Текст книги "Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917"

Другой пример видения русским администратором своей цивилизаторской роли и коммуникации с цивилизируемыми этносами был ярко представлен бароном Николаем Врангелем. Калишский губернатор Александр Щербатов пригласил его занять должность чиновника по особым поручениям со словами:

Губернатор, особенно в Польше, Робинзон Крузо, выброшенный на необитаемый остров. Но остров хоть и обитаем, но для сохранения своего престижа, Робинзон должен якшаться с жителями как можно меньше, а то они его приручат и проглотят. И вот для утешения его в одиночестве и сношения с дикарями, судьба ему прислала верного Пятницу, этим единственным Пятницей будете у меня вы[46]46
  Врангель Н. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. Берлин: Слово, 1924. С. 81. В английском переводе этого высказывания слово «дикари» было заменено нейтральным natives (туземцы). Ср.: Wrangel N. The Memoirs of Baron N. Wrangel 1847–1920. New York: Haskel Hause Publisher, 1971. P. 96.


[Закрыть].

Разумеется, таких взглядов придерживались далеко не все, но эта цитата наглядно показывает, что никакой этнос в России не был застрахован от пренебрежительного и патерналистского к себе отношения.

Между тем взгляды туркестанских администраторов на коренное население были амбивалентны. Трудоемкое возделывание земли, и в частности технических культур, а также трезвый образ жизни и спокойный нрав местных мусульман вызывали уважение у регионалистов, и среди них – у администраторов, хорошо знавших Туркестан и говоривших на местных языках, – Георгия Арендаренко, Александра Галкина, Александра Абрамова, Нила Лыкошина, Николая Гродекова и Александра Семенова. Отражением такого взгляда стали слова, опубликованные в либеральной «Русской мысли» в 1890 году: «…местное земледельческое население достигло изумительного совершенства, представляя прекраснейший образчик могучего знания этой действительно благороднейшей отрасли народного труда»[47]47
  В-ъ. Русский Туркестан // Русская мысль. 1890. Кн. 11. С. 201.


[Закрыть]. Такое отношение было продуктом экстраполяции на дехкан традиционного для русской элиты мужиколюбия. Перенеся его на среднеазиатскую почву, власти стремились всячески защитить дехканина от бая и ростовщика-индуса – подобно тому, как в Западной России они боролись с евреем-шинкарем и деревенским кулаком-«мироедом».

Взгляды администратора-востоковеда Нила Лыкошина на коренное население – замечательный пример амбивалентного отношения властей к мусульманам в крае. В 1904 году в статье «Результаты сближения русских с туземцами» Лыкошин подводил итоги сорокалетних контактов русских с мусульманами. В ней в яркой форме отразились некоторые колонизаторские стереотипы. Так, характерен и наивен пассаж о первой встрече местных жителей с русскими солдатами-завоевателями, лица которых «не могли не привлечь внимания своим особенным выражением отваги, добродушия и искренности, тем выражением, которого как раз не встретишь в лице азиата»[48]48
  Лыкошин Н. Результаты сближения русских с туземцами // Туркестанский календарь на 1904 год / Ред. В. Стратонов. Ташкент: Типография штаба Туркестанского военного округа, 1904. Секция 5. С. 3. Моррисон недоумевает по поводу того, как выдающийся и относительно либеральный Лыкошин, знавший местные языки и поддерживавший хорошие отношения с представителями мусульманских элит, мог страдать общей колониальной исламофобией (Morrison A. Sufism, Pan-Islamism and Information Panic: Nil Sergeevich Lykoshin and the Aftermath of the Andijan Uprising // Past and Present. 2012. Vol. 214. P. 304). В действительности Лыкошин, подобно ряду других туркестанских офицеров, четко разграничивал понятия «мусульманское население» (это население надо было абсорбировать в империю) и «ислам» (его он считал основным препятствием для воплощения данной цели). Лыкошин полагал, что это препятствие можно если и не преодолеть полностью, то хотя бы отодвинуть на задний план – путем привлечения симпатий мусульманского населения мудрым и рациональным управлением.


[Закрыть]. Тем не менее Лыкошин с удовольствием приводит примеры культурно-бытового сближения и рассказывает о мусульманах-медиаторах на русской службе. Политика ненасильственной аккультурации предусматривала поддискурс сближения с мусульманским населением. Как заметил Дэвид Схиммельпеннинк, нельзя клеймить русских исследователей Азии простым архетипом ориентализма[49]49
  Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism. New Haven: Yale University Press, 2010. P. 9. (См. рус. пер.: Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Навстречу Восходящему солнцу. М.: Новое литературное обозрение, 2009.)


