Текст книги "Этнопсихологическая самозащита и агрессия"

Можно выделить целый ряд адаптивных стратегий исходя из критерия преобладания того или иного защитного механизма в адаптивных процессах личности. Одной из них является регрессивная адаптация. Это понятие ввели в научный обиход психоаналитики, в частности, его употреблял Г. Хартманн в своей книге об адаптации личности[49]49
  См.: Hartmann H. Ego Psychology and the Problem of Adaptation, pp. 77–78.


[Закрыть]. Очевидно, что в этой адаптивной стратегии ведущим является механизм психической регрессии, о котором мы уже подробно говорили в другом месте[50]50
  Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Гл. 3.


[Закрыть]. Эта стратегия систематически используется, большей частью самопроизвольно, при пуэрилизации человека, что может иметь место в разные возрастные периоды под влиянием сильных и длительных фрустраторов, а также при возрастной инфантилизации в пожилом возрасте.

В психоанализе установлено, а в настоящее время уже общепринято, что художественное творчество является результатом регрессии, поскольку используемые в нем образы имеют архаичный и магический характер. Но психоаналитики понимают, что искусство не сводится к простому архаическому “остатку”. Магические в прошлом образы, как замечает Г. Хартманн, предоставляют различные возможности для принятия синтетических решений. Он считает художественное творчество разновидностью регрессивной адаптации: психические достижения, корни которых архаичны, приобретают новое значение для синтеза и во взаимоотношениях с внешним миром – именно в силу возвращения к архаическому.

Здесь мы, на примере определенного этноса, покажем, что адаптивные стратегии, во-первых, свойственны не только индивидам, но и этническим группам, во-вторых, что в переживаниях и поведении одной и той же группы две или больше стратегий могут сочетаться. Это позволит нам более логично перейти к рассмотрению вопросов групповой фрустрации и психической самозащиты.

Отношение отсталых или обездоленных этнических групп, убежденных в своей аборигенности, к своему прошлому, как отмечается в этнологической литературе, особое: если на данной земле живут еще и пришельцы, то аборигенная и отсталая группа выражает сожаление, что разрешила первую иммиграцию. Она обвиняет своих предков за проявленную слабость и уступчивость. При этом ими выражается горечь и сожаление. Вообще исторические ошибки предков воспринимаются этносами с горечью, сочетаемой с революционностью.

Так, в Шри-Ланке сингальцы, считающие себя аборигенами и хозяевами земли, крайне недовольны тем, что была разрешена иммиграция тамильцев из Индии. Есть между тамильцами и сингальцами и религиозные различия. Тамильцы являются индуистами, а сингальцы – буддистами. Сингальцы требуют решительных мер, а именно – репатриации тамильцев в Индию. Аборигены считают, что поступают великодушно, что позволяют иммигрантам жить в своей стране[51]51
  Horowitz D. L., Op. cit., p. 114.


[Закрыть].

Нетрудно представить, что там, где у людей есть такое полное сожаления и горечи отношение к прошлым ошибкам своей национальной истории, там есть возможность вспышки все новых и острых этнических конфликтов. На примере взаимоотношений тамильцев и сингальцев это очевидно. Есть немало примеров и в других регионах мира – в Малой Азии, Закавказье, на территории Югославии. Так, до сих пор армяне и греки жалеют о том, что в XI–ХII веках нашей эры не объединились против проникновения тюркских племен в Армению и Византию: если бы они совместно и дружно выступили против тюркских орд, история теперь была бы другой. Вина раздора лежит в основном на греках, ибо они, имея мощное государство (Византию), вместо того, чтобы усилить своего естественного союзника – Армению, крайне ослабили ее, лишив возможности иметь армию.

В переживаниях и действиях аборигенов, теперь уже притесняемых народов, сочетаются, по-видимому, две стратегии адаптации: регрессивная адаптация и стратегия агрессивная, наступательная, причем первая из них становится психологической опорой для второй.

