Текст книги "Загадка смерти. Очерки психологической танатологии"

§ 9. Избавление от психологической защиты

Одним из самых интересных психологических результатов исследований терминально больных и умирающих людей является следующее: в конце жизни они охотно отказываются от той маски, которую они одевали с целью самозащиты – сокрытия или подавления своего страха перед смертью, и охотно идут навстречу психологу, который предлагает им откровенно говорить с ним о предстоящей смерти.

Об этом удивительном явлении, «о прорыве их защиты» (breakthrough in their defenses), многократно говорила Э. Кюблер-Росс[34]34
  См.: Kubler-Ross E. On Death and Dying. New York: Macmillan Publishing Co., 1969, pp. 262 a.o.


[Закрыть]. Эта защита возникла из-за того, что все больные хорошо осознают фатальность своего положения даже в том случае, когда никто им об этом в прямой форме не сообщает. О своем реальном положении они узнают по измененному отношению к ним родственников и медперсонала, по исходящим от них косвенным сигналам, по изменению их поведения. Осознание того, что смерть наступает. так тяжко, что больные не желают говорить о ней ни с врачом. ни с родственниками. На начальных этапах психологического умирания они радостно принимают тех, кто способствует этой их тенденции к вытеснению и подавлению мысли о приближающей смерти. Они. таким путем защищаются против переживания экзистенциальной фрустрации.

Однако чем ближе смерть, тем сильнее становится у большинства больных потребность с кем-либо делиться своими заботами, снимать маску, прямо посмотреть в лицо реальности и, пока есть время, улаживать те дела, которые еще остаются неурегулированными. На последних этапах психологического умирания больные уже приветствуют попытки других людей устранить их психологическую самозащиту. Они готовы поговорить с психологом о наступающей смерти и о своих незавершенных делах. Они желают, с помощью понимающих людей, выразить те чувства, которые у них накопились за время болезни и медленного умирания. Это враждебность и агрессивность, зависть, чувство вины и изолированности, одиночества. По утверждению Кюблер-Росс, больные осознают, что пользовались механизмом отрицания реальности, но признаются, что сделали это ради родственников и врачей, которые именно этого от них и ожидали[35]35
  Kubler-Ross E., op. cit., p. 262.


[Закрыть].

Фактически наступление этапа принятия смерти и примирения с судьбой можно считать признаком того, что психическая самозащита умирающей личности почти полностью снята. Почему «почти»? По той причине, что до конца жизни, до «момента» начала фазы клинической смерти. у человека все еще остается какая-то доля надежды на продолжение жизни. Но я полагаю, что если у человека имеется надежда на спасение, на продление жизни и т. п., то у него должна также присутствовать потребность в защите и сохранении этой надежды. Ведь надежда означает наличие какой-то цели и ожидание того, что эта цель будет достигнута. Компоненты надежды и она в целом нуждаются в защите, т. е. сама личность, у которой осталась только эта надежда, нуждается в психологической самозащите.

§ 10. О черной магии, «вуду» и психологическом умирании

Для психологической танатологии магия представляет интерес постольку, поскольку связана со смертью людей. Различают «белую» и «черную» магии. Когда маг способствует здоровью и счастью человека, отвлекая от него злые силы, тогда то, что он делает – это «белая» магия. Когда же он, наоборот, навлекает на человека злые силы, вызывает болезни и даже смерть, говорят о «черной» магии.

Одной из разновидностей так называемой черной магии считают «вуду»: это вызывание «психической смерти» какими-то средствами. В этом случае маг или другой человек предвидит смерть определенного человека, и она действительно наступает в определенный (указанный магом) момент.

В первобытных обществах Африки и других частей света такие жертвы черной магии (колдовства) действительно встречаются до сих пор, и на них становится возможным исследование процесса «психологического умирания». Человек, ставший жертвой черной магии, хиреет на глазах и умирает, хотя у него не удается обнаружить каких-либо следов соматического (физического, телесного) заболевания. Обычно такую смерть объясняют как результат сильного внушения. однако подлинные психосоматические механизмы данного явления пока неизвестны.