[Закрыть].

К концу XIX века в Туркестане, кроме указанных администраторов, местные языки знали многие служившие офицеры и чиновники. Среди них были известные Николай Аристов, Сергей Граменицкий, Николай Маллицкий, Евгений Массон, Лавр Корнилов, Яков Лютш и Николай Петровский. Николай Розенбах удовлетворенно отмечал, что к концу занятия им должности генерал-губернатора, в 1889 году, большинство служащих уездных администраций уже без переводчиков могли понимать туземцев, чему способствовали открытые им в областных городах курсы «сартовского языка»[50]50
  Розенбах Н. фон. Записки // Русская старина. 1916. Т. 166. Ч. 5. С. 191.


[Закрыть]. Наверняка Розенбах преувеличивал достигнутые результаты – в той же степени, в какой военный преподаватель восточных языков Иван Ягелло, наоборот, был заинтересован в драматизации ситуации, когда заявлял в 1906 году, что знающих местные языки чиновников можно пересчитать по пальцам[51]51
  Сборник материалов по вопросу об изучении туземных языков служащими по военно-народному управлению Туркестанского края / Ред. И. Ягелло. Ташкент: Типография при канцелярии туркестанского генерал-губернатора, 1906. С. 1. В вольном переводе Моррисона фраза Ягелло получила окончание «по пальцам одной руки» (Morrison A. Russian Rule in Samarkand. P. 149). Он неверно датирует этот сборник Ягелло 1905 годом. Следует отметить, что сборник вышел по указанию Субботича, стремившегося выпукло обозначить либеральный поворот в отношении к местному мусульманскому населению.


[Закрыть]. Ясно одно – оба считали изучение языков залогом успеха туркестанского колониального проекта. Вообще многие администраторы требовали от подчиненных изучения местных языков и изучали их сами[52]52
  Мустафин В. Николай Иванович Гродеков // Исторический вестник. 1915. № 10. Т. 142. С. 144.


[Закрыть]. А тогда, в 1906 году, во время последовавшей публичной дискуссии на эту тему, Наливкин, Субботич и Лыкошин горячо поддержали Ягелло[53]53
  Туркестанские ведомости. 22.8.1906. № 127. С. 778–780.


[Закрыть].

Несмотря на возобновление гонений против евреев в России в конце XIX – начале XX века, особые условия колониального проекта позволили бухарским евреям в Туркестане в значительной степени избежать планировавшихся выселений и ограничений. Но вряд ли бы это произошло, если бы бухарские евреи не стали к тому времени важным связующим звеном между колонией и метрополией. Экономическая деятельность бухарских евреев, также важная для военной и внешнеполитической сфер, не позволила реакционному лагерю в Петербурге применить к ним те ограничительные и дискриминационные меры, которым подвергались евреи в остальной России.

И все же удачно складывавшееся для бухарских евреев соотношение сил в Петербурге не смогло полностью защитить их от усилившегося в то время государственного антисемитизма. Одним из его проявлений стало судебное разбирательство по обвинению торгового дома «Юсуф Давыдов» в ростовщичестве. Атмосферу в административных кругах предвоенной эпохи ярко передает описанное в третьей главе разбирательство в 1911 году личного дела военного губернатора Самаркандской области Александра Галкина, вызванное его положительным отзывом о бухарских евреях.

С другой стороны, ограничения и дискриминационные меры против других евреев в Туркестане, имевшие одной из главных своих целей создание льготных условий для православных предпринимателей, на самом деле в большей степени защищали от конкуренции местное купечество, и в том числе бухарских евреев. И хотя ашкеназские евреи все-таки смогли заниматься предпринимательством в крае, делали они это только в рамках коммерческих фирм и акционерных обществ. Развернуться в полную силу ашкеназские евреи не могли из-за ограничений на приобретение недвижимости. Все это происходило в обстановке острой нужды российской экономики в дополнительном капитале. Россия даже взяла большие иностранные государственные займы, чтобы избежать привлечения еврейского капитала в ряде стратегических регионов и отраслей промышленности. Такая тактика свидетельствовала о сохранении старого идеологического подхода к евреям, уходящего корнями к знаменитому елизаветинскому «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли» – к словам, написанным в 1743 году на просьбе о разрешении въезда евреев в Россию.

