Текст книги "Плач Стали"

Глава 13

Я уже поправился достаточно, чтобы выдержать двухдневный переход по заснеженному лесу. В компании двух друидов, то есть кудесников, для нас не было ни малейшей опасности. В мою военную бытность от одного товарища наслушался множества небылиц про африканских колдунов. Дескать, мамбы в одиночку ходят через саванну, населённую гиенами и львами, через леса леопардов, плавают через реки с крокодилами, едва ли не используя последних как подручные плавсредства. Пройти мимо дозоров, по минному полю, через вооружённый лагерь для них вообще пустое дело – люди их не замечают, а они чуют любую опасность.

Здесь у нас, слава богам, мин нет, снайперов тоже, для львов и крокодилов прохладно, но волки, медведи, рыси всё-таки водятся. Я как-то легко относился к тем же волкам, ну, хищники, может, чуть больше крупной собаки. Не доводилось встречаться, я ж не охотник. А тут проняло прям до донышка теоретически бездонного желудка.

Шли мы, значит, себе шли, подходим к полянке, думаю, пообедаем. Света вдруг говорит тихонько, – постойте тут спокойно, не орите и не дёргайтесь, – а сама, не меняя походки, дальше пошла. Дошла до центра поляны, пропела что-то жалобно, как проскулила. Смотрю – выходят из-за деревьев. Вот тут меня и проняло, ага.

Что сказать? Зверушки точно крупнее собаки, Баскервиллей, блин, четверо почти чёрные, одна чуть поменьше и посветлее, изящней, что ли. Хотя вся пятёрка завораживала естественной грацией, законченностью плавных контуров, какой-то призрачностью движений – они словно текли через эфир.

Замер я и сам с себя поражаюсь – будто душу из меня вынули, такая потерянность, умиление до рези в груди, а страха нет, вернее есть радость, детский восторг до ужаса оболочки Горика и моё холодное удивление.

Серый зверь остановился в двух шагах от Светы, склонил голову, словно поклонился, да как прыгнет на неё! Она обхватывает лохматую тушу больше себя самой, валится навзничь, я срываюсь с места.

Скорость набираю, словно в боевом воплощении, но нет во мне ярости, даже злости нет. Успеваю заметить сбоку размазанный тёмный силуэт Остромысла, отмечаю, что четверо волков остались на месте. Светлана падает, я обгоняю кудесника, закрывая Свету и волка от удара уже занесённого посоха.

Хватаю зверя подмышки, прижимаюсь и перекатываюсь на спину. Волк взвизгнул, дёрнулся лапами, извернулся в моих объятьях и лизнул в лицо! Жмурюсь, смеясь, отталкиваю зверя, пытаясь увернуться, донёсся голос Светланы. – Опусти дубину, это мои друзья.

Ага, это она Остромыслу. Я завозился, освобождаясь из под тяжеленной мохнатой туши, разжмурился, заглянул в карие волчьи глаза с чёрными крапинками, попросил. – Ну, пусти уже, хватит!

Волк смешно фыркнул мне в глаза, убрал с плеч лапы, поднялся, сел рядом, морду отвернул к Светлане. Поднимаюсь, отряхиваюсь, говорю ей, – предупредить о встрече не могла?

– А зачем? – она ответила звонко. – Братики мои человека тонко чуют, злого разорвали бы, ничто бы вас не спасло, – Света резко обернулась к Остромыслу. – А так радостная какая неожиданность!

Да уж, слопали бы нас, значит так нам и надо, злодеям – тут обходятся без собеседований, то есть собеседования проводятся без лишних слов – ну, не умеют волки разговаривать. Кстати, надо как-то с «братиками» знакомиться, говорю Светке, – тогда давай знакомь с роднёй, жёнушка.

– Нет у них имён, не нужны они волкам, – серьёзно ответила Света, кивнула на «моего» волка, – вот она просто Старшая, и всё. Только её и отличаю, остальных не могу, – призналась она стыдливо.

Я покачал головой – явная недоработка. Хотя в душе признал, что сказки про африканских колдунов не такие уж враки, и северные их коллеги не лыком шиты, если эта девчонка запросто водит дружбу с волками. Остромысл тоже показал себя во всей красе, кстати, странно, что я его вообще мог заметить в атаке.

Светка объявила привал, мы с Остромыслом притащили лапника для костра, набрали котелок снега, поставили на огонь. Волки рассредоточились по периметру поляны, только Старшая улеглась неподалёку, казалось, совершенно не обращая внимания на нашу суету. Света сварила кашу с мясом, мы взялись за ложки. Я оглянулся на волчицу, Света заметила, – даже не думай их подкармливать.

