Текст книги "Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 3"

Но услуга была оказана не даром. Тотчас же после переворота, 15 мая, Софье была подана челобитная от стрельцов, гостей и торговых сотен на бояр, окольничих и думных людей, а вслед за тем в стрелецких полках началась усиленная агитация за восстановление старой веры. Правительство Софьи оказалось в руках народа и принуждено было уступить. Получив новую челобитную о том, чтобы патриарх и власти дали ответ от божественного писания, за что они старую веру возненавидели и возлюбили новую латиноримскую, Софья принуждена была допустить известные «прения о вере» в Грановитой палате 5 июля 1682 г. В это время, когда в стрелецких войсках началась агитация за старую веру, их предводитель Хованский задумал свергнуть правительство Софьи и сеть на престол Романовых, опираясь на все недовольные элементы Московского государства. Он щедро раздавал обещания направо и налево. Посадским людям он обещал уничтожения воевод и приказных людей и восстановление старой веры; стрельцам, беглым холопам и крестьянам, которых стрельцы охотно принимали в свою среду, он обещал утвердить отмену кабал в Холопском приказе и сохранить некоторые казацкие обычаи, введенные в стрелецком войске во время майского переворота.

Правительство Софьи смутно подозревало заговор и чувствовало, что оно сидит на пороховом ящике; опасаясь за свою безопасность, Софья с обоими царями уехала из Москвы, обратившись за помощью к дворянству. В то время как медленно собиралось дворянское ополчение, чтобы взять мятежную Москву, план Хованского вследствие доноса одного из стрельцов, раскрылся, и тогда, как только собралось дворянское ополчение, Софья энергичными мерами подавила восстание в зародыше. Хованский был казнен, Софья вернулась в Москву, и в1685 г. был издан новый указ против охранников старой веры, только что снова показавших свое значение, как серьезной революционной силы. Двенадцать статей этого указа предписывали жечь в срубе за хулу на церковь, за распространение мятежа, за подговор к самосожжению, за возвращение в раскол после покаяния; казнить смертью перекрещивающихся в старую веру, бить кнутом и ссылать тайных раскольников и укрывателей. Этот указ знаменовал окончательное крушение надежд на восстановление старой веры. Ее адептам приходилось теперь или подчиниться «антихристу», каким для них было московское правительство, или уйти. Починиться было невозможно; и вот начинается усиленная эмиграция всех зажиточных элементов старообрядчества за границу. «За рубежом древлее благочестие в ослабе [не преследуется]»168168
  Полное собрание сочинений П. И. Мельникова (Андрея Печерскаго). Том тринадцатый. Очерки поповщины. Часть I. Товарищество М. О. Вольф, СПб, Москва, 1898, стр. 49.


[Закрыть], – писали из Стародубья. И на этот призыв громадная толпа старообрядцев двинулась в Польшу, Швецию, Пруссию, Турцию, за Кавказ. Только одна организация основалась в пределах Московского государства, Выгорецкая община; но она приютилась на Крайнем севере, в дремучей тайге, где приходилось завоевывать жизнь самым тяжелым трудом. В новых общинах старообрядцы устраивались по старому обычаю миром, со старостами «по выбору» и в культовом обряде свято соблюдали старые правила.

Одновременно с этими движениями в Московском государстве назревала крестьянская реформация. Но почве крестьянства раскол дал в XVII в. наиболее обильные и своеобразные всходы. Вся крестьянская жизнь, весь ее уклад, все правовые или, вернее, бесправные нормы, в которых жило крестьянство XVII века, толкало крестьян на путь вражды к дворянскому государству. Одним из проявлений этой вражды был бунт Разина; замирание его не уничтожило, конечно, крестьянского недовольства, но заставило их искать новых путей для выражения своей оппозиции. Когда старая вера оказалась в положении преследуемой и гонимой святыни в среде городской оппозиции, крестьянство стало сейчас же на ее сторону и выработало своеобразную идеологию, в которой старая вера, как ее понимали профессионалы, преобразовалась до неузнаваемости. Поэтому есть полное право говорить не только о крестьянском расколе, но и о подлинной крестьянской реформации XVII в., но лишь, в отличие от Лютера, эта реформация низов могла нести только отрицательный вектор направленности.

