Текст книги "Послезавтра"

Глава 98

Герд Ланг из Мюнхена был симпатичным кудрявым молодым человеком, инженером-программистом, приехавшим в Берлин на трехдневную выставку компьютерной техники. Он занимал номер 7056 в новом крыле отеля «Палас».

Герду Лангу было тридцать два года, недавно он пережил мучительный развод, поэтому неудивительно, что на выставке у него завязалась оживленная беседа с привлекательной двадцатичетырехлетней блондинкой, проявившей большой интерес не только к экспонатам, но и к самому Герду. Воодушевленный явным сходством их вкусов и интересов, он пригласил новую знакомую продолжить беседу за коктейлем и, возможно, обедом. Скоропалительное развитие знакомства обернулось для Ланга не лучшим образом: когда после нескольких бокалов коктейля Герд пригласил девушку сделать еще по глоточку у него в номере, она быстро приняла и это предложение. В полной темноте они устроились на кушетке, и Герд Ланг почувствовал, как пальцы девушки погладили его шею, потом пальцы начали сжиматься, при этом она мило улыбалась, словно спрашивала, как ему это нравится. Он открыл рот, чтобы объяснить, что ему это совсем не нравится, и вдруг почувствовал, что хватка стала смертельной. Он попытался разжать пальцы девушки, но она оказалась невероятно сильной. Девушка с улыбкой наблюдала за его усилиями, словно это была какая-то игра. Лицо Герда Ланга побагровело, потом приобрело фиолетовый оттенок. Последняя его мысль была: «Почему она улыбается?..»

Когда агония закончилась, девушка перетащила тело Ланга в ванную комнату, положила в ванну и задернула занавеску. Вернувшись в гостиную, она достала из сумочки бинокль, настроила его и навела на освещенное окно комнаты 6132. Сквозь тонкую прозрачную занавеску она увидела силуэт высокого мужчины со светлыми, почти белыми волосами. Он стоял у самого окна. Девушка взяла прибор ночного видения и навела объектив на крышу. В зеленоватом мерцании она различила силуэт стоявшего у самого ее края мужчины с автоматом на плече.

– Вот черт! Везде полиция, – шепотом выругалась она и перевела объектив на окно шестого этажа.

* * *

Осборн присел на край стола, слушая, как Маквей излагает Реммеру основные законы физики низких температур. Он рассуждал о спорном вопросе в микрохирургии, возможно ли присоединение отрубленной головы к безголовому телу при температуре, близкой к абсолютному нулю. Звучит совершенно неправдоподобно, отметил про себя Осборн. Не то научная фантастика, не то фильм ужасов, но на самом-то деле – чистая правда, и кто-то делает такие операции или пытается делать. Реммер зачарованно слушал Маквея, поставив одну ногу на стул.

Вдруг в голову Осборну пришла жуткая мысль: а что, если Маквею окажется не под силу раскрыть это дело? Каким бы ни был он опытным детективом, на этот раз он явно пытается прыгнуть выше головы. А если верх одержит Шолл, как предполагает Хониг, что тогда?

Ответ на этот вопрос, если его можно назвать вопросом, был известен заранее: земля, где бы они ни находились, взорвется у них под ногами, не оставив им и крупицы надежды, потому что никому другому не удавалось еще подобраться к Шоллу так близко, как это удалось Маквею.

– Извините. – Осборн встал и вышел в свою комнату. Стоя в темноте у окна, он слушал их голоса через открытую дверь. Они говорили так же громко, как и раньше. Для них не имело значения, слушает он или нет. И завтра будет так же, когда с ордером на арест в руках они постучат в дверь Шолла, оставив Осборна в отеле в компании детективов.

Комната показалась ему маленькой и душной. Осборн зашел в ванную и зажег свет. Стакана он не нашел, поэтому пригоршней зачерпнул холодной воды из-под крана и плеснул на затылок. Ощущение прохлады было очень приятным. В зеркало он увидел, как в комнату вошел Нобл, взял что-то с туалетного столика и вернулся к Маквею и Реммеру, даже не взглянув на него.

