Текст книги "Загадка смерти. Очерки психологической танатологии"

§ 4. Как расширить концепцию психологического умирания?

Многочисленны те случаи, когда наблюдаются отклонения процесса психологического умирания от той очередности стадий, которая выше была изложена. Другие танатологи, например Р. Кастенбаум, считают. что описанные выше фазы субъективны и сравнительно малочисленны, и будто их существование нельзя считать доказанным. Он не уверен, что все умирающие проходят через эти пять стадий, да и то – обязательно в такой последовательности[30]30
  См.: Kastenbaum R. Death, Society and Human Experience. Saint Louis, 1977.


[Закрыть]. Здесь есть, конечно, проблема, и исследования следует продолжить.

Более серьезным можно считать следующее замечание: узнав о представлениях Э. Кюблер-Росс, близкие и друзья умирающего могут стать бессердечными и жестокими по отношению к нему, оправдывая свое отношение тем, что умирающий находится в стадии гнева или скорби. Подобного рода самооправдания, безусловно, возможны и в жизни встречаются: у многих имеются свои или перенятые у других «рабочие теории» о смерти и умирании, которые эксплуатируются ими в подходящих ситуациях. Предметом эксплуатации может стать любая научная концепция или теория, независимо от того, в какой степени подробно и глубоко она разработана, соответствует реальности или нет.

Что касается представленной выше концепции психологического умирания Э. Кюблер-Росс, то она является первой серьезной попыткой описания переживаний людей, ожидающих своей неминуемой и близкой смерти, и она должна быть развита и расширена.

Одним из путей этого я считаю исследование того, какое воздействие оказывает смерть человека на психическое состояние и жизненные цели его родных и близких людей, на их весь дальнейший жизненный путь; как они адаптируются к создавшейся новой ситуации, какими защитными психологическими механизмами пользуются, какие способы приспособления и защиты ищут, и все это – в зависимости от своих индивидуальных личностных характеристик.

Другим путем развития данного раздела психологической танатологии является глубокое исследование всех тех адаптивных процессов, которые протекают в психике человека на описанных стадиях его умирания. Ведь если человек переживает самую глубокую экзистенциальную фрустрацию, сопровождаемую множеством других разочарований и лишений, он, пока жив, должен все время быть в поисках новых механизмов и способов приспособления к ситуациям своей жизни. Эти адаптивные процессы большей частью происходят непроизвольно и подсознательно, но они существуют и занимают центральное место в психической жизни умирающего.

Поэтому я считаю, что в дальнейшем, по мере накопления все новых фактических данных, предстоит выделять этапы психологического умирания в соответствии с преобладающим механизмом психической адаптации, или же по критерию адаптивного комплекса, играющего ведущую роль в жизнедеятельности терминально больного человека. Такой подход лишь эскизно намечен в концепции Э. Кюблер-Росс, но, несмотря на это, уже привел к успеху. Следует раскрыть его, реализовать в полной мере, при этом опираясь на теорию социально-психологической адаптации личности, свой вариант которой я представил в отдельной монографии[31]31
  См.: Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Ереван: Изд-во на Арм. ССР, 1988; готовится новое дополненное издание этой книги под названием «Психологическая адаптация».


[Закрыть]. Последовательное осуществление «адаптивного подхода» позволит целенаправленно укреплять средства психологической самозащиты больного и обеспечить ему более достойную смерть.

Исследование этапов психологического умирания позволяет не только глубже проникнуть в суть стресса, фрустрации и защитных процессов больных и умирающих людей. Оно позволяет раскрыть новые закономерности и аспекты защитных процессов. Я думаю, что один такой аспект был раскрыт в исследованиях Э. Кюблер-Росс, хотя она, насколько мне известно, не исследовала его специально, тем более с целью расширения теории фрустрации и психологической защиты.

