Текст книги "Город мертвецов"

Глава 25

– Пойдем отсюда, – сказал Володя, – ничего здесь нет, кроме старого хлама.

Ева чувствовала, что это не так, и не спешила уходить.

«Давай же, давай!» – то ли дому, то себе самой говорила она, ожидая, что вот-вот наступит озарение.

Они все бродили по комнатам в поисках неизвестно чего, пока Володя не напоролся ногой на гвоздь, торчавший из какой-то доски.

– Вот черт! – выругался он, зашипев от боли.

– Надо перевязать, – забеспокоилась Ева. – Как бы инфекция не попала. У тебя есть пластырь или зеленка?

– Нет у меня ничего. – Володя рассматривал прореху на джинсах. – Зато прививка от столбняка есть. Так что не помру в страшных муках.

Он улыбнулся, но Ева видела, что улыбка не слишком искренняя. Володя устал и по-прежнему не понимал, что происходит. Наверное, считал ее поиски блажью.

– Может, хватит? Если сейчас уедем, к ночи будем дома.

«Где мой дом? – спросила себя Ева. – А быть может, я уже дома?»

– Сейчас. Еще минутку. – Она умоляюще посмотрела на Володю, и он неохотно кивнул.

– Будь здесь что-то стоящее, мы бы нашли. Может, все самое ценное спрятали где-то.

– Конечно! – воскликнула Ева. – Спрятали! Она спрятала его в подвал!

«А большое зеркало, в котором отразилась та женщина, я заперла в подвале. Надеялась, что так призраки не смогут атаковать меня», – прозвучали в голове слова Инны Валерьевны.

– Ты это о чем?

– Володечка, пожалуйста! – взмолилась Ева. – Если там ничего нет, даю слово: мы уедем немедленно! Но мне нужно увидеть подвал этого дома. Там должно быть зеркало. Мне кажется, я должна заглянуть в него.

– Ты говоришь так, будто это окно.

– В некотором смысле так и есть. Говорили, что в нем показывается женщина. Хранитель. Ее дом был на этом месте. Надеюсь, она покажется мне и расскажет…

Володя вскинул руки в умоляющем жесте. Ева и сама понимала, что говорит безумные вещи, просто от лихорадочного возбуждения, которое вдруг охватило ее, не смогла сдержаться и вовремя замолчать.

– Послушай, давай найдем подвал, раз ты этого хочешь. Об остальном поговорим потом.

Ева не стала спорить. Дверь в подпол отыскалась на кухне. Отодвинув трухлявый стул, что стоял над нею, Володя сумел откинуть крышку. Из темноты пахнуло сыростью.

«В подвале огромная черная яма, у которой нет дна. Что-то вроде провала, разлома», – вспомнилось Еве.

Но никакой ямы внизу не обнаружилось: у несчастного Грушина, видимо, в самом деле помутилось в голове. Это был самый обычный подвал, разве что очень добротный, с каменными стенами и лестницей. Электричества, конечно, не было, и Ева включила фонарик.

Луч заплясал по стенам, скользнул по полу и потолку. Подвал был пустым, если не считать зеркала, стоящего возле одной из стен.

– Вот оно! – Ева торопливо пошла вниз, не слушая предостерегающих возгласов Володи. Он шел следом, стараясь не оступиться, и она, оказавшись внизу первой, посветила ему под ноги, чтобы он не упал.

К зеркалу они подошли, взявшись за руки, как дети. Большое, в человеческий рост, оно стояло тыльной стороной к ним: видимо, Инна Валерьевна повернула его «лицом» к стене для пущей надежности. Обрамленное деревянной рамой, оно было тяжелым на вид, и Володя, взявшись повернуть, подтвердил это.

Наконец зеркало оказалось развернуто к ним. Ева, освещая мутную от пыли поверхность, подошла к ближе. Она отражалась в нем вся, с головы до пят.

«Нечесаное, немытое, некрашеное чучело», – подумала Ева, разглядывая себя.

Володя прав, хватит этих игр, пора в город, к цивилизации, туда, где есть горячая вода и электричество.

Володя стоял позади, и его темный силуэт казался призрачным, ненастоящим. Ева, невольно повинуясь смутному чувству, даже обернулась посмотреть, он ли это. Убедившись, повернулась обратно к зеркалу и…

Фонарь выпал из ее руки и покатился по полу. Ева не слышала, как Володя спросил, в чем дело, не заметила, что он поднял фонарь и направил в сторону зеркала.

