Текст книги "Этнопсихологическая самозащита и агрессия"

Этнические группы, входящие в одно общество, могут быть ранжированными или неранжированными. На рис. 1 показаны два случая взаимоотношений этносов А и Б. На рис. 1а показано ранжированное отношение, а на рис. 1б – неранжированное или параллельное. Стрелки показывают направление или ход этнического конфликта между А и Б. Упрощение ситуации состоит, в частности, в том, что предполагается, будто в обществе есть только две этнические группы. Считается, что в ранжированном обществе классы проникают в оба этноса. Это тоже, конечно, упрощение. Но схема, все же, полезна[17]17
  Схема взята нами из следующей работы: Horowitz D. L. Ethnic Groups in Conflict, New York, 1985, p. 22.


[Закрыть].

Рис. 1. Два типа структуры многоэтнических обществ

В ранжированных общественных системах стратификация синонимна этническому членству. Мобильность ограничена рамками этноса. По всем своим социальным, экономическим и политическим статусам члены группы Б ниже членов группы А. Взаимоотношения этих групп проникнуты осознанием субординации статусов. Представители подчиненного этноса относятся к вышестоящим с подчеркнутым уважением. (Отметим, что такое отношение специально культивировалось, например, в Оттоманской империи). Примером могут служить отношения негров и белых хозяев в США. Много сходных отношений этносов до сих пор сохраняется на Востоке: в Индии – отношения каст, в Бурунди – между народностями туту и тутси, и другие. Примеров очень много.

В неранжированных обществах этнические группы существуют рядом друг с другом, параллельно, и каждая из них имеет свою внутреннюю стратификацию. Параллельные этнические группы являются зарождающимися целостными обществами и, возможно, в прошлом уже были более или менее автономными целостными системами. В то время как касты являются компонентами ранжированного общества, состоящего из других сходных компонентов, роды и племена являются относительно самостоятельными и гомогенными системами. (Под кастой имеются в виду ранжированные этнические группы). В Индии есть касты, которые стали неранжированными группами.

Эти различия между ранжированными и неранжированными системами заметил еще Макс Вебер, который назвал иерархически упорядоченные группы “кастовой структурой”, а этническим сосуществованием – параллельные группы. Он указал, что в первом случае горизонтальные и не связанные друг с другом, сосуществующие группы приводятся в вертикальную социальную систему супер– и субординированных. Из этнически разрозненных групп образуется единая политическая и общественная система.

Следствием является то, что в параллельной системе этнические группы вызывают друг у друга отвращение, антипатию, но сохраняют и высоко оценивают свою честь, тогда как в кастовой системе создается субординация, а привилегированным этническим и статусным группам приписывается больше чести[18]18
  См.: Gerth H. H. and C. Wright, Mills (Eds). From Max Weber: Essays in Sociology. New York: Free Press, 1958, p. 189; Horowitz D. L. Op. cit., pp. 23–24; см. также: Brown R. Social Psychology (2nd Ed.), The Free Press, New York, 1986, Ch. 15.


[Закрыть]. Распределение престижа (чести и гордости) является главным различием, считал М. Вебер. В ранжированных обществах неравенство престижа этнических групп не только признается, но и дополняется и усиливается целым рядом запретов и предписаний поведенческого характера. В неранжированных обществах относительная ценность групп всегда неопределенна, она всегда является проблемой обсуждения[19]19
  Horowitz D. L. Op. cit., p. 24.


[Закрыть]. Кастам же престиж, честь приписывается по рождению, она считается как бы внутренним качеством[20]20
  См.: Антонова К. А., Бонгард-Левин Г. М., Котовский Г. Г. – История Индии., Изд-во “Мысль”, М., 1973, с. 35–37.


[Закрыть].

Реальные общества никогда не являются чистыми типами. В них всегда имеются и ранжирование, и параллельное сосуществование, и даже “ареалы этнической автономии”[21]21
  Horowitz D. L. Op. cit., p. 25.


[Закрыть]. Каждый из этих двух типов обществ находится в состоянии вечных изменений.

Различия этих двух обществ приводят к существенным различиям тех этнических конфликтов, которые в них возникают. Поскольку в ранжированных обществах, как уже сказано, границы этнических групп в значительной мере совпадают с классовыми границами, конфликты окрашены классовыми идеями. Во время войн эти конфликты приводят к социальным революциям. Считается, что после получения независимости в Руанде (1959 г.) и Занзибаре (1964 г.) вспыхнувшие революции выросли из ранжированных этнических систем. В результате этих революций ранее доминировавшие группы были свергнуты.

