Текст книги "Корни"

Глава 21

Ребята из кафо Кунты, снедаемые завистью к юному путешественнику и ожидавшие, что он вернется в Джуффуре высокомерным и самодовольным, решили (хотя никто об этом не говорил) не проявлять к нему никакого интереса. Так они и поступили, даже не догадываясь, какую боль причинили Кунте. Он вернулся и обнаружил, что его верные друзья ведут себя так, словно он никуда не уезжал, и даже замолкают, когда он оказывается поблизости. А его лучший друг Ситафа вел себя холоднее всех остальных. Кунта был так расстроен, что почти не думал о своем новорожденном брате Суваду, который появился на свет, когда они с Оморо были в отлучке.

Как-то днем, когда козы лениво щипали траву, Кунта решил преодолеть зависть приятелей и вернуть все на круги своя. Мальчишки сидели в стороне от него и обедали. Он подошел, сел рядом с ними и просто заговорил.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы были со мной, – сказал он тихо и, не дожидаясь их реакции, начал рассказывать о своем путешествии.

Кунта говорил, как тяжело было идти, как болели его мышцы, как страшно было проходить мимо львов. Он описывал деревни, где побывал, и людей, которые там жили. Пока он говорил, один из мальчишек вскочил, чтобы собрать своих коз, а вернувшись, сел поближе к Кунте – и даже сам этого не заметил. Вскоре все уже ахали и охали, слушая Кунту. Он успел рассказать только о том, как они добирались до деревни дядьев, как уже оказалось, что настал вечер и пора гнать коз домой.

На следующее утро в школьном дворе мальчишки изо всех сил старались не дать арафангу понять, что им хочется побыстрее отправиться в буш. Когда же козы оказались на пастбище, мальчишки собрались вокруг Кунты, и он стал рассказывать им о других племенах и языках, на которых говорили в деревне дядьев. Он как раз рассказывал о далеких местах, где побывали Джаннех и Салум, – ребята, затаив дыхание, ловили каждое его слово, – когда тишину буша нарушил яростный лай собак-вуоло и перепуганное блеянье козы.

Мальчишки вскочили и увидели, как появившаяся из высокой травы большая коричневая пантера схватила козу, а теперь отбивалась от двух собак-вуоло. Ребята стояли, боясь пошевелиться, когда пантера мощной лапой отбросила одну из собак. Другая собака с диким лаем носилась прямо перед хищником. Пантера присела, готовясь к прыжку. Ее утробное рычание заглушало лай остальных собак и блеянье коз, разбегающихся во все стороны.

Тут мальчишки опомнились и с криками бросились отгонять коз в безопасное место. Но Кунта, ничего не видя перед собой, шел к задранной отцовской козе.

– Стой, Кунта! Нет! – закричал Ситафа, пытаясь остановить друга.

Ему это не удалось, но пантера при виде бегущих к ней с криками мальчишек отступила назад, потом повернулась и кинулась к лесу. Собаки стали ее преследовать.

От звериного запаха, оставленного пантерой, и вида задранной козы Кунту затошнило. Темная кровь текла из свернутой шеи козы, язык вывалился, глаза закатились, а живот был распорот – и это было хуже всего. Кунта увидел в животе козы нерожденного козленка, который все еще медленно пульсировал. Рядом лежала собака-вуоло с разодранным боком. Собака скулила и пыталась подползти поближе к Кунте. Кунту вырвало. Он повернулся к Ситафе, не зная, что сказать.

Сквозь слезы он видел, что мальчишки собрались вокруг него и смотрят на раненую собаку и мертвую козу. Потом все разошлись. Остался только Ситафа. Он обнял друга. Оба молчали, но вопрос повис в воздухе: как сказать отцу? Потом Кунта взял себя в руки.

– Ты присмотришь за моими козами? – спросил он Ситафу. – Я должен отнести шкуру отцу.

Ситафа отошел и заговорил с другими мальчишками. Двое быстро подняли раненую собаку и унесли ее. Кунта сделал Ситафе знак, чтобы он отошел в сторону. Встав на колени перед мертвой козой, Кунта резал и тянул, и снова резал, как это делал отец. Наконец он поднялся, держа в руках влажную шкуру. Нарвав травы, он закидал ею тушу козы и зашагал к деревне. Как-то раз он уже позабыл про коз на пастбище и поклялся никогда больше этого не делать. Но это случилось снова. И на этот раз погибла коза.