Но искусственное освещение было уже не нужно. От зеркала шло серебристо-белое свечение, так что подвал больше не был темным. Евиного отражения не было. Из зеркала на нее смотрела другая женщина.

Хранитель.

Это была та самая женщина, которую Ева встретила на автовокзале, с которой она говорила, вернувшись в Старые Поляны.

Это ее жестоко убили.

Это она, восставшая из мертвых, показалась Еве ночью на площади; она сказала, что ей не стоит убегать.

Сейчас на ней было белое одеяние, волосы убраны в высокую прическу. Она выглядела молодой, сильной, красивой.

– Что ты хочешь сказать мне? Что я должна знать?

Хранитель молчала, пристально глядя в глаза Еве. Зато ответил Володя:

– С кем ты говоришь?

– Разве ты не видишь ее? Она прекрасна! – не оборачиваясь, ответила Ева. Губы Хранителя тоже шевельнулись, будто она едва слышно сказала что-то.

– Она говорит, но я не слышу! Не мешай мне! – Ева шагнула ближе к зеркалу.

– О чем ты? Там никого нет! В зеркале только ты!

– Глупости, – бросила Ева и вытянула вперед руку, коснувшись зеркальной поверхности.

Хранитель сделала то же самое. Ева следила за ней как зачарованная.

– А это волшебное сияние? Неужели не видишь?

– Какое сияние? Ева, все осталось как было!

Не слушая его, она подняла и вторую руку, прижав ладонь к поверхности зеркала. Хранитель – тоже. Теперь они стояли, соединившись ладонями: Ева – здесь, Хранитель – в зазеркалье.

Ева перестала обращать внимание на вопросы Володи, она больше не слышала его голоса, потому что голоса наконец-то зазвучали внутри ее.

Она жадно, с наслаждением внимала им, словно насыщаясь ключевой водой в жаркий полдень. Душный кокон беспамятства, окутывавший Еву столько лет, упал к ее ногам – ненужный, жалкий. Подлинная сущность, истинная натура обнажилась – и это было не просто второе рождение. Это было обретение себя.

То сокровенное, что долгие годы жило в ее памяти, не проявляясь, наконец-то открылось Еве. Воспоминания искристым ручьем, серебряным потоком переливались в нее капля за каплей, пока не заполнили душу целиком.

Это произошло так естественно и быстро! Несколько мгновений назад Ева не помнила себя, а в следующий миг не могла понять: как же она могла не помнить?!

Теперь она знала все.

– Я – Хранитель, – проговорила Ева, и в этот миг то отражение, что было в зеркале, исчезло. Теперь там снова была она сама. – Девочка Ева – это я, и убитая женщина, и старуха – тоже я. Это все время была я!

– Конечно, ты! – Голос Володи вынырнул откуда-то издалека и казался незнакомым.

Она обернулась к нему, отняв ладони от зеркальной поверхности, и в ту же секунду зеркало разбилось, будто кто-то бросил в него камнем. Сверкающие осколки осыпались на пол хрустальным дождем, но ни один из них не причинил ей вреда.

Володя, ошеломленный и напуганный, схватил ее за плечи и оттащил подальше от битого стекла.

– Ты не ранена? В тебя не попало? – спрашивал он.

Но не успела Ева ответить, что все в порядке, как пол под их ногами затрясся, задрожал. Он ходил ходуном, как будто что-то ворочалось внизу, пробивалось изнутри на поверхность.

Зацементированный пол вдруг стал мягким и вязким, как зыбучие пески, и Ева с Володей тонули в нем, проваливаясь все глубже. Что-то бурлило, словно кипящая лава, грозя поглотить их, и Володя, спасая обоих, рванулся к лестнице, увлекая Еву за собой.

Он боялся, но она, хотя и давала ему увести себя, не страшилась ни капли. Знала, что произойдет сейчас, и приветствовала это, и стремилась всем сердцем. Они оказались на ступенях, когда пол начал проваливаться вниз. Деревянная рама, осколки зеркала – все ухнуло в пропасть, которая казалась бездонной.

– Бежим отсюда! – крикнул он, но Ева так и осталась стоять. – Господи, Ева, тут же обвал. Посмотри, какая глубина!

Володя светил фонарем, но тьма поглощала луч. Черный провал, который в свое время открылся несчастному Грушину, лежал у их ног.

Лестница странным образом оставалась на месте, и Ева, стоя возле разверзшейся в одночасье бездны, взялась за перила.