С общим содержанием мистики крестьянская реформация несла в себе эсхатологическо-апокалипсический характер. Основная ее идея заключалась в том, что мир попал во власть темных сил, лежит во зле. «Градские законы» все истреблены, «собор верных» рассеян, а на «седалище власти» воссели «сластолюбцы, лихоимцы и немилосердные». Вместе с уничтожением всего старого гражданского обихода уничтожается, как говорили народные проповедники, и старая вера; и то и другое шло из одной и той же Москвы, от одного и того же царя и патриарха. Но раз зло воцарилось в мире, оно должно было иметь реальную персонификацию. Крестьянское мировоззрение не было отвлеченным, но оставалось по-прежнему насквозь анимистичным; идея зла для него не существовала, оно искало реального носителя зла. Народные проповедники из сельских и городских клириков назвали такого реального носителя зла антихристом и отождествляли его, как известно, с царем и Никоном. «Антихристов страх мир устрашил»; антихрист пришел в мир и воцарился в Москве. Антихрист – это нечистая троица, состоящая из змия, зверя и лживого пророка: змий – дьявол, зверь – царь, лживый пророк – патриарх.

Антихристова идеология была не чужда и посадскому расколу, и посадские люди, уходя из Московского государства, говорили, что уходят от антихриста. Но для посадского раскола Московское государство было антихристовым в боевом, а не эсхатологическом смысле: себя посадские старообрядцы считали адептами истинной христианской веры и, поскольку государство их гнало, оно и было для них антихристовым; свои зарубежные поселения они организовывали не на смерть, а на жизнь и благоденствие. Антихрист крестьянский, наоборот, понимался в эсхатологическом смысле. Антихристова идеология не только объясняла крестьянству смысл происходивших событий, но и давала надежду на скорое избавление. Крестьянство жадно внимало выкладкам своих церковных пророков на тему о том, что пришествие антихриста означает близость конца мира и страшного суда.

По готовому вычислению «Книги о вере» антихрист должен был явиться в 1666 г. Год этот как раз совпадал с годом собора, официально осудившего старую веру. По расчетам Апокалипсиса, антихрист будет царствовать только три года, а потом окажется ввергнутым в геенну огненную вместе со всеми своими приспешниками. Значит, остается подождать только еще три года, до 1669 г. Подобно своим западноевропейским собратьям в 1000 году, когда в Западной Европе также ожидали второго пришествия, крестьянство стало готовиться к кончине мира. С 1668 г. пред лицом этой кончины крестьяне забросили поля и полевые работы, и с начала 1669 г., на Пасхе которого ждали второго пришествия, началась повальная паника. Крестьяне уходили в леса, бросая свои дома на произвол судьбы, или делали себе гробы, ложились в них и «запощевали», т.е. умирали голодной смертью; исповедовались друг у друга и пели друг над другом заупокойные службы. По деревням, по лесам, по болотам неслась заунылая жуткая песня: «Древян гроб сосновен, – Ради меня строен. – Буду в нем лежати, – Трубна гласа ждати. – Ангелы вострубят, – Из гробов возбудят, – Пойду к Богу на суд. – К Богу две дороги, – Широки и долги. – Одна-то дорога – Во царство небесно, – Другая дорога – Во тьму кромешну»169169
  Мережковский Д. С. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Москва, Правда, 1990, стр. 356.


[Закрыть].

И когда мертвые восстанут из гробов, получат они воздаяние по делам своим; зло будет уничтожено, и гонимые «нищие» получат блаженство. Любимый народный проповедник, пророк народной реформации, Аввакум рассказывал, каково будет на том свете грешному царю и его присным, и какую награду получат верные чада Христа и Аввакума. «В огне-том здесь неболшее время потерпеть, – аки оком мгнут, так душа и выступит!»170170
  Протопоп Аввакум. Собрание творений. СПб, Квадриум, 2017, стр. 578.


