Текст книги "Шут и император"

ГЛАВА 2

Козел опасен спереди, лошадь – сзади, а к дураку лучше вообще не подходить.

Иудейская пословица

Следующий рассвет я встретил в седле, выезжая на Зевсе из северо-западных ворот города.

– Доброе утро, Фесте, – крикнул стражник. – Сегодня решил не плавать?

– Уж если обзаводишься лошадью, то приходится изредка давать ей порезвиться на просторе, – ответил я. – А резвость этого строптивца выплескивается только в галопе. Увидимся позже!

Он помахал мне на прощание, и я дал Зевсу свободу. Он быстро взбирался вверх по дороге, которая в итоге привела бы странника в Каподистрию. Вскоре лес принял нас в свои тенистые объятия. Я перевел лошадь на спокойный шаг и огляделся, проверяя, нет ли за нами хвоста. Убедившись, что все в порядке, я свернул на неприметную лесную тропинку и выехал на северную дорогу поблизости от кладбища.

Поджидавший меня на обочине мужчина держал под уздцы гнедую кобылу, Я остановил Зевса и спешился.

– Доброе утро, Малахий, – сказал я.

– Даже и не знаю, доброе ли оно, синьор, – покачав головой, ответил он. – Герцогиня велела мне привести сюда ее лошадь и препоручить вашим заботам. Она вскоре присоединится к вам для прогулки.

– Отлично, Малахий. Я пригляжу за этим животным. Увидимся за ужином.

– Да, синьор. – Он на мгновение отвел глаза. – Когда вы увидите миледи… – нерешительно произнес он, помедлил и, прочистив горло, продолжил: – Передайте, что я желаю ей приятной прогулки.

– Передам, – пообещал я.

Малахий направился обратно к городу, но потом повернул в сторону кладбища.

– Раз уж я здесь, то, пожалуй, навещу моих родных, – объяснил он, и я помахал ему на прощание.

Круглолицый и бородатый паренек, появившийся из леса, проводил его взглядом, Когда он повернулся ко мне, по щекам его текли слезы.

– Объясни мне, мудрый шут, – сказала Виола, поскольку именно она явилась сюда в мужском наряде, – почему с дворецким мне расставаться тяжелее, чем с родными детьми?

Я промолчал, не зная ответа.

Виола вытащила из потайной пещеры под старым дубом несколько седельных сумок, мы погрузили их на наших лошадей и забрались в седла. Она бросила взгляд с холма в сторону дома.

– О боже, Фесте. Скажи, я делаю правильный выбор?

– Откуда же мне знать? – ответил я. – Ты еще можешь вернуться.

Она резко качнула головой и решительно направила лошадь на север, прочь от города, Я быстро догнал ее, и наши лошади бок о бок поскакали дальше галопом.

Мы решили, что двум мужчинам будет безопаснее путешествовать, чем мужчине и женщине. Я знал, как ловко Виола орудует мечом, но промышляющим на дорогах разбойникам явно не доставало такого знания. Двое мужчин в любом случае будут выглядеть более устрашающе для тех, кто задумает устроить нам засаду. «Кроме того, – заметила Виола, когда мы приняли такое решение, – если уж дело дойдет до схватки, то я предпочту умереть быстро, как мужчина, чем медленно, как это суждено женщине, томящейся в плену».

Доехав до северного хребта, мы свернули на тропу, ведущую на восток, и проехали вдоль подножия горных отрогов к верхнему мосту через реку.

– Почему ты выбрал этот путь? – спросила Виола, когда мы пересекли реку.

– Я подумал, что твоя любимая невестка не одобрит наш побег, – ответил я. – Как только обнаружится, что мы сбежали, она пошлет за нами капитана Перуна. По моим расчетам, он отправится на северо-запад, зная, что я поехал в ту сторону, а мы тем временем успеем далеко продвинуться по южной дороге.

– Понятно, – сказала она, заставив лошадь двигаться медленнее, – В твои расчеты, к сожалению, вкралась одна ошибка.