– Какое чудо, какое великолепие! Ты видишь? – восторженно выдохнула она, улыбаясь сияющей улыбкой. Володя смотрел на нее как на сумасшедшую. – Впрочем, конечно, нет. Мы видим разное, я уже говорила тебе. И так будет всегда. Ты бы никогда не смог увидеть и понять то, что доступно мне, даже если бы и захотел.

– Что ты несешь, Ева! Поднимайся скорее! Тут опасно! – закричал он.

Володя стоял чуть выше, чуть ближе к спасению.

Она покачала головой.

– Я так долго шла сюда… Скажи мне, что ты видишь?

Володя ничего не соображал: мешала подступившая паника. Однако даже сквозь красный туман страха он сознавал, что жуткий провал, очутившийся вдруг на месте пола, не расширяется, не становится больше. Лестница, ведущая из подвала, вопреки всем законам физики и логики, висела над разломом, не собираясь обваливаться вниз.

– Скажи, – настаивала Ева, глядя на Володю, – тебе кажется, перед тобой черная яма, так?

– Это выглядит как вход в ад, – сдавленным голосом проговорил он.

– Но на самом деле все не так. Иногда глаза обманывают нас, Володя.

Ева отвернулась от него и устремила взгляд вперед. Она смотрела вовсе не на черный провал. Перед нею была уводящая далеко вниз широкая белая лестница с витыми перилами. Лестница выглядела надежной, словно была сделана из мрамора, и вместе с тем легкой и изящной, словно подвесной мост, сплетенный из растений.

По ступеням струилась вода – прозрачный поток убегал вниз, переливаясь перламутром, и Ева подумала, до чего хорошо будет идти по лестнице босиком, чувствуя, как нежные прохладные струи ласкают уставшие стопы.

«Да, уставшие… Дорога была долгой, но наконец-то закончилась», – подумала Ева, сбрасывая кроссовки.

– Что ты делаешь?

– Мне пора, дорогой, – безмятежно проговорила она. – Эта лестница приведет меня домой.

– Наконец-то! – Володя наивно полагал, что Ева имеет в виду лестницу, ведущую из подвала в дом. – Непонятно только, зачем ты разулась.

Володя, все еще не понимая, что она собирается сделать, взял ее за руку.

– Мне пора, – снова сказала она. – Я должна идти. Ты прекрасный человек, добрый и сильный. Все у тебя сложится превосходно, я знаю. А со мной все равно бы не вышло.

– Я не понимаю… – начал Володя, но она прижала палец к губам: тссс!

Потом высвободила руку, шагнула к нему и прильнула к его губам долгим прощальным поцелуем. А после, не дав Володе опомниться, резко развернулась и шагнула вперед.

Танцующей походкой Ева шла по белой лестнице, и вода приятно холодила ступни. Весенний ветер перебирал ее волосы, и чем дальше она уходила, тем больше удалялась от нее земная жизнь, тем сильнее ей хотелось дойти до последней ступеньки. Оказаться там, где ее давно ждали.

Она не слышала, как звал Володя за ее спиной, как он выкрикивал раз за разом ее имя. Ева ни разу не оглянулась. А если бы и оглянулась, то никого бы не увидела: она больше не принадлежала этому миру.

Глава 26

Лестница, по которой шла Ева вроде бы вела вниз, но ей казалось, что она поднимается вверх, готовая воспарить к небу. Огромное пространство, мир, полный света и тепла, принимал ее, купал в потоках золотого сияния, согревал живительными лучами.

Она шла, и картины прожитого и пережитого вставали перед ее мысленным взором…

– У нас нет другого выхода, милый. Ты и сам это знаешь.

Муж сжал кулаки в бессильном гневе. Он понимал, что Ева права, но невыносимо было даже думать о поражении, а уж тем более принимать его от дерзких, тупых, зарвавшихся людишек, которые упиваются своей властью и меньше всего думают о благе тех, над кем властвуют, от чьего имени говорят.

Ева подумала, что Савелий еще многого не знает. Вернее, не знает самого главного, и ей предстоит сказать ему об этом прямо сейчас.

Они медленно шли по улице к дому. Был вечер, народу на улицах мало. Времена наступили темные, лихие, люди инстинктивно спешили укрыться под сенью родных стен. Только это не поможет спастись. Увы, не поможет.

Возле дома их ждали. Петр, близкий друг, советчик и главный помощник, сидел на скамейке и встал при их появлении, шагнул навстречу. Он был умен, честен и смел, хотя излишне порывист и горяч.