Осборн закрыл кран. Его глаза остановились на собственном отражении в зеркале. Лицо казалось совсем бесцветным, капли пота выступили на лбу и над верхней губой. Осборн протянул руку – она дрожала. В желудке зашевелился омерзительный ком. Он услышал собственный голос – так явственно, словно он говорил вслух: «Шолл в Берлине. Его отель – по другую сторону парка».

Осборн вздрогнул всем телом, словно получил знак. Через минуту он пришел в себя с отчетливым сознанием: после всего, что пришлось пережить, нельзя позволить Маквею обокрасть себя. Шолл совсем близко. Надо обмануть, перехитрить Маквея, он не сможет и не должен жить, если в ближайшие двадцать четыре часа не получит ответа на свой вопрос: почему был убит отец?

Глава 99

Силуэты троих мужчин, разговаривающих в номере отеля, могут дать много интересных наблюдений, если следить за ними в бинокль из темной комнаты или фотографировать автоматической камерой со специальной оптикой.

Прибор ночного видения сменил бинокль. Из второй комнаты вошел четвертый, на ходу надевая пиджак. Один из сидевших за столом встал, подошел к нему и что-то сказал, другой потянулся к телефону. Минутой позже он положил трубку, а человек в пиджаке пошел к выходу. У двери он остановился, повернулся и что-то сказал. Мужчина, разговаривавший с ним перед этим, встал и куда-то отошел – куда в бинокль было не видно. Вернувшись в комнату, он протянул какой-то предмет человеку в пиджаке. Тот кивнул и вышел.

Отложив бинокль, молодая блондинка, в нескольких футах от которой в ванной комнате коченел труп программиста из Мюнхена, взялась за рацию.

– Наталия, – произнесла она.

– Люго.

– Осборн только что вышел из номера.

* * *

Осборн прекрасно понимал, что Маквей не даст ему оружие да и вообще не выпустит из комнаты, если догадается о его намерениях. Поэтому он сказал, что ничем не может помочь полицейскому расследованию, которым они заняты, и поэтому чувствует себя в состоянии, близком к клаустрофобии. Он хотел бы прогуляться и немного проветрить мозги.

Было уже пять минут десятого, и Маквей, усталый и замороченный бесконечными разговорами на одну и ту же тему, поколебавшись, согласился. Он предупредил Осборна, чтобы тот не уходил далеко от отеля и вернулся не позже одиннадцати. Реммер, в свою очередь, распорядился, чтобы Осборна на «прогулке» сопровождал один из детективов.

Осборн не стал возражать, кивнул и пошел к двери. Но у самого порога повернулся и попросил у Маквея пистолет. Это была хорошая психологическая уловка – вроде бы дополнительная забота о личной безопасности. Эта счастливая мысль осенила его только что... Но все же возникла неловкая пауза, прежде чем Маквей решился дать ему пистолет – тот самый, доставшийся ему по наследству от Бернарда Овена.

Осборн не успел сделать и десяти шагов к лифту, как дорогу ему преградил инспектор берлинской полиции Иоганн Шнайдер.

Инспектор Шнайдер выглядел внушительно: тридцать лет, высокий рост, заметное утолщение на переносице, выдававшее неоднократное участие в рукопашных схватках.

– Мне передали, что вы хотите прогуляться, – произнес он по-английски, но с чудовищным акцентом. – Я составлю вам компанию.

Осборн вычитал в рекламном проспекте, лежавшем в номере, что «Европа-Центр» – это огромный комплекс с многочисленными магазинами, ресторанами, кабаре, казино. Прилагалась и схема, в которой все маршруты, входы и выходы были заботливо размечены стрелками.

Осборн ухмыльнулся:

– Вам случалось бывать в Лас-Вегасе, инспектор Шнайдер?

– Нет.

– Я хотел бы сыграть по маленькой, – сказал Осборн. – Какое казино вы посоветуете?