Прежде чем перейти к обсуждению этнозащитных механизмов и процессов, необходимо вкратце рассмотреть вопрос о том, как вообще возможна психологическая самозащита на групповом уровне и как совершается переход от индивидуального уровня психологической защиты на групповой уровень.

Чтобы имели место групповые защитные процессы, группа, как целое образование, должна быть фрустрирована. Она должна переживать комплексное состояние стресс-фрустрации. Можно принять простой подход: если большинство членов группы фрустрировано одним и тем же фрустратором, естественно сказать, что группа в целом фрустрирована. Например, вся группа может лишиться определенной ценности или не суметь получить то, что желает или, наконец, лишиться того, что уже имела.

Возможен и другой случай: реально фрустрируется только один из членов группы (например, семьи или этноса), но другие ее члены переживают с ним психологическую идентификацию и тоже приходят в состояние фрустрированности. Индивидуальная фрустрация порождает групповую. Так, если член чужой группы оскорбляет достоинство индивида, то его фрустрация может передаваться и его семье, и его этнической группе.

Реальность подобных процессов не подлежит сомнению. Известны многочисленные факты о том, как семья стремится наказать врага одного из своих членов (кровная месть у некоторых народов, весьма распространенная в прошлом), и даже национальное государство может объявить войну другому государству за нанесение оскорблений или другого вреда своим гражданам.

Отсюда ясно, что как существуют индивидуальные механизмы защиты личности и ее самосознания, должны существовать и групповые защитные механизмы, с помощью которых фрустрированная группа старается наказать виновного, улучшить свое психическое состояние и освободиться от фрустрированности.

Когда социальная группа подвергается внешнему давлению, преследованиям и репрессиям, она претерпевает внутренние изменения: меняется поведение такой группы, меняются некоторые ее нормы и установки, формы выражения чувств и т. п. Если внешние агенты – фрустраторы и стрессоры – опасны, а возможности ухода из ситуации ограниченны, может произойти дезорганизация группы, она может оказаться даже в состоянии паники. Вообще появление фрустрирующей ситуации порождает коллективные действия членов группы, направленные на фрустраторов. Во всех подобных случаях изменения, происходящие в группе и в ее поведении, в общем можно считать защитно-адаптивными, во всяком случае по их мотивам. Результаты этих действий, конечно, могут быть не только адаптивными.

Всякие поражения, вызывая тяжелые фрустрации всего этноса или большинства его членов, требуют защитных процессов. Как возникают при этом тенденция к самозащите и ее механизмы, можно проиллюстрировать на исторических примерах.

Адаптивные процессы на личностном и групповом уровнях имеют ряд различий, в том числе качественных. Свидетельством этого может служить следующее явление: личность может обладать такими чертами, которые делают ее неадаптированной в группе, но эти же черты личности могут способствовать адаптации ее группы к более широкой социальной среде. Например, во многих случаях таковыми являются творческие способности личности, которые, вызывая зависть и соперничество в контактных группах, могут принести этим же группам почет и более высокий статус среди других социальных групп.

Есть группы, в составе которых много таких неординарных людей. И если бы лидерам таких групп удалось сохранить единство, устойчивость и целенаправленность действий, то, благодаря своей продуктивности, они смогли бы занять высокий статус и приобрести престиж и, таким путем, добиваться высокого уровня адаптированности в обществе. Эти суждения касаются, например, научно-исследовательских групп и учреждений.

Из групповых адаптивных механизмов можно упомянуть также народные традиции и обычаи[52]52
  См.: Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория, с. 120.


[Закрыть], которые довольно устойчивы, хотя и могут претерпеть некоторые изменения при передаче от одного поколения другому. Степень этих изменений зависит, конечно же, от типа общества (традиционный, буржуазный и т. д.) и от того периода истории нации, в котором она находится. Для создания психологии этих групп исследование адаптивных функций традиций и других аспектов культуры совершенно необходимо. Это полезно также для раскрытия исторических аспектов адаптивных процессов, кристаллизации адаптивных механизмов, их комплексов и стратегии, а также результатов их использования в культурном наследии народа.