Петр больше всех остальных общался с внешним миром: его главным коньком была торговля. Он сумел наладить связи в городе и первым узнал, какая беда угрожает Старым Полянам.

Еве не хотелось сейчас говорить с Петром, но, с другой стороны, возможно, его присутствие даже на руку.

– Входи, – пригласил хозяин, и вскоре они уже сидели за круглым столом.

«Все решится прямо сейчас, – подумала Ева. – Это мой последний тихий вечер».

Впрочем, и решать нечего: она знала, что ей предстоит сделать, и иного выхода не видела.

– Они вырыли новый котлован, – сказал Петр то, о чем и так все знали, а потом стукнул кулаком по столу: – Мы жили мирно, никому не делали зла! Никогда не делали, даже если могли! Что мы получили в ответ? Нас считают приспешниками дьявола, а теперь еще хотят забрать наши земли!

– Уж лучше пусть считают приспешниками, – усмехнулась Ева. – Если бы новая власть прислушалась к молве и испугалась, может, нам бы сейчас ничто не угрожало. Но они безбожники, а значит, не верят и в нечистого.

Народ в Старых Полянах обитал непростой. С давних времен их предки поселились на этой земле. Они не приняли официальной веры, поклоняясь собственным божествам. Не строили и не посещали церквей – их храмом была природа. Жили собственным порядком, не навязывая никому своего понимания мироустройства, но и не подчиняясь общепринятому.

Каждый, кто жил в Старых Полянах, обладал особым даром. Одни умели заговаривать болезни, другие владели искусством разгонять тучи и останавливать бурю. Многие могли слышать землю, говорить с растениями, поэтому проблем с урожаем никогда не было. Все без исключения умели общаться друг с другом, не раскрывая рта. Жителей Старых Полян называли молчунами, но они любили поговорить, просто их беседы не были слышны обычным людям.

– А если сопротивляться? – предложил Петр. – Зачем нам прятаться и отступать? Ведь мы сильны, среди нас есть истинные воины! Мы сможем прогнать врагов, внушим им, что они должны убраться отсюда, – и они уедут! Сбегут, как тараканы!

– Лишь немногие из нас могут воевать и сопротивляться врагу. У большинства мирные умения, – возразила Ева. – Но ты прав: если постараться, мы сможем прогнать Рокотова и остальных. Только это будет не окончательная победа, а лишь краткая передышка, временная мера. Думаешь, мы с Савелием не размышляли об этом, Петр? Ночи напролет головы ломали, вертели так и эдак. Те, кто роет котлован, – всего лишь пешки. Решения принимают не они. Предприятие постановили строить люди, обладающие настоящей властью, нам до них не добраться. И они добьются своего. Если мы прогоним Рокотова со товарищи, скоро сюда пришлют новых исполнителей, и будут присылать снова и снова. Им нужно это месторождение, необходимо предприятие! Мы не сможем оказывать сопротивление вечно. Их будет больше, и они уже не будут разговаривать и убеждать… Кто знает? Возьмут и перестреляют нас всех, с земли или с воздуха, мы оглянуться не успеем! Пойми, нас все равно рано или поздно вынудят покинуть Старые Поляны. Но какой ценой? Будут потери, будут страдания… Хоть мы и живем куда дольше остальных людей, но все же не бессмертны. Я не могу, не имею права подвергать братьев и сестер такой опасности.

– Неужели уйти – это единственный выход?!

– Уверена, что это так. Время настало. Мы начнем все сначала в другом месте. Долг Хранителя – спасти свой народ, – сказала Ева. – Я Хранитель, и я это сделаю.

У Хранителя, единственной из всех, был особый дар: способность открывать Проход. Ведь есть не только земной мир, как привыкли думать люди, но еще и сотни других миров, Верхних и Нижних, враждебных и доброжелательных, светлых и темных. В один из таких миров и собиралась Ева переправить своих братьев и сестер.

– Нам будет хорошо, – улыбнулась она. – Я видела, я знаю. Там нет смерти, боли и страданий. Вернуться мы не сможем, но и не захотим, мне кажется. Это мирное, благодатное место, и мы обретем там свой дом. Навсегда.

– Наш дом – здесь, – угрюмо проговорил Петр. – Они собираются отнять его у нас… Они поплатятся! Рано или поздно!

– Они не смогут найти нас там? – раздался вдруг тихий голос.

Все трое обернулись и увидели девочку лет десяти, застывшую в дверях. Саша, Петрова дочка.

– Ты как здесь? – спросил отец и поглядел на Еву и Савелия. – Увязалась-таки.