Неранжированные системы тоже очень чувствительны к конфликтам и насилию, но здесь группы преследуют другие цели. Как заметил один из исследователей, неранжированные этнические группы действуют так, как будто они – государства в интернациональном окружении[22]22
  Hudson M. C. The Precarious Republic: Political Modernization in Lebanon. New York: Random House, 1968, p. 9; Horowitz D. L. Op. cit, p. 31.


[Закрыть]. Например, события в Чечне, Татарстане и ряде других регионов России довольно точно соответствуют этим представлениям.

Отношения элитных групп этносов принимают характер дипломатических: они действуют так, как будто представляют суверенные государства. Они ведут переговоры, даже заключают соглашения. Параллельно существующие этносы составляют уже не целостное общество, а относительно изолированные общества, в то время как ранжированная система является единым обществом. Такое положение вещей в значительной степени сложилось в современной России.

В неранжированной системе этносы, конечно, чувствительны к вопросам субординации, но их больше волнуют вопросы выхода и входа в единую систему. Когда между ними возникают конфликты и насильственные действия, они стремятся к суверенитету, утверждают, что являются нациями и хотят иметь национальные государства, вытесняют другие этнические группы, лишают их власти, преследуют и даже истребляют их. Они стремятся к этнически гомогенному состоянию. В этой связи интересны те этнические процессы, которые имели место в Азербайджане начиная со второго десятилетия 20-го века, и особенно с конца 80-х годов.

Надо иметь в виду, что когда стремление к этническому однородству и насильственным действиям проявляют небольшие или прежде угнетенные этносы, то такое их поведение является следствием фрустрации. Они тоже могут перенести свою агрессию на более слабые этнические и другие группы. В современной России есть этнические территории, на которых создалась именно такая ситуация, вследствие чего над страной нависла опасность распада. Мы уже говорили о наиболее опасных очагах этих этнических процессов. Но этнопсихологические знания пока что не находят применения в политике. Россия, по-видимому, идет к преобразованию в неранжированное общество, в котором этнические конфликты затемняют классовые, препятствуют их появлению. В отдельных этнических сообществах такого общества будет усиливаться тенденция подавления классовых конфликтов, поскольку их свободное проявление приведет как минимум к двум нежелательным последствиям: а) к классовой солидарности членов различных конфликтующих этнических групп; б) к конфликтам различных подгрупп одной этнической общности, к их антагонизму. И то, и другое приводит к ослаблению внутриэтнической солидарности, а это в ситуации вспыхнувшего конфликта двух этносов уже опасно. Именно поэтому в основном можно согласиться с выводом этносоциологов о том, что в неранжированных обществах этнические конфликты идут рука об руку с консервативной политикой[23]23
  Horowitz D. L. Op. cit., p. 32.


[Закрыть]. Правда, состояния и социальные процессы в реальных обществах очень сложны и этнические конфликты могут сочетаться с попытками проведения прогрессивной политики. Ясно одно: этнические конфликты как в ранжированных, так и в неранжированных многоэтнических обществах очень сложны и вышеописанное является лишь их весьма приблизительным эскизом. Нужны новые исследования.

Этнически сложным мы называем такое общество, в котором этнические группы, во-первых, ранжированы вертикально и, во-вторых, есть этносы с одинаковыми статусами, т. е. с горизонтальными отношениями. Иначе говоря, в сложных полиэтнических обществах сочетаются вертикальная и горизонтальная структуры. Причем эти структуры могут образоваться по различным признакам (критериям). Так, в Гвиане и Тринидаде существует традиционная ранжированная система по цвету кожи (белые, коричневые, черные), а рядом с этой системой – неранжированные восточноиндийские этнические группы.

В Мавритании мавры составляют целый ряд ранжированных групп, и здесь же живут неранжированные группы черных африканцев.

В Индии этническая и социальная системы очень сложны и консервативны. Но и здесь всегда сохраняется возможность вспышки конфликтов.

В ранжированных системах наблюдается тенденция к горизонтализации существующей вертикальной системы, и такая тенденция приводит к конфликтам. В одних странах такие изменения происходят быстро, в других же – очень медленно. Так, в Индии кастовая система традиционная и очень устойчивая, поэтому изменения происходят очень медленно. В таких странах имеет место гибкость в рамках жесткости. Указанная тенденция наблюдается во всем мире, так как субординационные отношения этносов считаются устаревшими и, главное, незаконными. Распространяется демократическая идеология, согласно которой ранжированные системы не имеют будущего. Правда, предполагается что горизонтализация межэтнических отношений должна произойти в рамках единого общества с тем, чтобы соблюдался принцип нерушимости границ.