В результате этих мер, препятствовавших свободной конкуренции, целый слой бухарских евреев за относительно короткий срок превратился из ходивших с синими руками красильщиков тканей в хлопковых предпринимателей. Им удалось сделать это даже быстрее, чем нидерландским евреям, которые сумели трансформироваться из мелких торговцев вразнос в текстильных баронов всего за сорок – пятьдесят лет после обретения правовой свободы[54]54
  De Vries B.W. From Pedlars to Textile Barons: the Economic Development of a Jewish Minority Group in the Netherlands. Amsterdam: North-Holland, 1989. P. 140–141.


[Закрыть]. Возросшее участие бухарских евреев в экономике края стало впоследствии гарантом сохранения их фактического равноправия с остальным населением. Таким же образом хлопковая специализация дехкан обусловила противостояние регионалистов переселению в край русских крестьян из Центральной России в последнем десятилетии XIX века. В этих двух вопросах Россия хотя и с трудом, но отказалась от своих важных идеологических дискурсов в пользу рациональной потребности ее экономики в хлопке.

* * *

История бухарских евреев под русской властью изучена плохо, несмотря на уникальность их правового положения и прекрасные перспективы переосмысления отношения России к евреям в частности и к этническим меньшинствам вообще. В большинстве существующих работ кратко и с некоторыми фактологическими ошибками освещаются общие вопросы истории бухарских евреев с углублением того или иного аспекта. В лучшую сторону выделяются труды Залмана Амитина-Шапиро, Одри Бёртон, Михаила Занда, Якуба Калонтарова, Авраама Клевана, Катрин Пужоль и Нисима Тажера[55]55
  Амитин-Шапиро З. Очерк правового быта среднеазиатских евреев. Ташкент; Самарканд: Узбекское государственное изд-во, 1931; Burton A. Bukharan Jews, Ancient and Modern // Jewish Historical Studies: Transactions of the Jewish Historical Society in England 1994–1996. 1997. Vol. 34. P. 43–68; Zand M. Bukhara // Encyclopedia Judaica Yearbook, 1975–1976. Jerusalem: Macmillan, 1976; Idem. Bukharan Jews // Encyclopedia Iranica. London; New York: Routledge and Kegan Paul, 1990. Vol. 4. P. 530–545;[КалонтаровЯ.] Среднеазиатские евреи // Народы мира: Народы Средней Азии и Казахстана / Ред. С. Толстов. М.: Академия наук СССР, 1963. Т. 2. С. 610–630; Клеван А. 1989, иврит (см. раздел Библиография); PoujolC. Approaches to the History of Bukharan Jews’ Settlement in the Fergana Valley, 1867–1917 // Central Asian Survey. 1993. No. 12. Р. 549–556; ТажерН. 1971, иврит (см. раздел Библиография).


[Закрыть]. Наряду с этим существует ряд работ, концентрирующихся на отдельных проблемах истории бухарских евреев в Новое время. Вопросу репатриации бухарских евреев в Эрец-Исраэль уделили внимание Шломо Хаим Ашеров и Гиора Фузайлов[56]56
  Ашеров Ш.Х. 1977, иврит (см. раздел Библиография); Фузайлов Г. 1995, иврит (см. раздел Библиография).


[Закрыть]. Вопросу получения бухарскими евреями образования в начальных учебных заведениях Туркестанского края посвящены статья Макса Вексельмана и моя[57]57
  Вексельман М. Еврейские капиталы в хлопкоочистительной и маслобойной промышленности Средней Азии: конец XIX – начало XX века // Вестник Еврейского университета в Москве. 1996. № 1. Т. 11. С. 46–60; Kaganovitch A. The Education of Bukharan Jews in Turkestan Province 1865–1917 // Irano-Judaica. 2003. Vol. V. P. 202–213.


[Закрыть]. Издательской деятельности бухарских евреев уделил внимание в своей работе Авраам Яари[58]58
  Яари А. 1942, иврит (см. раздел Библиография).


[Закрыть]. История изолированной среди бухарских евреев этнической группы чала, принявшей ислам, рассмотрена в статьях И.М. Бабаханова и моей[59]59
  Бабаханов И.М. К вопросу о происхождении евреев-мусульман в Бухаре // Советская этнография. 1951. № 3. С. 161–162; Kaganovitch A. The Legal and Political Situation of the Chalah – the Muslim Jews in Russian Turkestan 1865–1917 // Shvut. 1997. Vol. 22. No. 6. P. 57–78.