Старшая к нам и головы не повернула, хотя аромат еды переполнил лесной воздух. Спрашиваю между прочим. – Как же ты с ними подружилась?

Света наморщила носик. – Они не собаки, запомните. Да, это звери, но и люди, может, даже больше люди, чем… кое-кто.

Мы с Остромыслом понятливо кивнули, ведун сказал. – Хорошо, запомнили. Всё-таки, как подружились?

– Это бабушка, – призналась она нехотя. – Волки приходили к ней больные, иной раз притаскивали раненых. Я у неё и научилась, а как она подружилась, не ведаю – может, тоже наставница её научила.

Гм, как-то иначе представлял себе Айболита. Спрашиваю с улыбкой. – Охотиться с ними не пробовала?

– Да ты что! У них же лапки! – Воскликнула Света, я, понятно, заржал. Она запальчиво заговорила. – Даже если ты, как они, двужильный, сможешь бежать сутки, всё равно на снегу за ними не угонишься.

– А верхом? – родил я идею, Света прыснула в ложку, разбрызгала похлёбку. Ткнула меня кулачком в плечо. – Не смеши! Дай спокойно поесть.

Ладно, не буду, хотя и не думал никого веселить. Мне в ипостаси мальчишки моё предложение казалось вполне естественным – я же лёгкий, а они вон какие здоровенные. Мне бы лук только тот, из которого она в меня стрельнула, да пока спрашивать неудобно. Потом, может, скажет при случае.

Двинулись далее под охраной волков, хотя Остромысла, кажется, конвоировали. Ведун явно чувствовал себя неуютно в этакой компании, старался держаться незаметно, как у него водится, наверно, хотел под землю провалиться, да не тут-то было. Каждую секунду один из серых братьев держал его на дистанции прыжка.

Трое бежали впереди, Старшая держалась рядом со Светой. А вёл нас Остромысл! Каким образом? Стоило ему изменить направление, как матёрый волчара убегал вперёд по новому курсу. Через пару минут к нам присоединялся его дозорный собрат и сменял Старшую, что в это время контролировала кудесника. Действительно, не глупее людей, только не говорят – в отличие от людей им слова просто не нужны, и так всё ясно.

Просто так идти было скучновато, меня подмывало поиграть с волчками, да вот беда – заняты они. Подумалось просто проверить себя, решил для начала уйти из-под контроля Старшей, Светы и Остромысла. Поймал мгновенье, когда каждый смотрел в другую сторону и думал о своём, шагнул с тропы.

Конвоир не отвлёкся от фигуры ведуна, Света продолжила что-то мурлыкать про себя, Старшая и ухом не повела. Я пошёл параллельным курсом – никакой реакции, даже непонятно, исчез я для них, или следят за мной потихоньку.

Была у меня гипотеза насчёт ментального воздействия. Больше всех жгут калории нервы, эмоции, значит в восприятии колдунов именно они и должны «светиться». Мне же, чтобы видеть колдуна в рывке не требовалось ничего особенного, просто скорость восприятия и невосприимчивость к воздействию.

Вот и волки движутся, словно плывут – просто перемещаются, ни малейшего ментального отклика. Благодаря им, на сравнении, я понял, что, оказывается, чувствую Светлану и Остромысла. Вот такое случайное открытие, если что сам обалдел. Но это пока неважно, меня интересовали волки – смогу я выследить и подкрасться к братцам в дозоре?

Прикинул примерно направление их движения, по логике один должен бежать прямо по курсу, двое по траверзам. Втянул морозный воздух, определил, откуда дует лёгкий ветерок, и побежал по длинной пологой дуге, чтобы тот серенький, что бежал справа, сам на меня выбежал.

Его силуэт я заприметил издали, хвала богам и дару их, системы слежения и распознания целей работают превосходно. Хотя чего уж там, лапки лапками, а наст ещё не установился – волки избегали заснеженных мест у деревьев. Да и не таились особо, полагались на острое чутьё и тонкий слух, справедливо исходя из того, что возможных встречных некому предупреждать о нашем приближении.

Я собрался, мобилизовал и без того ловкое, лёгкое мальчишеское тело, крался, постепенно сокращая дистанцию. Приблизился, мог и погладить, да решил не рисковать рукой, только присвистнул тихонько.