– "Шпильбанк"! Отличное, но очень дорогое заведение, – усмехнулся Шнайдер.

– Значит, туда мы и отправимся, – подмигнул ему Осборн.

Они вызвали лифт, спустились и остановились у конторки портье, где Осборн обменял на марки оставшиеся у него франки. Шнайдер провел его в казино.

Через пятнадцать минут Осборн попросил Шнайдера подменить его за столом, где шла баккара, ему, мол, нужно отлучиться в туалет. Шнайдер, увидев, как Осборн спрашивает у швейцара про туалет, отвернулся и углубился в игру.

А Осборн проскочил мимо туалета, подождал несколько минут в коридоре, за углом, чтобы убедиться, не идет ли за ним Шнайдер, затем в вестибюле купил туристическую карту города, сунул ее в карман, вышел на улицу через одну из боковых дверей и сразу же свернул на Нюрнберг-штрассе.

На другой стороне улицы Виктор Шевченко в джинсах и свитере стоял на тротуаре перед залитой неоновым светом витриной греческого ресторанчика, наслаждаясь «хэви-металл» через наушники плейера «Сони-Уолкмэн». Приложив руку ко рту, словно собираясь кашлянуть, он произнес:

– Виктор.

– Люго, – прозвучало в наушниках.

– Осборн только что вышел. Один. Переходит Будапешт-штрассе по направлению к Тиргартену.

* * *

Пропустив поток машин, Осборн перешел на другую сторону Будапешт-штрассе и направился к Тиргартену. Остановившись у входа, он оглянулся на «Европу-Центр». Если даже Шнайдер обнаружил, что он сбежал, найти его уже невозможно. Держась подальше от фонарей, Осборн пошел к Берлинскому зоопарку, но быстро сообразил, что взял неправильное направление, и повернул назад. Аллею покрывал ковер осенних листьев, от его дыхания в холодном воздухе шел пар. Неподалеку какой-то человек выгуливал собаку, которая старательно обнюхивала каждое дерево, куст, фонарный столб. Осборн оглянулся еще раз. Шнайдера не было. Ускорив шаг, он прошел добрых две сотни ярдов и остановился перед освещенной схемой парка.

Вытащил туристическую карту и попытался сориентироваться. Фридрих-штрассе начиналось за парком, у Бранденбургских ворот. До него, подумал Осборн, на такси можно добраться за десять минут, а пешком – за полчаса. Такси выследить легче, лучше идти пешком, решил он. Кроме того, за это время он еще раз все хорошенько обдумает.

* * *

– Виктор.

– Люго.

– Осборн идет на восток через Тиргартен.

Фон Хольден говорил из своего кабинета на Софи-Шарлоттен-штрассе. Он даже вскочил, не смея поверить в неожиданную удачу.

– ОДИН?

– Да.

– Ну и дурак!

– Инструкции?

– Следуй за ним. Я буду через пять минут.

Глава 100

Нобл положил трубку и посмотрел на Маквея.

– От Каду по-прежнему никаких известий.

Огорченный и подавленный, Маквей покосился на Реммера, допивавшего третью чашку крепчайшего кофе за сорок минут. Они уже раз двадцать прошлись по списку гостей Шарлоттенбурга, и, хотя еще осталось несколько имен, которые Бад-Годесбергу предстояло проверить, у них так и не появилось ни единой зацепки. Может быть, ключ к отгадке там, среди еще непроверенных имен, а может, нет. Интуиция подсказывала Маквею, что все необходимые материалы у них в руках. Он попросил Реммера заказать более обстоятельные досье на тех, кого они уже один раз проверили. Может быть, не так важно, кто эти люди сейчас и чем они занимаются в настоящее время, может быть, дело в их прошлом, как у Класса и Хальдера?..

А может быть, камень с горящей надписью ключ еще не встал на их пути, и расследование начинать не с чего. И в списке приглашенных в Шарлоттенбургский дворец они ничего не найдут, сколько в ни копались, и присутствие Шолла в Берлине вполне объяснимо, и церемония в честь Либаргера – невинная затея... Но Маквей очень не любил принимать что-нибудь на веру. Ему нужны были доказательства.

