Текст книги "Город мертвецов"

Глава 23

Она словно вынырнула из бездонного омута, куда провалилась с головой, и теперь не могла отдышаться.

«Ева. Меня зовут Ева», – сказала она себе, и на этот раз имя не показалось чужим, незнакомым. Она понимала, что откликалась на него долгие годы, и приняла легко и естественно, удивляясь, как раньше могла считать своим другое имя.

День рождения, записанный в ее паспорте – 27 мая, был неправильным. Она родилась четвертого (или все же пятого?) апреля, а вот год определили верно. Ей сейчас и в самом деле тридцать.

Образы, люди, голоса, которые Ева только что слышала, чужие мысли и чувства, которые только что наполняли ее до краев, все еще оставались в ней, с нею. Жили, пульсировали, звучали. Ева теперь не сомневалась, а точно знала, кто она такая, почему оказалась здесь. Но все же это были именно знания, а не воспоминания.

Можно сказать, платье было удобным, сшитым по ее вкусу, сидело отлично, но чтобы оно стало твоим окончательно, нужно помнить, как оно у тебя оказалось: купила на распродаже? Сшила своими руками, долго обдумывая фасон? Получила в подарок от любимого человека?

– Почему я ничего не помню? – спросила она. – Где мои собственные воспоминания? Как мне вернуть их?

Ева встала со стула, глядя на Инну Валерьевну сверху вниз.

– Вы не представляете, что это такое – не иметь прошлого! Невозможность вспомнить, кто ты и откуда, что ты за человек такой – плохой или хороший, кто учил тебя, кто был товарищем твоих детских игр, – это все равно что черная дыра в сердце, в душе. Ты живешь с ней и постоянно пытаешься заполнить: новой реальностью, новыми воспоминаниями, но отчетливо понимаешь, что тебе не удастся. Дыра растет, ширится, и ты проваливаешься в нее все глубже. – Она вцепилась в спинку стула с такой силой, что сухое старое дерево скрипнуло. – Но теперь эта пустота заполняется. Появляется какая-то… определенность, что ли. Твердая почва, на которой стоишь, которая не уходит из-под ног, не осыпается. Ради этого стоило вернуться.

– У тебя было непростое детство, дорогая. Но ты всегда была умницей.

– Я хочу получить все ответы. Где Сева и наша мать? Почему я оказалась на вокзале в Казани совершенно одна?

– Этого я не могу ни сказать, ни показать. Хранитель – вот кто поможет тебе вспомнить. Она ответит на все вопросы. Тебе нужно увидеть Хранителя.

– Я видела. Даже не один раз. Она ничего мне не сказала.

– Тогда ты была не готова. А теперь все фрагменты картины постепенно встают на свои места.

– Вы проводите меня к ней?

Инна Валерьевна отрицательно качнула головой. Комната была залита солнцем, и бывшая директриса казалась живой и настоящей… Или была такой? Волосы ее лежали волосок к волоску, тонкие пальцы теребили часы-браслет. Янтарный кулон поймал солнечный лучик и спрятал внутри. Ева смотрела на него, зацепившись взглядом за изящное украшение.

– Ты пойдешь сама. Только я хочу предупредить тебя, детка. У тебя не будет обратного пути, когда ты встретишь Хранителя.

– Но я и не…

– Дослушай, дорогая, – с тихой укоризной проговорила Инна Валерьевна. – Сейчас ты знаешь о себе очень много. Знаешь, кто ты, откуда родом, кем были твои родители. Этого хватит, чтобы прожить нормальную, полноценную жизнь. Ты можешь выйти отсюда и уехать из Старых Полян. Никто и ничто не сможет тебя удержать. Отправляйся обратно, выходи замуж. Живи, как все люди, и никогда не возвращайся сюда. – В голосе ее вдруг зазвучали страстные, тоскующие ноты, природу которых Ева понять не могла. – Подумай хорошенько.

Ева почувствовала смятение. Может, так и стоит сделать?

– А если я захочу пройти до конца, то где мне искать Хранителя?

– Дом, который ты назвала Шепчущим. Горожане звали его Ведьминым. Тебе нужно будет пойти туда. – Интонации снова стали спокойными, сочувственными, но немного отрешенными, как и прежде.

