Текст книги "Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 3"

Традиции удельных вольностей свято сохранялись в обители; но московское правительство, кроме того, само наполняло кадры соловецких обителей людьми в какой-то степени родственными им по духу, противящимся московским порядкам. Туда ссылались опальные бояре, остатки прежнего боярства, вожди крестьянских и казацких восстаний, а после собора 1656 г. туда было сослано около 100 человек «Аввакумовых и Лазаревых учеников» из среды клира. 1658 г. в монастырь были присланы новопечатные книги; монахи собрались на черный собор, который решительно высказался против того, чтобы служить «на ляцких крыжах по новым служебникам». Книги прятали в казенную палату, а богослужение продолжали править по старому обряду. Из Москвы тогда прислали своего игумена Варфоломея, назначенного помимо монастырских выборов. На это монахи отправили царю челобитную, перечисляя «вины» Варфоломея и прося его заменить другим, по выбору монастыря, а затем, не дожидаясь царского указа, самовольно отставили от игуменства Варфоломея и поставили на его место бывшего саввинского архимандрита Никанора. Это было прямое неповиновение. Агенты московского правительства донесли царю, что в монастыре стало неспокойно: монахи заодно с ссыльными, «мятежи чинят и воровские письма составляют», а в числе руководителей всей фронды называют ссыльного князя Михайло Львова. Эти события в Соловецкой обители грозили превратиться в настоящий бунт.

Правительство царя Алексея почувствовало, что старя вера начинает становиться лозунгом его принципиальных врагов. «Новая вера» при таких условиях превращалась из личного дела Никона в государственное. В то время, когда Никон, стоя на примиренческом пути церкви, стремился сохранить ее единство, говоря, что «обои де (книги и старопечатные, и новопечатные) добры, все де равно, по каким хочешь, по таким и служишь», правительство, и в большей степени царь, было иного мнения, что защита «новой веры» требуется прежде всего интересам государства. И созванный в 1666 г. по царскому указу собор из десяти епископов для суда над Никоном и для окончательного решения вопроса о церковной реформе, осудил Никона как патриарха, но официально признал, что реформа не есть его личное дело, а дело царя, государства и церкви.

В 1666 г. московский собор опрашивал расколоучителей, кто признавал свои заблуждения, тех после некоторой проверки прощали. Первым был опрошен епископ Вятский Александр. Он отрекся от своих писаний только после дополнительных разъяснений, после чего владыка был допущен к участию в соборе. Протопоп Аввакум вступил в состязание с отцами собора, «оставался глух ко всем доказательствам и убеждениям, и дерзко „укори в лице весь освященный собор, вся неправославными нарицая“»154154
  История русской церкви Макария, митрополита Московскаго. Том XII. Издание второе. Патриаршество в России. Книга III. Т-во Р. Голике и А. Вильборг, СПб, 1910, стр. 651.


[Закрыть]. Ввиду нераскаянности Аввакума лишили священства и предали анафеме; 15 мая постригли в Успенском соборе и сослали в монастырь, где содержался под стражей. Упорство проявил суздальский поп Никита. Он не отказывался от написанного им, вразумленный архиереями, говорил, что знает Писание лучше всех архиереев. Его лишили священства и отлучили от церкви. Сосланный в монастырь, Никита вскоре, как оказалось потом, притворно, начал каяться. Проявил упорство дьякон Фёдор Иванов, за что был расстрижен, предан анафеме. Находясь в заточении в Николо-Угрешском монастыре, он покаялся, его перевели в Покровский монастырь «ради совершенного покаяния и исправления». Но с Покровского монастыря он бежал, затем, узнав, что за него хватают и допрашивают, явился и начал открыто ругать церковь и новоисправные книги. Суздальский поп Лазарь на допросе оставался непреклонен, дело его решено было предать на решение прибывших вскоре в Москву восточных патриархов. Старец иеромонах Григорий Неронов, однажды каявшийся, снова обратившийся в раскол после оставления Никоном кафедры, будучи призванный на суд, второй раз «отрекся от своего ученья». Но он не замедлил снова изменить своему слову. Вскоре Григорий по распоряжению царя и приговору собора был сослан в Иосифов Волоколамский монастырь. Привезенный из удаленных лесов ветлужский старец Ефрем Потемкин на допросе весь затрепетал, начал громко плакать и рыдать, обливаясь слезами, сам стал обличать свое прежнее безумие, написал на бумаге свое покаяние. Отцы собора поверили искренности покаяния Ефрема, но пожелали, чтобы он объехал те места, где прежде сеял раскол, оглашая всюду свое покаянное писание. По выполнении этого Ефрем был полностью прощен и на житье послан в Новоспасский монастырь. Покаяние принес старец Феоктист, бывший златоустовский игумен. Получив прощение, он проживал в Покровском монастыре, где и скончался. Раскаяние выразили еще некоторые старцы, уклонившиеся в раскол.

