол. Зал был с высоченным потолком, стены из сплошного камня. Повсюду развешаны штандарты с гербами аристократических родов, словно здесь и в самом деле пируют короли и рыцари.

Элтон Либаргер восседал во главе стола. Справа – Юта Баур, так оживленно беседовавшая с хозяином, словно больше в зале никого не было. Знаменитая кутюрье всегда одевалась в черное. На сей раз она обрядилась в черные кожаные сапоги до колен, облегающие черные рейтузы, черный блейзер с одной-единственной пуговицей. Кожа лица, рук и шеи была мертвенно-бледная, словно ее никогда не касались лучи солнца. Маленькие груди, видневшиеся в разрезе блейзера, были того же неестественного молочного оттенка, но с голубыми прожилками, похожими на трещинки в благородном фарфоре. Белые волосы коротко подстрижены, брови выщипаны тонкими дугами. Ни косметики, ни драгоценностей. Юта Баур производила впечатление и без дополнительных аксессуаров.

Ужин продолжался долго. Несмотря на то что Джоанна знала уже всех присутствующих – и доктора Салеттла, и близнецов, и прочих, – она все время разговаривала только с фон Хольденом, который рассказал ей о швейцарской истории и географии, о местной системе железных дорог и так далее. Он хорошо разбирался во всем этом, но Джоанна с не меньшим удовольствием выслушивала бы от него любую чушь. Когда утром он холодно поговорил с ней по телефону, у Джоанны упало сердце – он счел ее уродливой, дешевой шлюхой, потерял к ней всякий интерес! Но днем, когда они встретились в саду, Паскаль опять был мил и любезен. Джоанна сидела с ним рядом и буквально млела.

После ужина гости отправились в библиотеку – пить кофе и слушать, как Эрик и Эдвард в четыре руки играют на рояле. Фон Хольден и Джоанна гостями не являлись, поэтому в библиотеку их не позвали.

Глядя на то, как Юта Баур помогает Либаргеру подниматься по лестнице, Джоанна сказала:

– Доктор Салеттл хочет, чтобы к пятнице мистер Либаргер мог ходить без палки.

– Ну и как, получится? – спросил Паскаль.

– Надеюсь, но это зависит от самого мистера Либаргера. А почему именно к пятнице? Двумя днями раньше или позже – какая разница.

– Хочу вам кое-что показать, – сказал фон Хольден, оставив ее вопрос без ответа.

Он повел ее куда-то через дверь в углу зала. Они спустились по лестнице и оказались в узком коридоре.

– Куда мы идем? – тихо спросила Джоанна.

Он не ответил, и у нее взволнованно забилось сердце. Паскаль был из того разряда мужчин, перед которым не устоит ни одна женщина. Он жил среди богатых и красивых людей, почти что царственных особ. На собственный счет Джоанна иллюзий не испытывала: заурядна, некрасива, да еще с кошмарным юго-западным прононсом. Ну, переспал он с ней – так для него это не более чем каприз. Неужели это счастье повторится? Куда он ее ведет?

Снова лестница, но на сей раз вверх. Фон Хольден открыл дверь и пропустил Джоанну вперед.

Она стояла разинув рот. Все помещение было занято огромным водяным колесом, которое вращал быстрый ручей. – Это маленькая гидроэлектростанция, снабжающая замок энергией, – пояснил фон Хольден. – Осторожно, здесь скользко.

Он взял ее за руку и провел к следующей двери. За ней оказалась небольшая комнатка, облицованная деревом и камнем. Посередине – маленький бассейн спузырящейся водой, вокруг каменные скамьи.

– Это сауна, – сказал Паскаль. – Очень полезна для здоровья.

Джоанна покраснела, чувствуя, что возбуждается.

– Но я без купальника, – пролепетала она. Фон Хольден улыбнулся.

– А для чего же, по-вашему, созданы платья Юты Баур?

– Я вас не понимаю...

– Их носят без нижнего белья, так ведь?

Джоанна покраснела еще сильней.

– Это весьма функционально. – Паскаль коснулся золотой кисточки на ее плече. – Какое очаровательное украшение. И удобное.