Вполне возможно, что вследствие магического внушения меняется характер работы мозга, в результате чего жизненные процессы не управляются и нарушаются. Такую гипотезу можно предложить исходя из того, что при белой магии например, во время ритуальных танцев, как показали исследования французской исследовательницы Аннет Бомануар, характер ЭЭГ меняется, появляются особые волны, и тело человека становится нечувствительным к огню. В таком состоянии он может голыми ногами ходить по костру. Однако, как только эти особые мозговые волны исчезают, человек теряет нечувствительность (иммунитет) к огню и уже может получить ожоги [36]36
  Об этих исследованиях есть упоминание, например, в следующей книге: O'Jacobson, Nils, La vie apres la mort? Paris, 1977, p. 104


[Закрыть].

Как нетрудно видеть, многие аспекты психологической смерти человека еще нуждаются в углубленных исследованиях.

§ 11. Каким образом совершается переход от одного этапа умирания к другому?

Концепция этапов психологического умирания, предложенная Э. Кюблер-Росс, как нетрудно видеть, имеет описательный характер. Она нуждается в дополнении и уточнении. Целый ряд психологических вопросов относительно процесса умирания пока остается без ответа.

Одним из них является следующий: каким образом происходит переход умирающего от одного этапа психологического умирания на другой, последующий? Например, утверждается, что от этапа гнева происходит переход к этапу переговоров и сделок. Или даже прямо утверждается, что «гнев переходит в сделку». Но как это возможно? Что происходит с гневом? А может быть гнев порождает мотивацию к ведению переговоров? Ведь гнев – это в основном эмоциональное состояние, иногда – весьма иррациональное. Как он может порождать такой интеллектуальный процесс, как предложение условий, попытка получения каких-то преимуществ и т. п., т. е. в преимущественно интеллектуальный процесс, пусть не строго формально-логический, но субъективный, психо-логический? Насколько мне известно, никто над этими вопросами серьезно не задумывался.

Ответы на подобные вопросы, причем относительно всех переходов процесса психологического умирания, можно получить только путем тщательного психологического исследования психической жизни умирающих людей. Например, почему после этапа переговоров и заключения сделок наступает этап депрессии? Или каким образом и почему после депрессии наступает этап принятия смерти и смирения с неизбежностью? Вполне возможно, что предлагаемое описание правильно отражает феноменологию, но сама психическая динамика во времени раскрывается лишь поверхностно.

Я хотел бы предложить здесь объяснение того, каким образом происходит переход от этапа депрессии (подавленности) к этапу принятия смерти. В литературе описаны случаи, когда находящийся в состоянии депрессии умирающий начинает видеть себя вне тела, у него появляются образы тоннеля, покойников, свет и другие видения, которые характерны для фазы клинической смерти. Эти видения, в основном приятные и даже чарующие, показывают ему, что смерть не только не страшна, но даже приятна. Это один из тех факторов, которые способствуют смирению со смертью. Нельзя ведь просто утверждать, что совершается переход от этапа депрессии к этапу принятия смерти, не объяснив, почему и как, благодарю работе каких психологических механизмов, происходит такой переход.

§ 12. Ожидание смерти и умирание как разные этапы кризиса

Мы знаем, что кризис – это, в социально-психологическом смысле, высокий уровень обострения конфликта. Если нам удастся показать. что состояние ожидания смерти – это конфликтное состояние на уровне обострения, то мы сможем в области танатологии использовать достижения психологии конфликтов.

Конфликт умирающего, главный его конфликт – это столкновение двух знаний: а) «Я хочу жить» и 2) «Моя смерть неминуема и приближается». Первое знание (и желание) можно выразить в различных формах, например также следующим образом: «Я не желаю умереть».

Можно предположить следующее: одновременно с приближением «момента» умирания описанный выше конфликт все больше и больше обостряется, он становится источником страданий, все более мучительным и разрушительным. Такие переживания требуют от человека расхода огромных количеств психофизиологической энергии. Параллельно идет также смена защитных механизмов и стратегий.