После суда над патриархом Никоном и постановления патриархом Иосафа собор продолжил заседание в 1667 г. с участием восточных патриархов. Его деятельность свелась к разбору проведенной Никоном реформы. Собор постановил: 1) одобрить все книги, исправленные и напечатанные Никоном, так же как и все изданные по его удалении в уединение; 2) повторно осудить все те суеверные мнения, которые осуждены были Никоном и собором 1666 г. «Сие наше соборное повеление и завещание, по всем выше реченным чинам, православным предаем, и повелеваем, всем неизменно хранити, и покарятися святей восточней церкви. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас, и не покорится святой восточной церкви и сему освященному Собору, или начнет прекословити, и противлятися нам и мы таковаго противника, данною нам властию от всесвятаго и животворящаго Духа, аще будет от священнаго чина, извергаем, и обнажаем его всякаго священнодействия, и проклятию предаем»155155
  Мнения, отзывы и письма Филарета, митрополита Московскаго и Коломенскаго, по разным вопросам за 1821—1867 гг. Собранныя и снабженныя пояснительными примечаниями Л. Бродским. Синодальная тип., Москва, 1905, стр. 358.


[Закрыть].

В этом же году собор предложил свои суждения по поводу никоновской реформы, официально закрепляя все принятые им нововведения. Подводя итоги, митрополит Макарий пишет: «Таким образом, что начал московский собор 1666 года по отношению к расколу, то окончил большой московский собор 1667 года. Первый призывал, одного за другим, расколоучителей, выслушивал и обличал их учение, убеждал их покаяться, и кто не хотел каяться и покориться Церкви, тех, каждаго порознь, предавал анафеме и отсылал под начало или даже в заключение в какой-либо монастырь. Последний собор произнес общий приговор, общую анафему на всех последователей раскола и постановил, по примеру древней Церкви, общее правило подвергать их наказанию не только церковному, но и градским законам. И нельзя не признать, что эта общая анафема на раскольников была неизбежна и совершенно справедлива. Раскольники еще прежде, до соборной на них анафемы, сами, так сказать, изрекли на себя анафему и отсекли себя от Церкви. Сущность их учения, как уже достаточно открылось из их писаний и словесных заявлений на соборе 1666 года, состояла не в том только, что они хотели держаться одних старопечатных книг и мнимо-старых обрядов, и не покорялись Церкви, не принимали от нея новоисправленных печатных книг, но вместе и в том, что они считали эти последние книги исполненными ересей, самую Церковь называли еретическою и утверждали, что Церковь более не Церковь, архиереи ея не архиереи, священники не священники, и все ея таинства и чинопоследования осквернены антихристовою скверною; раскольники не только противились Церкви, но совсем отрицали ее, отрицались от нее и, по своим убеждениям, были уже совершенно отделены от нея. Необходимо было, чтобы и Церковь со своей стороны всенародно объявила, что она не признает их более своими чадами, т.е. чтобы она анафематствовала и отсекла от себя тех, которые еще прежде самовольно отпали от нея и сделались ея врагами. Со времени этой-то анафемы, произнесенной на раскольников большим московским собором, и начал существовать в России раскол, как особое общество верующих, именующих себя старообрядцами, совершенно отдельное от православной Церкви и враждебное ей…»156156
  История русской церкви Макария, митрополита Московскаго. Том XII. Издание второе. Патриаршество в России. Книга III. Т-во Р. Голике и А. Вильборг, СПб, 1910, стр. 777—778.


[Закрыть]

Таким образом, старая вера была официально и окончательно осуждена и приравнена к «воровству»; царь, в свою очередь, обнажил меч материальный и в 1666—1667 гг. издал несколько указов, коими воеводам предписывалось разыскивать раскольников и подвергать их «царским сиречь казнениям по градским законам». С этого момента начинается раскол и открытая правовая борьба государства и церкви со всеми элементами старой веры.

Для профессионального клира принятие новых книг означало принятие новой веры; с другой стороны, фактически старый клир был неспособен служить по новым книгам, и борьба за «старую» веру превратилась в борьбу за свое существование. Уложение 1649 г. предусматривало сожжение на костре всякого, «кто возложит хулу на господа Бога». В разных местах страны запылали костры, на которых гибли ревнители старины. Идеологи старой веры, Аввакум, Епифаний, Лазарь и Фёдор (Никифор к тому времени скончался) приняли подвижническую смерть после многолетнего заточения, в апреле 1682 г. они были сожжены на костре. А через две недели умер и двадцатилетний царь Фёдор Алексеевич.

