Текст книги "Этнопсихологическая самозащита и агрессия"

Теперь чуть подробнее рассмотрим влияние этнических конфликтов на самосознание этносов.

Является ли этническое самосознание, я-концепция этноса, полезным психологическим образованием? Безусловно! Без самосознания нет подлинного этноса, тем более – нации. Без индивидуального этнического самосознания нет идентификации с этносом и нет сплоченности этнической общности. Этнические конфликты способствуют развитию я-концепции этносов и, в этом смысле, способствуют развитию этносов и нациогенезу. Возникая между этносами Э₁ и Э₂, конфликт заставляет их изолироваться друг от друга, четче осознать этнические границы как в пространственном, так и в психологическом смысле. Некоторая психологическая и пространственная самоизоляция приводит к внутреннему сплочению членов этноса и вызывает у них психологическую готовность к борьбе против врагов. Как конфликты, так и угроза создания конфликтов, кризисы и борьба этносов, являются факторами, способствующими развитию этнического самосознания, положительной идентификации и сплочению. Эти положения, весьма близкие с идеями Л. Козера, нетрудно проиллюстрировать историческими примерами.

Так, сплочению различных частей (племен) греческого народа способствовали угроза со стороны Персидской державы и греко-персидские войны. Внешняя угроза и военные конфликты способствовали консолидации греков вокруг Афин. Именно в это время (в годы правления Перикла в особенности) греческий этнос превратился в нацию. Этногенетические и консолидационные процессы в Греции активизировались[38]38
  См.: Сергеев В. История Древней Греции. М., Госиздат, 1939, гл. VIII–IX.


[Закрыть]. В результате такого развития происходят существенные изменения в индивидуальном и этническом самосознании: появляется много людей, способных ставить общенациональные интересы выше индивидуальных. Такое преобразование мотивационной иерархии личностей готовит их для совершения героических поступков, поскольку герой не просто тот, кто совершает смелые действия и добивается побед: такие достижения могут иметь эгоистическую мотивацию. Герой – это тот человек, который готов и способен на самопожертвование ради национальных интересов. Древняя Греция недаром дала много героических личностей.

Конфликт с общим врагом может консолидировать не только членов одного этноса, но и целый ряд различных этносов. Общий враг играет в жизни народов не только отрицательную роль. Наличие общего врага может способствовать созданию коалиций народов, а также консолидации уже существующих суперэтносов. Почему в 80-90-е годы имело место ослабление консолидации славянского суператноса? Основная причина в том, что исчез образ общего врага. А между тем война НАТО против Югославии в марте-июне 1999 года и вооружение албанских сепаратистов показали славянским народам, что они зря потеряли бдительность. Борьбе между этносами, их коалициями и суперэтносами не видно конца.

Такой подход позволяет лучше понять взаимоотношения Турции с ее соседями, взаимоотношения христианского и мусульманского суперэтносов и ряд других межэтнических процессов, происходящих в настоящее время в мире. Люди охотнее осознают и защищают свои национальные ценности и символику тогда, когда есть враг, угрожающий этим ценностям и символам. Недаром мудрые политические деятели время от времени даже искусственно создают образ врага нации, чтобы консолидировать ее. О роли врагов в нациогенезе хорошо знал один из ведущих идеологов сионизма Теодор Герцль. “Мы – народ, – сказал он. Враг превратил нас в народ”[39]39
  Cм.: Герцль Т. Еврейское государство. СПБ, 1896; Lerner M. America as a Civilization. New York. 1957, p. 510. Shibutani T. and K. M. Kwan. Op. cit., pp. 220–221.


[Закрыть]. Идеологи сионизма считают, что без преследований со стороны врагов еврейский народ давно исчез бы с лица земли. Враждебное отношение усиливает этническое самосознание, чувство ответственности за судьбу своих сородичей, вызывает желание лучше знать историю и культуру своего народа. Иначе говоря, межэтнические конфликты способствуют возрождению нации, ее культурному и политическому ренессансу. Когда преследования становятся продолжительными, у преследуемых народов появляется национализм как ответная агрессия и идеология. Создаются националистические организации, ставящие перед собой уже этнополитические цели. Эти явления очень четко видны в истории армян, сербов и других народов в XIX–XX веках.