– Чей это дом? – спросила Ева.

– О, это настоящий дом с привидениями. Такой, наверное, в каждом городе есть, и в Старых Полянах тоже. Прежде, до пожара, который уничтожил деревню, как гласит легенда (и гласит совершенно справедливо!), на этом месте стоял дом Хранителя. Она жила там с мужем. Потом, уже после войны, на этом месте построил дом некто Грушин, начальник одного из цехов. У него была семья – жена и дочь. Но жили они в новом доме недолго. Жена заболела и умерла, дочь отравилась на почве несчастной любви, а сам Грушин тронулся умом и закончил дни в психиатрической клинике. Он утверждал, что из дома их с семьей «выгоняли колдуны». Вернее, колдунья – бывшая хозяйка. Она постоянно смотрела на него из зеркала, так он говорил. А еще слышал голоса: будто бы они не смолкали в Ведьмином доме ни на минуту. Предметы передвигались сами собой, вещи оказывались не там, где он их положил. Грушин видел безликие фигуры в окнах, утверждал, что под домом, в подвале, – огромная черная яма, у которой нет дна. Что-то вроде провала, разлома. Несчастный рассказывал всем, кто хотел его слушать, что однажды, не зная про яму, он провалился туда. Падал долго, но дна так и не достиг, потерял сознание. А очнулся на полу своей комнаты. Ему, конечно, никто не верил, подвал обследовали, никакой ямы не нашли. В итоге Грушин, который к тому времени уже давно не работал, вовсе перестал ночевать в доме, потому что боялся. А потом его увезли в клинику, и дом долго стоял пустой.

Ева слушала внимательно. Бедный Грушин! Видел он все это, «морочили» его колдуны, или бывший начальник цеха просто тронулся умом на почве личных переживаний? Теперь уж не узнать.

Инна Валерьевна ненадолго умолкла, а потом продолжила рассказ:

– До конца шестидесятых в доме никто не жил, а потом туда заехала другая семья – муж, жена, дети. Мужчина был высококвалифицированным специалистом из Уфы, его пригласили работать на предприятие, выделили жилье. Все повторилось снова: не успели сделать ремонт и завезти новую мебель, как стало происходить что-то странное. Здравомыслящие до той поры люди начали рассказывать жуткие байки про населяющих дом призраков, фигуры в окнах, пропажи вещей и лики в зеркалах. На сей раз обошлось без смертей: люди не выдержали и, наплевав на хорошую зарплату, уехали из Старых Полян. Что смогли, вывезли, что не сумели – так и бросили в доме. И снова дом пустовал почти десять лет. В семидесятые один из тогдашних руководителей городского исполкома решил размещать в доме командированных.

– Что-то вроде гостиницы.

– Да, на предприятие время от времени приезжали специалисты всех мастей, их расквартировывали по домам: гостиницу, естественно, строить было незачем – она бы простаивала большую часть времени. А тут пустующий, но вполне добротный дом. В общем, больше десяти лет туда периодически заселяли гостей города.

– Они тоже видели что-то? – спросила Ева.

– Эти люди не задерживались в доме дольше, чем на пару недель, так что, наверное, просто не успевали рассмотреть. А если и пугало их что-то, то предпочитали помалкивать, чтобы не прослыть чудаками и не испортить репутацию. В общем, никаких хлопот дом никому не причинял. Местные обходили его стороной, приезжие ненадолго согревали своим теплом. В 1986-м назначили нового директора школы, и надо было его, точнее ее, где-то временно разместить.

– Так это ваш дом? – Ева была потрясена. – Вы жили в Шепчущем доме?

– Жила, – кивнула Инна Валерьевна. – Недолго. Вскоре мне выделили квартиру в пятиэтажке на Пушкина. В народе ее называли «учительской», хотя жилье там получали не только учителя, но и врачи, и инженеры.

– Шепчущий дом вас тоже напугал?

Инна Валерьевна не отвела глаз.