Профессиональная оппозиция, одна, без союза с паствой, была бессильна. Она быстро сходит на нет, сливаясь с могучими социальными движениями, выкидывающими знания старой веры. Посадское духовенство, державшееся старой веры, еще могло сохранить за собою места, т.к. оно опиралось на влиятельное посадское население; сельское же духовенство должно было либо принять новые книги, либо уйти вслед за бежавшими от крепостной кабалы крестьянами. Последнее и произошло, и во второй половине XVII века в сельских приходах появляется множество новых попов, ставленников и верных слуг помещиков – никониан. Старая вера, однако, не могла быть уничтожена. В течение конца XVII в. она прошла длинный путь, преломляясь так или иначе через ту среду, в которой она попадала и которая выставляла ее своим знаменем. Можно сказать, что конец царствования Алексея и царствования его преемников вплоть до двоевластия Петра и Ивана прошли под знаком староверческой революции. В ней принимали участие, с одной стороны, осужденные на исчезновение, вроде остатков боярства и стрелецкого войска, с другой стороны, элементы, закрепощенные и эксплуатируемые дворянским государством, посадское и крестьянское сословия.

Первая буря разразилась в Соловецком монастыре, приобретя впоследствии ореол мученичества в книге Семена Денисова «История о отцех и страдальцех Соловецких», сделавшейся настольной книгою для чтения в каждой старообрядческой семье. Но едва ли мятеж монахов заключался в несогласии с новыми служебниками, при разборе этого дела здесь, как и в любом другом вплывает множество т.н. подводных камней. Еще игумен Соловецкой обители Илия (1645—1660), заботясь об исправлении недостатков иноческой жизни и желая найти для этого поддержку у внешней власти, вскоре после своего вступления в управление доносил царю, что некоторые из братии, вопреки преданию Зосимы и Савватия, уносят в келию простой мед, который ставится в господские праздники и торжественные дни на трапезе, там проводят его в брожение и напиваются допьяна; встречались между монахами и ссоры, вражда и нежелание починяться строгим монастырским правилам. В царской грамоте 1647 г. строго повелевалось не держать по келиям опьяняющих напитков, а ослушников наказывать. Поэтому неудивительна реакция монахов, когда еще во время управления Новгородской митрополией Никоном, указывающим им на церковное нестроение чина, введение единогласия, обличение других беспорядков, вызывало ропот и недовольство. Недоброжелатели царя, находившиеся в монастыре, впоследствии еще более раздували недовольство Никоном и его распоряжениями, например, подобно сельскому опальному князю Львову, ставшему начальником печатного двора в Москве.

Немалое влияние оказало на неблагоприятное отношение соловецких монахов к делу исправления богослужебных книг и то, что для книжных исправлений в Москву был вывезен из Соловецкого монастыря грек Арсений, сосланный сюда для испытания образа мыслей, человек, не внушавший к себе доверия, двусмысленно отзывавшийся о греческой церкви. К лицам, заявлявшим неудовольствие делу исправления богослужебных книг, примкнул и сам игумен, уже возведенный Никоном в архимандрита, Илия. Когда в августе 1657 г. в монастырь были привезены новопечатные книги, то монахи, созванные Илией, решительно отказались принять присланные книги, прибавляя, что они не станут причащаться даже от священников, которые захотели бы служить по этим книгам. Однако решение не принимать новопечатные книги было не общим; в 1658 г. священники Василий, Кирилл, Исидор и другие послали грамоту патриарху Никону, в которой обвиняли архимандрита Илию и его советников в утайке исправленных служебников, в решении не принимать их и стоять за своего игумена. Однако прониконовская братия была не в состоянии противостоять мятежному духу, тем более что патриарх Никон жил в это время в Воскресенском монастыре не у дел и не мог оказать деятельной поддержки лицам, пославшим челобитную. В то же время партия, производившая смуты в монастыре, находила новую поддержку в прибывших в монастырь во множестве ссыльных; между ссыльными особенно выдавался Саввинский архимандрит Никанор. Любимец царя, но не пользовавшийся расположением патриарха Никона, жаждал принять участие в совершавшейся церковной реформе; но Никон оставил его в тени, вероятно, опасаясь, что он может составить ему конкуренцию; это оскорбило Никанора и, естественно (исходя из общего морально-культурного состояния служителей церкви), сделало его врагом Никона и его церковных преобразований. Поселившись в Соловецком монастыре, он в духе собственного настроения передавал братии все, с чем близко познакомился в Москве.