[Закрыть] – и попадет прямо в рай, уготованный для Аввакума и его последователей. В райском селении приготовлены великолепные жилища и палаты, а в них столы, застланные белыми скатертями и уставленные всякими «брашнами», и до того там «умильно», что и изобразить нельзя. Туда и попадут все, кто изнемогал на земле, у кого, подобно святым на иконах, «лице, и руце, и нозе, и все чувства тончава и измождала от пота и труда и великия находящия им скорби». А «толстбрюхие» никоняне не пролезут в рай, но вместе с царем попадут в ад и будут там «реветь» в огненном жупеле: любили они вино и мед пить, жареных гусей, лебедей и рафленых кур есть, – и получат на том свете вместо этих лакомств «жару по горло». И когда никоняне пойдут после страшного суда в ад, верные будут подгонять их, поскольку Христос: «вас, собак, всех под начало отдаст»171171
  Там же, стр. 384.


[Закрыть]. Картины были настолько соблазнительны, что крестьянство было охвачено точно экстазом. И от экстаза оно не сразу очнулось даже тогда, когда 1669 г. прошел благополучно, не принося с собою конца света и оставив по себе только глубокое хозяйственное разорение крестьян и их господ.

Эсхатологические упования были настолько жизненны, что неисполнение пророчества нисколько не повлияло на уменьшение авторитета пророков. Напротив, крестьянство сейчас же поверило, что произошла простая ошибка в расчете, и что «последний чорт еще не бывал». Сообразили, что нужно считать не со дня рождения Иисуса, а со дня Его воскресения, нужно было накинуть еще 33 года и ждать второго пришествия в 1702 г., а появления антихриста – в 1699 г. Отсрочка на 33 года – срок немалый. За этот срок общее положение крестьянства ухудшилось еще более, и потому почва для эсхатологической идеологии оставалась по-прежнему благоприятной. Но вместе с тем, за этот срок успели назреть и выясниться основные элементы культа и жизни крестьянских староверов, придавшие крестьянскому староверческому быту характер примитивной и мрачной жестокости.

Пока второе пришествие и страшный суд казались совсем близким, крестьянство не заботилось о завтрашнем дне: завтра могла затрубить ангельская труба и мог придти конец всем земным заботам. Теперь приходилось думать о том, как прожить остающийся до пришествия антихриста более или менее значительный срок. Способ был найден в виде старого средства, хорошо знакомого крестьянству еще с начала XVII в.: нужно было бежать от антихриста в леса и в пустыни; «вне лесов ныне царство антихристово». Это бегство было своего рода планомерным колонизационным потоком, в главе которого шли «чернецы» с немногими разведчиками. В глухой лесной тайге, среди непроходимых болот находили островок твердой земли и строили там «скит», базу для колонистов-беглецов, с тайниками, амбарами, поварнями и с всякими запасами на случай прохода слуг антихриста. Такие скиты потом превращались в целые селения, «места зверопаственныя населяхуся» гонимыми верными; колонизация охватила собою огромные районы реки Керженца, в нижегородском Заволжье, леса Приуралья, Стародубья и тайгу Поморья. На новых местах переселенцы не заводили прочного хозяйственного обихода; при обширности пустых незанятых пространств было легко удовлетвориться требуемым идеологией временным хозяйственным укладом с преобладанием добывающей промышленности. Беглый крестьянин становился кочевым охотником, и «антихрист» не мог поразить его хозяйственным кризисом, если внезапно сгонял с места. На официальном языке скитников так и звали «бродягами, гулящими и бездомовыми людьми».

Период отсрочки заставлял крестьянство подумать и над устройством религиозного быта. Полное ожидания страшное трехлетие (1666—1669 гг.) могло пройти без регулярного культа; тогда крестьянство удовлетворялось голым отрицанием новой веры. Теперь нельзя было обойтись ни без определенной идеологии, ни без определенного культа. Ранее уже было разобрано, что представляла собой народная религия до половины XVII в. Это была смесь старого славянского анимизма и ведовства с некоторыми элементами христианства, унаследованными христианством из восточных и античных религий. В этом кровном родстве старинного анимизма с дохристианской стариной и был центр тяжести крестьянской старой веры. Крестьянству были чужды книжнические споры староверческих профессионалов с никонианскими профессионалами; оно мало интересовалось старым обрядовым христианским культом, столь ревниво оберегавшимся посадскими людьми. Оно поняло только, что та вера, которую хотят навязать правительственные опекуны в лице новых попов, ставленников никониан, есть антихристова вера, и, уходя, устраивало культ и верило по-своему.