– И какая, если не секрет?

– А такая, что Перун уже поджидает нас впереди.

Капитан восседал на пегом скакуне, и оба были в полном доспехе. Когда я только-только вернулся в Орсино, мы с Зевсом победили капитана в скачках. Впоследствии, как я слышал, он истратил половину годового жалованья на приобретение превосходной лошади. И я подозревал, что этот пегий жеребец вполне мог бы обойти Зевса.

Перун маячил на дороге в гордом одиночестве. Правду сказать, я испугался бы меньше, если бы его сопровождал отряд стражников. По крайней мере, тогда у нас имелись бы свидетели. Так и не успев проникнуться взаимной дружеской симпатией, мы ограничились с трудом заслуженным уважением к профессиональным достоинствам друг друга. В сущности, его появление на выбранном нами пути только добавило ему еще одно очко в моей оценке.

Когда мы подъехали ближе, он приветствовал нас. Наши лошади остановились почти нос к носу с его конем.

– Доброе утро, шут, – сказал он. – И миледи, я полагаю?

– Да, капитан, – призналась Виола.

– Я подумал, что вы захотите немного перекусить перед дорогой, – сказал он. – И взял на себя смелость подготовить легкое угощение. Простите мне скудный выбор, но у меня было слишком мало времени на подготовку.

Он сделал приглашающий жест, показав на левую обочину. Там на небольшом возвышении, покрытом скатертью, действительно все было приготовлено к трапезе. Он спешился и встал во главе стола.

– Пожалуй, я слегка проголодался, – ответил я, вставая напротив него.

Виола присоединилась ко мне. Помимо кувшина с вином и трех кубков там была корзина с запеченными цыплятами и буханкой хлеба.

– Мне придется сыграть роль гостеприимного хозяина, – продолжил Перун, разливая вино, затем поднял свой кубок. – За здоровье и успех вашего грядущего рискованного предприятия.

Он выпил вино и насмешливо глянул на наши нетронутые кубки.

– Надеюсь, вы не думаете, что я способен действовать так грубо, – вздохнул он. – Позвольте, я пригублю из ваших кубков. – Он сделал по глотку из каждого. – Теперь вы удовлетворены?

– Да, – сказала Виола. – Я выпью за герцога.

Она выпила. Я последовал ее примеру.

– О каком это рискованном предприятии вы упомянули, капитан? – спросил я, пока он нарезал хлеб.

– Точно не знаю, да, в сущности, это и не важно, – ответил он. – Мои шпионы не сумели подобраться достаточно близко, чтобы услышать ваш короткий разговор с той расфуфыренной певчей птичкой. Но на мне лежит ответственность по защите Орсино. Если мать герцога возвращается к своей старой привычке переодеваться в мужскую одежду, да еще и удирает вместе с деревенским дурачком…

– Шутом, если не возражаете.

– …то такой скандальный поступок может навести наших врагов на мысль, что мы ослабели и, возможно, заслуживаем наказания. Или даже завоевания.

– Не кажется ли вам, что подобные выводы слегка притянуты за уши? – спросила Виола, вгрызаясь в цыпленка. – Я лишилась своего влиятельного положения.

– Вы герцогиня Орсино и мать герцога. К тому же завидная невеста и, следовательно, стратегически ценная персона для нашего города.

– Уже нет, – возразила она. – Мы поженились.

Капитана не взволновала эта новость.

– Странно. Не припомню, чтобы я получал хоть какое-то приглашение.

– Церемония прошла без лишней огласки, – сказал я

– И как я полагаю, ее проводил в лесу безумный отшельник. Подобные союзы имеют сомнительную законную силу, миледи. Неужели вы действительно надеялись ускользнуть вот так, без всяких последствий?

– Я оставила у служанки письма для каждого из моих детей. Марк и Селия узнают обо всем через час.

Капитан сунул руку в сумку и извлек оттуда два свитка.

– Не об этих ли письмах вы говорите?