Ему так хотелось, чтобы все оказалось просто кошмарным сном. Вот сейчас он очнется – и поймет, что ничего не произошло. Но в его руках была влажная шкура. Ему хотелось умереть, но он знал, что его позор оскорбляет предков. Аллах наказывает его за похвальбу, думал Кунта. Он опустился на колени лицом на восток и стал молиться о прощении.

Поднявшись, он увидел, что ребята из его кафо сгоняют всех коз и готовятся покинуть пастбище. Они собирали хворост в вязанки. Один мальчик нес раненую собаку, а две другие собаки сильно хромали. Ситафа увидел, что Кунта смотрит на них. Он опустил свой груз и зашагал в его сторону, но Кунта сделал ему знак присоединиться к остальным.

Каждый шаг по козьей тропе приближал Кунту к концу – концу всего. На него накатывало чувство вины, он дрожал от страха. Его выгонят из деревни. Он не увидит больше Бинту, Ламина и старую Ньо Бото. Он будет скучать даже по урокам арафанга. Кунта вспомнил бабушку Яйсу и своего великого деда, имя которого покрыл позором. Он вспомнил знаменитых дядьев-путешественников, которые построили свою деревню. Он думал о бедной козе. Она всегда была проказливой и вечно норовила отбиться от остальных. Он думал о нерожденном козленке. Он думал обо всем, чтобы не думать о самом страшном: о своем отце.

Голова у него закружилась, и он остановился, замер, не дыша, глядя вперед. К нему бежал Оморо. Никто из мальчишек не мог ему сказать. Откуда он узнал?

– С тобой все хорошо? – спросил отец.

Язык Кунты прилип к небу.

– Да, – ответил он.

Но Оморо уже ощупывал его живот – поняв, что кровь на дундико не Кунты, он вздохнул с облегчением.

Выпрямившись, Оморо взял шкуру и бросил ее на траву.

– Садись! – приказал он, и Кунта сел, дрожа всем телом.

Оморо сел рядом.

– Ты должен кое-что знать, – сказал отец. – Все совершают ошибки. Когда мне было столько же дождей, сколько и тебе, мою козу задрал лев.

Приподняв свою рубаху, Оморо обнажил левое бедро. Бледный грубый шрам поразил Кунту.

– Я учился, и ты тоже должен учиться. Никогда не бросайся к дикому зверю. – Он внимательно посмотрел в лицо Кунты: – Ты меня понял?

– Да, отец.

Оморо поднялся, взял козью шкуру и зашвырнул ее далеко в кусты.

– Это все, что я хотел сказать.

Кунта плелся в деревню следом за Оморо. Он шел с опущенной головой. Но чувство облегчения было сильнее чувства вины. А еще сильнее была любовь, которую он испытывал к отцу в этот момент.

Глава 22

Кунта достиг своего десятого дождя. Его ровесники из второго кафо уже заканчивали обучение – с пяти дождей они занимались по два раза в день. Когда настал день выпуска, родители Кунты и других мальчишек собрались на дворе арафанга. Они сияли гордостью и сидели даже впереди старейшин. Кунта и остальные мальчишки сидели на корточках перед арафангом, а алимамо молился. Потом арафанг поднялся и посмотрел на мальчишек, которые тянули руки, вызываясь отвечать. Первым он выбрал Кунту.

– Чем занимались твои предки, Кунта Кинте? – спросил арафанг.

– Сотни дождей назад в земле Мали, – уверенно ответил Кунта, – мужчины рода Кинте были кузнецами, а их женщины делали горшки и ткали ткани.

Каждый правильный ответ собравшиеся встречали громкими криками удовлетворения.

Потом арафанг задал математический вопрос:

– Если у павиана семь жен, а у каждой жены по семеро детенышей и каждый детеныш съедает по семь земляных орехов в течение семи дней, то сколько орехов украдет павиан с поля?