– В каком смысле? – недоумевала Джоанна.

– Достаточно слегка дернуть...

Внезапно платье соскользнуло с ее тела и изящно, словно театральный занавес, опустилось на пол.

– Очень удобно для сауны.

Фон Хольден сделал шаг назад и оценивающе посмотрел на нее.

Джоанна почувствовала нестерпимое желание – еще более сильное, чем ночью, хоть в это трудно было поверить. Она и не представляла себе, что одно присутствие мужчины может вызвать такой острый приступ вожделения. Сейчас она не задумываясь сделала бы для Паскаля все, что он пожелает.

– Хотите раздеть меня? – спросил он. – Чтобы по-честному, а?

– Да... – выдохнула Джоанна. – Еще как хочу.

Фон Хольден погладил ее, она стала снимать с него одежду, и потом они долго занимались любовью – на каменных скамьях и в бассейне.

Утомившись, они устроили себе отдых, а потом фон Хольден взялся за нее вновь, да так изощренно, что Джоанна и не догадывалась о существовании подобных фокусов. Глядя в зеркала, которыми здесь был покрыт весь потолок, Джоанна счастливо засмеялась. Оказывается, она привлекательна, желанна! Фон Хольден дал ей сполна насладиться этим блаженным состоянием. Времени было предостаточно.

* * *

На втором этаже главного здания, в кабинете, обшитом темным деревом, сидели двое – Юта Баур и доктор Салеттл, внимательно наблюдая за большим экраном, на котором проецировалось происходящее в сауне. За зеркалами там было установлено несколько камер с дистанционным управлением. Смотреть можно было с нескольких ракурсов.

Оба наблюдателя не испытывали ни малейшего эротического возбуждения. Не потому, что им было за семьдесят, а потому что цель сеанса являлась чисто медицинской.

Фон Хольден их не интересовал, он был всего лишь инструментом, зато поведение Джоанны Марш изучалось крайне внимательно.

Наконец Юта нажала длинным пальцем на кнопку, и экран погас.

– Да, – сказала Юта. – Думаю, что да.

Оба вышли из комнаты.

Глава 63

Осборн посмотрел на часы. Одиннадцать минут третьего. Уже понедельник, 10 октября.

Полчаса назад он кое-как добрался до своего чердачного убежища. Первым делом напился воды из крана. Потом размотал окровавленный шарф и обработал рану. Было очень больно, кулак сначала никак не желал разжиматься. Но боль свидетельствовала о том, что основные сухожилия и нервы не повреждены. Стилет пронзил мягкие ткани между костями второго и третьего пальцев руки.

Ладонь сжималась и разжималась, а это главное. Но все же хорошо бы сделать рентген. Если повреждена кость, понадобится операция и уж во всяком случае гипс. Запускать травму нельзя – кость срастется неправильно, и будет он хирург с одной полноценной рукой. Если, конечно, ему еще предстоит заниматься хирургией...

Пол обработал ладонь антисептической мазью, оставшейся от лечения прежней раны, наложил повязку. Потом сел на кровать, снял ботинки, лег.

После ухода Маквея он проторчал на котле еще целый час и лишь потом осмелился покинуть свое укрытие. Поднимался по ступенькам, ожидая, что из-за каждого угла выскочит полицейский с пистолетом. Но этого не произошло – очевидно, посты были, оставлены только снаружи.

Маквей прав. Если французская полиция его схватит и посадит, ему не жить. Долговязый убьет сначала его, а потом и Веру. Положение казалось тупиковым.

Расстегнув рубашку, Осборн погасил свет. Нога от переутомления одеревенела. Боль в ладони стала меньше, когда он положил раненую руку на подушку. Очень хотелось спать, но недавние события все стояли перед глазами. Убийцу в Вериной квартире он застал по чистой случайности. Был уверен, что Вера на дежурстве, и просто хотел воспользоваться телефоном. После нескольких часов мучительных раздумий Пол решил пойти по самому простому и логичному пути: позвонить в американское посольство и попросить о помощи. Пусть заботу о нем возьмут на себя американские власти. Может быть, в посольстве отнесутся к нему с пониманием и защитят от французской полиции. Ведь он, в конце концов, никого не убивал. Главное же – такой ход сконцентрировал бы все внимание на нем и позволил бы Вере избежать скандала, губительного для ее карьеры. Ведь это его личная, персональная война, продолжающаяся без малого тридцать лет. Вера тут ни при чем, он не вправе из-за своих комплексов портить ей жизнь.