В 1659 г. архимандрит монастыря Илия умер, и на его место был избран Варфоломей, умеренный приверженец старины. Споры о старых и новых книгах продолжали волновать соловецкую братию. Как человек нерешительный, он то подпадал под влияние противников исправления церковных книг, то из опасения кары высшей власти склонялся на сторону нововводных чинов; в 1663 г. пытался приступить к церковным нововведениям, но потерпел неудачу и опять стал заботиться о сохранении в монастыре старых порядков. Тем не менее, репутация защитника «древнего благочестия» для него была потеряна навсегда, тем более что он был единомышленником старца Геронтия, заподозренного братией в еретичестве. Недовольные настоятелем подали на него жалобу, обвиняя его в дурном обращении с братией. В 1665 г. Варфоломея вызвали в Москву на собор 1666—1667 гг. вместе с ним была отправлена от братии и челобитная с просьбой оставить все по-старому. Варфоломей не только не представил челобитной, но даже принес полное раскаяние в своей приверженности к старообрядчеству, за которое держались, за которое держались сосланные в соловецкую обитель князь Львов и другие противники Никона, архимандрит Никанор, Фирсов Герасим и другие.

В Москве решили расследовать дело. Произвести следствие поручено было Сергию, архимандриту Ярославского монастыря; вместе с этим ему же поручено увещевать соловецкую братию к принятию новоисправленных богослужебных книг. Дело оказалось неудачным. Следствие Сергия, «мужа гордого, яко же древний фараон, и велеречивого» не умиротворило братию. Его увещания принять новые книги остались бесплодными. «Допрежь сего от соловецкой обители вся русская земля всяким благочестиям светилась, и ни под каким зазором Соловецкий монастырь допрежь сего не бывал, но яко столп и утверждение и светило сиял. А вы теперь от греков новой вере учитесь… они и креститься-то не умеют…»157157
  Мордовцев Д. Л. Великий раскол. Исторический роман в двух частях. Издание второе. СПб, типо-лит. А. Е. Ландау, 1891, стр. 114—115.


[Закрыть] – сетовал архимандриту старец Геронтий от лица братии. Сергий сразу убедился в бесполезности своих дальнейших увещаний; и, оправивши келаря Савватия и князя Михаила Львова в Москву, сам направился туда же. На место Савватия братия избрала келарем будильника Азария, до фанатизма преданного старине, а казначеем иеромонаха Геронтия. Новое неутвержденное начальство в 1667 г. отправило челобитную царю Алексею с мольбой не присылать им новых учителей и новых книг. В ней, осуждая постановление соборов, они утверждали, что: «священники, дьяконы, все соборные чернецы и вся братия рядовая и больнишная, и служки и трудники все»158158
  Там же, стр. 116.


[Закрыть] разделяют высказанное в челобитной. Архиепископ Филарет пишет: «Но это чистая ложь. Многие вовсе не думали разделять мысли суеверов и даже уговаривали других быть покорными собору, еще более было таких, которые не хотели ни во что вмешиваться, а желали плакать только о грехах своих. Но тех и других силою заставляли по крайней мере быть на сходках безпокойных голов»159159
  Филарет. История русской церкви. Четвертый период: период патриаршества 1588—1720. Харьков, универ. тип., 1853, стр. 257—258.


[Закрыть]. Соловецкий старец Варлаам свидетельствовал, что: «иных де таких же [как он, которого долгое время держали в тюрьме] их братью и мирян, которые к их воровству не приставают и за Великого Государя Бога молят, держат они воры в тюрьмах и морят голодом, хлеба и воды не дают, и они де едят пометище свое и пьют ссаки свои»160160
  Акты исторические, собранные и изданные Археографическою коммиссиею. Том четвертый. Тип. II-го Отд. Собст. Е. И. В. Канц., СПб, 1842, стр. 536.


[Закрыть].

Между тем в Москву были вызваны старец Герасим и Никанор (Семен Денисов в «Истории о отцех и страдальцех Соловецких» пишет о Никаноре, что братия «оумолиша [его] … ехати к Москве. во еже оутолити гнев царский воспаленный на обитель, и оупросити жителем ея в древлецерковном благочестии жити, иже и обещася всеревностно о благочестии трудитися»161161
  Отдел рукописей РГБ. Ф.17 №45. История о отцех и страдальцех соловецких, иже за благочестие и св. церковыя законы и предания в настоящия времена великодушно пострадаша. Лицевая. Л. 23—24.


[Закрыть]). Первый принес пред собором 1666—1667 гг. искреннее раскаяние, а последний – притворное. Раскаяние Никанова и доверие, в которое он вкрался пред собором, ослабили силу донесений архимандрита Сергия. Правительство, уступая упорному ходатайству братии о перемене настоятеля, отставило Варфоломея от должности настоятеля. На его место настоятелем был избран архимандрит Иосиф, соловецкий пострижник; ему было велено вместе с Варфоломеем отправиться в Соловки. Испросил позволения отправиться в монастырь и Никанор «оувещати отцы соловецкия, вещию же самою к покаянию обратитися за преступление… оувещания к приятию новопечатных книг»162162
  Там же. Л. 25—26.