После судорожных расчетов, записанных пером на дощечке из хлопкового дерева, первым дал правильный ответ Ситафа Силла. Восторженные крики родителей заглушили недовольные стоны других мальчишек.

Потом мальчики писали свои имена по-арабски, как их научили. Арафанг собирал дощечки и показывал их родителям и другим жителям деревни, чтобы все убедились: дети получили должное образование. Как и другим ребятам, Кунте было очень трудно читать буквы – даже труднее, чем писать. По утрам и вечерам, когда арафанг безжалостно лупил их по пальцам, все они думали только об одном: вот бы написанное было так же легко понимать, как язык барабанов. Барабаны понимали даже малыши в возрасте Ламина. Это было так просто, словно кто-то невидимый стоял рядом и выкрикивал слова.

Арафанг поднимал выпускников одного за другим. Наконец подошла очередь Кунты.

– Кунта Кинте!

Все глаза устремились на него. Кунта ощущал огромную гордость за своих родителей, сидевших в первом ряду, и за своих предков, покоившихся на кладбище за деревней, – в тот момент он сразу же вспомнил любимую бабушку Яйсу. Поднявшись, он прочел вслух стих с последней страницы Корана. Закончив, он прижал книгу ко лбу и произнес:

– Аминь.

Когда с чтением было покончено, арафанг пожал каждому ученику руку и громко объявил, что их обучение завершилось, мальчики переходят в третий кафо. Все собравшиеся захлопали в ладоши и закричали от радости. Бинта и другие матери быстро сняли покрывала с принесенных мисок и калабашей, наполненных вкусной едой, и выпускная церемония превратилась в настоящий пир.

На следующее утро Оморо поджидал Кунту возле загона с семейными козами. Указав на молодого козла и козу, Оморо сказал:

– Это подарок тебе к окончанию школы.

Кунта не успел поблагодарить, как Оморо уже повернулся и ушел – словно он дарил коз сыну каждый день. Кунта изо всех сил старался сдержать свою радость. Но когда отец скрылся из виду, он заорал так громко, что его новая собственность подпрыгнула и бросилась бежать – а за ней и все остальные. Когда Кунта всех переловил и пригнал на пастбище, его товарищи уже были там – и все хвастались своими новыми козами. Козы стали для них священными животными. Мальчишки вели своих коз туда, где росла самая нежная трава, представляя, каких крепких козлят они произведут на свет, а те своих козлят, пока у каждого из мальчишек не появится целое стадо, такое же большое и ценное, как у их отцов.

До следующей луны Оморо и Бинта оказались в числе тех родителей, которые пожертвовали третью козу арафангу, в благодарность за обучение сына. Если бы они были побогаче, то отдали бы даже корову, но они знали: арафанг понимает, что это им не по силам – как не по силам всем жителям бедной деревни Джуффуре. Некоторые родители – рабы, не имевшие и того – вообще ничего не могли предложить, кроме собственных рук. В благодарность они отработали на полях арафанга целую луну, и он с удовольствием принял их дар.

Луны складывались в сезоны, прошел очередной дождь, и вот мальчишки из кафо Кунты уже принялись учить кафо Ламина искусству управления козами. Долгожданное время приближалось с пугающей скоростью. Дня не проходило, чтобы Кунта и его товарищи с тревогой и радостью не думали о празднике урожая, после которого мальчики третьего кафо – от десяти до пятнадцати дождей – должны были отправиться куда-то далеко и через четыре луны вернуться оттуда настоящими мужчинами.

Кунта и все остальные старались вести себя так, словно их ничего не беспокоит и не тревожит. Но думали они только об одном. Они жадно ловили каждый знак и каждое слово взрослых, которые дали бы понять, что ожидает их впереди. В начале сухого сезона, когда несколько мужчин на два-три дня покидали Джуффуре, а потом возвращались, не говоря ни слова, мальчишки начали нервничать – особенно после того, как Калилу Контех услышал, что его дядя говорил о необходимости ремонта ююо – деревни, где мальчики становились мужчинами. Деревня эта стояла заброшенной почти пять дождей со времени окончания последней церемонии. Еще больше волновались отцы: совету старейшин предстояло выбрать кинтанго, старейшину, который будет проводить ответственную церемонию. Кунта и другие мальчишки не раз слышали, как их отцы, дядья и старшие братья почтительно говорили о кинтанго, который руководил ими много дождей назад.