В ожидании вестей из Бад-Годесберга они вернулись к еще одному неясному моменту в расследовании – Каду.

– Давайте попробуем рассмотреть проблему Класс – Хальдер в связи с Каду, – предложил Маквей. Он сидел в кресле, положив ноги на одну из широких кроватей. – Был ли у него брат, кузен, отец, родственник, симпатизировавший наци или сотрудничавший с ними во время войны?

– Ты слышал об Аджаксе? – спросил Реммер.

Ответил Нобл:

– Аджакс – организация французской полиции, сотрудничавшая с Сопротивлением во время оккупации. Однако после войны выяснилось, что только пять процентов ее на самом деле помогало патриотам. Остальные работали на «виши»[34]34
  «Виши» – так называли фашистский коллаборационный режим во Франции, существовавший с июля 1940 г. по август 1944 г. во время оккупации страны фашистской Германией.


[Закрыть].

– Дядя Каду был толковым копом. Членом Аджакса в Ницце, – сказал Реммер. – После войны его отправили в отставку во время чистки от коллаборационистов.

– А его отец тоже был в Аджаксе?

– Он умер, когда Каду был год.

– Значит, его воспитывал дядя. – Маквей чихнул.

– Верно.

Маквей посмотрел на Реммера, потом встал и прошелся по комнате.

– Снова наци, Манни? В этом все дело? А Шолл – нацист? А Либаргер?

Маквей схватил с кровати список гостей и стал размахивать им.

– Так, значит, все эти высокообразованные, богатые, влиятельные господа – новая поросль немецкого нацизма? Так, Манни?

Застрекотал факс. Реммер торопливо выхватил из него лист бумаги и начал читать вслух:

– Нет никаких записей о рождении Элтона Либаргера в Эссене, в тысяча девятьсот тридцать третьем году и в ближайшие годы – тоже. Проверка продолжается. Имение Либаргера в Цюрихе... – Реммер нахмурился.

– В чем дело, Манни?

– Оно принадлежит Шоллу.

* * *

Осборн не очень представлял себе, что будет делать, когда попадет в «Гранд-отель Берлин». В случае с Альбертом Мерримэном у него было время как следует подготовиться. " Он выработал план, определил порядок действий, как только Жан Пакар найдет Мерримэна. Но сейчас, когда он шел по освещенной дорожке, прорезавшей темные заросли и лужайки Тиргартена, перед ним стояли три вопроса: как застать Шолла одного, как заставить его говорить, что делать потом?

Понятно, что такой человек, как Шодл, окружен помощниками и телохранителями. Значит, застать его одного очень сложно, а вернее – просто невозможно.

Но даже если каким-то чудом это удастся, что может рассказать Шолл? А что, собственно, Осборн хотел бы услышать? Как предупреждал Хониг, Шолл – крепкий орешек, он или не откроет рта, или будет утверждать, что никогда не знал Мерримэна, что никогда не слышал об отце Осборна и других убитых. Тут пришелся бы кстати сукцинилхолин, но разве в Берлине достанешь наркотик?

Внезапно его мысли вернулись к Вере. Как она, где?.. Зачем он все это затеял?..

Усилием воли Осборн прогнал сомнения. Он должен сосредоточиться на Шолле! Остальное – потом.

* * *

Осборн шел, может быть, не больше чем в двух сотнях ярдов от них. Он по-прежнему был один и шагал по дорожке, которая через несколько минут выведет его к Бранденбургским воротам.

– Как ты хочешь это сделать? – спросил Виктор.

– Глядя ему в глаза, – ответил фон Хольден.

* * *

Осборн взглянул на часы: 10.35.

Ищет ли его Шнайдер? Или уже доложил о его исчезновении Реммеру? Если да, на ноги поднимут всю берлинскую полицию. Паспорта у него нет, и Маквей со спокойной душой оставит его сидеть в немецкой кутузке, чтобы он не путался под ногами.