Речь идет о следующем. Э. Кюблер-Росс на конкретных примерах показывает, что работа того или иного защитного механизма (например, отрицания реальности, самоизоляции личности и других) поддерживается или подавляется другими людьми. в результате чего они либо продолжают играть активную роль в психической жизни индивида, либо вытесняются и подавляются, заменяясь другими механизмами. (См. Kubler-Ross E., On Death and Dying, pp. 38–49).

Перед нами важный социально-психологический аспект проблемы психологической самозащиты человека. Данный аспект слабо представлен и в психологии в целом. Я думаю, что танатологический материал, особенно данные о стадиях умирания людей, может стать основой для социально-психологических исследований защитных механизмов, стратегий и процессов их использования в различных социальных контекстах (в том числе в больницах и хосписах).

Какими способами психологической защиты пользуются умирающие люди (терминально больные), когда им становится особенно плохо? Отвечая на данный вопрос, танатологи обращают внимание на ряд механизмов: 1) Отвлечение внимания от своей персоны на более приятные события и занятия, например, на телепередачи, разговоры с приятными людьми – с теми, кто обладает эмпатическими способностями и внушает больному надежду. Верующие предпочитают разговоры со священнослужителями. 2)Зачастую речь идет об использовании механизмов вытеснения и подавления неприятных впечатлений и мыслей, мыслей о болезни и смерти; 3) Проявление заботы о других людях, насколько это в силах больного. Например, одна больная раком женщина в госпитале то и дело обращалась к врачам и администрации с просьбами об оказании помощи другим больным; 4) Большинство больных любит жаловаться на свое состояние, на грубое обращение медсестер и на их безразличие и т. п. недостатки в работе. Носят ли такие жалобы психозащитный характер? Это надо исследовать на конкретных примерах.

§ 5. Предсмертное безразличие и сон

Другим путем расширения концепции психологической смерти может стать использование следующего наблюдения: смерти человека может предшествовать глубокое безразличие к людям, к жизни и окружающей среде вообще. Поэтому можно выделить, в числе других, фазу или стадию безразличия (апатии), к которой преобладают именно отчуждение от людей, безразличие и уход как основные средства самозащиты личности. Безразличие, конечно, не может считаться конструктивным механизмом, оно скорее всего патологично, но в создавшихся условиях и для определенного типа личности может стать наиболее приемлемой стратегией приспособления и подготовки к смерти.

О «предсмертном безразличии» людей интересные факты получены в результате исследования социального поведения бывших узников фашистских концлагерей. Оказывается, что длительные и многократно повторяемые лишения, страдания и постоянная угроза смерти приводят к развитию у многих узников чувства глубокого безразличия ко всему, к глобальному отчуждению. Когда фрустрации человек повторяются вновь и вновь, в течении многих месяцев и лет, и когда нет надежды на избавление, тогда людям не остается другого выхода, как стать крайне безразличными. Это своеобразный защитный механизм, который облегчает страдания людей, притупляет чувства и спасает их. Этот универсальный механизм, конечно же, запускается подсознательно и самопроизвольно. Долгосрочное лишение свободы постепенно порождает безразличие к людям, событиям, труду, эмоциональная жизнь человека становится все более и более скудной. Некоторые узники доходят до такого состояния, когда им приходится подсказывать, что целесообразно делать в каждой ситуации. Возникает состояние устойчивой беспомощности.

При поверхностном наблюдении может показаться, что у этих людей нет патологических отклонений ни в поведении, ни в речи. Однако анализ показывает основную патологию этих людей: за их поведением и речью нет подлинных внутренних мотивов для проявления социальной активности. И, безусловно, представляет глубокий интерес то обстоятельство, что такое безразличие, как «адаптивная реакция» на повторяющиеся фрустрации и стрессы, в некоторых случаях приводит к смерти. В свете подобных фактов можно предположить, что даже легкое, но устойчивое безразличие к основным проблемам и явлениям жизни, и к людям в первую очередь, можно считать началом процесса психологического умирания человека, этапом, который предшествует также физической смерти.