Я полагаю, что именно исходя из такого понимания основного конфликта ожидающего своей смерти человека и можно правильно понимать характерные особенности тех этапов психологического умирания, которые описаны в настоящей главе. Выбор и смена стратегии защиты совершается исходя из того, какую из двух возникших (и переживаемых) потребностей выбирает человек: жить или умереть? Одно дело, когда он до конца сохраняет желание жить и бороться за это, и другое – когда он примиряется с неизбежностью смерти и готовится к встрече с ней. От такого выбора и зависит выбор форм и стратегий поведения. Хотя трудно представить себе, чтобы человек, пока жив, полностью лишился надежды на продление жизни: ведь собственную смерть реально, как она происходит, живому, пусть даже умирающему, человеку невозможно представить. Поэтому можно предположить, что до начала клинической фазы умирания у человека сохраняется надежда на земную жизнь, а следовательно – и конфликт между желанием жить и осознанием неизбежности, неминуемости смерти.

§ 13. Об одной возможной аналогии

Этапы психологического умирания, которые описываются танатологами, как мы видели, касаются тех случаев, когда человек смертельно болен и ждет смерти. Возникает вопрос: возможны ли подобные поэтапные переживания в других ситуациях жизни?

Психологи исследовали переживания осужденных на смертную казнь людей и, кажется, обнаружили сходные этапы предсмертных переживаний. В одной из книг приводятся следующие утверждения танатолога Л. Уотсона: «… Процесс умирания, по-видимому, является самостоятельной фазой… спокойной медитативной отрешенности»[37]37
  Цит. по сб.: «Психология смерти и умирания. Сост. К. В. Сельченок. Мн.: «Харвест», 1998, с. 82.


[Закрыть].

Это, конечно, поверхностная аналогия. Очень верно отмечает А. П. Лаврин, из труда которого извлечена приведенная цитата, что во многих случаях «… люди, просидевшие в ожидании исполнения приговора многие годы, шли на казнь как разъяренные львы, а не как покорные овечки». (Указ. соч., с. 82).

О таких случаях рассказывают и бывшие палачи. Психическое состояние человека перед казнью зависит от многих факторов, в том числе от физического состояния здоровья, темперамента и характера, а также, что следует отметить особо, от срока нахождения в тюрьме и от того, развились ли у него депрессия и чувство беспомощности. Если человек здоров, то подобное патологическое развитие может и не иметь места.

Из сказанного видно, что случай ожидания смерти осужденными на казнь преступниками и случай умирания больных людей имеют существенные различия. Сравнение показывает, что внешними аналогиями ограничиваться нельзя.

Поверхностным представляется также аналогия, проводимая между этапами психологического умирания отдельного индивида и теми формами отношения к смерти, которые якобы сменились в истории человечества. Правда, эта последняя проблема также требует специального исследования, которая, кстати, в определенной мере уже осуществлена Ф. Ариесом и другими исследователями.

Глава третья. Страх, тревога и смерть (танатофобия)

§ 1. О природе страха

Переживать страх – означает чувствовать и осознать, что существует угроза для своей безопасности и интересов. Угроза может иметь самые разные формы, но для того, чтобы вызвать страх, она должна быть воспринимаемой, ситуативной (например, внезапное появление дикого животного; или когда человек, переходя улицу, видит, что на него устремляется автомобиль и нет возможности спастись бегством.

Итак, один типичный случай, вызывающий у человека страх, мы уже видели: это наличие реальной угрозы для жизни и благополучия, – как своей, так и близких людей. Когда ситуация, объект, действия других людей не воспринимаются в качестве угроз, тогда эмоция страха не возникает. Поэтому нередко бывает, что объективно опасный объект не вызывает у человека (например, у ребенка) страх, поскольку он не знает, что объект представляет опасность.

Психологи установили, что психологической причиной страха, кроме непосредственной угрозы, может быть также неуверенность «в завтрашнем дне». В чем психологическая сущность состояния неуверенности? Для того, чтобы дать точный ответ на этот вопрос, лучше выделить два вида неуверенности: 1) неуверенность в себе и 2) неуверенность в других, и вообще во внешнем мире.