Незадолго до уборки урожая все мальчишки из третьего кафо возбужденно рассказывали друг другу, как матери, не говоря ни слова, обмеряли их головы и плечи специальной лентой. Кунта изо всех сил старался не вспоминать то утро пять дождей назад, когда новоиспеченные козьи пастухи со страхом наблюдали, как танцоры-канкуранг в страшных масках, с дикими криками потрясая копьями, вытаскивали дергающихся мальчишек третьего кафо из хижин с мешками на головах и уводили из деревни.

Вскоре тобало возвестил о начале уборки урожая, и Кунта присоединился к остальным жителям деревни на полях. Ему нравилась тяжелая работа – он был занят и слишком уставал, чтобы думать о том, что ждет его впереди. Но когда урожай был убран и начался праздник, ни музыка, ни танцы, ни пиры не доставляли ему радости, как остальным. Праздник был ему не праздник. Чем громче становилось веселье, тем более несчастным Кунта чувствовал себя. Последние два дня праздника он вообще провел в одиночестве на берегах болонга, швыряя камни в воду.

Вечером накануне последнего дня праздника Кунта сидел в хижине Бинты, молча доедая тушеные земляные орехи с рисом. Вошел Оморо и встал за ним. Уголком глаза Кунта заметил, что отец поднимает что-то белое. Не успел он обернуться, как Оморо натянул ему на голову длинный белый мешок. Ужас сковал Кунту. Он ничего не мог сказать. Он чувствовал, как отец взял его за плечо, поднял, повел назад и толкнул на низкий стул. Кунта плюхнулся на стул с облегчением. Колени у него дрожали, а голова кружилась. Он слышал свои короткие вздохи, зная, что если пошевелится, то свалится со стула. Он сидел очень тихо, стараясь привыкнуть к темноте. Он был настолько напуган, что темнота казалась вдвое темнее. Верхняя губа у него повлажнела от дыхания в плотном мешке. И тут Кунта подумал, что когда-то такой же мешок натягивали на голову его отца. Неужели Оморо тоже был так напуган? Кунта не мог себе этого представить. Он стыдился того, что может опозорить род Кинте.

В хижине было очень тихо. Борясь со страхом, от которого сводило живот, Кунта закрыл глаза и сосредоточился на том, что происходило вокруг. Ему хотелось услышать хоть что-то. Ему показалось, что он слышит движения Бинты, но он не был в этом уверен. Он гадал, куда делись Ламин и Суваду – они-то не могут вести себя так тихо. Наверняка он знал только одно: ни Бинта, ни кто-нибудь другой не станут с ним говорить и уж точно не снимут мешок с его головы. А потом Кунта подумал, как ужасно было бы, если бы кто-то снял этот мешок и все увидели, как он напуган. Тогда люди могли бы решить, что он недостоин звания мужчины и не может идти вместе со своими товарищами.

Даже ребята возраста Ламина знали (Кунта сам говорил ему), что происходит с теми, кто оказывается слишком слаб и боязлив, чтобы выдержать испытание, которое превращает мальчиков в охотников, воинов, мужчин – за двенадцать лун. А что, если он не выдержит? В горле Кунты пересохло от страха. Он вспомнил, как ему рассказывали о тех, кто не выдержал испытания: к ним до конца жизни относились как к детям, хотя они стали совсем взрослыми. Их сторонились, им не разрешали жениться и иметь детей. Такие люди обычно покидали деревню – раньше или позже. Они никогда не возвращались, а их отцы, матери, братья и сестры никогда о них не говорили. Кунта представил, как бредет из Джуффуре, как жалкая гиена, проклинаемый всеми. Эта картина была слишком ужасна, чтобы о ней думать.

Через какое-то время Кунта понял, что слышит отдаленный гром барабанов и крики танцоров. Прошло еще какое-то время. Какой сейчас час, гадал мальчик. Он подумал, что близится час сутоба, середина времени от заката до рассвета, но через несколько минут услышал крики алимамо, сзывавшего всех на молитву сафо – за два часа до полуночи. Музыка стихла, и Кунта понял, что жители деревни оставили празднование, а мужчины поспешили в мечеть.