В связи с этой проблемой особого и пристального внимания требует следующее явление: наблюдения показывают, что среди людей, быстро сменивших активную и любимую деятельность на жизнь пенсионера, увеличивается число умирающих. Особенно заметно процессы старения и умирания ускоряются у тех лиц, кто занимал в обществе высокое положение, пользовался широкими правами. а после выхода на пенсию не сумел найти такую заменяющую деятельность, которая сообщила смысл и значение их существованию. Такие люди нуждаются в высокой оценке, в положительных реакциях и подчинении окружающих. Когда этого нет, они переживают интенсивные фрустрации и быстро лишаются жизненной энергии.

Лучшими средствами предотвращения наступления безразличия и, тем самым, перенесения смерти на более поздний срок, являются следующие: сохранение интереса к определенным проблема, выдвижение новых планов и перспективных целей, самостоятельное выполнение какой-либо новой и интересной деятельности, достойной высокой оценки значимых лиц. В этом деле, как мы видели при обсуждении проблем социальной смерти человека, большое значение имеет помощь близких людей и товарищей. Предотвращению ускорения психологического умирания способствуют также четкий режим дня, физические упражнения, усвоение новых знаний и навыков, взаимопомощь людей, которые оказались в одинаковой ситуации, и другие простые средства.

О других путях расширения концепции психологической смерти и умирания речь пойдет в следующих параграфах настоящей главы, частично же – и в других главах книги.

Танатологические исследования показывают, что на последних этапах психологического умирания наблюдается сонливость умирающих. И это, как оказывается, не только по соматическим, физиологическим причинам, не только из-за физической слабости этих людей. У них для поиска прибежища во сне имеются весьма серьезные психологические причины.

Вот некоторые из этих причин: 1) Первая из них – это постепенное примирение с мыслью о неизбежности смерти: они знают, что спасения нет, у них исчезает надежда, и они уже желают умереть; 2) вторая причина – это постоянное упоминание со стороны близких людей того обстоятельства, что умирающий имеет обязанности по отношению к ним, поэтому они должны выздороветь, возвращаться домой и работать. При этом супруги, дети и другие родственники исходят скорее всего из собственных потребностей, а не из потребностей умирающего человека, которому уже теперь больше всего нужно, чтобы его оставили в покое.

Это бегство из земной жизни и социальных связей выражается как в отказе принимать посетителей, так и в общей сонливости, в желании спать как можно дольше. Один такой больной вовремя беседы с психологом прямо заявила следующее: «Я желаю спать, спать и спать, и больше не проснуться». Но когда находящему в таком состоянии человеку внушают надежду на возможность лечения, возвращения домой и т. п., у него естественный ход психологического умирания нарушается, он опять вспоминает о своих обязанностях перед своими детьми. Он осознает, что близкие люди будут разочарованы, если не сможет оправдать их надежды. И он начинает страдать еще больше, поскольку реально он не в силах идти навстречу этим ожиданиям. Он начинает переживать новые конфликты, и его страдания усиливаются.

Тот же больной во время еще одной беседы с психологом повторил: «Сон – единственное спасение. Каждый момент пробуждения – это мучение». Он говорил также, что с завистью вспоминает о двух индивидах, которых казнили перед его глазами. Он считал их счастливыми, потому что умирали мгновенно, без мучений, быстро и безбольно. А он здесь лежит в постели и каждый день, каждый час для него – это час агонии.

§ 6. Перенос защитных механизмов и стратегий в период психологического умирания

Мы видели, что с началом периода психологического умирания человек начинает пользоваться защитными механизмами. Те стадии, которые выделены Э. Кюблер-Росс, по существу отличаются друг от друга тем, какими защитными механизмами преимущественно пользуются терминально больные люди, которым стало известно, что их смерть близка.

Выше я уже весьма кратко показал, что динамика защитных механизмов у таких людей имеет важные социально-психологические аспекты. Но здесь возникает по крайней мере еще два вопроса:

1) Появляются ли за период психологического умирания новые защитные механизмы, такие, какими индивид раньше никогда еще не пользовался?