В каждом из этих случаев неуверенность означает, по моему мнению, по крайней мере две вещи: а) сомнение в том, что можно доверять своим силам или внешнему миру (куда входят и другие люди и группы); б) значительную, до опасной степени, потерю контроля над собой и над ситуацией. – Контроль – это важнейший аспект власти человека над другими и ситуациями. Поэтому можно сказать, что потеря контроля (власти) вызывает у человека страх.

Однако как угроза благополучию, так и потеря контроля над ситуацией, могут быть как актуальными (т. е. уже случившимися и осознаваемыми), так и предвидимыми. Более того, подобная ситуация может только предчувствоваться. То переживание, которое при этом возникает, будет более правильно назвать тревогой. При переживании тревоги у человека, спонтанно или произвольно, возникают вероятностные суждения о будущем, которому могут приписываться качества, представляющие угрозу для человека. Это уже работа механизма, генерирующего вероятностные атрибуции.

Таким образом, основное различие между страхом и тревогой состоит в том, что страх вызывают реальные объекты и уже наступившие события и ситуации, в то время как тревога основывается на представлениях и вероятностных прогнозах, касающихся ожидаемых угроз. Подобное различие объектов эмоции вызывает еще одно различие: в то время как страх является конкретной эмоцией, связанной (обусловленной) с конкретной ситуацией или с определенным объектом, тревога переживается как настроение. (Недаром говорят о тревожном настроении). Поскольку объект тревоги только предчувствуется или предполагается, человек нередко не в состоянии дать определенный ответ на вопрос, что его тревожит.

Наконец, страх и тревога, как правило, сочетаются. Я думаю, что общее правило таково: страх очень часто возникает на фоне тревоги. Но не всегда. Когда человек совсем неожиданно оказывается в опасной ситуации и не переживает тревоги. но опасный объект появляется внезапно, то для переживания тревоги уже не остается ни времени, ни психологического оправдания. Сразу возникает страх.

Фобия (от греч. страх) – это с виду безосновательный страх перед ситуациями. предметами и событиями. Человек может иметь фобию открытых пространств (агорафобию), т. е. страх перед открытыми пространствами (например, площадями), но совсем не знать почему. В таких ситуациях он, переживая страх, теряет контроль над собой и, вполне естественно, также над своим страхом.

Фобий очень много, но не наша задача здесь исследовать их. Ниже речь пойдет о специальном виде этого явления – танатофобии.

§ 2. О структуре страха, его истоках и причинах

Страх – явление психофизиологическое. Несмотря на свою относительную простоту по сравнению с тревогой и другими комплексными чувствами и переживаниями, страх также имеет достаточно сложную структуру.

В состав страха входят: а) сознательное восприятие угрозы или сознательное же ожидание появления опасной ситуации (объекта, действия другого человека и т. п.); б) эмоциональное переживание этого ожидания и этих физических изменений. Страх очень часто возникает тогда, когда имеется угроза получения физического повреждения. (Я думаю, что психологически более правильно считать страх одним из непосредственных эмоциональных реакций на сильнейшую фрустрацию, тем более, что страх вызывает дальнейшие, уже поведенческие, реакции – бегство, нападение или оцепенение).

В психологической литературе, например, в трудах Томкинса и Изарда, эти два понятия – «источник» и «причина» страха – часто используются как синонимы. Между тем полезно отметить существующие между ними различия, поскольку это позволит делать психологический анализ более тонким и реалистическим.

1) Источниками страха человека могут быть как внешние, так и внутрипсихические факторы. Мы можем назвать источниками страха те объекты и люди, которые вызывают у индивида страх. В этом случае объект страха (например, Р₁) совпадает с источником страха. Но источник страха сам по себе не может вызывать страх, если не обладает определенными опасными чертами и качествами. (Например, человек (Р₁) может стать источником страха для индивида Р2, если он агрессивен, алчен, имеет опасные намерения относительно Р₂).

Я утверждаю, что причинами, вызывающими у Р₂ страх, являются именно названные качества и мотивы Р₁. Но мы нередко говорим, что источником страха для одного индивида является другой индивид в целом. Так можно, конечно, выразиться, если при этом иметь в виду, что мы знаем те качества человека, которые содержат угрозу для другого. Такое сведе́ние оправдано в том случае, когда описанные черты и мотивы Р₁ являются в структуре его личности доминирующими.

