Текст книги "У Бога и полынь сладка (сборник)"

Утешение

Отец Симеон (Нестеренко)[13]13
  Схиархимандрит Симеон (Нестеренко; 1920–2010) – подвижник, опытный и строгий духовник, прозорливец. После закрытия Глинской пустыни поселился в абхазском городе Гудаута. Вокруг него сложилась община из духовных чад. В разгар войны в Абхазии он был вынужден переехать из Гудауты в поселок Верхний Юрт под Сочи, где проживал до своей кончины.


[Закрыть] – последний глинский старец. Он известен как большой молитвенник, к которому еще при жизни обращались тысячи людей. Приходят с просьбами и молитвами и после его ухода в мир иной. Я написал книгу «Чудо – дело тихое» и продолжаю собирать свидетельства о его помощи тем, кто к нему молитвенно обращается с просьбами о помощи в разных бедственных обстоятельствах.

Батюшка Симеон похоронен в Сочи рядом с храмом Георгия Победоносца. Через два года после кончины усердием одного из его духовных чад над могилой возведена часовня во имя преподобного Симеона Столпника. В часовне постоянно несут дежурство батюшкины чада, которые просят приходящих оставлять в книге записей свидетельства о том, как отец Симеон отозвался на их просьбы.

Недавно я прочитал, о чем в книге пишут. Люди благодарят батюшку и кратко объясняют, за что благодарят. В основном, это исцеления. Есть случаи исцеления и от неизлечимых болезней. Благодарят за установление мира в семье, за возвращение бросившего жену и детей мужа, за излечение от пьянства, за поступление в вуз. Но в этих изъявлениях благодарности нет деталей. Многие случаи можно объяснить везением или простым совпадением, я же ищу свидетельства явной помощи по батюшкиным молитвам, поэтому без деталей не обойтись. Нужна, так сказать, драматургия, а люди чаще просто сердечно благодарят за помощь. А вот в личной беседе детали и возникают.

Людмиле Архиповне Семеновой, дежурящей в часовне, одна женщина рассказала, как отец Симеон очень скоро откликнулся на ее просьбу. Они с мужем приехали из другого города на олимпийскую стройку. Мужу дали хорошую работу и поселили их в просторной трехкомнатной квартире. Пять лет они горя не знали. Правда, работы было много. Иногда муж приходил со службы за полночь. Закончилась стройка. Его тут же уволили и приказали освободить квартиру. Они не знали, что им дали временное служебное жилье. Говорили, что в собственность и навсегда. Ордера не дали, но обещали дать. Они и не беспокоили начальство. Думали, муж на хорошем счету: начальство им не нахвалится, ставили его в пример другим работникам, премии давали. Оказалось, зря не беспокоили. Закончилось строительство, начальство уехало в Москву. А уже другая организация, распоряжавшаяся имуществом, потребовала освободить квартиру. Куда деваться? Квартиру, из которой они уехали в Сочи, продали. Деньги вложили в ремонт и новую мебель.

Почти целый год они снимали жилье и искали работу. Проживали оставшиеся средства. Почти ничего не осталось. Хождение по высоким кабинетам ни к чему не привело. Ни работы, ни жилья никто не предложил. Советовали обращаться к тем, кто их пригласил в Сочи. Потеряв всякую надежду на князи и на сыны человеческие[14]14
  Ср.: Пс. 145, 3.


[Закрыть], пришли просить помощи у батюшки. Муж-то только на Пасху и ходил в храм, а тут встал на колени, прижался головой к надгробию отца Симеона и полчаса не вставал. Молился горячо и, видно, пообещал батюшке исправить жизнь и служить Господу. После этого стал каждый день ходить в храм. И вот через две недели приезжает к ним большой чин из Краснодара и вручает ордер на двухкомнатную квартиру в самом центре города и приказ о зачислении мужа на работу еще лучшую, чем прежняя.

В часовню, где похоронен отец Симеон, поначалу приходили лишь его чада и местные жители, а теперь приезжают из разных городов и весей. Этого немощного старца, которого многие годы возили на инвалидной коляске, хоронили два архиерея и около двадцати священников. Духовные чада говорят о том, что при жизни батюшки к нему не всегда можно было попасть – он постоянно болел и не мог никого принимать. А теперь в часовне многие искренне обращающиеся к нему получают утешение и помощь.