– Ничего не бойся, – улыбнулась Ева. – Верь мне. Никто нас не найдет.

Петр, выговаривая дочери за непослушание, выпроводил ребенка за дверь и велел идти к матери.

– Миры будут смыкаться, соприкасаться, – проговорил Савелий. – Там, где открывается Проход, – место тонкое, как слюда. Ты же знаешь. Они всегда будут чувствовать наше присутствие, а мы – их.

Ева согласно кивнула:

– Да, верно. Но мы будем скрыты от них. Они не причинят нам вреда.

– Жить в таком соседстве невозможно, – сказал Петр, вернувшись в дом. – Нужно приложить усилия и прогнать всех, кто придет на нашу землю.

– Об этом говорить рано. Время сражения наступит позже, и мы прогоним негодяев. Но сначала нужно уйти и обосноваться в новом мире. – Ева посмотрела на обоих мужчин. – А теперь я должна сказать вам, как именно открывается Проход.

Никто из них не ответил, на лицах застыло ожидание.

– Я открою его прямо здесь, в этом доме. Детали ритуала вам знать ни к чему, я все должна сделать сама и сделаю сегодня ночью. Проход откроется, но есть одно условие.

– Что за условие?

– Открывая Проход, Хранитель жертвует собой.

Не сговариваясь, Савелий и Петр вскочили со своих мест:

– Невозможно!

– Должен быть другой способ!

– Другого способа нет. Хранитель – это не просто слово. Это миссия. Это обязанность. Нужна жертва, и я ее принесу. Рокотов пообещал, что меня будут судить и расстреляют, если строительству снова помешают. То есть я для него – враг номер один.

– Ты что, хочешь… – Петр не находил слов. – Хочешь, чтобы он…

– Беда в том, что все может затянуться, – не слушая его, продолжила Ева. – Дожидаться, пока Рокотов арестует меня, нельзя. Пока суд да дело… А Проход нужен как можно скорее. У меня есть план – я спровоцирую Рокотова. Пойду к нему, внушу, что покушаюсь на него, что хочу убить. Он застрелит меня, защищая свою жизнь. Застрелит саботажницу, преступницу, убийцу!

– Этого никогда не будет! – твердо сказал Савелий. – Я не отпущу тебя к нему, даже не…

– Ты должен! – воскликнула она. – Нельзя иначе! Ради всех нас, неужели ты не понимаешь? Как только Рокотов убьет меня, условие будет выполнено. Проход откроется, и вы с Петром выведете наших братьев и сестер. Все будут спасены.

– А ты? – хрипло спросил Савелий. – Что будет с тобой?

Ева подошла к мужу, взяла его руки в свои.

– На похороны моего тела времени не будет: Проход откроется в ту же ночь, как я перестану дышать. Но это и ни к чему. Я ведь не умру. Душа бессмертна, ты же знаешь.

– Но ты сможешь присоединиться к нам? Скажи, что сможешь! Жить без тебя… Я… – Он осекся, махнул рукой.

В словах нужды не было. Ева знала, как сильно Савелий привязан к ней, она и сама точно так же любила мужа.

– Поначалу я окажусь между двух миров: буду и здесь, и там, но в то же время – не здесь и не там, – честно ответила Ева. – Однако пройдет время, и я смогу присоединиться к вам, мы снова будем вместе. Не тревожься об этом. Я говорю правду.

– Когда это случится, Ева? Когда ты вернешься?

– Время течет во всех мирах по-разному, я не могу сказать точно…

Когда Ева воскресила в памяти тот разговор, ее охватила грусть.

Люди были спасены. Проход открылся в положенное время, и все ушли, ускользнули от расправы, спустившись (или поднявшись вверх? Сложно сказать наверняка!) по той же лестнице, по которой шла сейчас Ева.

Место, где они прежде так счастливо жили, было предано огню. Ева позаботилась обо всем, не допустила, чтобы их дома были осквернены чужаками, поэтому пожар уничтожил все следы пребывания ее народа.

Она старалась предусмотреть все, но не сумела. Рокотов и Савелий повели себя не так, как она рассчитывала.

Муж не выдержал и побежал вслед за ней в дом, где квартировал Рокотов. Ева запретила ему приближаться, они с Петром должны были дожидаться открытия Прохода, но он не мог спокойно сидеть и ждать. Не мог оставить любимую одну в такой час.

Услышав выстрел, Савелий, вне себя от ужаса и горя, распахнул дверь, и Рокотов, увидев мужчину на пороге, всадил в него пулю, не став разбираться.