А потом он открыл дверь в ее квартиру, на всякий случай держа пистолет наготове, и увидел киллера и нож, который тот держал у горла Веры. От простого и логичного плана в момент не осталось камня на камне. Хочет он того или нет, Веру из этой истории уже не вытащить. Теперь посольство не поможет. Максимум – возьмет под свою защиту, а что толку? После перестрелки пресса, связав это событие с убийством Мерримэна-Канарака, пустится во все тяжкие. С помощью репортеров киллеру и его хозяевам будет очень просто выяснить, где находятся Осборн и Вера. Сначала уберут его, потом ее. Да, Маквей совершенно прав.

Осборн лежал в своей «голубятне» и размышлял о предложении Маквея. Сомнений было много. Неизвестно, можно ли доверять этому человеку. Вполне возможно, что он в сговоре с французской полицией. Но, похоже, другого выхода нет...

Было раннее утро. Маквей лежал в пижаме, тщетно пытаясь уснуть.

В подвале он произнес речь, обращенную к Осборну, не особенно надеясь на то, что врач его слышит. Все равно он слонялся без дела – потолковать с Верой Моннере ему бы все равно не дали. Да и вряд ли бы это что-то дало, поскольку девица очень ловко пользовалась связью с премьер-министром.

Даже если она не соврала, сказав, что воевала с долговязым в одиночку (чего не сделаешь в состоянии аффекта), насчет машины все равно говорит неправду. Она не только видела отъезжающий автомобиль, но и стреляла в него. Или не она, а кто-то другой.

Эксперты обнаружили пятна крови двух разных групп. Вера Моннере не ранена. Следовательно, в момент перестрелки в квартире было минимум трое. Один уехал на машине, девица осталась. Где же третий?

После первого выстрела Баррас и Мэтро насторожились, после второго сообщили в центр и бросились в подъезд. У киллера был очень мощный автомобиль – буквально через несколько секунд улицу заблокировали, но птичка успела упорхнуть. Полиция прочесала все здания, дворы, закоулки, припаркованные машины в радиусе трех кварталов. Даже на баржи заглянули – вдруг кто прыгнул с набережной или с моста.

Никого не нашли, а это значит, что третий был где-то здесь. Скорее всего в подвале, так как полиция прибыла на место в считанные секунды, а больше в доме спрятаться вроде бы негде.

Да, в подвале тоже искали, но без служебной собаки. По опыту Маквей знал, что в отчаянной ситуации человеку свойственно проявлять чудеса изобретательности. Кроме того, может просто повезти. Вот почему он решил произнести свой монолог в подвале.

* * *

Без десяти семь Маквей открыл один глаз и горестно вздохнул. Четыре с половиной часа он провалялся в постели, а спал не больше двух. Когда-нибудь он отоспится всласть. Интересно только когда?

В семь начнутся звонки. Лебрюн позвонит из Лиона, Нобл и Ричмен из Лондона. И еще два звонка из Лос-Анджелеса: от Риты Эрнандес, которой он звонил сам в два ночи, потому что факс так и не пришел, и от водопроводчика. Риты Эрнандес на месте не оказалось и никто не знал, где она. А водопроводчик должен был сообщить, во сколько обойдется замена автополива на газоне вокруг дома Маквея. Дело в том, что в его отсутствие поливка сломалась, и соседи вызвали мастера. Придется все переделывать: к старой системе – он сам ее устанавливал двадцать лет назад – теперь уж не подберешь запчастей.

И еще было бы очень хорошо, если бы позвонил Осборн. Подвал был большой, разветвленный, укромных местечек сколько угодно. Впрочем, возможно, он все-таки беседовал с воздухом.