Кунта знал, что молитвы уже закончились, но музыка не возобновилась. Он прислушался, но кругом царила тишина. В конце концов он задремал и проснулся через несколько минут. Было по-прежнему тихо – а под мешком еще и темно, темнее, чем в безлунную ночь. Раздались какие-то тихие звуки – Кунта был уверен, что слышит лай гиен. Он знал, что гиены всегда лают, прежде чем начать выть, а потом уже воют до самого рассвета.

На праздничной неделе с первыми лучами солнца били в тобало. Он ждал, когда прозвучит гул барабана – ему хотелось услышать хоть какой-нибудь звук. Он чувствовал, что в нем нарастает гнев. Тобало должен был прозвучать с минуты на минуту, но ничего не происходило. Он сжал зубы и подождал еще немного. И тут его сморил сон. Несколько раз он вздрагивал и просыпался, но потом заснул крепко. Когда наконец прозвучал тобало, Кунта подпрыгнул на месте и чуть не упал. Щеки его горели от стыда, что он заснул.

Кунта начал уже привыкать к темноте под мешком. Теперь же уши его уловили обычные утренние звуки – пение петухов, лай собак-вуоло, завывания алимамо, стук пестиков в ступках. Утренняя молитва Аллаху, как ему было известно, будет связана с успехом церемонии, которая вот-вот должна начаться. Он слышал движение в хижине и чувствовал, что это Бинта. Было странно не видеть ее, но он точно знал, что это его мать. Кунта подумал о Ситафе и других своих приятелях. Он с удивлением понял, что за всю ночь ни разу не вспомнил о них. Он твердил себе, что у них ночь была такой же долгой и трудной, как и у него.

Когда возле хижины раздались звуки кор и балафонов, Кунта услышал, что кто-то идет и разговаривает. Голоса становились все громче. Затем зазвучали барабаны, резко и уверенно. А через мгновение сердце его остановилось – он почувствовал чужое присутствие в хижине. Он не успел собраться с духом, как его схватили за руки, рывком подняли со стула и поволокли из хижины на улицу, где уже оглушительно стучали барабаны и кричали люди.

Его толкали и пинали. Кунте хотелось за что-нибудь уцепиться, но каждый раз твердая и уверенная рука останавливала его руку. Тяжело дыша под мешком, Кунта понял, что его больше не бьют и не пинают и криков толпы уже не слышно. Наверное, люди пошли к другой хижине, подумал он, а его направляет раб, которого Оморо, как все остальные отцы, нанял, чтобы тот отвел сына с мешком на голове в ююо.

Каждый раз, когда очередного мальчика вытаскивали из хижины, толпа восторженно кричала. Кунта был рад, что не видит танцоров-канкуранг, которые выделывали головокружительные кульбиты и подпрыгивали высоко в воздухе, потрясая своими копьями. Большие и малые барабаны – все барабаны деревни – оглушительно били, и раб все ускорял шаг, ведя Кунту между рядами людей. «Четыре луны! – кричали люди. – Они будут мужчинами!» Кунте хотелось рыдать. Ему безумно хотелось коснуться Оморо, Бинты, Ламина – даже надоедливого плаксы Суваду! Он не мог вынести мысли о том, что пройдет четыре долгие луны, прежде чем он снова увидит тех, кого любил больше всех на свете – только раньше не понимал этого. Слух подсказал ему, что они с проводником присоединились к длинной процессии, двигавшейся под ритмичный бой барабанов. Они прошли через ворота деревни – он понял это, потому что гул толпы начал стихать. Кунта почувствовал, что по щекам его текут слезы. Он крепко зажмурился, чтобы скрыть слезы даже от себя самого.

В хижине он ощущал присутствие Бинты. Теперь же почти физически чувствовал страх своих товарищей по кафо, которые шли впереди и позади него. Он знал, что страх их так же велик, как и его. И от этого стыд его ослабел. Он шагал, ослепленный белым мешком, и знал, что оставляет позади не просто отца, мать, братьев и родную деревню. И осознание это наполняло его печалью и ужасом. Но Кунта знал, что это нужно сделать. Это сделал его отец и когда-нибудь сделает его сын. Он вернется – но уже мужчиной.