Можно, конечно, сформулировать и более общую проблему в виде следующего вопроса: какое адаптивное значение имеют те или иные элементы культуры данной этнической группы как для всего этноса, так и в жизни отдельных его представителей? Что происходит, когда те или иные элементы национальной культуры в новых условиях теряют свое адаптивное значение?

Из всех адаптивных механизмов групп и индивидов в данной работе нас интересуют в первую очередь защитные механизмы. Первоначально, в работах З. Фрейда, А. Фрейд, Э. Джонса и других психоаналитиков, защитные механизмы и процессы рассматривались только в качестве способов личностной адаптации, т. е. связывались с индивидом и его самосознанием (“я”).

Ясно, однако, что по мере проникновения психоанализа в область социальной и этнической психологии должна была возникнуть аналогия между личностью и группой. И такая аналогия четко представлена, например, в одной из работ У. Р. Байона, выдвинувшего идею “коллективных защитных механизмов” по аналогии с индивидуальными[53]53
  См.: Bion W. R. Experiences in groups. London, 1961.


[Закрыть]. Не зная еще работ этого автора, мы в 1988 году выдвинули эту же идею о групповых защитных механизмах в монографии, где предложена подробно разработанная теория социально-психической адаптации личности[54]54
  Налчаджян А. А. Социально-психологическая адаптация личности. Формы, механизмы и стратегии.


[Закрыть]. Конечно, эти идеи находятся еще на первоначальном этапе разработки. Мы намерены в данной книге, на примере психологической самозащиты этносов, представить более разработанные представления о групповых защитных механизмах. Отметим, что об идеях У. В. Байона очень кратко написали Г. М. Андреева и ее соавторы[55]55
  Андреева Г. М. и др., Современная социальная психология на Западе (теоретические направления). М., Изд-во МГУ, 1978, с 159–161.


[Закрыть], но без добавления каких-либо новых результатов.

Как личность в группе или организации имеет свои статусы, так и социальные группы имеют свой статус в групповой иерархии общества.

Исследователи заметили, что представители классов и общественных групп, занимающих в обществе низкие статусы, а также представили этнических меньшинств, приобретают характерный защитный психический склад (a typical defensive mentality). Причина в том, что к ним не проявляется такое же отношение, как к другим, и со временем они сами начинают воспринимать себя в качестве объектов дискриминации, презрения и эксплуатации. У таких людей уровень самоуважения бывает низким и они вынужденно выполняют такие роли, которые затрудняют для них приобретение самоуважения. Как уважать себя, когда вынужден выполнять такие унижающие человеческое достоинство роли – вот логика таких людей[56]56
  См.: Shibutani T. and K. M. Kwan, Op. cit., p. 35.


[Закрыть].

Конечно, недостаточно дать название открытому явлению – “защитный психический склад”. Следует раскрыть его содержание. Но уже то, что об этом начали говорить специалисты, свидетельствует о том, что, во-первых, мы имеем дело с реальным явлением и, во-вторых, речь идет о рабской психологии. Какими типичными защитными механизмами, комплексами и стратегиями обладают люди с рабской психикой, “психологические рабы”?

Но здесь хотелось бы отметить, что в различных обществах, особенно в европейских и американских демократических странах, все время увеличивается число людей, занимающих средние социально-экономические статусы. В различных обществах распределение людей и семей по низким, средним и высоким статусам (стратам или классам) различно. Увеличение числа людей со средними статусами свидетельствует о прогрессе общества по пути демократии. Но для психолога важно то, что при этом, по-видимому, уменьшается число людей, занимающих низкие, пренебрегаемые статусы и имеющих защитный психический склад. Правда, вопрос о том, какие черты характерны для среднего класса, каковы его типичные фрустрации и защитные механизмы, все еще ждет своих исследователей.

Процессы социальной мобильности и дезорганизации вызывают потребность в реорганизации общества. Реорганизацию общества можно считать поиском способов адаптации социальной структуры к изменившимся условиям. Это аналогично реадаптации личности в условиях появления совершенно новой для нее ситуации. Реорганизация и реадаптация общества могут быть как спонтанными и незапланированными, так и принимать вид запланированных изменений. Последнее явление уже длительное время исследуется в американской социальной психологии[57]57
  См., например: Sampson, E. E., Social Psychology and Contemporary Socicty, Chapter 18.