2016 г.

Прежде подумай, потом проси

Ох, как скоро отец Симеон отзывается на просьбы! Только нужно четко знать, чего у него просишь, а то можно получить неожиданное вразумление.

Меня привела в часовню, где похоронен батюшка, подруга. Период у меня был сложный: с мужем развелась, дочь уехала в Петербург поступать в университет. Времени свободного после работы много, и такая тоска на меня навалилась! Мне посоветовали ходить в церковь, и я стала стараться ходить в храм по воскресеньям.

Однажды во сне вижу священника: он смотрит на меня как-то искоса, будто чего-то от меня ждет, а я того, чего он ждет от меня, не делаю. Мне стало стыдно, хотела попросить прощения и оправдаться, но проснулась. Очень захотелось узнать, кто этот священник. В интернете нашла фотографии нескольких старцев, но того, кто мне приснился, не нашла. А все мои знакомые тогда говорили о святителе Луке (Войно-Ясенецком) и преподобном Серафиме Вырицком. Я почему-то подумала, что в моем сне был батюшка Серафим.

Я помаленьку стала воцерковляться, и захотелось делать что-нибудь доброе и нужное людям. Узнала о сестричестве при храме в честь иконы «Всех скорбящих Радость» и вступила в него. Мы ходили и в роддом, и в разные отделения. Помогали как медсестры и санитарки, а заодно утешали больных, рассказывали им о Боге, приносили Евангелия и разные духовные книги. Я решила пойти в самое трудное отделение – онкологическое. Перед этим подруга говорит: «Пойдем к отцу Симеону, благословимся. Попроси у него помощи в твоих делах». А я думаю: как же я пойду к какому-то священнику, когда у меня есть свой, отец Александр. Оказывается, отец Симеон уже умер и похоронен в часовне, а к нему люди ходят и просят у него помощи, и он многим помогает.

Пришли мы с подругой. Я как вошла в эту часовню, сразу увидела большую фотографию, прислоненную к кресту на надгробии. Я даже вскрикнула – так это же он мне приснился! Думаю: о чем же его попросить? И как-то стыдно обращаться к нему с просьбой. Мы и так на всех службах: «Подай, Господи!» да «Подай, Господи!».

А я очень не люблю просить. Со мной даже такой случай был. Приехал к нам в город один старенький священник, все к нему побежали.

Он идет и всех благословляет. Подошел ко мне. Я стою, поклонилась ему. Он берет мои руки и складывает ладошка на ладошку. Я руки отдернула: думала, что это он мне их так сложил, чтобы я милостыню попросила. Он снова берет меня за руки, а я снова их отдергиваю. Батюшка улыбнулся и говорит: «Откуда ты такая строптивая?». А я от волнения забыла, как наш храм называется. Говорю: «Из деревянной церкви». Батюшка засмеялся: «И церковь у тебя деревянная, и руки деревянные. Пойди, спроси в своей деревянной церкви, как нужно брать благословение». Сказал, перекрестил меня и пошел дальше. А все смеются…

Я с детства очень не люблю просьбами беспокоить, а тут нужно у отца Симеона чего-нибудь попросить, иначе зачем пришла? У меня ведь все есть: сама я жива-здорова, мама болела, но выздоровела, дочка в институт поступила. Думала-думала я и говорю тихо: «Батюшка Симеон, укрепи меня в вере. Покажи, действительно ли я уверовала, или это очередное мое увлечение». А я до этого чем только не увлекалась: и философия всякая, и йога, и буддизм…

Постояла, помолилась, прочитала про себя все, какие знала, молитвы, поцеловала крест и портрет батюшки Симеона и пошла в отделение. На мне – форма нашего сестричества, на платке красный крест. Посмотрела на себя в зеркало – чистая сестра милосердия времен Первой мировой войны. Даже (прости меня Господи за тщеславие) понравилась сама себе. Только вошла в отделение – бежит прямо на меня мужик с перекошенным от злобы лицом, да как стал меня бить и кричать: «Что вы тут шастаете, инфекцию разносите! Бога проповедуете – а Его нет!», – всякие богохульные слова, их и произносить страшно… И больно так бьет, все старается по лицу. Я опешила – что делать? И вдруг подумала: «Просила показать, уверовала ли, вот и терпи за Христа». И так мне стало радостно: сподобилась за Христа пострадать.