[Закрыть]. Мятежные монахи, к которым присоединились еще бежавшие из шайки Стенька Разина, получившие заранее постановление Никанора о приеме Иосифа и Варфоломея, первого не приняли, а у второго разорвали клобук и вырвали волосы. В свое оправдание монахи составили «сказку» с объявлением, почему они не принимают новоисправленные книги, и послали царю «отписку» (четвертую), в которой извещали, что они не принимают архимандрита, служившего по новым служебникам, и просили оставить их в прежней вере:

«Не вели, государь, у нас предания и чину преподобных отец Зосимы и Саватия переменить, повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой отец твой государев и все благоверные цари и великия князи и отцы наши скончались, и преподобные отцы Зосима, и Саватей, и Герман, и Филипп митрополит и вси святии отцы угодили богу. Аще ли ты, великий государь наш, помазанник Божий, нам в прежней, святыми отцы преданей, в старой вере быти не благоволишь и книги переменити изволишь, милости у тебя, государя, просим: помилуй нас, не вели, государь, болши того к нам учителей присылать напрасно, понеже отнюдь не будем прежней своей православной веры пременить, и вели, государь, на нас свой меч прислать царьской, и от сего мятежнаго жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие…»163163
  Материалы для истории раскола за первое время его существования, издаваемые братством св. Петра митрополита под редакцией Н. Субботина. Том третий. Часть третья. Москва, тип. Т. Рис, 1878, стр. 210.


[Закрыть].

Дело принимало серьезный оборот, но Алексей Михайлович щадил монахов и сначала «за противность» 27 декабря 1667 г. повелел отнять у монастыря их вотчины, «вотчинные села и деревни соляные и всякие промыслы и на Москве и на городах дворы» (находившиеся на материке). Только когда он узнал подробно о положении дел и настроении братии в Соловецком монастыре от сотника Чадуева и архимандрита Иосифа, то решил принять строгие меры, отправив против мятежников войско в 1668 г. Так началось знаменитое «стояние за веру» соловецких монахов – целая эпопея, с 1668 по 1676 гг., давшая начало старообрядческой легенде и народной песне.

Монастырь располагал богатыми запасами продовольствия, и его осада присланными стрельцами не принудила осажденных к сдаче. К тому же ряды восставших пополнялись разинцами, укрывшимися в монастыре после победы над ними правительственных войск. Эти «бельцы» и захватили в свои руки власть над монастырем, придав строю монастырской жизни революционный характер.

Московские воеводы – стряпчий Игнатий Волохов, стрелецкий голова Клементий Иевлев и стольник Иван Мещеринов – попеременно осаждали монастырь. Но они, имея неодинаковые инструкции от царя, а главное, неодинаковую энергию, вели осаду монастыря различно. Сам царь тоже постоянно колебался в применении решительных военных мер – первым двум воеводам он дал не слишком строгие инструкции. Только Мещеринову приказал «искоренить мятеж вскоре».

Волохов обосновался в Сумском остроге (недалеко от Сумского залива), откуда вел безуспешные переговоры с насельниками обители. В этом остроге проживал изгнанный смутьянами архимандрит Иосиф. Волохов враждовал с ним, писал на него доносы. За четырехлетнюю безуспешность в исполнении поручения и разного рода злоупотребления Волохов был отозван в Москву. 1672 г. в Сумский острог прибыл стрелецкий голова Клементий Иевлев с 725 стрельцами. Последний ничего важного против монастыря не предпринимал. Сам царь письмом своим обещал мятежникам простить все, если только они покорятся. Но чем большим послаблением действовал царь, тем сильнее сказывался фанатизм сопротивлявшихся. В 1673 г. осада обители поручена была воеводе Ивану Мещеринову. У него было 700 стрельцов и стенобитные орудия. Он обстреливал монастырь, но зимовать ушел в Сумский острог.