Став полным хозяином религиозного быта, крестьянство вернулось к примитивным формам религии и культа, вполне соответствовавшим примитивному хозяйственному быту новых скитов. Откровение, заключенное в книгах, хотя бы в самых старых, для него более не существовало; откровение стало духовным, получалось посредством шаманского камланья. Возродились «бесования», «хождение по кругу» с новой силой, никогда, в сущности, не умиравшие, они теперь стали обычным способом привлечения «духа». Культ также упростился до крайности и там, где с беглыми оказывались попы, строились часовни и служились молебны, вечерни и часы, конечно, без поминания царя. Но и попы были далеко не везде; только Керженец мог похвалиться обилием беглых «чернецов», профессиональных отправителей культа, а в Стародубе, Поморье и Приуралье попы были редким явлением. В этих местностях культ еще более упрощается, а совершители его были те же пророки и пророчицы, которые получали откровение посредством хождения по кругу. «Девки» причащали изюмом, «пророки» крестили детей и перекрещивали в «Ердане» (т.е. какой-нибудь чистой реке) взрослых, чтобы смыть с них печать антихристову. Вместо церковного брака довольствовались простым благословением, иногда обходились и без этого: «несть грех плотское совокупление по согласию». Крестьянская «старая вера» одним концом упиралась в самую старинную анимистическую древность; но за это другим концом она уже глядела в будущее, в новую сектантскую идеологию, расцветающую пышным цветом в середине XVIII века. В обрядах и идеях крестьянских староверов ранней эпохи раскола уже даны все элементы будущего бегунства и хлыстовства.

Но одна черта, самая ужасная черта крестьянской реформации XVII в., налагает на нее своеобразный отпечаток, отличающий ее и от предшествующей формы крестьянской веры и от ее последующих трансформаций. Это идеология и практика самосожжения. И было бы не совсем правильно объяснять это явление только нежеланием беглецов отдаться в руки антихриста, бросившегося в погоню за бежавшими тяглецами. Несомненен тот факт, что раскольники часто сжигались на виду у настигавших их правительственных отрядов и говорили, что лучше добровольно сгореть, причем, однако именно сгореть, и принять мученический венец, чем гореть от руки палачей, слуг антихриста. Происходило ли это от безвыходности ситуации настигнутых беглецов или при других обстоятельствах, но в любом случае корни их идеологии следует рассматривать в тех мировоззрениях, в которых Россия тогда жила.

Самосожжение конца XVII в. связано с идеей воцарения в мире зла. Тот, кто хочет спастись, уходит от мира антихриста на незанятые им на земле территории. Но этого недостаточно, ибо живя в мире, любой человек запятнал себя общением с антихристом, несет на себе отпечаток греха. Для того чтобы спастись, чтобы получить лучшую долю после близкого уже страшного суда, надо очиститься совсем от всяких следов злого царства. Крещение в «Ердане» было одним из средств такого очищения, но и оно не вполне достигало цели. Для получения лучшего очищения следовало было пройти путем сурового аскетизма и для т.н. мученического венца принять «второе неосквернимое крещение огнем». Значение этого крещения было раскрыто еще Аввакумом. Самосожжение необходимо, чтобы «не погибнуть во зле духом своим»; оно имеет полную силу только тогда, когда совершается «своею волею», «самоохотно».

Эта представленная идеология самосожжения, с одной стороны, один в один походит на историю Д. Бруно, его увлечением древними философами мистической направленности: отдача своего тела огню для слияния с «Единым» в экстазе; другими словами, трансформация души в иную, более счастливую форму существования. Как известно, огонь является символом бога Ома, символом его чистоты. Добровольная же отдача себя огню, сделать сознательный выбор, означает пройти путь очищения и посвящение себя богу Ому. Русские на протяжении всей истории были сильными приверженцами поклонения солнцу и огню и мистическая направленность в этих самосожжениях, несомненно, проглядывается.

С другой стороны, в Священном Писании присутствуют места упоминания крещения огнем, и со всей очевидностью смысл их был истолкован самими церковниками своеобразным способом, практически переворачивая с ног на голову. А именно: у евангелиста Матфея (3:11) сказано: «Он (Христос) будет крестить вас Духом Святым и огнем». Похожая фраза присутствует и у Луки (3:16): «Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем». Евангелист Марк (9:49) пишет несколько иначе: «Ибо всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится».