Видели, как подпрыгивают волки? Если видели, представьте, что серый попробовал выпрыгнуть из собственной шкуры. Махина оттолкнулась всеми четырьмя, разворачиваясь ко мне, и глаза – почти человеческий взгляд попутавших глаз матёрого волка, это доложу я вам картина!

– Охренел, боец? – выразил я зверю сочувствие. Тот чихнул, мотнув башкой, и снова на меня уставился. Продолжаю разговор. – Во! Будешь Бойцом, согласен?

Тот осторожно ко мне шагнул, склонился к ступням, понюхал, сел на попу, изобразив на морде умилительную озадаченность.

– Пойдём вместе, Боец? – разворачиваюсь по курсу, он одним прыжком поравнялся со мной и потрусил рядом, как будто так и надо.

Через час неспешной рыси нас сменили. Происходило это так. Бежали мы с Бойцом недалеко от «центрового», временами наблюдали его силуэт, значит, и он нас видел. В один момент волк замер на открытом пространстве и резкими прыжками убежал левее от курса. Боец оглянулся на меня, развернулся и неспешно побежал к основной группе. Ага, вот как они указывают друг другу направление и сменяются!

Остромысл повернул левее, его конвоир побежал на левый траверз, левофланговый стал центровым, а центральный занял правый фланг и дал нам сигнал возвращаться. До чего же смышлёные звери – я их даже зауважал.

Встретили нас с Бойцом чуть ли не овациями, в смысле только что не хлопали. Судя по вытаращенным глазам и открытым ртам, номер удался. Одна Старшая не проявила никаких эмоций, видимо, от неё-то не укрылись мои маневры.

– Где был? – наконец, подобрала слова Света.

– Гулял с волками, – говорю запросто.

– Предупреждай в другой раз, пожалуйста, – проговорила она сердито.

– Вот нихрена ж себе! – воскликнул Остромысл. – Да как же мы не заметили, что тебя нет?

– Так, значит, нужен вам, – уклонился я от объяснений.

Так и побежали, я больше не хулиганил, предупреждал. До наступления ночи побегал с каждым братцем, обозвал остальных Букой, Чуней и Гансом, ну… чисто в память дал им боевые позывные реальных ребят. Пацаны не обидятся уже, остались в другом мире… на далёкой войне, а мне так родней.

Как совсем стемнело, остановились на ночёвку. Пока варили ужин, волки несли охрану поотдаль, а как стали укладываться, подошли. Я завалился в обнимку с Бойцом, Света со Старшей, Остромысл скорчился на лапнике у костерка.

Проснулся от тревожного чувства среди пушистых сопящих тел. Огляделся, увидел замершего столбиком Чуню. Встал осторожно, подошёл, подтолкнул огромного зверя ладошкой в плечо к остальным – нужно сменить бойца на посту. Тот зевнул с протяжным подвывом и полез в общую кучу греться. Меня сменил Ганс, ткнулся носом в плечо. Утром разбудила Старшая, лизнув в лицо. Здорово, заодно и умылся.

Ближе к обеду Остромысл сказал Свете, чтоб отпускала волков, скоро уже доберёмся. Она, пожав плечами, ответила, что это решает Старшая, когда приходить, сколько сопровождать, где расставаться. Остромысл нахмурился, видимо, решил уже, что Света командует волками. Ага, три раза! С ними можно только дружить, может быть, попросить о чём-то, командовать ими может лишь матриарх. Мысль мне показалась знаковой, нам предстояла встреча с матушкой.

Волки пропали без церемоний, типа «наше вам с кисточкой». Примерно через четверть часа встретили помощники Остромысла, взялись проводить. Я заинтересовался – вот нефигассе ж себе предложеньице! Кто-то взялся проводить колдуна в его собственное логово!

Сам колдун выглядел немного смущённым, меня, кажется, поджидают новые открытия. И точно – провели нас в низенькую, небольшую новенькую избушку! Остромысл пригласил нас со Светой входить первыми.

Мама и сестрёнка встретили стоя, поклонились в пояс, мы поклонились в ответ, и кудесник тоже! Дальнейшее я уже хорошо себе представлял. Мама подошла к Остромыслу, поцеловала, тот обнял её за плечи, глянул на меня виновато. Я говорю с новым поклоном. – Матушка, позволь представить тебе Светлану.

А она в ответ, – не трудись, Горик, мы знакомы.

Нетрудно было догадаться! Говорю этой красивой молодой женщине, ни разу не повысившей голоса, более того – никогда никого ни о чём не просившую, чья власть в селе была близкой к абсолютной. – Матушка, её я выбрал своей хозяйкой. Благослови.