[Закрыть]. Некоторые подробности деятельности известных бухарских евреев-предпринимателей сообщают Макс Вексельман и Беньямин Бен Давид[60]60
  Вексельман М. Еврейские капиталы в хлопкоочистительной и маслобойной промышленности; Бен ДавидБ. 1997, иврит (см. раздел Библиография).


[Закрыть]. История внутриобщинной и религиозной жизни бухарских евреев в регионе рассматривается в работах Нисима Тажера, Менахема Эшеля, Гиоры Фузайлова, Аланы Купер и моей[61]61
  Эшель М. 1965, иврит (см. раздел Библиография); Тажер Н. 1971, иврит (см. раздел Библиография); Фузайлов Г. 1995, иврит (см. раздел Библиография); КагановичА. 1999, иврит (см. раздел Библиография); Cooper A. Bukharan Jews and the Dynamics of Global Judaism. Bloomington: Indiana University Press, 2012.


[Закрыть].

Изучение различных аспектов истории бухарских евреев в рассматриваемый период (1800–1917 годы) затруднено отсутствием исследования их правового положения в Туркестанском крае в течение его полувекового существования. Колоссально сложное российское законодательство о евреях вообще, а о бухарских евреях – в особенности было одной из причин плохого изучения этого вопроса. Такие известные исследователи истории правового положения еврейского народа в России, как Юлий Гессен и Исаак Левитац, а вслед за ними и другие историки, показывая бесправность евреев по русскому законодательству, не комментировали статус бухарских евреев. До сих пор были сделаны попытки исследовать лишь отдельные этапы правового положения бухарских евреев по русскому законодательству. Михаил Занд рассмотрел их правовое положение в 1860 – 1880-х годах, а Дов Ярошевский представил историю принятия Советом министров России постановления 1908 года об отсрочке выселения бухарских евреев – иностранных подданных[62]62
  Занд М. Завоевание. 1988, иврит (см. раздел Библиография); ЯрошевскийД. 1988, иврит (см. раздел Библиография).


[Закрыть]. Между тем отношение русских чиновников к бухарским евреям и законодательство о них менялись на протяжении всего русского управления краем. Попытки проследить эту динамику были сделаны в СССР на рубеже 1920 – 1930-х годов Залманом Амитиным-Шапиро и Михаилом Левинским[63]63
  Амитин-Шапиро З. Очерк правового быта среднеазиатских евреев; Левинский М. К истории евреев в Средней Азии // Еврейская старина. 1928. Т. 12. С. 315–340.


[Закрыть]. Но и они располагали ограниченным количеством источников, и поэтому многие нюансы правового положения бухарских евреев в «русский» период не были ими рассмотрены. Кроме того, Амитин-Шапиро был вынужден придерживаться официального советского подхода в освещении исторических событий.

Из-за слабой изученности данного вопроса я счел важным посвятить ему вначале свое исследование на степень магистра в Ташкентском университете (и я благодарен руководству его исторического факультета за утверждение этой темы в 1989 году, что было сделано вопреки продолжавшемуся в вузах СССР инертному табуированию еврейской тематики), а затем, в рамках Еврейского университета в Иерусалиме, – докторскую работу под названием «Отношение русской администрации к бухарским евреям и их правовое положение в Туркестанском крае в 1867–1917» (2003). В ней я углубил и расширил тему на основе других источников и новых знаний о еврейской истории, которые к тому времени приобрел. Этот труд стал основой предлагаемой вашему вниманию монографии.

В ней, кроме собственно правового положения, рассматриваются также вопросы социально-экономической, общественно-религиозной и культурно-образовательной жизни бухарских евреев. Помимо того, исследуются их демография и этнокультурные отношения. Выбранная тема дала мне уникальную возможность не только изучить эту самобытную общину, но и проанализировать подходы к ней со стороны местной и высшей администраций Российской империи. Эти подходы видятся очень специфичными, даже экспериментальными, в ландшафте общего отношения русской власти к евреям, сохранявшим свою приверженность Талмуду.