Убедительным примером, иллюстрирующим данную закономерность, является следующий: армяне, жившие в Сумгаите, в Баку и других городах и селах на территории Азербайджана, к концу 80-х годов ХХ века большей частью были уже ассимилированы в среде русских (в основном) и азербайджанских турок. Они, за некоторыми исключениями, уже не были армянами – этнофорами, носителями национальной культуры армянского народа[40]40
  См.: Мосесова И. Армяне Баку: Бытие и исход. Ереван, 1999.


[Закрыть]. Но враги вернули их, так сказать, назад, к прежней своей этнической идентификации. Им сказали: вы здесь чужие, вы армяне, мы вас ненавидим. И тогда многие из них действительно вновь приобрели национальное самосознание армянина. Это процесс реассимиляции и восстановления этнического самосознания.

Действительно, “сумгаит”, “баку” и другие новейшие аспекты геноцида и вандализма в какой-то мере разрушили те защитные комплексы, которые смягчили страдания, возобновили экзистенциальную фрустрацию и связанные с ней отрицательные переживания. Это были вторичные и более высокого уровня экзистенциальные фрустрации, которые, кроме того, что причинили народу новые страдания, привели к более четкому осознанию своего этнического самосознания.

Обострение этнического самосознания людей при контактах различных этносов – важный, но частный аспект более широкого явления – усиления этничности каждого из конфликтующих народов. Сюда входит более четкое осознание своих этнических признаков и различий от других этносов. С первого взгляда может показаться, что учащение контактов между этносами будет способствовать их смешению и образованию нового этнического сообщества. Между тем нередко наблюдения над реальными межэтническими процессами, например, в быстро растущих африканских промышленных городах, куда стекались представители различных этнических групп, показали, что здесь происходит обратный процесс, названный одним из исследователей ретрибализацией – обострением племенных идентичностей. Члены племен, благодаря взаимодействию с представителями других племен, с их обычаями и ценностями, начинают острее чувствовать и яснее понимать, кто они и какими этническими чертами обладают[41]41
  См.: Epstein A. L. Politics in an Urban African Community. Manchester; Mamchester Univ. Press, 1958; Royce A. P. Ethnic Identity, pp. 39–40.


[Закрыть]. Межэтнические контакты не сближают этносы, а психологически даже удаляют их друг от друга. Происходит межэтническая поляризация, весьма сходная с поляризацией установок и убеждений в результате групповых дискуссий людей с противоположными взглядами. Это явление обнаружено социальными психологами[42]42
  См.: Baron R. and Byrne D. Social Psychology. Understanding Human Interaction. 2nd ed.; Allin and Bacon Inc., Boston a. o., 1977, pp. 569–580.


[Закрыть].

Возможно, что ретрибализация (а лучше назвать данный процесс реэтнизацией) при столкновении разных этносов и поляризация установок сторон во время групповых обсуждений, имеют какие-то общие психологические механизмы и закономерности.

Надо сказать, что такие этносы могут объединить свои усилия для борьбы против общего врага, т. е. тогда, когда у них появляется цель более высокого уровня, чем сугубо этнические цели.

Таким образом, по мнению этих исследователей, если этнические группы имеют четко различимые черты, тогда их контакты приводят к усилению этнической идентичности каждой из групп. Тем более противоречия и конфликты этносов являются условиями сохранения и усиления идентичности конфликтующих этносов.

Концепцию взаимодействия, как условия возникновения этнической идентичности, разработал Ф. Барт, который считал, что для развития и сохранения этничности достаточны взаимодействие этносов и взаимное принятие (адаптация) друг друга. Он считал, что культурные различия могут сохраняться несмотря на интер-этнические конфликты, независимо от них[43]43
  Barth, Frederik. Ethnic Groups and Boundaries. Boston: Little, Brown and Co., 1969.


[Закрыть].

В отличие от него Эд. Спайсер для сохранения этничности считает необходимым наличие этнических конфликтов. Его подход называют оппозиционным. Процесс противостояния он считает существенным фактором в возникновении и развитии системы идентичности, производящим интенсивное коллективное сознание и высокий уровень внутриэтнической солидарности[44]44
  См.: Spicer, Edvard. Persistent Identity Systems. “Science”, 1971 (4011), pp. 795–800; Spicer Ed. Cycles of Conquest. Tucson: Univ. of Arizona. 1961.


[Закрыть].