Но тут ему стало стыдно за свои мысли о Маквее. И за свои подозрения тоже. Он устал ждать, терпение его истощилось, потому и вообразил себе, что Маквей хочет изолировать его, отстранить от операции с Шоллом.

Вместе с Маквеем он прошел плечом к плечу долгий путь и не раз пользовался его опытом и силой. Почему теперь он повернулся к нему спиной и решил действовать в одиночку? А все проклятая злость! Эмоции опять победили рассудок, как это часто случалось с ним за последние тридцать лет. Он зашел слишком далеко, и вот теперь ему не хватает выдержки и терпения, он рвется сделать все сам, доказать себе, что может быть сильным – ради отца, ради себя. Но это неверный шаг, у него нет ни сил, ни опыта, чтобы справиться с таким человеком, как Шолл. В Париже он понимал это прекрасно, что же с ним произошло сегодня?..

Осборн почувствовал себя растерянным и сконфуженным. То, что казалось совершенно очевидным и неоспоримым еще полчаса назад, теперь выглядело надуманным и глупым. Осборн усилием воли заставил себя отключиться от всяких мыслей. Некоторое время лучше вообще ни о чем не думать, ничего не решать.

Он огляделся, пытаясь сообразить, где он находится. Было по-прежнему прохладно, но уже не моросило. Парк, пустынный и темный, казался устрашающе огромным. Только освещенные дорожки да светящиеся окна домов в отдалении доказывали, что он не в глухом лесу, а в городском парке. Впереди он увидел площадку, к которой сходилось пять дорожек, словно спицы в колесе. По какой ему идти?

В нескольких футах от себя он заметил скамейку, с облегчением подошел к ней и сел. Прежде чем принимать решение, он немножко передохнет. Он глубоко вдыхал чистый и прохладный ночной воздух. Руки замерзли, и он рассеянно сунул их в карманы, чтобы согреть. Правая рука случайно коснулась пистолета – это был как бы кусочек прошлого, сунутый в карман и забытый. И тут что-то заставило Осборна оглянуться.

К нему приближался человек. Он был в плаще с поднятым воротником и шел странной походкой, слегка раскачиваясь, словно страдал каким-то физическим недостатком. Когда он подошел ближе, Осборн увидел, что этот человек, широкоплечий, коротко подстриженный, с военной выправкой, выше, чем ему показалось издали. Когда Осборн поднял голову, незнакомец был уже в нескольких футах от него, и их глаза встретились.

– Guten Abend, – произнес фон Хольден.

Осборн кивнул и отвернулся, не желая поддерживать разговор. Рука в кармане пиджака стиснула рукоятку пистолета. Незнакомец прошел шагов десять вперед и вдруг резко повернулся. Его намерения были очевидны, и Осборн отреагировал автоматически: выхватил пистолет и нацелил его в грудь незнакомцу.

– Убирайся! – четко выговорил он по-английски.

Фон Хольден посмотрел ему в глаза, потом его взгляд скользнул к оружию. Осборн был взволнован и напуган, но рука его не дрожала, а палец был на курке. Пистолет показался фон Хольдену знакомым – ну да, маленький чешский автоматический пистолет Бернарда Овена! Он улыбнулся.

– Что тебя развеселило? – сквозь зубы процедил Осборн. Взгляд незнакомца неожиданно метнулся в сторону, куда-то за его плечо. Осборн отпрянул в сторону, при этом продолжая держать на мушке плечистого мужчину в плаще. Осторожно повернув голову, он увидел второго человека, стоявшего в тени деревьев справа от него, футах в пятнадцати.

– Скажи своему дружку, пусть подойдет к тебе, – резко сказал Осборн.

Фон Хольден молчал.

– Sprechen Sie Englisch?[35]35
  Вы говорите по-английски? (нем.)


[Закрыть] – спросил Осборн.

Фон Хольден продолжал молчать.

– Sprechen Sie Englisch? – с нажимом повторил Осборн.

Фон Хольден кивнул.