[Закрыть].

Реорганизовать общество означает по-новому складывать и интегрировать системы общества, образцы поведения и оценки. Реорганизация может иметь место как в микроструктурах, так и в микро– и макроструктурах одновременно. “Реорганизация, – писал Ян Щепаньски, – это процесс поисков новых принципов упорядочения изменившихся элементов общности, или, иначе, поиски нового жизненного порядка общности. Она может быть предпринята целенаправленно как сознательное усилие, направленное на создание новых основ функционирования и развития общности, может осуществляться как процесс спонтанного приспособления новых элементов или приспособления к новой ситуации. Следует подчеркнуть, что реорганизация, предпринятая как планомерное мероприятие, в первой фазе реализации, как правило, усугубляет дезорганизацию и что этот переходный период неизбежен”[58]58
  Щепаньски Я. Элементарные понятия социологии, с. 206.


[Закрыть].

Описание процессов социальной реорганизации – первый этап исследования. Следует найти закономерности спонтанных и целенаправленных социальных процессов реорганизации как процессов адаптации к новым условиям жизни. Одновременно следует найти пути и закономерности перехода от индивидуальной адаптации к новым (проблемным) условиям к процессам групповой адаптации, и отсюда – к процессам адаптации более широких общностей, вплоть до глобального общества и адаптации различных обществ друг к другу на международной и межэтнической арене. Например, каким образом агрессивность отдельных индивидов или другие их характеристики и адаптивные механизмы суммируются в групповых адаптивных процессах. При этом следует особо рассмотреть, конечно, роль лидеров как людей, являющихся эталонами для многих, показывающих примеры разрешения конфликтов и психологической адаптации вообще.

При исследовании этих процессов следует иметь в виду следующую мысль Яна Щепаньского: “…планирование, не считающееся с естественными и спонтанными закономерностями процессов, вызывает, как правило, огромное количество непредвиденных и нежелательных явлений, подрывающих его успешность и целесообразность”[59]59
  Щепаньски Я. Указ. соч., с. 206. См. также: Barnett H. G., Innovation: The Basis of Cultural Change. New York, 1953; Gillfilian, S. C. The Sociology of Innovation. Chicago, 1935.


[Закрыть]. Точно так же социальные революции, не исходящие из подлинных закономерностей развития общества, обречены на провал.

Присутствие на территории проживания этноса другой этнической группы является сильным фрустратором по разным причинам. Играет роль территориальность и “инстинкт” защиты территории. Имеет значение нехватка пищевых ресурсов и т. п. Но есть еще один и сравнительно малоисследованный фактор: соперничество. Если пришельцы более трудолюбивы и добиваются больших успехов в учебе, труде, бизнесе и политике, а туземцы по всем этим линиям отстают от них, то для того, чтобы сохранить свою позицию и положительную я-концепцию, они вынуждены соперничать с этим этносом.

На данное явление обратил внимание Мирон Вайнер[60]60
  Weiner M., Sons of the Soil: Migration and Ethnic Conflict in India. Princeton: Princeton Univ. Press, 1978, pp. 353–354.


[Закрыть], исследовавший этнические конфликты в Индии. Он считает, что присутствие чужого этноса воспринимается как угроза, поскольку уже простое его присутствие и успехи могут показать наличие недостатков в характере местного этноса. Если оказывается, что чужаки более успешны в учебе, торговле и в других областях деятельности, то у местного этноса появляются импульсы соперничества и мотивация внесения в общество изменений. Не всегда приятно, когда надо измениться. Кроме того, члены местного этноса могут считать, что пришельцы добиваются успехов, поскольку имеют неприятные черты: они работают долго и напряженно, более пунктуальны в своих привычках, мало отдыхают, их жизненный стиль более агрессивен[61]61
  Weiner M., Указ. соч., с. 353–354.


[Закрыть].