Проблема причин страха имеет один важный аспект, на который исследователи, насколько мне известно, не обратили внимания. Речь идет о том, что страх вызывается не только наличием определенных объектов, действий или ситуаций, но и их отсутствием. Образно говоря, «наличие отсутствия» определенных предметов и т. п., также может стать причиной переживания страха. Приведу два примера, которые неплохо иллюстрируют это утверждение.

1) Мать оставляет ребенка во дворе, чтобы он там играл, и на десять-пятнадцать минут отсутствует по делам. Когда она возвращается, оказывается, что ребенка там нет. Отсутствие ребенка вызывает у него страх и, конечно, последующие довольно сумбурные поисковые действия. Ее ожидание видеть ребенка там, где она его оставила, не оправдалось. Я думаю, что использование понятия «ожидание» позволяет психологически углубить анализ причин страха в случае «наличия отсутствия».

2) Человек возвращается домой и, желая взять немного денег для покупок, обнаруживает, что все денежные запасы исчезли. У него возникает страх, не говоря уже о подозрениях, гневе и попыток догадаться, куда они могли исчезнуть.

3) Полезно иметь в виду также случаи, так сказать, психофизиологического характера. Такого рода пример приводит известный исследователь эмоций Томкинс: нехватка кислорода вызывает беспокойство и страх. «Если препятствия, стоящие на пути удовлетворения потребности, не будут немедленно устранены, реакция страха перерастает в панику. Потребность в кислороде – одна из жизненно важных потребностей живого организма. и мощный аффект, сопровождающий ощущение удушья, гарантирует немедленную концентрацию внимания на удовлетворение потребности, и поэтому является одним из важнейших факторов безопасности»[38]38
  Tomkins, 1962, p. 46; Цит по: Изард К. Психология эмоций. СПб.: «Питер», 2003, с. 294.


[Закрыть].

Я думаю, что процесс умирания вызывает тревогу (при его предвидении) и страх (при его непосредственном переживании), в частности, по причине ожидаемой и актуальной нехватки кислорода, нарушения дыхания. Когда люди заявляют, что хотели бы умереть мгновенной смертью, не страдая, то, кроме физических болей, они имеют в виду также удушье от нехватки кислорода, асфиксию.

§ 4. Атрибутивный страх

Страх, как и остальные эмоции, в той или иной степени обусловлен познавательными процессами человека. Те познавательные процессы, которые приводят к переживанию испуга, боязни, страху или ужасу и панике (все названные – уровни одной и той же эмоции – боязни или страха), могут быть подразделены на две группы.

1) Процессы реалистического познания, которые позволяют узнать действительно опасные объекты, ситуации и действия людей, восприятие которых вызывает страх той или иной интенсивности. Это реалистический страх, позволяющий человеку выбрать правильную стратегию адаптации и самозащиты.

2) Процессы нереалистического познания, которые создают ложное представление о ситуациях, объектах и людях. В результате таких процессов реально неопасные объекты воспринимаются и оцениваются как опасные и вызывают страх. Поскольку в подобных познавательных процессах ведущее место занимают атрибуции объектам различных опасных качеств, то возникшую при этом эмоцию я называю атрибутивным страхом.

Приписывая другому человеку вредные качества и намерения, мы формируем у себя ожидание с его стороны опасных для нас действий. Подобные ожидания, как вероятностное прогнозирование, вызывает тревогу и страх.

Концепцию атрибутивного страха можно применить и в танатологии: мы приписываем смерти и умиранию страшные особенности и переживаем страх. В то же время оживленные из клинической фазы умирания люди, убедившись, что умирание не только не страшно, но даже приятно, уже начинают переживать менее интенсивные тревогу и страх, когда пытаются предвидеть собственную смерть.

Это означает, что изменение содержаний и характера наших атрибуций, касающихся смерти и умирания, меняет наши чувства и эмоции. Страх становится менее интенсивным и может даже исчезать.