Но существует и обратная тенденция и об этом мы уже говорили: если в полиэтническом обществе статусы всех этносов равны и, следовательно, отношения горизонтальные, появляется тенденция к вертикализации: наиболее сильные этносы стремятся повысить свой статус и подчинить себе остальные группы. Именно поэтому реальные общества обычно являются сложными, вертикально-горизонтальными и в них всегда существует возможность межэтнических конфликтов.

В подобных обществах исследователи наблюдали явление переноса агрессии нижестоящих групп (в ранжированной подсистеме) на те горизонтальные (параллельные) группы, которые находятся вне этой подсистемы. Это интересное явление мы подробно исследуем в последующих главах настоящей книги.

Но здесь отметим более широкую проблему, которая подлежит исследованию в этносоциологии и этнопсихологии: каким образом в сложных обществах взаимодействуют их вертикальные и горизонтальные подсистемы?

В сложных обществах описанного типа значительно больше конфликтов возникает между параллельными (горизонтальными) группами, чем в ранжированных обществах, что, по-видимому, является следствием только что упомянутого механизма переноса агрессии. Такая ситуация была характерна, например, для СССР, где, к примеру, взаимоотношения русские – армяне и русские – азербайджанцы были более мирными и дружескими, чем армяно-азербайджанские отношения. Можно предположить, что часть агрессии, которая у этносов с низким статусом возникает в вертикальной системе, переносится на систему горизонтальных отношений. Сходные процессы происходят и в других обществах, например, в США, Индии, Шри-Ланке и других. Если одновременно с межэтническими существуют также межклассовые и межкастовые отношения, для гибкого преобразования агрессии появляется больше возможностей.

Однако, исходя из политических целей, параллельные группы могут создать коалиции для совместного освобождения от власти доминирующей группы. Примером может служить союз трех прибалтийских государств (Латвии, Литвы и Эстонии) в начале 90-х годов с целью выхода из состава СССР, где доминирующим, безусловно, был великорусский этнос. В таких случаях, по-видимому, можно наблюдать интересные процессы преодоления или сублимации межэтнической агрессии, иначе такие союзы были бы невозможны. Есть еще один путь сближения угнетенных этносов: чтобы заключить между собой союз, эти этносы стараются обнаружить друг у друга сходные черты.

Можно предположить, что если верна общая закономерность, согласно которой межэтнические конфликты способствуют изменению общества, то эта функция конфликтов должна иметь различия в описанных трех типах обществ: ранжированных, горизонтальных и сложных. Эта проблема тоже требует дальнейших исследований. В настоящее время трудно сказать, какая из этих систем более устойчива, но очевидно, что неранжированные системы обеспечивают более широкие возможности вертикальной мобильности людям, чем ранжированные или даже сложные. Поэтому подчиненные группы разными путями стремятся улучшить свой ранг или добиваться равного статуса для всех. Но на этом пути возникает много конфликтов.

Вкратце рассмотрим обнаруженный этносоциологами интересный феномен: в одном многоэтническом обществе, на одной территории могут жить три и больше этносов, но обычно за определенный отрезок времени конфликтуют друг с другом только две из них. Возникают дихотомии. Примеров этого явления очень много. Так, на Цейлоне, когда конфликтуют сингальцы и тамильцы, мавры в их столкновениях не участвуют. Точно так же, когда в Индии конфликтовали ассамцы и бенгальцы, остальные этносы не вмешивались. Когда в 90-е годы в России начались конфликты русских и чеченцев, многие другие нации остались достаточно пассивными наблюдателями. Конечно, нет железного закона “дуальности” этнических конфликтов, но часто имеет место именно то, что мы сказали. Д. Горовиц считает, что возможно такое объяснение: опасно иметь одновременно несколько конфликтов, поэтому “этносы экономят свою антипатию” (Указ. соч., с. 182). Лидеры этносов и особенно многоэтнического общества, по-видимому, думают, что одновременно лучше сосредоточиться на одной проблеме. Но возможно и другое объяснение, которое тоже встречается в литературе об этнических конфликтах: лидеры в своих призывах обращают внимание главным образом на дихотомические аспекты взаимодействия этносов. Больше внимания привлекают полярные типы поведения. Как очень верно заметил Д. Горовиц, “Пары антагонистов выступают в качестве компаративных референтных групп” (Там же, с. 182). Имеет место поляризация, упрощение образов сторон конфликта, что способствует использованию стереотипов при описании их поведения. Именно это мы видим в суждениях европейских и других посредников о сторонах карабахского конфликта. Результатом такого упрощения является то, что некоторые называют армян агрессорами, тогда как имеет место обратное.