Точки зрения этих исследователей противоположны, однако мы считаем, что можно объединить их в единой концепции, которую можно назвать “теорией взаимодействия и этничности”. Мы имеем в виду, что в реальной жизни конфликты, различные виды взаимодействия – соперничества и сотрудничества – не протекают изолированно друг от друга: они выступают как аспекты длительных процессов межэтнического взаимодействия.

Поскольку и реальность ассимиляции нельзя отрицать, следует конкретизировать, когда и контакты каких этнических общностей приводят к усилению их этничности, и когда – к ослаблению этничности одной из них или одновременно двух партнеров по взаимодействию.

Мы предлагаем следующие суждения, которые могут способствовать объединению разрозненных утверждений о последствиях контактов и конфликтов этносов: а) контакты этнических групп с равными социально-экономическими статусами приводят к усилению этничности обеих сторон; б) контакты этносов с неравными социально-экономическими статусами вначале усиливают их этничность, но затем начинается ассимиляция подчиненной (с низким рангом) группы в среде доминирующей этнической общности; в) играет роль, конечно, наличие или отсутствие линии непосредственного подчинения. Если сильная и многочисленная группа в результате завоевания подчиняет себе слабую группу, тогда они контактируют часто и непосредственно и возникают процессы, отмеченные в п. б; г) если между сильным и слабым этносами нет контактов, все вышеназванные процессы могут отсутствовать. Например, очевидно, что какое-либо африканское племя не может ассимилироваться в русском народе.

Эти идеи могут иметь важные применения и в практической политике. Известно, что многие политики даже международного уровня ошибочно считают, что общение этносов, их жизнь рядом друг с другом, способствуют их сближению, дружбе и сосуществованию. На самом деле это совсем не так: если этносы очень различны, их общение приводит к обострению этнического самосознания каждого из них и создает психологическую предпосылку для конфликтов. Для разрешения межэтнических конфликтов преодоление этого заблуждения имеет коренное значение.

1. Вебер М. Избранное. Образы общества. М., 1994.

2. Левин К. Типы конфликтов. – В сб.: Психология личности. Тексты. Изд-во МГУ, М., 1982, с. 93–96.

3. Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Ереван, Изд-во АН Армении, 1988, гл. 2.

4. Смелзер Н. Социология. Москва, “Феникс”, 1994.

5. Тернер Дж. Структура социологической теории. Пер. с англ., “Прогресс”, 1985, с. 125–218.

6. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. М., “Наука”, 1989.

7. Фрейд З. Труды разных лет. Кн. 1–2, Тбилиси, “Мерани”, 1991.

8. Щепаньски Ян Элементарные понятия социологии. М., 1969.

9. Allport G. The Nature of Prejudice. Garden City. New York: Anchor Press, 1958.

10. Austin W. G. and Worchel S. (eds.). The Social Psychology of Intergroup Relations. Monterey (Calif.), Brooks/Cole, 1979.

11. Brown R. Social Psychology. The Second Edition. Free Press, New York, 1986. Ch. 15.

12. Coser L. Continuities in the Study of Social Conflicts. New York, Free Press, 1967.

13. Coser L. The Functions of Social Conflict. Glencoe (I11.): Free Press, 1956.

14. Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford: Stanford University Press, 1959.

15. Hartmann H. Ego Psychology and the Problem of Adaptation, New York, I958.

16. Horowitz D. L. Ethnic Groups in Conflict. University of California Press. Berkley et al., I985.

17. Lewin K. Dynamic Theory of Personality. New York, London. 1935.

18. Royce A. P. Ethnic Identity. Indiana Univ. Press. Bloomington, 1982.

19. Sherif M. Group Conflict and Cooperation: Their Social Psychology. London, Routledge and Kegan Paul, 1966.

20. Shibutani T. and K. M. Kwan Ethnic Stratification. New York, 1965.

Глава 2. Адаптивные процессы и стратегии

Вся этническая история народов – сплошная цепь защитных процессов, соперничества, агрессии одной группы и самозащиты другой и т. п. Игнорировать данный аспект проблемы – значит закрыть себе дорогу для понимания этнического характера народов, их теперешнего состояния и взаимоотношений. Этническая самозащита осуществляется широким спектром средств, в числе которых – важные психологические механизмы. Мы рассматриваем весь спектр этнозащиты, но наиболее подробно – психологические защитные механизмы, их комплексы и стратегии.