Ева была в отчаянии – и отчаяние толкнуло ее на убийство. Никогда не подумала бы она, что способна на такое: прежде никого не убивала. Но, поддавшись охватившему ее чувству, уничтожила Рокотова.

Может, это было несправедливо, ведь он был, как Ева сама говорила, только пешкой: не по своей воле явился в Старые Поляны. Да и в Савелия выстрелил автоматически, потому что был напуган, потрясен. Но это ничего для нее не меняло: смерть Савелия Ева простить ему не сумела.

Рокотов не мог противиться воле мертвой ведьмы, призрак которой появился ночью в его комнате и велел убить себя. Он умер, дрожащий, слабый, обезумевший от ужаса. Рокотов не вызывал жалости – Еве был противен его страх, не трогало его отчаяние.

В Старых Полянах построили предприятие, которое собирались. На месте прежних домов появились новые. В них поселились чужаки – и многие из них были хорошими людьми. Но, хорошие или плохие, они мешали настоящим хозяевам Старых Полян, пусть и живущим уже в ином мире.

Некоторые из новых старополянцев, особо чувствительные, чуткие, тоже ощущали некое таинственное присутствие. Оно беспокоило людей, и многие не выдерживали, уезжали. Испуганные и растерянные, они наблюдали странные явления: видели не то призраков, не то домовых, слышали потусторонние голоса, шорохи, стуки. Рационального объяснения всему этому люди найти не могли и, объятые страхом, бежали из темного, как им казалось, места.

Старые Поляны обрастали слухами. Люди шептались на кухнях, пересказывая друг другу всевозможные ужасы. Большинство, конечно, ничего сверхъестественного не видело и не слышало. Однако даже самые непробиваемые ощущали беспричинную тревогу, давящий страх, постоянное напряжение – и все это выливалось в бесконечные конфликты, склоки и пьянство.

В «тонких местах», похожих на слюду, как сказал когда-то Савелий, там, где открывается Проход и миры соприкасаются слишком тесно, людям лучше не селиться. Ева знала, что нужно прогнать их, причем так будет лучше и для ее народа, и для пришельцев, которым здесь тоже, в общем-то, спокойной жизни не было.

Только вот сил не хватало. Ева ничего не могла сделать, находясь на разломе меж двух миров. Необходимо было вернуться к своим, туда, где ее ждали, где она была нужна. Она знала, как это сделать, и была готова. Но не пыталась, медлила, потому что искала Савелия: погибнув в земной жизни, они оказались разъединены.

Когда наконец Ева нашла его и они с мужем вновь воссоединились, им пришлось ждать снова. Открыть Проход и уйти можно было только одним способом: вновь обретя физическое тело. Но как? Ведь в каждом теле уже обитает душа. Подселяться, подавляя, уничтожая живую душу, как это делают демоны, Ева и Савелий не умели, да если бы и умели, не стали этого делать.

Оставался лишь один способ: войти в тела младенцев, которым Богом отпущено было прожить лишь несколько часов. Их невинные души воспарят к Создателю, а Еве и Савелию останется занять их место. Ритуал был непрост, но Хранитель знала, что и как нужно сделать.

Подходящий случай представился не скоро. Как это ни ужасно, но дети умирали во младенчестве в Старых Полянах, как и везде в мире, – вот только не было такого, чтобы двое одновременно. А разлучаться Еве и Савелию больше не хотелось.

Однажды случилось страшное: молодая мать, женщина по имени Зоя, потеряла двойняшек. Мальчик и девочка умерли, не прожив и часа.

В новом воплощении Ева и Савелий стали сестрой и братом. Ева даже сумела позаботиться о том, чтобы будущий отец захотел назвать детей именно Севой и Евой. Вот только полное имя Севы вместо Савелия стало Всеволод.

Им выпал шанс начать земную жизнь еще раз, в других телах.

– Мы будем помнить, знать, кто мы такие?

– Это знание будет жить в нас, постепенно пробуждаясь. Душа вечна, и знания ее – вечны, но человеческий мозг, мозг маленького ребенка, не сможет сразу осознать, постичь и принять все, чем владеет душа. Мы будем расти, и по мере нашего взросления силы будут крепнуть, память – оживать. Понимание происходящего и предстоящей задачи с каждым днем будет яснее, и однажды истина откроется нам в полной мере. Разрозненные фрагменты, кусочки пазла сложатся в единую картину. Тогда мы найдем Проход и откроем его.

Ева снова думала, что все предусмотрела, и снова ошиблась…