Явление одновременного столкновения только двух этносов очень четко наблюдается на Кавказе в 80-90-е годы нашего века. Конфликты русские-чеченцы, грузины-абхазцы, армяне-азербайджанцы и другие обычно следуют один за другим. Они редко обостряются одновременно. Один дихотомический конфликт прекращается, становится подспудным, и только потом вспыхивает другой. Как будто эти группы ждут своей очереди, чтобы начать представление. Интересно, есть ли здесь сознательный расчет, или же этнические группы и их лидеры действуют по не зависящим от воли и сознания людей причинам и механизмам. Возможно, что они ждут ослабления партнеров предыдущего конфликта, чтобы затем выступить на социальной сцене в более благоприятных для себя условиях, с более сильных позиций? Ясно, что в этой сфере еще много неисследованных проблем, в том числе психологических.

Чего ждут этносы от разрешения своих конфликтов? Каждая из сторон имеет собственные ожидания, причем эти ожидания и требования обычно асимметричны. Одни группы требуют доминирования с полным вытеснением другой стороны из политической жизни. Есть также группы, которые требуют только равного участия в политике, в разделении и применении власти. Политические требования этнических групп могут быть шкалированы, начиная с равенства, через преимущество к исключительности. На этой оси требования сторон могут меняться в ходе борьбы и переговоров. Но если требования сторон асимметричны, трудно добиться согласия.

Существует распространенная точка зрения, согласно которой культурные различия этносов приводят к их конфликтам. Эта концепция была разработана на основе исследования колониальной практики в Азии, где на обширных пространствах жили азиаты-аборигены, азиаты-эмигранты и европейцы-колонизаторы. В этой концепции, развитой Дж. Ферниволом и М. Смитом, имеются представления о роли культурных различий в политике этнических отношений. Названные выше этнические группы общались только для торговли, встречались только на рынке, т. е. их отношения были только экономическими. Наблюдалась экономическая специализация этносов. У этих народов не было общих ценностей, у них не было “общей воли”. Такие общества сохранялись только благодаря насилию и были нестабильными.

Под культурой эти авторы, особенно Смит, понимают социальную организацию, убеждения и системы действий: именно эти элементы, по его мнению, составляют “ядро” культуры. Под культурным плюрализмом он понимает не только культурную гетерогенность, наличие нескольких культур (систем), но и различие базисных “компульсивных институтов”[24]24
  Smith M. G. The Plural Society in the British West Indies. Berkley and Los Angeles: Univ. of California Press, 1965; Furnivall J. S. Colonial Policy and Practice. London: Cambridge Univ. Press, 1948.


[Закрыть].

М. Смит считал, что в таких сложных обществах одна этническая группа обязательно должна быть доминантой, т. е. такие общества должны быть ранжированными. Поскольку у этносов, из которых состоит такое общество, нет общих ценностей, нужны сила и субординация для удержания их в одном обществе. Такие общества всегда чреваты конфликтами. Культурная несовместимость делает подобные образования нестабильными. В них всегда есть доминантный сектор. Эти авторы не считали возможным существование неранжированных обществ.

В различных этнических секторах таких обществ существуют разные ценности, поэтому одни и те же события оцениваются ими по-разному, они по-разному интерпретируются. Именно несогласие о ценностях и считается источником конфликтов.

Эта теория, как бы она ни была содержательной, все же не содержит указаний на конкретные механизмы возникновения конфликтов вследствие различий культур и морали. Понимание культуры в этой теории недостаточно дифференцированно. Ведь не все аспекты культуры обладают одинаковой потенцией порождения конфликтов. Это обстоятельство отмечают и другие авторы.

Сходство ценностей, согласие о ценностях тоже может стать причиной конфликта между этническими группами. Так, если два этноса согласны в том, что политика является искусством доминирования, то оба они будут стараться доминировать, что и порождает конфликт. (Д. Горовиц, Указ. соч., с. 138). Важно учесть также реальное содержание культурных норм (а не только формальное согласие или несогласие по их поводу), формы политической организации, преобладающий стиль лидерства и другие факторы.

Различия ценностей не всегда приводят к конфликту, так как они предотвращают столкновение интересов этнических групп, удерживая их в разных секторах экономики, показывая различные пути удовлетворения потребностей. Кроме того, в этнически сложных обществах существуют социальные институты, удерживающие все группы вместе. Игнорировать ими нельзя.