– Вы не имели права! – с жаром воскликнула Виола.

Странно было видеть столь типичное проявление женской ярости у бородатого мужчины.

– Тем не менее я раздобыл их. У вас безупречный стиль изложения. Я был почти тронут. Возможно, я даже отдам эти письма вашим детям.

– Когда? – спросил я. – Чего вы добиваетесь? Очевидно, вам что-то нужно от нас, иначе вы не приехали бы сюда в гордом одиночестве.

Он кивнул.

– Я все думал, когда вы спросите. Все очень просто. Пока что вы оба находитесь под защитой герцога. Как долго она будет на вас распространяться, зависит от того, какова будет его реакция на известие о вашей счастливой свадьбе. Эти письма определенно сыграют вам на руку. Дайте мне одно маленькое обещание, и я позабочусь о том, чтобы они пришли по назначению.

– Какое же?

– Куда бы ты ни направлялся сейчас, шут, оставайся там. Не возвращайся больше в Орсино.

– А моя жена?

Он поморщился, услышав это слово.

– Она – мать герцога. Я использую все мое влияние, чтобы обеспечить ее безопасность, когда бы она ни пожелала вернуться. Возможно, ее не запрут на ключ после столь безумного поступка и даже дозволят при благоприятной погоде прогуливаться во дворе замка. Что ж, герцогиня, отправляйтесь на поиски приключений. Они не затянутся надолго, уверяю вас. И уж тогда возвращайтесь обратно к нам, где вы будете в безопасности.

Виола взяла кувшин, налила вина себе и мне и подняла кубок.

– За наше путешествие, мой любимый супруг, – сказала она и выпила.

Я не преминул поддержать ее. Она повернулась к Перуну.

– Мы благодарим вас, капитан, за хлебосольство, – сказала она. – Но, по-моему, вы недооценили мою решимость. Счастливо оставаться и прощайте.

Она села на лошадь. Я вскочил на Зевса, и мы быстро отъехали.

– Погодите, я вам тут завернул еды на обед! – крикнул Перун, и его смех понесся нам вслед над окрестными холмами.

– Хорошо сыграно, миледи, – заметил я, когда мы выехали на южную дорогу.

– Благодарю. Представляю его досаду, когда он обнаружит, что ему достались поддельные письма. Я никогда не доверяла этой девчонке.

– А где ты оставила настоящие?

– Для Селии – под подушкой. А для Марка – на шахматной доске. Он найдет письмо до того, как Перун вернется.

– И как, по-твоему, он воспримет новости?

– Он любил отца, но и тебя тоже любит. Надеюсь, что ему понравится наша затея, хотя он и не сможет признать это официально. А к тому времени, когда мы вернемся назад, у моего сына уже не будет регента и никто не посмеет указывать, как ему надлежит поступать в том или ином случае.

Мы перешли вброд ручей, протекавший по южной границе владений герцогства Орсино.

– В какую сторону мы теперь направимся? – спросила Виола.

– Проедем по берегу до Дураццо, а дальше – по Эгнациевой дороге[3]3
  Via Egnatia, Эгнациева дорога – мощенная камнем широкая дорога, построенная римлянами во II веке до н. э. Соединяла города Диррахий (позднее Дураццо) и Константинополь


[Закрыть] до Фессалоники.

– Почему ты не хочешь срезать путь и пройти горными тропами? Разве так не быстрее?

– Не обязательно, зато наверняка гораздо опаснее. В горах скрывается множество разбойников и беглых солдат. Придерживаясь главной дороги, мы сможем днем передвигаться от города к городу, а ночи проводить на постоялых дворах. Если повезет, мы даже присоединимся к компании паломников. Она взглянула сквозь полог листвы на голубое небо и глубоко вздохнула.

– Да пойми ты, что меня не волнует, будет ли у нас крыша над головой. Я так старательно осваиваю жизнь шута, что даже практиковалась нынче ночью.

– Как?

– Спала на холодном и жестком полу.