Соловьев пишет: «В монастыре при обороне сильнее всех действовали: старый заводчик, архимандрит Никанор, служка Бородин, келарь Нафанаил Тучин, городничий старец Протасий, из мирян сотники Исачко Воронин да Кемлянин Самко. Никанор ходил безпрестанно по башням, кадил пушки, кропил их водою и приговаривал: «Матушки мои галаночки! надежда у нас на вас, вы нас обороните!» – «Стреляйте, стреляйте!» кричал безпрестанно Никанор, «смотрите хорошенько в трубки, где воевода, – в него и стреляйте: как поразим пастыря, ратные люди разойдутся, аки овцы». Но между осажденными была постоянно рознь… Монахи, стоя горячо за предания Чудотворцев, как они выражались, не хотели однако порывать с правительством, и на вопрос архимандрита Иосифа: «Царь православен ли?» – отвечали утвердительно: даже главный оратор старообрядчества, Геронтий, не одобрял стрельбы в государевых людей. Таким образом, двое главных заводчиков возстания разошлись. Но на стороне Никанора были начальники ратных людей, сотники Воронин и Самко; эти не только считали позволительным стрелять в государевых людей, но требовали от священников, чтоб перестали молиться за государя: «Молитесь за преосвященных митрополитов и за всех православных христиан!» говорили они священникам, а про государя говорили такие слова, что «не только написать, но и помыслить страшно». Видя, что по их не делается, воры схватили четырех монахов, главных своих противников, в том числе и Геронтия; 16 сентября созвали собор и объявили келарю, что служить больше не будут и ружье на стену положили, потому что священники их не слушаются, молятся за государя, а они этих молитв слышать не хотят. Келарь стал им бить челом, и они умилостивились, взяли снова оружие, но объявили священников еретиками, перестали ходить в церковь, исповедовались друг у друга, а не у отцов духовных, завели содомию, начали расхищать монастырскую казну. Геронтий с товарищами были выпущены из тюрьмы, но принуждены были оставить монастырь и явились к Мещеринову. Геронтий остался верен своим убеждениям и объявил в допросе: «Перед великим государем я во всем виноват; я за него всегда Бога молил, теперь молю и вперед молить должен; Апостольскому и Св. Отец преданию последую; а новоисправных печатных книг, без свидетельства с древними харатейными, слушать и тремя перстами крест на себя воображать сумнительно мне, боюсь страшного суда Божия».

Большая часть священников оставила монастырь; тогда воры приговорили между собою: крест целовать, что им стоять и биться против государевых людей за сотников и помереть всем заодно. Но когда начали целовать крест, то оказалось много нежелающих, а двое оставшихся священников прямо отказали в церковной службе. Но Никанор не унывал: «Мы», кричал он, «и без священников проживем, в церкви часы станем говорить, а священники нам не нужны».

В конце мая 1675 г., Мещеринов опять явился под монастырь со 185 стрельцами. В августе пришло к нему еще около 800 стрельцов двинских и холмогорских. На этот раз воевода не пошел, по обычаю, зимовать в Сумской, но остался под монастырем. Попытка взять его приступом 23 декабря не удалась; но перебежчик, монах Феоктист, указал Мещеринову отверстие в стене, легко закладенное камнями. Ночью на 22 января, в сильную метель и бурю, Феоктист повел стрельцов к отверстию; камни были выломаны, и перед разсветом стрельцы были уже в монастыре. Осажденные, ничего не подозревая, разошлись уже спать, часовые стояли по башням, и стрельцы могли на свободе [свободно] сбить замки и отворить ворота, в которыя и вошел Мещеринов с остальными стрельцами. Защитники монастыря проснулись уже слишком поздно: некоторые их них бросились-было на стрельцов с оружием в руках, но сгибли в неравном бое; заводчики – Никанор, Самко – были схвачены и казнены, другие разосланы в Кольский и Пустозерский остроги; те же, которые объявили, что повинуются государю и Церкви, прощены и остались жить в монастыре»164164
  Соловьев М. С. История России с древнейших времен. Книга третья. Том XI—XV. Второе издание. СПб, Общественная польза, 1896, стр. 334—336.


[Закрыть]. Опустевшие места были заняты монахами из Москвы.

Цитадель старой веры пала, разгром был полный, и описание его в народной песне, вероятно, недалеко от истины:

«– Монастырь-ет разорили, – Всех трудников полонили, – В лед живыми погрузили, – Все иконы пороняли, – Все сосуды перемяли, – Стары книги перервали – И в огонь все пометали.»165165
  Родная старина. №4, 1928. «Стих о соловецком разорении» (записанный от слепцов в деревне Бритвине Свияжского уезда). С. 22—23. Полный стих: Как во славном было царстве, – Во Московском государстве, – В Москве-граде на базаре – Собирались все бояре; – Перебор был всем боярам, – Пересмотр всем воеводам, – Из бояр боярина выбирали, – Из воевод воеводу сажали. – Как сажали в воеводы, – Чину-роду не простова, – Что Ивана, – то Петрова, – По прозванью Салтыкова. – Повели же воеводу – Перед царския очи. – Как возговорит Государь-Царь – Алексей Сударь Михайлович: – «Ох ты гой, еси, воевода, – Большой Царев боярин! – Сослужи ты мне службу верную: – Сходи-ка ты ко синю морю, – К тому острову ко большому, – К монастырю тому честному, – К Соловецким-то чудотворцам, – К преподобным Изосиме, Савватию, – Монастырь той разорити, – Архимандрита-то казнити, – Всех ослушников переловите, – Руки, ноги им перевязати – И во лед всех побрасати, – Книги старыя перервати – И во огнь все пометати! – Прикажи ты все монахам, – Чтоб по новому молились, – Стару веру порушили, – Нову веру полюбили». – Как возговорит большой боярин, – Любимый царский воеводушка: – «Ох ты гой еси, Государь-Царь – Алексей Михайлович! – Нельзя об том подумати, – Нельзя же и помыслити, – Как порушить веру правую, – Как поставить веру не правую. – Нельзя ли Государь-Царь, – Алексей Сударь Михайлович, – Свой царский гнев утолити, – Плач на радость преложити: – Монастырь-ет не зорити, – Стару веру не рушити. – Нельзя, Государь, подумать – На то место на святое!» Воевода-то прогрешился, – Государь Царь опалился, – Скричал, сгаркнул Царь – Своим громким голосом: – «О добро же ты, воевода! – Повелю тебя казнити, – Руки, ноги отрубати! – Отступись-ка ты скорее, – Будет лучше, здоровее! – Не приму твово прощенья, – Исполняй мое веленье!» – Испугался царский воевода, – Испрошает силы много: – «Ох ты, гой еси, Государь-Царь – Алексей Сударь Михайлович! – Погоди меня, слугу казнити, – Дай достойну речь говорити, – Уж и дай мне силу не малую: – Сорок полков да все тысячных, – Сорок пушек да все медных, – Зелья – пороху, сколько надобно!» ✽ ✽ ✽ Приходил же воевода – На быструю речку, – Как садился воевода – Во легкие стружочки, – Возмолился он воевода: – Уж вы, ветерочки! – Донесите, ветерочки – Со полуденной сторонки – К Соловецким чудотворцам – К Изосиме, Савватию! – Как по Божьему веленью, – Воеводину прошенью, – Подымался бурень ветер – С полуденной стороны, – Приносил он воеводу – К острову большому, – Тому монастырю честному – Соловецких чудотворцев – Изосимы и Савватия. – Подступал же воевода – Ко святым воротам. – Как и было то на Петров денек, – Отошла честна заутреня, – Пономарь звонил к обеденке, – Честны старцы шли молитися. – Как завидел пономарь, – Колокольный звонарь, – Войско, с звонницы сбежал – И все старцам разсказал: – «Уж вы гой, честные старцы! – Идет сила к нам немалая, – Не малая, не великая: – Сорок полков, да все тысячных, – Сорок пушек, да все медных, – Зелья-пороху сколько надобно. – Да все войско-то православное. – Не то идут они биться-ратиться, – Не то идут богомольничать.» – «Ох ты глупый звонарь, – Неразумный пономарь! – Коль то войско православное, – Не идет оно биться-ратиться, – А идет оно к нам молиться.» ✽ ✽ ✽ На ту пору пушкари догадливы – Брали ядрышко закаленное, – Забивали в пушку медную, – Выпаляли в монастырь честной. – Как стрелял же воевода – Во святу соборну церковь, – Как уразил воевода – В Божью матерь у престола: – Уж тут старцы все узнали, – Все на стену пометались, – В одно место собирались, – В одно слово говорили: – «Пусть мы головы положим. – Да по старому послужим – Слуги вечные Богу будем – И во царствии и Ним пребудем.» – Как тут старцы порешили, – Так и к бою приступили. – Они пушки заряжали – Ядра пыжем забивали. – Выпускали-ж ядра мимо, – Поверх царской силы, – Чтобы силу не побити – Царя не прогневать. ✽ ✽ ✽ Как узнал про то великий Государь – Алексей Сударь Михайлович, – Как возстонет, как заговорит: – «Уж есть ли караулы здесь? – Уж есть ли гонцы скорые. – Чтоб скорее в монастырь скакать – Воеводе царску волю передать, – Монастырь святой не разоряти, – Стару веру не разрушати!» – А войска уж подступили, – Монастырь-ет разорили, – Всех трудников полонили, – В лед живыми погрузили, – Все иконы пороняли, – Все сосуды перемяли, – Стары книги перервали – И в огонь все пометали.