6.52. Еще восемь минут можно отдыхать. Надо расслабиться, ни о чем не думать. Именно в этот момент и зазвонил телефон.

– Маквей? Это инспектор Баррас. Извините, что беспокою.

– Ничего. Что стряслось?

– Подстрелили инспектора Лебрюна.

Глава 64

Это случилось в Лионе, на железнодорожном вокзале, в самом начале седьмого. Лебрюн вышел из такси и входил в здание вокзала, когда какой-то мотоциклист дал очередь из автомата и был таков. Трое случайных прохожих тоже были скошены. Двое скончались на месте, третий находился в реанимации.

Лебрюн получил две пули – в горло и в грудь. Его доставили в больницу ля Пар-Дьё. Врачи сообщали, что состояние критическое, но надежда есть.

Маквей выслушал все эти подробности, попросил держать его в курсе и впредь и быстро попрощался. Потом немедленно позвонил в Лондон комиссару Ноблу.

Тот как раз пришел на работу и пил свой утренний чай. Англичанин сразу понял по тону Маквея, что тот осторожничает, взвешивает каждое слово.

Детектив уже не знал, кому можно доверять, а кому нет. Вряд ли долговязый сразу после перестрелки в квартире Веры Моннере отправился в Лион охотиться на Лебрюна – он должен был понимать, что полиция объявит розыск. Стало быть, у его хозяев под рукой имелось неограниченное количество наемных киллеров, а действия полиции сразу становились им известны. Про поездку Лебрюна в Лион не знал никто, кроме Маквея, однако для друзей долговязого секретов, похоже, не существовало – они даже знали, каким именно поездом Лебрюн будет возвращаться в Париж.

Что это за люди? Чем они занимаются? Какую цель преследуют? Но несомненно одно: если они в курсе того, что Лебрюн раскопал их лионский контакт, они наверняка знают и о Маквее. До сих пор Маквея не трогали, но уж телефон несомненно прослушивают. Поэтому в разговоре с Ноблом детектив не сказал ничего лишнего: Лебрюн тяжело ранен, находится в лионской больнице, а он, Маквей, сейчас наскоро побреется, позавтракает и поспешит в полицейское управление. Будут новости – позвонит.

Айан Нобл положил трубку и задумчиво потер пальцы. Американец явно давал понять, что его телефон прослушивается. Значит, попытается позвонить из автомата.

Звонок раздался десять минут спустя.

– В штаб-квартире Интерпола перевертыш, – сказал Маквей. Он звонил из маленького кафе. – Это связано с убийством Мерримэна. Лебрюн отправился в Лион, чтобы попытаться кое-что выяснить. Как только они узнают, что он еще жив, немедленно добьют его.

– Ясно.

– Может, забрать его в Лондон?

– Сделаю все, что в моих силах...

– Значит, можете.

* * *

Через два часа и семнадцать минут транспортный реактивный самолет королевских ВВС приземлялся на лионском аэродроме Брон. Навстречу ему с включенной сиреной уже мчалась «скорая помощь». В ней нахолился некий британский дипломат, сраженный внезапным инфарктом.

Еще четверть часа спустя Лебрюн вылетел в Англию.

* * *

В начале восьмого у дома № 18 по набережной Бетюн остановился автомобиль. Из него вылез Филипп, еле державшийся на ногах после бессонной ночи, на протяжении которой он тщетно изучал фотографии преступников. Высокого мужчины среди них не было. Филипп кивнул четверым полицейским, дежурившим у подъезда, и вошел в вестибюль.

– Привет, Морис, – поздоровался он с ночным швейцаром и попросил его посидеть еще часок – надо побриться и хоть немного отдохнуть после такой ночки.

Затем Филипп спустился по черной лестнице в полуподвал – там находилась его скромная квартирка. Когда он доставал ключ, сзади кто-то окликнул его по имени. Швейцар испуганно обернулся, ожидая увидеть у себя за спиной убийцу с пистолетом в руке.

– А, это вы, месье Осборн, – облегченно вздохнул он.

Американец стоял за дверью, которая вела в квартиру.

– Зря вы здесь разгуливаете, – сказал Филипп. – Повсюду полицейские.