– Глупый поступок, ученица. Шут никогда не упустит возможности выспаться в удобной постели, если таковая ему подвернется. Слишком часто в этой жизни шутам приходится устраиваться на ночлег прямо на сырой земле.

И первый такой случай представился нам в тот же вечер. Дорога, тянувшаяся вдоль побережья, была довольно пустынной, поэтому мы, найдя в сосновой рощице удобную полянку, стреножили лошадей и перекусили. Костер нам пока не понадобился. Помимо свежеприготовленной еды мы захватили из города приличный запас вяленого мяса и галет, чтобы не испытывать нужды вдали от трактиров и постоялых дворов.

Когда вышла луна, мы расстелили дорожные постели и улеглись спать. Виола прижалась ко мне. Мы лежали, уютно устроившись в нашем гнездышке, однако кое-что вызывало явные неудобства. В конце концов, задохнувшись, я не выдержал.

– Будь добра, умоляю тебя, – пропыхтел я. – Сними эту чертову бороду.

Утром суровая реальность мира встретила нас ураганным ливнем, но ему не удалось испортить нам настроение. Не скажу, чтобы лошади разделяли нашу радость. Наверное, следовало привязать их на ночь поближе друг к другу, но я не собирался брать на себя ответственность за интимную жизнь Зевса.

В воздухе витала какая-то приятная новизна, пробуждающая чувство довольства и согласия. Обычно шутовская жизнь склоняет к меланхолии, поддерживаемой пьянством, и в свое время я был тому наилучшим примером. Однако сейчас, странствуя в разгар весны с очаровательным спутником и распевая с ним на два голоса, я не пожелал бы себе никакого другого времяпрепровождения, учитывая, естественно, и события прошедшей ночи.

Пение, разумеется, тоже входило в курс обучения. Поскольку, сидя на лошади, невозможно практиковаться в жонглерстве (ну, на самом деле я могу это делать, но тем не менее…), то это были идеальные условия для разучивания песен и диалогов, которые мы перемежали внезапными переходами на разные языки и стили общения. Виола научилась петь на нижнем пределе диапазона ее певческого голоса. И я подумал, что в случае нужды мы могли бы выдать ее за певца-кастрата, хотя тогда борода выглядела бы подозрительно.

Когда мы проезжали через какой-нибудь достаточно большой городок, я давал представление на рыночной площади, а Виола присматривала за лошадьми и обходила зрителей с шапкой. Приходилось выступать без акробатических номеров, учитывая, что к моей ноге еще не вернулись прежние силы и гибкость. После нескольких таких представлений Виола, завладев моей лютней, начала подыгрывать мне. Я добавил к списку ее талантов и музыкальные импровизации.

– Ты, кажется, не особенно торопишься достичь места нашего назначения, – заметила она однажды после завтрака, когда мы тренировались, жонглируя в четыре руки.

– А к чему нам спешить? – ответил я. – Ведь что бы ни случилось с моими собратьями, это произошло за полгода до того, как гильдия решила послать меня туда. Когда мы доберемся до Константинополя, пройдет уже восемь месяцев с той поры. Я собираюсь просто выяснить, что там произошло, а не спасать кого-то в последний момент.

Она взглянула на меня, не упуская из виду вереницу летающих между нами дубинок.

– Ты думаешь, что все они мертвы?

– Скорее всего.

– А чем именно мы займемся, когда попадем туда?

– Выясним, что с ними случилось. И постараемся добиться того, чтобы шуты вновь могли спокойно работать в Константинополе.

– Если кто-то в этом городе целенаправленно убивает шутов, то он попытается убить и тебя.

– Вполне вероятно. И это одна из причин, почему гильдия послала меня.

– Потому что захотела избавиться от тебя?

– Нет, ученик. Потому что у меня есть способности к выживанию. Кроме того, ты сможешь присмотреть за моей спиной.

– Не попытаются ли они заодно прикончить и меня?

– Все возможно. Но за тобой буду присматривать я.