Сила конфликтов, их интенсивность тоже зависит от различий этносов. Исходя из здравого смысла можно было бы думать, что более интенсивными и агрессивными будут те конфликты, которые возникают между очень сильно различающимися этносами. Оказывается, что во многих случаях имеет место обратное. Представляет интерес точка зрения, согласно которой самые острые конфликты возникают между теми группами, которые очень мало отличаются друг от друга. Почему это так?

Считается, что если группы во многих отношениях сходны, их сравнение облегчается. Обнаруживаемые маленькие различия вызывают критику, которая по существу есть самокритика[25]25
  См.: Allport G. The Nature of Prejudice. Garden City, New York: Anchor Books, 1958, p. 132.


[Закрыть].

Но, спрашивается, почему именно и только малые различия вызывают сравнение. Ведь большие, даже полярные различия тоже могут стать основой для сравнения. Отметим, что сторонники этой концепции исходят из теории нарцисстической личности психоаналитиков.

Это явление – значение малых различий – видно и при оценке других индивидов и самооценке: сравнивая себя с представителями своей нации (этноса) и, наряду с крупными сходствами, замечая небольшие различия, люди переживают зависть и фрустрацию. Появляется желание действовать агрессивно. Когда же сравнивают себя с представителями других этносов, то различия оказываются такими большими, что сравнение теряет смысл.

Таким образом, как ни парадоксально, армяне больше завидуют другим армянам, русские – русским, французы – другим французам и т. п. Правда, если эти различные этносы живут рядом и часто общаются, их взаимная зависть может быть такой же интенсивной, как и при внутриэтническом сравнении. Эти чувства тоже лежат в основе агрессивного поведения и приводят к конфликтам и насилию. Например, изучение армяно-турецких отношений показывает, что турков стимулировала к агрессивным действиям, наряду с другими факторами, зависть к трудолюбию армян, которые даже в чрезвычайно трудных условиях сумели создать благополучие. Завидовали турки также более высокому уровню цивилизации армян, греков и других народов, с незапамятных времен живущих в Малой Азии и в Закавказье.

Неравномерность модернизации этнических сообществ – еще одна причина возникновения конфликтов. Считается[26]26
  Такую точку зрения высказал, например, М. Дойч.


[Закрыть], что этнические конфликты являются реликтами устаревшего традиционализма и осуждены на вытеснение процессом модернизации: они являются препятствием на пути к модернизации, поэтому и модернизация невозможна без этнических конфликтов.

Модернизация есть переход от традиционного к современному образу жизни. Старые формы поведения заменяются новыми, появляются средства массовой коммуникации, в промышленности совершается переход к новейшим технологиям. На этом пути и возникают конфликты. Этнические группы соперничают в современных областях производства и между ними возникают столкновения. Пользуясь многими благами модернизации, люди, тем не менее, с целью самозащиты обращаются к помощи этничности. У людей одинаковые (конвергирующие) потребности и, соперничая ради их удовлетворения, они конфликтуют между собой. Правда, не объясняется, почему эти конфликты являются этническими, а не классовыми. Поскольку амбиции этносов одинаковые, а уровни их модернизации разные, конфликты между ними неизбежны.

Правда, однако, в том, что каждый этнический конфликт имеет целую группу конвергирующих мотивов. Любая теория, абсолютизирующая одну или небольшую группу из них, искажает суть дела.

Во время конфликтов борьба развертывается главным образом между этническими элитами, но массы народа их поддерживают. Это тоже требует объяснения: почему?

Короче говоря, в ходе модернизации современных обществ имеет место соперничество этнических групп ради статуса, за материальные и духовные блага, за бо°льшую возможность получить образование и другие ценности. Этнические группы, оказавшиеся в неблагоприятном положении, стремятся к созданию новой социальной стратификации. Это попытка структурной адаптации.

Теория модернизации, однако, не может объяснить, почему немало этнических конфликтов возникает в тех странах, где о модернизации речи быть не может, не говоря уже об этнических конфликтах прошлых веков. На самых различных уровнях развития могут наблюдаться различные уровни мобилизации этносов, их социальной активности. Именно этнические различия по уровню мобилизации могут стать предпосылками их конфликтов. Только элита этнической группы, преследуя свои цели, не могла бы привести в движение всю группу, если бы у последователей не было своих мотивов участия в движении. Народом можно манипулировать тогда, когда он имеет в этом свой интерес и позволяет манипулировать собой. Элита, ведущая за собой народ, может действовать успешно лишь при условии учета хотя бы части интересов народа.