Разобраться во всех тонкостях русского законодательства, проследить мотивацию отношения к бухарским евреям со стороны администраторов, сравнить ситуацию с правовым положением других еврейских этнических групп и рассмотреть имперскую политику по отношению к бухарским евреям в контексте колониального проекта в Средней Азии вообще – вот те задачи, которые стояли передо мной. Для их разрешения был проанализирован и подвергнут сравнению следующий спектр опубликованных и неопубликованных источников, представляющих собой три основных вида:

● Еврейские источники. К ним относятся выходившие в исследуемый период еврейские газеты на иврите, еврейско-таджикском диалекте и русском языке, а также мемуары, письма, письменные и устные семейные предания бухарских евреев.

● Общие печатные источники, к которым относятся статьи и заметки в среднеазиатских и российских газетах, сообщения путешественников, мемуары и статистические отчеты.

● Архивные материалы, хранящиеся в Узбекистане, России и Израиле, содержащие в основном переписку российских государственных ведомств о бухарских евреях.

На самом раннем этапе исследования, в 1989 году, я воспользовался составленным в первой половине 1930-х годов машинописным «Указателем литературы о среднеазиатских евреях на русском языке, 1822–1917» Залмана Амитина-Шапиро и Исая Пульнера. Этот неизвестный многим исследователям указатель, найденный в архиве Государственной библиотеки Узбекской ССР (ныне – Национальная библиотека Узбекистана) имени Алишера Навои и содержащий 549 упоминаний бухарских евреев, сослужил мне добрую службу, прекрасно дополнив изучаемые мной тогда и позже материалы Центрального государственного архива Узбекистана. И хотя в книгохранилищах разных частей света так и не были обнаружены несколько десятков из этих упоминаний, с тех пор мне удалось дополнить данный список более чем тысячью других упоминаний только на одном русском языке. Безусловно, и новый список вряд ли является полным, но все же с большой долей уверенности можно предположить, что этот возможный недостаток мало отразился на изложенных в исследовании фактах и выводах. Это подтверждают найденные и использованные в работе многочисленные источники на иврите, таджикско-еврейском, английском, а также отдельные источники на французском, немецком и других языках. Все перечисленные источники и справочная литература не всегда дают возможность установить имена или даже инициалы отдельных лиц, упоминаемых в монографии. Фамилии и имена бухарских евреев и мусульман приводятся в том виде, в каком они используются в источниках.

Как сказано выше, данная монография представляет собой переработанную докторскую диссертацию, написанную под руководством Шауля Штампфера и Михаила Занда. Их глубокие аналитические способности, широкие познания в истории и интересные методологические подходы послужили мне образцом для подражания, а критические замечания и рекомендации, несомненно, не только улучшили данное исследование, но и оказали влияние на мое видение истории вообще. За это им большое спасибо. Я признателен Мордехаю Альтшулеру и Хагаю Бен-Шамаю за поддержку во время моего исследования и за их лекции, позволившие мне шире взглянуть на изучаемые вопросы. Я очень благодарен моим коллегам Сергею Абашину, Гиоре Фузайлову и Аркадию Зельцеру за научную поддержку и указания на ценные источники. Моя особая благодарность – Алексею Миллеру (Европейский университет в Санкт-Петербурге) за его замечания и конструктивную критику. Большое спасибо Иммануэлю Рыбакову за пересказ нескольких устных историй некогда элитных семей бухарских евреев Коканда и Ташкента. Я рад возможности поблагодарить за моральную поддержку Теодора Фридгута, Михаэля Гляцера, Бенджамина Бадера, Якова Рои, Алану Купер, Леона Воловича, Владимира Месамеда, Владимира Левина, Ницу Ганот и Хану Толмас.

Я также признателен редакции «Ab Imperio» за разрешение опубликовать здесь переработанный вариант вышедшей в журнале статьи (2003. № 4. С. 301–328). Рекомендации и советы редакторского коллектива были в высшей степени полезными.

Я очень благодарен за стипендии и призы, полученные во время написания диссертации от Julius and Mila Bankir Foundation, Sophie Bookhalter M.D. Fund (пожертвование госпожи Барбары Бобин), Prof. Adolphe Steg Postgraduate Research Fund, The Memorial Foundation for Jewish Culture (Нью-Йорк, США), The Ben-Zvi Institute for the Study of Jewish Communities in the East, The Vidal Sassoon International Center for the Study of Antisemitism, The Misgav Yerushalayim, Ben-Zion Dinur Center for Research in Jewish History, Golda Meir Foundation (последние пять – Еврейский университет, Иерусалим, Израиль), а также Union of Bukharan Jews (Тель-Авив, Израиль).