– А вдруг нападут на нас обоих одновременно?

– Тогда мы воспользуемся Одиннадцатым трюком. Кстати, нам следует получше отработать его.

Мы покинули Орсино в середине мая 1202 года от Рождества Христова. За неделю добрались до Дураццо и выехали на Эгнациеву дорогу. Эта дорога находилась в отличном состоянии, если учесть, сколько веков назад ее проложили римляне для своих легионов, шедших на восток завоевывать новые территории. С тех пор по ней проследовало множество армий, причем не все они направлялись на восток и не все были римскими. Строители дорог порой забывают, что дороги ведут в обе стороны.

Наше путешествие на восток прошло почти без приключений, но одно приключение, и весьма значительное, все-таки имело место. Мы как раз преодолели высокогорный перевал и начали спускаться к Охридскому озеру, когда я сделал Виоле знак перейти на медленный шаг.

Дорогу нам преградили двое мужчин. Наряд их составляли скрепленные ремнями и веревками разномастные доспехи из кожи и металла, подобранные на полях сражений, с которых они сбежали. Каждый из них был вооружен коротким мечом и длинным ножом за поясом.

– У нас неприятности, – пробормотал я.

– Их же всего двое, – тихо ответила Виола.

– Меня беспокоят не те двое, что встречают нас впереди, а тот квинтет, что наступает нам на пятки.

– Ого, – сказала она, оглянувшись через плечо. – И правда неприятности. Как мы выберемся из них? Пробьемся с боем?

– Шут дерется только в тех случаях, когда он лишен возможности заболтать противника. Попробуем для начала отшутиться.

– А если не сработает?

– Тогда Одиннадцатый трюк. Я скажу тебе, если он понадобится.

Мы подъехали к той парочке, что стояла впереди, а остальные, экипированные сходным образом, окружили нас сзади. Я поднял руку в знак приветствия.

– Привет вам, доблестные рыцари! – воскликнул я по-гречески. – Судя по всему, вы нуждаетесь в развлечении. Как же вам повезло, что мы проезжали мимо!

Большинство из них тупо уставились на меня. Один из стоявших перед нами пробормотал напарнику что-то по-болгарски, а потом обратился ко мне на ломаном греческом:

– Почему у тебя такая странная одежда?

– Это шутовской костюм, добрый господин. Мы христиане и странствуем по христианским странам, принося радость христианским душам, таким, как вы. Позвольте представиться: я – Фесте, мастер рождественских увеселений. Жонглер, мимический актер, сказитель, импровизатор и маг.

Он показал на Виолу.

– А твой спутник – он не шут.

– Мой верный слуга, Клавдий. Увы, немой от рождения, но крепкий паренек. А вы, господа, наверное, паломники?

Рассмеявшись, он перевел мое замечание подельникам, и они дружно расхохотались. Вообще-то смех является смыслом и целью моего ремесла, но этот смех вряд ли был вызван добрыми чувствами. Главарь что-то сказал, и переводчик вновь обратился ко мне:

– Должно быть, шутовское ремесло весьма прибыльно.

Я пожал плечами.

– Порой мне приходилось живать в замках, а порой – ночевать в пещерах. В данное время я подыскиваю работу.

Он перевел мой ответ, и главарь с усмешкой пролаял что-то.

– Он говорит, что мы тоже подыскивали, – пояснил толмач. – До тех пор, пока не начали собирать дань на дорогах.

– И много ли уже насобирали?

Он ухмыльнулся.

– А много ли есть у тебя в наличии?

– Увы, кошелек мой пуст. Мы можем лишь поделиться нашими скудными съестными припасами, если они смогут удовлетворить вас.

Виола бросила на меня встревоженный взгляд.

– Или, – продолжил я, когда стоящие впереди разбойники обменялись смачными ругательствами, – быть может, я сумею предложить вам иное угощение, которое наполнит радостью ваш тоскливый день?

Главарь указал на меня и что-то проворчал.