В данных текстах речь идет о разделении мира и о разной участи праведников и нечестивцев – праведники будут крещены Духом Святым и пребывать в Божьем благословении – солью осоляться. Непосредственно под жертвой здесь ничто иное не может подразумеваться, как человек, терпящий за Христа. В то же время, сама соль в Ветхом Завете отнесена к сфере божественного; все, что посыпано солью, не портится и не пропадает. С ней связано представление о силе, поддерживающей, охраняющей и продлевающей жизнь. Но, кроме этого, соль также является символом разрушительного проклятия и гнева Божия. Вследствие последнего – все нечестивцы будут крещены огнем поглощающим, сожжены как сорняк, получая возмездие за свое отступничество, пребывая в ярости Божией.

Вся Библия говорит о разделении мира на праведников и нечестивцев, на даром дающее спасение Богом, и не мог Христос привнести иное понимание текстов. Но священство в «лествичном» страстном порыве стремления к «Небесам» рассудило эти места по-своему, пошло чисто по написанному, соединив крещение Святым Духом с огненным, и контекст их действий в итоге обрел откровенно супермистический характер, с одной стороны – сделаем работу вместо Бога, поскольку Он не может за всем уследить, и вообще Он немощный, сами поможем себе – другими словами, «Никто не даст нам избавленья: – Ни бог, ни царь и не герой – Добьемся мы освобожденья – Своею собственной рукой…», а с другой, уничтожающийся элемент теперь обрел фактор божественного попечения, т.е. суперстойкость. Таким образом, соединением крещения Святым Духом и огнем получилось явление «единства противоположностей», где самоуничтожение служит идеальным способом обретения собственной реальности, где элемент спасается самоочищением, приобретая божественную силу, и путем перевоплощения низости в достоинство ногою открывается дорога в рай. Из всего разобранного следует, что русская невежественность в вопросах учения христианства с сохранившейся у них языческо-мистической зависимостью эволюционным путем саккумулировала до крайности извращенную идеологию православного аскетизма культивирования самосожжения во имя Христа.

Вслед за Аввакумом, развившим теорию самосожжений в своих посланиях, появились проповедники самосожжения на Тоболе, в Олонецком крае, в Нижегородском уезде и других местностях. В семидесятых и восьмидесятых годах почти все самосожжения, или «гари», как их тогда называли, являлись добровольными «искупительными» актами, без всякой связи с гонениями и преследованиями «антихриста». В эти годы правительство еще не снаряжало таких экспедиций и облав на бежавшего тяглеца, как после 1685 г., года уход крестьян стал грозным явлением, сумевшим окончательно разорить помещичье хозяйство и государеву казну. Когда Пётр начал в широких размерах практиковать сыск беглых раскольников и разорять их лесные пристанища, то самосожжение получило новую силу. Кроме религиозного освящения они давали в руки практическое орудие борьбы с «антихристом», были своего рода последним прибежищем; «антихристу» не доставалась ни одна «душа», но все на его глазах добровольно переселялись в уготовленный для них Аввакумов рай. Окутанная дымом гари, вступает крестьянская реформация в XVIII век, и долго еще над нею продолжает стоять этот огненный туман мистического перевоплощения, усиливаясь и сгущаясь в эпоху Анны и ослабевая в век Елизаветы.