Глава 23

Похоже, они приближались к недавно срубленной бамбуковой роще – до нее не больше броска камня, Кунта чувствовал это. Сквозь мешок он ощущал сильный аромат нарубленного бамбука. Чем ближе они подходили, тем сильнее становился запах. Они подошли к барьеру, преодолели его, но все еще были на улице. Конечно же! Это бамбуковая изгородь! Неожиданно барабаны смолкли, и процессия остановилась. Несколько минут Кунта и остальные мальчишки стояли неподвижно и молча. Кунта ловил самые слабые звуки, чтобы понять, куда они пришли, но слышал лишь крики попугаев и визг мартышек над головой.

И тут мешок с его головы сорвали. Он стоял, моргая от яркого полуденного солнца, пытаясь привыкнуть к свету. Ему было страшно даже повернуть голову, чтобы взглянуть на приятелей по кафо. Прямо перед ними стоял суровый, морщинистый старейшина Силла Ба Дибба. Как и все мальчишки, Кунта отлично знал и его, и всю его семью. Но Силла Ба Дибба вел себя так, словно никогда прежде не видел никого из них – да и сейчас предпочел бы не видеть. Он смотрел на них так, словно они были отвратительными личинками. Кунта понял, что это их кинтанго. Рядом со старейшиной стояли двое мужчин помоложе, Али Сисе и Сору Тура. Их Кунта тоже хорошо знал: Сору был близким другом Оморо. Кунта был рад, что Оморо здесь нет и он не видит, как напуган его сын.

Все мальчишки, как их и учили, скрестили ладони над сердцем и по обычаю приветствовали старейшин:

– Мира вам!

– Только мира! – ответили старый кинтанго и его помощники.

Кунта расширил глаза, стараясь не двигать головой, и увидел, что они стоят посреди небольшой деревни, состоящей из маленьких, обмазанных глиной хижин под соломенными крышами и огороженной бамбуковой изгородью. Он понял, что хижины, наверное, строили их отцы, которые на несколько дней исчезали из Джуффуре. Все это он мог видеть, сохраняя абсолютную неподвижность. Но в следующую минуту он чуть из кожи своей не выпрыгнул.

– Дети покинули деревню Джуффуре, – неожиданно громко произнес кинтанго. – Если вы хотите вернуться мужчинами, то должны избавиться от страхов, ибо трусливый человек – слабый человек, а слабый человек – это опасность для семьи, деревни и всего племени.

Кинтанго посмотрел на них так, словно никогда в жизни не видел столь жалкого зрелища, и отвернулся. Двое его помощников бросились вперед и принялись лупить их по плечам и спинам гибкими кнутами, словно коз, по несколько человек загоняя в маленькие хижины.

Оказавшись в тесной хижине, Кунта и четверо его товарищей были слишком напуганы, чтобы чувствовать жгучую боль от полученных ударов. Им было слишком стыдно, чтобы поднять голову и хотя бы друг на друга посмотреть. Через несколько минут, когда стало ясно, что в их мучениях наступил короткий перерыв, Кунта начал искоса посматривать на своих товарищей. Хорошо бы оказаться в одной хижине с Ситафой. Конечно, он знал и всех остальных, но не так хорошо, как своего друга. Разумеется, Ситафы рядом не было. Наверное, это не случайность, подумал Кунта. Наверное, они не хотят давать нам ни малейшего утешения. Может быть, нас даже кормить не будут – желудок Кунты громко заурчал от голода.

Сразу после заката в хижину ворвались помощники кинтанго.

– На выход!

По плечам снова прогулялась палка. Съежившиеся мальчишки шипели от боли, выбираясь в темноту. Они наталкивались друг на друга. Орудуя хлыстами и отдавая резкие приказания, помощники кинтанго выстроили их в неровный ряд. Когда все оказались на улице, кинтанго хмуро посмотрел на них и объявил, что им предстоит совершить ночной поход прямо в глубь леса.