– Он говорит, если ты шут, то почему таскаешься с мечом?

– Вот с этой ржавой железякой? – удивленно воскликнул я. – О, это всего лишь обычный шутовской реквизит, приятель. Позволь, я покажу.

Я спешился и вытащил из ножен меч. Они все тут же схватились за оружие, но я жестом успокоил их и быстро пристроил рукоятку меча себе на нос.

Ловко балансируя, я прошелся по дороге, удерживая меч на носу.

Они начали смеяться. Все быстрее я кружил перед ними, то и дело подпрыгивая, а меч торчал у меня на носу, точно приклеенный. Раздались аплодисменты. Сбросив меч с носа, я начал поигрывать им одной рукой, вращая его над головой, протаскивая за спиной и между ногами. Виола тихо соскользнула с лошади и встала рядом с ней, небрежно положив руку на свое собственное оружие.

Завершая трюк, я подбросил меч высоко вверх и уверенно встал под ним, вытянув руку, словно собирался поймать его. Но в последний момент испуганно заорал и отрыгнул в сторону о того места, куда в то же мгновение вонзился меч. Зрители, возбужденно переговариваясь, продолжали одобрительно смеяться и хлопать.

– Это лишь малая толика того, что я могу предложить, – жизнерадостно заявил я. – Будет ли полное представление достаточной данью за наш проход?

Переводчик сказал что-то главарю. Тот немного подумал, кивнул и что-то ответил. Переводчик вновь обратился ко мне.

– Он говорит, все в порядке. Вы даете нам представление, и мы пропускаем вас.

Я отвесил низкий поклон, чем позабавил их еще больше, и сделал знак Виоле.

– Одиннадцатый трюк, Клавдий, – возвестил я.

Она понимающе подмигнула, поклонилась и вытащила из сумки три дубинки. А я вытащил столько же из своей сумки, и мы начали просто жонглировать ими, постепенно сходясь друг с другом. Перехватив ее взгляд, я кивнул, и мы начали перебрасываться дубинками между собой. Первый круг обмена, второй…

– Господа, дабы порадовать вас, мы попытаемся превзойти наш прошлый рекорд, исполнив этот трюк без единого падения.

Третий, четвертый, пятый…

– Вставайте вокруг нас. Чем ближе вы подойдете, тем увлекательнее будет зрелище.

Шестой, седьмой…

– Вы ведь понимаете, что мы всего лишь странствующие жонглеры, простаки, которых приводит в дрожь вид ваших грозных мечей.

Восьмой, девятый…

– При таком численном превосходстве вам не стоит опасаться двух слабаков вроде нас.

Десятый…

– К тому же я редко убиваю мечом. Одиннадцатый!

Переводчик на мгновение настолько опешил от моего последнего замечания, что не сумел сразу перевести его. А возможно, ему помешал мой кинжал, вонзившийся в его горло.

Для Одиннадцатого трюка требуются два жонглера и шесть дубинок. На одиннадцатом круге дубинки летят в ближайших противников. При благоприятном стечении обстоятельств они бывают настолько ошеломлены, что можно начать выравнивать силы. А при более удачной ситуации удается даже сбить с ног одного или двух менее устойчивых зрителей.

Один из оставшихся шести бандитов действительно упал, остальные сразу же отступили, но я успел всадить нож в бок стоящему справа от меня. Бросив взгляд на Виолу, я заметил, что она уже вовсю орудует мечом, но мне некогда было следить за ней, учитывая, что на меня наступали еще двое.

Существует множество способов ведения боя. Кое-чему можно научиться, служа в замке, еще лучше подготовка у тех, кто служит в армии. Эти парни оказались достаточно хорошими солдатами, чтобы суметь выжить на поле битвы, и достаточно смелыми подлецами, чтобы нападать на странников на этом горном перевале.