– Еще как. Мне было почти тридцать, когда я приехала, и все это время я считала себя благоразумным человеком, который с мистикой сталкивался только на страницах книг Гоголя, Алексея Толстого, Лавкрафта или Эдгара По. Да и то такой литературой я не увлекалась. В общем, мир познавала пятью органами чувств. Все началось недели через три‐четыре после приезда, проявлялось сначала по мелочам. Положу очки на письменный стол – они окажутся на кухне. Нарежу овощи для супа, выйду из кухни, вернусь – они целехоньки. Сначала думала, память подводит, усталость, невнимательность. Потом как-то, вроде шутки ради, рассказала коллеге одной. Она говорит, может, домовой резвится, так его надо обругать матом, чтобы не хулиганил.

Ева невольно улыбнулась, представив интеллигентную, хорошо воспитанную учительницу, которая обложила по матери неведомое существо.

– Обругали?

– Попробовала. Но, как ты догадываешься, не помогло. Я постоянно ощущала чужое присутствие. Это трудно объяснить, но я никогда не была в доме одна. Это был как будто фон: тихие голоса, разговоры, которые звучали в моей голове, не умолкая. Несколько раз я ощущала прикосновения, но пыталась убедить себя, что это лишь сквозняки. А потом увидела в зеркале женщину. Она смотрела на меня, не отрываясь. Моего собственного отражения не было. Был поздний вечер, и ужас, который я испытала, не описать словами. Я выскочила из дома, не зная, что делать. Боялась вернуться, но и рассказать кому-то о том, что видела, боялась тоже: что подумали бы горожане о директоре школы, которой в зеркалах мерещатся призраки? Спустя какое-то время моя приятельница Лена, та, что работала в больнице, рассказала мне о легендах и слухах, которые окутывали город и дом, где я жила. О судьбах прежних владельцев рассказала тоже. Я сразу поверила, безоговорочно, потому что верила своим глазам. Тогда я сделала то, чего не делала ни до, ни после: отправилась в исполком, как говорится, качать права. Требовать, чтобы жилье, которое мне обещали, выделили как можно скорее, а не то обещала жаловаться. В общем, со мной, видно, решили не связываться, и вскоре, не прошло и месяца, я навсегда уехала из Шепчущего дома. После этого в него уже никто не заселялся, дом так и стоял пустым. Как гостиница тоже не использовался – с приходом кризиса девяностых производство медленно угасало, никто в Старые Поляны не приезжал.

– Как же вы жили там, пока не съехали?

– Старалась попозже приходить, пореже бывать дома. Бывало, и в собственном кабинете под разными предлогами ночевала. Все стали говорить, что я «горю» на работе. Занавесила створки зеркального шкафа, как будто покойник в доме, даже в карманное зеркальце не заглядывала: красилась в рабочем кабинете. А большое зеркало, в котором отразилась та женщина, заперла в подвале. Надеялась, что так призраки не смогут атаковать меня.

«А теперь вот вы сами – призрак? Воспоминание? Потустороння сила?»

Казалось, Инна Валерьевна узнала, о чем подумала Ева, потому что проговорила с улыбкой:

– Это сейчас я знаю, что мир многомерен и сложен, а тогда боялась за свой рассудок: было страшно увидеть нечто такое, чего мой мозг не сумел бы выдержать, вынести. – Она встала со стула и протянула руки к Еве: – Пришло время попрощаться, детка. Теперь ты знаешь о Шепчущем доме. Да и вообще, я поведала обо всем, о чем могла. Тебе пора двигаться дальше.

Ева подошла к ней, и они обнялись. Инна Валерьевна была вполне материальна, от ее волос шел чуть горьковатый запах духов.

– Помни, ты очень дорога мне, детка. И ты, и Сева.

– Мы увидимся когда-нибудь? – спросила Ева.

Инна Валерьевна отстранилась от нее и улыбнулась:

– Кто может знать, что случится? И в жизни, и в смерти все так непредсказуемо. Иди же, Ева. Но подумай над моими словами: взвесь все и прими решение. Шепчущий дом – или привычная жизнь.

Ева повиновалась и пошла к двери, оставив Инну Валерьевну посреди комнаты. Внезапно ей пришло на ум, что она не спросила об одной вещи:

– Инна Валерьевна, а черную яму в подвале, в которую провалился Грушин, вы видели?