– Скажи своему дружку, чтобы подошел к тебе и встал рядом. – Осборн по-прежнему целился в грудь фон Хольдену, предохранитель пистолета был спущен. Фон Хольден понимал, что малейшее движение может стоить ему жизни – Осборн нажмет на спусковой крючок, и пуля попадет в цель. – Сейчас же позови его, – снова потребовал Осборн.

Фон Хольден помедлил, потом произнес по-немецки:

– Делай, как он сказал.

Виктор шагнул на лужайку из-под деревьев и медленно подошел к фон Хольдену.

Осборн несколько секунд смотрел на них обоих, потом начал пятиться, продолжая целиться в грудь фон Хольдена. Он отошел от них ярдов на пятнадцать, повернулся и помчался напролом через кусты, перепрыгнул освещенную дорожку и углубился в чащу деревьев. Один раз он позволил себе оглянуться и убедился, что за Ним гонятся, – темные силуэты отчетливо виднелись на фоне неба, когда его преследователи пересекали ту же освещенную аллею, которую он пересек несколькими секундами раньше.

Впереди были огни и поток машин. Осборн еще раз оглянулся, но теперь уже ничего не увидел, позади были только темные деревья. С бьющимся сердцем, спотыкаясь, скользя на мокрых листьях, он мчался вперед не разбирая дороги. Вскоре поток несущихся машин оказался прямо перед ним. Не останавливаясь, Осборн ринулся в него. Завыли сирены. Он проскочил под носом одной машины, второй... Раздался визг тормозов, и такси с грохотом врезалось в припаркованную у обочины машину. Еще удар – вторая машина ударила по бамперу такси.

Осборн, не оглядываясь, бежал, петляя между машинами. Легкие жгло огнем. Выскочив на тротуар, он пробежал еще полквартала и свернул в первую улицу. Перекресток был залит ярким светом. Задыхаясь, хватая ртом воздух, Осборн еще раз свернул за угол и затесался в толпу пешеходов.

Сунув пистолет за пояс, он прикрыл его полой пиджака, стараясь идти неторопливо и не привлекать внимания прохожих. Через несколько минут он осторожно оглянулся. Никого. Преследователи потеряли его. А может, все это был плод его воображения?.. Он продолжал неторопливо двигаться вместе с толпой.

Навстречу Осборну шла компания вызывающе одетых подростков. Девица с длинными волосами улыбнулась ему.

Какого черта он вытащил оружие? Что такого сделал незнакомец? Он только повернулся. Ну и что? Второй, может, вообще не имел к нему никакого отношения. Правда, неестественная походка незнакомца и рассчитанное движение, каким он повернулся, заставили Осборна предположить, что на него собираются напасть.

Поэтому он и выхватил пистолет. В конце концов лучше перестраховаться, чем дать себя застигнуть врасплох.

Часы в витрине магазина показывали 10.52.

За последние полчаса он ни разу не вспомнил про Маквея. Через восемь минут он должен быть в отеле, а он понятия не имеет, где находится. Что делать? Звонить? Сочиняя на ходу правдоподобное объяснение, он завернул за угол – и прямо перед собой увидел парадный вход комплекса «Европа-Центр», а чуть в стороне – неоновую вывеску отеля «Палас».

* * *

Без шести минут одиннадцать Осборн зашел в лифт и нажал кнопку шестого этажа. Двери закрылись, лифт поехал наверх. Он был один и в безопасности.

Стараясь не думать о человеке в парке, он осмотрелся. Стена лифта напротив была зеркальной. Осборн одернул пиджак, пригладил волосы. Рядом висела рекламная афиша – Берлин и его достопримечательности. В самом центре – Шарлоттенбургский дворец. Внезапно в его памяти всплыли слова Реммера: «Виновник торжества – Элтон Карл Либаргер, промышленник из Цюриха, который в прошлом году в Сан-Франциско перенес инсульт и теперь полностью поправился...»

– Черт возьми, – выдохнул Осборн. – Вот черт!..

Как он не сообразил раньше?..