Но в гильдии шутов нас учат особым способам сражения, позволяющим застать врасплох подобных негодяев. Как только ближайший ко мне разбойник подошел вплотную, я бросился на него с ножом и тут же нырнул вниз, уворачиваясь от его меча. В кувырке я сильным ударом вспорол ему бедро и проворно вскочил на ноги, оказавшись у него за спиной. Он упал на колени, и я завершил его мучения, перерезав ему горло.

Оставшийся в живых главарь стал действовать более осторожно, он медленно надвигался на меня с мечом и ножом в руках. Я приготовился отразить его нападение. Он слегка пригнулся, рассчитывая, что я повторю успешный маневр, лишивший жизни его приятеля. Однако на сей раз мой план состоял в том, чтобы, сделав обманное движение вниз, перепрыгнуть через противника и в прыжке перерезать ему шею.

Таков был мой план. Отличный план, ничего не скажешь, и, возможно, он даже сработал бы, если бы именно в этот момент у меня не подвернулась нога.

Я растянулся на земле, и нож вылетел у меня из руки. Главарь настороженно взглянул на меня, подозревая очередную ловушку, но я действительно лишился всех преимуществ. Он рассмеялся и начал наступать на меня. Предательскую ногу обожгло как огнем, когда я попытался перекатиться назад, к тому месту, где стоял мой вонзившийся в землю меч. Главарь сделал еще шаг и замахнулся ножом для броска.

Но тут справа что-то просвистело, и он тяжело осел на землю. Из его шеи торчала стрела. Какое-то время мы пялились друг на друга, сидя почти нос к носу. Наконец я пожал плечами. Он тоже передернул плечами, захрипел и упал, выпустив изо рта струйку крови.

Виола стояла шагах в двадцати от нас, держа наготове лук с очередной стрелой. Вокруг нее валялись тела трех бандитов.

– Знаешь, что удивительно? – возбужденно затараторила она. – Я умудрилась дожить до тридцати двух лет, никого не убивая. Но вот ты вновь появился на моем горизонте, и с Нового года на моем счету уже пять убийств.

Я с трудом поднялся с земли, растирая горящую огнем ногу.

– Но, любовь моя, все они совершены в целях самозащиты.

– А разве в данном случае нам нужен был Одиннадцатый трюк? Ведь тот симпатичный парень, говоривший по-гречески, сказал, что они готовы отпустить нас.

– Зато их главарь высказался более откровенно: «Пусть повеселят нас, а потом мы перережем им глотки и заберем лошадей».

Моя жена огляделась вокруг в поисках своего меча. Он оказался в груди одного из бандитов. Виола извлекла его и аккуратно вытерла о траву.

– На каком языке они разговаривали?

– На болгарском.

– Ты говоришь по-болгарски?

– Свободно.

Она убрала меч в ножны.

– Ты должен научить меня. Знание этого языка может оказаться весьма полезным.

Я дохромал до Зевса и вытащил из дорожного тюка веревку. Затянув петлю на ногах ближайшей жертвы, я привязал другой конец веревки к седлу.

– Надеюсь, мы не собираемся хоронить их, – проворчала Виола, доставая веревку и следуя моему примеру.

– Нет. Наверное, их скоро хватятся. Но мне не хочется оставлять их лежащими посреди дороги. – Я вскочил на коня и немного посидел спокойно, дожидаясь, пока утихнет очередной приступ боли. – Напомни мне в следующий раз не делать таких кульбитов.

– Извини. В тот момент мне было немного не до того.

С левой стороны от дороги донеслось тихое ржание. Я наклонился, подхватил с земли свой меч и направил Зевса в том направлении, волоча за собой труп.

В рощице было привязано семь лошадей, они пугливо отпрянули от мертвого хозяина. Когда я спешился, позади меня показалась Виола. Я затащил труп в кусты, подальше от глаз людских. Тут раздался тихий шорох, и Виола крикнула:

– Фесте! Сзади!

Я развернулся с мечом в руке и увидел перед собой мальчика лет восьми, который подкрадывался ко мне с ножом.