Я терплю, а он орет, как резаный. Медсестры подбежали, врач подошел. Мужики из больных оттащили его. Один шепчет: «Уходите отсюда. Это отставной полковник КГБ. Лучше не связывайтесь». Я, пока они с полковником переговаривались, забежала в какую-то палату. Думаю, не уходить же? Надо же о вере с народом говорить. Только не дали, врач приказал удалиться: «Тут нельзя устраивать скандалы – люди больны, многие неизлечимо, нельзя их волновать». Пришлось уйти. Обидно, конечно, что не дали до конца долг выполнить. А на сердце такая радость, хоть пой во весь голос! Я и пела в душе: «Спаси Господи, люди Твоя!». Пела и благодарила Бога за то, что дал пострадать за Него. А отца Симеона – за то, что выполнил мою просьбу, да так скоро.

2016 г.

Сказано: не клянись

Отец Симеон во время грузино-абхазского конфликта был вынужден уехать из Гуд ауты. Он поселился с несколькими монахинями на окраине Сочи. Жили они в небольшом домике. Со временем удалось пристроить комнату для батюшки.

Однажды я приехал к нему с приятелем, но отец Симеон плохо себя чувствовал после очередного инсульта и никого не принимал. Во дворе за столом сидело несколько человек. Нас тоже пригласили. Рядом со мной сидел человек в армейской форме. Он пожал мне руку и представился: «Борис».

Борис привез какие-то гостинцы для батюшки из Абхазии и уже собирался ехать обратно. Выяснилось, что после Сухуми он едет в монастырь в селе Дранда, а потом в горы.

Об этом монастыре я знал. Я читал книгу отца Валентина Свенцицкого «Граждане неба», и у меня зародилось желание повторить его маршрут и написать о современных монахах, подвизающихся в горах Кавказа. Я рассказал об этом Борису и сказал: «Хорошо бы снять о них фильм». Борис тут же предложил мне поехать с ним в Сухуми. Я с радостью согласился, и мы сразу же отправились на его «вездеходе» – переделанном «под нечто» армейском УАЗе.

При всей неказистости экстерьера, машина «летела», обгоняя фирменные джипы. Шофер Борис был опытный. Вел с какой-то ухарской легкостью, словно сидел не за баранкой, а на лихом коне. (Он был казачьим подъесаулом.) Всю дорогу до Сухуми рассказывал, как оказался у батюшки Симеона. Тот благословил его помогать монахам. Теперь он регулярно отвозит в горы продукты и все необходимое для зимовки. В зимнюю пору из-за большого снега нет никакой возможности добраться до их келий.

А к отцу Симеону Борис попал от большой беды: пришлось участвовать в боях во время грузино-абхазского конфликта. Его дом и вся часть города, в которой он жил, оказались в зоне боев. Хочешь не хочешь, а пришлось взять в руки оружие. Борис был егерем и одним из лучших на всем побережье охотников, так что к нему организаторы обороны пришли в первый же день. Отказываться было нельзя: нужно защищать семью, свой дом и свой город. Пришлось пережить страшные испытания. О них он не стал рассказывать. Только после окончания войны сразу же поехал к отцу Симеону исповедоваться. При батюшке дал обет Богу никогда больше не убивать – ни людей, ни животных. Батюшка отпустил ему грехи и строго сказал, что нарушать этот обет нельзя ни при каких обстоятельствах: «Даже если будут тебя убивать, ты не убивай. И помни, что ты не мне дал обещание, а Господу Богу». С тех пор Борис не брал в руки оружия. Автомат сдал, а охотничье ружье забросил на чердак. «Теперь у меня другая охота – охота душу спасти», – закончил он свой рассказ.