Подчинившись приказу, мальчишки цепочкой потянулись по тропе, спотыкаясь в темноте. Кнуты помощников работали без устали.

– Ты топаешь, как буйвол! – услышал Кунта рядом с собой.

Мальчишка получил очередной удар и взвыл от боли. Помощники кинтанго закричали:

– Кто это был?!

Их хлысты заработали с удвоенной силой. После этого никто из ребят не проронил ни звука.

Ноги Кунты начали болеть – но не так быстро и сильно, как могли бы, если бы во время путешествия в деревню Джаннеха и Салума отец не научил его ходить плавно и правильно. Ему было приятно думать, что у других ребят ноги болят сильнее, потому что они пока еще не умеют ходить правильно. Но никакие уроки отца не могли избавить Кунту от чувства голода и жажды. Желудок его скрутило, голова закружилась. И тут помощники остановили процессию возле небольшого ручья. Отражение яркой луны на водной глади мгновенно исчезло под рябью – мальчишки рухнули на колени и принялись жадно черпать воду горстями. Через мгновение помощники кинтанго отогнали их от воды, чтобы те не пили слишком много. Потом они открыли свои свертки и раздали ребятам куски сушеного мяса. Мальчишки разрывали мясо, словно гиены. Кунта жевал и глотал так быстро, что почти не почувствовал вкуса первых четырех кусков.

На ступнях мальчишек появились большие красные язвы – и на ногах Кунты тоже. Но пища и вода были так прекрасны, что он не обращал внимания на боль. Сидя у ручья, ребята стали осматриваться вокруг. В лунном свете можно было рассмотреть друг друга. Все молчали – но теперь не из страха, а от усталости. Кунта и Ситафа обменялись пристальными взглядами, но в призрачном свете луны невозможно было понять, чувствуют ли они себя одинаково несчастными.

Кунте едва хватило времени остудить пылающие ступни в ручье, как помощники кинтанго приказали им снова построиться в цепочку и шагать в ююо. Когда они подошли к бамбуковым воротам, Кунта уже ничего не чувствовал. Вот-вот должен был начаться рассвет. Кунта подумал, что умирает. Он с трудом доплелся до своей хижины, наткнулся на другого мальчишку, опередившего его, споткнулся на земляном полу – и мгновенно заснул там, где упал.

В течение шести дней каждую ночь ребята отправлялись в лес, и каждый поход был дольше предыдущего. Боль в растертых ногах была невыносимой, но на четвертый день Кунта обнаружил, что она перестала его беспокоить. Ее вытеснило другое чувство – чувство гордости. На шестую ночь и он, и другие мальчишки заметили, что, несмотря на темноту, им больше не приходится цепляться друг за друга, чтобы поддерживать порядок в процессии.

На седьмую ночь кинтанго преподал мальчишкам первый урок: он показал, как мужчины ориентируются в глухом лесу по звездам, чтобы не заблудиться. За первые пол-луны каждый мальчик из кафо научился вести остальных по звездам обратно в ююо. Как-то ночью, когда процессию вел Кунта, он чуть не наступил на лесную крысу – та успела убежать в последнюю минуту. Кунта был страшно горд и удивлен – ведь это означало, что целая процессия двигалась так бесшумно, что даже лесные звери ее не заметили.

Но, как говорил кинтанго, искусству охоты, главному для любого мандинго, лучше всего учиться у животных. Когда кинтанго понял, что ходить по лесу мальчишки научились, он стал уводить их далеко в буш, где они строили шалаши и спали в них в перерывах между бесчисленными уроками искусства истинного симбона. Кунте казалось, что стоит ему закрыть глаза, как кто-то из помощников кинтанго тут же будит его для очередного урока.

Помощники кинтанго показывали, где недавно лежали львы, поджидая добычу, как они прыгали на проходящую мимо антилопу, куда направились после трапезы и где спали всю ночь и весь день. Потом ребята шли по следам антилоп, пока не смогли с точностью восстановить картину того, чем животные занимались целый день до встречи со львами. Они изучали глубокие расщелины в скалах, где прятались волки и гиены. Они начали понимать многие секреты охоты, о которых раньше не подозревали. Так, они никогда не знали, что главный секрет опытного симбона – плавность движений. Старый кинтанго сам рассказал мальчишкам историю о глупом охотнике, который умер от голода в местности, изобилующей дичью, потому что был слишком неуклюжим и производил много шума, а животные неслышно ускользали от него, и он даже не подозревал, что они были совсем рядом.