Говоря это, Ева обернулась. Ответить на ее вопрос было некому. Бывшая директриса Старополянской средней школы исчезла. Комната была пуста.

Глава 24

Ева вышла, притворив за собой дверь, оставив за спиной пустую квартиру, в которой жила когда-то. Плотная завеса, скрывавшая ее прошлое, приподнялась, и Ева снова спросила себя: а так ли уж нужно продолжать? Не лучше ли остановиться прямо сейчас? С тем, о чем она узнала, вполне можно было жить. А с тем, что ей предстоит узнать, – еще не известно.

Как в сказке: направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – сам пропадешь… Так куда же ей свернуть? К Шепчущему дому или в сторону автовокзала?

Оказавшись на улице, Ева все еще размышляла об этом, когда услышала крик. Девушка резко обернулась на голос и увидела бегущего к ней по улице человека. Он размахивал руками и звал:

– Инна! Инна, это я!

Володя. Господи, он-то как здесь? В Старых Полянах, кажется, только вернувшиеся с того свете покойники бродят. Так неужели…

Ева бросилась к нему.

– Слава богу! – выдохнул он, подходя. На нем были джинсы, кроссовки и футболка. За спиной висел рюкзак. – Я уж думал, не найду тебя здесь. Колесо проколол, машину пришлось оставить на въезде. Ничего, позже поменяю, когда обратно поедем.

«Надо же, и у него колесо! Старые Поляны не хотят видеть чужаков».

Конечно, Володя не умер. Он был первым живым человеком, встреченным Евой за последние сутки. Но теперь Володя казался ей немного… не таким, как прежде.

А может, она стала другой? Это все равно что вырасти и найти на чердаке любимую куклу. Прежде, когда была маленькой, кукла казалась красивой, а главное – настоящей, но теперь, спустя годы, ты смотришь на нее с тоской и понимаешь, что уже не веришь в чудо: кукла больше не оживет для тебя.

Они обнялись, Володя крепко прижал ее к себе, и Ева почувствовала, как бьется его сердце. Вкус поцелуя был ей знаком, и она ответила на него, радуясь тому, что мир, пусть на короткое время, снова стал простым и понятным.

– Ты не представляешь, как я волновался! После того звонка сразу сел в машину и погнал сюда, как сумасшедший. Рано утром был здесь, но несколько часов блуждал, никак не мог найти тебя. Сотовый сел, часов я не взял, понятия не имею, сколько сейчас. – От волнения он говорил много и быстро, не разжимая объятий, будто боялся, что Ева опять пропадет и ему снова придется блуждать в поисках. – Ты провела тут всю ночь? Инна, где ты ночевала?

Она мягко высвободилась из кольца его рук.

– Я не Инна. Меня не так зовут. Я многое о себе узнала.

На лице его отразились удивление и недоверие. Конечно, он не мог сообразить, что и откуда, от кого она могла здесь узнать.

– Давай познакомимся заново, – шутливо сказал он, но глаза оставались настороженными.

– Ева, – назвалась она. – Ева Викентиевна Панкратова. Вот мое настоящее имя.

– Ева Панкратова звучит даже лучше, чем Инна Срединина.

– А главное, это мое имя. Не выдуманное.

– Но как ты узнала? Почему здесь? Ничего не понимаю.

– Это сложно объяснить, и ты, наверное, не поверишь. Я оказалась в Старых Полянах не случайно. В этом городе я родилась и жила до десяти лет с родителями и братом, Севой. Мы двойняшки. – Ева поспешно сунула руку в сумку, достала обрывки личных дел, своего и Севиного. – Смотри, тут есть имена и адрес. Мы с братом жили в этом доме. – Она указала рукой на двухэтажку, из которой вышла.

Володя взял у нее из рук полуистлевшие бумаги.

– Да, кое-что есть, но откуда ты знаешь, что это имеет отношение к тебе? – осторожно спросил он.

– Мне подсказали. И показали все.