Его взгляд упал на туго перемотанную бинтом руку Осборна.

– Где Вера? – нетерпеливо спросил тот. – Дома ее нет. Где она?

Вид у него был такой, словно он тоже в эту ночь не сомкнул глаз. И еще американец явно был напуган.

– Прошу вас, войдите, – пригласил его Филипп.

Он повернул ключ, и они вошли внутрь.

– Полицейские отвезли мадемуазель на работу. Она велела мне проведать вас. Я только хотел зайти в туалет. Она тоже о вас очень беспокоится.

– Мне нужно с ней поговорить. Где у вас телефон?

– Думаю, ее номер прослушивает полиция. Они сразу узнают, что звонили отсюда.

Швейцар был прав.

– Тогда позвоните ей вы. Скажите, что тревожитесь за нее, боитесь, что ее найдет убийца. Пусть полицейские, приставленные к ней для охраны, отвезут ее к бабушке, в Кале. Пусть остается там до тех пор, пока...

– Пока что?

– Не знаю... Пока опасность не минует.

Глава 65

– Включаю антипрослушивание, – сказал Маквей, нажимая на красную кнопку громоздкого «безопасного телефона», установленного в кабинете Лебрюна. Зажегся огонек, свидетельствуя, что линия чиста. – Вы меня хорошо слышите?

– Да, – ответил Нобл, принявший аналогичные предосторожности у себя в центре связи Скотленд-Ярда. – Итак, Лебрюна доставили в Лондон сорок минут назад. Спасибо ВВС. Он помещен в Вестминстерскую больницу под вымышленным именем.

– Говорить может?

– Пока нет. Но он приходил в себя и накарябал на листке бумаги два имени: «Класс» и «Антуан». Последнее с вопросительным знаком.

Хуго Класс, специалист по дактилоскопии, работающий в штаб-квартире Интерпола!

– Это означает, что досье Мерримэна из Нью-Йорка затребовал доктор Класс, – объяснил Маквей. – А второй – это Антуан Лебрюн, брат нашего инспектора, шеф службы безопасности Интерпола.

Что может означать вопросительный знак? То ли Антуан замешан в этой истории, то ли раненый предупреждает, что брат в опасности.

– У меня тоже есть для вас информация, – сказал англичанин. – Удалось идентифицировать голову.

– Неужели?

А Маквей уже начал было думать, что удача отвернулась от него на вечные времена.

– Тимоти Эшфорд, маляр из Клэфем-Саута. Это такой рабочий район в южной части Лондона. Жил один, постоянной работы не имел. Единственная родственница – сестра в Чикаго, но они между собой не общались. Исчез без малого два года назад. В полицию сообщила квартирная хозяйка. Несколько недель не видела своего жильца, а он задолжал за квартиру. Вещи его она вынесла, квартиру сдала, но не знала, как поступить с барахлом бывшего квартиранта. Металлическая пластина в черепе – последствие пьяной драки. Получил в пабе кием по голове. К счастью, перед этим успел стукнуть полицейского, в результате чего эпизод попал в наши архивы.

– Значит, должны быть и отпечатки пальцев?

– Так-то оно так. Но тела ведь мы не нашли, только голову.

Раздался звонок, и Маквей услышал, как комиссар говорит по другому аппарату:

– Хорошо, Элизабет. Спасибо... Маквей, – снова зазвучал в трубке его голос. – Это Каду из Лиона.

– Он звонит по «безопасному телефону»?

– Нет.

– Айан, прежде чем беседовать с ним, скажите мне, можно ли ему доверять? – тихо спросил Маквей. – Только без всяких сантиментов.

– Можно, – твердо ответил комиссар.

– Тогда дайте ему как-нибудь понять, что он должен найти телефон-автомат и перезвонить. Еще раз проверьте линию и подключите к разговору меня.

* * *

Каду повторно вышел на связь через пятнадцать минут.

– Ив, – сказал ему Нобл, – к нам подсоединен Маквей, он в Париже. Выслушайте его.

– Здравствуйте, Каду, – вступил в разговор Маквей. – Лебрюн находится в Лондоне. Мы переправили его туда из соображений безопасности.