Но когда члены местного этноса выдерживают эти импульсы и отказываются измениться, считая черты и поведение пришельцев неприемлемыми, тут на сцену выступает образованная элита в целом отсталой этнической группы. Она, эта элита, увещевает и заставляет членов своего этноса измениться, соперничать и добиваться успехов. Исторических примеров, подтверждающих существование данного явления, сколько угодно. Так, русский царь Петр Первый заставил русских стать цивилизованными и соперничать с Европой. На этом пути были достигнуты огромные успехи. Другой пример: Армения в течение веков находилась во власти то одного, то другого завоевателя, и чтобы сохраниться как нация, армяне должны были соперничать с завоевателями. Тут есть, однако, важная особенность: очень часто сами завоеватели во многом адаптировались к армянской (более высокой) культуре, заимствовав из нее многие элементы[62]62
  См.: Еремеев Д. Е. Этногенез турок. М., “Наука”, 1971; его же: На стыке Азии и Европы: Очерки о Турции и турках. М., “Наука”, 1980.


[Закрыть].

В каждом этносе, долгое время находившемся под гнетом завоевателей, появляются выражения типа: “ничего”, “тихо едешь – дальше будешь”, “медленно спеши” и т. п. Все они созданы для того, чтобы предотвратить быстрые и нежелательные изменения, для оправдания собственной ленивости и нежелания соперничать с более энергичными этническими группами. Когда народ ленив, в его территорию вторгаются – мирно или войной – чужаки и начинают усваивать ее. Сама элита отсталого этноса выступает с критикой летаргичности своего этноса.

Вследствие этого начинается соперничество между этносами. Лидеры все время стимулируют свой народ строгой критикой, обзывая его ленивым, отсталым, фаталистическим и т. п., т. е. стараясь искоренить те черты, которые являются причиной его отсталости. В этносоциологической литературе из жизни народов Индии, Цейлона, африканских стран приводится много примеров подобного поведения элиты, ее призывов к соперничеству и прогрессу. Такую самокритику называют особым элитным синдромом. Его особенность состоит в том, что критикуя характер этноса и его ценности, требуют изменить личные качества его членов, считая, что иначе этническая группа навсегда останется отсталой. Для того, чтобы избежать такой участи, им следует учиться у более прилежных соперников.

Лидеры отсталых народов нередко ежедневно увещевают своих сородичей быть такими же энергичными и продуктивными, как и их этнические соперники и противники. Те качества соперников, которые ранее казались неприятными и неприемлемыми (но обеспечили им успех), теперь уже не критикуются. Наоборот, объектом критики становятся уже те черты собственного этноса, которыми он отличается от других этносов. Появляется сильный мотив достижения, стремления к успехам и преобразованиям, а также конструктивная агрессивность. Активные контакты с иностранцами способствуют быстрому изменению этнических черт народа. Смягчается предубежденность против иностранцев, которая очень сильна у отсталых и изолированно живущих народов. Но, соперничая с чужаками, их продолжают считать неприятными людьми.

“Догнать и перегнать” – вот основной мотив членов элиты отсталых народов. Мотив достижения начинает играть решающую роль в их поведении, к этому они стимулируют также свой народ. Вспомним один из основных лозунгов большевиков: “Догнать и перегнать развитые капиталистические страны по производству продукции на душу населения”. В этом призыве было признание собственной отсталости. Лидеры большевиков стремились сознательно внедрить в народе мотив достижения и стремление к соперничеству. Правда, их систематические действия по подавлению личности почти сводили на нет собственные усилия по воспитанию активного, передового и готового на соперничество народа.

В подобных случаях возникает противоречие между традиционными этническими чертами и установками народа и теми новыми требованиями, которые к нему предъявляются соперниками и собственной политической элитой[63]63
  См.: Horowitz D. L., Op. cit, pp. 176–177.


[Закрыть]. Иногда новые лидеры таких этносов просят уступок, временных поблажек для своего этноса, пока он не догонит передовых. Этим признается некоторая незрелость, инфантильность своего этноса, черты, которые, однако, считаются преодолимыми.