– Ты уже избрал волхва рода, Горислав! – Проговорила она строго, – его и проси.

Я обернулся к Остромыслу, тот совсем смешался. – Ну, я не против… то есть будьте счастливы… и отстаньте уже, что уставились?

– Да, детки, – улыбнулась мама, – проходите, отдохните пока, а затем и в баньку – поспеет скоро. Потом всё и обговорим без спешки.

Что ж, Горислав и помыслить не мог перечить маме.

Глава 14

Вздох и свист клинка в унисон, на карусели сверкающей стали бликует солнечный зайчик. Полуоборот, шаг и замереть… в сотый раз восхититься грацией хрупкой фигурки. Меч перед собой, исходное положение. Поймать её внимательный взгляд… улыбнуться глазами, и всё сначала – повторяй за мной, девочка, ты же так просила показать! Вот и пожалуйста! Немного быстрее, чем за секунду до этого, почти незаметно. Со стороны уже неразличимо, хотя смотреть на нас некому.

На снегу следы только наших босых ног, мои чёткие, прорисованные, её размазанные, но уже различимые, лучше, чем когда только приступили к отработке первой связки. Встали лицом к лицу, синхронно склонились, и она стала моим отражением, живой тенью. Чтобы двигаться, видеть, дышать со мной.

А что босиком, сама придумала – мне такое и в голову б не пришло. Говорит, что полезно, наверно, думала, что из-за такой ерунды занятия не продлятся слишком долго. Для нас нет ничего слишком, нет даже просто «долго», нет самого времени – есть лишь дыхание, свет и движение. Общее ощущение жизни, ледяные струи Неба переплетаются с волнами жара Земли, напряжённый гул эфирных струн и покалывание каждой снежинки в ступнях. Лишь миг, только скорость… тени уже от нас отстают, теряются.

Мир преображается, встречает меня узнаванием, вглядывается в Свету пытливо, она здесь впервые. Попросила – покажи. Пожалуйста, Света, это наш мир. Мир, это Света, правда, она прелесть? Мир согласен со мной, я счастлив, Светлана заливается восторженным смехом. Да, милая, вот так я живу и… иногда убиваю.

Оказывается, в Истинном мире можно просто жить… удивительное открытие – убивать не обязательно! Можно любить и чувствовать любовь, оставаться человеком, даже больше – стать почти богом. Стоять, обнявшись, смотреть в глаза, смеяться от счастья, над собой – мы же, как дети кружились до одури, чтоб устало выронить клинки, поймать друг друга в объятья, рухнуть в снег и лежать так долго-долго, глядя в небеса.

После такого наваливается истома, ленивые мысли еле ползут, в общем, некоторое время можно существовать обычным человеческим существом. Как послушные дети мы идём в «родительскую избушку», кланяемся старшим, ведём себя почтительно и прилично степенно. Вот мука-то!

Приходится чувствовать себя в чём-то вечно виноватым мальчишкой перед… ну, кто бы мог подумать! перед Григорием Петровичем! Само собой, перед матушкой. Пусть лично я перед ней провиниться не успел, это целиком заслуга юного Горислава, но я ж это он и есть, так что чувствую себя виноватым, как дурак.

Спрашивается, откуда это во мне, сиротке приютском? Мне трудно было понять поведение «нормальных» ребят, их звонки домой и неуклюжие враки. Особенно после заявлений о том, как бедных достала родительская опёка. Впрочем, я начал немного понимать их готовность пахать на трёх работах, даже воевать, лишь бы «не жить с родителями».

Матушка нас прекрасно понимала, сама ж пожила в роли младшей невестки, так что протокольные вещи свелись к минимуму, а зажили мы отдельно. Остромысл сразу выделил землянку в секретной части и не велел оттуда выходить без его сопровождения, пока не освоим базовый отвод глаз.

Вернее было бы сказать, пока не сдадим зачёты на первый, только ему известный уровень. Пришёл к нам в землянку, хоть постучаться не забыл, расселся и «с нашего позволения» потратил целый час на объяснение основ теории, распинался о разнице между «видеть» и «смотреть». Мы умненько кивали невпопад, тоскливо гадая, когда же он свалит уже. Наговорившись, колдун предложил практическое занятие, простые прятки, причём, для начала водить будет только он.