Мы уже знаем, что в психике и поведении человека существует целый ряд адаптивных механизмов. Когда они составляют устойчивые сочетания и с их помощью люди защищаются и адаптируются в сложных проблемных ситуациях, мы говорим о том, что в их психике образовались адаптивные комплексы. Частную, но очень важную группу составляют защитные комплексы.

Адаптивную стратегию мы определяем в качестве сочетания определенного защитного механизма или защитного комплекса с установкой на их актуализацию и использование в типичных проблемных ситуациях. Как только возникает соответствующая ситуация, личность самопроизвольно воспроизводит такое сочетание. Таким образом, защитная стратегия = защитный комплекс (или механизм) + установка.

В структуру адаптивной стратегии входит “стратегическая цель” личности, т. е. тот ожидаемый результат, ради которого организуется весь процесс. Эта цель является повторяемой, воспроизводимой: в типичных проблемных ситуациях она вновь и вновь выдвигается личностью. Это может быть, например, цель самосохранения или достижения власти и высокого статуса, блестящих результатов в профессиональной деятельности и т. п.

В структуру адаптивной стратегии входит также общий план действий, типичные, повторяющиеся, в том числе ставшие привычными, познавательные действия, а также группа конвергирующих мотивов.

В общем, стратегия – это общий и принципиальный путь поведения и (или) познания. Она формируется для решения кардинальных проблем жизни и нацелена на крупные и устойчивые цели личности. С ее помощью реализуются большие жизненные планы людей.

Адаптация в случайно возникающих (нетипичных, совершенно новых) ситуациях еще не может иметь свои стратегии. В подобных ситуациях происходят тактические адаптивные процессы вроде тех непосредственных реакций на ситуацию, о которых пойдет речь на следующих страницах. Они, как правило, еще не приводят к формированию устойчивых адаптивных комплексов и стратегий. Правда, человек в таких ситуациях может спонтанно или произвольно апробировать свои уже готовые стратегии, проверяя их эффективность в этих новых условиях.

Основными адаптивными стратегиями личности в проблемных ситуациях стресса и фрустрации являются следующие: 1) бегство из ситуации, уход из нее; 2) нападение на фрустратор или стрессор; 3) адаптация с изменением ситуации; 4) адаптация без изменения ситуации (приспособление в собственном смысле слова); 5) предвосхищающая адаптация (предадаптация), адаптация при предвидении грядущих фрустраций или стрессов с помощью механизма “опережающего отражения”; 6) две специфические стратегии разрешения конфликтов между идеальным-я и реальным-я личности, уже описанные нами в другом месте[45]45
  См.: Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Формы, механизмы и стратегии. Ер., 1988, Гл. 4.


[Закрыть], и другие.

Рассмотрим некоторые из них.

Стратегия предварительной адаптации предназначена для подготовки ответа на ожидаемые, предвидимые фрустраторы. Это мощная стратегия психической самозащиты, поскольку необходимые защитные механизмы и их комплексы приводятся в состояние готовности и как только появляется фрустратор, следует адекватный ответ.

Но для этого необходимо, чтобы процессы антиципации, т. е. предвосхищения будущих событий, были по возможности точными. Основная функция этих процессов – подготовка для адаптации в будущих проблемных ситуациях. Здесь следует использовать существующие психологические и психофизиологические концепции о предвосхищении и показать в них место адаптивных механизмов.

Таким образом, знание реальности, актуальных и ожидаемых ситуаций – одна из основ адаптации к этой реальности. Но, как справедливо говорил Х. Хартманн, знание реальности еще не есть адаптация к этой реальности[46]46
  См.: Hartmann H., Ego Psychology and the Problem of Adaptation, p. 19.


[Закрыть]. Знание необходимо, но недостаточно для успешной адаптации. Поскольку очень часто мало знающие люди лучше адаптируются к социальным ситуациям, а много знающие дезадаптированы, то перед нами проблема, требующая новых исследований. Решение проблемы “Знание и адаптация” следует, по-видимому, искать в следующем: каким образом знание воплощается в механизмах и стратегиях адаптации и в их правильном выборе?

Во многих случаях люди не могут изменить ситуацию, в которой оказались, или не хотят этого делать. Но если вынуждены остаться в ней и действовать, тогда, чтобы адаптироваться, должны сами меняться. Это и есть приспособление личности к ситуации, и в его основе мы видим различные формы уступчивости и конформизма. Дело иногда доходит до рабского подчинения внешней необходимости.