2) Используются ли против идеи неотвратимости смерти те защитные механизмы и стратегии, которыми индивид пользовался в других проблемных ситуациях, в тот период своей жизни, когда еще был практически здоровым человеком?

Моя гипотеза следующая: 1) имеет место перенесение (перенос) типичных для личности защитных механизмов, их комплексов и защитных стратегий в новую ситуацию – в ситуацию психологического умирания; 2) эти механизмы, комплексы и стратегии могут принимать здесь более крайние, акцентуированные формы; 3) не исключено также появление новых (специфических для данной ситуации экзистенциальной фрустрации) защитных механизмов, а тем более – их комплексов и защитных стратегий. Эта последняя проблема представляет особый интерес. Мы уже знаем, что перед смертью у человека появляются новые интеллектуальные способности, а некоторые из уже имевшихся усиливаются. Нет ли сходных явлений и в сфере психологической самозащиты личности. Я считаю, что такую возможность нельзя исключить.

Относительно представления о переносе защитных механизмов и стратегий необходимо отметить, что уже в том материале, который накоплен в публикациях Э. Кюблер-Росс, Р. Моуди и других исследователей, содержатся такие данные, которые свидетельствуют в пользу этой гипотезы. Например, в одном случае больной раком женщины средних лет Э. Кюблер-Росс вскользь замечает, что она и раньше, когда еще не было речи о роковом смертном исходе, систематически пользовалась механизмом отрицания[32]32
  См.: Kubler-Ross E, On Death and Dying, New York: Macmillan Publ. Co., 1969, p. 40.


[Закрыть]. Она перенесла данный механизм в период психологического умирания, однако здесь используя его чаще и в более резких, акцентуированных формах.

У некоторой части больных агрессивная реакция на собственную ожидаемую смерть (как на наступающую экзистенциальную фрустрацию) бывает такой интенсивной и сохраняется так долго (вплоть до начала клинической смерти). что невольно возникает вопрос: не была ли она в прежней жизни агрессивной личностью, т. е. не была ли у него агрессивная адаптивная стратегия главной. Кстати, именно поэтому некоторые из осужденных на смерть людей яростно сопротивляются палачам до последнего момента своей жизни.

Можно прийти также к следующему общему выводу: люди по-разному умирают из-за крупных различий своей личности. В частности, различия умирания зависят от типичных защитных механизмов, их комплексов и стратегий, которые у разных людей различны.

§ 7. Психо-логика рационализации и вытеснение мыслей о смерти

Психическая самозащита от осознания реальности смерти и понимания ее неизбежности – одна из главных забот людей. В этом защитном процессе они невольно прибегают к помощи различных рационализаций, которые помогают им вытеснять из сферы сознания мысли о неизбежности смерти и смягчить свою тревогу. В этом деле им помогают философы и психологи, которые более четко формулируют соответствующие рационализации.

Эпикур (…………) изобрел следующую довольно умелую рационализацию: «Самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует, когда же она приходит, мы уже не существуем»[33]33
  См. также в сб.: Психология смерти и умирания. Мн.: «Харвест», 1998, с. 64).


[Закрыть].

Что же считать истинным в этом сложном суждении? Возьмем только первое предложение, утверждающее, что смерть – это самая страшная из всех зол. Эту мысль можно принять. Но вторая мысль Эпикура – это вообще абсурд: как это смерть не имеет к нам никакого отношения? И чужая смерть, и наша собственная (вначале в виде ее ожидания) имеют и прямое, и косвенное отношение к нам, ко всем аспектам жизни человека.

После слов «так как» в высказывании Эпикура идет обоснование идеи о том, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Приводятся два аргумента: 1) «Пока мы существуем, смерть еще отсутствует»; 2)»когда же она приходит, мы уже не существуем». Однако оба этих аргумента ложные, и с их помощью Эпикур хотел обосновать первый свой ложный аргумент. «Пока мы существуем, смерть еще отсутствует» – ложь, поскольку в психологической форме мыслей и представлений смерть всегда существует и присутствует в нашей жизни и вокруг нас. В физическом же смысле мы ее видим тогда, когда умирают другие люди.