– Тут же нет никого. В этом городе никто не живет уже много лет. Я спрашивал дорогу у одной бабульки – навигатор, как назло, сдох. Так вот, она сказала, что на этом месте дважды все вымирало: в тридцатые деревня выгорела, а перед этим люди из нее пропали, ушли неизвестно куда. А потом в конце девяностых: опять же, жители покинули город, уехали. Кого ты здесь нашла? Как вообще тебе могло в прошлый раз показаться, что здесь есть люди? Ты видела…

– Все я знаю, Володя. Ты видишь то, что тебе показывают, разрешают узнать. И я – тоже. Но мне показывают больше.

Она понимала, что он не верит ей. А кто поверил бы?

– Ты голодная, наверное? – спохватился он, торопливо меняя тему.

Ева была не голодна, но знала, что если скажет Володе, как она завтракала в пустующей двадцать лет школьной столовой в компании умершего давным-давно учителя, то сомнений в ее адекватности у него не останется.

Она неопределенно пожала плечами, что можно было истолковать и как «да», и как «нет». Володя снял с плеч рюкзак.

– У меня есть с собой кое-что. Я уже перекусил. – Он огляделся по сторонам. – Пойдем вон туда. – Он указал на остатки скамьи.

Ева не стала возражать и направилась к лавке.

– Слушай, я совсем забыл! – Володя достал грушу и булочку, протянул Еве. А вслед за этим вытащил из рюкзака ее паспорт, телефон и кошелек.

– Все целое, хотя телефон, конечно, разрядился. Я проверил – деньги, кредитки, все на месте. Некому тут грабить, но я на всякий случай взял с собой. Сумку твою на обратном пути заберем, я спрятал там, возле автобусной остановки, чтобы с собой не таскать.

– Где она была? – спросила Ева, хотя это ее не интересовало.

– Стояла себе преспокойненько на скамейке, на остановке. Ты не заметила, когда приехала?

Ева покачала головой. Она была уверена, что сумка оказалась там позже: будь она там с самого начала, Ева не могла бы ее не заметить. Только никакой сумки не было. На лавке сидела Хранитель.

– Ты ешь, она мытая.

Девушка улыбнулась и откусила желтый бочок. Груша была вкусная, сочная, вот только есть совсем не хотелось.

– Ты сказал, я тебе звонила. О чем мы говорили?

Володя быстро глянул на Еву:

– Не помнишь?

– Помню, но наш разговор закончился странно.

– Вот именно. Мне показалось, что кто-то заставил тебя сказать то, что ты сказала. Это была ты и не ты. Голос твой, но интонации другие. Более резкие, жесткие, властные. Ты велела мне оставить тебя в покое, не ждать и не искать. Сказала, что мы чужие друг другу люди. Это звучало так сухо, холодно, что в первый момент мне захотелось бросить трубку или послать тебя к черту.

– Почему же ты приехал?

– Именно поэтому. Не поверил, что ты можешь так говорить со мной.

– Я не говорила этого, – сказала Ева. – Мы с тобой вообще разговаривали о другом.

– Знаю, – просто ответил Володя.

Оба подумали про Натусю и Диму.

– Говорила же, это странный город. Но он открывается мне. Я еще не все узнала. Осталось одно место, где мне нужно побывать.

Произнося эти слова, Ева поняла, что решение принято. Не может быть иначе, не сумеет она жить дальше, не узнав всего. Володя нравился ей, и, возможно, эта симпатия перерастет в любовь, но даже новые отношения не смогут заставить Еву забыть, что в ее прошлом остается много пробелов.

– Ты так и не рассказала, что тебе удалось выяснить. Кто держал тебя здесь целый год?

– Я расскажу тебе позже, – пообещала она, не уверенная, что сделает это. – В Старых Полянах время иногда ломается. Оно течет не так, как везде, и иногда закручивается в петли, спирали. Так и случилось. Я попала в прошлое, провела там день, и за это время снаружи минул целый год.

Ева говорила – и знала, что все так и есть. Слова эти пришли на ум сами собой, как будто кто-то продиктовал их ей, а она повторила.

Володя ничего не ответил, продолжая внимательно смотреть на нее.