Во время уроков подражания голосам животных и птиц мальчишки чувствовали себя такими же неловкими. Они оглашали окрестности ревом и свистом, но ни птицы, ни животные на этот обман не поддавались. Потом они должны были очень тихо сидеть в укрытии, а кинтанго и его помощники издавали, казалось бы, точно такие же звуки. И вот тут-то животные и птицы появлялись, наклоняли головы и высматривали тех, кто их звал.

Как-то днем мальчишки тренировались в птичьих криках, и вдруг на соседний куст приземлилась крупная птица с мощным клювом.

– Смотрите-ка! – крикнул один из мальчишек с громким смехом.

Сердца остальных упали, потому что мальчишки знали: из-за этого болтуна накажут их всех. Он и раньше действовал, прежде чем подумать. Но реакция кинтанго удивила всех. Он подошел к несдержанному мальчику и сурово приказал ему:

– Принеси мне эту птицу – живой!

Кунта и его товарищи, затаив дыхание, смотрели, как мальчик, скорчившись, подбирается к кусту, где так неосмотрительно села крупная птица. Птица вертела головой во все стороны. Но когда мальчишка прыгнул, чтобы ее схватить, она ловко увернулась, забила широкими крыльями, взлетела совсем невысоко – мальчишка еще раз прыгнул, чтобы ее достать, погнался за ней и скрылся из виду.

Кунта и его товарищи были поражены. Им стало ясно, что кинтанго может приказать им все что угодно. Три дня и две ночи во время занятий мальчишки переглядывались и посматривали в буш. Все гадали, что произошло с их незадачливым приятелем. Да, они боялись, что им достанется из-за него, но он был одним из них – и они поняли это, когда он исчез.

Утром четвертого дня мальчишки еще только поднимались, когда часовой подал сигнал, что кто-то приближается к деревне. Через мгновение заговорил барабан: это был тот самый мальчик. Все выбежали встретить его, радуясь так, словно их собственный брат вернулся из похода в Марракеш. Худой, грязный, покрытый ссадинами и синяками, он с трудом держался на ногах, когда мальчишки хлопали его по спине. Но он слабо улыбался – и имел на это право: под мышкой он держал птицу со связанными лапками, крыльями и клювом. Птица выглядела еще хуже, чем он сам, но все же была жива.

Вышел кинтанго. Он обращался к этому мальчику, но все понимали, что он обращается к ним:

– Это научит вас двум важным вещам: делайте так, как вам говорят, и держите рот на замке. Так ведут себя мужчины.

Кунта и его товарищи увидели, что тот мальчик впервые получил одобрительный взгляд старого кинтанго. Старик знал, что мальчик рано или поздно поймает птицу – она была слишком тяжелой, чтобы летать. Она могла лишь перелетать с куста на куст.

Птицу быстро ощипали, зажарили и съели с огромным удовольствием – все, кроме того, кто ее поймал. Он был слишком утомлен и мгновенно заснул, не дождавшись еды. Ему позволили спать весь день и всю ночь, а Кунта с товарищами провели это время в буше на очередном уроке охоты. На следующий день, когда мальчишкам впервые позволили отдохнуть, тот мальчик рассказал о своих мучительных приключениях. Только через два дня и две ночи он сумел поставить ловушку, в которую птица и попалась. Он ловко связал ее, уворачиваясь от крепкого клюва, сориентировался по звездам, как их научили, и сумел найти в себе силы, чтобы целый день и ночь идти до ююо. Другим мальчишкам похвастаться было нечем. Кунта твердил себе, что он вовсе не завидует. Но само приключение – и одобрение кинтанго – сделало того мальчика гораздо более значимым остальных товарищей по кафо. И когда помощники кинтанго объявили урок борьбы, Кунта воспользовался случаем, чтобы побороть того мальчика и швырнуть его на землю.