Вылезли из-под тёплых шкур, Остромысл учтиво отвернулся, пока мы одевались, и сразу начал считать: «Я считаю до пяти, тупо лень до десяти…». С тепла поёжились на морозце и прыснули босиком в разные стороны. Следы, конечно, выдавали нас с головой, я специально бежал, разбрасывая снег. Скрылись среди нагромождения камней и поваленных деревьев, я осторожно выглянул.

По опыту следил не за колдуном, а за его тенью, или смотрел на что-нибудь позади него. Ага, растерялся, ожидал выйти на нас по взглядам. Тут-то меня осенило… Я начал тихонько смещаться подальше от позиции Светланы. Могу поучить и самого колдуна ходить по лесу или в развалинах. Нахлынули привычные ощущения, когда замечен – получи пулю или гранату из подствольника.

Устроился на воображаемой огневой и вонзился взглядом в долговязую фигуру, будто собрался всадить в него полрожка. Он обернулся, словно на зов, уверенно двинулся ко мне. Стоило ему углубиться в завале, лёгкая тень метнулась по своим следам обратно к землянке, у входа подарила ему насмешливый взгляд и тотчас слилась с уютным мраком.

Остромысл растерянно остановился, тихонько засмеялся, покачав головой. Признаться, его прыжок был для меня неожиданным, я едва успел подобраться, чтоб, когда он снова метнётся, прыгнуть одновременно с ним. Я сосредоточился на звуке, внимательно разглядывая, запоминая форму коряги под ногами. Колдун не двигался, лишь ровное дыхание, ни скрипа. Ясно, что решил попытаться взять на испуг…

Шорох, прерывистый хрип, и я срываюсь с места, в движении на самом краешке обзора поймал его тень. Остромысл меня не заметил, нормальному человеку необходимо смотреть, куда он прыгает. Не оглядываясь, спокойно иду к землянке, его вздох – шаг, замереть, выдох – другой шаг.

Наше вам с кисточкой. Кроме «смотреть» и «видеть» есть ещё такая штука «не мог и подумать». Светлана уже лежала под шкурами, озорно улыбается, снимаю рубаху. – Нас тут прервали, итак…

Обожаю это дело с остреньким, пару раз даже довелось попробовать под обстрелом, подбил корректировщицу-радистку, да она и не ломалась особо. Ну а тут разве что разозлим и без того злого колдуна, что он нам сделает-то?

Да мы ему и не сказали ничего, когда потом уже позвали в землянку. Расстроился, говорит, что сам обо всём почти догадался… бы, если б не позвали, ага. Сказал сердито, что пусть и нечестно, зачёт мы сдали, и хотел уже уходить, да кто ж его так отпустит? Сам пришёл учить, и сразу сваливать? Дело-то серьёзное, даже принципиальное – как нам при случае убедиться, что никто поблизости тишком не притаился? Остромысл с виду неохотно согласился поучить.

* * *

Эта наука оказалась намного трудней. Чувствовать, вернее, уверенно определять направлен ли на меня взгляд, даже определять направление, я научился довольно быстро. Чутьё тоже помогало – топили же по-чёрному, от него разило дымом, а нам со Светой и так вдвоём никогда не было холодно. Однако определять чужое присутствие, как она, по непередаваемым ощущениям, я долго не мог. Так что учился я у Светы, а Остромысл лишь ставил нам хитроумные задачи.

Она честно пыталась что-то передать, объяснить… и вдруг её осенило. – Любый мой, да ты же мне не веришь!

Я сначала не понял, она загрустила, – если не чувствуешь, значит, не веришь, не любишь…

Так искренне сказала, так просто, что я едва вслух с ней не согласился. Действительно, ну, что такое это «любишь»? Никогда не задавался таким вопросом, для любви жизнь бывает слишком короткой… или глупо торопливой. Я даже не предполагал, что задумаюсь когда-нибудь о любви, особенно в другом мире в теле подростка, которому только дай… э… и всё! А тут, не верю, значит, не люблю.

А я люблю, боюсь её потерять, если признаюсь, что знаю, как она в меня стреляла и вытаскивала стрелу из спины. Но она же чувствует! Сам собой повёл себя как мальчишка – отстранился, насупился, даже засопел, блин. Пробурчал робко. – Расскажи о своём луке.

И всё, ни слова больше – она судорожно всхлипнув, обхватила за шею, прижала головой к груди, заплакала, – я знала… хотела рассказать… потом, честно! Ты же дурачок ещё, чудо моё! Ты бы не понял и даже сейчас не поймёшь! Поверь, я не хотела тебя убивать! Веришь?