До Сухуми мы добрались к полуночи. Переночевали, а утром съездили в Команы, где посетили действующий храм и источник, забивший на месте казни святого мученика Василиска. Когда-то, в пятом веке, по пути в Команы скончался сосланный в эти края святитель Иоанн Златоуст. Неподалеку находится место третьего обретения честной главы святого Иоанна Крестителя.

На службу мы не успели. Помолились в церкви у каменного гроба, в котором покоилось тело Иоанна Златоуста до того, как его перевезли в Константинополь, окунулись в источнике и отправились обратно в Сухуми. Неожиданно наши планы расстроились: кто-то позвонил Борису, и ему пришлось срочно на несколько дней отправиться по делам. Больше я его не видел.

Приехав на следующий год в Сочи, узнал, что Борис погиб. Командир казачьего подразделения, к которому он был приписан, приказал ему убить оленя и кабана для приема приехавшего из Москвы большого начальника. Борис отказался и откровенно сказал, что дал обет Богу никого больше не убивать. На что командир съязвил: «У тебя обет, а у нас обед. Без мяса высоких гостей не принимают». Борис долго отказывался, но у старших по званию разговор с подчиненными короток: «Это приказ, а с Господом Богом мы как-нибудь разберемся».

Выхода не было, и Борис решил слукавить: самому не стрелять, а поставить самострел – выстрел произойдет, когда зверь заденет за веревку. Дескать, охотник на курок не нажимал, олень сам нарвался. Закрепил он ружья, натянул веревки на тропах, по которым ходят звери, и утром пошел проверять. Дошел до заветного места – и получил пулю. Как это произошло, никто не знает. И никто не мог поверить в то, что при всей своей опытности Борис мог так оплошать. Умер он от потери крови.

Теперь о нем молятся и монахи, кому он помогал, и сослуживцы, и все, кто его знал. Помнят о Борисе как о добром христианине. А его историю рассказывают как грозное напоминание о том, как опасно нарушать данные Богу обеты.

2015 г.

Назовут тебя Ангелиной

Престольный праздник удался. За литургией благочинный отец Никифор вручил отцу настоятелю орден преподобного Сергия Радонежского и Патриаршую грамоту. Прихожане один за другим выходили на солею с букетами и признаниями в любви к батюшке Алексию и рассказами о том, как его стараниями был возрожден старинный храм, пребывавший в мерзости запустения[15]15
  Ср.: Мф. 24, 15–16.


[Закрыть] почти целый век. Трапеза прошла как никогда весело.

Радостно было всем. Вспоминали веселые истории о борьбе с уполномоченным по делам религий. Особенно развеселила всех пересказанная старостой ставшая церковным фольклором история о том, как отец Алексий спас уполномоченного от неминуемой смерти.

В 1989 году этот облеченный большими антихристанскими полномочиями муж пришел в храм и стал кричать на батюшку и членов двадцатки: «Какой вам храм! Его сносить надо, а не восстанавливать. А вам перестать приставать к властям с дурацкими инициативами. Все ведь знают, что Бога нет!». На что отец Алексий со словами: «Не позволю в храме богохульствовать!» – схватил уполномоченного под руку и потащил его к выходу. В ту же секунду в то место, где неистовствовал кощунник, упал кирпич.

– Не кирпич, а плинфа, – поправил старосту хозяин известной строительной фирмы.

– Да хоть и плинфа, а ведь прибила бы насмерть.

Это уполномоченный понял. И хотя возмущенно визжал, когда батюшка тащил его, но когда увидел, что свалилось бы ему на голову, присмирел и вообще больше в храме не показывался. «Говорят, что он вразуми лея и что его даже отпели после кончины» – завершила рассказ староста.

Вспомнили о том, сколько грузовиков мусора вывезли из храма. Вспомнили труды первых прихожан и предложили тост за их здравие. Ушедших в мир иной помянули, а присутствовавшим на трапезе старейшим прихожанкам Нине Ивановне и Софье Петровне пропели «Многая лета!». Ветеранки поблагодарили за память, но потом, глядя вслед дорогим автомашинам, уезжавшим по окончании трапезы, Нина Ивановна скорбно произнесла:

– Никому-то мы не нужны. Хоть бы из вежливости предложили подвезти до метро.