– Так я и подумал. Хотя должен сказать, что служба безопасности больницы и лионская полиция вне себя от негодования. Как у него дела?

– Выживет. Слушайте меня внимательно. У вас в штаб-квартире сидит перевертыш. Доктор Хуго Класс.

– Класс?! – ахнул Каду. – Но он один из наших лучших экспертов! Это он восстановил отпечаток пальца Мерримэна. С какой стати он стал бы...

– Этого мы не знаем, – перебил его Маквей. Он так и видел перед собой дородного француза, с трудом впихнувшегося в тесную телефонную будку и растерянно крутящего свои пышные усы. – Зато мы знаем, что Класс еще за пятнадцать часов до того, как сообщить Лебрюну об отпечатке, связался с вашим вашингтонским представительством и попросил раздобыть в нью-йоркском управлении полиции досье на Альберта Мерримэна. Через сутки Мерримэна убили. Затем прикончили его подругу, жену, родственников жены. Класс каким-то образом узнал, зачем Лебрюн приехал в Лион. После этого стреляли в Лебрюна.

– Так-так. Теперь начинаю понимать.

– Вы о чем? – спросил Нобл.

– Антуан Лебрюн, начальник нашей службы безопасности, обнаружен мертвым. Решили, что это самоубийство.

Маквей мысленно выругался. Бедный Лебрюн. Мало ему своих бед, так теперь еще и брата убили.

– Каду, это никакое не самоубийство. Вокруг Мерримэна закрутилась какая-то нешуточная история, которая неизвестно куда выведет. Дело уже дошло до того, что убивают полицейских.

– Ив, я бы посоветовал немедленно арестовать Класса, – сказал Нобл.

– Извините, Айан, – вмешался Маквей, – но я против. – Каду, найдите людей, которым вы полностью доверяете. Если понадобится, вызовите из другого города. Класс еще не знает, что мы его раскололи. Прослушивайте, его разговоры, установите за ним слежку. Нам нужно знать, с кем он встречается, кому звонит. И еще попробуйте прокрутить назад линию Антуана. Что произошло с момента их вчерашней встречи с Лебрюном до момента убийства. Мы ведь не знаем, на чьей стороне был ваш шеф безопасности. Далее. Выясните, причем как можно осторожнее, кто конкретно в Вашингтоне принял и выполнил запрос Класса.

– Понял, – коротко сказал француз.

– И берегите себя, капитан, – добавил Маквей.

– Непременно. Спасибо и до свидания.

Каду разъединился.

– Кто такой этот Класс? – задумчиво спросил Нобл.

– Вы имеете в виду на самом деле? Не знаю.

– Свяжусь с Интеллидженс сервис. Может быть, удастся что-нибудь разузнать.

Нобл попрощался, и Маквей еще некоторое время просто угрюмо смотрел на стену перед собой, злясь, что никак не может ухватить суть происходящего. Прямо какая-то профессиональная импотенция! В дверь кабинета постучали, заглянул полицейский и сказал, что звонит консьерж из гостиницы месье Маквея.

– По второму аппарату.

– Мерси, – кивнул детектив и снял трубку обычного телефона. – Маквей слушает.

– Это Дейв Гиффорд из отеля «Вьё Пари».

Утром перед уходом из гостиницы Маквей попросил консьержа, офранцузившегося американца, сообщать ему обо всех телефонных звонках. Просьбу подкрепил двухсотфранковой бумажкой.

– Что, факс из Лос-Анджелеса?

– Нет, сэр.

Интересно, почему Рита столько времени возится с досье на Осборна? Пешком, что ли, она его в Париж несет? Маквей взял блокнот, ручку и приготовился слушать. Два раза, с интервалом в один час, звонил инспектор Баррас. Потом позвонил водопроводчик из Лос-Анджелеса, сказал, что" автополивочная система заменена, но ему нужно знать, какой режим работы ей следует задать.

– О Господи, – вздохнул Маквей.

– И еще звонил какой-то шутник, причем целых три раза. Хотел говорить с мистером Маквеем лично. Голос какой-то нервный, а назвался Томми Ласордой.