За теплое и внимательное отношение я бесконечно признателен работникам архивов и библиотек, в которых пришлось собирать материалы: Библиотеки Конгресса в Вашингтоне (в том числе за использование богатой коллекции фотографий С.М. Прокудина-Горского и Туркестанского альбома), национальных библиотек в Иерусалиме, Москве, Петербурге и Ташкенте, университетских библиотек в Ташкенте, Торонто, Виннипеге и Иерусалиме, Российского государственного исторического архива в Петербурге, Государственного архива Узбекистана в Ташкенте, Архива при Еврейском университете Петербурга, Архива и библиотеки Центра исследования евреев Восточной Европы в Иерусалиме, Архива аудиодокументов Института современного еврейства при Еврейском университете (Иерусалим) и, особенно, Центрального архива истории еврейского народа (Иерусалим).

Моя искренняя благодарность – Арье Ривлину за предоставленную возможность исследовать собрание документов его деда – Шмуэля Моше Ривлина, хранящееся в его частном архиве в Петах-Тикве. Статьи Ривлина о бухарских евреях я отслеживал по еврейским газетам за 1880–1890 годы. Позже, работая в Сионистском архиве над архивными материалами для готовившейся музеем Яд-Вашем (Иерусалим) энциклопедии местечек, я неожиданно обнаружил упоминание 1931 года о том, что Шмуэль Моше Ривлин собирает материалы для книги о бухарских евреях. Поскольку книжка его так и не вышла, я надеялся найти его архив. Ушло еще несколько лет, прежде чем я узнал через генеалогическое древо Ривлиных имена потомков Шмуэля Моше и, наконец, координаты одного из его внуков – хранителя домашнего архива. И хотя я был очень обрадован возможностью увидеть бережно сохраненные материалы «того самого» Ривлина, они меня несколько разочаровали. Наибольшую ценность в коллекции представили собранные Шмуэлем Моше фотографии и его переписка 1928–1935 годов со знакомыми ему прежде бухарскими евреями. Она заключала в себе вопросы и ответы по их истории. Из этой переписки я с большим сожалением узнал, что во время отъезда Шмуэля Ривлина из Советской России у него пропал чемодан с этнографическими материалами по бухарским евреям.

Я с удовольствием выражаю признательность редакторскому коллективу «Нового литературного обозрения» за правку стиля, корректуру и техническое оформление этой монографии.

За спонсирование данного издания я глубоко благодарен члену Попечительского совета Конгресса бухарских евреев России Альберту Толмасову, а также оказавшему содействие в получении этой финансовой поддержки и морально поддержавшему саму идею издания монографии на русском языке Рафаэлю Некталову, главному редактору нью-йоркской газеты «The Bukharian Times».

Эта книга посвящена моей жене Светлане – моему первому читателю и откровенному критику. Я глубоко благодарен ей и нашим детям, Аяле и Вениамину, за терпеливое отношение к моей работе и разнообразие, вносимое ими в мою жизнь.

Пролог

В 1860–1861 годах Россия захватила ряд среднеазиатских крепостей. Затем, прервав на несколько лет завоевание для завершения войны на Кавказе и подавления восстания в Польше, она в 1864 году овладела городами Туркестан и Чимкент. После неудачной попытки осенью того же года взять Ташкент город был захвачен в мае 1865 года. Еще через год были завоеваны Ходжент, Ура-Тюбе и Джизак. В 1867 году из покоренных областей было образовано новое генерал-губернаторство – Туркестанский край с административным центром в Ташкенте. Тогда оно состояло из двух областей: Семиреченской с центром в городе Верном и Сырдарьинской с центром в Ташкенте. Области управлялись военными губернаторами, подчинявшимися туркестанскому генерал-губернатору.