Софья Петровна вздохнула, но жаловаться не стала:

– Да у них же у всех дела. Сегодня будний день, рабочее время…

– Рабочее, – проворчала Нина Ивановна. – Работнички… Нахватали миллионов. На какой такой работе можно такие деньги зарабатывать. Мы, вот, одного стажу – пятьдесят лет. И до сих пор без дела не сидим. Без нас ведь ни одно дело не обходилось. И готовить, и мусор выносить, и раствор на леса поднимать, и по всяким поручениям по всей Москве раскатывать. Всё ведь делали. Обидно, что сейчас про нас забыли.

– Да кто же тебя забыл?! Тебе и многолетие спели. Батюшка даже в проповедях наши труды вспоминает. Нам и медали вручили. Чем же ты недовольна?

– А тем, что не при деле мы. Без нас решают, без нас делают.

– Да что нам решать-то? Когда на простых работах наши руки были нужны, мы и решали, как что половчее сделать. А сейчас проблемы нам неведомые. Надо их с властями решать. Надо храм расписывать. С нами, что ли, советоваться, как храм расписывать?! Там специалисты да таланты нужны.

– Да, вот только теперь и делов, что больную Шурку навестить да передать кому чего.

– Ты радуйся, что теперь тебе дают легкие поручения. Силы-то уже не те. Теперь у нас другое служение.

– Да какое служение?! Пустяки одни. За весь месяц батюшка только и поручил письмо передать Светлане Степановне для внука. Он в тюрьме сидит.

– Радуйся. Может, это письмо его к покаянию приведет, может, он в Бога уверует…

– Что ты все заладила «радуйся». Скорбно мне, а ты – радуйся.

– Ну, тогда слушай про мое поручение. На прошлой неделе вижу я сон. Будто сижу я в дивном саду за столом с красивыми, счастливыми людьми. На столе – цветы и фрукты невиданные. Аромат – не передать. До сих пор его чувствую. Все такие радостные. А неподалеку за грязным столом, на котором ни цветов, ни фруктов, сидит грустная женщина. Я ей говорю: «Что вы там одна сидите? Идите к нам». А она: «Не могу. Я при жизни в церковь не ходила. И хоть против церкви ничего плохого не делала, но не признавала ее. И все Таинства не признавала. И священников не уважала. Думала, что они народ дурачат. А теперь мне очень плохо. Я не могу быть с теми, кто Бога любил». Я говорю: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?». «Можете. Скажите моей дочери, что я очень страдаю. Только ее молитвы и помогут мне. И чтобы она меня заочно отпела и заказывала панихиды. По воскресеньям ходила бы в храм и подавала записки о моем упокоении. Пусть поспешит с отпеванием. Скоро сорок дней, как я преставилась». Говорит: «Зовут меня Лидией, а дочь – Ириной». И называет адрес.

Я просыпаюсь, а в голове этот адрес: и улица, и дом, и квартира. А это Зеленоград. Думаю: приснится же такое! Целый день, чтобы ни делала, у меня в голове этот адрес. Память у меня слабая, не помню, что мне пять минут назад сказали, а тут вертится этот адрес.

Пошла я на следующее утро к батюшке. Рассказала ему сон, а он говорит: «Поезжай». Шутка ли, надо до Москвы доехать, потом через всю Москву, да еще и до Зеленограда. Это на целый день путешествие. Делать нечего – благословение получила. Поехала. Добралась с приключениями: то сердце заболит, то электричку на полчаса на запасной путь отправили, то ноги затекли. Думаю, хоть бы у внука попросила посмотреть в интернете, есть ли вообще такой адрес. Да и как объяснить, зачем приехала? Скажут: «Бабка умом тронулась – на том свете побывала».