[Закрыть]

В соловецком бунте выступили в союзе почти все социальные элементы раскола: оппозиционные остатки старого боярства, профессиональный клир и «воры-казаки», т.е. беглые крестьяне. После соловецкого бунта движение во имя старой веры, т.е. против центральной власти, принимает характер затяжного кризиса. Поэтому удобнее его рассматривать в социальном разрезе, разбив на проявления посадского, стрелецкого и крестьянского раскола. В каждой из этих трех категорий раскол принимал своеобразную форму, «старая вера» понималась специфическим образом.

Первое и самое планомерное проявление раскола наблюдается в посадской среде. Там было немало условий, толкавших посадскую купеческую массу в оппозицию правительству. Былое посадское самоуправление «миром» отошло в область преданий, и города были отданы на разорение царским воеводам – кормленщикам, от которых горожане «обнищали и оскудели до конца», кроме того, посадское население наполняло государеву казну «запросными деньгами», несло целый ряд натуральных служб и повинностей, также ложившихся на них тяжелым бременем. Требуя несения тяжелого тягла, государство, в то же время, не распределило его равномерно; некоторые слои городского населения, например, гости, получавшие царские монополии вроде кабацких откупов, и торгово-промышленные люди владычных слобод пользовались целым рядом податных льгот. Помимо того, правительство царя Алексея уничтожило свободу торговой конкуренции. Торговля всеми главнейшими предметами за границу была объявлена царской монополией, передававшейся в руки немногих именитых гостей; лично заинтересованный в прибылях этой торговли царь Алексей предоставил большие льготы и привилегии «английским немцам», опутавшим благодаря этому все Московское государство сетью своих торговых контор и агентов. В результате купцы жалуются, что всеми торгами, которыми они искони торговали, завладели гости-англичане; в челобитной, поданной царю Алексею на совете 1648 г., купцы молят царя: «не дай нам, природным своим государевым холопам и сиротам, от иноверцев быть в вечной нищете и скудости»166166
  Никольский Н. М. История русской церкви. Москва, Политиздат, 1985, стр. 63.


[Закрыть], и выражают пожелание, чтобы «все были в тягле и в свободе или льготах вместе равно… чтоб во всем народе мятежа и розни не было»167167
  Там же, стр. 63.


[Закрыть]. Посадский купец XVII в. ненавидел высокомерных иностранцев не менее чем воевод, и когда московское правительство стало распространять новую веру, проникнутую «папежскою, лютеранскою и кальвинскою ересью, мерзкою Богу», многие посадские люди без колебаний заявляли: «установлена новая вера, велят кланяться болванам, носить немецкое платье, брить бороду, выдавать русских девиц за немцев», – и пошли в раскол.

Первоначально посадский раскол проявился в мирной форме. Когда стали распространяться Никоновы «затейки и новины», многие купцы перестали посещать общественные богослужения в приходских церквях. У кого была материальная возможность, те устраивали себе домашние церкви и нанимали вдовых священников, которым, по тогдашним правилам, не давалось приходов. Вместе с тем, посадские люди наравне с клириками, державшимися старой веры, деятельно принимались за пропаганду старой веры. Летопись раскола называет много имен таких апостолов старообрядчества и среди посадских людей. После собора 1666—1667 гг., когда были приняты жесткие меры против сторонников старой веры, посадское старообрядчество принуждено было уже таиться или эмигрировать. В 1669 г. произошла первая купеческая эмиграция из Москвы. Двенадцать семейств прихожан церкви Всех Святых на Кулишках не захотели больше оставаться в новом «Вавилоне» и во главе со своим попом Кузьмой выселились за польско-литовскую границу, в Стародубе. Там, возле селения Понуровки, около речки Ревны, образовалась первая колония московских «пуритан». В то же время начали складываться некоторые элементы идеологии посадского старообрядчества, положившие начало солидарной организации и взаимопомощи посадских старообрядцев. Сторонники старой веры – это новый Израиль, они в борьбе с никонианами должны приходить друг другу на помощь, выкупать друг друга из темницы, помогать в кризисах и т. д. Из этих ростков выросло впоследствии много стройных организаций, благодаря которым посадское старообрядчество стало могучей торгово-промышленной силой.

Время шло, и посадские люди, оставшиеся на родине, выжидали удобного случая выступить открыто против «антихристова» государства и осуществить свои стремления. Такой момент, по их мнению, настал, когда со смертью Фёдора Алексеевича зашатался Московский престол. Орудием переворота было стрелецкое войско, которое Софья подняла против тогдашнего правительства. Стрельцы были уже давно недовольны сокращением своих льгот и штатов и явным предпочтением, какое правительство оказывало передними наемным иностранным полкам и русским полкам иноземного строя, и чувствовали, что близится момент их окончательного упразднения. Поэтому они охотно встали за Софью и провели ее в правители, причем на ее сторону встала вся посадская Москва.