Абсурдным, особенно для нас – жителей XXI века – представляется также второй аргумент Эпикура, который гласит, что когда приходит смерть, мы уже не существуем. Смерть – это не какое-то существо, которое приходит к нам, когда мы уже умерли. Такое утверждение – абсурд. Смерть – это процесс умирания, и только в конце этого процесса мы уже, как психологические существа, по всей вероятности, не существуем. Но ход нашего умирания мы переживаем как реальность. Переживание умирания часто носит сознательный характер (до начала клинической фазы), и нередко умирающие люди прямо говорят об этом присутствующим: «Я умираю». Они осознают, что умирают под впечатлением тех специфических видений, которые у них возникают в процессе умирания. Другое дело. что не все индивиды, умирая, осознают, что наступил конец. У них, действительно, «надежда умирает последним».

Неплохо осознавая временной аспект жизни и смерти, Марк Аврелий, римский философ и император, изобрел следующую рационализацию:

«Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой короткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?».

И здесь с виду мудрое рассуждение построено на лжи и в целом представляет собой рационализацию. Каждому понятно, что продолжительная жизнь существенно отличается от короткой жизни. Марк Аврелий рассуждает так, как будто прошлого и памяти о нем не существуют. Не существует для него и будущее, его предвидение. Но ведь будущее в каждое мгновение, наступая, превращается в настоящее. И, умирая, мы теряем не просто мгновенное настоящее, но и прошлое и будущее, а также наши связи с миром и людьми. Это ценности, которые мы. умирая, теряем безвозвратно.

Неизбежно заключение: рационализации Марка Аврелия плохо работают.

§ 8. Психологическое умирание и игра в беспечность

Игра в беспечность, как способ психологической самозащиты, используется как умирающими, так и (особенно часто) их родственниками и близкими людьми.

1) Даже когда больной уже понимает, что его болезнь неизлечима, данный механизм, наряду с отрицанием реальности и агрессией, может играть существенную роль в его защитном поведении. Я полагаю, что использование этого механизма, – пусть он действительно игра, ложь, представление для себя и для других, – возможно только в том случае, когда больной все еще имеет «луч надежды» на спасение.

Беспомощность умирающего – это, по-моему, игра, так сказать, амбивалентная. Она трагична и оптимистична одновременно. (Я ее никак не могу назвать комической игрой).

Каким образом выражается игра в беспечность смертельно больного человека? Он ведет себя как веселый, жизнерадостный и оптимистично настроенный человек. Он старается не показать, что ощущает сильную боль и другие симптомы болезни. Это утомительная игра, и она прекращается, как только «зрители» покидают сцену.

2) Игра в беспечность у родственников и врачей выражается в улыбках, в словах о том, будто все идет хорошо и больной успешно вылечивается. его в скором времени ждут семья, работа и обычные радости жизни. В то время как у знающих истину врачей это действительно игра, показуха, у некоторых родственников, которые не понимают всю сложность и безнадежность положения больного, это искренняя «игра», выражение искренней надежды на воздействие своего близкого человека.

Исследуя ход и этапы психологического умирания человека, протекают параллельно с физической смертью, необходимо иметь в виду, что глубоко фрустрированными бывают как больной, так и близкие люди, хотя и по-разному. Все они непроизвольно пользуются защитными механизмами, в том числе таким сложным способом, как игра в беспечность.

Игра в беспечность это «надевание» социальной маски, презентации фиктивного Я-образа. Такую игру врача хорошо описал Л. Н. Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича». Это весьма распространенная игра, это то, что называют также «делать хорошую мину при плохой игре», вариант такого поведения.

Я думаю, что весьма полезно для развития психологической танатологии собрать новый эмпирический материал и расширить данный социально-психологический аспект этой науки.