Я осторожно освободился из захвата и, честно глядя в глаза, сказал, что верю, конечно, только действительно не понимаю… Нахрена было в меня стрелять??? Вопрос этот я задал несколько эмоционально, Света с плачем снова обвила руками шею, только на этот раз сама уткнулась мне в грудь. Так, не отрываясь, она и стала рассказывать, во что я должен поверить.

Значит, убивать она меня точно не хотела, а стреляла потому, что просто должна была это сделать. Оказывается, такие как я, давно известны волхвам и по обычаю подлежат истреблению, буде представится такая возможность. По косвенным признакам я – «перекрутень», «чужая тень». Тёмные волхвы заключают с недобрыми богами кровавые сделки, приносят ужасные жертвы, дабы те вселили в человеческую оболочку потустороннюю сущность.

Она сразу заподозрила меня ещё, когда я не дал ей рухнуть с дуба, даже раньше, едва не потеряв в лесу. Окончательно убедилась в этом во время побега и после – в деревне. Но… в селе я не тронул мирных жителей, она видела, как я уже готов был броситься на лесовиков и сдерживался.

Только поэтому она не позволила разрубить меня на куски и сжечь, как того требовали обычаи. То есть ей, вообще-то, нужен был колдун, Остромысл, просто узнать, зачем ему понадобилось вызывать «тень не отсюда».

– Понимаешь, твоя казнь могла навлечь его гнев на деревню, – она подняла на меня личико, лупая честными глазками. – Я обязана была попробовать спасти тебя и… уничтожить колдуна… то есть если убить колдуна, возможно, тень бы тебя оставила… только чужой дух и воля злых богов сначала не дали тебе умереть!

Я серьёзно смотрел в её полные отчаянья глазки и не знал, ржать или злиться!

– А потом Остромысл сказал о твоей маме… прости, маме Горислава.

Так, ещё лучше. Мама уже не моя и тоже под подозрением – замечательно!

– Как же ты со мной трахалась-то? – я жалостливо погладил её по щеке, размазал слезинку. Света схватилась за руку, прижалась лицом к ладони. – Это же так здорово – переспать с тенью! И ты такой… просто… вообще!

Глупо, конечно, я приосанился. – Ага, я такой. Так почему, говоришь, я должен тебе верить?

– А? – она смешалась, отпустила руку, понурилась, – потому что я поняла – ты добрый.

– Как поняла? – спрашиваю ровным тоном.

– Я ведь уже говорила! – Света резко подняла вспыхнувшие гневом глаза. – Вас не разорвали серые братья! Ты с ними даже подружился.

Нет, ну какая естественная прелесть! Что значит «проверить на зубок»! Я тепло вспомнил Бойца, Чуню, Ганса, Буку, меня задним числом даже слегка передёрнуло.

Света почувствовала мой вопрос. – Я не могу их позвать, они приходят сами. Хотя ты прав, я рассчитывала на них, затем и потребовала от Остромысла отвести в логово.

– Хорошо, – я погладил льняные волосы, – я тебе почти верю. Признаюсь даже, что ты права – я действительно не отсюда, и Остромысл тоже…

В её глазах метнулся испуг, она с видимым усилием осталась на месте, гулко сглотнув, проговорила. – Кто ты?

Я пожал плечами. – Дима, побратим Горислава, его посланец и… просто поверь – здесь я Горислав.

– А Остромысл?

– Григорий Петрович. – Я добавил строгости в голос. – Не верблюд!

Она нервно захихикала, ткнула в плечо кулачком. – Пустобрёх!

– Так ты мне расскажешь о твоём луке? – возвращаюсь к первому вопросу.

– А? – Света не сразу переключилась. – А! Ерунда. Это просто специальный лук против оборотней. Тебе, скорей всего, не подойдёт.

– Ну, мало ли! А вдруг? – я придумал, как мне показалось, убийственный довод. – Должен же я с чем-то охотиться! Сколько нам ещё сидеть на родительской шее?

Она серьёзно кивнула. – Хорошо! Пойми для начала, что это дар добрых богов. Дар любых богов это только возможность что-то получить самому. Ты поможешь мне овладеть своим даром, а я помогу тебе. Заодно научу чувствовать живое, это тоже дар. Для этого мы должны верить друг другу, как себе, любить… Ты мне веришь?

Я значительно кивнул – умеют же они быть убедительными! Очень даже логично – не убила ещё, значит, любит, а чтоб и дальше не пыталась, нужно в это поверить и самому любить. Говорю важно. – Надеюсь, мама не пожалеет для тебя меч.