В общем, добралась. И улица на месте, и дом стоит, и квартира на последнем этаже. Звоню в дверь. Выходит огромный мужик в трусах и с сигаретой: «Вам кого, мамаша?». Я думаю, что ему сказать. Боюсь, пошлет он меня подальше. Извинилась, спрашиваю: «Не живет ли здесь Ирина?». «Живет», – говорит. Ничего не спрашивает, пинает дверь ногой. Я захожу. В кухне сидит женщина, лет пятидесяти. Лицо строгое, глаза холодные. У меня даже сердце зашлось. Как ей сказать? Может, имя совпало? Спрашиваю: «Вашу маму Лидией звали?». Кивает головой. Я снова спрашиваю: «Лидией?». «Ну, Лидией. Я же ответила». Хотя не ответила, а только кивнула. Она смотрит на меня подозрительно. Ну, я внутренне помолилась. «Господи, помоги!». Говорю: «Вашей маме очень плохо». Она смотрит на меня, как на дурочку: «Да мы ее месяц как закопали». – «Я знаю, что она умерла. Так ей там, куда ее душа попала, плохо». – «Какая душа? Я ни в какую душу не верю. И в Бога я не верю».

Тут она совсем разошлась. Кричать стала: «Ходят тут всякие. Выпишут имена в домовой книге и начинают народ разводить на деньги. Щас скажете, что она у вас миллион одолжила». – «Ничего она у меня не одалживала. И никаких денег мне не нужно. Я увидела ее во сне, и она назвала мне ваше имя и адрес, по которому вы живете». – «Вы что, работали с ней?». – «Нет. Я вообще ее никогда не видела. Я же вам говорю, что увидела ее во сне и пришла к вам рассказать, о чем она меня попросила». – «Да как вы могли ее во сне увидеть, если вы ее в жизни не видели?». – «Не знаю. Видно, так Господу было угодно, чтобы я нашла вас и передала просьбу вашей матери». – «Да как это возможно? Какой Господь?».

Разволновалась она страшно. Я прошу ее успокоиться. Говорю, что Господь необъяснимым образом может любого человека послать другому на помощь. Объясняю, что покойникам можно помочь только молитвой. И слово в слово передаю то, что ее мать просила и чтобы она поспешила с отпеванием. А от себя добавила: если она чем-то сильно ее обидела (может, в сердцах, при ссоре, смерти ей пожелала или прокляла ее), то нужно сугубо молиться.

Хорошо бы какие-то жертвы принести: сироткам помочь или за старыми и немощными поухаживать, как за матерью.

А она вдруг как зарыдает! И куда ее строгость девалась?! Лицо сморщилось, как у девчонки. Слезы текут, и она сквозь слезы: «Я мужа своего, Коленьку, бросила, чтобы вон с этим, кто вам открыл, жить. А она умоляла Колю не оставлять. А я ей тогда и не помню, что наговорила. Да… И “будь ты проклята” сказала. Коля с горя спился, мама умерла. А я теперь свое семейное счастье хлебаю. Вы видели мое сокровище – чистый кабан. Ест ведрами, а по ночам…». Она махнула рукой и вздохнула: «Я ведь из-за этой его страсти Коленьку бросила».

Тут вернулся ее избранник. Она вытерла слезы, и мы вышли с ней из квартиры. Она попросила меня повторить, что надо в церкви делать. Что и как заказать, как молиться. А я, слава Богу, взяла с собой молитвослов. А там и молитвы за умерших, и все, что надо новоначальным. Подарила ей молитвослов, объяснила, что у любого батюшки можно спросить, как ей матушку ее отмаливать. Так она, эта строгая женщина, руки мне целовала. Спустилась со мной с пятого этажа и в комнатных тапочках шла со мной до остановки. Благодарила и обещала завтра же заказать отпевание и впредь молиться о матери. Вот такая история.

– И к чему ты клонишь? Я же грущу, что мы на приходе не нужны.

– Еще как нужны! Я обо всем рассказала батюшке. Меня ведь тоже мысли о том, что мы ему теперь не нужны, мучили. А он и говорит: «Радуйтесь. У меня молодые помощники появились. А если у меня к вам нет никаких поручений, так теперь Сам Господь дает вам поручения и посылает вас с вестями. “Ангел” – это же посланник. Вот теперь и вы посланница. Так что постригайтесь в монахини с именем Ангелина. А в схиме будете Гавриилой».

Софья Петровна засмеялась. Нина Ивановна покачала головой, немного постояла, глядя вверх, и тоже засмеялась.

– Ну, теперь и я буду ждать особого поручения. Только сподоблюсь ли…

Подруги обнялись, расцеловались и тихо побрели в сторону метро.

2015 г.