Эсхатологическая реформация стала активной формой сопротивления крестьянства под знаменами старой веры. Царица Софья издает драконовские указы, направленные против всех староверов. Как посадское сопротивление не ограничилось «нелепостными» словами и домашними церквями, а попробовало во время Хованщины вступить с «новой верой» в вооруженный бой, так и раскол в крестьянской среде привел к «воровским» бегам и порой массовым самосожжениям. Но лесная «пустыня» была не единственным местом пристанища для бежавшего крестьянина. Казацкий Дон, издавна бывший землей обетованной для беглого люда, в семидесятых годах XVII в., «возсиял и преподобными отцами наполнился». «Преподобные отцы» настроили по рекам Чир, Хопер и Медведица скиты, вскоре наполнившиеся беглецами из внутренней России, и повели деятельную агитацию за старую веру в казацкой среде. Казацкая голытьба оказалась очень податливой на эту пропаганду; напротив, домовитые казаки сразу же объявили «преподобных отцов» «ворами» и выдали наиболее деятельных московскому правительству, но не могли этим предупредить казацко-раскольнических бунтов. Начиная с 1686 г. на Дону возникают один за другим целый ряд таких бунтов, в которых знамя старой веры приобретает опять-таки своеобразную окраску. Идеология остается эсхатологической, но принимает революционный характер. Одновременно со вторым пришествием должны прийти на помощь Иисусу и Его верные: силы небесные соединятся с казаками, и произойдет поголовное истребление властей, а Москва будет разрушена. На месте же старого антихристова царства будет устроено новое мессианское царство, в котором не будет ни притеснений, ни неравенства, но все будут «по созданию Божию» братья. Таким образом, эсхатологическая проповедь «преподобных отцов» превратилась в казацком сознании в революционно-мессианскую идеологию. «Старая вера» еще раз переменила цвет, наконец, обратившись в лозунг коммунистического религиозного переворота.

Таково было происхождение и первые проявления того великого движения в XVII веке, которое принято называть расколом. В нем переплелись нити самых разнообразных общественных течений, самых различных по времени и содержанию религиозных идеологий. Никоновское насильственное насаждение новой веры разбудило и привело в движение силы, недовольные усилением дворянского государства XVII века. Это обстоятельство решило судьбу реформы. Из личного дела Никона, ее направленной силой, она стала делом государства; как понималась и во что превратилась новая вера, становится уже вопросом второстепенной важности. В то же время старая вера, превратившись в лозунг всевозможных оппозиционных и революционных движений, потеряла свою индивидуальность, какую она имела в представлениях профессионалов, сохранив лишь общую черту своей противоположности, «антихристову» государству. В XVIII в. все течения раскола, наметившиеся в XVII в., окончательно дифференцируются и идут уже каждая своей дорогой.

Важнейшей внешнеполитической акцией Российского государства XVII в. являлась борьба за воссоединение с Украиной. Уже при царе Алексее Михайловиче правительство начинало смотреть на Польшу глазами Ивана III и Василия III. Оно предполагало не только вернуть Смоленск и Северскую область, но и докончить воссоединение Литовской Руси с Русью северо-восточной, подвести итог давно начинавшемуся процессу, только на время задержанному Смутой. Москва хотела обладать литовско-русскими областями отнюдь не по национальным и религиозным только условиям. Этого требовали интересы сословной политики и интересы торгово-промышленного класса и народного хозяйства, уже несколько оправившегося и окрепшего от Смуты к середине века. Отнятие у Польши русских областей нанесло бы большой удар по политической самостоятельности Польши и ее экономическому развитию. Поэтому понятно и то упорство, с каким поляки отстаивали неприкосновенность своей территории, и та настойчивость, с какой московское правительство добивалось осуществления своих предположений.

На северо-западе Россия вела внешнюю торговлю через Архангельск, но в силу климатических условий это было очень затруднительно, к тому же вся торговля находилась в руках англичан. Пользуясь своими привилегиями, англичане являлись хозяевами рынка, держали цены на том уровне, на каком им это наиболее было желательно, сводя на нет участие во внешней торговле российского торгово-промышленного класса; недовольство последнего росло все более и более. Отмена привилегий после казни Карла I (1649 г.) все равно не могла дать полную свободу действий рынка. Для этого нужен был выход к морю, гавань на Балтийском море, которым владели и из-за которого соперничали Польша, Швеция и Дания. Приобрести ее можно было только после упорной войны со Швецией и Польшей. Интересы того же класса требовали и национального воссоединения. Владея речными дорогами – по Днепру и Двине, – торгово-промышленный класс мог расширять свои торговые операции. Поэтому любой территориальный захват должен был встретить активное одобрение купечества.