– Брось нож, парень, – сказал я по-болгарски. – Я не хочу драться с тобой.

– Зато я хочу, – закричал он и бросился на меня со всем своим глупым бесстрашием.

Шагнув в сторону, я левой рукой перехватил его руку с ножом и крепко ударил по голове рукоятью меча. Мальчишка рухнул как подкошенный.

Он лежал на траве и выглядел как любой невинный ребенок, забывшийся сном.

– Придется нам забрать его с собой, – наконец сказал я.

Виола с облегчением кивнула. Я связал ему руки за спиной и привязал его к дереву. Мы перетащили в кусты и остальные тела. Виола проверила доставшийся в качестве трофея лук. Я тоже добавил такое оружие к моему снаряжению и захватил все валявшиеся на земле стрелы. Потом проверил карманы и седельные сумки разбойников, забрав обнаруженные там монеты и съестные припасы.

Виола неодобрительно посмотрела на меня.

– Разве это не делает нас такими же подлыми грабителями, как они?

– Пока нет, дорогая. Не спеши с выводами.

Похлопав мальчишку по щекам, я привел его в чувство. Он глянул на меня с откровенной ненавистью.

– Это была твоя семья? – спросил я. Он кивнул.

– Отец?

Он опять кивнул.

– И брат. И дядя с сыновьями.

– А есть ли поблизости женщины, к которым ты мог бы пойти?

Он отрицательно мотнул головой.

– Все умерли.

– Далеко ли твой дом?

– Не знаю. Я не знаю, где мы сейчас находимся.

Я отвязал его от дерева, оставив руки связанными, и подсадил на одну из лошадей.

– Ты знаешь, что твои родственники собирались убить нас, – сказал я, подходя к Зевсу.

Он кивнул.

– Ты наверняка уже видел, как они убивали других.

– Ну да.

– Проще всего мне было бы добавить твой труп к остальным. Возможно, даже разумнее всего. Но мне незачем враждовать с тобой.

Он сидел, безучастно глядя перед собой. Наклонившись, я подхватил его поводья и сказал:

– Поехали.

– А как же остальные лошади? – спросила Виола.

Я пожал плечами.

– Травы им здесь хватит. Может, они понадобятся кому-нибудь. Я не собираюсь пока торговать скотиной.

Это сражение не прошло для нее бесследно, и ночью ее начало трясти. Она сидела, подтянув колени к груди, и дрожала, бормоча: «Семь мертвецов, семь мертвецов…» Я обнял ее и успокаивал, как мог, пока она не замолкла в изнеможении. Когда Виола наконец уснула, я укрыл ее одеялом и оглянулся на мальчишку, сидевшего возле дерева, к которому он был привязан. Все это время он настороженно следил за нами.

Утром мы продолжили путь. На берегу огромного Охридского озера стоял монастырь. Я забарабанил в ворота, и наконец к нам вышел взъерошенный монах.

– Этот мальчик осиротел, – сказал я. – Он говорит только по-болгарски. Возьмите его к себе, научите греческому языку и приличному ремеслу. Вы можете забрать его лошадь.

Он кивнул. В этих краях никогда не задавали лишних вопросов. Я снял мальчика с лошади и развязал ему руки. Он повернулся и взглянул на меня.

– Твой спутник называл тебя Фесте, – сказал он.

Я пожал плечами:

– Имена меняются.

– Я запомню это имя. И запомню твое лицо. Я буду помнить все, что ты сделал. И когда-нибудь я найду тебя и убью.

– Возможно. Многие пытались это сделать, но потерпели неудачу. Я надеюсь, что ты все-таки посвятишь свою жизнь чему-то более полезному.

Он отвернулся и пошел к воротам. Монах тоже собрался следовать за ним, но я хлопнул его по плечу. Он обернулся, и я вручил ему деньги, найденные у грабителей.

Виола посмотрела на меня, когда я вновь забрался на Зевса.

– Значит, это было его наследство, – заметила она.

– Нет, – возразил я. – Плата за обучение.