После потери значительной части территорий кокандский хан, на долю которого пришелся основной удар русской армии, согласился в 1868 году подписать предложенный ему мирный договор. Весной того же года Россия начала решительные военные действия против Бухарского эмирата, которые завершила в середине 1868 года быстрым взятием Самарканда и разгромом основных бухарских сил под Зерабулаком. Бухарский эмир тоже был вынужден принять предложенные ему условия мира, предусматривавшего отторжение захваченных Россией территорий и выплату контрибуции. Аннексированная территория вошла в состав Туркестанского генерал-губернаторства в качестве Зеравшанского округа (с 1886 года округ получил статус области) с центром в Самарканде. Спустя пять лет, в сентябре 1873 года, этот договор был дополнен новыми статьями, закрепившими русский протекторат над Бухарским эмиратом. В том же году русская армия разгромила войска хивинского хана, после чего и он был вынужден подписать мирный договор, подобный тому, который ранее был заключен между Россией и Бухарой. Тем временем в Кокандском ханстве вспыхнуло восстание, направленное вначале против хана Худояра, а затем и против русского присутствия в Средней Азии. Это восстание в 1875 году подавил генерал Михаил Скобелев[64]64
  Михаил Дмитриевич Скобелев (1843–1882) также прославился своими военными действиями в Болгарии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. В 1876–1877 годах занимал должность военного губернатора Ферганской области.


[Закрыть]. Он стал первым военным губернатором Ферганской области, созданной в составе Туркестана на месте упраздненного в феврале 1876 года Кокандского ханства.

В начале 1870-х годов русская армия стала отправлять военные экспедиции в Туркмению. Отчаянное сопротивление проживавших там туркменских племен было сломлено Скобелевым в 1881 году в упорной битве за укрепление Геок-Тепе. В 1884–1886 годах русскими были завоеваны южнотуркменские оазисы, и на этом активные военные действия в Средней Азии в основном закончились. Присоединенные в 1870 – 1880-х годах туркменские земли составили Закаспийскую область, которая до 1899 года была частью Кавказского, а затем – Туркестанского генерал-губернаторства. За военным губернатором этой области были сохранены широкие автономные права, зафиксированные в специальном положении о ее управлении[65]65
  Временное положение об управлении Закаспийской области. Издание 1892 года// Полный свод законов Российской империи. Т. II. С. 941–946.


[Закрыть]. В 1882 году Семиреченская область была включена в состав Степного генерал-губернаторства, а в 1897-м – возвращена в Туркестанское генерал-губернаторство.

Таким образом, к концу 1890-х годов в состав Туркестанского генерал-губернаторства входили пять областей: Сырдарьинская, Самаркандская, Ферганская (так называемые коренные области) и две новые – Закаспийская и Семиреченская. Военные губернаторы областей и другие старшие местные администраторы были членами Совета туркестанского генерал-губернатора, органа, имевшего право законодательного почина в вопросах, связанных с практикой управления краем. В состав Совета, кроме вышеперечисленных членов, входили помощник генерал-губернатора (председатель), прокурор Ташкентской (краевой) судебной палаты, управляющие Казенной и Контрольной палатами, начальник Управления земледелия и государственных имуществ, представитель Министерства финансов, начальник штаба Туркестанского военного округа, управляющий канцелярией генерал-губернатора. Кроме того, при обсуждении соответствующих вопросов на Совет приглашались с правом голоса главный инспектор училищ, управляющий акцизными сборами, политический агент в Бухаре и другие лица по усмотрению генерал-губернатора. Туркестанская администрация объединяла военное и гражданское управление в крае. Через Российское императорское политическое агентство, учрежденное в Бухаре в 1886 году, туркестанский генерал-губернатор совместно с Министерством иностранных дел осуществляли надзор и за деятельностью эмирского правительства.

Области делились на уезды, которые подчинялись уездным начальникам. Уезды, в свою очередь, делились на волости, во главе которых стояли волостные управители. Волостных управителей выбирали раз в три года пятидесятники – выборные представители от каждых пятидесяти домов. Кроме этого, в сельских аулах и городских кварталах пятидесятники выбирали аксакалов (старшин), которым затем сами подчинялись. Волостные управители, аксакалы и их помощники выбирались, как правило, из представителей мусульманской верхушки. Русские власти называли мусульманских чиновников туземной администрацией. Вообще туземцами называлось все коренное население края, в том числе и бухарские евреи. Оно делилось на кочевое и оседлое. Оседлое мусульманское коренное население, основная часть которого после Октябрьской революции 1917 года стала называться узбеками и таджиками, русская администрация именовала также сартами (особенно последних). В городах они обычно проживали в так называемой туземной, или старой, части, в то время как прибывшее после завоевания края из Европейской России население образовывало русскую, или новую, часть. Со временем разбогатевшие коренные жители городов часто переселялись в более престижную русскую часть. В данной работе для емкости определений я иногда использую дореволюционные термины «туземное население», говоря о коренном населении Туркестана в общем, и «туземные евреи», говоря о соответствующей правовой категории бухарских евреев.