Людям, живущим в странах, управляемых авторитарными и деспотическими методами, подобное состояние хорошо известно. Чувство беспомощности, последующее за первоначальным бунтом, заставляет людей жить, приспосабливаясь к внешним ожиданиям и требованиям[47]47
  Это хорошо показал А. И. Солженицын в рассказе “Один день Ивана Денисовича” и в последующих произведениях.


[Закрыть].

Во взаимоотношениях этносов эта стратегия конкретизируется в процессах ассимиляции, которой мы посвящаем отдельную главу.

Внутренний, психологический конформизм выражается во внешних, реальных приспособительных действиях. Тут уже в дело включается механизм подражания, который играет огромную роль в социальной жизни. Подражание является одним из важнейших механизмов приобретения и реализации конформного поведения.

Выбор той или иной адаптивной стратегии непосредственно связан с моральными проблемами. Это особенно касается выбора конформистской стратегии поведения. Поскольку моральные выборы и решения часто относительны, людям приходится выбирать не то, что абсолютно правильно и морально, а наименьшее из зол, и приспосабливаться к ожиданиям группы или ее лидеров. Об этом достаточно подробно сказано в работах исследователей морального поведения[48]48
  См.: Kohlberg L., Obenhaus V., Ethics for an Industrial Age. New York. 1965; Лавровский А., Указ. соч., с. 80–84, и др.


[Закрыть].

Конформизм можно считать адаптивной стратегией, способствующей закреплению существующего общественного порядка и государственного устройства. Так, конформизм советской интеллигенции не только помогал Сталину и его соратникам управлять страной, но и усиливал их позиции, давая им в руки знания, опыт, новые виды вооружений, т. е. все, что нужно было для усиления и укрепления деспотической власти.

То общество, в котором преобладающей стратегией адаптации людей является конформизм (поскольку именно эта стратегия поощряется), не может обеспечить себе прогрессивное развитие. Оно будет стабилизироваться и станет стереотипным. Стереотипный характер приобретают вся культура и образ жизни такого общества, требующего стандартизации образа и стиля жизни всех своих членов.

Отсутствие отбора по полезным для прогресса, выдающимся признакам означает подавление, элиминацию конструктивных отклонений от норм, подавление инновационных тенденций, практическое отрицание таланта и гения.

В подобных обществах создаются образы “нормальных” людей, т. е. типичных конформистов, приспособленцев, которые захватывают все ключевые посты, наиболее важные социальные статусы. Борьба за статусы ведется уже между наиболее ловкими конформистами, поэтому появляются все более совершенные, гибкие разновидности этой стратегии в различных областях социальной жизни. Причем преобладает осознанный конформизм, двуличие: люди знают, что вся жизнь организована неправильно, что налицо глубокая стагнация, но внешне приспосабливаются, чтобы обеспечить себе все те выгоды, которые связаны с обладанием средних и особенно высоких социальных статусов. Эта борьба между конформистами приводит к еще большему закреплению порочной социальной системы, поскольку о ее совершенствовании лидеры по существу не беспокоятся. Конформисты преследуют свои эгоистические цели, а эти цели только случайно могут совпадать с целями прогрессивного развития общества. Но конформистам свойственны рационализации, преследующие цель создать искусственные мотивировки высокого социального и морального характера. Это вторичный обман: рационализации используются для возвышения (сублимации) собственных мотивов. Недаром жулики-конформисты громче всех говорят о защите интересов общества и принципов высокой морали, на каждом шагу тайком нарушая эти нормы и принципы. В подобных условиях истинными регуляторами общественных отношений становятся субъективные связи и оценки людей, субъективная воля власть имущих. Подлинное право и мораль вытесняются со всех сфер жизни. Появляется целый класс жуликов и именно социальный тип конформиста-жулика становится модельным, как тип “удачливого” и “умного”, “понимающего жизнь” человека. Поскольку все это сочетается с глубоким, всепроникающим бюрократизмом, то налицо состояние деградации и застоя, налицо глубокий кризис общества.

Возникает проблема: можно ли обеспечить прогрессивное развитие общества в условиях сохранения специфики преобладающей адаптивной стратегии? Из характеристики этой стратегии мы приходим к выводу, что это невозможно: нужны радикальные, революционные изменения. Прогресс на основе консерватизма невозможен. Требуется обновление как идеологии, так и управления застойного общества.