– Когда я приехала в Старые Поляны, то ошиблась. Хотела найти здесь вовсе не то, что было нужно искать на самом деле. Важно было выяснить не куда подевался тот единственный год, а то, как прошли десять лет.

– Куда ты хочешь пойти? – спросил Володя, видимо, поняв, что не сумеет переубедить Еву, и смирившись с ее решением.

– Тут есть один дом. Местные звали его Ведьминым, а я назвала Шепчущим.

– Хорошо, Шепчущий так Шепчущий. Пойдем, – сказал Володя и встал со скамьи.

– Я пойду одна.

– Не пойдешь, – возразил он. – Сидеть на лавочке и ждать – для меня это не вариант.

Ева подумала и решила, что не станет противиться. Во-первых, ясно, что он уже все решил, и любой нормальный мужчина на его месте поступил бы так же. А во-вторых, ей и самой было спокойнее. Хотя Старые Поляны перестали пугать ее, это место оставалось непредсказуемым.

– Что ж, идем.

Они пошли по улице к дому. Володя больше ни о чем не спрашивал, хотя Ева и знала, что ему хотелось бы задать ей массу вопросов. Она была благодарна ему за деликатность и сдержанность. Кстати, о благодарности. Ну и свинья же она!

– Я, кажется, забыла сказать тебе спасибо.

– За что?

– За то, что ты здесь. Мог бы послушаться и оставить меня. А ты проехал столько часов ради женщины, с которой знаком меньше месяца. Ты очень хороший человек, Володя.

Он обнял ее за плечи:

– Дело не в «хорошести»… Ева. – Имя выговорилось непросто, но прозвучало естественно. – Ты нравишься мне. Я даже думаю, что…

Ева повернулась и посмотрела на него, не замедляя шага:

– Давай поговорим об этом позже, ладно?

Почему-то ей не хотелось слышать сейчас слов, которые должны были последовать дальше. Ева и сама не знала: то ли она боялась, что ее решимости довести дело до конца может поубавиться, то ли чувствовала неуместность этого разговора.

– Как скажешь. Далеко этот дом?

– Мы пришли.

Они и впрямь подходили к Шепчущему дому. Вот он, почти скрытый за разросшимися кустами сирени и яблоневыми деревьями. Забор давно развалился и сгнил, дорожка, ведущая к дому, заросла травой.

«Интересно, могут там быть змеи?» – с опаской подумала Ева.

Девушка пошла вперед, Володя двинулся следом. Друг за другом они поднялись на крыльцо. Ступеньки уцелели потому, что были каменными. Дверь была плотно закрыта: даже после того, как люди покинули город, Шепчущий дом не желал принимать гостей.

– Жутковатое местечко, – сказал Володя.

Ева не ответила – она пыталась слушать. Дом должен был поведать ей что-то, и она хотела поскорее узнать, что именно.

Дверь открылась, хотя и не сразу. Володя надавил плечом, и она подалась. Внутри было темно. Они оказались в сенях, прямо перед ними была распахнутая настежь дверь в комнату.

Ева, не медля ни секунды, пошла туда.

– Осторожнее, не спеши. Пол может быть гнилым, провалишься, – предупредил Володя.

Прежде это была столовая. Отсюда вели две двери: на кухню и в следующую комнату – видимо, гостиную или «большую». Здесь тоже были две двери, за которыми располагались спальни. Дом был просторный: строили его в расчете на семью из трех человек.

Ева представила, как страшно, наверное, было здесь Инне Валерьевне по вечерам, как боялась она услышать голоса, которые могут лишить ее разума, и увидеть в зеркале чье-то лицо вместо своего отражения.

Мебель отсюда никто не вывозил, так что диваны, шкафы, кресла и столы оставались на местах, как немые свидетели минувших событий. Правда, все давно пришло в негодность. Несколько окон оказались разбитыми, и внутрь дома, словно костлявые руки, просовывались ветки.

Комната за комнатой Ева и Володя обошли весь дом, но так ничего заслуживающего внимания или необычного и не увидели. Как ни прислушивалась Ева, голоса внутри ее не звучали. Все кругом безмолвствовало: старый дом не спешил выдавать свои секреты.