Захват литовско-русской территории совпадал с экономической политикой московского правительства. Ее южные и северные области представляли собой лакомую добычу, в особенности поднепровские и подвинские пространства, сплошь покрытые лесом, обильные пушным зверем и другими лесными «ухожаями». Все эти леса почти сплошь являлись королевскими доменами, и их эксплуатация приносила немалый доход государственной казне. Захват этой территории давал немалые ресурсы московской казне и возможность увеличить численность военно-служилого класса благодаря обилию земельных пространств. Внимание самого военно-служилого класса было сосредоточено на юго-западных областях, о богатстве которых оно давно слышало и в которых преобладала сельскохозяйственная культура, и только в пограничных землях пока царило промысловое хозяйство вследствие постоянных и неожиданных нападений крымских татар. Захват Украины прекратил бы бегство крестьян, укрепил бы сложившийся институт крепостного права, удовлетворил бы земельный голод военно-служилого сословия.

Осуществление российских стремлений способствовали настроения населения литовско-русских территорий. Украинские крестьяне и горожане являлись объектом национального и религиозного угнетения: населенные украинцами и белорусами латифундии принадлежали польским магнатам, которые сдавали на условиях аренды свои поместья иудеям, отчего участь украинских крестьян стала невыносимой. Налогом облагалось все, что только было востребовано: дороги, мосты, реки, печи, луга и даже сама служба в православной церкви. Местному населению запрещалось варить пиво, гнать вино. Все это предписывалось приобретать только в еврейской корчме или шинке, от которого пан имел свой гешефт – спекулятивное предприятие, поэтому отрицательные эмоции и протест против панского гнета в первую очередь приходились на евреев-арендаторов, которые, будучи сами не без греха, налагали сборы с населения с учетом своего непомерного аппетита. Официальным языком, на котором велось все делопроизводство в украинских учреждениях, был польский, православная церковь подвергалась стеснению. Казалось, это время и было наиболее подходящим. Вся Украина превратилась в казачество. Все поднялось против «пана» во имя свободы. России оставалось только быть настороже, внимательно следить за неизбежно развивающимися событиями, чтобы в соответствующий момент в них вмешаться.

Особую прослойку населения Украины составляли запорожские казаки. У днепровских порогов еще в начале XVI в. сложился своеобразный уклад жизни, существенно отличавшийся от жизни остального населения Украины. Казаки имели свое самоуправление – выборного гетмана. Днепровские казаки несли сторожевую службу, отражая набеги крымских феодалов. Польское правительство, заинтересованное в службе казаков, заносило их в реестр, т.е. список. Каждый значившийся в нем получал вознаграждение.

Реестровое казачество берет свое начало со времени Стефана Батория (Польский король с 1576 г.), сумевшего перенацелить энергию украинской «черни» с набегов на турецкие владения на братоубийственную войну с «московитянами» для упрочения своего положения на Польском престоле. Попасть украинскому крестьянину в этот реестр означало большую жизненную удачу. С этого момента он зачислялся в служилое сословие с выплатой «от короны» определенного жалования из средств, собираемых с других крестьян – землевладельцев, не удостоившихся такой чести. Главная же привилегия реестрового казака заключалась в наделении его семьи земельным участком и освобождение от выплаты всяких податей и несения многочисленных повинностей, т.е. он становился вольным землепашцем. Каждый казак приписывался к определенному полку, создаваемому по территориальному принципу (Черкасский, Каневский, Белоцерковский, Корсунский, Чигиринский, Переяславский). В мирное время он занимался своими хозяйственными делами, но если возникала какая-то внешняя или внутренняя угроза безопасности Речи Посполитой, то он на своем коне и со своим вооружением становился в строй под команду своего сотника, который подчинялся соответствующему полковнику, а тот, в свою очередь, – гетману, назначаемому Польским королем. Таким образом, в создании городского украинского казачества было заложено межсословное противопоставление казаков и крестьян, проживающих в одних и тех же селах, и направленное, в первую очередь, несения дозорной службы для сохранения спокойствия в самой Украине.

Запорожская Сечь непрерывно пополнялась новыми пришельцами, но реестр оставался неизменным. Отношение к украинскому народу, как к некому второстепенному, и наложение на это чувство недовольства тяжелыми условиями существования не включенных в реестр стали вызывать бунты. Так, в 1630 г. вспыхнуло восстание под предводительством Тараса Фёдоровича, направленное против гетмана, придерживающегося польской ориентации. Восставшие дважды разгромили шляхетские отряды и вырвали у правительства обещание увеличить реестр. Новые выступления произошли в 1637—1638 гг., но они потерпели поражение.